Текст книги "Леди в саване"

Автор книги: Брэм Стокер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 33 страниц)

Сюжет романа «Леди в саване», верно следуя образцу волшебной сказки, в то же время включает жанровые элементы эзотерического романа. По-видимому, такого рода совпадение «народного» и «элитарного» дискурса – закономерно. По мнению Рене Генона, фольклор, будучи продуктом «вырождения» «угасших традиций», их же и сохраняет, и «подобная передача является совершенно сознательным деянием последних представителей древних традиционных форм, которые стоят на пороге исчезновения. Коллективное сознание, если вообще существует нечто достойное такого наименования, сводится к памяти <…>. Иначе говоря, она способна выполнять функцию сохранения, каковой и наделен „фольклор“, но совершенно не способна производить или разрабатывать что бы то ни было, и прежде всего предметы традиции». [30]30
  Генон Р.Традиция и бессознательное // Вопросы философии. 1991. № 4. С. 52–53.


[Закрыть]Ю. Стефанов развивал этот подход: «Французский эзотерик Рене Генон и русский фольклорист Владимир Пропп независимо друг от друга пришли к выводу, что суть индоевропейской волшебной сказки сводится к описанию инициатического процесса, мистерии посвящения, что в ней, пусть в замутненном и огрубленном виде, запечатлены древнейшие обряды, с помощью которых человек может достичь „высших состояний“, преодолеть свою греховную двойственность и отъединенность от животворящего источника „небесных вод“». [31]31
  Стефанов Ю.Древний человек в железном столбе // Стефанов Ю. Скважины между мирами: Литература и традиция. М., 2002. С. 335.


[Закрыть]

В романе Стокера сирота-протагонист, уступающий родственникам по обстоятельствам рождения и воспитания, поставлен перед трудным заданием; выполняет его – живет в замке Виссарион и «расколдовывает», разгадывает при помощи любви тайну гостьи-вампирессы; в награду получает жену и королевство, а в финале посрамляет ложного героя-кузена (которого называют «современным Калибаном» – по имени «дикого и уродливого раба» из «Бури» Шекспира) и претерпевает трансфигурацию – превращение из английского джентльмена Р. Сент-Леджера в Руперта, короля Синегории.

С этой точки зрения повествовательным центром в романе может считаться пятая книга (она же – «числовой» центр, учитывая, что всего книг – девять), которая озаглавлена «Полуночный ритуал». В финале предыдущей книги доблестный Руперт обнаружил близ замка, в крипте храма Св. Савы (популярнейший сербский святой), ужасный «саркофаг»: «Прямо под висевшей цепью, которая на восемь-десять футов не доставала до пола, стояла огромная гробница в форме прямоугольного сундука. Она была открыта, если не считать большого толстого стекла, которое лежало на двух массивных брусьях-подпорках, вырезанных из темного дуба и гладко отполированных <…>. Внутри на мягких подушках, под вытканным из белой овечьей шерсти покрывалом с узором из крохотных сосновых веточек, которые были вышиты золотой нитью, лежало тело женщины – ничье иное, как тело моей прекрасной гостьи. Она была белее мрамора, и длинные черные ресницы опущенных век касались белых щек, как будто она спала». Соответственно, в пятой книге Руперт и его возлюбленная соединились узами христианского брака, причем церемония состоялась в том же подземелье, при тех же декорациях.

Эпизод с гробом, важный для развития сюжета, столь же важен и для «сокровенного», эзотерического смысла романа, ведь он основан на символическом образе подземной гробницы Христиана Розенкрейца. Она описана в манифесте Братства розенкрейцеров начала XVII в.: «Наутро отперли мы дверь и увидели склеп с семью сторонами и углами; каждая сторона длиною 5 локтей и высотою 8 локтей. Этот склеп, хотя никогда не бывал освещаем солнцем, был ярко освещен другим, как бы подражавшим солнцу, которое стояло в центре потолка; посередине, вместо могильного камня, был круглый престол…» [32]32
  См.: Fama Fraternitatis, или Откровение Братства Высокочтимого Ордена R.C. // Йейтс Ф. Розенкрейцеровское Просвещение. М., 1999. С. 425.


[Закрыть]Авторитетный исследователь Л. Гюйо считал этот образ принципиальным для писателей-мистиков XIX в. [33]33
  Гюйо Л.Писатели-фантасты «Золотой Зари» // Волшебная гора.


[Закрыть]По его мнению, тема гробницы легендарного духовидца «метафорически указывает на гипотезу о полой, населенной внутри, Земле. Эта эзотерическая тема отсылает нас и к представлению о затерянных подземных мирах, – ему предстоит возродиться в фантастической и научно-фантастической литературе конца XIX – начала XX века». Кроме того, тема «нетленного тела», «покоящегося в сердцевине крипта как бы в ожидании воскрешения» (и связанная со «сказочным мотивом „спящей красавицы“»), предвосхищает «мифологическую взаимосвязь между мотивами бессмертия и вечной молодости».

В романе Стокера пятая книга реализует: 1) мотив таинственной гробницы, становящейся местом свадьбы и обновления героини и всей страны; 2) «сказочный мотив „спящей красавицы“» и даже 3) мотив «затерянных подземных миров». [34]34
  Ср. связь «подземной» темы с вампиризмом в романе «Дракула»: Одесский М.Явление вампира // Стокер Б. Дракула. М.: Энигма, 2005. С. 29–30.


[Закрыть]

Действительно, гроб с телом прекрасной вампирессы покоится в подземелье храма рядом с замком Виссарион, а топоним «Виссарион» этимологически происходит от греческого слова bessa – ущелье, долина, лощина. Одновременно Синегория – на символическом уровне – подразумевает: 1) мотив Волшебной Горы, 2) мистическую образность голубого цвета (ср. Новалис и другие контексты) и 3) Нильгири – область Индии у гряды Голубых гор, где обитали таинственные племена, носители древнего оккультного знания, открытые Блаватской для интересующихся духовным знанием [35]35
  Блаватская Е. П.Разоблаченная Изида. Т. 2. С. 768–771; ср. ее пространное сочинение на русском языке (под псевдонимом «Радда-Бай»), опубликованное в авторитетном журнале М. Н. Каткова: Загадочные племена: Три месяца на «Голубых горах» Мадраса // Русский вестник. 1884. № 12; 1885. № 1–4.


[Закрыть]: «Каких-нибудь 50 лет тому назад, проникнув в джунгли Голубых или Нильгирийских холмов Южного Индустана во время охоты на тигров, два отважных британских офицера открыли странное племя, совершенно отличное и по внешности, и по языку от любого другого индусского народа». Тодды, по свидетельству Блаватской, – загадочное племя: никто не видел старого тодда или их похорон, «также они не заболевают холерой, когда тысячи людей вокруг них умирают в течение таких периодических эпидемий; наконец, хотя страна кругом них кишит тиграми и другими дикими зверями, никто никогда не слыхал, чтобы тигр, змея или какие-нибудь другие животные, столь свирепые в тех краях, тронули тодда или его скот, хотя, как мы уже упомянули, они не пользуются даже палкой. Кроме того, тодды совсем не женятся. <…> Это народ, выполняющий определенное высокое задание, и секреты их нерушимы».

Пещера и гора синтезируют образ духовного центра: по словам Генона, «существует тесная связь между горой и пещерой, поскольку и та, и другая берутся за символы духовных центров, каковыми, собственно, являются также, по причинам вполне очевидным, все „осевые“ и „полярные“ символы, среди которых гора – один из главнейших. Напомним, что под этим углом зрения пещера должна рассматриваться как расположенная под горой или внутри нее, что еще более усиливает связь, существующую между этими двумя символами, которые в некотором роде дополняют друг друга». [36]36
  Генон Р.Символы священной науки. М., 1997. С. 244.


[Закрыть]

Стоит также добавить, что рядом с Виссарионом на побережье находится «Иванова Пика». Этот топоним, возможно, намекает на имя Иоанна Богослова, чтимое в мистической традиции и, в частности, актуализированное в 1908 г. членом «Золотой Зари» Э. Блэквудом в рассказах о «случаях» доктора Джона Сайленса, эксперта в сфере «психических феноменов». По остроумному замечанию Ю. Стефанова, «на Афоне, среди последователей св. Григория Паламы, его звали бы „Иоанном Молчальником“». [37]37
  Стефанов Ю.Скважины между мирами // Блэквуд Э. Вендиго. Энигма, М., 2005. С. 13.


[Закрыть]

Эзотерический подтекст придает дополнительный смысл военно-политической фантастике. Сам Руперт неожиданно интерпретирует военную программу Синегории посредством учения об «элементах»: «…в итоге все население будет готово вести войну и на море, и на суше. А поскольку мы учим людей службе в военно-воздушном флоте, постольку ими будут освоены все элементы за исключением, конечно, огня, хотя если возникнет необходимость, то мы энергично возьмемся и за него». Это рассуждение повелителя Синегории – особенно об особом статусе огненного элемента – поразительно перекликается с топикой сочинений розенкрейцеров (и алхимиков). Согласно комментариям Е. Головина, «прежде всего необходимо найти, изобрести, раздобыть потерянный „элемент огня“. Розенкрейцеров, равно как впоследствии просветителей, отличала страсть к вечному свету и негасимому огню. Подобная лампада горела, согласно И. В. Андреэ, в склепе великого основателя ордена». [38]38
  Головин Е.Это трудно и все же интересно // Андреэ И. В. Химическая Свадьба Христиана Розенкрейца в году 1459. М., 2003. С. 220.


[Закрыть]

Розенкрейцеровская пятая книга акцентирует «сокровенный» смысл заглавия романа: «The Lady of the Shroud» – не столько «Леди в саване», сколько «Леди савана». Если Руперт доблестен, как рыцарь, то его возлюбленная – рыцарь «савана». Что подчеркивается автором: «Эта храбрая женщина заслужила рыцарские шпоры, подобно любому паладину прошлого». Знак скорби обратился в знак самоотверженного служения свободе.

Равным образом, в знак победы: Стокер эффектно изобразил трансфигурацию зловещего призрака в «императрицу». Тетушка Джанет – с присущей ей духовной компетентностью – свидетельствует: «Через несколько минут она вернулась. Ее внешность могла кого-нибудь и напугать, поскольку она была облачена только в саван. Босоногая, она пересекла комнату поступью императрицы и встала передо мною, стыдливо потупив взор. Но когда спустя мгновение она посмотрела на меня и встретилась с моим взглядом, она улыбалась…»

Если эзотерический смысл первого «вампирического» романа Стокера – просветление чернокнижника, который умер для смерти и ожил для вечной жизни [39]39
  Одесский М.Явление вампира. С. 35.


[Закрыть], то во втором романе изначально просветленные персонажи – через инициацию, испытания, смерть – достигают преображения и манифестируют «рыцарственную», «императорскую» сущность посвященного.

Масскультовое послесловие

Сочинения Стокера – при всей многозначности – были усвоены современной массовой культурой как парадигматический текст Вампира.

Это подразумевает:

1.1. рецепцию правил игровой вампирологии (опыт «Дракулы», усугубленный и формализованный во втором романе) и

1.2. автономизацию образа Дракулы (и вообще Вампира), причем двойную:

1.2.1. автономизацию от конкретно-исторического контекста творчества писателя Брэма Стокера и английской готики рубежа XIX–XX вв.;

1.2.2. автономизацию персонажа от текста романа.

Масскультовая интерпретация Дракулы апеллирует не столько к роману Стокера, сколько к его литературным, театральным, кинопеределкам.

1.2.2.1. Эксплуатация Vor-(или Nach-) Geschichte.

В 1912 г. Московской типографией В. М. Саблина была выпущена книга «Вампиры. Фантастический роман барона Олшеври из семейной хроники графов Дракула-Карди». Роман выполняет функцию предыстории ( Vorgeschichte) событий, развертывающихся в произведении Стокера (обстоятельства появления вампиресс, обитающих в трансильванском замке). Сочетание «иностранного» имени и титула неизвестного сочинителя – «барон Олшеври» – правдоподобно расшифровывается с учетом принятых тогда форм сокращения (б. Олшеври) как «больше ври», демонстрируя русское происхождение и установку на развлечение. В 1914 г. Флоранс Стокер (как уже упоминалось) опубликовала рассказ своего мужа «Гость Дракулы», который изначально представлял собой изъятую главу романа, но в качестве отдельной публикации функционировал как новое произведение о Дракуле, рекламно дав название всему посмертно изданному сборнику прозы Стокера «Dracula's Guest and Other Weird Tales».

1.2.2.2. От Vor-(или Nach-) Geschichte – к совершенно новым текстам, которые практически никак не связаны с романом «Дракула» (литература, киноискусство, комиксы). [40]40
  См.: Мелтон Дж. Г.Энциклопедия вампиров. Ростов-на-Дону, 1998. С. 281–288.


[Закрыть]

Это – с одной стороны. С другой – масскультовый статус Дракулы выражается в воздействии литературного персонажа на социальное пространство.

Речь, например, идет:

2.1. о возникновении (особенно с последней трети XX в.) международных организаций, задавшихся целью (в лучшем случае) собирать информацию о вампирах;

2.2. о молодежной моде;

2.3. о проекте советского мыслителя и ученого А. А. Богданова по «обменному переливанию крови»; [41]41
  Одесский М.«Физиологический коллективизм» А. А. Богданова: Наука – политика – вампирический миф // Проектное мышление сталинской эпохи. М., 2004.


[Закрыть]

2.4. о формировании в посткоммунистической Румынии туристических маршрутов по местам действия романа и биографии господаря Влада Цепеша: упорные поиски в Трансильвании замка Дракулы и т. п.

Наконец, масскультовость Дракулы причудливо – перефразируя роман Гюисманса, «наоборот» – направляет общество к вполне солидным академическим вопросам: к истории Румынии, к источникам сведений о валашском господаре XV в. Владе Дракуле, к традиции «готического» и «неоготического» романа, к фольклорным преданиям о вампирах, к биографии Стокера. А также – к другим романам ужасов Стокера, которые исследуются, экранизируются [42]42
  В справочных изданиях приводится информация о двух экранизациях романа «Леди в саване» (См.: Мелтон Дж. Г. Энциклопедия вампиров. С. 519), однако один из них – фильм М. Ньюэлла «Пробуждение» (1980) – представляет собой киноверсию «египетского» романа Стокера «Сокровище Семи Звезд», а о другом – «Кровь могилы мумии» (1971) – не удалось получить дополнительных сведений.


[Закрыть], переиздаются.

М. Одесский

АБРАХАМ СТОКЕР: ЛАБОРАТОРИЯ ВАМПИРИЗМА

Образ Дракулы, кровожадного и хитрого вампира, извечного врага рационального стремления человека к добру, сейчас, наверное, может быть назван одной из наиболее популярных фигур современной паракультуры. Нарисовав портрет своего «не-мертвого» и снабдив его тщательно выверенным и продуманным фоном «вампирического мифа», Стокер создал поистине бессмертный образ. Однако широкой известностью и даже – нарицательностью, этот персонаж во многом обязан, скорее, кинематографу XX в., который с поразительной вольностью использовал этот образ в фильмах ужасов. Не будем называть здесь многочисленных режиссеров, которые с той или иной долей таланта развивали тему Дракулы в частности и вампиризма в целом, поскольку это совершенно самостоятельная тема, к нашей проблеме прямого отношения не имеющая. То же можно сказать и о массовой «вампирической» литературе. Вольность, с которой авторы последующих десятилетий обращались с этим персонажем, показывает, что он превратился в фигуру, скорее, фольклорную, и сам уже способен порождать вторичные тексты, в том числе – кинематографические. Однако вначале, естественно, все было иначе.

Граф Дракула как персонаж литературный был создан в 1897 г., придуманмалоизвестным и не очень талантливым английским писателем ирландского происхождения Абрахамом Стокером, более известным современникам как директор-администратор лондонского театра «Лицеум» и секретарь знаменитого актера Генри Ирвинга.

Литературное наследие Брэма Стокера довольно бедно по своему объему и весьма далеко от того уровня, который принято называть «хороший плохой писатель». Выдержанные в стиле «викторианской готики», его романы, как правило, скучны, банальны, а местами – лишены и литературного вкуса, и продуманности сюжета. Так принято считать, и это одновременно так и не совсем так. Наследие Брэма Стокера в целом – это своего рода «лаборатория вампирического мифа», в одной из пробирок которой родился бессмертный образ. Но это не означает, что содержание остальных колб лишено интереса. Их содержание специфично и интересно тем, что в них как бы кристаллизуется образ вампира и весь вампирический «этикет», который позднее был растиражирован в литературе и кинематографии. Сейчас мы уже забываем о том, что Стокеру мы обязаны не только созданием Дракулы. Но вначале – все-таки о нем.

Опубликованный в 1897 г. «Дракула» находится где-то посередине писательской биографии Стокера и не устает поражать неожиданным и чуть ли не мистическим взлетом таланта автора. [43]43
  «В 1882 г. он выпустил сборник сказок „Перед заходом солнца“, место действия большинства которых – волшебная Страна-на-Закате. За этой книгой последовали романы „Тропа змей“ (1890), „Мисс Бетти“ (1898), „Тайна моря“ (1902), „Драгоценность Семи Звезд“ (в русском переводе – „Талисман мумии“) (1903), „Мужчина“ (1905), „Леди в саване“ (1909). Последний роман – „Логово Белого ящера“ – вышел за год до смерти Стокера (1911). Все эти произведения – ниже среднего литературного уровня! В 1914 г. был опубликован посмертно рассказ „Гость Дракулы“, который можно считать прологом к основному действию одноименного романа. Кроме того, Стокер был автором нескольких документальных книг, в частности, работы „Знаменитые самозванцы“ (1910), в которой он описывал известные в истории случаи мошенничества» (текст В. Гопмана в [ Стокер2005, 549]).


[Закрыть]Что же произошло и чему мы обязаны появлением самого персонажа и текста о нем?

Ответ на этот вопрос содержится в трудах исследователей Р. Макнелли и Р. Флореску (см. [ Florescu R., MacNally R.1973; 1989; MacNally R., Florescu R.1979; 1994]), которые приоткрыли, казалось бы, занавес и показали публике истинного монстра, стоящего за строками викторианского романа: Влада Дракулу по прозвищу Цепеш, Прокалыватель, реального валашского господаря XV в., прославившегося не только борьбой с турками, но и поразительной жестокостью как к врагам, так и к собственным подданным. [44]44
  Биография реального Дракулы, русская повесть «Сказание о Дракуле-воеводе», фрагменты немецких народных см. в подготовленном М. Одесским замечательном издании [ Стокер2005].


[Закрыть]Фигура эта действительно яркая и в своем роде привлекательная размахом жестокости и своеобразным макабрическим юмором… Но, действительно ли этот реальный исторический персонаж предстает перед нами на страницах романа Брэма Стокера?

Признаемся, некоторые сомнения у нас возникли, когда мы, после чтения рассказов об изощренной и высокомерной жестокости Влада Цепеша обратились к тому графу Дракуле, каким изображен он у Стокера. Например:

«Однажды пришли к нему послы от турецкого царя и, войдя, поклонились по своему обычаю, а колпаков своих с голов не сняли. Он же спросил их: „Почему так поступили: пришли к великому государю и такое бесчестие мне нанесли?“ Они-де отвечали: „Таков обычай, государь, наш и в земле нашей“. А он сказал им: „И я хочу закон ваш подтвердить, чтобы крепко его держались. И приказал прибить колпаки к их головам железными гвоздями…“» [ Стокер2005, 539]. Но не будем смаковать ужасы…

А вот в «Дракуле», встреча графа с английским юристом Джонатаном Гаркером:

«…Я все же попытался протестовать, но он твердо сказал:

– Вы мой гость. Уже поздно, слуги спят. Позвольте мне самому позаботиться о вас…» [ Стокер2005, 91]. Или:

«Ужин был уже на столе. Хозяин стоял у края камина, облокотившись на его каменный выступ; жестом пригласив меня к столу, он сказал:

– Прошу вас, садитесь, поужинайте в свое удовольствие. Надеюсь, вы извините меня – я не составлю вам компанию: я обедал и обычно не ужинаю» [ Стокер2005,92].

Трудно поверить, чтобы Влад Цепеш мог быть столь любезен с каким-то иноземным стряпчим! Конечно, литература – это вымысел и ложь, но известная поговорка, что «стиль есть сам человек», применима и к литературному персонажу. Образ жестокого властителя Валахии, который якобы побудил Стокера написать роман, должен был бы неминуемо наложиться на «стиль» созданного им персонажа. Но откуда вообще мог Стокер узнать о существовании Влада Цепеша?

«По воспоминанию писателя, ему приснился сон, в котором он увидел старика, встающего из гроба. Пробудившись, Стокер немедленно делает наброски романа», – пишет в послесловии к русскому изданию «Дракулы» Ф. Морозова [ Стокер2005, 570]. И далее: «Это бесценное имя Стокер находит, случайно наткнувшись на книгу „История Молдавии, Трансильвании и Валахии“ <…>. В герое, встающем со страниц этой книги, жестоком валашском князе Цепеше, прозванном „Дракула“, он узнает привидевшееся ему чудовище!» ( Там же).

Первые наброски к роману Стокер начал делать в марте 1890 г., педантично выписав в одном из блокнотов список источников, с которыми он предполагал ознакомиться. [45]45
  Блокноты Стокера, по которым ясно видно, как и из чего складывался текст романа и образ его антигероя, в настоящее время хранятся в архивах музея Розенбаха в Филадельфии и до сих пор не опубликованы. В нашей работе мы отчасти пользуемся их описанием, содержащимся в статье [ Miller2006].


[Закрыть]Среди книг, из которых он впоследствии сделал выписки, действительно есть труд Вильяма Вилкинсона «Описание правителей Валахии и Молдавии», вышедший в 1820 г. Нам удалось ознакомиться с этим текстом в архиве библиотеки Тринити Колледжа в Дублине, и мы обнаружили, что о Владе Цепеше там не сказано почти ничего! Более того, там он не называется ни Владом, ни Прокалывателем-Цепешем, но фигурирует как «воевода Дракула», причем это имя автор снабжает примечанием: «Дракула по-валашски означает Дьявол. Валахи в то время, как, впрочем, и теперь, давали это прозвище людям, которые отличались как необычайной храбростью, так и жестокостью и коварством» [ Wilkinson1820, 19]. Слова «Дракула значит Дьявол» были выписаны Стокером в блокнот.

В тексте самого романа присутствуют небольшие «исторические экскурсы», судя по содержанию которых можно понять, что Стокер в ходе подготовительной работы пользовался, кроме книги Вилкинсона, еще какими-то дополнительными источниками, однако выписок из них в рабочий блокнот почему-то не сделал. Как полагает один из его биографов, Клив Литердейл, одним из таких источников была фигурирующая в заметках Стокера книга М. Джонсона «По следам полумесяца: путевые заметки от Пирея до Пешта», вышедшая в 1885 г. ([ Johnson1885]). В ней, в свою очередь, содержатся ссылки на вышедшую тремя годами ранее книгу Дж. Самюэльсона «Румыния: прошлое и настоящее», где можно найти упоминания о Владе Цепеше и его особой жестокости: «Он представлял собой одну из самых жестоких и коварных тиранических фигур, даже для своего темного времени. Однажды он за день казнил 500 бояр, не принимавших форм его правления. Пытки мужчин, женщин и детей, казалось, доставляли ему особенное наслаждение» [Samuelson 1882,170]. [46]46
  Цит. по [ Letherdale2001, 98].


[Закрыть]Строго говоря, мы не можем утверждать, что эти свидетельства Стокеру были знакомы и что книгу Самюэльсона он когда-то держал в руках, однако исключить такую возможность мы не имеем права. И все же, как нам кажется, говоря еще строже, мы имеем право вообще усомниться в том, что Стокер мог идентифицировать Влада Цепеша из книги Самюэльсона и воеводу Дракулу из книги Вилкинсона, поскольку в этих двух изданиях они не только называются по-разному, но и совершенно по-разному описаны! И для Стокера Дракула – это в первую очередь хитроумный правитель, властная личность, маг и чернокнижник, но отнюдь не садист, обедающий среди трупов, как представлен он в народных книгах и других повестях. В своей книге К. Литердейл приводит слова Ван Хелсинга: «По-видимому, наш вампир действительно когда-то был тем самым воеводой Дракулой, который прославился в битве с турками <…>. Если это правда, тогда он – недюжинный человек, потому что и в те времена, и много веков спустя он был известен как необыкновенно умный, хитрый и храбрый воин из Залесья» [ Стокер2005, 338] – и делает следующий вывод: «Ван Хелсингу не была известна темная сторона Дракулы, о чем он бы несомненно сообщил читателю, если бы сам Стокер знал об этом. Он даже не упоминает ни имя Влад, ни прозвище Прокалыватель, ни разного рода жестокости. Напротив, он предпочитает называть графа „недюжинным человеком“. Итак, мы должны спросить себя: знал ли Ван Хелсинг, а также сам Стокер, что на самом деле представлял собой Дракула?!» [ Leatherdale2001, 99] [47]47
  Собственно исторический фон в романе также далек от истинного: Стокер из валаха (румына) превращает своего героя в трансильванского венгра-секлера. Более того, делает его ярым секлерским националистом, прославляющим мнимую стойкость секлеров якобы, даже в те времена, когда и валахи, и собственно венгры-мадьяры склонились перед полумесяцем. Специально это было сделано или случайно – мы не знаем и, более того, не уверены в том, что имеем право так ставить вопрос. «Дракула» – факт литературный, а не историческое сочинение. Аналогичным образом поиски «настоящего» замка Дракулы не имеют смысла: его просто нет и не могло быть, как не было и палаццо, в котором жила Дездемона.


[Закрыть]

Но все же заставим себя усомниться еще раз: ведь если до нас не дошло ни одного несомненного письменного источника о жестоком Цепеше, которым мог пользоваться Брэм Стокер, это еще не означает, что у него не могло быть устных информантов. Так, например, в одном из отечественных глянцевых журналов мы прочли о том, что Стокеру в Лондоне рассказывали о жестоком Владе… австрийские солдаты! Если говорить серьезно, то распространенным мнением в настоящее время является, что «английского писателя консультировал компетентный эксперт – знаменитый венгерский ориенталист и путешественник Арминий (Герман) Вамбери. Стокер даже упомянул Вамбери в романе – дружбой с ним гордится великий вампиролог Ван Хелсинг, которого в свою очередь зовут фамильным именем Стокеров Абрахам» (М. Одесский в [ Стокер2005, 29]). М. Одесский в данном случае оказывается под гипнозом труда все тех же Флореску и Макнелли, которые еще в 1973 г. писали, что «о северной Трансильвании Стокеру, несомненно, рассказывал Вамбери, венгерский ориенталист, во время их длинных бесед» [ Florescu, MacNally1973,160]. Аналогичного мнения придерживаются и другие биографы Стокера, как, например, Дэниэл Фарсон (родственник Стокера), полагавший, что именно Вамбери был для Стокера «главным авторитетом» при создании образа Дракулы [ Farson1975,124], а также Леонард Вольф, утверждавший, что именно Вамбери «направил Стокера в Британский музей, чтобы собирать там материал о Владе Цепеше и балканских вампирах» [ Wolf1993, XIII]. Примерно то же пишет и французский исследователь вампиризма Жан Мариньи: «Будучи проездом в Лондоне, Вамбери рассказал Стокеру историю настоящего Дракулы, ужасного Влада Цепеша, и писатель, очарованный экзотическим звучанием имени, решает так назвать героя своего романа» [ Мариньи2002, 83]. Самому Вамбери посвящена целая книга Л. Алдера и Р. Далби, в которой говорится, что тот собирал предания о вампирах, бытующие в Трансильвании и «без сомнения детально пересказывал их Стокеру в ходе их длительных бесед» [ Alder, Dolby1979,463].

Согласно воспоминаниям самого Стокера, он познакомился с Вамбери 30 апреля 1890 г. на званом ужине и действительно за столом оказался его непосредственным соседом. Другая встреча, более краткая, имела место целых два года спустя, и «у нас нет никаких оснований, чтобы сделать вывод, что именно Вамбери послужил источником для создания вампирического мифа» [ Belford1996, 260]. «Стокер и венгерский профессор могли говорить о вампирах; Вамбери мог посоветовать Стокеру поискать в библиотеке те или иные издания. Но утверждать, что он сделал это, мы не имеем права» [ Miller2002, 31]. И еще меньше прав и оснований у нас утверждать, что Вамбери рассказывал Брэму Стокеру о зверствах Влада Цепеша.

И наконец, как следует из анализа рабочих блокнотов Стокера, вначале он называет своего героя просто «Граф вампир» и, более того, в своих заметках предполагает основной ареной романа, вне Лондона, сделать Штирию, где происходило и действие «Кармиллы» Шеридана Ле Фаню. Только позднее Стокер перенес действие в Трансильванию, потому что она понравилась ему своим названием, которое буквально означает «Залесье». То есть, что важно – весь расклад действующих лиц и вся интрига были Стокером уже продуманы еще до того, как он вообще мог узнать о существовании Влада Дракулы, валашского воеводы.

Труды Флореску и Макнелли пользовались большим успехом, неоднократно переиздавались и переводились на разные языки, потому что они в первую очередь эффектны. Это сейчас все знают, что Стокер изобразил в своем романе румынского кровопийцу (в переносном смысле), сделав из него кровопийцу в смысле прямом. А в начале 1970-х гг. их труд оказался поистине научным открытием. Окрыленные успехом «Дракулы», они предприняли аналогичные «поиски» чудовища Франкенштейна (издание оказалось для нас недоступным) и «мистера Хайда» [ MacNally, Florescu2001]. Последним оказался некий Вильям Броуди, живший в Эдинбурге в конце XVIII в. Добропорядочный юрист и судья в дневное время, по ночам он занимался грабежами и убийствами, был в конце концов разоблачен и казнен, причем его могила, как и могила Дракулы, также оказалась пустой! Мы полагаем, что людей, которые вели аналогичную двойную жизнь, на самом деле в истории было гораздо больше…

Сейчас среди серьезных исследователей творчества Брэма Стокера говорить о связи Дракулы с Владом Цепешем считается неприличным (ср., однако, [ Trow2003]). На конференции, посвященной столетию романа, которая проходила в Лос-Анджелесе в августе 1997 г., Раду Флореску решился тем не менее взять слово и оправдаться перед аудиторией. «Образ героя, который сражается с турками, – утверждал он, – такой же миф, как и фигура жестокого воеводы. Румыния середины XIX в., которая нуждалась в своих героях, породила этот образ, который и был затем усвоен западным миром» [ Florescu 1998, 198]. [48]48
  Полный перевод доклада Флореску см. в настоящем издании.


[Закрыть]Один миф породил другой миф, и эта идея, наверное, и оказывается самой близкой к истине, если можно вообще говорить об «истине» в данном случае.

Идея написать роман о вампире появилась у Брэма Стокера еще до того, как он узнал что бы то ни было о балканских поверьях и о существовании воеводы Дракулы. И здесь он имел уже множество предшественников: за плечами у Стокера стояла богатейшая литературная традиция, которая, в свою очередь, как мы полагаем, восходила к странной вампирической эпидемии, охватившей Центральную Европу в первой половине XVIII в. Предположительно толчком к этому послужила эпидемия чумы 1710 г., которая буквально опустошила Восточную Пруссию. В 20-е гг. чума переместилась на юг Франции, а одновременно – на Балканах началась эпидемия сибирской язвы. Именно тогда начались массовые вскрытия могил и поиски «истинных виновников» многочисленных смертей. Из Пруссии «эпидемия вампиризма» переместилась южнее. В 1725 г. умершего венгерского крестьянина Пьера Плогойвица обвинили в смерти 8 человек в деревушке Кизилова (первое дело, которое было запротоколировано по-немецки и в котором упоминается слово «вампир»). Затем было возбуждено дело против Арнольда Паоля из Сербии, который мгновенно умер, упав с воза с сеном; считалось, что затем он стал вампиром и истребил множество родственников в своей деревне Медвежья. Почти каждая смерть, вслед за которой шли другие смерти, объявлялась вампирической, за этим следовали осквернения могил, прахов покойных и так далее. Причем делалось это отнюдь не суеверными крестьянами, а австрийскими оккупационными властями, в присутствии офицеров, гайдуков и врачей. Появилась также своего рода формула бюрократического характера – Visum et Repertum(Увиден и опознан). Все эти сводки были изданы в апреле 1732 г. Результаты «дознаний» широко публиковались в прессе того времени, за ними следили в правящих домах. В 1732 г. появляются соответствующие публикации во Франции и в Англии (более подробно об эпидемии «вампиризма» см. [ Jones1931, 98—130; Мариньи2002]).

Естественно, «век разума» не мог безоговорочно принять идею о мистической власти мертвецов, поэтому появилась идея рационального объяснения вампиризма: предполагалось, что корень зла в поспешных захоронениях находящихся в коматозном состоянии людей. Параллельно, однако, появлялись сочинения о вампирах, носящие религиозно-философский характер, среди которых наиболее известным является трактат Дона Августина Кальме, монаха-бенедиктинца, вышедший в 1746 г. – «Трактат о привидениях во плоти, об отлученных от церкви, об упырях или вампирах, о вурдалаках в Венгрии и Моравии». Кальме, с одной стороны, отрицал реальность вампиризма, но с другой – собрал так много описаний случаев явлений вампиров, что его труд сыграл, скорее, противоположную его замыслу роль: он стал своего рода источником по данной тематике. Именно в середине XVIII в. оформился ряд общих положений, которые до сих пор для темы вампиризма являются базовыми: 1) вампир появляется во плоти, а не как бестелесный призрак; 2) вампир сосет кровь у живых; 3) после укуса вампира жертва тоже становится вампиром. Весь этот набор «признаков» (кроме первого) отличается от народных представлений о вампирах. Все эти тексты, отчасти в пересказах, Стокеру знакомые, мы можем характеризовать как «источники с установкой на достоверность», но достоверность, естественно, виртуальную: это было началом рождения вампирического мифа, имеющего средой бытования не собственно «народ», но массовое образованное население, читающее газеты и жаждущее новостей, в которые хотелось верить, то есть также по природе своей фольклоропорождающее.

Мы полагаем, однако, что кроме многочисленных рассказов о вампирах аналогичными «достоверными источниками» послужили также в основном специфически английские «рассказы о привидениях», которые широко собирались в Англии в более поздний период, в основном – викторианский (например – известное собрание Чарльза Линдли, лорда Галифакса). В какой-то степени эти тексты также можно считать фольклорными. И если рассказы о вампирах в Англии в основном воспринимались как балканская экзотика, то рассказы о призраках повествовали о теперешней жизни и привязывались, как правило, к определенным местам в Англии и Ирландии. Стокер, как мы полагаем, сделал решительный шаг – поместив своего Вампира в современный ему Лондон.