Текст книги "Парадоксальные люди"

Автор книги: Charles L. Harness

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Был и более насущный вопрос – что нужно от него сменному экипажу? Он был бы рад возможности встретиться с ними, но хотел бы сам задавать вопросы. Он чувствовал, что теряет равновесие.

Что, если бы кто-то из команды знал настоящего доктора Тэлбота? И, конечно, любой из одиннадцати мог быть полицейским с профессиональной маскировкой, предупрежденным, чтобы наблюдать за ним. Или, возможно, они не хотели брать его с собой на общих основаниях. В конце концов, он был незваным гостем, который мог нарушить слаженную работу команды, столь необходимую для их ежечасного выживания.

Или, возможно, они пригласили его для небольшой дедовщины, которую, как он понимал, на самом деле поощрял станционный психиатр для снятия напряжения у новых людей, если это будет сделано и закончено до того, как они прибудут на станцию.

Выйдя с мостика в узкий коридор, он услышал впереди музыку и смех.

Он улыбнулся. Вечеринка. Теперь он вспомнил, что прибывающая смена всегда устраивала себе прощальную вечеринку, главными чертами которой были скорбные, бесконечные и непечатные баллады, в основном касающиеся того, почему они покинули Землю, чтобы продолжить свое нынешнее существование. Новые и неисчерпаемые голографические фильмы танцующих девушек, одетых, в основном, только разноцветным освещением (личный подарок Министра Космоса), крендельки и пиво.

Только пиво, потому что они должны были зарегистрироваться на станции трезвыми. Через два месяца, если повезет, они устроят еще одну вечеринку на «Фобосе», и команда корабля присоединится к ним. Даже степенный, грубоватый Эндрю опрокинул бы парочку стопок, произнеся тост за их благополучное возвращение.

Но не сейчас. Дружелюбные празднества были строго личными – только для людей солнца. Посторонних никогда не приглашали. Даже прибывающий на станцию психиатр не допускался.

А что потом? Что-то было не так.

Когда он уже приготовился постучать в дверь, то обнаружил, что считает свой пульс. Он бился на отметке сто пятьдесят и поднимался вверх.

16 Эскимос и солнечные люди

Алар стоял у двери, отсчитывая учащенный пульс и прикидывая, с чем ему придется столкнуться по ту сторону двери. Его рука с подготовленными для стука костяшками пальцев инстинктивно потянулась к несуществующей рукояти сабли. Оружие на «Фобосе» было запрещено. Но какая опасность может быть в таком сочувствующем себе добром общении? И все же, предположим, они попытаются немного пошалить, и дернут его за фальшивую бороду? Пока он колебался, музыка и смех стихли.

Затем корабль неуклюже накренился, и его отбросило к двери. «Фобос» вошел носом в Солярион-9 и теперь наглухо запирал входной порт. Дикий радостный крик послышался из кают-компании через дверь, о которую он ударился.

Он не был уверен, приветствовали ли они спасение станции или свой собственный неминуемый отъезд. В этой овации было что-то насмешливое и сардоническое, что заставило его заподозрить последнее. Пусть старая смена сама себя подбадривает.

– Входите! – прогремел кто-то.

Он толкнул дверь в сторону и вошел.

Десять лиц выжидающе смотрели на него. Двое молодых людей сидели у голографа, но полупрозрачный куб, в котором находилось 3-д изображение, был темным. Очевидно, его только что выключили.

Двое мужчин возвращались из-за стола, нагруженного пивным бочонком, несколькими большими деревянными мисками для кренделей, пивными кружками, салфетками, пепельницами и другими безделушками, и направлялись к обеденному столу, ближайшему к Вору. За столом шестеро мужчин собирались встать. Отсутствующим одиннадцатым лицом был, вероятно, психиатр, который отсутствовал по взаимному пониманию и согласию.

Он с тревогой ощутил, что вечеринка закончилась. Это было что-то другое.

– Доктор Тэлбот, – сказал крупный румяный мужчина с раскатистым голосом, – меня зовут Майлз, я – старший заступающей смены Станции Девять.

Алар, молча, кивнул.

– А это мой метеоролог Уильямс Макдугалл, пилот бокового реактивного двигателя Флорес, спектроскопист Сент Клер, инженер-технолог…

Вор серьезно, но уклончиво ответил на приветствия, вплоть до молодого Мартинца, клерка. Его глаза ничего не упускали. Все эти люди через все это уже проходили. Когда-то, в прошлом они все истекали холодным потом на солнечной станции, вероятно, большинство из них в разное время и на разных станциях. Но общий опыт заклеймил их, спаял вместе и отбросил за черту их земных братьев.

Двадцать глаз не отрывались от его лица. Чего они от него ждали?

Он незаметно сложил руки на груди и сосчитал пульс. Он выровнялся на отметке сто шестьдесят.

Майлз продолжил громовым голосом: – Доктор Тэлбот, мы понимаем, что вы собираетесь пробыть с нами двадцать дней.

Алар почти улыбнулся. Майлз, будучи высококвалифицированным и бессознательно снобистским солнечным человеком с большим опытом, глубоко презирал любую единицу времени, меньшую, чем полная и опасная шестидесятидневная смена.

– Я просил бы о привилегии, – серьезно ответил Вор. – Надеюсь, вы еще не решили, что я буду вам мешать.

– Нисколько.

– Институт Тойнби уже давно стремится к тому, чтобы профессиональный историк подготовил монографию…

– О, нам все равно, зачем вы едете, доктор Тэлбот. И не волнуйтесь, что будете нам мешать. Вы выглядите так, будто у вас достаточно здравого смысла, чтобы оставаться в стороне, когда мы заняты, и вы будете стоить своего авторитета, выраженного в юнитах, если сможете удержать психиатра счастливо занятым, и вне наших кругов. Надеюсь, вы играете в шахматы? Этот наш психиатр – эскимос.

Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь слышал термин «Эскимос» применительно к солнечному человеку, и был поражен, что понял его значение, которое, казалось, возникло в его сознании непрошеным, словно из ментальной камеры, в которой находилась его другая жизнь. Он не ошибся, решив подняться на борт «Фобоса». Но сейчас он должен притвориться невежественным.

– Шахматы – Эскимос? – пробормотал он с озадаченной вежливостью.

Несколько мужчин улыбнулись.

– Конечно, Эскимос, – нетерпеливо прогудел Майлз. – Никогда раньше он не был в солярионе. У него присутствует только беспокойство, с которым он родился. Вероятно, он только что из учебного заведения, и нагружен шахматными задачами, чтобы занять наши умы, чтобы мы не размышляли. Он вдруг резко рассмеялся. – Значит, мы не будем размышлять! Великие пылающие факулы! Почему они думают, что мы продолжим возвращаться сюда?

Алар вдруг заметил, что волосы у него на затылке встали дыбом, а подмышки намокли. И теперь он понял, каким общим клеймом были отмечены эти заблудшие души, и что объединило их в необычное братство.

Как и предполагал настоящий доктор Тэлбот в ту ночь на балу, все эти существа были совершенно безумны!

– Я постараюсь занять психиатра, – согласился он с правдоподобным сомнением. – Я и сам люблю играть в шахматы.

– Шахматы! – пробормотал спектроскопист Флорес с бесстрастной окончательностью, отворачиваясь от Алара и устало глядя на стол. Полное отсутствие яда не заглушило его смысла.

Майлз снова рассмеялся и уставился на Алара налитыми кровью глазами. – Но мы пригласили вас сюда не только для того, чтобы попросить убрать психиатра так, чтобы он нас не раздражал. Дело в том, что все мы – индейцы, старые солнечные люди. И это необычно. Как правило, у нас есть, по крайней мере, один Эскимос в группе.

Рука здоровяка мелькнула в карман, и две игральные кости с грохотом покатились по столу в сторону Вора. Где-то в глубине стола раздался резкий вздох. Алар подумал, что это Мартинец, молодой клерк. Все медленно двинулись по обе стороны стола к гостю и белым кубикам, лежавшим перед ним.

– Пожалуйста, возьмите их, доктор Тэлбот, – потребовал Майлз.

Алар колебался. К чему приведет его это действие?

– Продолжайте, – нетерпеливо сказал Мартинец. – Продолжайте, сэр.

Вор изучал кости. Может быть, немного потертые, но совершенно обычные кости. Он медленно протянул руку и собрал их в правую ладонь. Он поднял руку и разжал пальцы так, что они легли рядом на его ладонь почти под носом у Майлза.

– Ну и что?

– Ах, – сказал Майлз. – А теперь, полагаю, я должен сообщить вам о важности того, что вы скоро сделаете для нас.

– Мне очень интересно, – ответил Алар. Он задумался о том, какую форму примет ритуал. В том, что этот ритуал имеет огромное значение для людей, он не сомневался.

– Когда у нас появляется настоящий Эскимос, доктор Тэлбот, мы просим его бросить игральные кости.

– Значит, у вас есть выбор? Я верю, что психиатр получит это право, не так ли?

– Угу, – проворчал мастер заступающей на станцию смены. – Конечно, психиатр – Эскимос, но все психиатры – яд.

– Понимаю. Алар сжал в кулаке кубики.

– Если уж на то пошло, Мартинец тоже мог бы оказать нам эту честь. Мартинец отработал всего две смены, и он не слишком хорошо использовал свою удачу, чтобы мы могли дисквалифицировать его. Но мы не хотим использовать его, если это в наших силах.

– Так что логически я – тот, кто нужен.

– Правильно. Остальные из нас никуда не годятся. Флорес – следующий, с самым маленьким количеством смен. У него их пять. Это будет его шестая смена, что совершенно невозможно, конечно. И так далее до меня, с полным десятилетним сроком службы. Я пророк Иона, приносящий несчастье. Я не могу их бросать. Остаетесь только вы. На самом деле вы не Эскимос, вы пробудете у нас всего двадцать дней, но некоторые из нас, старожилов, решили, что это будет законно, потому что вы похожи на нашего старого друга.

Мьюр, конечно. Это было потрясающе. Вор словно проснулся от тяжелого сна. Игральные кости казались холодными и невесомыми в его онемевшем кулаке. И сердце его снова забилось сильнее.

Он прочистил горло. – Могу я спросить, что происходит после того, как я бросаю кости?

– Ничего, – немедленно ответил Майлз. – Мы просто выходим, хватаем снаряжение и поднимаемся по трапу на станцию.

Это не может быть так просто. У Мартинца отвисла челюсть, будто от этого зависела его жизнь. Флорес едва дышал. И так далее вокруг стола. Даже Майлз казался более раскрасневшимся, чем когда Алар вошел в комнату.

Он яростно подумал. Была ли это азартная игра, включающая какую-то огромную сумму, по которой он должен сделать выбор? Солнечным людям щедро платили. Возможно, они объединили свои доходы, и он должен был решить, кто победит.

– Вы не могли бы поторопиться, доктор Тэлбот? – еле слышно сказал Мартинец.

Это было нечто большее, чем деньги. Алар погремел костями в руке и бросил их.

И в этом акте запоздалое предупреждение, казалось, выплеснулось из его затуманенной жизни, которая была до амнезии. Он тщетно пытался вцепиться в кубики, но было уже поздно. Три и четыре.

Он только что приговорил смену соляриона, и себя… – к смерти.

Алар обменялся взглядами с Мартинцом, который внезапно сильно побледнел.

Солярион погибает раз в двенадцать месяцев, так что у человека солнца, находящегося в двухмесячной смене, есть один шанс из шести умереть вместе с ним. Флорес не мог сделать бросок, потому что это будет его шестая смена, и по законам теории вероятности его время истекло.

Один из шести – эти безумцы были уверены, что бросок костей может предсказать утомительное возвращение на Землю, или туманную могилу на Солнце.

Один шанс из шести. У него был один шанс из шести бросить семерку. Его бросок убьет этих невероятных фанатиков так же верно, как, если бы он срубил их Кадесом. Эти десять человек войдут в солярион, зная, что умрут, и рано или поздно один из них подсознательно совершит роковую ошибку, которая заставит станцию погрузиться в водоворот солнечных пятен или дрейфовать по неизведанной, бездонной фотосфере. И он будет рядом.

Казалось, что все на какое-то странное неземное время перестали дышать. Мартинец шевелил бледными губами, но не издавал, ни звука.

Действительно, никто ничего не сказал вообще. Говорить было не о чем.

Майлз задумчиво сунул в рот огромную черную сигару, придвинул стул к столу, и медленно вышел из комнаты, не оглядываясь. Остальные последовали за ним, один за другим.

Алар прождал целых пять минут после того, как шаги затихли в направлении трапа, ведущего в Солярион-9, полный удивления как своей глупостью, так и двумя дразнящими вспышками из своей другой жизни.

Если он последует за ними в солярион, его смерть будет неизбежна. Но сейчас он не мог отступить. Он вспомнил предсказание Разума. Это был просчитанный риск.

Его главным сожалением было то, что теперь он стал персоной нон грата для экипажа. Пройдет много времени, прежде чем он узнает что-нибудь от этих фанатиков, возможно, не раньше, чем один из них уничтожит станцию. Но тут уж ничего не поделаешь.

Он вышел в коридор, посмотрел на пандус в дюжине ярдов от себя и резко втянул воздух. Четверо полицейских наградили его каменными взглядами, а затем, как один человек, обнажили сабли.

Затем ужасное, незабываемое хихиканье впилось в его неверящее левое ухо.

– Солнечная система маленькая, а, Вор?

17 Воссоединение возле Солнца

– Посетители не допускаются в эту часть морга, мадам. Здесь нет ничего, кроме невостребованных тел. Одетый в серую одежду раб-слуга, преградивший ей путь, вежливо, но твердо поклонился.

Единственным признаком нетерпения Кейрис было слабое расширение ее ноздрей. – В этом конверте тысяча юнит, – тихо сказала она, указывая на пакет, закрепленный под застежкой накидки. – Мне понадобится всего тридцать секунд, чтобы войти в отсек. Отоприте дверь.

Раб жадно посмотрел на конверт и нервно сглотнул. Его глаза изучали зал позади женщины.

– Тысяча юнит это не так уж много. Если меня поймают, это будет означать мою жизнь.

– Это все, что у меня есть. Она с тревогой отметила растущую твердость этого человека.

– Тогда вы не сможете войти. Он сложил руки на груди.

– Вы хотите свободы? – резко спросила Кейрис. – Я могу сказать вам, как ее получить. Вам нужно только взять меня живой. Я мадам Хейз-Гонт.

Раб изумленно уставился на нее.

Она быстро продолжила: – Канцлер предложил награду в миллиард юнит за мою поимку. Достаточно, – добавила она язвительно, – чтобы купить себе свободу и стать великим рабовладельцем. Все, что вам нужно сделать, это запереть меня в отсеке позади вас и сообщить в полицию.

Стоило ли ей это делать? Через несколько мгновений все станет ясно.

– Но не кричите, пока не впустите меня в комнату, – тихо предупредила она. – Если вы это сделаете, у меня есть нож, которым я убью себя. Тогда вы не получите миллиард юнит. Вместо этого они убьют вас.

Дежурный выдохнул что-то непонятное. Наконец его дрожащие пальцы достали из кармана ключи. После нескольких неудачных попыток ему, наконец, удалось отпереть дверь.

Кейрис быстро шагнула внутрь. Дверь за ней закрылась. Она быстро огляделась по сторонам. Крошечная комната, как и тысячи других на этом уровне, содержала только одну вещь – дешевый прозрачный пластиковый гроб, стоящий на деревянной платформе высотой до пояса.

Странное чувство охватило Кейрис. Ей казалось, что вся ее жизнь вращается вокруг того, что она узнает в следующие несколько секунд. Даже Разум, несмотря на все его тщательное изучение, вероятно, никогда не думал о проверке морга. В конце концов, в журнале Т-22 упоминались только два живых существа, оба из которых были идентифицированы как Алар и обезьянка Хейз-Гонта.

Какое-то мгновение она избегала смотреть на то, что было внутри, но вместо этого прочитала напечатанную и обрамленную надпись, лежащую на верхней поверхности:

«Неопознанный и невостребованный труп. Извлечен Имперской речной полицией из реки Огайо близ Уилинга 21 июля 2172 года».

Будет ли это Ким?

Наконец Кейрис заставила себя заглянуть в гроб.

Это был не Ким.

Это была женщина. Тело было свободно покрыто от пальцев ног до груди тонкой погребальной тканью. Лицо было бледным и худым, а полупрозрачная кожа туго обтягивала довольно высокие скулы. Длинные волосы были черными, за исключением широкой белой пряди, струящейся со лба.

В замке за ее спиной поворачивался ключ. Пусть заходят.

Дверь резко распахнулась. Кто-то в неграмотной лаконичности хорошо обученного полицейского сказал: – Это она.

У нее хватило времени только еще раз взглянуть на труп, еще раз взглянуть на его безрукие плечи, еще раз взглянуть на нож, вонзенный в его сердце – нож, идентичный тому, который она теперь носила в ножнах на левом бедре.

Значение четырех охранников у трапа было теперь слишком ясно для Вора. Туда их направил Шей. За ним, несомненно, стояли другие.

Значит, Шей – это «Эскимосский психиатр» Майлза, и с животной хитростью маленький человечек ждал Алара на «Фобосе» с момента его прибытия на Луну.

Но вместо того, чтобы почувствовать себя пойманным в ловушку, Вор почувствовал только восторг. По крайней мере, перед смертью у него будет возможность наказать Шея.

Нынешних предосторожностей Шея, конечно, хватило бы, чтобы поймать обычного беглеца, но, подобное можно было сказать и о других ловушках, расставленных на Алара. Волчья стая все еще исходила из предположения, что методы, применимые к людям, возможно, расширенные и усовершенствованные, в равной степени применимы и к нему. Теперь он верил, что их предположение неверно.

Образ сверхъестественной гибкости Кейрис вспыхнул перед ним. Да, пришло время наказать Шея. Клятва Вора не позволяла ему убить психолога, но правосудие допускало и другие средства защиты, которые лучше всего применить на борту соляриона. Его преследователь, несомненно, рассчитывал схватить его здесь и почти наверняка не собирался рисковать этим августейшим укрытием в солярионе. Должно быть что-то другое.

Он медленно повернулся, мысленно готовясь к световому взрыву.

– Видите этот палец, Шей? Он держал указательный палец правой руки прямо посередине линии, соединяющей его глаза с глазами психолога.

Чисто рефлекторным движением зрачки Шея сфокусировались на его пальце. Затем его шея незаметно дернулась, когда узкий «х»-луч сине-белого света вырвался из глаз Алара в его глаза.

Следующие пять секунд покажут, была ли успешной азартная попытка Вора загипнотизировать чужой оптический сенсорный механизм чрезмерной стимуляцией.

– Я доктор Тэлбот из Института Тойнби, – быстро прошептал он. – Вы прибывший психиатр на станцию Солярион-9. Мы поднимемся на борт вместе. Когда мы подойдем к охранникам на трапе, скажите им, что все в порядке, и попросите их немедленно принести наше снаряжение. Шей моргнул, глядя на него.

Действительно ли это сработает? Было ли это слишком нелепо? Неужели он был безумно самоуверен?

Вор развернулся и быстро зашагал по направлению к трапу, и следящим за ним полицейским. Позади него послышался топот бегущих ног.

– Стой! – воскликнул Шей, поспешая за остальными четырьмя стражниками.

Алар нерешительно прикусил губу. Очевидно, он проиграл эту игру. Если Шей планировал убить его на пятне, он должен был попытаться прорваться мимо полицейских по трапу в солярион. В возникшей путанице может открыться путь к бегству. Несомненно, Майлз не станет покорно подчиняться насильственному вторжению Шея.

– Не трогайте этого человека! – крикнул Шей. – Это не тот.

Он сделал это.

– Ну, доктор Тэлбот, – хихикнул Шей, – каково мнение Тойнби о жизни в солярионе сегодня, двадцатого июля?

Алар отодвинулся от стола в личной столовой Шея и задумчиво погладил свою фальшивую бородку. Его улыбка слегка перекосилась. – Моя первая мысль, сэр, заключается в том, что с вашей стороны было очень великодушно, чтобы добровольно согласиться на столь рискованное обязательство.

Шей нахмурился, потом хихикнул. – Просто каприз в последнюю минуту. Первоначально я просто пытался связаться с одним парнем на лунной станции... Он издал озадаченный булькающий звук, явно подразумеваемый смех. – Но потом у меня появилось внезапное убеждение, что я должен попытаться помочь этим беднягам на Солярионе-9. И вот я здесь.

Алар покачал головой. – Вообще-то, граф, боюсь, им уже не помочь. Я пробыл здесь всего сорок восемь часов, но пришел к выводу, что шестидесятидневная смена в солярионе губит человека на всю жизнь. Он приходит свежим и здоровым. Он уходит безумным.

– Я согласен, доктор, но разве это ухудшение личности не имеет большего значения для Тойнбианцев?

– Вполне возможно, – рассудительно согласился Вор. – Но сначала давайте рассмотрим общество, состоящее примерно из тридцати душ, выброшенных из материнской культуры и запертых в солярионе. Огромные опасности угрожают со всех сторон. Если человек, наблюдающий за линиями Фраунгофера, не успеет вовремя заметить приближающийся кальциевый факул, чтобы предупредить пилота бокового двигателя – бах – станция погибает.

– Если аппарат, который препятствует солнечной радиации испарить станцию, непрерывно преобразуя излучение в мьюриум, затормозится на долю секунды – свист – и больше нет никакой станции. Или, скажем, грузовой корабль не появляется вовремя, и не увозит мьюриум из складских помещений, заставляя нас превратить мьюриум обратно в солнце – еще один взрыв.

– Или предположим, что наш метеоролог не замечает небольшого увеличения магнитной активности, и наше солнечное пятно вдруг решает увеличить себя в нашем направлении, свободно скользя к ядру Солнца. Или предположим, что антигравитационный двигатель, работающий на мьюриуме, выйдет из строя, и у нас не будет ничего, что удержит нас от двадцати семи «G» солнца. Или, пусть, система охлаждения выйдет из строя на десять минут…

– Вы же видите, граф Шей, какими должны быть нормальные люди, чтобы жить такой жизнью, по земным меркам – безумными. Безумие в таких условиях это полезный и логичный защитный механизм, бесценное и спасительное отступление от реальности.

– Пока экипаж не сделает эту корректировку – «ответ на вызов окружающей среды», как мы, Тойнбианцы, называем ее, у них мало шансов выжить. Воля к безумию в солнечном человеке так же жизненно важна, как неизбежность орошения в Шумере. Но, возможно, я посягаю на поле деятельности психолога.

Шей ухмыльнулся. – Хотя я не могу полностью согласиться с вами, доктор, все же у вас есть кое-что. Не скажете ли вы тогда, что смысл существования солярианского психиатра заключается в том, чтобы довести людей до безумия?

– Я могу ответить на этот вопрос, задав другой, – ответил Алар, исподтишка разглядывая свою жертву. – Предположим, что в данном обществе установлена норма существования. Если один или два члена группы заметно отклоняются от нормы, мы говорим, что они безумны.

– И все же все общество может быть признано безумным чужой культурой, которая может считать одного или двух непокорных лиц единственными здравомыслящими людьми в образцовом обществе. Так не можем ли мы определить здравомыслие как соответствие, и веру норме любой культуры, которую мы представляем?

Шей поджал губы. – Возможно.

– И потом, представьте, что некоторые члены экипажа не могут освободиться от опасности своего повседневного существования, что они не могут цепляться за какую-то спасительную уверенность, даже если это всего лишь уверенность в близкой смерти. Или, если они не могут найти какую-то другую иллюзию, которая могла бы сделать их существование терпимым, то, разве не ваш долг облегчить им эти или другие формы безумия? Научить их зачаткам безумия, так сказать?

Шей смущенно хихикнул. – Через мгновение вы заставите меня поверить, что в сумасшедшем доме единственный сумасшедший – это психиатр.

Алар спокойно посмотрел на него, подняв свой бокал с вином. – Вы понимаете, дорогой граф, что повторили свою последнюю фразу не один, а два раза? Вы думаете, я плохо слышу? И он небрежно сделал глоток вина.

На лице психолога отразилось изумленное недоверие. – Вы вообразили, что я повторяюсь. Я отчетливо помню…

– Конечно, конечно. Без сомнения, я неправильно вас понял. Алар приподнял плечи в деликатном извинении. – Но, – настаивал он, – предположим, что вы повторили свои слова, а потом отвергли их. У непрофессионала вы, вероятно, проанализировали бы такую навязчивую идею на пустяках, как зарождающаяся паранойя, за которой в свое время последует мания преследования.

– У вас, конечно, это вряд ли заслуживает внимания. Если это и произошло, то, скорее всего, по недосмотру. Пары дней на одной из таких станций достаточно, чтобы дезорганизовать практически любого. Он осторожно поставил бокал на стол. – В последнее время в вашей комнате не произошло никаких пустяков? Он проскользнул в каюту Шея накануне и повернул все видимые предметы на 180 градусов.

Шей нервно хихикнул. Наконец он сказал: – Конечно, нет.

– Тогда вам не о чем беспокоиться. Алар дружелюбно похлопал себя по козлиной бородке. – Раз уж мы заговорили об этом, может, вы мне что-нибудь расскажете? Будучи Тойнбианцем, я всегда интересовался тем, как один человек определяет, является ли другой вменяемым или безумным. Я так понимаю, что у вас, психологов, действительно есть заранее подготовленные тесты на здравомыслие.

Шей пристально посмотрел на него через стол и усмехнулся. – Ах, здравомыслие, нет, для этого нет простого книжного теста, но у меня есть несколько проекционных слайдов, которые оценивают моторную и умственную интеграцию человека. Такая оценка, конечно, не лишена отношения к вопросу о здравомыслии, по крайней мере, о здравомыслии, как я его понимаю. Не хотите ли вы пройтись со мной по нескольким из них?

Алар вежливо кивнул. Шей, как он знал, хотел запустить слайды больше для того, чтобы успокоить себя, чем для того, чтобы развлечь своего гостя.

Психолога ожидал самый жестокий шок в его жизни.

Шей быстро настроил голограф и экран проектора. – Начнем с интересных слайдов с лабиринтом, – прощебетал он, выключая светильник, свисавший с потолочного крючка. – Способность быстро решать лабиринты, тесно связана с анализом наших повседневных проблем. Нерешительный исследователь лабиринта распутывает свои трудности по частям, и ему не хватает мозговой интеграции, которая характеризует исполнителя.

– Интересно отметить, что шизофреник может решить только самые простые лабиринты, даже после повторных испытаний. Итак, вот первый и самый простой. Белые крысы решают его, если он разложен на полу со стенками, конечно, после трех-четырех пробежек. Пятилетний ребенок, увидев его так, как мы увидим здесь, решает его примерно за тридцать секунд. Взрослые справляются мгновенно.

– Совершенно очевидно, – хладнокровно согласился Алар, проецируя ложный проход на внешнюю границу лабиринта и прикрывая настоящий проход частью ложной границы.

Шей беспокойно пошевелился, но, видимо, счел свою неспособность разгадать лабиринт мимолетной причудой ума. Он переключил слайды.

– Каково среднее время на следующий лабиринт? – спросил Алар.

– Десять секунд.

Второй и третий лабиринты Вор пропустил без всяких световых изменений. Облегчение Шея было очевидно даже в темноте.

Но на четвертом слайде Алар попеременно открывал и перекрывал различные проходы лабиринта, и он знал, что Шей, стоя рядом с проектором, протирает глаза. Маленький психолог с благодарностью вздохнул, когда его гость предложил оставить серию лабиринтов и попробовать решить что-нибудь другое.

Вор улыбнулся.

– Наша вторая серия слайдов, доктор Тэлбот, показывает круг и эллипс бок к боку. На каждом последующем слайде, а их двенадцать, эллипс становится все более и более круглым. Люди с тончайшим зрительным различением могут обнаружить различия на всех двенадцати картах. Собаки могут обнаружить два, обезьяны – четыре, шестилетние дети – десять, а средний человек – одиннадцать. Откройте ваш собственный счет. Вот первый из них.

На черном экране появился большой белый круг, а рядом с ним узкий эллипс. Это было совершенно очевидно. Алар решил подождать следующего.

На втором слайде Шей нахмурился, вынул его из проектора, поднес к свету экрана и снова вставил. На третьем слайде он начал жевать свои губы. Но он продолжал действовать. Когда подошел десятый, он обильно потел и слизывал пот с уголков своего рта.

Вор продолжал делать уклончивые признания, когда был представлен очередной слайд. Он не испытывал никакой жалости к Шею, который не мог знать, что начиная со второго слайда не было никаких эллипсов, только пары одинаковых кругов. Каждый эллипс был отменен проекцией из глаз Алара, и вместо него появлялся круг.

Шей даже не пошевелился, чтобы вставить одиннадцатый слайд в проектор. Он сказал: – Может быть, остановимся здесь? Я думаю, вы поняли общую идею…

Алар кивнул. – Весьма интересно. Что еще у вас есть?

Хозяин поколебался, видимо, возясь с корпусом проектора. Наконец он стеклянно хихикнул. – У меня есть несколько тестов Роршаха. Они более или менее условны, но служат для выявления психоза в его формирующих стадиях.

– Если это вас утомляет… – начал Алар с дьявольским тактом.

– Нисколько.

Вор мрачно улыбнулся.

Экран снова загорелся, и пухлый психолог поднес к нему слайд для проверки. Затем он вставил слайд в проектор. Он прокомментировал: – Для нормального человека первый слайд напоминает симметричный силуэт двух балерин, или двух прыгающих детей, или иногда двух играющих собак. Психотики, конечно, видят что-то, что они считают страшным или жутким, например тарантула, демоническую маску или…

Алар плавно превратил изображение в ухмыляющийся череп. – Похоже на пару танцовщиц, не так ли? – заметил он.

Шей вытащил носовой платок и провел им по лицу. Второй слайд он вставил без комментариев, но Алар услышал дребезг, когда дрожащие пальцы Шея опустили его в проектор.

– Скорее, похоже на два дерева, – задумчиво заметил Вор, – или, может быть, на два перышка, или, может быть, на две речушки, текущие вместе на лугу. А что может увидеть психопат?

Шей стоял, молча и неподвижно, скорее мертвый, чем живой. Казалось, он не замечал в комнате ничего, кроме изображения на экране, и Алар почувствовал, что человек смотрит на него с завороженным ужасом. Он многое бы отдал, чтобы украдкой взглянуть на творение, чей извращенный разум он уничтожал, но решил, что лучше продолжать трансформировать образ.

– Что может увидеть сумасшедший? – тихо повторил он.

Шепот Шея был неузнаваем. – Пару белых рук.

Алар протянул руку, выключил проектор и экран и тихо вышел из темной комнаты. Его хозяин даже не пошевелился.

Не успел Вор сделать и двух шагов по коридору, как из-за закрытой двери донесся приглушенный взрыв хихиканья, потом еще один, и еще, и наконец, их стало так много, что они слились друг с другом в длинном раскатистом пароксизме.

Он все еще слышал его, когда поворачивал за угол коридора к своей каюте. Он погладил бородку и улыбнулся.

Станционный мастер Майлз и Флорес, горячо спорившие о чем-то, прошли мимо него, не заметив ни вежливого поклона, ни даже его присутствия. Он задумчиво наблюдал за ними, пока они не свернули за угол и не исчезли. У них было идеальное состояние ума – быть сумасшедшими и не знать этого. Их непоколебимая вера в неизбежное уничтожение окутывала их ореолом целеустремленного здравомыслия.