Текст книги "Леди в саване"

Автор книги: Брэм Стокер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)

Заметки Джанет Макелпи

августа 9-го, 1907

Мне видится некая предопределенность в том, что Руперта не было дома, когда приехал этот ужасный молодой человек, Эрнст Мелтон, хотя, возможно, будь Руперт с нами, он не посмел бы вести себя так скверно. Конечно же, я все узнала от горничных; Тьюта ни словечка не сказал мне об этом. Плохо и глупо с его стороны было уже пытаться поцеловать такую приличную молодую женщину, как Джулия, которая золото, а не человек, и скромна, все равно что девушка с наших гор; но оскорбить Тьюту!.. Мелкая тварь! Да самый последний идиот из дома умалишенных в тропиках, где уже жара сводит с ума, поступил бы разумнее! Если Майкл, виночерпий, собирался убить его, то интересно, что бы сделали Руперт и ее отец? Как все-таки я благодарна Провидению, что Руперта здесь не было в тот момент. Хорошо, что и меня при этом не было, а то бы я выставила себя на посмешище, что Руперту не понравилось бы. Он, эта мелкая тварь, уже по одеянию дорогой моей девочки мог бы догадаться, что перед ним кто-то непростой. Но по одной причине все же жаль, что я не видела ее тогда. Мне говорили, что она, сохраняя достоинство, была сама королева и что ее смирение, когда она встречала родственника со стороны мужа, будет служить теперь примером всякой женщине в этой стране. Не проговориться бы Руперту, что я слышала про этот случай. Потом, когда все минует и этот молодой человек благополучно покинет нас, я расскажу ему. Мистер Рук – адмирал Рук, следует сказать, – должно быть, на самом деле замечательный человек: ведь как держал себя в руках! А мне-то говорили, что в молодые годы он был похуже самого старины Моргана с Панамы. [111]111
  Генри Морган (1635–1688) – британский офицер и знаменитый капер, разбойничавший у берегов Панамы. В 1672 г. был арестован и препровожден в Англию, где в 1674 г. – вместо наказания – был произведен в рыцари.


[Закрыть]Мистер Эрнст Роджер Хэлбард Мелтон из Хамкрофта, графство Сэлоп, и не догадывался, что ему могли «переломить хребет».

К счастью, я услышала о его встрече с Тьютой прежде, чем он зашел ко мне, ведь я вернулась с прогулки, когда он уже прибыл. Передо мной был прекрасный пример Тьюты, и я решила, что при любых обстоятельствах покажу себя воспитанной женщиной. Но я и не представляла, какой презренный это был человек. Подумать только, сказал мне, что я возгордилась из-за того положения, которое Руперт занял здесь, ведь я была его гувернанткой! Сначала он вообще сказал «нянькой», но потом запнулся, поправился, будто вспомнив о чем-то. С радостью признаюсь, что я и глазом не моргнула. Хорошо, что не было с нами сэра Колина, потому что я нисколько не сомневаюсь, что если бы он услышал это, то сам бы «переломил хребет» гостю. Отсрочка у мистера Эрнста недолгая, потому что сегодня утром Руперт получил отправленное с Гибралтара письмо, где говорится, что сэр Колин со всем его кланом прибудет вскоре после письма. Он зайдет в Отранто на тот случай, если кто-нибудь сможет оттуда проводить его к Виссариону. Дядя рассказывал мне, как этот молодой грубиян протянул ему вместо руки палец в конторе мистера Трента, но, конечно же, дядя и виду не подал, что заметил этот жест. Не сомневаюсь, что, когда сэр Колин приедет, этому молодому человеку, если он еще будет здесь, придется вести себя как надо, хотя бы только из-за сэра Колина.

То же (позже)

Я едва успела закончить свои записи, как дозорный с башни оповестил нас, что «Тьюта» – так Руперт назвал аэроплан – показалась над горами, на своем пути из Плазака в Виссарион. Я поспешила увидеть, как он прибудет, ведь я еще не видела Руперта на его «аэро». Мистер Эрнст Мелтон тоже появился. А Тьюта, конечно же, опередила всех нас. Она, похоже, инстинктивно догадывается о возвращении Руперта.

Это было красивое зрелище – маленький аэроплан, с распростертыми, будто у птицы, крыльями, парил высоко над горами. Руперту с его спутником приходилось преодолевать встречный ветер, а иначе мы бы и до башни дойти не успели, как они были бы здесь.

Когда же «аэро» начал снижаться по ближнюю сторону гор, которые в какой-то мере были ему защитой, скорость его стала необыкновенной. Но мы, конечно, не могли бы сказать, просто глядя на него, с какой скоростью он шел. Только видя, как быстро горы и холмы отступали назад от летящей машины, мы сумели заключить, что скорость ее очень велика. Когда она оказалась над предгорьем, что в десяти милях отсюда, машина стремительно заскользила вниз, а когда подлетела совсем близко, то немного поднялась в воздухе, затем, будто стрела, выпущенная из лука, опустилась на башню, плавно двинулась к месту крепления и застыла. Позади Руперта сидел воевода, и, должна сказать, он держался за переборку крепче, чем Руперт за штурвал.

Когда они спустились, Руперт со всей сердечностью приветствовал своего кузена в Виссарионе.

– Как вижу, – сказал он, – ты уже познакомился с Тьютой. Теперь можешь поздравить меня, если хочешь.

Мистер Мелтон долго расхваливал ее красоту, но потом, прервав свои похвалы, сказал что-то о неудачном выборе наряда, имея в виду погребальную одежду. Руперт рассмеялся и, хлопая его по плечу, пояснил:

– Это одеяние, похоже, станет национальной одеждой всех патриоток Синегории. Когда ты кое-что узнаешь о значении этого наряда для всех нас, ты поймешь. А пока прими к сведению, что нет человека среди синегорцев, которому не нравился бы этот наряд и который не славил бы Тьюту за то, что она носит его.

Грубиян же ответил такими словами:

– В самом деле? А я думал, что вы готовитесь к балу-маскараду.

На это злое замечание Руперт откликнулся довольно раздраженно:

– Не советую тебе думать подобным образом, пока ты в этих краях, Эрнст. Здесь хоронят людей и за куда меньший проступок.

Грубияна, казалось, что-то поразило – то ли смысл сказанного Рупертом, то ли манера, в которой это было сказано, – потому что он несколько секунд молчал, прежде чем заговорить.

– Я очень утомлен долгим путешествием, Руперт. Ты и миссис Сент-Леджер не будете возражать, если я удалюсь в свою комнату и вздремну? Мой лакей мог бы попросить чашку чая и сэндвич для меня?

Дневник Руперта

августа 10-го, 1907

Когда Эрнст объявил, что хочет отдохнуть, это была самая разумная вещь из всего сказанного и сделанного им, и его намерение абсолютно подходило нам с Тьютой. Я видел, что дорогая девочка чем-то взволнована, и подумал, что лучше бы ей успокоиться и не тратить силы на то, чтобы быть вежливой с хамом. Хотя он и кузен мне, я ничего другого о нем не скажу. У нас с воеводой были дела, возникшие вследствие решений Совета, и когда мы управились с ними, уже настала ночь. Увидев Тьюту в наших с ней комнатах, я услышал от нее следующее:

– Ты не против, дорогой, если я останусь у тети Джанет на эту ночь? Тетя очень расстроена и нервозна; когда я предложила прийти к ней на ночь, она так и ухватилась за меня – с криком облегчения.

Вот поэтому я, поужинав с воеводой, отправился в мою прежнюю комнату, выходившую в сад, и рано лег.

Я был разбужен незадолго до рассвета появлением в замке монаха-воина Теофрастоса, известного бегуна, доставившего срочное послание мне. Это было письмо, врученное ему Руком. Наш адмирал предупредил его, что он должен вручить письмо лично мне и никому другому, разыскав меня, где бы я ни был. Когда он прибыл в Плазак, я уже улетел оттуда на аэроплане, и ему пришлось возвращаться в Виссарион.

Прочтя в отчете Рука о чудовищном поведении Эрнста Мелтона, я рассердился, как никогда. А ведь я всегда презирал его. Но это было уже слишком. Однако я оценил мудрый совет Рука и в одиночестве отправился на прогулку, чтобы обуздать гнев и вновь обрести самообладание. Аэроплан «Тьюта» по-прежнему стоял на башне, я поднялся туда и в одиночку взлетел.

Преодолев сотню миль по воздуху, я почувствовал себя лучше. Освежающий ветер и бодрящее движение помогли мне восстановить равновесие, и я уже ощущал в себе силы, чтобы справиться с мистером Эрнстом и любыми огорчениями, которые могут возникнуть, не теряя при этом выдержки. Поскольку Тьюта считала, что лучше не вспоминать об оскорблении, нанесенном ей Эрнстом, мне не следовало заговаривать об этом; но все равно я решил избавиться от хама еще до наступления вечера.

Позавтракав, я послал ему со слугой записку, сообщавшую, что иду к нему, и последовал за посыльным.

Он был в шелковой пижаме, такой, в какую даже Соломон, при всем его величии, не облачался. Я закрыл за собой дверь, прежде чем заговорил. Он слушал вначале с удивлением, затем обнаружил замешательство, затем разозлился, а под конец съежился, как побитый щенок. Я считал, что пришла пора объясниться начистоту. Наглый тупица, намеренно оскорбляющий всех вокруг, – ведь если выходки его происходили от полного невежества, ему следовало замолкнуть, его надлежало принудить к этому, как современное подобие Калибана [112]112
  В трагикомедии Шекспира «Буря» уродливый дикарь.


[Закрыть], – он не заслуживал ни жалости, ни милосердия. Проявлять и к нему добрые чувства, терпимость, кротость означало бы ущемить в этом других в нашем мире, не принеся никому пользы. Поэтому, насколько помню, я сказал ему вот что:

– Эрнст, тебе, как ты говоришь, надо удалиться, и как можно скорее; надеюсь, ты понимаешь, о чем я. Осмелюсь заметить, ты считаешь, что попал в страну варваров и что напрасно растрачиваешь свои тонкие наблюдения, адресуясь к здешним обитателям. Может быть, и так. Без сомнения, земля эта груба, горцы, возможно, являют собой людей ледникового периода; но, насколько я могу судить по некоторым твоим подвигам – а я знаю пока лишь о малой их толике, – ты представляешь собой эпоху куда более отдаленную. Ты демонстрируешь нашему народу игривость ящера; синегорцы же, как бы грубы они ни были, уже выбрались из первозданного ила и стремятся вести себя прилично. Они, возможно, грубы, примитивны, возможно, варвары, если тебе так хочется, однако они не настолько низки, чтобы принять твою мораль и твои вкусы. Мой дорогой кузен, твоя жизнь здесь далека от безопасной! Мне говорили, что вчера только благодаря тому, что некоторые обиженные горцы сдержались – впрочем, причина их усилий над собой не в твоей персоне, – тебе не снесли голову. Еще день твоего неописуемого присутствия здесь – и сдержанность горцев исчезнет бесследно. Они возмутятся. Я сам здесь приезжий и настолько недавно приехал сюда, что не могу допустить этого. А поэтому я не задерживаю тебя. Поверь мне, мой дорогой кузен Эрнст Роджер Хэлбард Мелтон из Хамкрофта, графство Сэлоп, что я безутешен по причине твоего решения незамедлительно отбыть, но я не могу не видеть мудрости этого решения. Сейчас разговор идет между нами, и когда ты уедешь – если это будет незамедлительно, – ропот стихнет, все замолчат ради чести дома, в котором ты гость; но если из-за твоего промедления возникнет скандал, ты – живой или мертвый – станешь посмешищем в глазах всей Европы. Учитывая все это и предвосхищая твои пожелания, я приказал, чтобы быстрая моторная яхта доставила тебя в Анкону или любой иной порт по твоему выбору. Яхта будет под командой капитана Десмонда, капитана с одного из наших боевых кораблей, человека решительного, который выполнит любое данное ему указание. А значит, ты в безопасности достигнешь Италии. Подчиненные капитана Десмонда позаботятся о купе в поезде, который доставит тебя во Флашинг, и о каюте на пароходе, следующем до Квинзборо. Мой человек будет при тебе в поезде и на пароходе и проследит, чтобы все твои пожелания относительно пищи и удобств были удовлетворены. Конечно же, ты понимаешь, мой дорогой кузен, что ты мой гость, пока не прибудешь в Лондон. Я не попрошу Рука сопровождать тебя, потому что решение, чтобы он тебя встречал, было ошибкой. Ты подвергался опасности, о которой я и не подозревал, – излишней опасности. Уверяю тебя, это так. Но, к счастью, адмирал Рук, пусть человек и больших страстей, умеет прекрасно владеть собой.

– Адмирал Рук? – поразился он. – Адмирал?

– Да, адмирал, – ответил я, – но не просто адмирал, не один из многих. Он адмирал Синегории, командующий всем ее растущим военно-морским флотом. Когда такого человека держат за лакея, случаются вещи… Но зачем доводить до этого? Все уже позади. Я просто хочу предостеречь тебя, чтобы не произошло чего-то подобного с капитаном Десмондом, который моложе, а значит, возможно, не столь выдержан.

Я заметил, что он усвоил урок, и больше ничего не добавил по этому поводу.

Была еще причина, по которой ему следовало уехать, но я не сказал о ней. К нам вот-вот должен был прибыть сэр Колин Макелпи со своим кланом, а я знал, что сэр Колин недолюбливает Эрнста Мелтона. Я хорошо помнил тот эпизод, когда последний протянул старому джентльмену палец вместо руки в конторе мистера Трента; больше того, я подозревал, что тетя Джанет, возможно, расстроена из-за какой-то грубости гостя, но не хочет говорить об этом. Он действительно ужасный молодой человек, и лучше ему быть за пределами этой страны. Если он задержится здесь, трагедия неминуема.

Должен сказать, что я с чувством облегчения наблюдал, как яхта, на мостике которой стоял капитан Десмонд – а возле него пристроился мой кузен, – вышла из ручья.

Совсем другими были мои чувства, когда, час спустя, в ручей влетела «Леди» с адмиралом Руком на мостике и еще более бравым на вид, чем всегда, сэром Колином Макелпи подле него. На мостике был также мистер Бингем Трент.

Генерал был полон энтузиазма, ведь у него теперь собрался целый полк, считая прибывших с ним людей и тех, кто завершал подготовку дома. Когда мы остались одни, он пояснил мне, что все уладил с сержантским составом, что же касается офицерского, то он отложил этот вопрос, пока мы не найдем возможность обсудить его вместе. Он изложил мне свои причины на то – простые и убедительные. Офицеры, по его мнению, люди иного класса, им привычен иной образ жизни, у них иные обязанности и права. С офицерами труднее иметь дело, их труднее подобрать.

– Нет смысла, – сказал он, – накапливать промашки; зачем нам укоренившиеся привычки, да еще не всегда подходящие. Нам, для наших целей, нужны молодые люди, то есть не слишком старые, однако уже опытные, мужчины, которые знают, как вести себя, иначе, насколько я могу судить по моему короткому знакомству с синегорцами, долго мы здесь не задержимся – если наши люди поведут себя так, как позволяют себе некоторые. Я начну дело здесь, как ты и ждешь от меня, ведь я приехал, мой дорогой мальчик, чтобы остаться здесь с тобой и Джанет; мы, если Бог даст, поспособствуем формированию новой «нации» – союзников Британии, – которая, по крайней мере, будет аванпостом нашей нации, будет стражем нашей дороги на Восток. Когда все здесь будет организовано в военном отношении и пойдет, как надо, я, если ты меня отпустишь, вернусь в Лондон на несколько недель и наберу там побольше подходящих нам офицеров. Я знаю, их там с избытком. Я не буду торопиться, буду тщательно отбирать людей, и каждый, кого привезу сюда, получит рекомендацию от кого-то из старых воинов, известных мне, а старые солдаты дадут рекомендацию, только если видели человека в деле. У нас будет, осмелюсь сказать, армия, при ее численности такая, подобной которой на свете не найдешь, и придет день, когда твоя прежняя страна будет гордиться твоей новой страной. А теперь я пойду – погляжу, все ли приготовлено для моих людей. Для твоих отныне…

Я распорядился, чтобы прибывший клан, мужчин и женщин, устроили как можно удобнее, но знал, что добрый старый воин сам проверит, хорошо ли его людям. Ведь недаром же не было второго генерала в британской армии, которого бы так любили его солдаты.

Когда он ушел, ко мне зашел мистер Трент, явно дожидавшийся этой возможности. Мы поговорили о моей женитьбе и о Тьюте, похоже, произведшей необычайно сильное впечатление на него. И вдруг он спросил:

– Надеюсь, мы совсем одни и нас не прервут?

Я позвал человека – возле моей двери или подле меня, где бы я ни был, теперь всегда стоит караульный – и распорядился, чтобы меня не беспокоили, пока я не отменю это распоряжение.

– Если же будет что-то неотложное, – сказал я, – сообщите воеводине или мисс Макелпи. Им прийти ко мне не возбраняется.

Когда мы остались вдвоем, мистер Трент достал из стоявшей рядом с ним сумки листок бумаги и какие-то документы. Затем он прочел написанное на листке, держа при этом документы перед собой.

На листке был такой перечень:

1. Новое завещание, вступающее в силу в случае женитьбы и надлежащее быть подписанным в настоящий момент.

2. Копия акта обратной передачи имения Виссарион Петру Виссариону, согласно последней воле Роджера Мелтона.

3. Отчет о переписке с Тайным Советом и вытекающие процедуры.

Подняв связку документов, относившихся к последнему пункту перечня, он снял с нее красную ленточку и проговорил:

– Поскольку вы, вероятно, позже захотите изучить подробности процедур, я запасся копиями различных писем, оригиналы которых надежно хранятся в моем сейфе, откуда, конечно же, всегда могут быть взяты в случае, если понадобятся. Пока же ознакомлю вас в общих чертах с процедурами, сверяясь, если необходимо, с этими бумагами.

Получив ваше письмо с распоряжением заручиться согласием Тайного Совета на смену вашего подданства, соответственно условиям завещания Роджера Мелтона, я связался с секретарем Тайного Совета и ознакомил его с вашим желанием стать в свое время гражданином Синегории. После обмена несколькими письмами он пригласил меня на заседание Совета.

Я посетил заседание, имея при себе все необходимые документы, а также те, которые, как полагал, было бы желательно представить.

Лорд-председатель сообщил мне, что настоящее заседание Совета было созвано специально по предложению короля, к которому обращались с вопросом, нет ли у него каких-то особых пожеланий по данному делу. Далее председатель официально уведомил меня, что все процедуры Тайного Совета совершенно конфиденциальны и ни при каких условиях не подлежат публичному оглашению. И любезно добавил:

– Обстоятельства этого дела, однако, исключительны; и так как вы действуете в интересах другого лица, мы полагаем, что было бы желательно расширить ваши полномочия и разрешить вам без ограничений консультироваться с вашим доверителем. Поскольку джентльмен поселяется в той части мира, которая некогда была и, возможно, вновь будет объединена с нашей нацией ко взаимной выгоде, Его Величество желает, чтобы мистер Сент-Леджер был уверен в благоволении Великобритании к Синегории, а также знал, что Его Величество лично испытывает удовлетворение оттого, что столь высокородный и наделенный столь выдающимися качествами джентльмен становится – в пределах его возможностей – связующим звеном между двумя нациями. Содействуя этому, Его Величество милостиво возвещает, что если Тайный Совет будет сомневаться в целесообразности удовлетворения прошения о выходе из подданства, Его Величество лично подпишет документ.

Вследствие чего Совет провел тайное заседание, на котором дело рассматривалось с разных сторон, и пришел к заключению, что перемена подданства не принесет собой вреда, но может быть полезна обоим нациям. По этой причине мы согласны удовлетворить прошение подателя, и члены Совета готовы представить официальное разрешение. Поэтому, сэр, вы можете быть спокойны, что как только с формальностями будет покончено – а требуется, конечно же, подпись подателя прошения на ряде документов, – разрешение на выход из подданства подателем прошения будет получено.

Сообщив официальную часть новостей, мой старый друг продолжил в более непринужденном тоне:

– Итак, мой дорогой Руперт, дело движется. Вскоре вы обретете свободу, оговоренную в завещании, и сможете предпринять все необходимые шаги для того, чтобы получить гражданство в новой стране вашего проживания.

Открою вам также, что несколько членов Совета очень благожелательно высказывались о вас. Мне запрещено называть имена, но я могу сообщить вам факты. Один старый фельдмаршал, чье имя известно всему миру, говорил, что служил во многих местах вместе с вашим отцом, храбрым солдатом, и что он рад, что достойный своего отца сын окажет Великобритании добрую услугу в дружественной стране, пока находящейся за пределами аванпостов Британской империи, но некогда бывшей единой с ней и, возможно, вновь пожелающей единства.

О Тайном Совете на этом все. Пока мы ничего больше сделать не можем – пока вы не подпишете и не засвидетельствуете документы, которые у меня с собой.

Но мы оформим акт распоряжения имуществом, то есть Виссарионом, что необходимо сделать, пока вы являетесь британским подданным. А также оформим завещание: составим более полный документ вместо того краткого, который вы направили мне на другой день после вашей женитьбы. Возможно, будет необходимо или желательно позже, когда вы станете гражданином этой страны, составить новое завещание в строгом соответствии с местным законом.