Текст книги "Приключения Оливера Твиста. Повести и рассказы"

Автор книги: Чарльз Диккенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 54 страниц)

Глава XLIV
Для Нэнси настает время исполнить обещание, данное Роз Мэйли. Она терпит неудачу

Как ни была искушена Нэнси во всех тонкостях искусства хитрить и притворяться, однако она не могла до конца скрыть того смятения, в которое ее поверг соделанный ею поступок. Она помнила, что и лукавый еврей и жестокий Сайкс посвящали ее в свои планы, которые оставались тайной для всех других, в полной уверенности, что она достойна доверия и стоит вне подозрений. Как ни гнусны были эти планы, какими отъявленными негодяями ни были люди, их замыслившие, и как ни велико было ее озлобление против Феджина, который вел ее шаг за шагом вниз и вниз, в бездну преступлений и отчаяния, откуда нет возврата, однако бывали минуты, когда она смягчалась даже по отношению к нему, опасаясь, как бы ее разоблачение не привело его к тем железным тискам, от которых он так долго ускользал, и как бы он не погиб – хотя такую участь он и заслужил – от ее руки.

Но подобные колебания духа не могли целиком оторвать ее от прежних товарищей и сообщников, хотя она и способна была сосредоточиться на одной цели и не уклоняться в сторону, невзирая ни на какие соображения. Ее опасения за Сайкса могли послужить более серьезным мотивом для отступления, пока еще не поздно, но она условилась, что ее тайну будут свято хранить, она не дала ни одной нити, которая помогла бы его найти; ради него она даже отказалась спастись от всех преступлений и мерзости, окружавших ее, – могла ли она сделать больше? Она решилась.

Хотя ее душевная борьба и заканчивалась таким решением, но она начиналась снова и снова и не проходила бесследно. За эти несколько дней Нэнси похудела и побледнела. Иногда она никакого внимания не обращала на то, что происходило вокруг, и не принимала участия к разговорах, тогда как прежде кричала бы громче всех. Иной раз она смеялась невесело и поднимала шум без причины и без толку. Иной раз – это нередко случалось минуту спустя – она сидела молчаливая и понурая, в раздумье опустив голову на руки, и те усилия, какие она делала, чтобы оживиться, красноречивее, чем эти признаки, говорили о том, что ей не по себе и мысли ее не имеют никакого отношения к тому, о чем толкуют ее товарищи.

Был воскресный вечер, и на ближней церкви колокол начал отбивать часы. Сайкс с евреем вели беседу, но теперь умолкли, прислушиваясь. Девушка, сидевшая, сгорбившись, на низкой скамье, подняла голову и тоже прислушалась. Одиннадцать.

– Час до полуночи, – сказал Сайкс, приподняв штору, чтобы посмотреть на улицу, и возвращаясь на свое место. – И к тому же темно и облачно. Славная ночка для работы.

– Ах! – вздохнул Феджин. – Как досадно, Билл, милый мой, что у нас никакой работы не припасено.

– На этот раз вы правы, – хмуро сказал Сайкс. – Досадно, потому что сейчас мне это пришлось бы по вкусу.

Феджин вздохнул и уныло покачал головой.

– Мы должны наверстать потерянное время, как только дела у нас наладятся, вот что я думаю, – заметил Сайкс.

– Правильно рассуждаете, милый мой, – ответил Феджин, осмелившись потрепать его по плечу. – Мне приятно вас слушать.

– Вам приятно! – воскликнул Сайкс. – Ну что ж, пусть так.

– Ха-ха-ха! – засмеялся Феджин, как будто это замечание его успокоило. – Сегодня вы опять такой, как прежде, Билл. Совсем такой же.

– А я себя не чувствую таким, когда вы кладете мне на плечо эти усохшие старые когти. Стало быть, уберите их, – сказал Сайкс, отталкивая руку еврея.

– Это вас волнует, Билл; походит на то, будто вас схватили? – сказал Феджин, решив не обижаться.

– Походит на то, будто меня сам черт схватил, – ответил Сайкс. – Не бывало еще человека с такой рожей, как у вас. Вот разве что у вашего отца была такая, а уж ему-то, наверно, подпаливают сейчас бороду, рыжую с проседью. Или, может быть, вы произошли прямо от черта, без всякого отца, – меня бы это ничуть не удивило.

На этот комплимент Феджин ничего не ответил, но, дернув Сайкса за рукав, указал пальцем на Нэнси, которая воспользовалась возникшим разговором, чтобы надеть шляпку, и теперь собралась выйти из комнаты.

– Эй! – крикнул Сайкс. – Нэнс! Куда это девка вздумала идти так поздно?

– Недалеко.

– Это еще что за ответ? – сказал Сайкс. – Куда ты идешь?

– Говорю – недалеко.

– А я спрашиваю: куда? – закричал Сайкс. – Ты меня слышишь?

– Не знаю куда, – ответила девушка.

– Ну, так я знаю, – сказал Сайкс, не столько потому, что у него были веские причины не пускать ее, если бы она вздумала куда-нибудь пойти, сколько из упрямства, – Никуда!.. Сядь!

– Мне нездоровится. Я тебе уже говорила, – возразила девушка. – Я хочу подышать свежим воздухом.

– Высунь голову в окно, – ответил Сайкс.

– Мне этого мало, – сказала девушка. – Мне нужно подышать воздухом на улице.

– Обойдешься! – ответил Сайкс.

С этими словами он встал, запер дверь, вынул ключ и, сорвав у нее с головы шляпку, забросил ее на старый шкаф.

– Вот так, – сказал грабитель. – Теперь сиди смирно там, где сидела, слышишь?

– Шляпа-то меня не удержит, – сильно побледнев, сказала девушка. – Что с тобой, Билл? Да знаешь ли ты, что ты делаешь?

– Знаю ли я… О! – воскликнул Сайкс, поворачиваясь к Феджину. – Смотрите, она свихнулась, иначе она бы не посмела так со мной говорить.

– Ты меня доведешь до какого-нибудь отчаянного поступка, – пробормотала девушка, прижимая обе руки к груди, словно стараясь удержаться от бурного взрыва. – Отпусти, слышишь… сию же минуту… сию же секунду!

– Нет, – сказал Сайкс.

– Феджин, скажите ему, чтобы он меня отпустил. Пусть лучше отпустит. Для него же будет лучше. Слышишь ты меня? – топнув ногой, крикнула Нэнси.

– Слышу ли? – повторил Сайкс, поворачиваясь на стуле лицом к ней. – Если я еще минуту буду тебя слышать, собака вцепится тебе в горло так, что выдерет из глотки этот крикливый голос. Что это на тебя нашло, дрянь ты этакая?! Что на тебя нашло?

– Пусти меня, – очень настойчиво сказала девушка и, усевшись на пол перед дверью, добавила: – Билл, пусти меня! Ты не знаешь, что ты делаешь. Не знаешь… Только на один час… Пусти!.. Пусти…

– Пусть меня режут на куски, – воскликнул Сайкс, грубо схватив ее за плечо, – если у этой девки не буйное помешательство! Встань!

– Не встану, пока ты меня не пустишь… пока не пустишь… ни за что… ни за что!.. – завизжала девушка.

С минуту Сайкс смотрел на нее, подстерегая удобный момент, потом, внезапно скрутив ей руки, потащил ее, невзирая на сопротивление, в маленькую смежную комнату, где швырнул на стул, а сам уселся рядом на скамью, продолжая держать ее. Она то вырывалась, то умоляла, пока не пробило двенадцать, тогда, устав и выбившись из сил, она перестала настаивать на своем. Бросив ей предостережение, скрепленное многочисленными ругательствами, не пытаться больше выйти сегодня из дому, Сайкс предоставил ей успокаиваться на досуге и вернулся к Феджину.

– Вот так штука! – сказал взломщик, вытирая пот с лица. – Чертовски странная девка.

– Что и говорить, Билл… – задумчиво отозвался Феджин, – что и говорить.

– Как вы думаете, что это ей взбрело в голову уходить из дому ночью? – спросил Сайкс. – Послушайте, вы знаете ее лучше, чем я. Что это значит?

– Упрямство. Мне кажется, это женское упрямство, мой милый.

– Мне тоже так кажется, – проворчал Сайкс. – Я думал, что вышколил ее, но она такая же дрянь, какой была.

– Хуже, – задумчиво произнес Феджин. – Я никогда еще не видел, чтобы это с ней случалось из-за таких пустяков.

– Я тоже, – сказал Сайкс. – Я думаю, у нее еще бродит в крови эта лихорадка, а?

– Похоже на то.

– Если она еще раз примется за такие штуки, я ей сделаю маленькое кровопускание, не утруждая доктора, – сказал Сайкс.

Феджин выразительно кивнул, одобряя такой способ лечения.

– Она по целым дням, да и по ночам не отходила от меня, когда я лежал пластом, а вы, злое, волчье отродье, держались в стороне, – сказал Сайкс. – К тому же мы все время очень нуждались, и, я думаю, ее это мучило и раздражало, а от долгого сиденья здесь взаперти она, наверно, и сделалась такой беспокойной.

– Так оно и есть, мой милый, – шепотом ответил еврей. – Тише.

Как только он произнес эти слова, девушка вошла в комнату и села на прежнее место. Глаза у нее опухли и покраснели; она раскачивалась взад и вперед, встряхивала головой и вдруг расхохоталась.

– Ну вот, теперь она покатилась по другой дорожке! – воскликнул Сайкс, с величайшим изумлением посмотрев на своего собеседника.

Феджин кивнул ему, чтобы он не обращал на нее внимания, и через несколько минут девушка пришла в себя. Шепнув Сайксу, что больше нечего опасаться нового припадка, Феджин взял шляпу и пожелал ему спокойной ночи. У двери он приостановился и, оглянувшись, спросил, не посветит ли ему кто-нибудь на темной лестнице.

– Посвети ему, – сказал Сайкс, набивавший трубку. – Жаль будет, если он свернет себе шею и разочарует любителей зрелищ. Проводи его со свечой.

Взяв свечу, Нэнси спустилась вслед за стариком по лестнице. Когда они вышли в коридор, он приложил палец к губам и, придвинувшись к девушке, спросил шепотом:

– Что случилось, Нэнси, милая?

– О чем вы говорите? – также тихо спросила девушка.

– О причине всего этого, – ответил Феджин. – Если он, – костлявым пальцем он указал наверх, – так жесток с тобой (ведь он скотина, Нэнс, грубая скотина), то почему же ты не…

– Ну? – сказала девушка, когда Феджин замолчал, почти касаясь губами ее уха и не сводя с нее глаз.

– Сейчас не будем говорить. Мы об этом еще потолкуем. Во мне ты имеешь друга, Нэнс, верного друга. У меня есть средства под рукой, надежные и безопасные. Если ты хочешь отомстить тем, кто обращается с тобой как с собакой – нет, хуже, чем с собакой, потому что ей он иной раз потакает, – приходи ко мне. Слышишь, приходи ко мне! Этот негодяй у тебя на один день, а меня ты давно знаешь, Нэнс.

– Я вас хорошо знаю, – отозвалась девушка без всякого волнения. – Спокойной ночи.

Она отшатнулась, когда Феджин хотел пожать ей руку, но снова твердым голосом пожелала ему спокойной ночи и, ответив на его прощальный взгляд многозначительным кивком, заперла за ним дверь.

Феджин направился к себе домой, погруженный в глубокие размышления. У него медленно и постепенно зарождалось подозрение – не только из-за сегодняшней сцены, хотя она и служила тому подтверждением, – подозрение, что Нэнси, измученная грубостью взломщика, решила завести себе нового дружка. Перемена в ее обращении, частые отлучки из дому, некоторое равнодушие к интересам шайки, которой она когда-то была так предана, и в довершение – ее неудержимое желание уйти в тот вечер в определенный час – все это делало правдоподобным его догадку и превращало ее, по крайней мере для него, чуть ли не в уверенность. Предмет этой новой любви не был одним из его подручных. Он мог оказаться ценным приобретением с такой помощницей, как Нэнси, и его следовало (так рассуждал Феджин) привлечь без промедления.

Нельзя было терять из виду и другой цели, еще более преступной. Сайксу слишком многое было известно, а его грубое издевательство раздражало Феджина ничуть не меньше оттого, что он это скрывал. Девушка должна прекрасно знать, что, если она его бросит, ей никогда не защитить себя от его ярости, и эта ярость несомненно обрушится на предмет ее нового увлечения, а это приведет к увечью, может быть и к смерти. «Стоит подговорить ее, – размышлял Феджин, – и весьма вероятно, что она согласится его отравить. Для этого женщины проделывали вещи и похуже. Исчезнет опасный негодяй, человек, которого я ненавижу, его место займет другой, а мое влияние на девушку, подкрепленное тем, что ее преступление мне известно, окажется безграничным».

Эти соображения промелькнули в голове Феджина за короткое время, пока он сидел в комнате грабителя, и, всецело занятый ими, он затем воспользовался представившимся случаем испытать девушку с помощью туманных намеков, брошенных при прощании. Она не удивилась, но притворилась, будто ей непонятен смысл его слов. Девушка все поняла. Об этом говорил при прощании ее взгляд. Но, может быть, она отшатнется от предложения лишить Сайкса жизни, а это была одна из главных целей, о которой надо было помнить. «Как усилить мое влияние на нее? – думал Феджин, плетясь домой. – Как мне добиться большей власти?»

Такие люди умеют изыскивать средства. Скажем, не вырывая у нее признания, он, Феджин, примется выслеживать, откроет предмет ее новой привязанности и, если она отвергнет его замысел, пригрозит рассказать обо всем Сайксу (которого она не на шутку боялась), – разве не обеспечит он себе ее согласия?

– Я этого добьюсь, – прошептал Феджин. – Тогда она не посмеет мне отказать. Ни за что, ни за что не посмеет. Я все обдумал. Средства под рукой и будут пущены в ход. Я еще до тебя доберусь!

Он бросил мрачный взгляд назад, сделал угрожающий жест, глядя в ту сторону, где оставил негодяя, более храброго, чем он сам, и пошел своей дорогой, теребя и туго закручивая костлявыми пальцами складки рваного плаща, словно руки его сокрушали ненавистного врага.

Глава XLV
Феджин дает Ноэ Клейполу секретное поручение

На следующее утро старик встал рано и с нетерпением ждал прихода своего нового сообщника, который с большим опозданием явился, наконец, и с жадностью набросился на завтрак.

– Болтер, – сказал Феджин, придвигая стул и усаживаясь против Мориса Болтера.

– Ну вот, я здесь, – отозвался Ноэ. – Что случилось? Не просите меня ни о чем, пока я не покончу с едой. Вот что у вас здесь плохо: никогда не хватает времени спокойно поесть.

– Разве вы не можете разговаривать и есть одновременно? – спросил Феджин, от всей души проклиная прожорливость своего любезного молодого друга.

– Ну что же, разговаривать я могу. У меня дело идет лучше, когда я разговариваю, – сказал Ноэ, отрезая чудовищный ломоть хлеба. – Где Шарлотт?

– Ушла, – ответил Феджин. – Я ее отослал утром с другой молодой женщиной, потому что хотел остаться с вами наедине.

– О! – сказал Ноэ. – Жаль, что вы не приказали ей сначала приготовить гренки с маслом. Ну ладно. Говорите. Вы мне не помешаете.

В самом деле, не было, казалось, большой опасности помешать ему чем бы то ни было, так как он уселся за стол с твердым намерением потрудиться на славу.

– Вчера вы хорошо поработали, мой милый, – сказал Феджин. – Превосходно. В первый же день шесть шиллингов девять с половиной пенсов. Вы сколотите себе состояние на облапошивании птенцов.

– Не забудьте прибавить к этому три пинтовые кружки и кувшин для молока, – сказал мистер Болтер.

– Да, да, мой милый. Что касается до кружек – это было здорово сделано, а кувшин – завидная работа.

– Мне кажется, очень неплохо для начинающего, – самодовольно заметил мистер Болтер. – Кружки я снял с изгороди, а кувшин стоял сам по себе у входа в трактир. Я подумал, как бы он не заржавел от дождя или, знаете ли, не схватил простуду. А? Ха-ха-ха!

Феджин сделал вид, будто смеется от души, а мистер Болтер, нахохотавшись вдосталь, проглотил один за другим несколько больших кусков и, покончив с первым ломтем хлеба с маслом, принялся за второй.

– Мне нужно, Болтер, – сказал Феджин, нагнувшись над столом, – чтобы вы, мой милый, исполнили для меня одну работу, требующую величайшего старания и осмотрительности.

– Послушайте, – сказал Болтер, – не вздумайте толкать меня на опасное дело или опять посылать в ваше полицейское управление. Это мне вовсе не подходит, и я вам так прямо и говорю.

– Никакой опасности в этом нет, ни малейшей, – сказал еврей, – нужно только проследить за одной женщиной.

– За старухой? – спросил мистер Болтер.

– За молодой, – ответил еврей.

– С этим делом я прекрасно могу справиться, – сказал Болтер. – В школе я был ловким доносчиком. А зачем мне ее выслеживать? Уж не для того ли, чтобы…

– Делать ничего не нужно, только сообщите мне, куда она ходит, с кем встречается и, если возможно, что говорит; запомнить улицу – если это улица, или дом – если это дом, и принести мне все сведения, какие раздобудете.

– Сколько вы мне заплатите? – спросил Ноэ, поставив чашку и жадно всматриваясь в лицо своего хозяина.

– Фунт, если вы хорошо это обделаете, мой милый. Целый фунт, – сказал Феджин, желая заинтересовать его выслеживанием. – Столько я никогда еще не давал за работу, которая не приносит никаких выгод.

– А кто она? – осведомился Ноэ.

– Одна из наших.

– Ах, бог ты мой! – воскликнул Ноэ, сморщив нос. – Вы, значит, ее подозреваете?

– Она нашла себе каких-то новых друзей, мой милый, а я должен знать, кто они, – ответил Феджин.

– Понимаю, – сказал Ноэ. – Только для того, чтобы иметь удовольствие познакомиться с ними, если они люди почтенные, да? Ха-ха-ха!.. Я готов вам служить.

– Я знал, что вы согласитесь! – воскликнул Феджин в восторге от успеха своей затеи.

– Конечно, конечно! – отозвался Ноэ. – Где она? Где мне ее подстерегать? Куда я должен идти?

– Все это вы узнаете от меня, мой милый. Я вам ее покажу, когда придет время, – сказал Феджин. – Будьте наготове, а остальное предоставьте мне.

Этот вечер и два следующих шпион просидел в сапогах и в полном снаряжении возчика, готовый выйти по приказу Феджина. Прошло шесть вечеров – шесть долгих, томительных вечеров, – и каждый раз Феджин приходил домой с разочарованной миной и коротко сообщал, что время еще не настало. На седьмой день он явился раньше обычного, с трудом скрывая свой восторг. Было воскресенье.

– Сегодня ода уйдет из дому, – сказал Феджин. – И я уверен, по тому самому делу… Целый день она провела одна, а человек, которого она боится, вернется не раньше чем на рассвете. Идем. Поторапливайтесь!

Ноэ вскочил, не говоря ни слова, ибо еврей был в таком сильном волнении, что оно передалось и ему. Крадучись они вышли из дому и, быстро пройдя лабиринтом улиц, остановились, наконец, перед трактиром, в котором Ноэ признал тот самый, где провел ночь по прибытии своем в Лондон.

Был двенадцатый час, и дверь была заперта. Она бесшумно распахнулась, когда Феджин негромко свистнул. Они потихоньку вошли, и дверь за ними закрылась.

Едва осмеливаясь говорить шепотом и заменяя речь пантомимой, Феджин и молодой еврей, впустивший их, указали Ноэ на оконце и знаком предложили ему посмотреть на особу в соседней комнате.

– Это та самая женщина? – спросил он чуть слышно.

Феджин утвердительно кивнул головой.

– Я не могу разглядеть ее лицо, – прошептал Ноэ. – Она опустила голову, а свеча стоит у нее за спиной.

– Подождите, – шепнул Феджин.

Он сделал знак Барни, после чего тот удалился. Секунду спустя парень вошел в соседнюю комнату и, якобы желая снять нагар со свечи, передвинул ее, как было нужно, и, заговорив с девушкой, заставил ее поднять голову.

– Теперь я ее вижу, – прошептал шпион.

– Ясно?

– Я узнал бы ее из тысячи!

Он быстро спустился вниз, так как дверь комнаты распахнулась и появилась девушка. Феджин оттащил его в угол комнаты, отделенный занавеской, и они затаили дыхание, когда она прошла в нескольких футах от их убежища и исчезла за дверью, в которую они вошли.

– Тес! – сказал парень, открывший дверь. – Пора!

Ноэ переглянулся с Феджином и выбежал из трактира.

– Налево! – шепнул парень. – Ступайте налево и держитесь противоположной стороны улицы.

Ноэ так и сделал и при свете фонарей увидел удаляющуюся фигуру девушки, уже значительно его опередившей. Придерживаясь все время другой стороны улицы, он приблизился к ней настолько, насколько считал благоразумным, чтобы удобнее было за нею следить. Раза два или три она тревожно оглянулась, а один раз приостановилась, желая пропустить двух мужчин, шедших за нею. Казалось, она набиралась храбрости по мере того, как шла дальше, и теперь шагала более твердо и уверенно. Шпион соблюдал между нею и собой все то же расстояние и шел, не спуская с нее глаз.

Глава XLVI
Свидание состоялось

Церковные часы пробили три четверти двенадцатого, когда на Лондонском мосту появились две фигуры.

Одна, шедшая впереди торопливым и быстрым шагом, была женщина, которая нетерпеливо озиралась, словно поджидала и отыскивала кого-то; другая фигура – мужчина, пробиравшийся в самой густой тени, какую только мог найти, и издали приноравливавший свой шаг к ее шагам: приостанавливаясь, когда останавливалась она, и двигаясь вперед, как только она шла дальше, но и в пылу преследования не позволяя себе нагнать ее. Так перешли они по мосту из Мидлсекса на Саррийскую сторону, как вдруг женщина, с тревогой заглядывавшая в лица прохожих, по-видимому, обманулась в своих надеждах и повернула назад. Она повернула внезапно, но тот, кто за ней следил, не был застигнут врасплох: забившись в одну из ниш над быками моста и перегнувшись через перила, чтобы получше спрятаться, он выждал, пока она не прошла по противоположному тротуару. Когда она оказалась впереди его примерно на таком же расстоянии, как и раньше, он потихоньку вышел и снова последовал за ней. Почти на середине моста она остановилась. Остановился и мужчина.

Ночь была очень темная, погода стояла плохая, и в этот час и в таком месте людей было мало. Немногие прохожие быстро шли мимо, по всей вероятности, не замечая ни женщины, ни мужчины, который не терял ее из виду, и, уж конечно, не обращая на них внимания. Не такой был у них вид, чтобы привлекать докучливые взоры тех лондонских нищих, которые случайно проходили в тот вечер по мосту в поисках какой-нибудь холодной ниши или лачуги без дверей, где можно приклонить голову. Оба стояли молча – ни с кем не заговаривали, и никто из прохожих не заговаривал с ними.

Над рекой навис туман, сгущая красные отблески огней, которые горели на маленьких судах, пришвартованных к различным пристаням, и в тумане мрачные строения на берегу казались еще более хмурыми и расплывчатыми. Старые, закопченные склады, по обоим берегам реки поднимались, тяжелые и сумрачные над тесным скопищем крыш и карнизов и мрачно взирали на воду, слишком черную, чтобы отражать даже их громоздкую массу. Во мраке виднелись башня старой церкви Спасителя и шпиль церкви Сент Магнуса – древние стражи-гиганты старинного моста, но лес мачт внизу и густо рассыпанные шпили церквей вверху были почти скрыты от глаз.

Девушка беспокойно прошлась несколько раз взад и вперед – за ней все время пристально следил прятавшийся от нее наблюдатель, – наконец, тяжелый колокол собора св. Павла возвестил о смерти еще одного дня. Полночь спустилась на многолюдный город. На дворец, на ночной винный погребок, на тюрьму, на сумасшедший дом, на приют рождения и смерти, здоровья и болезни, на застывшее лицо мертвеца и мирный сон ребенка – на все спустилась полночь.

Не прошло и двух минут после боя часов, как из наемной кареты, остановившейся неподалеку от моста, вышли молодая леди и седой джентльмен и, отпустив экипаж, направились прямо к мосту. Они едва успели вступить на него, как девушка встрепенулась и сейчас же поспешила к ним навстречу.

Они шли вперед, посматривая по сторонам с таким видом, как будто ждали чего-то, что вряд ли могло осуществиться, когда перед ними внезапно появилась девушка. Они остановились, вскрикнув от изумления, но тотчас умолкли, потому что в этот самый момент мимо них прошел очень близко – даже задел их – какой-то человек, одетый по-деревенски.

– Не здесь! – торопливо сказала Нэнси. – Здесь я боюсь разговаривать с вами. Пойдемте… подальше от дороги… вот сюда, вниз по ступеням.

Когда она произнесла эти слова и указала рукой в ту сторону, куда хотела их повести, деревенский парень оглянулся и, грубо спросив, чего ради они заняли весь тротуар, пошел дальше.

Ступени, указанные девушкой, были те самые, которые на Саррийской стороне, на том же берегу, где церковь Спасителя, служат речной пристанью. Сюда-то и поспешил никем не замеченный человек, похожий на деревенского жителя, и, быстро окинув взглядом это место, стал спускаться.

Эта лестница является частью моста; она состоит из трех пролетов. В конце второго уходящая вниз каменная стена заканчивается с левой стороны орнаментальным пилястром, обращенным к Темзе. Здесь нижние ступени шире, так что человек, завернувший за угол этой стены, не может быть замечен находящимися на лестнице, если они стоят хотя бы на одну ступеньку выше, чем он. Дойдя до этого места, деревенский парень быстро осмотрелся вокруг, и, так как нигде не видно было более укромного уголка, а благодаря отливу места было вполне достаточно, он крадучись свернул в сторону и, прижавшись спиной к пилястру, ждал, совершенно уверенный, что они не спустятся ниже и, если даже ему не удастся подслушать разговор, он может с полной безопасностью снова пойти за ними следом.

Так медленно тянулось время в этом уединенном уголке и так не терпелось шпиону разузнать причины свидания, столь не похожего на то, какого он мог ждать, что он не раз готов был счесть дело проигранным и говорил себе, что либо они остановились значительно выше, либо удалились для своей таинственной беседы совсем в другое место. Он уже собрался выйти из своего тайника и снова подняться наверх, как вдруг услышал шаги и сейчас же вслед за этим голоса чуть ли не над самым своим ухом.

Он выпрямился, прижимаясь к стене, и, затаив дыхание, стал внимательно слушать.

– Довольно! – сказал голос, несомненно принадлежавший джентльмену. – Я не допущу, чтобы эта молодая леди шла дальше. Немногие доверились бы вам настолько, чтобы прийти с вами сюда, но, как видите, я готов вам потакать.

– Потакать мне! – раздался голос девушки, которую он выслеживал. – Право же, вы очень деликатны, сэр. Потакать мне! Ну, неважно.

– Но с какой же целью, – сказал джентльмен более мягким тоном, – с какой целью вы привели нас в это странное место? Почему не позволили мне поговорить с вами там, наверху, где светло и встречаются прохожие, вместо того чтобы тащить нас в эту темную и мрачную дыру?

– Я уже вам сказала, – ответила Нэнси, – что боюсь разговаривать там с вами. Не знаю почему, – содрогаясь, добавила девушка, – но сегодня меня охватывает такой ужас, что я едва держусь на ногах.

– Ужас перед чем? – спросил джентльмен, казалось почувствовав к ней жалость.

– Я и сама не знаю, – ответила девушка. – А мне так хотелось бы знать. Весь день меня преследовали ужасные мысли о смерти, о каких-то саванах, запятнанных кровью, и такой страх, что я горела, как в огне. Вечером, чтобы скоротать время, я взялась за книгу, и те же видения появлялись между строк.

– Воображение, – успокаивая ее, сказал джентльмен.

– Нет, это не воображение, – хриплым голосом сказала девушка. – Я могу поклясться, что видела слово «гроб», написанное большими черными буквами на каждой странице книги, – да, а сегодня вечером по улице пронесли гроб как раз мимо меня.

– В этом нет ничего необычного, – сказал джентльмен. – Мимо меня их тоже часто проносили.

–  Настоящие гробы, – возразила девушка. – А этот был не такой.

Что-то столь странное послышалось в ее тоне, что у притаившегося наблюдателя мурашки пробежали по коже и кровь застыла, когда он услышал произнесенные девушкой слова. Никогда еще не испытывал он большего облегчения, чем в тот момент, когда послышался нежный голос молодой леди, просившей ее успокоиться и бороться с такими страшными видениями, созданными воображением.

– Поговорите с ней ласково, – сказала молодая леди своему спутнику. – Бедняжка! Мне кажется, она в этом нуждается.

– Эти надменные благочестивые люди, ваши знакомые, задрали бы нос, увидев меня такой, какая я сейчас, и стали бы проповедовать о пекле и возмездии! – воскликнула девушка. – Ах, дорогая леди, почему те, что считают себя исповедующими заповеди божьи, не относятся к нам, жалким тварям, с такой же кротостью и добротой, с какой относитесь вы? Ведь вам, молодой, прекрасной, имеющей все то, что они утратили, можно было бы немножко возгордиться, а вы гораздо скромнее их.

– О! – отозвался джентльмен. – Турок, умыв лицо, обращает его к востоку, чтобы прочитать свои молитвы, а эти благочестивые люди, с чьих лиц от соприкосновения с миром навсегда сбежала улыбка, неизменно поворачиваются к самой мрачной стороне света. Если выбирать между мусульманином и фарисеем, я предпочту первого.

По-видимому, эти слова были обращены к молодой леди и, быть может, произнесены с целью дать Нэнси время успокоиться. Вскоре джентльмен снова заговорил с ней.

– Вас не было здесь в прошлое воскресенье вечером, – сказал он.

– Я не могла прийти, – ответила Нэнси, – меня удержали силой.

– Кто?

– Тот, о ком я уже говорила молодой леди.

– Надеюсь, вас не заподозрили в том, что вы вступили с кем-нибудь в переговоры по тому делу, которое привело нас сюда сегодня? – спросил старый джентльмен.

– Нет, – покачав головой, ответила девушка. – Не очень-то легко уйти от него, если он не знает, зачем я иду. И в тот раз мне бы не удалось повидать леди, если бы перед уходом я не дала ему выпить настойку из опия.

– Он проснулся прежде, чем вы вернулись? – спросил джентльмен.

– Нет. Ни он и никто из них меня не подозревает.

– Хорошо, – сказал джентльмен. – Теперь выслушайте меня.

– Я слушаю, – отозвалась девушка, когда он на секунду умолк.

– Эта молодая леди, – начал джентльмен, – сообщила мне и кое-кому из друзей, которым можно спокойно довериться, то, что вы ей рассказали почти две недели назад. Признаюсь вам, сначала у меня были сомнения, можно ли всецело на вас положиться, но теперь я твердо верю, что можно.

– Можно! – с жаром подтвердила девушка.

– Повторяю, я этому твердо верю. В доказательство того, что я склонен вам доверять, скажу вам без всяких недомолвок, что мы предполагаем выпытать тайну, какова бы она ни была, припугнув этого Монкса. Но если… если, – продолжал джентльмен, – его не удастся задержать или если мы его задержим, но не удастся воздействовать на него так, как мы хотим, вы должны выдать еврея.

– Феджина! – вскрикнула девушка, отшатнувшись.

– Этого человека вы должны выдать, – сказал джентльмен.

– Я этого не сделаю! Я этого никогда не сделаю! – воскликнула девушка. – Хоть он и черт, а для меня был хуже черта, этого я никогда не сделаю.

– Не сделаете? – переспросил джентльмен, который, казалось, был вполне подготовлен к такому ответу.

– Никогда, – повторила девушка.

– Объясните мне – почему.

– По одной причине, – твердо ответила девушка, – по одной причине, которая известна этой леди, и леди будет на моей стороне, я это знаю, потому что я заручилась ее обещанием. Есть и другая причина: какой бы дурной ни была его жизнь, моя жизнь тоже была дурной; многие из нас шли вместе одной дорогой, и я не предам тех, которые могли бы – любой из них – предать меня, но не предали, какими бы ни были они дурными людьми.

– В таком случае, – быстро сказал джентльмен, словно это и была та цель, какой он стремился достигнуть, – отдайте в мои руки Монкса и предоставьте мне иметь дело с ним.