Текст книги "Парадоксальные люди"
Автор книги: Charles L. Harness
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
– Но это старый материал, – возразил Гейнс с тяжелым разочарованием.
– Нет, – вмешалась Кейрис. – Алар имеет в виду, что он видел нашу галактику извне.
– Вот именно, – сказал Вор. – В течение двух столетий астрономическая теория предсказывала, что наша собственная галактика станет видимой, как только будет построен телескоп, способный проникать сквозь диаметр вселенной в тридцать шесть миллиардов световых лет.
– Вот как! – сказал Гейнс. – Снаружи! Он слегка постучал своим театральным биноклем по карману панели. – Значит, мы смотрим прямо через Вселенную! Он казался очень впечатленным.
– Именно так! Алар, криво усмехнувшись, сказал: – Это не совсем моя заслуга. Когда Лунная Обсерватория была закончена, мое открытие стало лишь вопросом времени. Так что мой вклад в этом направлении в значительной степени просто рутинный.
Кейрис резко взглянула на него.
– Значит, вы обнаружили что-то еще? – спросила она.
– Да. Во-первых, свет от Млечного Пути, проходя по замкнутому контуру через всю Вселенную, должен вернуться только через тридцать шесть миллиардов лет, так что то, что мы сейчас видим на пластинке, должно быть нашей галактикой тридцать шесть миллиардов лет назад, в самый канун ее образования из космической пыли. Вместо этого на пластинке изображен Млечный Путь, в таком виде, как сейчас, сегодня, так же, как вы видите его там.
– Но это невозможно!– воскликнул Гейнс. – Должно быть отставание величиной тридцать шесть миллиардов лет!
Улыбнувшись, Вор сказал: – Это должно быть невозможно, не так ли? Но положение галактических спиральных рукавов, периферийная скорость туманности в целом, положение шаровых скоплений, спектральный возраст нашего Солнца, даже положение планет, включая Землю, доказывают обратное.
– Тогда как вы это объясните? – спросила Кейрис.
– Вот моя гипотеза. Согласно Эйнштейну, время, умноженное на квадратный корень из минус единицы, приравнивается к Евклидову пространству. То есть световой год расстояния равен году времени, умноженному на квадратный корень из минус единицы. Итак, если пространство имеет конец, то таким должно быть и время. И подобно пространству, время искривляется и изгибается назад, так что нет ни начала, ни конца.
– Наша галактика движется одновременно во времени и пространстве по таким координатам. Он поднял два карандаша, скрещенных под прямым углом. – Пусть ось «x» – это время, ось «y» – это пространство, а наша галактика расположена на пересечении. Теперь я перемещаю «y» – карандаш вправо и одновременно двигаю его вверх. Все, что находится на пересечении, будет двигаться в обеих координатах.
Он протянул два карандаша Кейрис, но она, покачав головой, передала эту честь Гейнсу. Заместитель министра взял два тонких инструмента и, держа их вместе под прямым углом, стал двигать их взад-вперед, и вверх-вниз. Его губы были поджаты, а взгляд сосредоточен. Кейрис тоже сосредоточилась на демонстрации.
Алар наблюдал, как они вдвоем приспосабливаются к этой идее. Он наклонился к ним и коснулся карандашей.
– Теперь, – сказал он, – предположим, что вы замените карандаши двумя обручами, так что обручи будут пересекать друг друга под прямым углом, как рамки игрушечного гироскопа. Пусть один обруч эквивалентен тридцати шести миллиардам световых лет пространства, а другой – тридцати шести миллиардам лет времени, причем, наша галактика, всегда находится на их пересечении.
– Я предположу далее, что для любого данного пересечения пространства и времени может существовать только одно распределение материи, и отсюда следует, что при повторении того же пересечения та же материя будет существовать и там. Итак, после того, как обручи сделали половину оборота, пересечение повторяется, и из этого следует, что наша галактика находится в двух местах одновременно, или, точнее, в одном и том же пространстве в одно время.
– Но пространство и время исчезли и вновь материализовались на полюсах вселенной, а когда это произошло, наша галактика материализовалась вместе с ними. Шутка в моей иллюстрации заключается в том, что мы склонны рассматривать вращение колец в евклидовом пространстве, в то время как они действительно связаны только через квадратный корень из минус единицы через четвертое измерение. Только их пересечения, всего две геометрические точки, имеют взаимные, евклидовы значения.
Он забрал два карандаша, которые передал Гейнс.
– И, поскольку эти два пересечения диаметрально противоположны в пространственно-временном цикле, одно всегда должно опережать другое на тридцать шесть миллиардов лет. Так что, когда свет начинается от «будущего» пересечения и проходит через полюса времени и пространства к отстающему пересечению, он прибывает к нему на тридцать шесть миллиардов лет позже. Это так, чтобы быть принятым тем же континуумом пространство-время-материя, из которого он возник. Вот почему «зеркальная» галактика была того же возраста, что и наша сейчас, когда ее свет начал свое долгое путешествие.
Все трое на мгновение замолчали. Наконец Гейнс спросил, почти робко: – Как вы думаете, что это значит, Алар?
– Само по себе, это ничего не значит. Но если рассматривать это в свете другой особенности, появившейся на пластинке, это может означать очень многое. Например, мне кажется, что это предполагает возможность путешествия назад во времени. Мы можем поговорить об этом после того, как я увижу Джона Хейвена и задам ему несколько вопросов.
Алар опустил бинокль обратно в карман панели и подошел к пульту управления. Он переключил все циферблаты в нейтральное положение и щелкнул выключателем. Световые точки в огромном зале быстро исчезли. Несколько мгновений все трое, молча, стояли в густой темноте, наступившей с исчезновением проекции звездного неба. – Нам лучше сейчас уйти, – сказал он.
Когда их глаза привыкли к появившемуся на стене слабому свету, Алар зашел на движущуюся платформу, а Кейрис и Гейнс последовали за ним.
Платформа бесшумно пронесла их по огромному изогнутому краю зала к пандусу. Они начали подниматься по нему к вестибюлю за галереей. Почти у самого верха Алар внезапно остановился.
– Охрана, – сказал он. Он увидел офицера полиции, стоявшего возле огромной стальной колонны, уперев руки в бока, и тихо разговаривавшего со вторым человеком.
Кейрис прижалась к спине Алара, Гейнс был рядом с ним, крепко держа левую руку на его плече.
– Нам нечего бояться, – сказал Гейнс. Но тон его голоса не был таким уж уверенным.
– Будет лучше, если мы будем осторожны, – ответил Алар. Он изучал худую, сморщенную фигуру второго человека. Это был смотритель музея. – Подождите здесь. Я скажу смотрителю, что мы закончили и сообщу ему, что мы выйдем через боковой выход. Он указал на глубокие тени слева от себя, где едва виднелась тусклая красная лампочка. – Встретимся там.
Прежде чем Кейрис или Гейнс успели ответить, Алар направился к двум фигурам.
Кейрис смотрела, как он приближается к ним, и тревога прочертила морщины на ее лице. Офицер полиции отступил на шаг, затем последовал за смотрителем и Аларом, пока они шли к служебному офису Галактариума, беседуя на ходу.
– Пойдем, – прошептал Гейнс и повел ее в сторону красной лампы.
Минута, потребовавшаяся Алару, чтобы присоединиться к ним, показалась ей целым часом. Ее страхи были полностью сметены, когда он подошел к ней, расслабленный и уверенный.
– Все в порядке? – хрипло спросил Гейнс.
– Я уверен, что сейчас нам не грозит непосредственная опасность, – ответил Алар. Он поймал быстрый взгляд Гейнса. – Давайте сначала уйдем отсюда, и я вам все объясню.
Они толкнули дверь, и вышли наружу. Дверь захлопнулась за ними, закрываясь на замок. На секунду они остановились в боковом проходе, лицом к главному коридору в пятидесяти футах от них.
– Полицейский попросил меня представиться, – сказал Вор. – Я дал ему свое удостоверение доктора Филипа Эймса, и он остался удовлетворенным. Потом он спросил меня, где остальные участники нашей группы.
Гейнс нахмурился, продолжая вглядываться в проход, ведущий к главному коридору.
– Я объяснил, что только что оставил вас вдвоем в галерее. Затем он попросил меня, чтобы я назвал ваши имена.
Кейрис резко втянула воздух. Гейнс повернул голову и тихо спросил: – И что вы сказали?
Алар слегка улыбнулся. – Я сказал ему правду.
– Вы это сделали? – недоверчиво переспросил Гейнс.
– Это был самый лучший способ. Если бы полицейский действительно знал, кто я на самом деле, ложь ни к чему бы, ни привела. А если нет, то правда развела бы его подозрения.
– Но он доложит о нашей встрече своему начальству, – заметил Гейнс. – Никто не знает, что мы только что прибыли на Луну. Через пару часов вокруг нас будет кишеть полиция.
– Боюсь, – зловеще произнес Алар, – что они уже знают. Беспечность этого полицейского при упоминании ваших имен выдала это мне.
– Полагаю, это было слишком, чтобы пытаться скрыть наше прибытие, – сказал Гейнс после минутного потрясенного молчания. – Мы просто должны держаться подальше от их глаз, не провоцировать их и надеяться, что они будут ждать, пока не получат прямых приказов от Турмонда. Гейнс снова нахмурился. – А вы как думаете, Алар? Может, нам стоит немного увильнуть через задние коридоры или разделиться?
Вор на мгновение задумался. Втроем им будет труднее избежать неприятностей, если они возникнут, но если они останутся вместе, у них будет больше шансов избежать их.
– Давайте пойдем в обход, – предложил Алар. Он взглянул на Кейрис, чьи глаза расширились в тревоге, а тело, казалось, съежилось под ее развевающейся накидкой. Он взглянул на белую полоску, пересекавшую ее голову и переходившую в узловатый пучок на тонкой шее. Она все еще выглядела больной. Он хотел бы, чтобы она была избавлена от всего напряжения, которое ворвалось в ее жизнь. Он коротко похлопал ее по плечу. – Не волнуйтесь, Кейрис. Они не гонятся за нами, мы просто играем в безопасность.
Гейнс зашагал прочь от главного коридора, даже не оглянувшись. Когда Алар и Кейрис последовали за ним, она обменялась с ним проницательным взглядом. Ее взгляд был так полон нежности и заботы о нем, и он невольно ответил ей с такой силой, что на мгновение был потрясен.
Затем она оказалась впереди него, совсем рядом с Гейнсом.
Они плелись по коридорам, избегая главных, почти полчаса.
– Сначала я попытаюсь ответить на твой последний вопрос, мой мальчик, – сказал Джон Хейвен. Биолог тепло изучал своего протеже, пока он раскуривал трубку и делал несколько пробных затяжек. Наконец он откинулся на спинку стула. – Ты знаешь, что значит «экстаз»?
Кейрис и Гейнс жадно следили за происходящим.
– Вы можете предположить, что я знаю словарное определение, Джон, – ответил Алар, вперив в старика проницательный взгляд.
– Этого недостаточно. О, это говорит вам, что это слово от греческого глагола «existani», означающего «поставить не на место». Но не на место от чего? И во что? Что же это за особое состояние ума, известное как «экстаз»? Все, что мы знаем, это то, что оно может быть достигнуто с помощью алкоголя, наркотиков, диких танцев, музыки и различными другими способами.
– Во время вашего столкновения с Шеем, в момент экстремальной ситуации, ты, вероятно, перешел в состояние, которое мы обсуждаем, или вышел за его пределы. При этом ты вырвался из своей старой трехмерной оболочки и оказался в том, что, по-видимому, было новым миром.
– На самом деле, если я правильно следил за твоим описанием, это был просто аспект твоего неизменного четырехмерного тела, которое имеет три линейных измерения и одно измерение «времени». Обычный человек видит только три измерения, а четвертое – время он интуитивно ощущает как дополнительное измерение.
– Но когда он пытается представить себе форму вещи, простирающейся через измерение времени, он обнаруживает, что он просто потерял измерение пространства. Он воображает, что его тело простирается во времени точно так же, как твое тело простиралось во время твоего случая. В этом новом мире три измерения, видимые тебе, были двумя линейными и одним измерением времени, которые в совокупности давали видимость правильного трехмерного физического свойства.
– Вы хотите сказать, – медленно и задумчиво произнес Алар, – что я рассматривал свое четырехмерное тело через три новых измерения.
– Не три новых измерения. Все они были старыми. Высота и ширина были теми же самыми. Единственным, несомненно, новым измерением было время, заменяющее глубину. Поперечное сечение твоего тела просто расширялось с изменением времени, пока оно не стало бесконечной колонной.
– И ты вышел из своей колонны, когда боль стала невыносимой. Разница между твоим экстазом и экстазом греков заключалась в том, что тебе не нужно было возвращаться назад во времени в тот же самый момент, или в то же самое место, которое ты покинул.
– Джон, – сказал Алар с мрачной, почти раздраженной догадкой, – вы понимаете, что я мог бы вернуться во время, предшествовавшее моей амнезии? Что я мог бы с легкостью разгадать свою личную тайну? А теперь... я не знаю, как вернуться, разве что через этот невыразимый ад боли. Его грудь поднялась в огромном сожалении. – Ну что же, Джон? Мой другой вопрос – кто я?
Хейвен взглянул на Гейнса.
– Думаю, лучше мне попытаться ответить на этот вопрос, – вмешался заместитель министра. – Но на самом деле никакого ответа нет. Когда пять лет назад вы выползи на берег реки, то сжимали в руке что-то – вот это. Он передал Алару небольшую книгу в кожаном переплете.
Вор с любопытством стал ее рассматривать. Она была промочена водой, а обложка и страницы сморщились и покоробились во время сушки. На обложке было отштамповано золотом:
«Т-22, Журнал».
Он задышал значительно быстрее, когда посмотрел Гейнсу в глаза. Но заместитель министра просто сказал: – Загляните внутрь.
Алар откинул обложку и прочел первую запись:
«21 июля 2177 года...»
Его глаза сузились. – Это на следующей неделе. В дате имеется ошибка.
– Читайте дальше, – настаивал Хейвен.
– «21 июля 2177 года. Это будет мое единственное заявление, поскольку я знаю, куда иду и когда вернусь. Сейчас мало, что можно сказать, и я, как, возможно, последний живой человек, не имею ни малейшего желания говорить об этом. Через несколько минут Т-22 будет двигаться быстрее света. При более веселых обстоятельствах мне было бы чрезвычайно интересно проследить за невероятной эволюцией, которая уже началась в моем компаньоне».
Это было все.
– Остальная часть книги пуста, – коротко ответил Хейвен.
Алар нервно провел пальцами по волосам. – Вы хотите сказать, что это я написал? Что я был на этом корабле?
– Возможно, вы были на корабле, а возможно, и нет. Но мы уверены, что вы не делали запись в журнале.
– Кто это сделал?
– Кенникот Мьюр, – сказал Гейнс. – Его почерк ни с чем не спутаешь.
13 Гость со звезд
Глаза Алара открылись чуть шире и ястребиным взглядом уставились на заместителя министра космоса. – Как, – спросил он, – вы можете быть так уверены, что я не Кенникот Мьюр?
– Он был более крупным человеком. Кроме того, отпечатки пальцев, капилляры глаз, цветность зрачков, группа крови, возраст и характеристики зубов и скелета различны. Мы очень тщательно рассмотрели этот вопрос, надеясь найти точки идентичности. Их нет ни одной. Кем бы вы ни были, вы не Кенникот Мьюр.
– И все же, – сказал Алар с гримасой, которая была почти усмешкой, – разве это убедительное доказательство?
– Боже мой, что вы имеете в виду? – Гейнс был искренне озадачен. Глаза Хейвена были почти полностью закрыты в раздумье, теперь он широко раскрыл их.
– Похоже, – сказал Алар, – что путешествие могло вызвать весьма необычные перемены. Разве не может быть так, что мое тело, как у Мьюра, было искажено? Достаточно, чтобы я стал полностью переодетым Кенникотом Мьюром? Замаскировался так хорошо, что я даже себя не узнаю?
Рот Гейнса несколько раз открылся и закрылся, прежде чем он ответил: – Я думаю, это невозможно.
– Возможно, и не невозможно, – медленно проговорил Хейвен, – но, скажем так, невероятно. Что касается теории, нет ничего, что могло бы ее поддержать это, кроме того, что на многие наши загадочные вопросы можно было бы легко ответить таким образом.
– Ну что ж, – продолжал Алар, поворачиваясь сначала от Гейнса к Хейвену, а потом снова к Гейнсу. – А как насчет Мегасетевого Разума?
– Разума? – повторил Гейнс, потирая подбородок. – Вы думаете, что Мьюр – это Разум?
– Да, я думаю, что это возможно.
Гейнс усмехнулся. – Это было бы очень, очень увлекательное развитие событий, если бы это было правдой. К сожалению, это не так. Единственное сходство между Разумом и Мьюром заключается в чрезмерном размере их тел. Несколько раз проводились расследования, и эта возможность была отброшена.
– Следователей можно подкупить, – сказал Алар. Он провел пальцами по передним концам подлокотников своего кресла, быстро переводя взгляд на них, а затем снова на двух более пожилых мужчин. – Записи могут быть уничтожены или подделаны. Факты можно скрыть.
– Возможно, это и так, – решительно сказал Гейнс. – Но я сам знаю, что Мегасетевой Разум существовал задолго до исчезновения Мьюра. Не как Разум, как таковой, конечно, но даже тогда демонстрирующий потенциал того, чем он, в конечном счете, станет.
Хейвен издал какой-то щелкающий звук, прижимая трубку к зубам. – Шансы на то, что ты, Алар, настоящий Мьюр, – задумчиво произнес он, – как бы малы они ни были, все же лучше, чем шансы Разума оказаться Мьюром.
Все это время Кейрис не сводила глаз с лица Алара.
Вор вздохнул. – Ну, вот и все. Но как насчет даты записи? Двадцать первого июля две тысячи сто семьдесят седьмого – до нее всего несколько дней. Поскольку книге, по меньшей мере, пять лет, Мьюр, должно быть, ошибся в дате.
– Мы не знаем ответа, – признался Гейнс. – Мы так и думали.
Вор невесело улыбнулся. Он сказал:
– Как мог Мьюр вернуться в Т-двадцать-два еще до того, как его построили?
В комнате медленно воцарилась тишина. Ничего не было слышно, кроме подавленного прерывистого дыхания Кейрис. Алар почувствовал, как в его пояснице беспокойно пульсирует нерв. Хейвен безмятежно теребил свою трубку, но его глаза ничего не упускали.
– Даже древние, несогласные с Аристотелем в своем самом диком виде никогда не предполагали, что время может быть пройдено отрицательно, если только... Алар задумчиво потер щеку в раздумье. Остальные ждали.
– Вы сказали, что панель управления разбитого корабля указывала на возможность сверхсветовых скоростей? – спросил он Гейнса.
– Так мне показалось. Привод оказался практически идентичным тому, что разработан для Т-двадцать-два.
– Но в элементарной механике Эйнштейна транссветовые скорости невозможны, – возразил Алар. – Ничто не может превысить скорость света, по крайней мере, теоретически. Тот факт, что я мог находиться на борту корабля, похожего на Т-двадцать-два, ничего для меня не значит. На самом деле, само название Т-двадцать-два кажется бессмысленным. Откуда наш корабль Т-двадцать-два получил свое название?
– Хейз-Гонт принял это название по предложению Тойнбианского Института, – ответил Гейнс. – Это просто сокращение от «Тойнбианской цивилизации номер Двадцать-два». – Великий историк дал каждой цивилизации свой порядковый номер. Египтяне были номером один, Анды – номер два, Китайская цивилизация – номер три, Минойцы – номер четыре и так далее. Наша нынешняя цивилизация, Западная, – это Тойнби номер Двадцать-один.
– Тойнбианцы тайно выдвинули теорию, что межзвездный корабль может спасти Тойнби Двадцать-один, запустив нас в новую культуру – Тойнби Двадцать-два, точно так же, как парус запустил минойское морское владычество, лошадь – кочевую культуру, а каменная дорога – Римскую Империю. Так что Т-двадцать-два – это больше, чем просто название корабля. Это может оказаться мостом жизни, связывающим две судьбы.
Алар кивнул. – Вполне правдоподобно. Нет ничего плохого в надежде. Но мысли его были далеко. «Фобос», который привез Гейнса, был ограничен в движении к Солнцу. В солярионах могли быть люди, близко знавшие Мьюра. А потом этот вопрос отрицательного времени. Как космический корабль мог приземлиться, прежде чем взлететь?
Кейрис прервала его размышления. – Раз уж мы зашли в тупик с выяснением вашей личности, – предложила она, – может быть, вы расскажете нам об остальном открытии относительно вашей звездной фотопластинки? В Галактариуме вы сказали, что это еще не все.
– Что ж, очень хорошо, – согласился Алар. Он резко погрузился в свою тему. – С момента завершения строительства Лунной Станции мы полагали, что это будет только вопрос времени, пока мы не проникнем во все пространство и не найдем нашу собственную галактику на противоположном полюсе вселенной.
– Это было предсказуемо, и мое открытие просто подтвердило предсказание. Но были и другие события в этой части неба, которые не так легко было предсказать.
– Давайте вернемся немного назад. Пять лет назад, как известно любому изучающему астрономию, тело неисчислимой массы, по-видимому, возникшее в точке пространства вблизи нашего собственного солнечного скопления, возможно, совсем рядом с нашей солнечной системой, устремилось во внешний космос.
– Оно прошло вблизи галактики М-31, разрушило ее внешний край с различными новыми звездами и столкновениями звезд, а затем, очевидно, двигаясь со скоростью, превышающей скорость света, исчезло, примерно, в восемнадцати миллиардах световых лет. Под «исчезновением» я подразумеваю, что астрономы больше не могли обнаружить его влияние на галактики вблизи линии его гипотетического полета.
– Причина, по которой они не могли его видеть, заключалась в том, что они больше не смотрели в правильном направлении. Тело миновало срединную точку вселенной по отношению к своей исходной точке и начало возвращаться. Естественно, оно приближалось в противоположном направлении, которое, конечно, является тем же самым направлением, в котором лунный телескоп должен быть коллимирован, чтобы ухватить нашу галактику.
– За те шесть недель, что я изучал этот небесный сектор, я наблюдал влияние неизвестного тела на галактики вблизи линии его возвращения и вычислил его траекторию и скорость со значительной точностью. Скорость, кстати, очень быстро уменьшается от своего космического пика в два миллиарда световых лет в год.
– Шесть недель назад, когда я только начал свои наблюдения, оно почти завершило свой кругооборот вселенной, и возвращалась в нашу галактику. Вчера оно прошло так близко от Магеллановых Облаков, что его притяжение притянуло их друг к другу, и это могло привести к столкновению. В Малом Магеллановом Облаке я уже насчитал двадцать восемь новых звезд.
Он сделал краткий вывод. – Это тело приземлится на Землю двадцать первого июля.
В группе воцарилась тишина. Несколько минут единственным звуком был скрежет пустой трубки Хейвена.
– Самое странное, – задумчиво проговорил Гейнс, – это его изменяющаяся масса. Разрушение звезд нашей собственной галактики в Андромеде – это старая история, как сказал Алар. Но на звездное скопление Андромеды действовало нечто, движущееся чуть ниже скорости света и с массой около двадцати миллионов галактик, сосредоточенных в одной точке.
– Но к тому времени, когда это тело достигло галактики М-31 примерно три недели спустя, его скорость была во много раз больше скорости света, а масса была неисчислимой, возможно, граничила с бесконечностью, если такое допустимо. Я не сомневаюсь, что Алар нашел те же условия для его возвращения – постепенное уменьшение скорости и массы. Так что, к тому времени, когда оно достигнет Земли, у него снова будет очень маленькая масса или скорость, по крайней мере, ни одна из них не сможет повлиять на эту систему. Алар поставил последнюю точку в головоломке, которая сводила астрономов с ума в течение пяти лет. И теперь собранный пазл еще более непонятен, чем его части.
– Ты сказал, что это тело «приземлится» на Землю, – сказал Хейвен. – Значит, ты думаешь…
– Это будет еще один межгалактический корабль.
– Но даже самые большие лунные или солнечные грузовые суда не превышают массы в десять тысяч тонн, – возразил Гейнс. – Корабль, потерпевший крушение пять лет назад, действительно был довольно маленьким. Даже самый большой межзвездный корабль не может оказать заметного гравитационного воздействия на планету, не говоря уже о целой галактике.
– Объекты, движущиеся со сверхсветовыми скоростями, хотя такие скорости теоретически невозможны, приближаются к бесконечной массе, – напомнил Алар. – И не забывайте, что масса этого объекта увеличивалась с возрастанием скорости. Его масса в состоянии покоя, вероятно, относительно невелика. Но она не должна быть большой при его транссветовой скорости. Я подозреваю, что простой грамм массы, брошенный мимо туманности М-31 со скоростью в несколько миллионов скоростей света в секунду, причинил бы ущерб, сравнимый с нашим гипотетическим межгалактическим кораблем.
– Но пять лет назад в солнечной системе не было известно, ни одного межгалактического корабля, – возразила Кейрис, сонно, зевая. – И вы сказали, что он покинул нашу систему, пять лет назад, и прошел мимо М-31 со скоростью, во много раз превышающей скорость света. Вы хотите сказать, что есть два межгалактических корабля? Тот, что прибыл пять лет назад из неизвестных мест, и второй, который покинул это место, пять лет назад и должен вернуться на следующей неделе?
Алар хрипло рассмеялся. – Безумие, не так ли? Особенно когда пять лет назад в солнечной системе не было ни межгалактических, ни даже межзвездных кораблей.
– Может быть, его запустила Восточная Федерация, – предположил Хейвен. – У меня есть подозрение, что Хейз-Гонт постоянно недооценивал их.
– Вряд ли, – сказал Гейнс. – Мы знаем, что у них есть огромная сеть по производству плутония, но это просто тальк по сравнению с мьюриумом. А для межзвездного полета им понадобится мьюриум, а его у них пока нет.
Алар принялся расхаживать по комнате. Два межгалактических корабля. Один разбился пять лет назад, и он, должно быть, был на нем. Другой должен прибыть 21 июля, на следующей неделе. С кем? Кроме того, на земле Т-двадцать-два должен был взлететь ранним утром 21 июля. Опять же – с кем?
Получается, что должно быть три корабля, с учетом того, который выбросил его у реки! Он застонал и закусил губу. Казалось, ответ был у него в руках, он вертелся на кончике языка. Что если он разгадает эту загадку, то узнает, кто он такой. Он знал, что Хейвен и Гейнс тайно наблюдают за ним.
Как странно, что он, ученик, так вырос за последние несколько недель. И все же у него не было ощущения развития. Казалось, что остальные становились тупыми, бестолковыми. Он знал, что гений никогда не кажется ему самому особенно умным.
Он остановился и посмотрел на женщину.
Кейрис, казалось, уснула. Ее голова упала на правое плечо, а прядь седых волос упала на правый глаз. Ее лицо приобрело ту же восковую бледность, которая была характерна для нее с момента прибытия в обсерваторию. Ее грудь ритмично вздымалась и опускалась под накидкой.
Когда он посмотрел на ее закрытые и запавшие глаза, его охватило убеждение, что ранее он уже видел ее такой – мертвой.
Вор моргнул. Галлюцинация, несомненно, была результатом переутомления и бессонницы. С его расстроенной нервной системой он мог подвергнуть опасности жизни всех их.
– Гейнс, – прошептал он, – ваша охрана не будет сменять штатного офицера полиции на пристани в течение двух часов. А пока давайте все вздремнем.
– Я буду стоять на страже, – вызвался Хейвен.
Алар улыбнулся. – Если они захотят убить нас, то узнав об этом заранее, мы ничего не добьемся. Я разбужу всех через некоторое время.
Хейвен зевнул. – Хорошо.
Алар опустился на холодную металлическую плиту прямо перед креслом Кейрис, заставил свой разум опустеть и мгновенно уснул.
Через четверть часа Кейрис внимательно прислушалась к ровному дыханию своих спутников, затем открыла глаза и посмотрела на спящего возле ее ног мужчину. Вскоре ее взгляд остановился на его запрокинутом лице.
Это было странное, неземное лицо, но привлекательное и благородное. Вокруг глаз лежал глубокий покой. Пока она смотрела на него, морщины на ее собственных щеках немного смягчились.
Она медленно наклонилась вперед, ее угрюмые, полуоткрытые глаза впились в закрытые глаза мужчины, а затем полностью встала со стула и наклонилась к нему.
Она напряглась, потом расслабилась. В другом конце комнаты Гейнс что-то невнятно пробормотал и заерзал на стуле.
Она снова склонилась над спящим Вором, пока ее глаза не оказались всего в нескольких дюймах от его лица. После задумчивой паузы она откинулась на спинку стула, сбросила сандалию с правой ноги носком левой и с наслаждением провела пальцами ноги по материалу левого рукава Алара. Ее правая нога неуверенно потянулась к его руке, но быстро отдернулась.
Она глубоко вздохнула и стиснула зубы, а в следующее мгновение ее длинные пальцы ноги, похожие на пальцы руки, погладили руку мужчины, едва касаясь кожи. Она позволила своей ноге остаться в таком положении с суставами и пальцами, так похожими на неловкую руку, нежно держащую его.
Какое-то время она оставалась в таком положении. Затем она убрала ногу и наклонилась вперед. Ее глаза, снова оказавшиеся в нескольких дюймах от его закрытых глаз, изучали его. Убедившись, что он крепко спит, она наклонила голову и прижалась щекой к его щеке. Она чувствовала слабую щетину отрастающей бороды, твердую, угловатую скулу. Ее позвоночник покалывало, когда его растрепанные черные волосы коснулись ее лба и прижались к ее собственным волосам. Ее лицо было раскрасневшимся и горячим, и у нее было странное чувство, что время остановилось.
14 Побег с Луны
К концу второго часа Алар ускорил свое дыхание. Она, молча, отстранилась, сунула ногу в сандалию как раз перед тем, как он открыл глаза и посмотрел на нее.
Его глаза мрачно блуждали по ее телу, полностью скрытому от шеи до колен накидкой, и затем вернулись к ее лицу. – У вас нет рук, – тихо сказал он.
Она отвернулась от него.
– Мне следовало догадаться. Это был Шей?
– Это был Шей. Хирурги-Воры сказали мне, что от них мало что осталось, и что их пришлось ампутировать, чтобы спасти мою жизнь.
– Существуют замечательные протезы, которые вполне доступны.
– Я знаю. Воры снабдили меня компьютеризованными руками. Я никак не могу к ним привыкнуть. Я редко ими пользуюсь. Но это не так уж и плохо. Я могу умыться, продеть нитку в иголку, держать нож…
– Вы знаете, Кейрис, что Ворам не разрешается убивать даже в целях самообороны?
– Я не хочу, чтобы вы убили Шея. Это уже не имеет значения.