Текст книги "Приключения Оливера Твиста. Повести и рассказы"

Автор книги: Чарльз Диккенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 54 страниц)

– А что, если он выдаст остальных?

– Обещаю вам, что, если у него будет вырвано правдивое признание, тем дело и кончится. В короткой жизни Оливера несомненно есть какие-то обстоятельства, которые тягостно предавать огласке, и если мы добьемся правды, эти люди не понесут никакого наказания.

– А если не добьетесь? – спросила девушка.

– Тогда, – продолжал джентльмен, – этот Феджин не будет предан суду без вашего согласия. Думаю, в таком случае мне удастся привести вам доводы, которые заставят вас уступить.

– Леди тоже обещает мне это? – спросила девушка.

– Да, – ответила Роз. – Даю вам торжественное обещание!

– Монкс никогда не узнает, откуда вам все известно? – спросила девушка после короткого молчания.

– Никогда, – ответил джентльмен. – Эти сведения будут преподнесены ему так, что у него не мелькнет ни единой догадки.

– Я была лгуньей и с детства жила среди лгунов, – сказала девушка после новой паузы, – но вам я поверю на слово.

Получив от обоих подтверждение, что она может твердо им верить, девушка тихим голосом, – подслушивавшему не раз было трудно уловить даже смысл ее слов, – начала рассказ, упомянув название и местоположение трактира, где в тот вечер начали ее выслеживать. Судя по тому, что иногда она умолкала, могло показаться, будто джентльмен торопливо записывает сообщаемые ею сведения. Старательно указав все приметы этого трактира, наиболее удобное место, откуда можно было бы за ним следить, не привлекая к себе внимания, и те дни и часы, когда Монкс имел обыкновение его посещать, она как будто на несколько секунд призадумалась, стараясь ярче восстановить в памяти его лицо и манеры.

– Он высокого роста, – сказала девушка, – и крепкого сложения, но не толстый; он как будто не ходит, а крадется и при ходьбе поминутно оглядывается через плечо сначала в одну сторону, потом в другую. Не забудьте об этом, потому что глаза у него так глубоко посажены, как я ни у кого еще не видела, и, должно быть, по одному этому вы могли бы его узнать. Лицо смуглое, волосы и глаза темные; и хотя ему не больше двадцати шести – двадцати восьми лет, вид у него изнуренный и угрюмый. Губы у него бледные и искусанные, потому что с ним случаются ужасные припадки, а иногда он даже до крови кусает себе руки. Почему вы вздрогнули? – спросила девушка, внезапно запнувшись.

Джентльмен поспешно ответил, что ей показалось, и попросил ее продолжать.

– Часть этих сведений, – сказала девушка, – я выпытала у жильцов этого дома, о котором вам говорила, потому что сама видела его только два раза, и оба раза он был закутан в широкий плащ. Вот, кажется, и все приметы, какие я могу вам сообщить, чтобы вы его узнали. А впрочем, подождите! – добавила она. – У него на шее, под галстуком, вы можете увидеть, когда он поворачивает голову…

– Большое красное пятно, словно от ожога? – вскричал джентльмен.

– Как?.. – сказала девушка. – Вы его знаете!

Молодая леди вскрикнула от удивления, и несколько секунд они стояли так тихо, что шпион ясно слышал их дыхание.

– Кажется, да, – сказал джентльмен, нарушая молчание. – Я бы узнал его по вашему описанию. Посмотрим. Много есть людей, поразительно похожих друг на друга. Быть может, это и не он.

Сказав это с притворным равнодушием, он приблизился шага на два к притаившемуся шпиону, о чем последний мог догадаться по тому, как отчетливо было слышно его бормотанье: «Это несомненно он!»

– Вы, любезная, – сказал он, вернувшись, если судить по голосу, туда, где стоял раньше, – оказали нам весьма важную услугу, и я хочу вас отблагодарить. Чем могу я быть вам полезен?

– Ничем, – ответила Нэнси.

– Не упорствуйте, – настаивал джентльмен, в голосе и тоне которого было столько доброты, что она могла бы тронуть сердце гораздо более жестокое и черствое. – Подумайте. Скажите.

– Ничем, сэр, – заплакав, повторила девушка. – Вы ничем не можете мне помочь. Нет у меня больше никакой надежды.

– Вы сами себя ее лишаете, – сказал джентльмен. – До сих пор вы лишь понапрасну расточали свои юные силы, те бесценные сокровища, которыми творец одаряет нас лишь однажды и никогда не наделяет вновь. Но что касается будущего, то вы можете надеяться. Я не говорю, что в нашей власти дать покой вашему сердцу и душе, ибо покой приходит, если вы его ищете; но обеспечить вам тихое пристанище в Англии или, если вы боитесь здесь остаться, где-нибудь в чужих краях, – это не только в нашей власти, но является самым горячим нашим желанием. Еще до рассвета, прежде чем эта река проснется при первых проблесках дня, вы будете совершенно недосягаемы для ваших прежних сообщников и не оставите после себя никаких следов, словно вы в одно мгновение исчезли с лица земли. Пойдемте! Я не хочу, чтобы вы вернулись туда, обменялись хоть одним словом с кем-нибудь из прежних товарищей, бросили взгляд на старые места, вдохнули тот воздух, который несет вам гибель и смерть. Оставьте все это, пока есть время и возможность!

– Теперь ее удастся уговорить! – воскликнула молодая леди. – Я уверена, что она колеблется.

– Боюсь, что нет, моя дорогая, – сказал джентльмен.

– Да, сэр, я не колеблюсь, – ответила девушка после недолгой борьбы с собой. – Я прикована цепями к прежней жизни. Теперь она мне отвратительна и ненавистна, но я не могу ее бросить. Должно быть, я зашла слишком далеко, чтобы вернуться, а впрочем, не знаю: если бы вы заговорили со мной об этом прежде, я бы расхохоталась в ответ. Но меня опять охватывает страх, – добавила она, быстро озираясь. – Мне надо идти домой.

– Домой! – повторила молодая леди с сильным ударением на этом слове.

– Домой, леди, – откликнулась девушка. – В тот дом, который я сама для себя построила трудами всей моей жизни. Простимся. Меня могут выследить или увидеть. Идите! Идите! Если я оказала вам какую-то услугу, я прошу вас только об одном – оставьте меня, не мешайте мне идти своей дорогой.

– Все это бесполезно, – со вздохом сказал джентльмен. – Быть может, оставаясь здесь, мы подвергаем ее опасности. Пожалуй, мы уже задержали ее дольше, чем она рассчитывала.

– Да, да, – подхватила девушка. – Вы меня задержали.

– Чем же кончится жизнь этого бедного создания! – воскликнула молодая леди.

– Чем кончится? – повторила девушка. – Посмотрите прямо перед собой, леди. Посмотрите на эту темную воду. Сколько раз читали вы о том, что такие, как я, бросались в реку, не оставив ни одного живого существа, которому было бы до них дело и которое оплакивало бы их! Может быть, пройдут годы, может быть, только месяцы, но в конце концов мне этого не миновать.

– Прошу вас, не говорите так, – всхлипывая, отозвалась молодая леди.

– Вы никогда не услышите об этом, дорогая леди, и сохрани бог, чтобы вы слышали о таких ужасах! – ответила девушка. – Прощайте, прощайте!

Джентльмен отвернулся.

– Вот кошелек! – воскликнула молодая леди. – Возьмите его ради меня, чтобы у вас были какие-то средства в час нужды и горя.

– Нет! – сказала девушка. – Я это сделала не для денег. Я хочу помнить об этом. Но… дайте мне какую-нибудь вещь, которую вы носили, – я бы хотела иметь что-нибудь… Нет, нет, не кольцо… ваши перчатки или носовой платок… что-нибудь такое, что я могла бы хранить в память о вас, милая леди… Ну вот! Будьте счастливы! Да благословит вас бог! Прощайте, прощайте!

Сильное волнение девушки, боявшейся, что если ее увидят, то жестоко изобьют, казалось побудило джентльмена отпустить ее, как она просила. Послышались удаляющиеся шаги, и голоса смолкли.

Вскоре на мосту появились две фигуры – молодая леди и ее спутник. Они остановились на верхней площадке лестницы.

– Подождите! – воскликнула молодая леди, прислушиваясь. – Она как будто окликнула нас! Мне послышался ее голос.

– Нет, дорогая моя, – ответил мистер Браунлоу, печально оглянувшись. – Она стоит все там же и не тронется с места, пока мы не уйдем.

Роз Мэйли медлила, но старый джентльмен продел ее руку под свою и ласково, но настойчиво увел. Как только они скрылись из виду, девушка упала на каменную ступень, растянувшись чуть ли не во весь рост, и в горьких слезах излила свою душевную боль.

Спустя некоторое время она встала и, пошатываясь, неуверенно ступая, поднялась на улицу. Пораженный слушатель стоял еще несколько минут неподвижно на своем посту, потом, несколько раз осторожно осмотревшись вокруг и удостоверившись, что снова остался один, медленно выбрался из своего тайника и поднялся по лестнице, крадучись в тени стены, так же как спустился сюда.

Достигнув верхней ступени и несколько раз трусливо оглянувшись, дабы убедиться, что за ним не следят, Ноэ Клейпол пустился во всю прыть и устремился к дому еврея с той быстротой, на какую только способны были его ноги.

Глава XLVII
Роковые последствия

Оставалось почти два часа до рассвета – была та пора, которую осенью можно по справедливости назвать глухой ночью, когда улицы безмолвны и пустынны, когда даже звуки как будто погружаются в сон, а распутство и разгул, пошатываясь, возвращаются домой на отдых. В этот тихий и безмолвный час в старом своем логове Феджин бодрствовал с таким перекошенным и бледным лицом, с такими красными и налитыми кровью глазами, что походил не столько на человека, сколько на какойто отвратительный призрак, вставший из сырой могилы и терзаемый злым духом.

Он сидел, сгорбившись, у холодного очага, закутанный в старое, рваное одеяло, лицом к оплывающей свече, которая стояла на столе около него. Правую руку он держал у рта и, поглощенный своими мыслями, грыз длинные черные ногти, а меж беззубых десен виднелось несколько клыков, какие бывают у собаки или крысы.

На полу, растянувшись на тюфяке, крепко спал Ноэ. Старик изредка останавливал на нем взгляд и снова переводил его на свечу, обгоревший фитиль которой согнулся почти вдвое, а горячее сало капало на стол, явно свидетельствуя, что мысли старика витают где-то далеко.

Так оно в действительности и было. Досада, вызванная крушением его великолепного плана, ненависть к девушке, осмелившейся связаться с чужими людьми, полное неверие в искренность ее отказа выдать его, горькое разочарование, ибо не было возможности отомстить Сайксу, боязнь разоблачения, гибели, смерти и дикое, неудержимое бешенство – все это проносилось вихрем в мозгу Феджина, а дьявольские мысли и самые черные замыслы грызли ему сердце.

Он сидел, не меняя позы и как будто не замечая, как долго он сидит, пока до чуткого его слуха не донесся шум шагов на улице.

– Наконец-то! – пробормотал он, вытирая сухие, воспаленные губы. – Наконец-то!

Когда он произнес эти слова, тихо звякнул колокольчик. Феджин бесшумно поднялся по лестнице к двери и вскоре вернулся с каким-то человеком, который был закутан до подбородка и держал под мышкой узел. Усевшись и сбросив пальто, этот человек оказался дюжим Сайксом.

– Вот! – сказал он, кладя узел на стол. – Займитесь-ка этим да постарайтесь побольше за него выручить. Немало было хлопот, чтобы его добыть: я думал прийти сюда на три часа раньше.

Феджин забрал узел и, заперев его в шкаф, снова уселся, не говоря ни слова. Все это время он ни на секунду не сводил глаз с грабителя, и теперь, когда они сидели друг против друга, лицом к лицу, он пристально смотрел на него, а губы его так сильно дрожали и лицо так изменилось от овладевшего им волнения, что грабитель невольно отодвинул свой стул и взглянул на него с неподдельным испугом.

– Что случилось? – крикнул Сайкс. – Чего вы так уставились на меня?

Феджин поднял правую руку и погрозил дрожащим указательным пальцем, но возбуждение его было так велико, что на секунду он лишился дара речи.

– Проклятье! – крикнул Сайкс, с тревожным видом нащупывая что-то у себя за пазухой. – Он с ума спятил. Надо мне поостеречься.

– Нет! – возразил Феджин, обретя голос. – Это не то… не вы тот человек, Билл. Я никакой… никакой вины за вами не знаю.

– Не знаете! Вот как! – сказал Сайкс, злобно на него глядя и у него на глазах перекладывая пистолет в другой карман, что поближе. – Это хорошо – для одного из нас. Кто этот один – неважно.

– Билл, я вам должен сказать нечто такое, – начал Феджин, придвигая свой стул, – отчего вы почувствуете себя хуже, чем я.

– Ну? – недоверчиво отозвался грабитель. – Говорите! Да поживее, не то Нэнси подумает, что я пропал.

– Пропал! – воскликнул Феджин. – Для нее это вопрос решенный.

Сайкс с величайшим недоумением посмотрел на еврея и, не найдя удовлетворительного разрешения загадки, схватил его огромной ручищей за шиворот и основательно встряхнул.

– Да говорите же! – крикнул он. – А если не заговорите, то скоро вам дышать будет нечем. Раскройте рот и скажите просто и ясно. Выкладывайте, проклятый старый пес, выкладывайте!

– Допустим, что парень, который лежит вон там… – начал Феджин.

Сайкс повернулся в ту сторону, где спал Ноэ, словно не заметил его раньше.

– Ну? – сказал он, принимая прежнюю позу.

– Допустим, этот парень, – продолжал Феджин, – вздумал донести… предать всех нас, сначала отыскав для этой цели подходящих людей, а потом назначив им свидание на улице, чтобы описать нашу внешность, указать все приметы, по которым они могут нас найти, и место, где нас легче всего захватить. Допустим, он задумал все это устроить и вдобавок выдать одно дело, в котором мы все более или менее замешаны, – задумал это по своей прихоти; не потому, что священник ему нашептал или его довели до этого, посадив на хлеб и на воду, – по своей прихоти, для собственного своего удовольствия, уходил тайком, ночью отыскивать тех, кто больше всего вооружен против нас, и доносил им. Вы слышите меня? – крикнул еврей, в глазах которого загорелась ярость. – Допустим, он все это сделал. Что тогда?

– Что тогда? – повторил Сайкс, изрыгнув ужасное проклятье. – Останься он в живых до моего прихода, я бы железным каблуком моего сапога раздробил ему череп на столько кусков, сколько у него волос на голове.

– Что, если бы это сделал я? – чуть ли не завопил Феджин. – Я, который столько знает и столько людей может вздернуть, не считая самого себя!

– Не знаю, – отозвался Сайкс, стиснув зубы и побледнев при одном предположении. – Я бы выкинул какую-нибудь штуку в тюрьме, чтобы на меня надели кандалы, и если бы меня судили вместе с вами, я бы на суде обрушил на вас эти кандалы и на глазах у всех вышиб вам мозги. У меня хватило бы силы, – пробормотал грабитель, поднимая свою мускулистую руку, – размозжить вам голову так, словно по ней проехала нагруженная повозка.

– Вы бы это сделали?

– Сделал ли бы я? – переспросил взломщик. – Испытайте меня.

– А если бы это был Чарли, или Плут, или Бет, или…

– Мне все равно кто! – нетерпеливо ответил Сайкс. – Кто бы это ни был, я бы расправился с ним точно так же.

Феджин в упор посмотрел на грабителя и, знаком приказав ему молчать, наклонился над тюфяком на полу и начал трясти спящего, стараясь разбудить его. Сайкс нагнулся вперед и, положив руки на колени, недоумевал, к чему клонились все эти вопросы и приготовления.

– Болтер, Болтер! Бедняга! – сказал Феджин, поднимая глаза, горевшие дьявольским предвкушением развязки, и говоря медленно и с многозначительными ударениями. – Он устал… устал, выслеживая ее так долго… выслеживая ее, Билл!

– Что это значит? – спросил Сайкс, откинувшись назад.

Феджин ничего не ответил и, снова наклонившись над спящим, приподнял его и усадил. Когда присвоенное им себе имя было повторено несколько раз, Ноэ протер глаза и, протяжно зевнув, стал сонно озираться.

– Расскажите мне опять об этом, еще раз, чтобы он послушал, – сказал еврей, указывая на Сайкса.

– О чем вам рассказать? – спросил сонный Ноэ, с неудовольствием встряхиваясь.

– Расскажите о… Нэнси, – сказал Феджин, хватая Сайкса за кисть руки, чтобы тот не бросился вон из дома, не дослушав до конца. – Вы шли за ней следом?

– Да.

– До Лондонского моста?

– Да.

– Там она встретила двоих?

– Вот, вот…

– Джентльмена и леди, к которой она уже ходила по собственному желанию, а те предложили ей выдать всех ее товарищей и в первую очередь Монкса, что она и сделала; и указать дом, где мы собираемся и куда ходим, что она и сделала; и место, откуда удобнее всего следить за ним, что она и сделала; и час, когда там собираются, что она и сделала. Все это она сделала. Она рассказала все до последнего слова, хотя ей не угрожали, рассказала по своей воле. Она это сделала, да или нет? – крикнул Феджин, обезумев от ярости.

– Верно, – ответил Ноэ, почесывая голову. – Так оно и было!

– Что они сказали о прошлом воскресенье?

– О прошлом воскресенье? – призадумавшись, отозвался Ноэ. – Да ведь я вам уже говорил.

– Еще раз. Скажите еще раз! – крикнул Феджин, еще крепче вцепляясь в Сайкса одной рукой и потрясая другой, в то время как на губах у него выступила пена.

– Они спросили ее… – сказал Ноэ, который, по мере того как рассеивалась его сонливость, как будто начинал догадываться, кто такой Сайкс, – они спросили ее, почему она не пришла, как обещала, в прошлое воскресенье. Она сказала, что не могла.

– Почему, почему? Скажите это ему.

– Потому что ее насильно удержал дома Билл – человек, о котором она говорила им раньше, – ответил Ноэ.

– Что еще про него? – крикнул Феджин. – Что еще про человека, о котором она говорила им раньше? Скажите это ему, скажите ему!

– Да то, что ей не очень-то легко уйти из дому, если он не знает, куда она идет, – сказал Ноэ, – и потому-то в первый раз, когда она пошла к леди, она дала ему – вот рассмешила-то она меня, когда это сказала! – она дала ему выпить настойки из опия.

– Тысяча чертей! – заревел Сайкс, неистово вырываясь из рук еврея. – Пустите меня!

Отшвырнув старика, он бросился вон из комнаты и, вне себя от бешенства, сбежал по лестнице.

– Билл, Билл! – закричал Феджин, поспешив за ним. – Одно слово! Только одно слово!

Это слово не было бы сказано, если бы грабитель мог отпереть дверь, на что зря тратил силы и ругательства, когда еврей, запыхавшись, догнал его.

– Выпустите меня! – крикнул Сайкс. – Не разговаривайте со мной, это опасно. Говорю вам, выпустите меня!

– Выслушайте одно только слово, – возразил Феджин, положив руку на замок. – Вы не будете…

– Ну? – отозвался тот.

– Вы не будете… слишком неистовы, Билл?

Загорался день, и было достаточно светло, чтобы каждый из них мог видеть лицо другого. Они обменялись быстрым взглядом; у обоих глаза зажглись огнем, который не вызывал никаких сомнений.

– Я хочу сказать, – продолжал Феджин, не скрывая, что считает теперь всякое притворство бесполезным, – хочу сказать, что быть чересчур неистовым опасно. Будьте хитрым, Билл, и не слишком неистовым…

Сайкс ничего не ответил и, распахнув дверь, которую отпер Феджин, выбежал на пустынную улицу.

Ни разу не остановившись, ни на секунду не задумываясь, не поворачивая головы ни направо, ни налево, не поднимая глаз к небу и не опуская их к земле, но с беспощадной решимостью глядя прямо перед собой, стиснув зубы так крепко, что, казалось, напряженные челюсти прорвут кожу, грабитель неудержимо мчался вперед и не пробормотал ни слова, не ослабил ни одного мускула, пока не очутился у своей двери. Он бесшумно отпер дверь ключом, легко поднялся по лестнице и, войдя в свою комнату, дважды повернул ключ в замке и, придвинув к двери тяжелый стол, отдернул полог кровати.

Девушка лежала на ней полуодетая. Его приход разбудил ее, она приподнялась торопливо, с испуганным видом.

– Вставай! – сказал мужчина.

– Ах, это ты, Билл! – сказала девушка, по-видимому обрадованная его возвращением.

– Это я, – был ответ. – Вставай.

Горела свеча, но мужчина быстро выхватил ее из подсвечника и швырнул под каминную решетку. Заметив слабый свет загоревшегося дня, девушка встала, чтобы отдернуть занавеску.

– Не надо, – сказал Сайкс, преграждая ей дорогу рукой. – Света хватит для того, что я собираюсь сделать.

– Билл, – сказала девушка тихим, встревоженным голосом, – почему ты на меня так смотришь?

Несколько секунд грабитель сидел с раздувавшимися ноздрями и вздымающейся грудью, не спуская с нее глаз; потом, схватив ее за голову и за шею, потащил на середину комнаты и, оглянувшись на дверь, зажал ей рот тяжелой рукой.

– Билл, Билл, – хрипела девушка, отбиваясь с силой, рожденной смертельным страхом. – Я… я не буду ни вопить, ни кричать… ни разу не вскрикну… Выслушай меня… поговори со мной… скажи мне, что я сделала!

– Сама знаешь, чертовка! – ответил грабитель, переводя дыхание. – Этой ночью за тобой следили. Слышали каждое твое слово.

– Так пощади же, ради неба, мою жизнь, как я пощадила твою! – воскликнула девушка, прижимаясь к нему. – Билл, милый Билл, у тебя не хватит духа убить меня. О, подумай обо всем, от чего я отказалась ради тебя хотя бы только этой ночью. Подумай об этом и спаси себя от преступления; я не разожму рук, тебе не удастся меня отшвырнуть. Билл, Билл, ради господа бога, ради самого себя, ради меня, подожди, прежде чем прольешь мою кровь! Я была тебе верна, клянусь моей грешной душой, я была верна!

Мужчина отчаянно боролся, чтобы освободить руки, но вокруг них обвились руки девушки, и, как он ни старался, он не мог оторвать ее от себя.

– Билл! – воскликнула девушка, пытаясь положить голову ему на грудь. – Джентльмен и эта милая леди предлагали мне сегодня пристанище в какой-нибудь чужой стране, где бы я могла доживать свои дни в уединении и покое. Позволь мне повидать их еще раз и на коленях молить, чтобы они с такой же добротой и милосердием отнеслись и к тебе, и тогда мы оба покинем это ужасное место и далеко друг от друга начнем лучшую жизнь, забудем, как мы жили раньше, вспоминая об этом только в молитвах, и больше не встретимся. Никогда не поздно раскаяться. Так они мне сказали… я это чувствую теперь… но нам нужно время… хоть немножко времени.

Взломщик освободил одну руку и схватил пистолет. Несмотря на взрыв ярости, в голове его пронеслась мысль, что он будет немедленно пойман, если выстрелит. И, собрав силы, он дважды ударил им по обращенному к нему лицу, почти касавшемуся его лица.

Она пошатнулась и упала, полуослепленная кровью, стекавшей из глубокой раны на лбу; поднявшись с трудом на колени, она вынула из-за пазухи белый носовой платок – платок Роз Мэйли – и, подняв его в сложенных руках к небу, так высоко, как только позволяли ее слабые силы, прошептала молитву, взывая к создателю о милосердии.

Страшно было смотреть на нее. Убийца, отшатнувшись к стене и заслоняя глаза рукой, схватил тяжелую дубинку и одним ударом сбил ее с ног.