Текст книги "Лучшее за год XXV/II: Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк"

Автор книги: Брайан Майкл Стэблфорд

Соавторы: Кейдж Бейкер,Гарднер Дозуа,Нэнси (Ненси) Кресс,Элизабет Бир,Пат (Пэт) Кадиган,Грегори (Альберт) Бенфорд,Роберт Рид,Грег Иган,Том Пардом,Кристин Кэтрин Раш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

Кейдж Бейкер
Адское пламя в сумраке [26]26
  «Hellfire at Twilight," by Kage Baker. Copyright © 2007 by Kage Baker. First published in Gods and Pawns(Tor), by Kage Baker. Reprinted by permission of the author.


[Закрыть]

Кейдж Бейкер – одна из самых ярких звезд, загоревшихся на литературном небосклоне в конце 1990–х. В 1997 году писательница опубликовала свой первый рассказ в «Asimov's Science Fiction», и с тех пор на страницах этого журнала часто появляются ее увлекательные истории о приключениях и злоключениях агентов Компании, путешествующих во времени. Рассказы Бейкер также печатались в «Realms of Fantasy», «Sci Fiction», «Amazing» и других изданиях. Первый роман о Компании, «В саду Идена» («In the Garden of Eden»), вышел в свет в том же 1997 году и сразу стал одним из самых обсуждаемых дебютов года. За ним последовали другие произведения, в том числе романы о Компании – «Небесный койот» («Sky Coyote»), «Мендоса в Голливуде» («Mendoza in Hollywood»), «Кладбищенская игра» («The Graveyard Game»), «Жизнь века грядущего» («The Life of the World to Соте») и «Дитя машины» («The Machine's Child»), а также повесть «Королева Марса» («Empress of Mars») и первый роман Бейкер в жанре фэнтези «Наковальня мира» («Anvil of the World»), кроме того, сборники «Черные проекты, белые рыцари» («Black Projects, White Knights»), ««Вещая египтянка» и другие рассказы» («Mother Aegypt and Other Stories»), «Дети Компании» («The Children of the Company») и «Мрачные понедельники» («Dark Mondays»). He так давно Бейкер приступила к работе над двумя новыми циклами о Компании, причем мир, созданный в одном из них, по богатству и оригинальности не уступает лучшим образцам эпического фэнтези. Среди последних работ писательницы романы «Сыны небес» («Sons of Heaven») и «Не то она получит ключ» («Or Else My Lady Keeps the Key»). До того как заняться литературой, Бейкер успела побывать художницей, актрисой, руководителем Центра живой истории и преподавателем елизаветинского английского. Писательница живет в городе Писмо–Бич, Калифорния.

В рассказе «Адское пламя в сумраке» автор позволяет нам – в компании бессмертного путешественника во времени – вступить в прославленный клуб для избранных, куда очень трудно попасть, но еще труднее выйти.

Одним осенним днем 1774 года по улицам одного лондонского квартала шагал один разносчик. Заплечный мешок его был полон, поскольку разносчик, по правде говоря, не особенно старался продать свой товар. Одежда его была поношенна и несколько великовата, но чиста и скроена на такой манер, который, при определенной живости воображения, позволял заподозрить, что ее владелец вполне может быть доблестным героем, вступившим, вероятно, в полосу невезения. И не просто героем, а даже предметом чьего–то страстного обожания.

На ходу разносчик насвистывал; а когда мимо проезжали коляски власть имущих, обдавая его грязью, снимал шляпу и раскланивался. Если вдруг его окликали покупатели, он останавливался и с готовностью ворошил свой заплечный мешок, доставая воск для печатей, катушки ниток, промокательную бумагу, дешевые чулки, грошовые свечи, трутницы, мыло, булавки и пуговицы. Цену он запрашивал приемлемую, держался почтительно, но без подобострастия, однако торговля шла не слишком бойко.

По правде говоря, на разносчика обращали так мало внимания, что он почти невидимкой скользнул в переулок и вышел на одну из тропинок, проходивших за домами. Ему это было только на руку.

Он двинулся дальше вдоль садовых оград и глухих стен сараев – с легкостью, порожденной близким знакомством с этими краями, – и направился к одной кирпичной стене. Разносчик приподнялся на цыпочки, чтобы заглянуть за нее, а затем постучал, как было условлено, – «трататам–пам».

Калитку открыла служанка – с поспешностью, несомненно свидетельствовавшей о том, что она ждала, притаившись поблизости.

– Ну и горазд же ты опаздывать, – сказала служанка.

– Одолели выгодные покупатели, – отвечал разносчик, с поклоном подметая землю шляпой. – Доброе утро, красавица! Что ты мне сегодня приготовила?

– С крыжовником, – отозвалась девушка. – Только он, знаешь ли, остыл.

– Меня это ничуть не огорчит, – произнес разносчик, лихо скидывая заплечный мешок. – А я тебе за это припас особенно славный гостинец.

Служанка так и впилась в мешок взглядом.

– Ух ты! Неужели раздобыл?

– Сама увидишь, – сказал разносчик и игриво подмигнул ей.

Он запустил руку на самое дно мешка и вытащил какой–то предмет, завернутый в коричневую бумагу. Широким жестом он протянул подарок служанке и стал смотреть, как она его разворачивает.

– Не может быть! – воскликнула девушка.

Выудив из кармана фартука лупу, служанка подняла предмет повыше и принялась его пристально изучать.

– Масанао из Киото, вот это кто, – объявила она. – Вот картуш. Самшит. Какая прелесть. Это собачка, да?

– Полагаю, лисичка, – ответил разносчик.

– Да, так и есть. Замечательно! Какая удача! – Служанка сунула лупу и нэцке в карман фартука. – Вот что, можешь по дороге заглянуть в Лаймхаус; говорят, там куча всяких диковин.

– Отличная мысль, – отозвался разносчик. Он закинул мешок за плечо и выжидающе поглядел на служанку.

– Ой! Конечно же пирог! Ну и ну! Так разволновалась, что просто из головы вылетело! – Служанка кинулась в дом и тут же вернулась с небольшим куском пирога, завернутым в пергамент. – Побольше начинки, как ты и просил.

– Только вот твоему доброму хозяину об этом ни слова, – предупредил разносчик, прикладывая палец к губам. – Понятно, красавица?

– А как же. – Служанка повторила его жест и со значением подмигнула. – Как бы он ни был занят, об этом ветхом пергаменте он не забывает, а во втором шкафу становится все больше пустого места.

Разносчик распрощался и отправился дальше. Найдя тенистый уголок с видом на Темзу, он уселся и бережно–бережно вытащил пирог из пергамента, хотя верхний лист пришлось отлеплять – так он пропитался крыжовенным сиропом. Разносчик разложил листки на коленях и, откусывая от пирога, принялся их вдумчиво изучать. Пергамент был убористо исписан старинной скорописью и весь в кляксах.

– «Чем же наполнить эту скудоумную сказку, как облечь ее в плоть? Чересчур легкомысленна. Свита Оберонова наподобие Тезеевой. Противопоставлять их несправедливо. Но в этой линии слишком много хитроумного смысла, и М. или Ревиллсу это придется не по нраву. Если любовники только милуются, этого мало. Думай, Уилл, думай, – прочитал он с набитым ртом. – А если ввести поселянина? Господи помилуй, никто не усмотрит в этом ничего дурного! Скажем, в лесу по случаю оказался ткач, кузнец или кто–нибудь в этом духе. Превосходная роль для Кемпа, лакомый кусочек. ГОСПОДИ! А если компания поселян? А кто же заплатит нам, убогим лицедеям? ВАЖНО: Поговорить об этом с Барбиджем»…

Тут разносчик поморгал, нахмурился и тряхнул головой. Перед глазами у него плясали красные буквы: «НАБЛЮДАЕТСЯ ТОКСИЧЕСКАЯ РЕАКЦИЯ».

– Прошу прощения? – пробормотал он вслух.

Рассеянно помахал рукой перед лицом, словно разгоняя мошкару, и запустил программу самодиагностики. Распугать красные буквы не удалось, однако и организм никак не реагировал на то, чего разносчик касался, что вдыхал или пробовал на вкус.

Минуту спустя красные буквы все–таки начали бледнеть. Разносчик пожал плечами, откусил еще пирога и стал читать дальше.

– «Реквизит обойдется нам не так уж дорого, если мы возьмем костюмы из давешнего «Мерлина»»…

«НАБЛЮДАЕТСЯ ТОКСИЧЕСКАЯ РЕАКЦИЯ!» – снова завизжали буквы, вспыхнув с новой силой. Разносчик, не на шутку раздраженный, нахмурился и запустил другую программу самодиагностики. Результат последовал тот же самый. Разносчик присмотрелся к пирогу, который держал в руке. Пирог выглядел таким аппетитным, сдобное румяное тесто пропиталось крыжовенной начинкой, а есть хотелось сильно.

Разносчик со вздохом завернул пирог в носовой платок и отложил в сторону. Он бережно собрал шекспировские заметки в плоскую папку и сунул ее в заплечный мешок, а затем взял пирог и быстро зашагал в сторону собора Святого Павла.

На крутом склоне высилось величественное кирпичное здание, выставив верхний этаж с дорогими магазинами на шумную улицу, протянувшуюся по вершине холма. Однако та его сторона, которая выходила на реку, смотрела на гнуснейшую лондонскую помойку, густо поросшую травой. Там и сям помойку пересекали извилистые собачьи тропки, и по одной из них разносчик подошел к скромного вида дверке в полуподвале вышеупомянутого строения. Стучать он не стал, а терпеливо стоял, дожидаясь, пока его просветят всевозможные невидимые устройства. Затем дверь резко распахнулась внутрь, и разносчик вошел.

Он прошагал по проходу между рядами столов, за которыми сидели разнообразные леди и джентльмены и трудились над загадочными машинами, мерцавшими голубым светом. Двое–трое кивнули разносчику или лениво махнули рукой. Он приветливо улыбался в ответ, однако прошел дальше, к невысокому лестничному пролету, и поднялся на промежуточную площадку, куда выходили частные конторы. На одной двери висела табличка с золотыми буквами «МЕЛКИЙ РЕМОНТ».

Разносчик открыл дверь, заглянул внутрь и, помедлив, окликнул:

– Эгей, Каллендер, вы принимаете?

– Что там, черт побери, еще стряслось? – донесся чей–то голос из–за расписного экрана. Над экраном показалась голова, горящие гневом глаза уставились на вошедшего сквозь какие–то странные очки с необычайно толстыми линзами. – А, это вы, Льюис. Извините, хотел досмотреть последнюю серию «Вампиров», а тут один антрополог из Чипсайда постоянно передает что–то по моему каналу – он в панике, потому что считает… ладно, не важно. Чем могу служить?

Льюис положил недоеденный пирог на планшет на столе Каллендера.

– Не будете ли вы так любезны проверить вот это на токсины?

Каллендер удивленно поморгал. Он отключил голограф, снял его и вышел из–за экрана, чтобы развернуть платок.

– С крыжовником, – констатировал он. – По–моему, съедобно.

– Да, но стоило мне взять его в рот, как появилось красное предупреждение, что он отравлен, – заявил Льюис, поднял руку на уровень глаз и короткими тычками изобразил светящиеся буквы.

Каллендер озадаченно нахмурился. Он стянул парик, нацепил его на угол экрана и почесал лысину.

– Полагаю, вы запустили самодиагностику?

– Разумеется. Я здоров как бык.

– Где вы его взяли?

– Мне дала его служанка одного коллекционера редких документов, – ответил Льюис, понизив голос.

– О! О! Это… э–э–э… собственноручные записки Шекспира? – Каллендер поглядел на пирог с уважением. Он перевернул его – бережно, будто ожидал, что к нижней корочке прилипла первая страница «Вознагражденных усилий любви». [27]27
  «Вознагражденные усилия любви»(«Love's Labour's Wonne») – пьеса Шекспира, написанная до 1598 г.; неизвестно, идет ли речь о другом названии известной пьесы «Бесплодные усилия любви» («Love's Labour's Lost») или о не дошедшей до нас пьесе, которая, возможно, была ее продолжением.


[Закрыть]

– Пергамент я уже отлепил, – сказал Льюис. – Предполагаю, что это может быть какая–то химическая реакция со старым пергаментом, возможно с чернилами…

– Проверим. – Каллендер взял пирог обеими руками и поднял. Потом скрупулезно осмотрел его и, уставившись в никуда, стал дребезжащим, механическим голосом перечислять химические составляющие пирога.

– Нет, ничего особенного, – заключил он совершенно обычным тоном. Затем откусил кусочек пирога и сосредоточенно его пожевал. – Очень вкусно.

– Светящиеся красные буквы не появляются?

– Ни единой. Секундочку, мне кое–что пришло в голову. – Каллендер направился к полке и взял нечто вроде майоликового блюдечка. Он протянул его Льюису. – Будьте умницей, плюньте–ка сюда.

– Прошу прощения?

– Харкните как следует. Не стесняйтесь. Это самая простая процедура неинвазивной химической диагностики персонала.

– Я уже прошел диагностику, – возразил Льюис с ноткой легкого нетерпения, однако все равно плюнул.

– Да, но, знаете ли, нам нужно посмотреть на происходящее с другой стороны, – ответил Каллендер; он внимательно глядел в блюдце, перекатывая по нему содержимое. – Да… да, так я и думал. Ага! Теперь все совершенно ясно.

– Не соблаговолите ли вы просветить и меня?

– Вам не о чем беспокоиться. Всего–навсего криптоаллергия, – сообщил Каллендер, удаляясь в кладовку, чтобы помыть блюдечко.

– Что, простите?

– Если бы вы жили жизнью простого смертного, у вас была бы аллергия на крыжовник, – пояснил Каллендер, возвращаясь к столу. – Однако, когда нас подвергли процессу, благодаря которому мы стали киборгами, наши организмы получили способность нейтрализовывать аллергены. Однако иногда небольшой сбой в программе считывает аллерген как активный яд и посылает вам предупреждение, хотя на самом деле бояться аллергена вам совсем не стоит, это просто ложная тревога. Друг мой, пусть вас это не беспокоит!

– Но я ел крыжовник уже много раз, – удивился Льюис.

– Возможно, это сенсибилизация, – ответил Каллендер. – У меня был знакомый смертный, у которого в сорок лет открылась аллергия на спаржу. Вчера глотал себе спаржу с майонезом – а сегодня при одном запахе покрывается волдырями с полкроны величиной.

– Да, но я ведь киборг, – возразил Льюис с некоторым раздражением.

– Что ж, вероятно, небольшая ошибка в программе, – заявил Каллендер. – Откуда я знаю, почему так случается? Может, магнитная буря.

– Магнитных бурь не было, – заметил Льюис.

– Ага. И правда. Что ж, давно вы проходили апгрейд?

– Давно.

– Тогда, наверное, пора, – сказал Каллендер. – А пока просто не ешьте крыжовника! И все будет прекрасно.

– Очень хорошо, – недовольно отозвался Льюис, засовывая платок обратно в карман. – Всего доброго.

Он повернулся и покинул заведение под вывеской «МЕЛКИЙ РЕМОНТ». За спиной у него Каллендер, пока никто не видит, схватил остатки пирога и запихал в рот.

Льюис отправился в вестибюль, к гардеробу, где потребовал смену одежды, а затем в душевые. Он вымылся, нарядился в изящный костюм и опрятный напудренный парик, став неотличимым от любого состоятельного молодого служащего из лучших лондонских контор, и вернулся в гардероб сдать одежду разносчика. Он также сдал и заплечный мешок, оставив только папку с шекспировскими заметками.

– Специалист третьего класса по сохранению литературы Льюис, – задумчиво протянул гардеробщик. – А ведь вас дожидается ваш непосредственный начальник. Наверху.

– Ага! Чашечка кофе мне не помешает, – сказал Льюис. Он сунул папку под мышку, небрежно напялил треуголку и отправился через вестибюль к очередной лестнице.

Добравшись до самого верха и миновав не менее трех потайных раздвижных панелей, он оказался в кофейне на Темз–стрит, расположенной непосредственно над лондонской штаб–квартирой «Доктор Зевс инкорпорейтед».

Кофейня была отделана в стиле эпохи Просвещения: вместо темных панелей, низких балок и толкающихся фермеров–овцеводов с пивными кружками из просмоленной кожи здесь были высокие потолки, стены, выкрашенные в белый цвет, и большие окна, в которые лился (слегка загрязняясь по пути) свет и воздух лондонского дня, – и толпились чиновники, политики и поэты, сплетничая над кофе в фарфоровых чашечках китайской работы.

Льюис проскользнул между столиков, кивая и улыбаясь. До него доносилась светская болтовня о последнем полотне Гейнсборо и о беспорядках в американских колониях. Три джентльмена в париках и изящных сюртуках нежной расцветки пасхальных яиц обсуждали последнее творение Гёте. Два краснолицых немолодых весельчака размышляли над падением иезуитов. Угрюмые мужчины в табачного цвета сукне обсуждали судьбу Вест–Индской компании. Еще кто–то, в бутылочно–зеленом жилете, настаивал, что Месмер – шарлатан. А в дальнем уединенном уголке джентльмен сатурнически хладнокровного склада оглядывал зал, и лицо его в равной степени отражало презрение и скуку.

«Аве, Ненний! [28]28
  Ненний —валлийский историк VIII–IX вв., автор «Истории бриттов».


[Закрыть]» – передал Льюис.

Джентльмен повернул голову, заметил Льюиса и подавил зевок.

«Аве, Льюис».

Когда Льюис подошел к его столику и снял шляпу, джентльмен вытащил часы и со значением поглядел на них.

– К вашим услугам, сэр! – сказал Льюис громко. – Доктор Неннис? Полагаю, я имел удовольствие познакомиться с вами месяца два назад у мистера Диспатера.

– Полагаю, вы правы, сэр, – отвечал Ненний. – Не присядете ли? Мальчик сейчас принесет еще кофейник.

– Вы так добры, – отозвался Льюис, усаживаясь. Он показал собеседнику папку с пергаментом, триумфально поиграл бровями и положил папку у локтя Ненния. – Полагаю, сэр, вы собираете древности, не так ли? Если вы окажете мне любезность и изучите эти бумаги, думаю, многое в них привлечет ваше внимание.

«Ради бога, не преувеличивайте», – передал Ненний, однако вслух произнес всего лишь:

– В самом деле? Что ж, посглядим.

Он открыл папку и просмотрел ее содержимое, а официант между тем принес еще один кофейник и чашечку с блюдечком для Льюиса.

– Не угодно ли что–нибудь к кофе? Скажем, пирога? У Льюиса внезапно разыгрался аппетит.

– Нет ли у вас пирогов с яблоками?

– Да, сэр, – ответил официант, – я принесу вам прекрасный пирог, – и удалился.

– М–м–да–а–а–а, – протянул Ненний. – Очень интересно… превосходные образцы. Частная переписка, заметки, видимо, страница–другая черновиков… – Он поднял один листок и досадливо надул губы, так как за ним потянулись, приклеенные крыжовенной начинкой, еще два. – Реставраторам, однако, предстоит большая работа.

Льюис развел руками, извиняясь:

– Зато они у нас есть. Прежде чем я вышел на контакт, служанка ими печку растапливала. Бедный старик! Наверное, когда он все узнает, его хватит удар. Тем не менее «историю»…

– …«менять нельзя», – закончил за него Ненний. – Значит, кто–то должен получать от этого прибыль. Да? В целом, Льюис, неплохая работа.

Он закрыл папку и принялся изучать свои ноли, так как официант принес суховатый слоеный пирожок с яблоками и поставил его перед Льюисом. Официант удалился, и, как только Льюис с энтузиазмом вонзил вилку в румяную корочку, Ненний добавил:

– Однако же вас высылают. Отправляют на Чилтернские холмы.

– Мм! Очаровательная сельская местность, – отозвался Льюис, с удовлетворением отмечая, что никаких красных букв перед ним не вспыхнуло. Он отправил в рот еще кусочек. – Молю, откройте, за чем будем охотиться?

– Если добыча действительно существует, это греческий свиток или кодекс, которому от тысячи семисот до трех тысяч лет, – ответил Ненний. – С другой стороны, это может быть подделка. Из тех, какие стряпают на скорую руку и затем продают какому–нибудь впечатлительному юному британцу, который отправился в путешествие по Европе для завершения образования. Ваша задача – найти этот свиток, что само по себе может быть делом заковыристым, и заполучить его для Компании, что может оказаться еще труднее.

– И полагаю, определить, подлинный он или нет, – уточнил Льюис.

– Разумеется, разумеется. – Ненний достал папку телячьей кожи, практически неотличимую от той, которую дал ему Льюис, и ловко подменил их. – Путевые инструкции и письмо к нанимателю находятся здесь. Ученый ищет работу, отменные рекомендации, энциклопедические познания во всем, что касается классической древности, специалист по папирусу, пергаменту et cetera, а джентльмен, о котором идет речь, владеет обширной библиотекой. – Произнося последнее слово, Ненний улыбнулся.

– Проще простого! – ответил Льюис, не отвлекаясь от пирога. – Долгие часы напролет прочесывать великолепную классическую библиотеку? Вот это, я понимаю, назначение!

– Как славно, что вы относитесь к работе со своим всегдашним рвением, – протянул Ненний. – Однако, по правде говоря, мы не считаем, что ваша цель находится в библиотеке. Скорее всего, она в какой–нибудь шкатулке где–то в подземных ходах. Вероятно, в каком–нибудь алтаре.

– В подземных ходах? – Льюис озадаченно изогнул брови. – Куда меня, собственно, посылают?

– В Уест–Уайком, – ответил Ненний с легчайшим намеком на злорадство. – В имение барона ле Деспенсера.

– А, – вежливо отозвался Льюис, наколов на вилку еще кусочек слоеной корочки.

– Это тот самый барон ле Деспенсер, сэр Фрэнсис Дэшвуд, [29]29
  Сэр Фрэнсис Дэшвуд (1708–1781) – впоследствии лорд–канцлер, в 1752 г. основал так называемое «Братство Святого Франциска Уайкомского», один из «Клубов адского пламени» – закрытых обществ аристократов–вольнодумцев. Деятельность братства и его «оргии» вызывали много разнообразных домыслов. По некоторым сведениям, члены братства не просто предавались раблезианским удовольствиям и почитали Вакха и Венеру, но и намеревались возродить обряды античных культов.


[Закрыть]– продолжал Ненний.

Кусочек пирога свалился у Льюиса с вилки.

– Прошу прощения? – выдавил он. Поспешно оглянувшись, Льюис подался вперед и понизил голос: – Конечно, вы не хотите сказать, что мой наниматель – тот сумасшедший с этим, как его…

– Печально знаменитым «Клубом адского пламени»? К сожалению, это именно он, – лениво ответил Ненний и отхлебнул кофе.

– Но я специалист по сохранению литературы, – напомнил Льюис.

– Я понимаю. А у Дэшвуда одно из самых обширных в мире собраний порнографической литературы, и древней, и современной. Я знаю некоторых наших оперативников, которые из шкуры бы выпрыгнули ради того, чтобы заглянуть в нее одним глазком, – сказал Ненний. – Вам понадобится время, чтобы отыскать свиток. Который, кстати, к общей теме собрания никак не относится. Может быть – а может быть, и нет, – он содержит рассказ о ритуалах, которые проводились во время Элевсинских мистерий. [30]30
  Элевсинские мистерии —таинство посвящения в культах Персефоны и Деметры, ежегодно проходившее в древнегреческом городе Элевсине. Посвященным под страхом смерти запрещалось рассказывать о главной части таинства, и сведений о ней до нас не дошло.


[Закрыть]

– Но ведь об Элевсинских мистериях мы знаем все! – сказал Льюис. – Я сам там был! И, позволю себе добавить, еще и сумел зафиксировать происходящее.

– Да, но ваши старые любительские голограммы – совсем не то, что Компания могла бы продать состоятельным коллекционерам, – возразил Ненний. – Он ждет вас пятнадцатого. У вас все прекрасно получится, я ничуть не сомневаюсь. Всего доброго, сэр, надеюсь, вы извините меня, у меня назначена встреча в «Шоколадном дереве».

Он поднялся, взял трость с серебряным набалдашником и зашагал прочь, оставив Льюиса платить по счету.

В предрассветных сумерках пятнадцатого числа того же месяца Льюис вышел из экипажа, поймал саквояж, который кинул ему кучер, и устало оглядел Хай–Уайком. Вид городка оправдывал его репутацию столицы британского стулопроизводства.

Неподалеку располагалась таверна, по виду которой можно было предположить, что внутри много темных панелей, низких балок и толкающихся фермеров–овцеводов с пивными кружками из просмоленной кожи. Но вряд ли можно было сказать, что она уже открыта и там подают завтрак. Льюис вздохнул и поплелся в Уест–Уайком.

Несмотря на все тревоги, по пути Льюис воодушевился. Дорога оказалась хорошая, без глинистых луж, пейзаж холмистый и лесистый, очень привлекательный в косых лучах зари. Начал утреннюю распевку птичий хор. Когда солнце наконец поднялось, в ответ ему высоко на холме сверкнул странный предмет – судя по всему, церковный шпиль, однако венчал его не крест, а золотой шар, словно отражение самого солнца.

Какой очаровательный неоклассицизм, подумал Льюис, но, подключившись к краеведческой базе данных, с удивлением обнаружил, что это действительно церковь Святого Лаврентия, которую «восстановил и улучшил» самолично сэр Фрэнсис Дэшвуд.

Птицы по–прежнему пели. В осенних лугах тут и там виднелись скачущие зайцы и пушистые овечки и то и дело попадались веселые пастухи. Кусты шиповника пламенели алыми плодами. Когда впереди наконец появилось поместье, оно тоже казалось солнечным и мирным – огромный палладианский [31]31
  Палладианский архитектурный стиль назван по имени итальянского архитектора Андреа Палладио (1508–1580).


[Закрыть]загородный дом из золотистого камня с белой отделкой.

Льюис внимательно просканировал окрестности в поисках подозрительных алтарей, камней, стоящих особняком, или хотя бы пары–тройки «ивовых людей». [32]32
  «Ивовые люди»– по свидетельству Цезаря, огромные корзины из ивовых прутьев, куда в некоторых галльских племенах помещали предназначенных в жертву людей и затем сжигали.


[Закрыть]Ничего такого не нашлось. Не обнаружилось и черных псов, которые выглядывали бы из–за деревьев. Разве что престарелый мопс, ковылявший по своим делам, остановился познакомиться с Льюисом, когда тот вошел в парк и направился к дому по широкой красивой аллее. Песик вызывающе покашлял в сторону Льюиса, а затем потерял к нему интерес и направился прочь по волнам опавших листьев.

В конце аллеи Льюис увидел величественный портик, причем классическая колоннада смотрелась в этом пейзаже до странности уютно. В ней, у двери в дом, высился, словно гигантский садовый гном, гипсовый Вакх. Вакх тоже смотрелся уютно. Льюис нервно улыбнулся ему и постучал в дверь.

Дожидаясь, пока ему откроют, он огляделся и увидел панели с картинами на классические сюжеты, в том числе Вакха, венчающего Ариадну. Льюис, запрокинув голову и разинув рот, изучал картину, когда дверь резко отворилась. Льюис опустил взгляд и обнаружил, что его встречает пожилой джентльмен, одетый чересчур роскошно для дворецкого.

– Вы не почтальон, – заметил джентльмен.

– Нет, сэр. К вашим услугам, сэр! – Льюис снял шляпу и поклонился. – Льюис Оуэнс. Дома ли лорд ле Деспенсер?

– Он дома, – ответил джентльмен. – Оуэнс? Вы будете библиотекарем?

– Надеюсь стать, сэр, – произнес Льюис, переступая порог и протягивая рекомендательное письмо.

Джентльмен принял письмо и рассеянно махнул рукой, приглашая Льюиса в дом; а сам тем временем сломал печать и изучил содержание письма. Льюис проскользнул мимо и поставил саквояж на пол в великолепном холле.

Он просканировал дом, однако не смог обнаружить никаких потоков возмущения смертного духа – только низкий гул, словно жужжание хорошо налаженного улья, и обрывки мыслей, принадлежавших смертным: «…нужно наконец посадить герани… уже не так сильно болит, скоро мне станет лучше… он просил запеченного зайца, а ты взяла и истратила всю… тьфу, пропасть, как же вывести это жирное пятно?.. а неплохо было бы сейчас чашечку шоколаду… так вот, он вложил все деньги в ячмень, но только…»

Льюису всегда было необычайно интересно наблюдать драмы смертных, даже самые заурядные, поэтому он даже вздрогнул, когда джентльмен отвлек его от раздумий, без предупреждения заявив:

– Vilia miretur vulgus; mihi flavus Apollo…

– Pocula Castalia plena ministret aqua, [33]33
  Манит пусть низкое чернь! А мне Аполлон белокурый / Пусть наливает полней чашу Кастальской струей! (Овидий. Любовные элегии, XV, 35–36. Пер. С. Шервинского). Эти строки служат эпиграфом к пьесе Шекспира «Венера и Адонис».


[Закрыть]– машинально продолжил Льюис.

Пожилой джентльмен улыбнулся:

– Вижу, ваш патрон в вас не ошибся. Приношу извинения, молодой человек; последний претендент, которого рассматривал сэр Фрэнсис, оказался некоторым образом самозванцем. Пол Уайтхед, [34]34
  Пол Уайтхед(1710–1774) – английский поэт и публицист.


[Закрыть]сэр, к вашим услугам.

– Уайтхед, автор «Манер» и других прославленных сатир! – воскликнул Льюис и низко поклонился. – Ах, сэр, какая честь…

Тут вмешался дворецкий – он стремительно вошел в холл, поспешно поправляя галстук.

– Извините меня, мистер Уайтхед, простите… этот джентльмен – ваш друг?

– Весьма вероятно, – ответил мистер Уайтхед, глядя на гостя в изумлении. – Неужели вы и правда читали что–то мое? Боже мой, сэр! А я думал, меня все забыли.

Он набрал в грудь воздуха, чтобы засмеяться, но вместо этого закашлялся – резким, мучительным кашлем. Дворецкий подбежал поддержать его под локоть, но он поднял руку.

– Все хорошо. Не обращайте внимания, Джон. Идемте, мистер Оуэнс, сэр Фрэнсис будет счастлив вас видеть.

Он провел Льюиса по великолепным комнатам – все они были отделаны в несколько старомодном стиле итальянского Возрождения, к тому же в них оказалось больше статуй, чем требовал хороший вкус.

– Насколько я понимаю, библиотека находится в некотором беспорядке, – деликатно заметил Льюис.

– Пожалуй, ее стоило бы снабдить хорошим каталогом, – ответил мистер Уайтхед. – У нас до этого так и не дошли руки, а сейчас, когда сюда привезли столько книг из Медменема… [35]35
  Медменем —городок, где находилось аббатство, в котором собиралось братство Дэшвуда.


[Закрыть]вообще говоря, библиотека в плачевном состоянии.

Льюис прочистил горло.

– Это то самое… гм… прославленное аббатство?

– Аббатство Святого Франциска Уайкомского. – Пожилой джентльмен закатил глаза. – А оно прославленное? Не удивляюсь. Для тайного общества у нас поразительно много болтунов. Сейчас они уже не слишком увлекаются распутством. Однако, как говорится: «Как горлица, я в молодые года, тра–ля–ля–ля, готова была целоваться всегда, тра–ля–ля–ля»… [36]36
  Джон Гей. Опера нищего. Действие III, явление 6. Пер. П. Мелковой.


[Закрыть]

Они вышли из дома в просторный сад, где неоклассическая тема продолжилась – храмы, арки, еще больше статуй, столпившихся вокруг озера. Однако на переднем плане на лужайке был водружен небольшой и несколько шаткий шатер из розового шелка.

Когда они приблизились, Льюис услышал мужской голос:

– Я бы не стал так поступать, Фрэнсис. За это великий тюрк почти наверняка прикажет отрубить тебе левую руку.

– Фрэнсис плохой! – послышался детский голосок.

– Мне кажется, Фрэнсис, у тебя появился библиотекарь, – сказал мистер Уайтхед и провел Льюиса вокруг шатра ко входу.

Внутри на турецком ковре стояло блюдо со сладостями и нарезанными апельсинами и сидели два крошечных ребенка и немолодой мужчина. На мужчине были халат и тюрбан.

– Что? – спросил мужчина. – А. Прошу вас, извините меня, мы играем в арабов.

– Ничего–ничего, – заверил Льюис.

– Позвольте представить вам мистера Льюиса Оуэнса, сэр Фрэнсис, – произнес мистер Уайтхед не без некоторой иронии. – Мистер Оуэнс – лорд ле Деспенсер, сэр Фрэнсис Дэшвуд.

Дальнейшие церемонии пришлось отложить, поскольку мальчик, которому ужасно хотелось сладостей, схватил полную горсть и быстрее молнии сунул в рот, из–за чего девочка пронзительно завизжала:

– Ну вот, папа, он все равно!..

– Позвольте представить моих детей. Фрэнсис и Франсис Дэшвуд. – Сэр Фрэнсис дважды хлопнул в ладоши, и из портика показалась няня. – Я всех называю в свою честь – очень по–римски, вы не находите? Миссис Уиллис, отведите детей обратно в гарем. Фанни, как нужно себя вести? Что мы должны делать, когда знакомимся с джентльменами из неверных?

Девочка накинула на голову покрывало, а потом поднялась на ноги и сделала неловкий реверанс. Няня подхватила мальчика, отработанным движением вытащила у него изо рта липкий сладкий ком и, невзирая на крики протеста, утащила малыша прочь. Девочка побежала за ней, лишь один раз наступив на волочившееся по земле покрывало.

– Не хотите ли сесть, мистер Оуэнс? – спросил сэр Фрэнсис, указывая место на ковре рядом с собой. Мистер Уайтхед уже сходил к портику и принес себе садовый стул.

– С благодарностью, сэр, – ответил Льюис и кое–как забрался в шатер.

Сэр Фрэнсис протянул ему блюдо, и Льюис взял себе дольку апельсина. Вблизи сэр Фрэнсис вовсе не был похож на легендарного распутника и богохульника: лицо у него оказалось добродушное, с проницательными глазами и безо всякого следа той одутловатой затуманенности, какая присуща давним пьяницам.

– Вот письмо, – сказал мистер Уайтхед, протягивая бумагу сэру Фрэнсису, который уставился в нее, держа в вытянутой руке.

– Что ж, сэр, вы пришли к нам с отменными рекомендациями, – заметил он, ознакомившись с письмом. – Представляется, что вы большой ученый.

– Доктор Франклин слишком добр, – ответил Льюис, изо всех сил изображая смущение.

– И у вас есть опыт восстановления старинных бумаг! Это великолепно – ведь некоторые сокровища моей коллекции, знаете ли, невероятно редки и, подобно смертной плоти, дряхлеют от времени. – Сэр Фрэнсис сунул письмо в карман и искоса поглядел на Льюиса. – Полагаю, вы… гм… осведомлены о природе библиотеки?

– О! – Льюис вспыхнул. – Да. Да, милорд, осведомлен.

– Не думаю, что вы такой уж благочестивей; в противном случае едва ли Франклин порекомендовал бы вас. Мистер Уильямс горько нас разочаровал, очень горько; будем надеяться, что его преемник добьется лучших результатов. – Сэр Фрэнсис взял дольку апельсина и впился в нее зубами. – Не сомневаюсь, вам приходилось слышать разные истории, – добавил он.

– Э–э–э… да.

Сэр Фрэнсис фыркнул.