Текст книги "Очерки Боза, Наш приход"

Автор книги: Чарльз Диккенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 40 страниц)

– Что же вы от меня хотите?

– Я вам скажу, – ответила мисс Джулия. – Я вам сейчас все скажу в двух словах: милейший лорд Питер…

– Это, как я полагаю, и есть тот самый молодой человек, – перебил мэр.

– Это тот самый молодой джентльмен, – поправила леди с многозначительным ударением на последнем слове. – Милейший лорд Питер сильно опасается вызвать неудовольствие своих родных, и поэтому мы сочли за лучшее обвенчаться тайно. Чтобы избежать подозрений, он поехал за город к своему приятелю, достопочтенному Огастесу Флэру в его усадьбу а тридцати милях отсюда и взял с собой только своего любимого грума. Мы условились, что я приеду сюда одна, лондонским дилижансом, а он оставит свой экипаж с грумом и тоже приедет сюда сегодня, к вечеру.

– Прекрасно, – заметил Джозеф Овертон, – здесь он закажет лошадей, и вы можете отправиться с ним в Гретна-Грин, не нуждаясь ни в присутствии, ни в каком бы то ни было содействии третьего лица.

– Нет, – возразила мисс Джулия. – У нас есть все основания опасаться, так как лорд Питер пользуется у своих друзей репутацией не очень осмотрительного и благоразумного человека и они знают о его чувствах ко мне, – что они, обнаружив его отсутствие, тут же бросятся в погоню, и как раз в сторону Гретна-Грин, а чтобы избежать погони и не дать им напасть на наш след, я хочу, чтобы здесь в гостинице были предупреждены, что лорд Питер немножко поврежден рассудком, хотя и совершенно безобиден, и что я тайком от него дожидаюсь его приезда сюда, чтобы препроводить его в лечебницу для душевнобольных, скажем, – в Бервик. Мне кажется, если я постараюсь держаться в тени, я, может быть, смогу сойти за его мать.

Мэр подумал, что для нее вовсе не обязательно держаться в тени и нет нужды опасаться, что ее примут за кого-нибудь другого, поскольку она чуть не вдвое старше своего жениха. Но он ничего не сказал, и леди продолжала:

– Обо всем этом мы с лордом Питером уже условились. Но для того, чтобы это выглядело более правдоподобно, я прошу вас оказать нам поддержку, поскольку вы здесь пользуетесь влиянием, и дать понять хозяевам и прислуге гостиницы, почему я увожу этого молодого человека. И так как по нашему замыслу мне нельзя будет увидеться с лордом Питером до того, как он сядет в карету, я хочу, чтобы вы снеслись с ним и сказали ему, что все идет хорошо.

– А он уже приехал? – спросил Овертон.

– Не знаю, – ответила леди.

– А как же я это узнаю? Ведь он, конечно, не запишется в книге для приезжающих под своим настоящим именем?

– Я просила его, чтобы он тотчас же по прибытии уведомил вас письмом, сказала мисс Мэннерс, – а для большей предосторожности, чтобы никто не мог раскрыть наши планы, посоветовала ему написать анонимно и как-нибудь так позагадочней, только чтобы дать вам знать, в каком номере он остановился.

– Ах, черт возьми! – вскричал мэр и, вскочив с места, принялся шарить в карманах. – Вот удивительная история! Он уже приехал! И это его загадочное письмо было доставлено мне на дом самым загадочным образом, как раз перед вашим! Я ровно ничего из него не понял, и мне, разумеется, и в голову не пришло бы придавать ему какое-то значение. А! Вот оно! – И Джозеф Овертон вытащил из внутреннего кармана сюртука собственноручное послание Александера Тротта. – Это почерк его светлости?

– О да! – вскричала Джулия. – Какой милый, исполнительный человек! Я, правда, вижу его почерк первый или второй раз, но я знаю, что он пишет очень плохо и размашисто. Ох, уж эти юные аристократы! Ну, вы же знаете, Овертон…

– Да, да, знаю, – перебил мэр. – Лошади, собаки, карты, вино, жокеи, актрисы, кулисы, сигары, конюшни, увеселительные заведения и под конец парламент, палата лордов!.. Так вот что он здесь пишет: «Сэр, некий молодой человек, остановившийся в номере девятнадцатом в „Гербе Уинглбери“, намерен совершить завтра рано утром опрометчивый поступок (так, так! это намек на женитьбу). Если вы хоть сколько-нибудь дорожите спокойствием города и сохранением одной, а может быть, и двух человеческих жизней…» Что за дичь! Как это надо понимать?

– Что ему так не терпится вступить в брак, что он не переживет, если это не состоится, как, вероятно, не переживу и я, – с готовностью пояснила леди.

– А, вот что! Ну, этого можно не опасаться. Так вот, значит, «…двух человеческих жизней, вы позаботитесь, чтобы его убрали отсюда сегодня же вечером. (Он хочет уехать немедленно.) Не бойтесь взять это на свою ответственность, ибо завтра настоятельная необходимость вашего вмешательства будет слишком для всех очевидна. Запомните: номер девятнадцать. Фамилия Тротт. Не медлите, ибо от быстроты ваших действий зависит жизнь или смерть». Да, поистине, выражается он весьма пылко. Так мне, что же, повидаться с ним?

– Да, – ответила мисс Джулия, – и убедите его, чтобы он притворялся получше. Он меня просто пугает. Поговорите с ним, чтобы он был поосторожнее.

– Поговорю, – сказал мэр.

– И поговорите с кем нужно, чтобы все было улажено.

– Поговорю, – повторил мэр.

– Скажите ему, что, по-моему, лошадей лучше заказать на час ночи.

– Хорошо, – сказал мэр, и, досадуя на нелепое положение, в которое поставила его судьба и давнее знакомство, он кликнул слугу, чтобы тот доложил о нем временному обитателю номера девятнадцатого.

Когда слуга, постучавшись, доложил: «Вас желает видеть джентльмен, сэр», – Тротт опустил стакан с портвейном, который он не спеша попивал, и, вскочив с места, быстро шагнул к окну, словно желая обеспечить себе отступление на случай, если посетитель явится к нему в образе и подобии Хорэса Хантера. Но когда взор его упал на Джозефа Овертона, все его страхи рассеялись. Он вежливо предложил незнакомцу стул. Слуга, погремев некоторое время графином и стаканами, соизволил удалиться, а Джозеф Овертон, положив рядом с собой на соседний стул свою широкополую шляпу и слегка наклонившись вперед, Приступил к деловому разговору, начав очень тихо и осторожно:

– Милорд…

– Как! Что? – воскликнул Александер Тротт, уставившись на него тупым, остолбенелым взглядом разбуженного лунатика.

– Ш-ш… Ш-ш… – мягко остановил его осторожный стряпчий. – Ну, разумеется… ясно… никаких титулов. Моя фамилия Овертон, сэр.

– Овертон?

– Да, я здешний мэр. Вы мне прислали сегодня письмо, анонимную записку.

– Я, сэр? – спросил Тротт с плохо разыгранным удивлением, потому что, как ни труслив он был, он сейчас с радостью отрекся бы от этого письма. – Я, сэр?

– Да, вы, сэр. А разве нет? – возразил Овертон, раздраженный этой чрезмерной и, как ему казалось, совершенно излишней подозрительностью. Либо это писали вы, либо кто-то еще. Если это письмо от вас, мы можем сейчас спокойно поговорить о деле. А если нет, тогда, конечно, мне с вами не о чем разговаривать.

– Постойте, постойте, – сказал Тротт, – это мое письмо, я написал его. Что же мне оставалось делать, сэр? Друзей у меня здесь нет.

– Ну, разумеется, разумеется, – ободряюще сказал мэр. – Вы поступили как нельзя более правильно, лучше и придумать нельзя. Так вот что, сэр: вам необходимо выехать отсюда сегодня же вечером. Для вас заказана карета и четверка лошадей. И позаботьтесь, чтобы кучер гнал вовсю. Нельзя быть уверенным, что за вами не будет погони.

– Боже мой! – с отчаянием в голосе воскликнул перепуганный Тротт. – И подумать, что такие вещи происходят в нашей стране! И как это только допускается! Такое злостное, ожесточенное преследование!

Он смахнул со лба, покрывшегося испариной страха. крупные капли холодного пота и с ужасом уставился на Джозефа Овертона.

– Да, конечно, это прискорбный факт, – усмехнувшись, сказал мэр, – что у нас, в свободной стране, люди не могут жениться на ком хотят, не опасаясь, что их будут преследовать, как злоумышленников. А впрочем, в вашем случае невеста согласна, а это в конце концов, знаете, самое главное.

– Невеста согласна, – тупо повторил Тротт. – А откуда вы знаете, что невеста согласна?

– Полноте, что там скрываться, – сказал мэр, покровительственно похлопывая Тротта по плечу своей широкополой шляпой. – Ведь я ее с каких пор знаю, и уж если у кого-нибудь могут быть сомнения на сей счет, так только не у меня. И вам, поверьте мне, тоже нечего сомневаться!

– Вот как! – в раздумье промолвил Тротт. – Знаете, это просто непостижимо!

– Итак, лорд Питер… – сказал мэр, поднимаясь со стула.

– Лорд Питер? – переспросил Тротт.

– Ах да, простите, мистер Тротт! Тротт – очень хорошо. Ха-ха-ха! Так вот, сэр, карета будет подана в половине первого.

– А как же мне быть до тех пор? – с испугом спросил мистер Тротт. – Не лучше ли будет для соблюдения приличий взять меня вроде как бы под охрану?

– А, прекрасная мысль! – отозвался Овертон. – В самом деле, превосходная мысль! Я сейчас пришлю кого-нибудь. И неплохо было бы, когда мы поведем вас садиться в карету, чтобы вы немножко поупирались, ну, понимаете, так, чтобы создать впечатление, будто вас увозят силком.

– Верно, – сказал Тротт. – Совершенно верно.

– Итак, милорд, – Овертон понизил голос, – а до тех пор разрешите откланяться. Счастливо оставаться, ваша светлость!

– Милорд!.. Ваша светлость!.. – снова воскликнул Тротт, пятясь назад и с неописанным изумлением глядя на мэра.

– Ха-ха-ха! Все ясно! Милорд старается войти в роль сумасшедшего! Очень хорошо! Блуждающий взгляд! Превосходно, милорд! В самом деле превосходно! До свидания, мистер Тротт! Ха-ха-ха!

«По-видимому, мэр здорово насосался!» – решил про себя Тротт и с задумчивым видом снова уселся в кресло.

«А он, оказывается, куда умнее, чем я думал, этот юный аристократ. Какая удивительная выдержка! Так вести свою роль!» – рассуждал Овертон, направляясь в буфет, чтобы переговорить с хозяйкой и сделать соответствующие распоряжения. Все это он уладил мгновенно. Рассказ его не вызвал ни малейших сомнений, и одноглазого коридорного тотчас же снарядили и отправили сторожем в девятнадцатый номер, дабы присмотреть до половины первого за умалишенным постояльцем. Подчиняясь приказанию, этот придурковатый малый вооружился громадной дубинкой и со своей обычной невозмутимостью ввалился безо всяких церемоний в номер к мистеру Тротту и, спокойно усевшись возле двери, приступил к своим обязанностям сторожа, а чтобы скоротать время, принялся с видимым удовольствием громко насвистывать какую-то песенку.

– Что тебе здесь надо, бездельник? – вскричал мистер Александер Тротт, прикидываясь возмущенным тем, что к нему приставили сторожа.

Коридорный, который не переставая мотал головой в такт песенке, слегка обернулся и, поглядев на мистера Тротта с жалостливой улыбкой, засвистал адажио.

– Вас что, прислали сюда по распоряжению мистера Овертона? – спросил Тротт, несколько удивленный странным поведением сторожа.

– А ты сиди, помалкивай, нечего тебе людей разговорами смущать, спокойно ответил коридорный и засвистал снова.

– Послушайте, вы! – закричал мистер Тротт, продолжая разыгрывать комедию, будто ему не терпится драться на дуэли. – Я протестую против того, что меня здесь держат! Я вовсе не собираюсь ни с кем драться. Но раз вы все тут сговорились против меня, то спорить, по-видимому, бесполезно, мне остается только сидеть спокойно и ждать!

– Вот так-то оно лучше, – невозмутимо заметил страж, красноречиво помахивая дубинкой.

– Но только потому, что меня к этому вынуждают, – добавил мистер Александер Тротт и с негодующим видом, но втайне ликуя, уселся в кресло. Да. Вынуждают.

– Ну, разумеется. Как вам будет угодно. Ежели вам так нравится, рад стараться. Только вы поменьше разговаривайте, а то вам опять хуже станет.

– Хуже? – с искренним изумлением вскричал Тротт. – Да что это, он пьян?

– Потише, потише, паренек! – сказал коридорный и выразительно повертел дубинкой.

– Или с ума сошел? – Мистеру Тротту стало не по себе. – Убирайтесь вон отсюда, – закричал он, – и скажите там, чтобы прислали кого-нибудь другого!

– Не выйдет! – отвечал коридорный.

– Вон сейчас же! – закричал Тротт, яростно звоня в колокольчик, потому что его не на шутку разбирал страх – и теперь уже совсем по другому поводу.

– А ну, оставь сейчас же звонок, убогая твоя душа! – сказал коридорный, хватая несчастного Тротта, и, занеся дубинку над его годовой, толкнул его обратно к креслу. – Говорят тебе, не шуми, несчастный! Что будет, коли все в доме узнают, что мы здесь сумасшедшего держим?

– Он сошел с ума! Сошел с ума! – завопил мистер Тротт, уставившись в паническом страхе на. единственный глаз рыжеволосого стража.

– Сошел с ума! – фыркнул коридорный. – Черт меня возьми, да он, видать, совсем свихнутый! Слушай меня ты, юродивый! А, ты опять за свое! – И он слегка стукнул Тротта по голове своей дубинкой, дабы пресечь его попытки схватить звонок. – Ну, как, будешь еще безобразничать?

– Пощадите! Не отнимайте у меня жизнь! – подняв руки вверх, взмолился Тротт.

– Нужна мне твоя жизнь! – презрительно ответил сторож. – Хоть я и думаю, что для тебя было бы сущее благодеяние, ежели бы тебя кто прикончил.

– Нет, нет! – поспешно возразил бедный Тротт. – Нет, вовсе не благодеяние! Я… я хочу жить!

– Вот и распрекрасно. Кому что нравится, у всякого свой вкус. Но слушай, что я тебе скажу: ты сядь вот сюда, в свое кресло, а я сяду напротив, и, ежели ты будешь сидеть смирно, я тебя пальцем не трону, но ежели ты до половины первого посмеешь только дрыгнуть ногой либо рукой, я тебе так твою личность разделаю, что в следующий раз, как увидишь себя в зеркале, задумаешься, не в отъезде ли ты и вернешься ли когда-нибудь обратно.

– Я сяду, сяду, – ответила несчастная жертва недоразумения, и мистер Тротт послушно уселся в кресло, а коридорный расположился напротив, держа на всякий случай дубинку наготове.

Время тянулось томительно долго. Часы на уинглберийской церкви только что пробили десять, и до избавления надо было терпеть по крайней мере два часа с половиной. Первые полчаса снизу еще доносился шум запирающихся лавок, и этот знакомый отголосок уличной жизни несколько облегчал мистеру Тротту его невыносимое положение. Но когда и это все стихло и уже не слышно было ничего, кроме стука лошадиных копыт в конюшне позади дома или внезапного грохота подъезжающей кареты, которая останавливалась на почтовом дворе, чтобы сменить лошадей, и потом снова громыхала по мостовой, – вот тогда ему стало совсем невмоготу. Коридорный время от времени вставал, чтобы снять нагар с оплывающей свечи, которая едва горела, но тотчас же возвращался в исходное положение, а так как ему припомнилось, что он где-то слышал, будто человеческий взгляд обладает необыкновенной силой усмирять сумасшедших, он не сводил с мистера Александера Тротта своего единственного глаза. А этот несчастный в свою очередь сидел не шелохнувшись, уставившись на своего стража, и мало-помалу черты коридорного стали расплываться, волосы постепенно утратили свой огненно-рыжий цвет и, наконец, вся комната погрузилась в серую мглу. Мистер Александер Тротт заснул крепким сном; его разбудило громыханье колес и громкий возглас: «Четверик для номера двадцать пятого!» Поднялась суета, дверь в комнату мистера Тротта распахнулась, и вошел мистер Джозеф Овертон в сопровождении четырех дюжих слуг и миссис Уильямсон – дородной хозяйки «Герба Уинглбери».

– Мистер Овертон! – вскричал в исступлении мистер Александер Тротт, срываясь с места. – Вы только посмотрите на этого человека, сэр! Подумайте, в каком положении я вынужден был провести три часа, ведь этот субъект, сэр, которого вы прислали стеречь меня, – это же сумасшедший, совершенно невменяемый, буйный, опасный сумасшедший!

– Браво, браво, – прошептал Овертон.

– Бедняжка! – промолвила жалостливая миссис Уильямсон, – вот сумасшедшие-то, они всегда так, всех других принимают за сумасшедших!

– Бедняжка! – подхватил мистер Александер Тротт. – Что вы хотите этим сказать, черт возьми! Кто это бедняжка? Вы хозяйка этой гостиницы?

– Да, – ответила дородная особа, – да вы успокойтесь, голубчик, стоит ли так волноваться, поберегите свое здоровье.

– Успокоиться! Слава богу, что меня тут не успокоили навеки! Это одноглазое чудовище с мочалой на голове вполне могло укокошить меня за эти три часа. Как смеете вы, сударыня, держать сумасшедшего в доме, буйного сумасшедшего, который нападает на ваших постояльцев и пугает их до смерти?

– Никогда больше не пущу к себе ни одного, – с укором взглянув на мэра, сказала миссис Уильямсон.

– Великолепно, великолепно, – шепнул мистер Овертон, накидывая на плечи мистера Тротта теплый дорожный плащ.

– Великолепно? – вскричал мистер Тротт. – Нет, это просто ужас что такое! Меня и сейчас бросает в дрожь от одного воспоминания. Лучше бы я за эти три часа четыре раза дрался на дуэли, коли бы остался в живых после первых трех, чем сидеть с глазу на глаз с буйным сумасшедшим!

– Продолжайте в том же духе, милорд, когда будете сходить с лестницы, шепнул Овертон, – счет ваш оплачен и саквояж уже в карете! Джентльмен готов! – громко сказал он, обращаясь к слугам.

Те мигом окружили мистера Александера Тротта; один подхватил его под одну руку, второй под другую, третий пошел впереди со свечой в руке, четвертый, тоже со свечой, по пятам мистера Тротта, коридорный с миссис Уильямсон замыкали шествие. И так его повели вниз по лестнице, и мистер Александер Тротт всю дорогу орал благим матом, то притворяясь возмущенным, что его куда-то тащат силком, то непритворно возмущаясь, что его заперли с глазу на глаз с сумасшедшим.

Овертон уже стоял у дверцы кареты, форейторы сидели на своих местах, а кучка конюхов и еще каких-то неопределенных личностей, околачивающихся при конюшне, столпились кругом, чтобы поглазеть, как будут усаживать сумасшедшего джентльмена. Мистер Александер Тротт уже стал ногой на подножку, как вдруг увидел сидящую в глубине кареты фигуру (которую он сперва не заметил в темноте), плотно закутанную в такой же точно плащ, как и у него.

– Кто это? – спросил он шепотом у Овертона.

– Ш-ш! ш-ш! – ответил мэр. – Ну кто же, как не вторая договаривающаяся сторона!

– Вторая договаривающаяся сторона! – отпрянув, вскричал Тротт.

– Ну, разумеется, да вы сами увидите, как только тронется карета. Пошумите еще, а то может показаться подозрительным, что мы с вами так долго шепчемся.

– Я ни за что не сяду в эту карету! – закричал мистер Тротт, внезапно охваченный прежними страхами, которые сейчас усилились во сто крат. – Меня убьют!.. Меня…

– Браво, браво! – шепнул Овертон. – Ну, я вас сейчас подтолкну.

– Да я не хочу!.. Не поеду! – вопил мистер Тротт. – Помогите, помогите! Меня увозят насильно! Это заговор! Меня хотят убить!

– Бедняжка! – повторила миссис Уильямсон.

– А ну, трогайте, живо! – гаркнул мэр, втолкнув Тротта и захлопывая за ним дверцу. – Да гоните во весь дух и не останавливайтесь нигде, пока не доедете до станции! С богом!

– За лошадей получено, Том! – закричала вдогонку миссис Уильямсон, и карета понеслась со скоростью четырнадцати миль в час, увозя сидящих внутри за крепко захлопнутой дверцей мистера Александера Тротта и мисс Джулию. Мэннерс.

Первые две-три мили мистер Александер Тротт сидел, забившись в угол кареты, а его таинственный спутник жался в другом углу; тщетно пытаясь разглядеть в темноте злобную физиономию предполагаемого Хорэса Хантера, мистер Тротт все глубже залезал в свой угол, Чувствуя, как его сосед потихоньку вылезает из своего.

– Мы можем теперь разговаривать, – промолвила, наконец, его спутница, форейторы нас не услышат, им и не видно нас!

«Да это не Хантера голос!» – с изумлением подумал Александер.

– Дорогой лорд Питер, – нежно сказала мисс Джулия, положив ручку на плечо мистера Тротта. – Дорогой лорд Питер! Разве у вас не найдется для меня и словечка?

– Как, это женщина! – все больше и больше удивляясь, воскликнул мистер Тротт сдавленным голосом.

– Ах! Чей же это голос? – вырвалось у Джулии. – Это голос не лорда Питера!

– Нет, это мой, – ответил мистер Тротт.

– Ваш! – воскликнула мисс Джулия Мэннерс, – да это кто-то чужой! Боже милостивый, как вы сюда попали?

– Кто бы вы ни были, надеюсь, вы не могли не заметить, что я попал сюда против своей воли, – отвечал Александер. – Я кричал изо всех сил, когда меня сюда вталкивали.

– Вы от лорда Питера? – спросила мисс Мэннерс.

– Черт бы взял этого вашего лорда Питера, – огрызнулся Тротт. – Я знать не знаю никакого лорда Питера. И никогда не слыхал про него до сегодняшнего вечера, когда меня ни с того ни с сего со всех сторон стали величать лордом Питером, так что я и впрямь начал думать, не сошел ли я с ума, или, может быть, мне все это снится…

– Куда же мы едем? – с ужасом спросила леди.

– А откуда я могу знать, сударыня? – с необыкновенным хладнокровием отвечал Тротт, которого все перипетии этого дня сделали совершенно бесчувственным.

– Стойте! Стойте! Остановитесь! – закричала леди, судорожно дергая оконце кареты.

– Погодите, сударыня, прошу вас! – сказал мистер Тротт и одной рукой снова задвинул стекло, а другой нежно обнял мисс Джулию. – Тут, по-видимому, вышло какое-то недоразумение. Разрешите мне, пока мы едем, рассказать вам, в какой мере я могу винить в этом себя. Нам все равно придется ехать до станции. Не могу же я допустить, чтобы вы сошли здесь одна, поздно ночью.

Леди согласилась, и общими силами недоразумение вскоре было выяснено. Мистер Тротт был человек молодой, с многообещающими бачками, одет он был безукоризненно и держался с подкупающей вкрадчивостью ему недоставало только храбрости – а кому нужна храбрость, когда есть три тысячи фунтов стерлингов в год! Леди располагала этой суммой, и даже большей. Ей нужен был молодой муж, а единственное, что могло спасти Тротта от родительской опалы, – это богатая жена. И так они пришли к заключению, что было бы просто обидно подумать, столько волнений, хлопот и расходов, и все это окажется зря! А раз они все равно так далеко заехали, то не лучше ли доехать прямо до Гретна-Грин и там сочетаться браком? И так они и сделали. А только что перед ними в книге у кузнеца^{78} расписались Эмили Браун и Хорэс Хантер. Мистер Хантер привез свою жену домой и бросился к родителям просить прощения, и его простили; и мистер Тротт привез свою жену домой и тоже бросился к отцу просить прощения, и его тоже простили. А лорд Питер, который опоздал приехать в условленный час, потому что выпил слишком много шампанского, а потом участвовал в скачках с препятствиями, вернулся к достопочтенному Огастссу Флэру и опять стал пить шампанское, после чего ему снова вздумалось принять участие в скачках, где он и сломал себе шею. А Хорэс Хантер сильно возомнил о себе, оттого что ему удалось так ловко воспользоваться трусостью Александера Тротта, и все это было со временем открыто и описано со всеми подробностями; и если вы когда-нибудь остановитесь на недельку в «Гербе», вы услышите вот этот самый рассказ о дуэли в Грейт-Уинглбери.