Текст книги "Парадоксальные люди"

Автор книги: Charles L. Harness

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Чарльз Л. Харнесс

Парадоксальные люди

Перевод с английского Белоголова А.Б.

Пролог

Он не имел ни малейшего понятия, кто он был.

И он не понимал, почему так отчаянно ступает по холодной черной воде.

Он также не знал, почему в дюжине ярдов перед ним в лунных волнах скользил огромный, потрепанный, блестящий предмет.

Видение огромных расстояний, пройденных с невообразимой скоростью, мелькнуло в его онемевшем сознании, но тотчас снова исчезло.

Голова у него ужасно болела, и он ничего не помнил.

Внезапно ослепительный луч света пронесся над водой впереди него и остановился на сломанном боку быстро тонущего корабля.

Ему показалось, что в верхней части разбитого корпуса он видит крошечного большеглазого зверька, шерсть которого прилипла к его дрожащим бокам.

Почти сразу же гладкая, отделанная медью лодка резко остановилась рядом с быстро исчезающей громадиной, и он понял, сам не зная почему, что не должен задерживаться. Убедившись, что вещь, которую он сжимал в левой руке, цела и невредима, он повернулся к далеким огням речного берега и медленно, бесшумно поплыл брассом…

1 Петля для психолога

Глаза в маске всматривались в полумрак комнаты.

За металлической дверью впереди лежали драгоценности дома Шея – сверкающая груда, которая могла бы купить свободу четырехсот человек. Оплошность в этом месте обрушила бы на него ад. И все же, в огромном городе за окном начинался рассвет, и он должен был действовать быстро. Он должен на цыпочках подкрасться к двери, поднести крошечный голосовой аппарат к центру огромной бронзовой розетки, ограбить целое состояние и исчезнуть.

Стройная фигура в черной одежде прислонилась к покрытой золотом и платиной стене, и внимательно прислушалась. Сначала к ритму своего странного сердца, а затем к окружающему миру. С другого конца комнаты, примерно в шести метрах, поднимался и опускался слабый, самодовольный храп графа Шея, когда-то имперского психолога, но более известного своим богатством и дилетантством. Его обширный желудок, несомненно, заканчивал переваривать фазана и бургундское 2127 года.

Губы Алара под маской невесело скривились.

Через дверной проем позади себя он слышал скрежет колоды карт и приглушенные голоса из комнаты, полной личной охраны Шея. Это были не сломленные духом слуги-рабы, а закаленные в боях солдаты удачи с молниеносными рапирами. Его рука непроизвольно сжала рукоять собственной сабли, и дыхание участилось. Даже такой опытный Вор, как он, не мог сравниться с шестью охранниками, которых Шей мог себе позволить. Алар уже несколько лет жил в долг, и он был рад, что это задание не было связано с «мокрым делом».

С бесшумностью кошки он проскользнул к бронзовой двери, вытащив при этом из поясного кармана маленький кубик. Чуткими пальцами он нащупал центр розетки со скрытым голосовым замком. Прижав кубик к холодному металлическому блоку, он услышал слабый щелчок, а затем пронзительные, почти неслышные слова Шея, украденные у него, один за другим, день за днем, за последние недели.

Он убрал кубик в поясную сумку и стал ждать.

Ничего не случилось.

Долгое мгновение Алар стоял неподвижно. Под мышками у него выступил пот, в горле пересохло.

Либо Общество дало ему устаревший голосовой ключ, либо появилась дополнительная, неучтенная переменная величина.

И именно тогда он заметил две вещи. Первой была зловещая тишина в зале и караульном помещении. Вторая заключалась в том, что нежный храп с кровати прекратился. Следующий миг бесконечно тянулся к своей конечной точке.

Его неверный сигнал, очевидно, вызвал какую-то невидимую тревогу. Даже когда его мозг лихорадочно работал в бешеной ярости, он на мгновение представил себе суровые настороженные лица полутысячи имперских полицейских, которые будут кружить вокруг на патрульных самолетах, а затем помчатся к этому району.

Из холла донесся слабый неуверенный скрип сандалий. Он сразу понял, что стражники озадачены, не зная, подвергнет ли их появление опасности хозяина.

Он понял, что скоро один из них окликнет его.

В мгновение ока он оказался у двери спальни, ведущей в пристройку охраны, и с шумом захлопнул ее электронными засовами. Он на мгновение прислушался к сердитым голосам с другой стороны.

– Принесите лучевой резак! – раздался крик.

Дверь скоро будет открыта.

Одновременно сильный удар пришелся ему в левое плечо, и спальня внезапно засияла ярким светом. Он резко повернулся, припал на корточки и холодно оглядел лежащего в постели человека, который стрелял в него.

В голосе Шея была странная смесь сонливости, тревоги и возмущения. – Вор! – закричал он, отбрасывая пистолет, когда понял, что свинцовые пули не годятся против экранированного тела Вора. – И у меня здесь нет клинка. Он облизал пухлые губы. – Помни, – нервно хихикнул он, – ваш Воровской кодекс запрещает причинить зло безоружному человеку. Мой кошелек лежит на туалетном столике.

Оба мужчины прислушались к отдаленному вою полицейских сирен и приглушенным ругательствам и ворчанию, доносившимся из-за двери спальни.

– Ты откроешь комнату с драгоценностями, – решительно сказал Алар.

Глаза Шея расширились.

– Мои драгоценности! – ахнул он. – Ты их не получишь!

Три сирены прозвучали совсем близко. Пока Алар слушал, одна из них внезапно замолчала. Имперские полицейские будут вываливаться из патрульного самолета, и устанавливать на улице полупортативные «Кадесы», способные испарить его, в броне или без брони.

Дверь спальни начала вибрировать в резонанс с лучевым резаком.

Алар почти небрежно подошел к кровати и встал над тяжелым лицом Шея, которое было обращено к нему дрожащей бледностью. Поразительным змеиным движением Вор схватил левое веко хозяина большим и указательным пальцами.

Шей жутко хихикнул, потом с трудом и неохотой поднял голову. Он обнаружил, что сидит на краю кровати, а потом встает рядом с ней. И когда он попытался схватить тонкое горло своего мучителя, ему показалось, что нож вонзился ему в глазное яблоко.

Пот струился по его лицу, когда мгновение спустя он стоял перед своей любимой сокровищницей.

Все сирены перестали выть. Снаружи его, должно быть, ждала сотня или больше летательных аппаратов.

И Шей тоже это знал.

Хитрая усмешка скользнула по губам психолога.

– Не делай мне больше больно, – хихикнул он. – Я открою ювелирную комнату.

Он приложил губы к розетке и прошептал несколько слов. Дверь бесшумно вкатилась в стену.

Он отшатнулся и осторожно потер глаз, когда Вор прыгнул в сокровищницу.

С методичной быстротой Алар открыл ящики из тикового дерева и сгреб их сверкающее содержимое в свою сумку. Менее опытный Вор не знал бы, где и когда остановиться, но Алар, даже потянувшись за красивым колье, стоящим сорок человек, отдернул руку и одним движением туго затянул ремень сумки.

Он в мгновение ока оказался у портала, как раз вовремя, чтобы увидеть, как дверь спальни рухнула внутрь под ослепительной массой рапир. Даже когда его собственный клинок был выхвачен из ножен и обезоружил передового стражника, он знал, что шансы слишком велики, что он должен быть ранен и, возможно, убит, прежде чем сможет выпрыгнуть из окна, расположенным на высоте в милю. Это было так потому, что прежде чем прыгнуть, он должен был привязать свой свернутый амортизационный шнур к какому-нибудь неподвижному предмету. Но к чему? Кровать Шея не была антикварной вещью. У нее просто не было ножек. Внезапно он понял ответ.

Благодаря чудесной координации и концентрации действий и мастерства он остался невредим во время своего отступления к открытому окну. Охранники, непривычные к таким массовым атакам на одного противника, делали импровизированные выпады вместо одновременных действий, и он был в состоянии парировать каждый выпад, когда он приходил. Но теперь, вероятно случайно, двое охранников набросились на него с обеих сторон. Он попытался замысловато парировать оба удара клинком, но угол сближения двух рапир был слишком широк.

Однако в тот момент, когда его клинок потерял контакт с клинком охранника справа, его левая рука вытягивала петлю амортизационного шнура из чехла на груди, и когда лезвие впилось ему в бок, он бросил левой рукой лассо в мокрое, лысеющее лицо Шея, который скорчился по другую сторону кровати.

И тогда Вор, не дожидаясь, пока петля схватит шею Шея, бросился назад. Меч так и остался торчать в его боку. Вместо этого другой меч был вырван из руки испуганного охранника. С мечом, воткнутым в бок, Алар выпрыгнул из окна в открытое пространство.

Где-то на первых тридцати метрах, отсчитывая четверть секунды, он ощупал свой бок. Рана была не так уж плоха. Лезвие рассекло плоть, но теперь его удерживала только одежда, и он вырвал меч из своего бока.

Веревка постепенно натягивалась на четвертой секунде, предполагая, что петля затянулась вокруг шеи Шея. Он подумал, что все охранники схватятся за нее голыми руками в течение большей части минуты, прежде чем у одного из них хватит присутствия духа разрубить ее своим мечом. А к тому времени Алар уже сам бы ее обрезал.

Он вдруг понял, что кружащаяся, грохочущая пятая секунда пришла и ушла, и что теперь он летит в свободном падении.

Петля не зацепилась.

Он почти с любопытством отметил, что не поддается панике и страху. Он часто думал о том, как придет смерть и как он встретит ее. Он не доживет до того момента, когда сообщит своему товарищу-воришке, что его реакция на неминуемую смерть была просто усиленным наблюдением, что он мог видеть отдельные зерна кварца, полевого шпата и слюды в гранитных блоках стены огромного здания, когда она проносилось мимо. И что все, что случилось с ним во второй его жизни, пронеслось перед ним с почти болезненной ясностью. То есть все, кроме ключа к его личности.

Ибо Алар не знал, кто он такой.

Когда мельница смерти затихла, он вновь пережил тот момент, когда два профессора нашли его, молодого человека лет тридцати. Они нашли его блуждающим в полном оцепенении по берегу реки Огайо.

Он вновь переживал их поисковые испытания тех далеких дней. В то время они были уверены, что он шпион, подосланный Имперской Полицией, и, судя по всему, так оно и было. Его амнезия была совершенно полной. Ничто из его прошлой жизни не просочилось наружу, чтобы подсказать ему, или двум его новым друзьям кем он мог быть.

Он вспомнил, как они удивлялись его жадности к знаниям, вспомнил в деталях первый и последний университетский урок, который он посещал, и как он впал в вежливую дремоту после четвертой неточности преподавателя.

Он живо помнил, как профессора, убедившись, наконец, что его амнезия не поддельна, купили ложные сведения об истории его образования. С этими бумагами он в одночасье стал доктором астрофизики Харьковского университета, находящегося в академическом отпуске и заместителем лектора Имперского Университета, где преподавали оба профессора.

Затем последовали долгие ночные прогулки, его арест и избиение Имперской Полицией, его растущее осознание окружающего его несчастья. Наконец, он увидел, как ранним утром по улицам прогрохотал вонючий, потрепанный фургон с воющим грузом, состоящим из престарелых рабов.

– Куда их везли? – спросил он об этом позже профессоров. – Когда раб слишком стар, чтобы работать, его продают, – вот и все, что он мог получить от них.

Но, в конце концов, он открыл эту тайну. Склеп. Ценой были две пули в плечо от охранника.

Из всех ночей, которые он помнил, эта была самой откровенной. Два профессора и третий человек, незнакомец с черным саквояжем, ждали его, когда ранним утром он, как слепой, прокрался в свою комнату. Он смутно помнил болезненные ощущения в плече, белые повязки и, наконец, мгновенную тошноту, которая последовала за потоком чего-то, покалывающего от головы до пальцев ног – броню Вора.

Днем он читал лекции по астрофизике. Ночью он научился изящному искусству взбираться на гладкую стену с помощью ногтей, пробежать сотню ярдов за восемь секунд и обезоружить трех нападающих имперцев. За пять лет своего пребывания в Обществе Воров он разграбил богатства Крёза, и Общество освободило с их помощью десятки тысяч рабов.

Так Алар стал Вором, и так он теперь выполнял неприятный принцип Общества Воров – ни один Вор не умирает естественной смертью.

Внезапно он почувствовал сильный удар в спину, который сорвал с него черный жилет, и понял, что амортизационный шнур, теперь тугой, как стальная проволока, отбросил его к зданию.

Его легкие наполнились до предела при первом же вдохе, который он сделал во время падения.

Он будет жить.

Его спуск постепенно замедлялся. Петля, должно быть, все-таки зацепила Шея. Он улыбнулся борьбе, которая, должно быть, сейчас шла высоко над ним – шесть дюжих мужчин держали нитевидный шнур голыми руками, чтобы сохранить источник дохода живым. Но через несколько секунд один из них догадается перерезать шнур.

Он посмотрел вниз. Он упал не так далеко, как думал. Теперь стало ясно, что он слишком быстро отсчитывал четверти секунд. Почему время так задерживается в присутствии смерти?

Теперь тускло освещенная улица неслась ему навстречу. Внизу сновали крошечные огоньки, вероятно, это были бронемашины полиции с короткоствольными полустационарными «Кадесами», а также метателями снарядов. Он был уверен, что полдюжины инфракрасных лучей освещают эту сторону здания, и знал, что это только вопрос времени, когда его заметят. Он сомневался, что полицейские смогут нанести прямой удар по его телу, но его шнур был очень уязвим. Летящий металлический осколок мог легко разорвать его.

Огни внизу теперь были пугающе большими. Алар поднял руку к контейнеру шнура, готовый включить замедлитель. Примерно в ста футах над землей он нажал на рычаг и чуть не потерял сознание от резкого торможения. А потом он с трудом поднялся на ноги, перерезал шнур и пошел по улице, едва освещенной быстро наступающим рассветом.

В какую сторону бежать? Будут ли полицейские машины с оружием поджидать его, когда он свернет за угол? Все ли улицы перекрыты?

Следующие несколько секунд должны были быть использованы безошибочно.

Луч света ударил в него слева, сопровождаемый топотом бегущих ног. Он испуганно обернулся и увидел сверкающий портшез, который несли на плечах восемь рослых рабов, чьи потные лица отражали растущую красноту на востоке. До него донесся невнятный женский голос, а затем портшез проплыл мимо.

Несмотря на растущую опасность, он едва не рассмеялся. Теперь, когда реактивные автомобили с ядерной установкой были доступны всем, пирующая знать могла отличить себя от кутящих буржуа только возвращением к носилкам средних веков. Топот ног затих вдали. Затем его поразил шок от того, что она сказала. – «Угол слева от тебя, Вор».

Должно быть, ее прислало Общество. Но у него действительно не было выбора. Он с трудом сглотнул, забежал за угол, и остановился.

Три пушки «Кадес» немедленно развернулись в трех машинах Имперской Полиции, чтобы накрыть его. Он вскинул руки и медленно пошел к машине слева.

– Не стреляйте! – воскликнул он. – Я сдаюсь!

Он с облегчением вздохнул, когда доктор Хейвен вылез из машины, закамуфлированной под полицейскую машину, с обнаженной рапирой и сделал вид, что осторожно идет ему навстречу. В одной руке он держал пару наручников.

– Награда идет тремя путями! – выкрикнули из средней машины сигнал опознавания.

Доктор Хейвен не обернулся, но поднял руку в знак приветствия.

– Спокойно, мальчик, – прошептал он Алару. – Слава богам, что ты пришел сюда. Потерял немного крови? Хирург в машине. Ты сможешь прийти на свою лекцию?

– Думаю, да, но на случай, если я потеряю сознание, драгоценности у меня в сумке.

– Прекрасно. Это дает нам четыреста свободных людей.

Он грубо схватил Алара за пояс. – Ну же, подонок! У нас есть много вопросов, на которые ты ответишь, прежде чем умрешь!

Через несколько минут машина Вора оторвалась от своих сопровождающих, сменила эмблему и помчалась к Университету.

2 Леди и долгопят

Женщина сидела перед зеркалом, спокойно расчесывая свои черные волосы. В свете лампы на туалетном столике длинные пряди блестели и переливались голубыми бликами. Густые, яркие волосы служили изумительным обрамлением ее лица, подчеркивая белизну кожи, щек и губ, которые были едва розовыми. Это было лицо такое же спокойное и холодное, как волосы – живые и теплые. Но глаза были другими. Они были большими и черными и оживляли лицо, гармонируя с волосами. Они тоже сверкали в свете лампы. Она не могла притупить эти глаза, как лицо. Она могла лишь частично скрыть их, низко опустив темные ресницы. Теперь она не сводила глаз с одного направления, ради мужчины, стоявшего за ней.

– Возможно, вам будет интересно узнать о последнем предложении, – сказал Хейз-Гонт. Он, казалось, лениво играл изумрудными кистями на туалетном столике, но она знала, что все его чувства были напряжены, чтобы уловить ее самую слабую реакцию. – Вчера Шей предложил мне за вас два миллиарда.

Еще несколько лет назад она бы вздрогнула. Но теперь... она продолжала расчесывать свои черные волосы длинными ровными движениями, и ее спокойные черные глаза искали его лицо в зеркале туалетного столика.

Лицо канцлера Американской Империи не было похоже ни на одно другое лицо на земле. Череп был гладко выбрит, но зарождающаяся линия волос открывала широкий высокий лоб, под которым были впалые жесткие умные глаза.

Зрачки были темными, огромными. Орлиный нос был слегка неровным, будто его когда-то сломали и затем восстановили.

Щеки мужчины были широкими, но плоть плотно прилегала, худая и без шрамов, за исключением одного едва заметного рубца на выступающем подбородке. Она знала его философию дуэли. Враги должны быть уничтожены чисто и без лишнего риска, специалистами в этой области. Он был храбр, но не наивен.

Губы, решила она, у другого мужчины можно было бы назвать твердыми, но у него они казались слегка раздраженными. Это выдавало человека, у которого было все, и ничего.

Но, пожалуй, самым замечательным в нем было крошечное обезьянье существо с огромными глазами – долгопят, которое в вечном страхе скорчилось на плече человека и, казалось, понимало все, что говорилось. – «Колдун и его близкий друг», – подумала Кейрис. – «Что за гротескная близость соединила их»?

Не улыбаясь, Хейз-Гонт спросил: – Вам не интересно? Он бессознательно поднял руку и погладил своего съежившегося питомца.

Он никогда не улыбался. Лишь несколько раз она видела, как он хмурится. Железная дисциплина защищала его лицо от того, что он, казалось, считал детским эмоциональным тщеславием. И все же он никогда не мог скрыть от нее своих чувств.

– Естественно, Берн, мне это интересно. Вы заключили обязательное соглашение о моей продаже?

Если ему и дали отпор, то он ничем этого не выдал, разве что незаметно напряг мышцы челюсти. Но она знала, что ему хотелось сорвать украшенный драгоценными камнями султан с его основания и швырнуть его через всю комнату.

Она продолжала расчесывать волосы в невозмутимом молчании, ее невыразительные глаза спокойно смотрели на его глаза, отраженные в зеркале.

– Насколько я понимаю, сегодня рано утром, когда рабы несли вас сюда в портшезе, вы окликнули человека на улице, – сказал он.

– Неужели? Я не помню. Возможно, я была пьяна.

– Когда-нибудь, – пробормотал он, – я действительно продам вас Шею. Он любит экспериментировать. Интересно, что он с вами сделает?

– Если вы хотите продать меня, то продавайте.

Его рот едва заметно скривился. – Пока нет. В конце концов, вы моя жена. Он произнес это бесчувственно, но в уголках его губ мелькнула легкая усмешка.

– Неужели я жена? Она почувствовала, как ее лицо потеплело, и увидела в зеркале, как густой румянец на щеках приливает к ушам. – Я думала, что я ваша рабыня.

Глаза Хейз-Гонта блеснули в зеркале. Он заметил румянец на ее коже, и она втайне разозлилась, что он это сделал. Это были моменты его удовлетворения против ее мужа – ее истинного мужа.

– Это одно и то же, не так ли? – сказал он. Легкая усмешка незаметно сменилась легкой ухмылкой.

Она была права: он выиграл и нашел свое удовольствие. Она попыталась изменить направление разговора. – Зачем надоедать упоминанием о предложении Шея? Я знаю, что доставляю вам слишком много удовольствия, чтобы обменять его на большее богатство. Больше денег не удовлетворят вашу ненависть.

Кривая улыбка на его губах исчезла, осталась только резкая линия рта. Его глаза встретились с ее глазами в зеркале.

– Теперь мне не нужно никого ненавидеть, – ответил он.

То, что он сказал, было правдой, она знала это, но это была уклончивая правда. Ему не нужно было ненавидеть ее мужа, потому что он уничтожил ее мужа. Ему не нужно было ненавидеть, но он все равно ненавидел. Его горькая ненависть и зависть к достижениям человека, которого она любила, были сильны, как никогда. Они никогда не погаснут. Вот, почему она была порабощена. Она была возлюбленной человека, которого он ненавидел, а она была средством мести мертвым.

– Это всегда было правдой, – сказала она, не сводя с него пристального взгляда.

– Нет никого, – медленно повторил он, – кого мне нужно ненавидеть сейчас. Он сделал ударение на последнем слове ровно настолько, чтобы она уловила напряжение. – Вы не можете избежать того факта, что у меня есть вы.

Она намеренно промолчала. Вместо этого она лениво переложила щетку из одной руки в другую, пытаясь придать этому движению дерзкий вид. Она сказала себе: – «Ты думаешь, что я не могу сбежать, что я остаюсь с тобой, потому что должна. Как мало ты знаешь, Хейз-Гонт»!

– Когда-нибудь, – пробормотал он, – я действительно продам вас Шею.

– Вы уже говорили это раньше.

– Я хочу, чтобы вы знали, что я говорю серьезно.

– Сделайте это в любое время, когда захотите.

Кривая улыбка вернулась к его губам. – Я так и сделаю. Но не сейчас. Всему свое время.

– Как скажете, Берн.

Зажужжал вызов на устройстве видеосвязи. Хейз-Гонт наклонился, щелкнул выключателем «входящий», и был немедленно встречен нервным хихиканьем. На экране, установленном в интимной части будуара, была кнопка ручного управления, которая требовала непрерывного нажатия кончиком пальца для двухстороннего изображения. Хейз-Гонт пальцем нажал на кнопку. Но экран оставался пустым.

– А-а, – произнес голос звонившего человека, а затем кто-то прочистил горло. – Берн! Это был Шей.

– Ну, хорошо. Граф Шей. Хейз-Гонт взглянул на женщину. Она бросила щетку на колени и поправила халат, когда он потянулся к выключателю. – Возможно, он звонит, чтобы увеличить свое и без того щедрое предложение за вас, Кейрис. Но я останусь тверд.

Кейрис ничего не ответила. Шей на другом конце провода издавал какие-то ворчливые хрипы, скорее от неожиданного приветствия, чем от затруднения. Однако она знала, что скрывается за замечанием Хейз-Гонта. Это служило не только для того, чтобы вонзить в нее еще одну колючку; Шей был проинформирован о ее присутствии и, следовательно, должен был соблюдать осторожность.

– Ну, Шей, – резко сказал Хейз-Гонт. – Что побудило вас позвонить?

– Ночью у меня произошла неприятная встреча.

– Да?

– С Вором. Шей сделал паузу для драматического эффекта своих слов, но Кейрис заметила, что на лице имперского канцлера не дрогнул, ни один мускул. Его единственной реакцией была серия быстрых, грубых поглаживаний по меху маленького животного на плече. Крошечное обезьянье существо дрожало, с дикими глазами, еще более испуганное, чем когда-либо.

– Мое горло было разорвано, – продолжил Шей, когда стало очевидно, что никаких комментариев не последует. – Мой личный врач лечил меня все утро. Послышался вздох. – Ничего серьезного, никакой серьезной боли, просто болезненность. И, конечно, некоторые повязки, которые только делают меня смешным.

– «Была причина», – подумала Кейрис с тайным весельем, – «для пустого экрана – тщеславие Шея».

Подробности нападения и побега Вора стали быстро известны. Очевидно, горло Шея достаточно восстановилось, чтобы не мешать его плавному потоку слов. В заключение своего повествования он попросил канцлера непременно встретиться с ним чуть позже в комнате Мегасетевого Разума.

– Очень хорошо, – согласился Хейз-Гонт и выключил устройство видеосвязи.

– Воры, – сказала женщина и снова принялась расчесывать волосы.

– Преступники.

– Общество Воров, – размышляла Кейрис, – это, пожалуй, единственная моральная сила в Имперской Америке. Как странно! Мы разрушаем наши церкви и пируем душой за разбойников!

– Их жертвы редко сообщают о духовном пробуждении, – возразил Хейз-Гонт.

– Что вряд ли неожиданно, – парировала она. – Те немногие, кто оплакивает свои ничтожные потери, слепы к спасению, которое дается многим.

– Неважно, как Общество использует свою добычу, помните, что оно все еще состоит из обычных Воров. Простые полицейские дела.

– Простые полицейские дела! Буквально вчера министр подрывной деятельности сделал публичное заявление о том, что если они не будут уничтожены в течение следующего десятилетия…

– Знаю, знаю, – нетерпеливо перебил ее Хейз-Гонт.

Кейрис не хотела, чтобы ее прерывали. – Если они не будут уничтожены в течение следующего десятилетия, Воры разрушат нынешний «благотворный» баланс между свободным человеком и рабом.

– Он совершенно прав.

– Возможно. Но скажите мне вот что. Действительно ли мой муж основал Общество Воров?

– Ваш бывший муж?

– Давайте не будем придираться. Вы знаете, кого я имею в виду.

– Да, – согласился он, – я знаю, кого вы имеете в виду. На какое-то мгновение его лицо, хотя и совершенно неподвижное, казалось, превратилось в нечто отвратительное.

Мужчина долго молчал. – Ну и история, – сказал он, наконец. – Большую часть вы знаете не хуже меня.

– Возможно, я знаю об этом меньше, чем вы думаете. Я знаю, что вы с ним были заклятыми врагами, когда учились в Имперском Университете, что вы думали, что он намеренно пытался превзойти вас и победить в кампусных соревнованиях. После окончания университета все считали, что его исследования были чуть более блестящими, чем ваши. Где-то примерно тогда было что-то вроде дуэли, не так ли?

Кейрис всегда казалось немного странным, что дуэли вернулись, вместе со смертоносным оружием и жестким этикетом, в цивилизацию столь бесстрастно научную, как нынешняя цивилизация. Конечно, это было оправдано многими. Официальная позиция состояла в согласии; естественно, были законы против этого, но что могло сделать правительство, когда сам народ упорно продолжал эту нелепую практику? Однако под этим юридическим отношением Кейрис понимала, что они тайно поощряются. Она слышала, как многие чиновники открыто хвастались своими дуэлями и самодовольно объясняли, что это прививает аристократии здоровый, энергичный дух. Они утверждали, что эпоха рыцарства вернулась. Но под всем этим, редко кем высказываемым, скрывалось чувство, что дуэль необходима для сохранения государства. Общество Воров вернуло меч в качестве основного инструмента выживания – последней защиты деспотов.

На ее вопрос ответа не последовало, и она продолжала настаивать: – Вы вызвали его на дуэль, не так ли? А потом вы исчезли на несколько месяцев.

– Я выстрелил первым, и промахнулся, – коротко ответил Хейз-Гонт. – Мьюр со свойственным ему невыносимым великодушием выстрелил в воздух. Полицейские наблюдали за нами, и нас арестовали. Мьюр был освобожден условно. Меня осудили и продали в большой садовый комбинат.

– Подземный гидропонный сад, моя дорогая Кейрис, это не сельская идиллия девятнадцатого века. Я не видел солнца почти год. При наличии тысяч тонн яблок, растущих вокруг, меня кормили мусором, к которому крыса не прикоснется. Несколько моих спутников-рабов, пытавшихся украсть фрукты, были схвачены и забиты до смерти. Я был осторожен. Моя ненависть поддерживала меня. Я мог подождать.

– Ждать? Для чего?

– Бежать. Мы бежали по очереди, тщательно разрабатывали планы и часто добивались успеха. Но за день до моей очереди меня купили, и освободили.

– Какое счастье. Кто же это сделал?

– «Неизвестная сторона», – так было указано в свидетельстве. Но это мог быть только Мьюр. Он месяцами строил козни, брал взаймы и копил деньги, чтобы бросить мне в лицо этот последний жест презрительной жалости.

Маленькое обезьянье существо почувствовало ледяную жестокость в голосе человека и испуганно пробежало по рукаву его пиджака к тыльной стороне ладони. Хейз-Гонт погладил своего любимца согнутым указательным пальцем.

Единственным звуком в комнате было мягкое роскошное соприкосновение щетки и черных волос, когда Кейрис продолжала свою безмолвную работу. Она поражалась безумной горечи, вызванной простым человеческим поступком.

Хейз-Гонт заявил: – Это было невыносимо. Тогда я решил посвятить остаток своей жизни уничтожению Кенникота Мьюра. Я мог бы нанять убийцу, но мне хотелось убить его самому. Тем временем я занялся политикой и быстро продвигался вперед. Я знал, как использовать людей. Мой год под землей научил меня, что страх дает результаты.

– Но даже в моей новой карьере я не мог отделаться от Мьюра. В тот день, когда меня назначили военным министром, Мьюр высадился на Меркурии.

– Конечно, – сказала Кейрис, тщательно отфильтровывая сарказм из своих слов, – вы же не обвиняете его в преднамеренном планировании совпадения?

– Какая разница, как это случилось? Дело в том, что это действительно произошло. И такие вещи продолжали происходить. Несколько лет спустя, накануне выборов, которые должны были сделать меня канцлером Имперской Америки, Мьюр вернулся из своего путешествия к Солнцу.

– Это было, безусловно, захватывающее время для всего мира.

– Для Мьюра это тоже было волнующее время. Как будто одного полета было недостаточно, чтобы взволновать население, он объявил о важном открытии. Он нашел способ победить огромную солнечную гравитацию путем непрерывного синтеза солнечной материи в замечательное расщепляющееся топливо с помощью антигравитационного механизма. Он снова стал тостом имперского общества, и мой величайший политический триумф был проигнорирован.

Кейрис не удивилась горечи, прозвучавшей в этих словах. Она слишком легко могла понять негодование, которое Хейз-Гонт, должно быть, испытывал в то время, испытывал и сейчас. Он стал успешным политиком в тот самый момент, когда Мьюр стал публичным героем. Контраст не был лестным для Хейз-Гонта.

– Но, – продолжал он, прищурившись, – мое терпение было, наконец, вознаграждено. Это было почти ровно десять лет назад. В конце концов, Мьюр имел неосторожность не согласиться со мной по чисто политическому вопросу, и тогда я понял, что должен быстро убить его, иначе он затмит меня навсегда.

– Вы хотите сказать, что вы... – она произнесла это слово, не дрогнув, – убили его.