Текст книги "Очерки Боза, Наш приход"

Автор книги: Чарльз Диккенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 40 страниц)

– И предложение…

– Будьте любезны, передайте, пожалуйста, чашку мистеру Тибсу, – сказала миссис Тибс, прерывая это доказательство и бессознательно иллюстрируя его.

Нить рассуждений оратора была оборвана. Он допил свой чай и снова взялся за газету.

– Если погода будет хорошая, – объявил мистер Альфред Томкинс, обращаясь ко всему обществу, – я поеду сегодня в Ричмонд и вернусь оттуда на пароходе. Игра света и тени на Темзе великолепна; контраст между синевой неба и желтизной воды бывает бесподобен.

Мистер Уисботл замурлыкал: «Ты струись, река, сверкая».

– У нас в Ирландии великолепные пароходы, – сказал О'Блири.

– И правда, – сказала миссис Блосс, обрадованная тем, что разговор коснулся понятного предмета.

– Удобства необычайные, – сказал О'Блири.

– Очень необычайные, – поддержала миссис Блосс. – Когда мистер Блосс был жив, обязательства принуждали его ездить по делам в Ирландию. Я ездила с ним, и то, как дамы и джентльмены удобствовались койками, это просто неописательно.

Тибс, прислушивавшийся к этому диалогу, вытаращил глаза и явно был склонен задать какой-то вопрос, но взгляд жены остановил его. Мистер Уисботл рассмеялся и сказал, что Томкинс придумал каламбур; Томкинс тоже рассмеялся и сказал, что ничего не придумывал.

Завтрак закончился, как обычно кончаются завтраки. Разговор замер, собеседники начали играть своими ложечками. Джентльмены поглядывали в окна, бродили по комнате и, оказавшись около двери, исчезали один за другим. Тибс, по приказанию жены, удалился в буфетную, чтобы проверить недельный счет зеленщика, и, наконец, миссис Тибс и миссис Блосс остались одни.

– Господи боже мой, – заговорила последняя, – я чувствую ужасную слабость. Как странно! (Что действительно было странно, принимая во внимание поглощенные ею за утро четыре фунта всяких яств.) Между прочим, – продолжала миссис Блосс, – я еще не видела этого мистера… как бишь его?

– Мистера Гоблера? – подсказала миссис Тибс.

– Да.

– О! – сказала миссис Тибс. – Это таинственный человек. Завтрак, обед и ужин посылаются ему наверх, и он иногда неделями не выходит из своей комнаты.

– Я его не видела и не слышала, – повторила миссис Блосс.

– Сегодня вечером услышите, – ответила миссис Тибс. – По вечерам в воскресенье он обычно стонет.

– Меня никогда никто так не интересовал! – воскликнула миссис Блосс.

Тихий двойной стук прервал их разговор. Доложили о докторе Уоски, который затем и появился в гостиной. Это был низенький толстяк с красным лицом, одетый, разумеется, в черное и носивший белый накрахмаленный шейный платок. У него была прекрасная практика и недурной капиталец, который он накопил, неизменно потакая самым нелепым фантазиям всех женщин всех семей, куда его приглашали. Миссис Тибс выразила намерение удалиться, но ее попросили остаться.

– Ну-с, милая дама, как мы себя чувствуем? – осведомился Уоски сладким голосом.

– Плохо, доктор, очень плохо, – еле слышно ответила миссис Блосс.

– А! Нам надо поберечься, надо непременно следить за собой, – сказал угодливый Уоски, щупая пульс своей интересной пациентки. – Как наш аппетит?

Миссис Блосс покачала головой.

– Наш уважаемый друг нуждается в самом заботливом уходе, – отнесся Уоски к миссис Тибс, которая, разумеется, выразила полное согласие. Впрочем, полагаясь на всеблагое провидение, я надеюсь, что с нашей помощью она еще поправится.

Миссис Тибс попыталась представить себе, на что будет похожа пациентка, когда она еще поправится.

– Мы должны принимать порошочки, – сказал хитрый Уоски. – А кроме того, обильное питание, и самое главное – беречь наши нервы; нам ни в коем случае нельзя поддаваться нашей чувствительности. Мы должны пользоваться всем, чем можем, – заключил доктор, пряча гонорар, – и не волноваться.

– Милейший человек! – воскликнула миссис Блосс, когда доктор уже садился в свой экипаж.

– Очаровательный! Такой галантный! – ответила миссис Тибс, и колеса загремели, увозя доктора Уоски дурачить других страждущих дам и прикарманивать новые гонорары.

Поскольку мы уже ранее имели случай описать обед в пансионе миссис Тибс и поскольку все обеды там бывали обычно похожи один на другой, мы не будем утомлять наших читателей подробностями хозяйственной жизни этого заведения и прямо перейдем к событиям, сообщив предварительно, что таинственный обитатель задней гостиной был ленивым себялюбцем и ипохондриком, который все время жаловался на свое здоровье и никогда не болел. Его характер во многом напоминал характер миссис Блосс, и поэтому между ними вскоре завязались самые дружеские отношения. Мистер Гоблер был высок, худ и бледен, вечно воображал, что у него что-то болит, и его брюзгливое лицо постоянно морщилось; короче говоря, он был похож на человека, которого насильно заставили опустить ноги в таз со слишком горячей водой.

На протяжении двух-трех месяцев после появления миссис Блосс на Грейт-Корэм-стрит Джон Ивеисон изо дня в день становился все более злобным и язвительным; кроме того, в его манерах появилась еще большая внушительность, которая ясно показывала, что он, по его мнению, сделал какое-то открытие и ждет только удобного случая, дабы им поделиться. Случай этот, наконец, представился.

Как-то вечером обитатели пансиона, собравшись в большой гостиной, предавались обычным занятиям. Мистер Гоблер и миссис Блосс играли в криббедж за карточным столиком возле среднего окна; мистер Уисботл у фортепьяно описывал полукруги на вращающейся табуретке, листая ноты и мелодично напевая; Альфред Томкинс сидел за круглым столом и, усердно растопырив локти, набрасывал карандашом голову, значительно превосходившую размерами его собственную; О'Блири читал Горация, старательно делая вид, что все понимает; а Джон Ивенсон подсел к рабочему столику миссис Тибс и полушепотом вел с ней серьезный разговор.

– Уверяю вас, миссис Тибс, – говорил радикал, прижимая указательным пальцем муслин, над которым она трудилась, – уверяю вас, что только мое искреннее желание быть вам полезным заставило меня рассказать об этом. Повторяю, я весьма опасаюсь, что Уисботл пытается добиться благосклонности этой молодой женщины – Агнес – и что он постоянно встречается с ней в кладовой второго этажа над крыльцом. Вчера из своей комнаты я отчетливо слышал там голоса. Я немедленно открыл дверь и тихонько прокрался на площадку; там я застал мистера Тибса, которого, как видно, тоже потревожили… Боже мой, миссис Тибс, вы меняетесь в лице!

– Нет, нет, пустяки, – поспешно возразила миссис Тибс, – просто в комнате жарко.

– Она красная! – воскликнула миссис Блосс за карточным столиком. Бубны – моя счастливая масть.

– Если бы я поверила, что это мистер Уисботл, – помолчав, продолжала миссис Тибс, – он немедленно оставил бы мой дом.

– А дама? – снова донесся голос миссис Блосс.

– А если бы я поверила, – с угрозой добавила хозяйка, – если бы я поверила, что ему помогает мистер Тибс…

– Валет бит! – заметил мистер Гоблер.

– О, – вкрадчиво сказал Ивенсон (он любил делать гадости), – я искренне надеюсь, что мистер Тибс тут ни при чем. Он всегда казался мне таким безобидным.

– И мне тоже! – зарыдала низенькая миссис Тибс, проливая слезы как из лейки.

– Ш-ш! Ш-ш! Ради бога… миссис Тибс… подумайте… все заметят… ради бога, успокойтесь, – шептал Джон Ивенсон, боясь, что его план сорвется. – Мы самым тщательным образом разберемся в этом деле, и я буду счастлив вам помочь.

Миссис Тибс поблагодарила его чуть слышным голосом.

– Когда вы придете к заключению, что все в доме уснули, – высокопарно сказал Ивенсон, – и если вы, не зажигая свечи, встретитесь со мной у лестничного окна перед дверью моей спальни, я думаю, нам удастся выяснить, кто же эти лица, и затем вы сможете принять меры, какие сочтете нужными.

Убедить миссис Тибс не представляло большого труда; ее любопытство было задето, ревность разбужена, и собеседники скоро условились обо всем. Миссис Тибс взялась за свое шитье, а Джон Ивенсон, засунув руки в карманы, начал ходить по комнате, как будто ничего не произошло. Партия в криббедж окончилась, и завязался общий разговор.

– Ну, мистер О'Блири, – сказал музыкальный волчок, поворачиваясь на своей оси, – как вам понравился в тот вечер Воксхолл?

– Очень недурно, – ответил Орсон, которого сад привел в совершенный восторг.

– Приходилось ли вам видеть что-нибудь равное представлению капитана Росса?^{68} А?

– Нет, – ответил патриот с обычной своей оговоркой, – нигде не приходилось, кроме Дублина.

– Я встретил там графа де Канки и капитана Фицтомпсона, – сказал Уисботл, – они были восхищены.

– В таком случае представление несомненно великолепно, – огрызнулся Ивенсон.

– Мне особенно понравилось, как начучелены белые медведи, – заметила миссис Блосс. – В ихних мохнатых белых шкурах они точь-в-точь полярные медведи, правда, мистер Ивенсон?

– Я бы скорее сказал, что они похожи на кондуктора омнибуса, вставшего на четвереньки, – ответил брюзга.

– Я был бы весьма доволен нашим посещением Воксхолла, – простонал Гоблер, – если бы я не схватил там страшную простуду, после чего мои боли ужасно усилились. Мне пришлось принять несколько ванн, прежде чем я рискнул покинуть свою комнату.

– Эти ванны с душем – прелестная вещь! – воскликнул Уисботл.

– Превосходная! – сказал Томкинс.

– Восхитительная, – поддакнул О'Блири (он однажды видел такую ванну перед мастерской жестянщика).

– Отвратительные аппараты! – возразил Ивенсон, чья неприязнь распространялась почти на все предметы как одушевленные, так и неодушевленные.

– Отвратительные, мистер Ивенсон? – в страшном негодовании переспросил Гоблер. – Отвратительные! Подумайте, какую пользу они приносят, вспомните, сколько жизней они спасли, вызывая испарину!

– Что верно, то верно, – проворчал Джон Ивенсон, переставая мерить шагами крупные квадраты ковра. – Я был таким ослом, что однажды позволил установить такую штуку у себя в спальне. Черт возьми! Чтобы полностью излечить меня, хватило одного раза, – даже полгода спустя, стоило мне увидеть ее, как я весь покрывался испариной.

Это заявление было встречено легким смехом, который еще не утих, когда появился Джеймс, неся поднос, нагруженный остатками барашка, дебютировавшего еще за обедом, а также хлебом, сыром, кружочками масла среди леса петрушки, целым маринованным грецким орехом и третью другого, и прочим. Мальчик исчез и снова вернулся с другим подносом, на котором стояли стаканы и кувшины горячей и холодной воды. Джентльмены принесли свои бутылки; горничная поставила под карточный столик разнообразные подсвечники накладного серебра, и слуги удалились на покой.

Жильцы пододвинули стулья к столу, и разговор вошел в обычное русло. Джон Ивенсон, никогда не ужинавший, развалился на диване и развлекался тем, что противоречил всем и каждому. О'Блири старался наесться до отвала, отчего в груди миссис Тибс нарастало справедливое негодование; мистер Гоблер и миссис Блосс с большой нежностью обсуждали лечение пилюлями и другие невинные забавы; а между Томкинсом и Уисботлом «завязался спор» – другими словами, они старались перекричать друг друга, причем каждый льстил себя надеждой, что его доводы неопровержимы, и оба имели самое смутное представление о предмете своего спора. Часа два спустя жильцы и медные подсвечники попарно разошлись по своим спальням. Джон Ивенсон стянул сапоги, запер дверь и приготовился ждать, пока мистер Гоблер не удалится к себе. Последний всегда засиживался в гостиной на час дольше остальных, принимал лекарства и стонал.

Грейт-Корэм-стрит погрузилась в состояние полного покоя: было около двух часов. Изредка мимо погромыхивали извозчичьи экипажи, да какой-нибудь запоздавший клерк во пути домой в Сомерс-Таун задевал каблуком решетку угольного иодвала, отчего раздавался лязг, словно хлопала печная заслонка. Доносившееся с улицы монотонное бульканье усугубляло мрачный романтизм сцены. Это стекала вода по желобу дома N 11.

«Он, вероятно, уже заснул», – подумал Джон Ивенсон, с примерным терпением выждавший более часа после того, как Гоблер покинул гостиную. Он прислушался в доме царила мертвая тишина; тогда, погасив ночник, он приоткрыл дверь. На лестнице было темно, как в могиле.

– Ш-ш-ш, – прошипел любитель гадостей, словно римская свеча, проявляющая первые признаки того, что она намерена взорваться.

– Тс-с-с, – прошептали в ответ.

– Это вы, миссис Тибс?

– Да, сэр.

– Где?

– Здесь.

И на фоне лестничного окна, словно дух королевы Анны в последнем акте «Ричарда III», появился силуэт миссис Тибс.

– Сюда, миссис Тибс, – прошептал обрадованный сплетник, – дайте мне руку, так! Кто бы это ни был они сейчас в кладовой; я свесился из окна и видел, как они случайно опрокинули свечу и остались в темноте. Вы не забыли сиять ботинки?

– Нет, – еле выговорила трепещущая миссис Тибс.

– Хорошо; я снял сапоги, так что мы можем спуститься поближе к кладовой, перегнуться через перила и слушать.

И они прокрались вниз, а каждая ступенька скрипела, словно патентованный каток для белья по субботам.

– Готов поклясться, это Уисботл и еще кто-то! громким шепотом воскликнул радикал после того, как они подслушивали несколько минут.

– Тише! Давайте послушаем, что они скажут! воскликнула миссис Тибс, которая теперь, забыв обо всем остальном, превыше всего Жаждала удовлетворить свое любопытство.

– Ох, если бы я только вам поверила, – кокетливо сказал женский голос, – одинокая жизнь моей хозяйки скоро кончилась бы.

– Что она говорит? – спросил мистер Ивенсон у своей спутницы, чья позиция оказалась более удобной.

– Говорит, что скоро покончит со своей хозяйкой, – ответила миссис Тибс. – Негодяйка! Они замышляют убийство.

– Я знаю, вам нужны деньги, – продолжал голос, принадлежавший Агнес. Если я получу пятьсот фунтов, я живо ее разожгу.

– Что? Что? – снова спросил Ивенсон. Он слышал ровно столько, сколько было нужно, чтобы пробудить в нем желание услышать больше.

– Кажется, она говорит, что подожжет дом, – ответила насмерть перепуганная миссис Тибс. – Слава богу, я застрахована в «Фениксе».

– Как только ваша хозяйка даст мне согласие, милочка, – сказал мужской голос с сильным ирландским акцентом, – можете считать эти деньги своими.

– Бог ты мой! Это мистер О'Блири! – воскликнула миссис Тибс в сторону.

– Злодей! – произнес, негодуя, мистер Ивенсон.

– Во-первых, – продолжал ибериец, – надо отравить подозрением душу мистера Гоблера.

– Разумеется, – согласилась Агнес.

– Что он говорит? – снова спросил Ивенсон, задыхаясь от любопытства и шепота.

– Говорит, чтобы она отравила мистера Гоблера, а то он ее подозревает, – сообщила миссис Тибс, ошеломленная этой безжалостной гекатомбой.

– А в отношении миссис Тибс… – продолжал О'Блири.

Миссис Тибс задрожала.

– Тише! – в глубокой тревоге воскликнула Агнес как раз в то мгновение, когда с миссис Тибс чуть было не приключился обморок. – Тише!

– Сюда кто-то поднимается, – сказала Агнес ирландцу. – Сюда кто-то спускается, – прошептал Ивенсон хозяйке пансиона.

– Спрячьтесь в малую гостиную, сэр, – сказала Агнес своему сообщнику, у вас хватит времени, пока тот пройдет всю кухонную лестницу.

– В большую гостиную, миссис Тибс! – шепнул изумленный Ивенсон своей не менее изумленной спутнице; и оба кинулись в гостиную, ясно слыша шаги, приближающиеся и сверху и снизу.

– Что случилось? – воскликнула миссис Тибс. – Прямо как во сне. Я не вынесу, если нас тут застанут!

– Я тоже, – согласился Ивенсон, который не любил, когда смеялись на его счет. – Тише, они уже у двери.

– Вот здорово! – шепнул один из новопришедших. Это был Уисботл.

– Чудесно, – так же тихо ответил его спутник – Альфред Томкинс. – Кто бы мог подумать?

– Я же говорил, – многозначительно шептал Уисботл. – Господи помилуй! Да он уже два месяца вокруг нее увивается. Я все видел сегодня вечером, когда сидел у фортепьяно.

– Поверите ли, я ничего не заметил, – перебил Томкинс.

– Не заметили! – продолжал Уисботл. – Господи помилуй! Я видел, как он шептался с ней, а она плакала, а потом, готов поклясться, услышал, как он ей что-то говорил про ночь, когда мы все ляжем.

– Они говорят о нас! – воскликнула миссис Тибс вне себя от ужаса: страшное подозрение поразило ее, и она вдруг поняла, в каком положении они очутились.

– Знаю. Я знаю, – тоскливо ответил Ивенсон, сознавая, что спасения нет.

– Что делать? Мы не можем оба оставаться здесь, – шептала миссис Тибс в состоянии частичного помешательства.

– Я вылезу через камин, – ответил Ивенсон, в самом деле собираясь это проделать.

– Невозможно, – в отчаянии сказала миссис Тибс. – Там заслонка.

– Ш-ш! – перебил ее Джон Ивенсон.

– Ш-ш! Ш-ш! – раздалось где-то внизу.

– Что это за дьявольское шипение? – сказал Альфред Томкинс, сильно сбитый с толку.

– Они там! – воскликнул сообразительный Уисботл, когда из кладовой донесся шорох.

– Слышите? – прошептали молодые люди.

– Слышите? – повторили миссис Тибс и Ивенсон.

– Пустите меня, сэр, – донесся из кладовой женский голос.

– Агнесочка! – вскричал второй голос, явно принадлежавший Тибсу, ибо ни у кого другого подобного голоса не было. – Агнесочка, прелестное созданье!

– Тише, сэр! (Слышен прыжок.)

– Аг…

– Отстаньте, сэр. Как вам не стыдно! Подумайте о вашей жене, мистер Тибс. Отстаньте, сэр!

– Моя жена! – воскликнул доблестный Тибс, находившийся, очевидно, под влиянием джина и греховной страсти. – Я ее ненавижу! Ах, Агнесочка! Когда я служил волонтером в тысяча восемьсот…

– Я сейчас закричу. Тише, сэр, слышите? (Еще прыжок и возня.)

– Что это? – испуганно вскрикнул Тибс.

– Что – что? – спросила Агнес, замирая.

– Это.

– Вот что вы натворили, сэр! – зарыдала испуганная Агнес, когда у дверей спальни миссис Тибс раздался стук, с которым не смогли бы тягаться и двадцать дятлов.

– Миссис Тибс! Миссис Тибс! – вопила миссис Блосс. – Миссис Тибс, проснитесь, во имя всего святого! (Тут снова раздалось подражание дятлу, усилившееся в десять раз.)

– Боже… Боже мой! – воскликнула удрученная половина порочного Тибса. – Она стучится ко мне. Нас обязательно найдут. Что они подумают?

– Миссис Тибс! Миссис Тибс! – снова завизжал дятел.

– Что случилось? – гаркнул Гоблер, вылетая из задней гостиной, как дракон в цирке Астли.

– О мистер Гоблер! – вскричала миссис Блосс с уместной истеричностью в голосе. – Кажется, мы горим; либо в дом забрались воры. Я слышала такой страшный шум!

– Черт побери! – снова гаркнул Гоблер. Он мотнулся в свою берлогу, удачно подражая вышеозначенному дракону, и немедленно возвратился с зажженной свечой. – Как! Что происходит? Уисботл! Томкинс! О'Блири! Агнес! Какого черта? На ногах и одеты?

– Удивительно! – сказала миссис Блосс, которая сбежала вниз и взяла мистера Гоблера под руку.

– Пусть кто-нибудь немедленно позовет сюда миссис Тибс, – сказал Гоблер, входя в большую гостиную. – Что? Миссис Тибс и мистер Ивенсон.

– Миссис Тибс и мистер Ивенсон! – по очереди воскликнули все, когда была обнаружена несчастная пара: миссис Тибс в кресле у камина, мистер Ивенсон неподалеку от нее.

Сцену, которая за этим последовала, мы предоставляем воображению читателя. Мы могли бы рассказать, как миссис Тибс тут же лишилась чувств и потребовались соединенные усилия мистера Уисботла и Альфреда Томкинса, чтобы удержать ее в кресле; как мистер Ивенсон объяснял и его объяснениям никто не верил; как Агнес опровергла обвинения миссис Тибс, доказав, что мистер О'Блири просил помочь ему добиться благосклонности ее хозяйки; и как мистер Гоблер вылил ушат холодной воды на чаяния О'Блири, объявив, что он (Гоблер) уже сделал предложение миссис Блосс я уже получил согласие; как эта дама рассчитала Агнес; как расчетливый мистер О'Блири покинул дом миссис Тибс, забыв рассчитаться; я как этот разочарованный молодой джентльмен ругает Англию и англичан и клянется, что добродетель и благородство повсюду исчезли с лица земли, «кроме Ирландии». Повторяем, мы могли бы рассказать многое, но мы склонны к самоотречению и потому рассудили за благо предоставить все это воображению читателя.

Особы, которую мы описали под именем миссис Блосс, нет более с нами. Существует миссис Гоблер: миссис Блосс покинула пас навеки. В укромном приюте в Нюингтон-Батс, вдали от шумной сумятицы этого гигантского пансиона, который мы называем светом, счастливец Гоблер и его милейшая супруга наслаждаются уединением, упиваясь своими болезнями, своим столом, своими лекарствами, хранимые благодарственными молитвами всех поставщиков животной пищи на три мили в окружности.

Мы охотно закончили бы на этом наш рассказ, если бы не тяжкий долг, исполнить который мы обязаны. Мистер и миссис Тибс разъехались по взаимному согласию с условием, что миссис Тибс будет получать одну половину тех сорока восьми фунтов пятнадцати шиллингов десяти пейсов, которые, как мы объяснили ранее, составляли годовой доход ее мужа, а мистер Тибс – другую. Он проводит вечер своей жизни, удалившись от дел, и ежегодно тратит всю свою скромную, но почетную пенсию. Он поселился среди аборигенов Уолворта, и из весьма авторитетных источников известно, что анекдот о волонтерах был досказан до самого конца в одной из небольших харчевен этого почтенного околотка.

Несчастная миссис Тибс решила продать свою мебель с аукциона и покинуть жилище, в котором ей пришлось столько выстрадать. Провести распродажу поручено мистеру Робинсу;^{69} и непревзойденные таланты джентльменов-литераторов, связанных с его заведением, в настоящее время посвящены составлению предварительного объявления об аукционе. Оно обещает быть очень остроумным, и в нем будет содержаться семьдесят восемь слов, написанных заглавными буквами, и шесть цитат в кавычках.