Текст книги "Приключения Оливера Твиста. Повести и рассказы"

Автор книги: Чарльз Диккенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 54 страниц)

– Что толку в этих словах? – вмешался юный Бейтс. – Он не понимает, о чем ты говоришь.

– Если ты не будешь таскать носовые платки и часы, – сказал Плут, приспособляя свою речь к уровню развития Оливера, – все равно их стащит кто-нибудь другой. От этого плохо будет тем, у кого их стащат, и плохо будет тебе, и никто на этом деле не выгадает, кроме того парня, который эти вещи прикарманит, а ты имеешь на них точь-в-точь такое же право, как и он.

– Верно! – сказал еврей, который вошел в комнату, не замеченный Оливером. – Все это очень просто, мой милый; очень просто, можешь поверить на слово Плуту. Ха-ха-ха! Он знает азбуку своего ремесла.

Старик весело потирал руки, подтверждая рассуждения Плута, и посмеивался, восхищенный способностями своего ученика.

На этот раз беседа оборвалась, так как еврей вернулся домой в сопровождении мисс Бетси и джентльмена, которого Оливер ни разу еще не видел; Плут называл его Томом Читлингом; он замешкался на лестнице, обмениваясь любезностями с леди, и только что вошел в комнату.

Мистер Читлинг был старше Плута – быть может, видал на своему веку восемнадцать зим, – но обращение его с этим молодым джентльменом отличалось некоторой почтительностью, казалось свидетельствовавшей о том, что он признавал себя, пожалуй, ниже Плута, поскольку речь шла о хитроумии и профессиональных способностях. У него были маленькие, блестящие глазки и лицо, взрытое оспой; на нем была меховая шапка, темная, из рубчатого плиса куртка, засаленные бумазейные штаны и фартук. Правду сказать, его костюм был в незавидном состоянии; но он принес извинения компании, заявив, что его «выпустили» всего час назад, а так как он в течение последних шести недель носил мундир, то и не имел возможности уделить внимания своему штатскому платью. С величайшим раздражением мистер Читлинг добавил, что новый способ окуривать одежду чертовски противоречит конституции, так как прожигается материя; но нет никакой возможности бороться с властями графства. Подобное же замечание он сделал по поводу распоряжения стричь волосы, которое считал решительно противозаконным. Свою речь мистер Читлинг закончил заявлением, что вот уже сорок два бесконечных трудовых дня у него ни капли не было во рту и «пусть его прихлопнут, если он не усох».

– Как ты думаешь, Оливер, откуда пришел этот джентльмен? – ухмыляясь, спросил еврей, когда два других мальчика поставили на стол бутылку виски.

– Н-не знаю, сэр, – сказал Оливер.

– Это кто такой? – спросил Том Читлинг, бросив презрительный взгляд на Оливера.

– Это, милый мой, один из моих юных друзей, – ответил еврей.

– Значит, ему повезло… – сказал молодой человек, многозначительно посмотрев на Феджина. – Не все ли равно, откуда я пришел, мальчуган? Бьюсь об заклад на крону, что ты скоро отыщешь туда дорогу!

Эта шутка вызвала смех у мальчиков. Побалагурив еще немного на ту же тему, они шепотом обменялись несколькими словами с Феджином и ушли.

Новый гость потолковал в сторонке с Феджином, после чего оба придвинули свои стулья к очагу, и еврей, подозвав к себе Оливера и приказав ему сесть возле, завел речь о том, что должно было больше всего интересовать его слушателей. Разговор шел о великих выгодах их профессии, о сноровке Плута, о добродушном нраве Чарльза Бейтса и о щедрости самого еврея. Наконец, эти темы истощились, истощен был и мистер Читлинг, ибо пребывание в исправительном доме становится утомительным по истечении одной-двух недель. Поэтому мисс Бетси ушла, предоставив компании расположиться на отдых.

Начиная с этого дня Оливера редко оставляли одного; почти всегда он находился в обществе обоих мальчиков, которые ежедневно играли с евреем в старую игру – то ли для собственного усовершенствования, то ли для Оливера, – об этом лучше всех знал мистер Феджин. Иногда старик рассказывал им истории о грабежах, которые совершал в дни молодости, и столько было в них смешного и любопытного, что Оливер невольно смеялся от души и, несмотря на все свои прекрасные качества, не мог скрыть, что эти истории его забавляют.

Короче говоря, хитрый старый еврей опутал мальчика своими сетями. Подготовив его душу одиночеством и унынием к тому, чтобы мальчик предпочел любое общество своим печальным мыслям, старик теперь вливал в нее по капле яд, который, как он надеялся, загрязнит ее, навеки изменив ее цвет.

Глава XIX
в которой обсуждают, и принимают замечательный план

Была серая, промозглая, ветреная ночь, когда еврей, застегнув на все пуговицы пальто, плотно облегавшее его иссохшее тело, и подняв воротник до ушей, чтобы скрыть нижнюю часть лица, вышел из своей берлоги. Он приостановился на ступени, пока запирали за ним дверь и закладывали цепочку, и, убедившись, что мальчики заперли все как следует и шаги их замерли вдали, побежал по улице так быстро, как только мог.

Дом, куда привели Оливера, был расположен по соседству с Уайтчеплом. [32]32
  Уайтчепл– северо-восточный район Лондона, получивший печальную известность своими трущобами, в которых ютилась беднота.


[Закрыть] Еврей на минутку приостановился на углу и, подозрительно осмотревшись по сторонам, перешел через улицу по направлению к Спителфилдс.

Грязь толстым слоем лежала на мостовой, и черная мгла нависла над улицами; моросил дождь, все было холодным и – липким на ощупь. Казалось, именно в эту ночь и подобает бродить по улицам таким существам, как этот еврей. Пробираясь крадучись вперед, скользя под прикрытием стен и подъездов, отвратительный старик походил на какое-то омерзительное пресмыкающееся, рожденное в грязи и во тьме, сквозь которые он шел: он полз в ночи в поисках жирной падали себе на обед.

Он шел извилистыми и узкими улицами, пока не достиг Бетнел-Гряна; затем, круто свернув влево, он очутился в лабиринте грязных улиц, которых так много в этом густонаселенном районе.

По-видимому, еврей был очень хорошо знаком с той местностью, где находился, и его отнюдь не пугали темная ночь и трудная дорога. Он быстро миновал несколько переулков и улиц и, наконец, свернул в улицу, освещенную только одним фонарем в дальнем ее конце. Он постучал в дверь одного из домов и, обменявшись вполголоса несколькими невнятными словами с человеком, открывшим ее, поднялся по лестнице.

Когда он коснулся ручки двери, зарычала собака, и голос мужчины спросил, кто там.

– Это я, Билл, это только я, мой милый, – сказал еврей, заглядывая в комнату.

– Ну, так вваливайтесь сюда, – сказал Сайкс. – Лежи смирно, глупая скотина! Не можешь ты, что ли, узнать черта, если он в пальто?

Очевидно, собаку ввело в заблуждение верхнее одеяние мистера Феджина, ибо, как только еврей расстегнул пальто и бросил его на спинку стула, она удалилась в свой угол и при этом завиляла хвостом, как бы давая понять, что теперь она удовлетворена, насколько это чувство свойственно ее природе.

– Ну! – сказал Сайкс.

– Ну что ж, милый мой!.. – отозвался еврей. – А, Нэнси! В этом обращении слышалось некоторое замешательство, свидетельствовавшее о неуверенности в том, как оно будет принято: мистер Феджин и его юная приятельница не виделись с того дня, как она заступилась за Оливера. Поведение молодой леди быстро рассеяло все сомнения на этот счет, если таковые у него были. Она спустила ноги с каминной решетки, отодвинула стул и без лишних слов предложила Феджину подсесть к очагу, так как ночь – что и говорить – холодная.

– Да, моя милая Нэнси, очень холодно, – сказал еврей, грея свои костлявые руки над огнем. – Пронизывает насквозь, – добавил старик, потирая себе бок.

– Лютый должен быть холод, чтобы пробрать вас до самого сердца, – сказал мистер Сайкс. – Дай ему выпить чего-нибудь, Нэнси. Да пошевеливайся, черт подери! Тут и самому недолго заболеть, когда посмотришь, как трясется этот мерзкий старый скелет, словно гнусный призрак, только что вставший из могилы.

Нэнси проворно достала бутылку из шкафа, где стояло еще много бутылок, наполненных, судя по их виду, всевозможными спиртными напитками.

Сайкс, налив стакан бренди, предложил его еврею.

– Довольно, довольно… Спасибо, Билл, – сказал еврей, едва пригубив и поставив стакан на стол.

– Боитесь, как бы вас не обошли? – сказал Сайкс, пристально посмотрев на еврея. – Уф!

С хриплым, презрительным ворчанием мистер Сайкс схватил стакан и выплеснул остатки бренди в золу – эта церемония предшествовала тому, чтобы затем наполнить его для себя, что он и сделал.

Пока он опрокидывал в глотку второй стакан, еврей окинул взглядом комнату – не из любопытства, так как не раз уже видел ее, но по свойственной ему подозрительности и вследствие беспокойной своей натуры. Это была нищенски обставленная комната, и только содержимое шкафа наводило на мысль, что здесь живет человек, не занимающийся трудом; на виду не было никаких подозрительных предметов, кроме нескольких тяжелых дубинок, стоявших в углу, и дубинки со свинцовым наконечником, висевшей над очагом.

– Ну вот, – сказал Сайкс, облизывая губы, – теперь я готов.

– Поговорим о делах? – осведомился еврей.

– Ладно, пусть о делах, – согласился Сайкс. – Выкладывайте, что хотели сказать.

– О делишках в Чертей, Билл? – спросил еврей, придвинув свой стул и понизив голос.

– Ладно. Что вы об этом скажете? – спросил Сайкс.

– Ах, милый мой, ведь вы знаете, что у меня на уме… – сказал еврей. – Ведь он это знает, Нэнси, правда?

– Нет, не знает, – ухмыльнулся мистер Сайкс. – Или не хочет знать, а это одно и то же. Говорите начистоту и называйте вещи своими именами! Нечего сидеть здесь, моргать да подмигивать и объясняться со мной намеками, как будто не вам первому пришла в голову мысль о грабеже! Что у вас на уме?

– Тише, Билл, тише! – сказал еврей, тщетно пытавшийся положить конец этому взрыву негодования. – Нас могут услышать.

– Пусть слушают! – сказал Сайкс. – Не все ли мне равно?

Но так как мистеру Сайксу было не все равно, то, поразмыслив, он заговорил тише и стал заметно спокойнее.

– Ну-ну, – сказал еврей, улещивая его. – Я просто осторожен, вот и все. А теперь, мой милый, поговорим об этом дельце в Чертей. Когда мы его обделаем, Билл? Когда? Какое там столовое серебро, мой милый, какое серебро! – сказал еврей, потирая руки и поднимая брови в предвкушении удовольствия.

– Ничего не выйдет, – холодно отозвался Сайкс.

– Ничего из этого дела не выйдет?.. – воскликнул еврей, откинувшись на спинку стула.

– Да, ничего не выйдет, – сказал Сайкс. – Во всяком случае, это не такое простое дело, как мы думали.

– Значит, за него взялись плохо, – сказал еврей, побледнев от злости. – Можете ничего мне не говорить!

– Нет, я вам все расскажу, – возразил Сайкс, – Кто вы такой, что вам ничего нельзя сказать? Я вам говорю, что Тоби Крекит две недели слонялся вокруг этого места и ему не удалось связаться ни с одним из слуг!

– Неужели вы хотите сказать, Билл, – спросил еврей, успокаиваясь по мере того, как его собеседник начинал горячиться, – что хоть одного из этих двух слуг не удалось переманить?

– Да, это самое я и хочу вам сказать, – ответил Сайкс. – Вот уже двадцать лет, как они служат у старой леди, и если бы вы им дали пятьсот фунтов, они все равно не клюнули бы.

– Неужели вы хотите сказать, мой милый, что никому не удастся даже женщин переманить? – спросил еврей.

– Совершенно верно, не удастся, – ответил Сайкс.

– Как, даже такому ловкачу, как Тоби Крекит? – недоверчиво сказал еврей. – Вспомните, Билл, что за народ эти женщины!

– Да, даже ловкачу Тоби Крекиту, – ответил Сайкс. – Он говорит, что приклеивал фальшивые бакенбарды, надевал канареечного цвета жилет, когда слонялся в тех краях, и все ни к чему.

– Лучше было бы ему, мой милый, испробовать усы и военные штаны, – возразил еврей.

– Он и это пробовал, – сказал Сайкс, – а пользы от них было столько же.

Это известие смутило еврея. Уткнувшись подбородком в грудь, он несколько минут размышлял, а потом поднял голову и сказал с глубоким вздохом, что если ловкач Тоби Крекит рассказал все правильно, то игра, он опасается, проиграна.

– А все-таки, – сказал старик, опуская руки на колени, – грустно, милый мой, столько терять, когда на это были направлены все наши помыслы.

– Верно, – согласился мистер Сайкс. – Не повезло.

Наступило длительное молчание; еврей погрузился в глубокие размышления, и сморщенное его лицо поистине стало дьявольски мерзким. Время от времени Сайкс украдкой посматривал на него. Нэнси, явно боясь раздражать взломщика, сидела, не спуская глаз с огня, будто оставалась глухой ко всему происходившему.

– Феджин, – спросил Сайкс, резко нарушая наступившую тишину, стоит это дело лишних пятидесяти золотых?

– Да, – сказал еврей, также внезапно оживившись.

– Значит, по рукам? – осведомился Сайкс.

– Да, мой милый, – ответил еврей; глаза у него засверкали, и каждый мускул на лице его дрожал от волнения, вызванного этим вопросом.

– Ну, так вот, – сказал Сайкс, с некоторым пренебрежением отстраняя руку еврея, – это можно сделать когда угодно. Позапрошлой ночью мы с Тоби перелезли через ограду сада и ощупали дверь и ставни. На ночь дом запирают, как тюрьму, но есть одно местечко, куда мы можем пробраться потихоньку и ничем не рискуя.

– Где же это, Билл? – нетерпеливо спросил еврей.

– Нужно, знаете ли, пересечь лужайку… – шепотом заговорил Сайкс.

– Да? – подхватил еврей, вытянув шею и выпучив глаза так, что они едва не выскочили из орбит.

– Уф! – воскликнул Сайкс и запнулся, так как девушка вдруг оглянулась и чуть заметным кивком головы указала на еврея. – Не все ли равно, где это? Знаю, что без меня вам все равно не обойтись… Но лучше быть начеку, когда имеешь дело с таким, как вы.

– Как хотите, мой милый, как хотите, – отозвался еврей. – Помощи вам никакой не надо, вы справитесь вдвоем с Тоби?

– Никакой, – сказал Сайкс. – Нам нужны только коловорот и мальчишка. Первый у нас есть, а второго должны достать нам вы.

– Мальчишка! – воскликнул еврей. – О, так, стало быть, речь идет о филенке?

– Вам до этого нет никакого дела! – ответил Сайкс. – Мне нужен мальчишка, и мальчишка должен быть не жирный. О господи! – раздумчиво сказал мистер Сайкс. – Если бы я мог заполучить сынишку трубочиста Нэда! Он нарочно держал его в черном теле и отпускал на работу. Но отца послали на каторгу, и тогда вмешалось Общество попечения о малолетних преступниках, забрало мальчишку, лишило его ремесла, которое давало заработок, обучает грамоте и со временем сделает из него подмастерье. Вечно они суются! – сказал мистер Сайкс, припоминая все обиды и раздражаясь все больше и больше. – Вечно суются! И будь у них достаточно денег (слава богу, их нет!), у нас через годик-другой не осталось бы и пяти мальчишек для нашего ремесла.

– Правильно, – согласился еврей, который в продолжение этой речи был погружен в размышления и расслышал только последнюю фразу. – Билл!

– Ну, что еще? – сказал Сайкс.

Еврей кивнул головой в сторону Нэнси, которая по-прежнему смотрела на огонь, и этим дал понять, что лучше было бы удалить ее из комнаты. Сайкс нетерпеливо пожал плечами, как будто считал такую меру предосторожности излишней, но тем не менее подчинился и потребовал, чтобы мисс Нэнси принесла ему кружку пива.

– Никакого пива ты не хочешь, – сказала Нэнси, складывая руки и преспокойно оставаясь на своем месте.

– А я говорю тебе, что хочу! – крикнул Сайкс.

– Вздор! – хладнокровно ответила девушка. – Продолжайте, Феджин. Я знаю, что он хочет сказать, Билл. На меня он может не обращать никакого внимания.

Еврей все еще колебался. Сайкс удивленно переводил взгляд с него на нее.

– Да неужели девушка мешает вам, Феджин? – сказал он, наконец. – Что за чертовщина! Вы давно ее знаете и можете ей доверять. Она не из болтливых. Верно, Нэнси?

– Ну еще бы! – ответила эта молодая леди, придвинув стул к столу и облокотившись на него.

– Да, да, моя милая, я это знаю, – сказал еврей, – но… – И старик снова запнулся.

– Но – что? – спросил Сайкс.

– Я думал, что она, знаете ли, опять выйдет из себя, как в тот вечер, – ответил еврей.

Услыхав такое признание, мисс Нэнси громко расхохоталась и, залпом выпив стаканчик бренди, вызывающе покачала головой и разразилась восклицаниями, вроде: «Валяйте смелее», «Никогда не унывайте» и тому подобными. По-видимому, они подействовали успокоительно на обоих джентльменов, так как еврей с удовлетворенным видом кивнул головой и снова занял свое место; так же поступил и мистер Сайкс.

– Ну, Феджин, – со смехом сказала Нэнси, – поскорее расскажите Биллу об Оливере!

– Ха! Какая ты умница, моя милая! Никогда еще не видывал такой смышленой девушки! – сказал еврей, поглаживая ее по шее. – Верно, я хотел поговорить об Оливере. Ха-ха-ха!

– Что же вы хотели сказать о нем! – спросил Сайкс.

– Для вас это самый подходящий мальчик, мой милый, – хриплым шепотом ответил еврей, прикладывая палец к носу и отвратительно ухмыляясь.

– Он?! – воскликнул Сайкс.

– Возьми его, Билл, – сказала Нэнси. – Я бы взяла, будь я на твоем месте. Может, он не так проворен, как другие, но ведь тебе нужно только, чтобы он отпер дверь. Будь уверен, Билл, на него можно положиться.

– Я в этом не сомневаюсь, – подтвердил Феджин. – Эти последние недели мы его здорово дрессировали, и пора ему зарабатывать себе на хлеб. К тому же все остальные слишком велики.

– Да, он как раз подходит по росту, – задумчиво сказал мистер Сайкс.

– И он исполнит все, чего вы от него потребуете, Билл, милый мой, – присовокупил еврей. – У него другого выхода нет. Конечно, если вы его хорошенько припугнете.

– Припугнуть! – подхватил Сайкс. – Запомните, я его припугну не на шутку. Если он вздумает увиливать, когда мы примемся за работу, я ему не спущу ни на пенни, ни на фунт. Живым вы его не увидите, Феджин. Подумайте об этом, прежде чем посылать его. Запомните мои слова! – сказал грабитель, показывая лом, который он достал из-под кровати.

– Обо всем этом я подумал, – с жаром ответил еврей. – Я… к нему присматривался, мой милый, очень внимательно. Нужно только дать ему понять, что он из нашей компании, вбить ему в голову, что он стал вором, – и тогда он наш! Наш на всю жизнь. Ого! Как это все кстати случилось!

Старик скрестил руки на груди; опустив голову и сгорбившись, он как будто обнимал самого себя от радости.

– Наш! – повторил Сайкс. – Вы хотите сказать – ваш!

– Может быть, мой, милый, – сказал еврей, пронзительно захихикав. – Мой, если хотите, Билл!

– А почему, – спросил Сайкс, нахмурившись и злобно взглянув на своего милого дружка, – почему вы столько труда положили на какого-то чахлого младенца, когда вам известно, что в Коммон-Гарден каждый вечер слоняются пятьдесят мальчишек, из которых – вы можете выбрать любого?

– Потому что от них мне никакой пользы, мой милый, – с некоторым смущением ответил еврей. – Не стоит и говорить. Если случится им попасть в беду, их выдаст сама их физиономия, и тогда для меня они потеряны. А если этого мальчика хорошенько вымуштровать, мои милые, с ним я больше сделаю, чем с двумя десятками других. И к тому же, – добавил еврей, оправившись от смущения, – он нас теперь предаст, если только ему удастся удрать, а потому он должен разделить нашу судьбу. Не все ли равно, как это случится? В моей власти заставить его принять участие в грабеже – вот все, что мне нужно. И к тому же это куда лучше, чем смести с дороги бедного маленького мальчика. Это было бы опасно, и вдобавок мы потеряли бы на этом деле.

– На какой день назначено? – спросила Нэнси, помешав мистеру Сайксу разразиться негодующими возгласами в ответ на человеколюбивые замечания Феджина.

– Да, в самом деле, – подхватил еврей, – на какой день назначено, Билл?

– Я сговорился с Тоби на послезавтра, ночью, – угрюмо ответил Сайкс. – В случае чего я его предупрежу.

– Прекрасно, – сказал еврей, – луны не будет.

– Не будет, – подтвердил Сайкс.

– Значит, все приготовлено, чтобы завладеть добычей? – спросил еврей.

Сайкс кивнул.

– И насчет того, чтобы…

– Обо всем договорились, – перебил его Сайкс. – Нечего толковать о подробностях. Приведите-ка лучше мальчишку завтра вечером. Я тронусь в путь через час после рассвета. А вы держите язык за зубами и тигель наготове, больше ничего от вас не требуется.

После недолгой беседы, в которой все трое принимали живое участие, было решено, что завтра, в сумерках, Нэнси отправится к еврею и уведет с собой Оливера; при этом Феджин хитро заметил, что, если Оливер вздумает оказать сопротивление, он, Феджин, с большей готовностью, чем кто-нибудь другой, согласен сопровождать девушку, которая недавно заступалась за Оливера. Торжественно условились также, что бедный Оливер, ввиду задуманной экспедиции, будет всецело поручен заботам и попечению мистера Уильяма Сайкса и что упомянутый Сайкс будет обходиться с ним так, как сочтет нужным, и еврей не призовет его к ответу в случае, если Оливера постигнет какая-нибудь беда или окажется необходимым подвергнуть его наказанию; относительно этого пункта договорились, что любое заявление мистера Сайкса по возвращении домой будет во всех важных деталях подтверждено и засвидетельствовано ловкачом Тоби Крекитом.

Когда с предварительными переговорами было покончено, мистер Сайкс с ожесточением принялся за бренди, устрашающе размахивал ломом, во все горло, весьма немузыкально распевал какую-то песню и выкрикивая отвратительные ругательства. Наконец, в порыве профессионального энтузиазма он пожелал показать свой ящик с набором воровских инструментов; не успел он ввалиться с ним в комнату и открыть его с целью объяснить свойства и качества различных находящихся в нем инструментов и своеобразную прелесть их конструкции, как растянулся вместе с ящиком на полу и заснул, где упал.

– Спокойной ночи, Нэнси, – сказал еврей, снова закутываясь до ушей.

– Спокойной ночи.

Взгляды их встретились, и еврей зорко посмотрел на нее. Девушка и глазом не моргнула. Она так же не помышляла об обмане и так же серьезно относилась к делу, как и сам Тоби Крекит.

Еврей снова пожелал ей спокойной ночи, украдкой лягнул за ее спиной распростертое тело мистера Сайкса и ощупью спустился по лестнице.

– Вечно одно и то же, – бормотал себе под нос еврей, возвращаясь домой. – Хуже всего в этих женщинах то, что малейший пустяк пробуждает в них какое-то давно забытое чувство, а лучше всего то, что это скоро проходит. Ха-ха! Мужчина против ребенка, – за мешок золота!

Коротая время за такими приятными размышлениями, мистер Феджин добрался по грязи и слякоти – до своего мрачного жилища, где бодрствовал Плут, нетерпеливо ожидавший его возвращения.

– Оливер спит? Я хочу с ним поговорить, – были первые слова Феджина, когда они спустились вниз.

– Давным-давно, – ответил Плут, распахнув дверь. – Вот он!

Мальчик крепко спал на жесткой постели, постланной на полу; от тревоги, печали и затхлого воздуха своей темницы он был бледен как смерть – не мертвец в саване и гробу, но тот, кого только что покинула жизнь и чей кроткий юный дух секунду назад вознесся к небу, а грубый воздух земного мира еще не успел изменить тленную оболочку…

– Не сейчас, – сказал еврей, потихоньку отходя от него. – Завтра. Завтра.