Текст книги "Приключения Оливера Твиста. Повести и рассказы"

Автор книги: Чарльз Диккенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 54 страниц)

Глава XV
показывающая, сколь нежно любил Оливера Твиста веселый старый еврей и мисс Нэнси

В темной комнате дрянного трактира, в самой грязной части Малого Сафрен-Хилла, в хмурой и мрачной берлоге, пропитанной запахом спирта, где зимой целый день горит газовый рожок и куда летом не проникает ни один луч солнца, сидел над оловянным кувшинчиком и рюмкой человек в вельветовом сюртуке, коротких темных штанах, башмаках и чулках, которого даже при этом тусклом свете самый неопытный агент полиции не преминул бы признать за мистера Уильяма Сайкса. У ног его сидела белая красноглазая собака, которая то моргала, глядя на хозяина, то зализывала широкую свежую рану на морде, появившуюся, очевидно, в результате недавней драки.

– Смирно, гадина! Смирно! – приказал мистер Сайкс, внезапно нарушив молчание.

Были ли мысли его столь напряжены, что им помешало моргание собаки, или нервы столь натянуты в результате его собственных размышлений, что для их успокоения требовалось угостить пинком безобидное животное, – остается невыясненным. Какова бы ни была причине, но на долю собаки достались одновременно и пинок и проклятье.

Собаки обычно не склонны мстить за обиды, нанесенные их хозяевами, по собака мистера Сайкса, отличаясь таким же скверным нравом, как и ее владелец, и, быть может, находясь в тот момент под впечатлением пережитого оскорбления, без всяких церемоний вцепилась зубами в его башмак. Хорошенько встряхнув его, она с ворчанием спряталась под скамью – как раз вовремя, чтобы ускользнуть от оловянного кувшина, который мистер Сайкс занес над ее головой.

– Вот оно что! – произнес Сайкс, одной рукой схватив кочергу, а другой неторопливо открывая большой складной нож, который вытащил из кармана. – Сюда, дьявол! Сюда! Слышишь?

Собака несомненно слышала, так как мистер Сайкс говорил грубейшим тоном и очень грубым голосом, но, испытывая, по-видимому, какое-то странное нежелание оказаться с перерезанной глоткой, она не покинула своего места и зарычала еще громче; она вцепилась зубами в конец кочерги и принялась грызть ее, как дикий зверь.

Такое сопротивление только усилило бешенство мистера Сайкса, который, опустившись на колени, злобно атаковал животное. Собака металась из стороны в сторону, огрызаясь, рыча и лая, а человек ругался, наносил удары и изрыгал проклятья; борьба достигла критического момента, как вдруг дверь распахнулась, и собака вырвалась из комнаты, оставив Билла Сайкса с кочергой и складным ножом в руках.

Для ссоры всегда нужны две стороны – гласит старая поговорка. Мистер Сайкс, лишившись собаки как участника в ссоре, немедленно перенес свой гнев на вновь прибывшего.

– Черт вас побери, зачем вы влезаете между мной и моей собакой? – злобно жестикулируя, крикнул Сайкс.

– Я не знал, мой милый, не знал, – смиренно ответил Феджин (появился именно он).

– Не знали, трусливый вор? – проворчал Сайкс. – Не слышали шума?

– Ни звука не слышал, Билл, умереть мне на этом месте, – ответил еврей.

– Ну да! Конечно, вы ничего не слышите, – злобно усмехнувшись, сказал Сайкс. – Крадетесь так, что никто не слышит, как вы вошли и вышли! Жаль Феджин, что полминуты тому назад вы не были этой собакой!

– Почему? – с натянутой улыбкой осведомился еврей.

– Потому что правительство заботится о жизни таких людей, как вы, которые подлее всякой дворняжки, но разрешает убивать собак, когда б человек ни пожелал, – ответил Сайкс, с многозначительным видом закрывая свой нож. – Вот почему.

Еврей потер руки и, присев к столу, принужденно засмеялся в ответ на шутку своего друга. Впрочем, ему было явно не по себе.

– Ладно, ухмыляйтесь! – продолжал Сайкс, кладя на место кочергу и созерцая его со злобным презрением. – Никогда не случится вам посмеяться надо мной, разве что на виселице. Вы в моих руках, Феджин, и будь я проклят, если вас выпущу. Да! Попадусь я – попадетесь и вы. Стало быть, будьте со мной осторожны.

– Да, да, мой милый, – сказал еврей, – все это мне известно. У нас… у нас общие интересы, Билл, общие интересы.

– Гм… – пробурчал Сайкс, словно он полагал, что не все интересы у них общие. – Ну, что же вы хотели мне сказать?

– Все благополучно пропущено через тигель, – отвечал Феджин, – и я принес вашу долю. Она больше, чем полагается вам, мой милый, но так как я знаю, что в следующий раз мы меня не обидите, и…

– Довольно болтать! – нетерпеливо перебил грабитель. – Где она? Подавайте!

– Хорошо, Билл, не торопите меня, не торопите, – успокоительным гоном отозвался еврей. – Вот она! Все в сохранности!

С этими словами он вынул из-за пазухи старый бумажный платок и, развязав большой узел в одном из его уголков, достал маленький пакет в оберточной бумаге. Сайкс, выхватив его из рук еврея, торопливо развернул и начал считать находившиеся в нем соверены. [25]25
  Соверен– золотая монета ценностью в фунт стерлингов, то есть двадцать шиллингов.


[Закрыть]

– Это все? – спросил Сайкс.

– Все, – ответил еврей.

– А вы по дороге не разворачивали сверток и не проглотили одну-две монеты? – подозрительно спросил Сайкс. – Нечего корчить обиженную физиономию. Вы это уже не раз проделывали. Звякните!

В переводе на обычный английский язык это означало приказание позвонить. На звонок явился другой еврей, моложе Феджина, но с почти такой же отталкивающей внешностью.

Билл Сайкс указал на пустой кувшинчик. Еврей, превосходно поняв намек, взял кувшин и ушел, чтобы его наполнить, предварительно обменявшись многозначительным взглядом с Феджином, который, как бы ожидая его взгляда, на минутку поднял глаза и в ответ кивнул головой – слегка, так что это с трудом мог бы подметить наблюдательный зритель. Этого не видел Сайкс, который наклонился, чтобы завязать шнурок на башмаке, порванный собакой. Быть может, если бы он заметил быстрый обмен знаками, у него мелькнула бы мысль, что это не предвещает ему добра.

– Есть здесь кто-нибудь, Барни? – спросил Феджин; теперь, когда Сайкс поднял голову, он говорил, не отрывая глаз от пола.

– Ни души, – ответил Барни, чьи слова – исходили ли они из сердца или нет – проходили через нос.

– Никого? – спросил Феджин удивленным тоном, тем самым давая понять, что Барни должен говорить правду.

– Никого нет, кроме мисс Нэнси, – ответил Барни.

– Нэнси! – воскликнул Сайкс. – Где? Лопни мои глаза, если я не почитаю эту девушку за ее природные таланты.

– Она заказала себе вареной говядины в буфетной, – ответил Барни.

– Пошлите ее сюда, – сказал Сайкс, наливая водку в стакан. – Пошлите ее сюда.

Барни робко глянул на Феджина, словно спрашивая разрешения; так как еврей молчал и не поднимал глаз, Барни вышел и вскоре вернулся с Нэнси, которая была в полном наряде – в чепце, переднике, с корзинкой и ключом.

– Напала на след, Нэнси? – спросил Сайкс, предлагая ей рюмку водки.

– Напала, Билл, – ответила молодая леди, осушив рюмку, – и здорово устала. Мальчишка был болен, не вставал с постели и…

– Ах, Нэнси, милая! – сказал Феджин, подняв глаза.

Быть может, странно нахмурившиеся рыжие брови еврея и его полузакрытые глубоко запавшие глаза возвестили мисс Нэнси о том, что она расположена к излишней откровенности, но это не имеет большого значения. В данном случае нам надлежит интересоваться только фактом. А факт тот, что мисс Нэнси вдруг оборвала свою речь и, даря любезные улыбки мистеру Сайксу, перевела разговор на другие темы.

Минут через десять у мистера Феджина начался приступ кашля; тогда Нэнси набросила на плечи шаль и объявила, что ей пора идти. Мистер Сайкс, узнав, что часть дороги ему с ней по пути, изъявил желание сопровождать ее; они отправились вместе, а за ними на некотором расстоянии следовала собака, которая крадучись выбежала с заднего двора, как только удалился ее хозяин.

Сайкс вышел из комнаты, а еврей выглянул из двери и, посмотрев ему вслед, когда тот шел по темному коридору, погрозил кулаком, пробормотал какое-то проклятье, а затем с отвратительной усмешкой снова присел к столу и вскоре погрузился в чтение небезынтересной газеты «Лови! Держи!». [26]26
  Небезынтересная газета «Лови! Держи!»– полицейская газета, в которой печатались приметы разыскиваемых преступников. В Англии, в старину, все жители местности, где было совершено преступление, обязаны были участвовать в поимке преступников, ибо, в случае их бегства, на все население налагался штраф. Обычно облава сопровождалась гиканьем и криками «Хью энд край!». Эти возгласы, – которые можно перевести, как указано выше, были избраны для названия газеты.


[Закрыть]

Тем временем Оливер Твист, не ведая того, что такое небольшое расстояние отделяет его от веселого старого джентльмена, направлялся к книжному ларьку. Дойдя до Клеркенуэла, он по ошибке свернул в переулок, который мог бы и миновать; но он прошел уже полпути, когда обнаружил свою ошибку; зная, что и этот переулок приведет его к цели, он решил не возвращаться и быстро продолжал путь, держа под мышкой книги.

Он шел, размышляя о том, каким счастливым и довольным должен он себя чувствовать и как много дал бы он за то, чтобы хоть разок взглянуть на бедного маленького Дика, измученного голодом и побоями, который, быть может, в эту самую минуту горько плачет. Вдруг он вздрогнул, испуганный громким воплем какой-то молодой женщины: «О милый мой братец!» И не успел он осмотреться и понять, что случилось, как чьи-то руки крепко обхватили его за шею.

– Оставьте! – отбиваясь, крикнул Оливер. – Пустите меня! Кто это? Зачем вы меня остановили?

Единственным ответом на это были громкие причитания обнимавшей его молодой женщины, которая держала в руке корзиночку и ключ от двери.

– Ах, боже мой! – кричала молодая женщина. – Я нашла его! Ох, Оливер! Ах ты, дрянной мальчишка, заставил меня столько горя вынести из-за тебя. Идем домой, дорогой мой, идем! Ах, я нашла его! Боже милостивый, благодарю тебя, я нашла его!

После этих бессвязных восклицаний молодая особа снова разразилась рыданиями и пришла в такое истерическое состояние, что две подошедшие в это время женщины спросили служившего в мясной лавке мальчика с лоснящимися волосами, смазанными говяжьим салом, не считает ли он нужным сбегать за доктором. На это мальчик из мясной лавки, который, по-видимому, был расположен к отдыху, чтобы не сказать – к лени, ответил, что он этого не считает.

– Ах, не обращайте внимания! – сказала молодая женщина, сжимая руку Оливера. – Мне теперь лучше. Сейчас же пойдем домой, бессердечный мальчишка! Идем!

– Что случилось, сударыня? – спросила одна из женщин.

– Ах, сударыня! – воскликнула молодая женщина. – Около месяца назад он убежал от своих родителей, работящих, почтенных людей, связался с шайкой воров и негодяев и разбил сердце своей матери.

– Ну и дрянной мальчишка! – сказала первая.

– Ступай домой, звереныш! – подхватила другая.

– Нет, нет! – воскликнул Оливер в страшной тревоге. – Я ее не знаю! У меня нет сестры, нет ни отца, ни матери. Я сирота. Я живу в Пентонвиле.

– Вы только послушайте, как он храбро ото всех отрекается! – вскричала молодая женщина.

– Как, да ведь это Нэнси! – воскликнул Оливер, который только что увидел ее лицо, и в изумлении отшатнулся.

– Видите, он меня знает! – крикнула Нэнси, взывая к присутствующим. – Тут уж он не может отвертеться. Помилосердствуйте, заставьте его вернуться домой, а то он убьет свою добрую мать и отца и разобьет мне сердце!

– Черт побери, что тут такое? – крикнул, выбежав из пивной, какой-то человек, за которым следовала по пятам белая собака. – Маленький Оливер! Щенок, иди к своей бедной матери! Немедленно отправляйся домой!

– Они мне не родня! Я их не знаю! Помогите! Помогите! – крикнул Оливер, вырываясь из могучих рук этого человека.

– Помогите? – повторил человек. – Да, я тебе помогу, маленький мошенник! Что это за книги? Ты их украл? Дай-ка их сюда!

С этими словами он вырвал у мальчика из рук книги и ударил его ими по голове.

– Правильно! – крикнул из окна на чердаке какой-то ротозей. – Только таким путем и можно его образумить.

– Совершенно верно? – отозвался плотник с заспанным лицом, бросив одобрительный взгляд на чердачное окно.

– Это пойдет ему на пользу! – решили обе женщины.

– Да, польза ему от этого будет! – подхватил человек, снова нанеся удар и хватая Оливера за шиворот. – Ступай, мерзавец!.. Эй, Фонарик, сюда! Запомни его! Запомни!

Ослабевший после недавно перенесенной болезни, ошеломленный ударами и внезапным нападением, устрашенный грозным рычанием собаки и зверским обращением человека, угнетенный тем, что присутствующие убеждены, будто он и в самом деле закоснелый маленький негодяй, каким его изобразили, – что он мог сделать, бедный ребенок? Спустились сумерки; в этих краях жил темный люд; не было поблизости никого, кто бы мог помочь. Сопротивление было бесполезно. Минуту спустя его увлекли в лабиринт темных узких дворов, а если он и осмеливался изредка кричать, его заставляли идти так быстро, что слов нельзя было разобрать. В сущности какое имело значение, можно ли их разобрать, раз не было никого, кто обратил бы на них внимание, даже если бы они звучали внятно?

Зажгли свет; миссис Бэдуин в тревоге ждала у открытой двери; служанка раз двадцать выбегала на улицу посмотреть, не видно ли Оливера. А два старых джентльмена по-прежнему сидели в темной гостиной и между ними лежали часы.

Глава XVI
повествует о том, что случилось с Оливером Твистом после того, как на него предъявила права Нэнси

Узкие улицы и дворы вывели, наконец, к широкой открытой площади, где расположены были загоны и все, что необходимо для торговли рогатым скотом. Дойдя до этого места. Сайкс замедлил шаги: девушка больше не в силах была идти так быстро. Повернувшись к Оливеру, он грубо приказал ему взять за руку Нэнси.

– Ты что, не слышишь? – заворчал Сайкс, так как Оливер мешкал и озирался вокруг.

Они находились в темном закоулке, в стороне от людных улиц. Оливер прекрасно понимал, что сопротивление ни к чему не приведет. Он протянул руку, которую Нэнси крепко сжала в своей.

– Другую руку дай мне, – сказал Сайкс, завладев свободной рукой Оливера. – Сюда, Фонарик!

Собака подняла голову и зарычала.

– Смотри! – сказал он, другой рукой касаясь шеи Оливера. – Если он промолвит хоть словечко, хватай его! Помни это!

Собака снова зарычала и, облизываясь, посмотрела на Оливера так, словно ей не терпелось вцепиться ему в горло.

– Пес его схватит не хуже, чем любой христианин, лопни мои глаза, если это не так!.. – сказал Сайкс, с каким-то мрачным и злобным одобрением посматривая на животное. – Теперь, мистер, вам известно, что вас ожидает, а значит, можете кричать сколько угодно: собака скоро положит конец этой забаве… Ступай вперед, песик!

Фонарик завилял хвостом в благодарность за это непривычно ласковое обращение, еще раз, в виде предупреждения, зарычал на Оливера и побежал вперед.

Они пересекли Смитфилд, но Оливер все равно не узнал бы дороги, даже если бы они шли через Гровенор-сквер. Вечер был темный и туманный. Огни в лавках едва мерцали сквозь тяжелую завесу тумана, который с каждой минутой сгущался, окутывая мглой улицы и дома, и незнакомые места казались Оливеру еще более незнакомыми, а его растерянность становилась еще более гнетущей и безнадежной.

Они сделали еще несколько шагов, когда раздался глухой бой церковных часов. При – первом же ударе оба спутника Оливера остановились и повернулись в ту сторону, откуда доносились звуки.

– Восемь часов, Билл, – сказала Нэнси, когда замер бой.

– Что толку говорить? Разве я сам не слышу? – отозвался Сайкс.

– Хотела бы я знать, слышат ли они? – произнесла Нэнси.

– Конечно, слышат, – ответил Сайкс. – Меня сцапали в Варфоломеев день, [27]27
  Варфоломеев день– праздник св. Варфоломея в ноябре, когда в Лондоне с давних пор происходила большая ярмарка; эта ярмарка перестала существовать при жизни Диккенса – в 1855 году.


[Закрыть]и не было на ярмарке такой грошовой трубы, писка которой я бы не расслышал. От шума и грохота снаружи тишина в проклятой старой тюрьме была такая, что я чуть было не размозжил себе голову о железную дверь.

– Бедные! – сказала Нэнси, которая все еще смотрела в ту сторону, где били часы. – Ах, Билл, такие славные молодые парни!

– Да, вам, женщинам, только об этом и думать, – отозвался Сайкс. – Славные молодые парни! Сейчас они все равно что мертвецы. Значит, не чем и толковать.

Произнеся эти утешительные слова, мистер Сайкс, казалось, заглушил проснувшуюся ревность и, крепче сжав руку Оливера, приказал ему идти дальше.

– Подожди минутку! – воскликнула девушка. – Я бы не стала спешить, если бы это тебе, Билл, предстояло болтаться на виселице, когда в следующий раз пробьет восемь часов. Я бы ходила вокруг да около того места, пока бы не свалилась, даже если бы на земле лежал снег, а у меня не было шали, чтобы прикрыться.

– А какой был бы от этого толк? – спросил чуждый сентиментальности мистер Сайкс. – Раз ты не можешь передать напильник и двадцать ярдов прочной веревки, то бродила бы ты за пятьдесят миль или стояла бы на месте, все равно никакой пользы мне это не принесло бы. Идем, нечего стоять здесь и читать проповеди!

Девушка расхохоталась, запахнула шаль, и они пошли дальше. Но Оливер почувствовал, как дрожит ее рука, а когда они проходили мимо газового фонаря, он заглянул ей в лицо и увидел, что оно стало мертвенно бледным.

Не меньше получаса они шли глухими и грязными улицами, встречая редких прохожих, да и те занимали, судя по их виду, такое же положение в обществе, как и мистер Сайкс. Наконец, они вышли на очень узкую, грязную улицу, почти сплошь занятую лавками старьевщиков; собака бежала впереди, словно понимая, что больше не понадобится ей быть начеку, и остановилась у дверей лавки, запертой и, по-видимому, пустой. Дом полуразвалился, и к двери была прибита табличка, что он сдается внаем; казалось, она висит здесь уже много лет.

– Все в порядке! – крикнул Сайкс, осторожно посматривая вокруг.

Нэнси наклонилась к ставням, и Оливер услышал звон колокольчика. Они перешли на другую сторону улицы и несколько минут стояли под фонарем. Послышался шум, словно кто-то осторожно поднимал оконную раму; а вскоре после этого потихоньку открыли дверь. Затем мистер Сайкс без всяких церемоний схватил испуганного мальчика за шиворот, и все трое быстро вошли в дом.

В коридоре было совсем темно. Они ждали, пока человек, впустивший их, запирал дверь на засов и цепочку.

– Кто-нибудь есть? – спросил Сайкс.

– Никого, – ответил голос.

Оливеру показалось, что он его слышал раньше.

– А старик здесь? – спросил грабитель.

– Здесь, – отозвался голос. – Он здорово струхнул. Вы думаете, он вам не обрадуется? Как бы не так!

Форма ответа, как и голос говорившего, показались Оливеру знакомыми, но в темноте невозможно было разглядеть даже фигуру говорившего.

– Посвети, – сказал Сайкс, – не то мы свернем себе шею или наступим на собаку. Береги ноги, – если тебе случится на нее наступить.

– Подождите минутку, я вам посвечу, – отозвался голос.

Послышались удаляющиеся шаги, и минуту спустя появился мистер Джек Даукинс, иначе – Ловкий Плут. В правой руке у него была сальная свеча, вставленная в расщепленный конец палки.

Молодой джентльмен ограничился насмешливой улыбкой в знак того, что узнал Оливера, и, повернувшись, предложил посетителям спуститься вслед за ним по лестнице. Они прошли через пустую кухню и, войдя в низкую комнату, где пахло землей, были встречены взрывом смеха.

– Ох, не могу, не могу! – завопил юный Чарльз Бейтс, заливаясь во все горло. – Вот он! Ох, вот и он! Ах, Феджин, посмотрите на него. Да посмотрите же на него, Феджин! У меня сил больше нет. Вот так потеха! Эй, кто-нибудь подержите меня, пока я нахохочусь вволю!

В порыве неудержимой веселости юный Бейтс повалился на пол и в течение пяти минут судорожно дрыгал ногами, выражая этим свой восторг. Затем, вскочив, он выхватил из рук Плута палку со свечой и, подойдя к Оливеру, принялся осматривать его со всех сторон, в то время как еврей, сняв ночной колпак, отвешивал низкие поклоны перед ошеломленным мальчиком. Между тем Плут, отличавшийся довольно мрачным нравом и редко позволявший себе веселиться, если это мешало делу, с великим прилежанием обшаривал карманы Оливера.

– Посмотрите на его костюм, Феджин! – сказал Чарли, так близко поднося свечу к новой курточке Оливера, что чуть было ее не подпалил. – Посмотрите на его костюм! Тончайшее сукно и самый щегольской покрой! Вот так потеха! Да еще книги в придачу! Да он настоящий джентльмен, Феджин!

– Очень рад видеть тебя таким молодцом, мой милый – сказал еврей, с притворным смирением отвешивая поклон. – Плут даст тебе другой костюм, мой милый, чтобы ты не запачкал своего воскресного платья. Почему, же ты нам не написал, мой милый, и не предупредил о своем приходе! Мы бы тебе приготовили что-нибудь горячее на ужин.

Тут юный Бейтс снова захохотал так громко, что сам Феджин развеселился, и даже Плут улыбнулся, но так как в этот момент Плут извлек пятифунтовый билет, то трудно сказать, чем вызвана была его улыбка – шуткой или находкой.

– Эй, это еще что такое? – спросил Сайкс, шагнув вперед, когда еврей схватил билет. – Это моя добыча, Феджин.

– Нет, нет, мой милый! – воскликнул еврей. – Это моя, Билл, моя. Вы получите книги.

– Как бы не так! – сказал Билл Сайкс, с решительным видом надевая шляпу. – Это принадлежит мне и Нэнси, а не то я отведу мальчишку обратно.

Еврей вздрогнул. Вздрогнул и Оливер, но совсем по другой причине: у него появилась надежда, что его отведут обратно.

– Отдайте! Слышите! – сказал Сайкс.

– Это несправедливо, Билл. Ведь правда же, Нэнси? – спросил еврей.

– Справедливо или несправедливо, – возразил Сайкс, – говорят вам, отдайте. Неужели вы думаете, что нам с Нэнси только и дела, что рыскать по улицам и похищать мальчишек, которых сцапали по вашей вине? Отдай деньги, скупой, старый скелет! Слышишь!

После такого увещания мистер Сайкс выхватил билет, зажатый между большим и указательным пальцами еврея, и, хладнокровно глядя в лицо старику, старательно сложил билет и завязал в свой платок.

– Это нам за труды, – сказал Сайкс, – а следовало бы вдвое больше. Книги можете оставить себе, если вы любитель чтения. Или продайте их.

– Какие они красивые! – сказал Чарли Бейтс, корча гримасы и делая вид, будто читает одну из книг. – Интересное чтение, правда, Оливер?

Видя, с какой тоской Оливер смотрит на своих мучителей, юный Бейтс, наделенный способностью подмечать во всем смешную сторону, пришел в еще более исступленный восторг.

– Это книги старого джентльмена! – ломая руки, воскликнул Оливер. – Доброго, славного старого джентльмена, который приютил меня и ухаживал за мной, когда я чуть не умер от горячки! О, прошу вас, отошлите их назад, отошлите ему книги и деньги! Держите меня здесь до конца жизни, но отошлите их назад. Он подумает, что я их украл. И старая леди и все, кто был так добр ко мне, подумают, что я их украл! О, сжальтесь надо мной, отошлите их!

Произнеся эти слона с безграничной тоской, Оливер упал на колени к ногам еврея и в полном отчаянии ломал руки.

– Мальчик прав, – заметил Феджин, украдкой осмотревшись вокруг и сдвинув косматые брови. – Ты прав, Оливер, ты прав: они, конечно, подумают, что ты их украл. Ха-ха! – усмехнулся еврей, потирая руки. – Большей удачи быть не могло, как бы мы ни старались.

– Конечно, не могло, – отозвался Сайкс. – Я это понял, как только увидел его в Клеркенуэле с книгами под мышкой. Все в порядке. Эти люди – мягкосердечные святоши, иначе они не взяли бы его к себе в дом. И они не будут наводить о нем справки, опасаясь, как бы не пришлось обратиться в суд, а стало быть, отправить его на каторгу. Сейчас он в безопасности.

Пока шел этот разговор, Оливер переводил взгляд с одного на другого, словно хорошенько не мог понять, что происходит; но когда Билл Сайкс умолк, он вдруг вскочил и вне себя бросился вон из комнаты, испуская пронзительные вопли, призывающие на помощь и гулко разносившиеся по пустынному старому дому.

– Придержи собаку, Билл! – крикнула Нэнси, рванувшись к двери и захлопнув ее, когда еврей и его два питомца бросились в погоню. – Придержи собаку. Она разорвет мальчика в клочья!

– Поделом ему! – крикнул Сайкс, стараясь вырваться из рук девушки. – Убирайся, иначе я размозжу тебе голову об стену!

– Мне все равно, Билл, все равно! – завопила девушка, изо всех сил вцепившись в мужчину. – Эта собака не растерзает ребенка, разве что ты раньше убьешь меня!

– Не растерзает! – стиснув зубы, произнес Сайкс. – Скорее я это сделаю, если ты не отстанешь! Грабитель отшвырнул от себя девушку в другой конец комнаты, и как раз в этот момент вернулся еврей с двумя мальчиками, волоча за собой Оливера.

– Что случилось? – спросил Феджин, озираясь вокруг.

– Похоже на то, что девчонка с ума спятила, – с бешенством ответил Сайкс.

– Нет, она не спятила с ума, – сказала Нэнси, бледная, задыхающаяся после борьбы. – Нет, она не спятила с ума, Феджин, не думайте!

– Ну, так успокойся, слышишь? – сказал еврей, бросая на нее грозный взгляд.

– Нет, я этого не сделаю, – возразила Нэнси, повысив голос. – Ну, что вы на это скажете?

Мистер Феджин был в достаточной мере знаком с нравами и обычаями тех людей, к породе которых принадлежала Нэнси, и знал, что поддерживать с нею разговор сейчас не совсем безопасно. С целью отвлечь внимание присутствующих, он повернулся к Оливеру.

– Значит, ты хотел улизнуть, мой милый, не так ли? – сказал еврей, беря сучковатую дубинку, лежавшую у очага. – Не так ли?

Оливер ничего не ответил. Он следил за каждым движением еврея и порывисто дышал.

– Хотел позвать на помощь, звал полицию, да? – насмехался еврей, хватая мальчика за руку. – Мы тебя от этого излечим, молодой джентльмен!

Еврей больно ударил Оливера дубинкой по спине и замахнулся снова, но девушка, рванувшись вперед, выхватила ее. Она швырнула дубинку в огонь с такой силой, что раскаленные угли посыпались на пол.

– Не желаю я стоять и смотреть на это, Феджин! – крикнула девушка. – Мальчик у вас, чего же вам еще нужно? Не троньте его, не троньте, не то я припечатаю кого-нибудь из вас так, что попаду на виселицу раньше времени.

Произнося эту угрозу, девушка неистово топнула ногой и, сжав губы, стиснув кулаки, перевела взгляд с еврея на другого грабителя; лицо ее стало мертвенно бледным от бешенства, до которого она постепенно довела себя.

– Ах, Нэнси! – умиротворяющим тоном сказал еврей, переглянувшись в смущении с мистером Сайксом. – Сегодня ты смышленее, чем когда бы то ни было. Ха-ха! Милая моя, ты прекрасно разыгрываешь свою роль.

– Вот как! – сказала девушка. – Берегитесь, как бы я не переиграла. Вам только хуже будет, если это случится, Феджин, и я вас заранее предупреждаю, чтобы вы держались от меня подальше.

В женщине взбешенной, в особенности если к другим ее неукротимым страстям присоединяются безрассудство и отчаяние, есть нечто такое, с чем мало кто из мужчин захотел бы столкнуться. Еврей понял, что безнадежно притворяться, будто он не верит в ярость Нэнси, и, невольно попятившись, бросил умоляющий и трусливый взгляд на Сайкса, как бы говоря, что теперь тому надлежит продолжать диалог.

Мистер Сайкс, угадав эту немую мольбу и чувствуя, быть может, что гордость его и авторитет могут пострадать, если он сразу же не образумит мисс Нэнси, изрыгнул несколько десятков проклятий и угроз, быстрое извержение которых делало честь его изобретательности. Но так как они не произвели никакого впечатления на ту, против которой были направлены, он прибег к более веским аргументам.

– Это еще что значит? – сказал Сайкс, подкрепляя свой вопрос весьма распространенным проклятьем, обращенным к прекраснейшему украшению человеческого лица; если бы этому проклятью внимали наверху хотя бы один раз на пятьдесят тысяч, когда оно произносится, слепота сделалась бы такой же обыкновенной болезнью, как корь. – Это еще что значит? Провалиться мне в пекло! Да знаешь ли ты, кто ты и что ты?

– Да, все это я знаю, – ответила девушка, истерически смеясь, покачивая головой и тщетно притворяясь равнодушной.

– А если так, то перестань шуметь, – сказал Сайкс тем ворчливым голосом, которым привык говорить, обращаясь к своей собаке, – а не то я тебя утихомирю на долгие времена.

Девушка засмеялась еще более истерическим смехом и, бросив быстрый взгляд на Сайкса, отвернулась и прикусила губу так, что выступила кровь.

– Нечего сказать, молодчина! – добавил Сайкс, окидывая ее презрительным взглядом. – Как раз тебе-то и подобает стать на сторону человеколюбцев и людей благородных. Самая подходящая особа для того, чтобы ребенок, как ты его называешь, подружился с тобой!

– Это правда, да поможет мне всемогущий бог! – с жаром воскликнула девушка. – И лучше бы я упала замертво на улице или поменялась местами с теми, мимо которых мы сегодня проходили, прежде чем я помогла вам привести его сюда! Начиная с этого вечера он становится вором, лжецом, чертом, всем, чем угодно. Неужели старому негодяю этого мало и нужны еще побои?

– Полно, полно, – увещевал еврей Сайкса, указывая на мальчиков, которые с любопытством следили за всем происходящим. – Мы должны выражаться учтиво, учтиво, Билл.

– Выражаться учтиво! – вскричала взбешенная девушка, на которую страшно было смотреть. – Выражаться учтиво, негодяй! Да, вы от меня заслужили учтивые речи! Я для вас воровала, когда была вдвое моложе, чем он! – Она указала на Оливера. – Я занималась этим ремеслом и служила вам двенадцать лет. Вы этого не знаете? Да говорите же! Не знаете?

– Ну-ну! – пытался успокоить ее еврей. – А коли так, то ведь ты зарабатываешь этим себе на жизнь.

– О да! – подхватила девушка; она не говорила, а визжала – слова лились каким-то неистовым потоком: – Я этим живу… Холодные, сырые, грязные улицы – мой дом! А вы – тот негодяй, который много лет назад выгнал меня на эти улицы и будет держать меня там день за днем, ночь за ночью, пока я не умру…

– Я еще не то с тобой сделаю! – перебил еврей, раздраженный этими упреками. – Я с тобой расправлюсь, если ты еще хоть слово скажешь!

Девушка больше ничего не сказала; она в исступлении рвала на себе волосы и так стремительно набросилась на еврея, что оставила бы на нем следы своей мести, если бы Сайкс в надлежащий момент не схватил ее за руки, после чего она сделала несколько тщетных попыток освободиться и лишилась чувств.

– Теперь все в порядке, – сказал Сайкс, укладывая ее в углу комнаты. – Когда она вот этак бесится, у нее удивительная сила в руках.

Еврей вытер лоб и улыбнулся, видимо почувствовав облегчение, когда тревога улеглась, но и он, и Сайкс, и собака, и мальчики, казалось, считали это повседневным происшествием, связанным с их профессией.

– Вот почему плохо иметь дело с женщинами, – сказал еврей, кладя на место дубинку, – но они хитры, и нам, с нашим ремеслом, без них не обойтись… Чарли, покажи-ка Оливеру его постель.

– Я думаю, Феджин, лучше ему не надевать завтра самый парадный свой костюм? – сказал Чарли Бейтс.

– Конечно, – ответил еврей, ухмыляясь так же, как ухмыльнулся Чарли, задавая этот вопрос.

Юный Бейтс, явно обрадованный данным ему поручением, взял палку с расщепленным концом и повел Оливера в смежную комнату-кухню, где лежали два-три тюфяка, на одном из которых он спал раньше. Здесь, заливаясь неудержимым смехом, он извлек то самое старое платье, от которого Оливер с такой радостью избавился в доме мистера Браунлоу; это платье, случайно показанное Феджину евреем, купившим его, послужило первой нитью, которая привела к открытию местопребывания Оливера.