Текст книги "Рыжая невеста Хаоса (СИ)"
Автор книги: Броня Сопилка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Я вздохнула.
– Это нормально. Все боги да и всё упорядоченное так или иначе берет начало в хаосе. Во всех религиях.
– Где?
Я прикусила губу.
В нашем мире о богах знали, но… не поклонялись. Относились как к факту, и всё.
– Ладно. Потом. Твой долг говоруна растет. И так «Никта – порождение хаоса, одна из первичных мирообразующих потенций».
– А звучит-то как! – заржал Митра из-за стеллажа.
– Ищи сказки, мальчик! – огрызнулась Карина. – Так, значит, «Никта породила…» – ну-ка, ну-ка. Есть!
Всего мы насчитали двенадцать детей ночи. Причем Харон, перевозчик душ умерших через Стикс, тоже её сынок. И Эрида, богиня раздора, и сон-Гипнос… какие знакомые имена. А вот и Кера и… Танат!
Мы перелистнули ещё одну страницу и уставились на изображение предполагаемого папочки Жнеца. Крылатый тип в хламиде с капюшоном, из-под которой холодным синим светом сияют глаза.
– «Танат – бог… смерти». Чудно.
– Какие зачётные родичи у твоего же… Жнеца, – снова подал голос Митра. – Зато понятно, почему тётя – Черный целитель. Богиня смерти – с душой напрямую работает.
– Богиня насильственной смерти, между прочим, – напомнила подруга. – Но мне вот больше интересно, кто в таком раскладе получается Жнец?
Я закашлялась, а потом сказала это.
– Мрачный Жнец. Смерть. “Приятно познакомиться, Смерть”. Этими словами я и разозлила Жнеца в мире-сне, из-за них он и гонялся потом за мной, обещая убить.
– Чет он какой-то неадекватный там был.
– Да лан, можно подумать, он здесь адекватный, – скептически фыркнула Карина.
– Нормальный чудак, – не согласился Митра. – Мы с ним… поговорили вчера.
Теперь фыркнула я, вспоминая этот “разговор”.
– Ага, лицом к лицу.
– Да не, мы с ним, когда тебя домой сплавили, ещё поговорили. Немного. Нас страж, правда, перебил, и спать послал.
– То есть вы опять дрались?
– Ну почти нет, говорю же. Страж...
– Какой?
– Что? Страж? Не знаю. Я его не видел, он из анвиза не вылез. Но такой, хриплый, может даже этот, помощник командора.
Я, кажется, перестала дышать, но Митра, не придавая этому случаю значения, продолжал:
– В общем мы пошли домой, а по дороге уже нормально пообщались. Так вот, штрих из МАСЭ перевелся, крутой маг, кстати, а дрался только кулаками. Даже щит врубил только, когда тебя лечил, чтоб я не сбил заклинание. Да и… то сказать, не дрался, а защищался. Но не суть. Так вот, рядом с ним Хаос чаще рвется. Но Феич может его запечатывать без следа, так что это не было проблемой. А пару месяцев назад у стражей появились эти – обнаружители хаоса, – тут-то и начались у чудака неприятности. Приводы в стражу, вопросы разные нездоровые. Решили они, в общем, из Мистика валить. Тут как раз тётке предложили работенку в провинции, и вуаля.
– Прикольно, – протянула Карина. – И парень тут же загремел в стражу, мда. А что за тема с хаосом, он не сказал? Почему возле него прорывы открываются?
– Да, он и сам вроде не знает толком, но списывает на… кстати, это ровно три года назад было, – и Митра с намеком посмотрел на меня. – Он пацаном ещё, попал в лужу Хаоса. Выжил, но потерял крыло. А потом ему, внимание, приснилась! печать, которой хаос можно запечатать. Чем он и занимался в среднем раз в пару дней. Хотя у нас в городе… ну или просто вчера – Хаос зачастил, ещё и вел себя странно. Как живой.
– Ну это можно списать на то, что вчера он начал... массированную атаку на мир, – предположила Карина.
А я окунулась в другое воспоминание.
...ты должна это знать. Есть мнение, что Хаос обладает не просто волей к разрушению порядка, но и разумом. Или его подобием. Оно сливается с душой человека, – голос Аримани, тихий, чуть хриплый, зазвучал в голове, отдаваясь в сердце тиканьем часового механизма.
Губы словно опалило чужим дыханием, а в нос ударил аромат горячего воска, коры дуба и жгучего имбиря…
Голова закружилась, и я уже почти не удивилась, услышав наяву:
– Катерина Ракита, а что вы здесь делаете? Скоро закат.
Я замерла и зажмурилась. Под закрытыми веками зарябило, а по телу прошла электрическая волна, словна каждая его клеточка вспыхнула и погасла. Не знаю даже, как я не отключилась.
Заметила каким-то другим сознанием, живущим и чувствующим сверх меня, как подобрался Митра – на краткий миг, а в следующий – друг был ещё более дурашлив, чем обычно. Услышала, как Карина прошептала недоуменно: “Откуда он знает её имя?”, а Митра бухнул на стол стопку сказок, прикрыв ими “Устройство”.
– Да это я привел девчонок развлечься. Настращали вы их до икоты.
– Я в принципе вас не спрашивал, юноша, – отрезал Аримани. – И вы слишком беспечны. Солнце садится быстро, и обеих девушек вы не успеете отвести домой вовремя.
Мы все трое посмотрели на часы, на небо за окном. Вообще-то до заката был ещё где-то час. Засидись мы еще немного – и правда рисковали бы опоздать, бежать пришлось бы точно, но если выйти прямо сейчас...
– Не волнуйтесь, господин командор, – сказала я. Почти шепотом – оказалось вдруг, что голос не слушается.
– Мы уже уходим и успеем вовремя, – подхватил Митра.
– Нет, – раскрыл ладонь перед ним Аримани, заставляя умолкнуть, как до этого одним жестом гасил шум на площади. – Господин Стрельник, вам с госпожой Орловой по пути. А я провожу Катерину и передам в руки родителям.
И он, словно невзначай сдвинул в сторону стопку сказок, открывая придавленное ими “Устройство мира”, всё ещё открытое на странице с Танатом.
– Можете ид… ти, – командор запнулся, прикипев взглядом к картинке.
– Что это? – тихо спросил Аримани, не ожидая, кажется ответа. За спиной послышался шорох то ли ветра, то ли песка. – Танат, – прочел он подпись под картинкой…
Или не читал?
– А вы что-то знаете?.. – начала было Карина, но тут же взвилась на месте и отвесила звонкую затрещину Митре, а тот даже не поморщившись, поймал ее ладонь, крепко сжимая, и затараторил, обращаясь к командору:
– А вы любите божественные мифы? Мы вот недавно проходили, теперь вот картинками любуемся. Такие занятные ребята.
Следуя памяти мира-сна, я бы назвала эти мифы древнегреческими, но у нас нет народов, а боги относятся к разным божественным семействам, и все одинаково претендуют на сотворение мира. Наверное потому у нас никто в них особо не верит.
Но конкретно Танат, кажется, чем-то насолил Аримани. Глаза командора… они стали похожими на те, страшные, так впечатлившие меня два года тому. Сейчас я стояла ближе, и завороженно наблюдала, как уменьшаются на ртутно мерцающем фоне зрачки – до маленьких черных точек. И как они расплываются, заливают радужки плотной тьмой. Эти черные глаза без единого отблеска света притягивали, как черные дыры. Кружилась голова, перед глазами всё плыло, в мутном свете чудилось, что за спиной Аримани извиваются змеи. Которые глядят только на меня. Да и сам командор позабыл о книге, в какие-то пару мгновений он преодолел расстояние, разделявшее нас, склонился надо мной и… впился в меня взглядом черных дыр... будто пытался втянуть меня в себя.
– Катерина, – шелестел в ушах его голос. – Катерина, – шелестели тени змей за его спиной. – Обш-ж-жигающая девочка...
…в ногу впились острые мелкие зубы, и следом по ней мазнуло пушистым хвостом.
Я вздрогнула скорее даже от этого движения, чем от укуса, и – с усилием сомкнула веки. Снова открыла глаза и снова моргнула, уже от удивления.
Аримани с интересом вглядывался в картинку на столе. Митра балагурил с дамой-библиотекарем, сдавая взятые книги и прощаясь. Карина правда больше не пыталась что-то рассказать командору. Правильно. Не нужно, не сейчас, – я содрогнулась, в открытое окно тянуло вечерней прохладой.
– Господин командор, – состроил умоляющую рожицу Митра. – Давайте все-таки я всех девчонок отведу. Мы шустрые и все успеем, дом нашей Коти у нас почти по пути, ну зачем вам терять драгоценное время, когда, возможно, на город надвигается Хаос?
Я затаила дыхание. Кажется, мысль, что я останусь наедине с этим завораживающим и пугающим человеком, едва не свела меня с ума, и Митра, наш балбес Митра, наш самый надежный и наблюдательный друг, это понял.
Только бы Аримани согласился…
– Ладно, – сказал он, поморщившись. – Разводить детей по домам мне некогда. К тому же сегодня не завтра. Брысь!
И нас сдуло ураганом. Почти в прямом смысле слова – на дворе сорвался ветер, хлопнувший окном, и теперь задорно подгонявший нас в спины.
***
Дома, клюя носом над тарелкой каши и пропуская мимо ушей увещевания волновавшейся, где меня носит в такой вечер, мамы, я обдумывала случившееся сегодня. Поделиться тревогами с родными мне даже в голову не пришло – не поверят, в лучшем случае. В худшем – потащат к стражам.
На этой мысли меня передёрнуло.
После сегодняшней встречи мой страх перед командором стражи не только не прошел, он ещё усилился. Но о его причине, в том числе, о сегодняшнем глюке, я не рассказала даже друзьям. Мы вообще почти не говорили по дороге, не особо поболтаешь – на бегу-то. Я только выяснила, что Аримани… кстати его фамилия Ариманис, Майно Ариманис. Я его неправильно называла, но это ерунда, могла вообще Армани обозвать.
В общем, пока Митра вызывал библиотекаря, Аримани-с стоял и листал “Устройство”, на меня не смотрел, и уж точно никаких змей за его спиной не вилось.
Каша в тарелке показалась мне совсем уж гадостной – горькой и скользкой, – я сглотнула, борясь с желанием “выплюнуть каку”, и отодвинула тарелку от себя.
– Спасибо, ма. Не хочу есть.
Мама укоризненно покачала головой.
– Я к себе, доброй ночи, мам, пап, – медленно перебирая ногами по ступеням, я побрела на второй этаж. В кармане лежала бумажка из дома Жнеца, которую я теребила, боясь разворачивать, – а вдруг там ничего нет. Ещё страшнее было показать её кому-то – ведь мы могли увидеть разное.
Впрочем, с бумажкой или нет, но я точно сходила с ума. И с этим бесполезно спорить...
– Сладких снов, доча, – папа задрал голову, оторвавшись от вечерней дозы информации, упакованной в позавчерашнюю “Мистик сегодня”. В изоляции газеты попадали к нам с запозданием, так что о Хаосе там ничего нового не было, что очень расстраивало любознательного папу. – О, а что это у тебя за боевые раны? – он опустил очки на нос и уставился мне на ноги, оказавшиеся как раз на уровне его глаз.
Я приподняла пышную юбку. Мама, подавив вскрик, подскочила ко мне.
Крови и правда было слишком много. Она успела подсохнуть четырьмя жирными струйками, напитавшими красным резинку на белых носочках.
– Катя, кто тебя укусил?! – всплеснула мама руками.
Я смотрела на “боевые раны”, пытаясь вспомнить, а главное осознать, обстоятельства этого укуса.
– Котик, – со вздохом ответила маме, потирая висок.
– Бешеный?!
– До встречи со мной – не был, – коротко отрапортовала я.
Не факт, впрочем. Хотя, может, как раз от меня и заразился.
Папа поднял вверх большой палец и вернулся к газете, Мама отвесила мне подзатыльник и принялась хлопотать над ногой, я же лениво размышляла, что хорошо было бы найти этого злостного кусаку. И сделать из него шарфик. Или сразу шапку.
Промыв “боевые раны”, мама с удивлением обнаружила, что они не только не кровоточат, но даже не воспалены.
– Видимо, котик, прежде чем кусаться, тщательно почистил зубки, – заметил папа, не отрываясь от газеты. Перевернутой кверху низом.
– И почему ты сразу не сказала нам? – возмущалась мама, бинтуя ногу. – Если бы Сеня не заметил, так бы и спать пошла? А на утро – заражение!
Я пожала плечами и картинно зевнула.
Хотелось бы и мне знать, как он меня укусил так, что я едва ощутила укус, а уж кровотечения даже не заметила. Что же тогда со мной было? Транс? Бред?
– Ты, Олли, прибинтуй ей к ноге бирку “Дразнила кота”. Пусть завтра так в академию и идет, – не унимался папа.
“Сделай селфи и выложи в сториз”, – добавила я. Мысленно, ибо не нашего мира шутка. Вот Кере, кстати, стоило предложить что-нибудь такое, и посмотреть реакцию. А то сказочки – не так показательно.
– Ага, – буркнула я вслух и зевнула. Теперь уже по-настоящему. Денёк вымотал не на шутку.
Вяло огрызаясь на подколки папы и отбиваясь от маминых “надо примочку соляную сделать”, я уползла к себе и, едва коснувшись головой подушки, отключилась. А среди вдруг уставилась в потолок. Сна не осталось ни в одном глазу.
– И всё-таки, куда же ты делся, котик? – спросила я в пустоту, и зажмурилась.
Часть 6. Глава 26
“В древности люди обожествляли кошек и поклонялись им.
Кошки все еще это помнят”.
Терри Пратчетт
Глава 26
Котик замер под кроватью. Прижимаясь боком к стене, он чутко прислушивался к дыханию сверху.
Ощущения оказались крайне странные. Я на всякий случай затаила дыхание и тоже прислушалась. Ушами кота.
Сверху всё ещё слышно было, как кто-то дышит. Слабо и неровно, с сипящими вдохами и долгими провалами тишины. Не я. Не под моей кроватью затаился этот странный зверь. Сердце тревожно ускорилось, и я набрав воздуха в грудь, проговорила в мыслях вопрос:
– Кто это?
Не скажу, что я рассчитывала на ответ, да и сомневалась вообще, что не сплю на самом деле, но эффект вышел взрывным. Меня подбросило на кровати, а сознание затопило животным испугом, затем в него ворвался образ комнаты, наполовину затопленной уродливой черной тенью, потом появилось ощущение, будто меня пытаются выпихнуть-выдавить прочь мягкие лапки. И, пожалуй, я бы поддалась, но успела рассмотреть у стены комнаты кровать и того, кто, скрючившись, лежал на ней, и – впилась сознанием, всеми силами души, за ощущения кота, каким-то образом проникшего в эту комнату с черной тенью.
Я должна была понять, что это, где это и что делать.
Образ комнаты сменился видениями страшных монстров. Такими могли быть творения хаоса, умей он действительно творить, – жуткие, многорылочленные, они скалили сотни пастей, прогоняя, вынуждая отступить, но я упиралась и кричала мысленно:
“Нет! Я не уйду! Покажи! Объясни мне, что происходит!”
“Кыш! Кыш, нелепая!” – наконец-то кот облек образы в слова и дополнил воспоминанием нашего прошлого слияния, когда мы чуть не разбились с высоты или, что ещё хуже, чуть не попались в лапы тени зла.
Я поняла, чего боится он, и, сопротивляясь новым попыткам изгнать меня, прошептала:
“Я просто посмотрю. Я не вся в тебе, – подняв руку, я подвигала ею перед глазами. – Я дома, ты же видишь? – Давление немного ослабло, и я поспешила закрепить успех: – Я не буду мешать, а может даже смогу помочь”.
Меня обдало таким четким сомнением не только в моих силах, но и умственных способностях, что я едва удержалась от возмущения, промолчав с покорным видом.
Кот, кажется, хмыкнул, по крайней мере, тот образ которым он менял обдал, ощущался именно так. Дальше он выгрузил в меня слова:
“Сиди. Молчи. Не лезь. Смотри и всё”.
Я кивнула и села поудобнее. Кот не видел меня, но вроде понял, и снова прислушался к дыханию человека на кровати.
На меня пахнуло кошачьим недовольством, сложившимся в слова: “Всё из-за тебя!” и “Я его теряю!”
В проявившемся снова образе комнаты стало куда больше кошмарной тени, она змеилась клубами едкого дыма длинным черным смерчем тянулась из... приоткрытого рта парня, лежавшего на боку и укрывшего себя крылом. Это действительно был Жнец, и с ним творилось что-то страшное!
“Что это?” – не удержалась я, с ужасом глядя на клубящуюся тень, и закрыла рот ладошкой, словно это могло удержать мысли внутри меня. Или не впустить зловещую тень к Жнецу.
“Тень злого духа. Ворует жизнь. Щит сломан, – ответил кот рублено и раздраженно добавил: – Мешаешь”.
“А помочь могу?”
“Нет, – отрезал он. – Хотя… – кот словно задумался, а затем обдал меня образами пламени. Сначала просто костров, каминов и свечей, а затем показал яркий огонь с вкраплением чёрных искорок. – Отдай мне”, – будто наяву услышала я приказ.
Я выполнила его, не размышляя. Меня тут же затопило ощущением, что я вот-вот лопну, и оглушило шипящим рычанием: “Дурра, хочешь убить меня к агровым псам?”
Теперь кот лежал на полу и вяло дрыгал ножкой. Почти как я вчера, напоенная силой Жнеца. Правда, кот переваривал чужую энергию куда быстрее меня, но и ему требовалось на это время. И всё это время он мысленно шипел и плевался, костеря меня на всякий лад, поминая то хаос, то агровых псов, то лучезарное хварно, то коварную тень злого духа.
“Ну извини, я даже не знаю, как это сделала, – оправдывалась я, – и если бы начала придумывать, как тебе поосторожнее передать чуть огня размером с котика, то вообще ничего не вышло бы. Я вспомнила бы, например, что силу на расстоянии передать нельзя, и всё, прости-прощай”.
“Для нас нет расстояний, малахольная”.
“И кто же вы такие? Только не говори, что просто котики”.
Миг тишины и пустоты. Словно меня всё-же выкинули прочь, а затем прозвучало гордое:
“Я – Шааф! Великий и яснотрепетный, пылающий в сердце!»
“Э-э, – я даже зависла от уровня пафоса в мысленном голосе. – Может, Шарф?”
«Сама ты шапка-ушанка, а я…"
"А ты, смотрю, неплохо владеешь словесной речью, а то всё образами кидался," – не удержалась – съязвила я, перебивая. Нет! Ну в самом деле!
Шарф-Шааф, словно поперхнувшись, умолк, а потом у меня возникло чувство, будто я чешу за ухом задней… задней… ногой, в общем, чешу. Я сглотнула. Котик обдал меня морем удовольствия и уточнил:
“Не проявишь должного трепета, я ещё и под хвостом вылижу”.
“О-о, – меня передернуло. – Всё. Я поняла, ты – Шааф, великий и яснотрепетный. И пылающий”.
«В сердце, – педантично уточнил довольный собой Шааф. – А теперь заткнись, несчастная, я занят”.
Дальше я молча – и с должным трепетом – наблюдала, как Шааф, уже переваривший мою ману, оплетает щитом Жнеца. Медленно, начиная со ступней и кистей, он поднимал-натягивал мелко мерцающую… плёнку всё выше, словно одевая тело во вторую кожу. Там где проявлялась пленка-щит, от тела отлипала, распадаясь пылью, тень, обнажала всё новые и новые участки кожи. Она тут же собиралась в новые щупальца и тянулась снова, но обжигаясь о щит, отдергивалась и тыкалась дальше, ища места где нет ещё защиты. Чем выше поднимал щит Шааф, тем плотнее и жаднее становилась тень на них, спеша выпить-откусить ещё немного жизни у Жнеца, и мне больно было на это смотреть.
Особенно густо тень облепила крыло, казавшееся серым и пыльным, клубившееся тьмой, как дымом от горящей резины. Когда кот натянул глянцевый щит и на крыло, оно вернуло свой цвет, черный, отдающий в звёздную синеву, но кажется… стало меньше?
Увы, это не было самым страшным сейчас, когда голова и лицо Жнеца, по какой-то причине оставленные котиком на закуску, находились во власти тени. Она нависла над ним так плотно, что рассмотреть за ней не удавалось ничего. Щит продвигался с трудом, тень яростно сопротивлялась, не желая терять такую вкусную добычу. Кот напряженно выпускал-втягивал когти, скребя по полу, и миллиметр за миллиметром покрывал защитой шею, подбородок, затылок...
Я тяжело дышала, кусая губы, голова кружилась, а лоб покрылся испариной, словно это я сама пытаюсь защитить Тима от чудовищной тени.
...щёки, уши, лоб…
Медленно обволакивая, защита спрятала нос, губы, веки.
Оставалось только глаза и рот, – бездонные провалы с тремя столбами черного дыма. Казалось, уродливая тень, заполнявшая теперь едва ли не всю комнату, то ли вгрызалась в парня через них, то ли высасывала содержимое головы.
Я укусила свою ладонь, чтобы не плакать и не закричать.
Котик, ну миленький, ну давай же. Кот и сам выдыхал рвано и тужился из последних сил, но дыры в защите сократились едва ли на миллиметры.
“Он совсем обессилел, – прошипел Шааф. – А без его участия канал не обрубить. Это всё ты”...
Я…
Это всё я...
Сначала Тим вымотался, спасая меня от истощения, теперь я сбила с концентрации помогавшего ему Шаафа. Из-за меня он… умрет?
Затошнило, ладони объяло пламенем, и я подняла их к глазам. В мутной пелене слёз огонь переливался и двигался как живой, а я в оцепенении наблюдала за его игрой. И вдруг зацепилась за слова Шаафа:
“Для меня расстояний нет”.
А что если…
И все свои силы, всё своё желание, чтобы жил Тим – весь огонь – я вложила в его сердце, которое казалось таким близким. Пламя погасло и стало темно, тьма над телом Жнеца закрутилась ещё быстрее, три воронки тянувшиеся к глазам и рту завились спиралью, переплетаясь.
Ничего не получилось, – подумала я потерянно и упала на подушку. По вискам побежали теплые дорожки, быстро остывая.
Но тут из глаз и рта Жнеца вырвалось синее сияние – и щупальца-смерчи тени рассыпались прахом, а сама она, заполнявшая комнату дымными кольцами, упала, истаяла, прячась по углам. Теряя форму и душу, становясь просто противоположностью света…
Жнец судорожно дернулся и подскочил в кровати. Я тоже резко поднялась с подушки. Ощущение лицом к лицу было таким явным, что казалось, протяни лишь руку. И он – тоже меня видел… как-то.
– Ты пришла... – его глаза с темными кругами засияли шальной улыбкой, и я улыбнулась в ответ. Он распахнул крыло, приглашая в объятия.
Одно невероятно длинное и невыносимо короткое мгновение я смотрела на его худощавое тело: на протянутые ко мне руки с музыкальными пальцами, которые хотелось сжать, на четко выраженную мускулатуру груди и сухопарого живота – провести по ним ладонью… на…
О боги. Он же полностью обнажен!
Я отшатнулась назад, с усилием выключая трансляцию в голове.
– Котя? – ещё услышала я удивленный шепот и потеряла контакт.
Глава 27
“Котя?”
Он ещё удивляется? А кого он, простите, ожидал? Кому открывал свои… непристойные объятия. Вот оторвать бы ему его непристойности!
Я распахнула глаза и уставилась в потолок своей спальни, но картинка, заставлявшая щёки пылать, отпечаластась на сетчатке. Я слишком, непозволительно долго смотрела на него.
Сердце колотилось как бешеное, пытаясь выскочить из груди, но постепенно успокаивалось.
Сон. Уж это-то точно – сон.
Или нет? – дрожащей рукой я коснулась саднящей губы, на пальцах остался тёмный влажный след. Искусала губы в кровь. Сон?
Заурчал желудок, и я с изумлением поняла, что дико проголодалась. Словно я не ела дня три. И слабость в теле была такая же. На миг стало страшно – что я только очнулась после беспамятства, всё-таки расшибившись на люке. Протянула руку к висевшей на спинке стула юбке, той, в которой ходила вчера, в которой была в доме Керы. В кармане шуршала бумажка-доказательство, и я, пошатываясь поднесла её к окну, в которое светил уличный фонарь, и наконец-то с замиранием сердца развернула. Выдохнула – рыжая девочка, улыбаясь, протягивала руку с рисунка.
Не бред. По крайней мере вчерашний день – не бред.
Придерживаясь за стену, я тихо спустилась на кухню. По дороге первым делом глянула на календарь, выдохнула ещё раз – пока ещё второе сентября, но ползунок на третье мама сдвигает утром.
Сунувшись в холодильник, выгребла оттуда всё для бутерброда, на ходу вгрызаясь в колбасный бок, и зажгла газ под чайником.
Значит, вчерашний день был.
Вчера Кера намекает мне, что Тим в опасности, а ночью я наблюдаю жуткую тень, высасывающую из него него жизнь. “Тень злого духа”, – так ответил кот на мой вопрос.
Кот. Ответил. Боги, как же шизофренично это звучит!
Это – точно мне приснилось. После такого безумного дня, после появления Жнеца… а ведь он впервые появился в мире-сне, и там меня убил, ладно, не убил, просто загнал в люк, и теперь вдруг пришёл в реальность! Устроил дубль с погоней и люком. Заполировал безумной тётей. И я еще удивляюсь кошмарам?!
Но он… пффф, – я шумно выдохнула, прежде чем признать – он мне нравится. Так сильно, что оторвать непристойности хочется даже за то, что он не узнал меня во сне!
Вот только он ведь действительно пропал…
А потому обнаружился в некой комнате, через кота. Во сне? Кот, если что, действительно существует, очень даже странный. Позавчера Черный целитель напару с племянником уже вытаскивали меня из этого кота, и это в реальности! И ещё, я уверена, что именно он укусил меня сегодня в библиотеке…
Подумала об этом и тут же усомнилась. Но, быстро подняв ночнушку, убедилась, что повязка есть, да ещё и сползла до щиколотки, обнажая след от зубов на лодыжке, уже даже слабо заметный – четыре маленьких точки. После укуса обычного зверя (или тем паче змеи) – нога распухла бы до размеров бревна. А вот зубы ненормального котика оказались стерильно чистыми.
В общем, ненормальный кот точно есть. Но значит ли это, что только что у меня был контакт с этим самым котом, а не обычный кошмар?
Если да, то существует и некое зло... или злой дух, с тенью, которая крадет жизнь Жнеца. Это тот самый Анху-раманю? Но почему именно из Жнеца? Потому что он очень сильный маг, и оттого крайне вкусный и сытный? Или это потому, что он совсем… особенный?
Как сын бога Смерти...
Я вспомнила, как будучи вне тела видела его огонь – в отличие от ребят, меня и даже Керы, он казался черным. Черным с редкими золотыми языками. Это было красиво и страшно одновременно. И интересно ещё: это золото в нем откуда? Из-за меня? Наши огни смешались? Или он всегда такой? Наверно, всё-таки смешались – в моём же появились черные искры... или нет?
Я засунула в рот очередной кусочек снеди и, не чуя вкуса, сложила ладонь лодочкой. Огонь зажегся легко и да, он мерцал черными искрами, хоть и оказался мелким как раньше, не идя ни в какое сравнение с той огненной птицей, которую удалось показать, рисуясь перед Жнецом. Правда выпендрёж тот плохо закончился. Удивительно, что я вообще смогла после такого хоть что-то зажечь.
Огонёк горел, я наблюдала за удивительными черными проблесками в нем, а затем подумала, прикусила губу, и – увеличила его на несколько сантиметров! И ещё на пару, а затем – уменьшила до крохотного язычка, отчетливо понимая: то был не предел. Но не хотелось опять свалиться без сил, и я осторожно скомкала и погасила огонек.
Кстати, управлять пламенем получалось легко и просто, и это было странно. Что же так на меня повлияло? Что случилось со мной перед тем, как мой огонь изменился?
Я со вздохом уставилась в окно на своё темное отражение.
Жнец? Котик? Потеря души и возвращение в тело? Слияние огней, которое я видела, когда Тим будил меня, как принц спящую красавицу… стоп. Спящая красавица! Это же еще одна сказка из сна! И Тим тоже её знал!
И те картинки в его комнате, – я вспомнила портрет рыжей девочки, оставшийся в моей спальне, вспомнила необычное кресло, постеры. – Это была комната парня из мира, который мне… приснился?
“А что если... – я проглотила кусок бутера, не жуя, ощущая нарастающий звон в ушах, – ...что, если я всё-таки брежу или вижу сон?”
Как тогда, три года назад...
Но ведь сны не бывают такими реальными! Сны как и бред всегда размыты, события в них перетекают друг в друга, внезапно меняя сюжет, угол зрения, свет. Они полны нелепостей и невероятностей...
– О боги, это ведь прямо как последние мои дни. – Сердце рухнуло, а затем как безумное застучало в груди, и я продолжила мысль: – Как последние мои три года.
Крылья, магия, хаос… я к ним привыкла, и они норма. Но с точки зрения мира из сна...
Пугающе реального, подробного до минимальных мелочей и невероятных крупностей, вроде всемирной паутины с сотнями социальных сетей и баз знаний, и просто свалок мусора. Электрификация по всему миру, самолеты и космические корабли, огромные морские лайнеры и подводные лодки, самые разные автомобили и высокоскоростные поезда. Полёты в космос… Столько всего что и не упомнишь. Как? Как мне это могло присниться? Мне, девочке из мира, в котором газовое освещение ввели лет десять назад, и это был прорыв техники!
Газовый холодильник тихо урчал и побулькивал, словно посмеивался, ровным светом сияла газовая лампа. Никакого электричества! Помню, как меня удивляло это сразу после того, как я пришла в себя. Едва ли не больше чем магпроэкторы с кристаллами памяти. Крылья, магия, хаос и прочая муть…
Так какой из миров больше походит на сон? Что если тогда, после того злополучного люка, я… – горькая слюна собралась под языком, и я сглотнула, – что если тогда я… не проснулась?
И это всё сон… бред… Сон длиною в три года, мертвый сон…
Кома?
Задрожав, я что было силы ущипнула себя за руку, от боли слезы брызнули из глаз. Я медленно выдохнула.
Раз, два, три, четыре...
Механически собрав бутерброд с тонкими ломтиками колбасы, зеленью и сыром, я вгрызлась в него с остервенением. Вкус, запах, текстура – всё это я ощутила до мельчайших деталей, рот наполнился слюной. Я присмотрелась, разглядывая поры в хлебе – все разные, хоть чуть-чуть но отличаются.
Нет. Не всё это слишком реально для сна!
...пять, шесть, семь...
А вот то, что я видела этой ночью, очень похоже на сон. Я вспомнила обнаженного Жнеца, тянущего ко мне руки, и сообразила наконец:
– Ну точно! Я же видела его явно не со стороны кота, а откуда-то… отовсюду и ниоткуда...
Да и только больная фантазия спящей меня может представить, что кот назовется таким дурацким именем.
“Шааф. Ерунда какая. Шааф великий и яснотрепетный. Ну полный бред же. А, ещё пылающий в сердце”.
Сон без сомнения!
“Чего тебе?” – раздалось в голове ворчливое фырчание. Я подскочила на месте, с грохотом стукнувшись коленом об стол и перебудив всех в доме.
– Что там? – сонно окликнула мама.
– Я! Голодная! – крикнула я в ответ, лихорадочно соображая, не показалось ли?. – Но я уже ем, спи!
Надеюсь, она не расслышит истерические нотки в моем голосе.
– А я говорила, – пробурчала она и зевнула. – Во-о-от теперь будешь толстая. И в свадебное платье не влезешь.
– Нибуву, влежу, – прочавкала я колбасой как жвачкой и зажмурилась, в надежде увидеть то, что видит кот.
– Влезет, – отозвался и папа. – С её ветром в попе она может есть в любое время суток. И даже жрать. Особенно, если опять смотается к друзьям на ночные посиделки.
– Сеня! Что ты такое несешь?! – возмутилась мама. – Дочь! Не смей убегать к твоим обормотам! Ты должна хорошо выспаться сегодня! Завтра… – звуки какой-то возни ненадолго прервали её спич. – Завтра интересный день!
– А сейчас комендантский час, – добавил папа, явно её щекоча. – Вот смеху-то будет, если её в стражу упекут.
Папа в своем репертуаре. Впрочем, меня от его шутки передернуло. Перед глазами встала кривоватая улыбка Аримани, волосы зашевелились от воспоминания о наваждении в библиотеке. Снова бред?
Всё таки бред?..
– Хотя стражей ей бояться не… ахаха, – папа не договорил, теперь, кажется его щекотала мама. Какие-то они странные сегодня. Такое сложное время, а юморят похлеще Петросянов. Видно истерика.
Или мой бред. Я схватилась за голову.
– Поешь и иди спать! – грозно хихикая, потребовала мама. – Я проверю!
Хлопнула дверь, тихая возня за ней почти не нарушала тишины. Мерно тикали часы. Шелестел и побулькивал холодильник. Я сидела и рассматривала бутерброд, считая дырочки в хлебе.