Текст книги "Лучшее за год XXV/II: Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк"
Автор книги: Брайан Майкл Стэблфорд
Соавторы: Кейдж Бейкер,Гарднер Дозуа,Нэнси (Ненси) Кресс,Элизабет Бир,Пат (Пэт) Кадиган,Грегори (Альберт) Бенфорд,Роберт Рид,Грег Иган,Том Пардом,Кристин Кэтрин Раш
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)
Нэнси Кресс
Правила выживания [50]50
«Laws of Survival," by Nancy Kress. Copyright © 2007 by Nancy Kress. First published electronically online on Jim Baen's Universe,December 2007. Reprinted by permission of the author.
[Закрыть]
Нэнси Кресс начала публиковать свои изящные и язвительные произведения в середине 1970–х годов, и с тех пор писательница постоянно сотрудничает с «Asimov's Science Fiction», «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», «Omni», «Sci Fiction» и другими изданиями. Ее перу принадлежит роман «Испанские нищие» («Beggars in Spain»), являющийся расширенным вариантом одноименной повести, за которую Кресс была удостоена премий «Хьюго» и «Небьюла», а также его продолжение «Нищие и страждущие» («Beggars and Choosers»). Среди других произведений Кресс романы «Принц утренних колоколов» («The Prince of Morning Bells»), «Золотая роща» («The Golden Grove»), «Белые трубы» («The White Pipes»), «Свет чужого солнца» («Ап Alien Light»), «Роза мозга» («Brain Rose»), «Клятвы и чудеса» («Oaths and Miracles»), «Жало» («Stinger»), «Максимальная яркость» («Maximum Light»), «Перекрестный огонь» («Crossfire»), «Ничего человеческого» («Nothing Human») и трилогия в жанре космической оперы «Луна возможностей» («Probability Мооп»), «Солнце возможностей» («Probability Sun») и «Космос возможностей» («Probability Space»). Малая проза писательницы представлена в сборниках «Троица и другие рассказы» («Trinity and Other Stories»), «Чужаки с Земли» («The Aliens of Earth») и «Дюжина мензурок» («Beaker's Dozen»). Недавно вышли романы «Суровое испытание» («Crucible») и «Собаки» («Dogs»), а также сборник «Нано у водопада Клиффорда и другие истории» («Nano Comes То Clifford Falls and Other Stories»). Помимо наград за повесть «Испанские нищие» Нэнси Кресс получила премию «Небьюла» за рассказы «Среди всех ярких звезд» («Out of All Them Bright Stars») и «Цветы тюрьмы Ayлит» («The Flowers of Aulit Prison»).
В представленном ниже произведении речь идет о женщине, которая в буквальном смысле обречена на собачью жизнь и должна научиться как–то сосуществовать с собаками, если хочет остаться в живых.
Меня зовут Джил. Сейчас я нахожусь в таком месте, которое вы себе и представить не можете, а занимаюсь я там вовсе невообразимыми вещами. И если вы думаете, что мне это нравится, – вы сумасшедший.
На самом деле, я сама – одна из тех, кто свихнулся. И обращение «вы» – любое «вы» в данной ситуации – полная чепуха, поскольку никто и никогда не прочтет эти слова. Но у меня есть бумага и некое подобие карандаша. И время. Много–много времени. Поэтому я напишу о том, что произошло, напишу обо всем так тщательно и подробно, как только смогу.
В конце концов, почему бы и нет, черт возьми?
Как–то ранним утром я отправилась на поиски пищи. Время перед наступлением рассвета наиболее безопасно для одинокой женщины. Плохие парни уже отправились на боковую, устав воевать друг с дружкой. Грузовики из города пока еще не приехали. Значит, все мусорные кучи уже основательно перетряхнуты, но в настоящий момент большая часть лагеря беженцев спит, а не роется в отбросах. Как правило, я всегда могла отыскать для себя что–нибудь съедобное. Стащить на чужом садовом участке морковку, в кровь расцарапав руки о колючую проволоку. Добыть картофельные очистки из–под кучи тряпок и битого стекла. Высмотреть недоеденную банку тушенки, выброшенную кем–то из солдат с базы. Солдаты, стоявшие на посту у Купола, частенько проявляли такую небрежность. И вообще они с жиру бесились, ведь делать им было совершенно нечего.
То утро выдалось холодным, но ясным, с легким жемчужным туманом, который после разгонит солнышко. Чтобы не замерзнуть, я натянула на себя всю имеющую одежду и надела сапоги. Я слышала, как кто–то говорил, что вчера выгрузили огромную кучу отбросов, и поэтому надеялась на добычу. Я направилась к своему излюбленному месту, туда, где мусор высыпали почти у стены Купола. Может быть, я найду хлеб или даже не очень подгнившие фрукты.
Вместо этого я нашла щенка.
У него еще даже не открылись глаза, и он лежал, скрючившись, на голой земле – тощее коричнево–белое тельце с крошечным пушистым хвостиком. Рядом валялось пропитанное жидкостью полотенце. Какой–то сентиментальный дурак оставил животное здесь, надеясь… на что? Неважно. Тощий или нет, но это все равно в некотором роде мясо. Я сгребла его в охапку.
Солнце краешком выдвинулось над горизонтом, окрасив туманную дымку золотистым сиянием.
Терпеть не могу, когда меня настигает печаль! Просто ненавижу такие моменты. К тому же это опасно, это нарушение одного из «Правил выживания Джил». Я могу существовать неделями, даже месяцами, не думая о том, какой была моя жизнь до Войны. Не вспоминая и не переживая. Потом что–нибудь нанесет мне удар исподтишка – цветок, растущий на свалке, птичья трель, разорвавшая тишину, звезды, высыпавшие на ясном небосклоне, – и печаль накатывает на меня стремительно, словно скорый поезд (которых теперь уже тоже не существует). И печаль нарастает, потому что она несет в себе память о радости. Радость мне не по карману, ведь за нее придется расплачиваться по астрономической цене. Я не могу даже позволить себе радость воспоминаний о живых существах, вот почему цветок, птичья песня или лунный свет заставляют меня страдать. Но моя печаль не распространялась на этого щенка. Я просто намеревалась его съесть.
И тут я услышала шум у себя за спиной и обернулась. Стена Купола открывалась!
Кто знает, почему чужаки расположили свои Купола на мусорных свалках, на отвалах горных выработок, в радиоактивных городах? Кто в состоянии понять, отчего они вообще что–либо делают?
В лагере бытовало широко распространенное убеждение, что Войну начали чужаки. Но я достаточно долго живу на свете, чтобы знать больше. Это дело наших собственных рук, как и глобальное потепление, и биокробы. Чужаки нам даже на глаза не показывались, пока Война не завершилась, и Роли [51]51
Роли– административный центр штата Северная Каролина.
[Закрыть]оказался самым северным городом, расположенным на Восточном побережье, а беженцы хлынули на юг подобно снежной лавине. Среди них была и я. Только тогда их корабли приземлились и превратились в огромные серые Купола, напоминающие перевернутые вверх дном чаши. Я слыхала о существовании множества таких Куполов, некоторые из них находились и в других странах.
Армия, которую бросили на борьбу с ними, применила танки и бомбы. Когда наши оставили бесплодные попытки что–либо сделать с этими Куполами, за дело взялись беженцы. Они обстреливали Купола и закидывали их «коктейлями Молотова», далее в ход пошли молебны и граффити, ночные бдения со свечами и языческие пляски. Все оказалось бесполезным – как с гуся вода. Купола остались стоять, где стояли. Стояли и все тут. Три года спустя они все так же торчали здесь, темные и молчаливые. Хотя, конечно, слухи, распространяющиеся о них, говорили об обратном, но это только слухи. Лично я всегда испытывала сильное недоверие к мысли, что Купола расположились тут насовсем. Кому мы нужны, на самом–то деле?
…Возникший проем был маленьким, не больше корабельного иллюминатора, и располагался на высоте примерно шесть футов над землей. Насколько я могла рассмотреть, внутри клубилось нечто вроде тумана такого же цвета, как сам Купол. Потом оттуда что–то выскользнуло и двинулось по направлению ко мне. Мне понадобилось некоторое время, чтобы сообразить, что это робот, синий металлический шар с подвешенной к нему корзиной. Он остановился в футе от моего лица и сказал:
– Пища вместо собаки.
Я могла убежать, или заорать, или, в крайнем случае, – в самом крайнем случае, – оглянуться, чтобы выяснить, не видит ли кто–нибудь. Но я этого не сделала. В корзинке лежала целая гора свежих овощей: зеленый салат, темно–фиолетовые баклажаны, яблоки, такие блестящие и красные, что они казались лакированными. И персики… Рот мой наполнился слюной, и я не могла сдвинуться с места.
Щенок заскулил.
Моя мама часто пекла персиковый пирог.
Я запихнула еду в сумку, предназначенную для найденных отбросов, положила щенка в корзинку робота и отступила. Синий шар уплыл в Купол, который тут же закрылся. Я же примчалась в свою хибару из гофрированного железа, где не было окон и вообще ничего не было, и ела, ела, ела… просто не могла остановиться. Я спала, просыпалась и ела, и так съела все без остатка, скорчившись во тьме, благо никто не мог это видеть. От всех этих фруктов и овощей у меня, конечно же, случился понос, но я об этом нисколько не жалела.
Персики.
Две недели спустя я принесла к Куполу другого щенка – единственного, кто выжил из приплода, появившегося в яме на свалке. Я так и не узнала, что случилось с его матерью. Мне пришлось долго ждать возле Купола, прежде чем синий шар взял у меня щенка в обмен на овощи. Очевидно, Купол может открываться только тогда, когда рядом нет посторонних. Чего они боялись? Не похоже, что здесь могли появиться представители РЕТА. [52]52
РЕТА(People for the Ethical Treatment of Animals) (англ.) —организация, защищающая прана животных.
[Закрыть]
На следующий день я выторговала у одного старика маленького шелудивого пуделя, обменяв его на три персика. Совершая сделку, мы не смотрели друг другу в глаза, но я и без того знала, что он едва сдерживает слезы. Прихрамывая, он ушел. До наступления раннего утра я продержала собаку, которая явно не желала иметь со мной ничего общего, в своей лачуге и затем потащила ее к Куполу. Пуделиха пыталась удрать, но я сделала из куска веревки поводок и крепко привязала его к старому потертому ошейнику. Мы расположились на земле у Купола и сидели, ненавидя друг друга и дожидаясь, когда небо на востоке немного порозовеет. Где–то далеко ухали выстрелы.
Я никогда не заводила себе собак.
Когда Купол наконец открылся, я стиснула собачий поводок и сказала роботу:
– Не фрукты. Не овощи. Нет. Я хочу яйца и хлеб.
Робот плавно скользнул внутрь, обратно в Купол.
Тут же я обругала себя. Я что, свихнулась – не беру то, что могу взять? Это было «Правило выживания № 1». Теперь мне здесь ничего не обломится. Яйца, хлеб… идиотка! Я перевела взгляд на собаку и пнула ее. Она взвизгнула, посмотрев на меня с возмущением, и попыталась прокусить мой сапог.
Купол вновь открылся, и навстречу мне выплыл робот. В полумраке я не могла разглядеть, что у него в корзинке. И немудрено, потому что корзинки не было вовсе. Шар выстрелил механическими щупальцами и схватил меня и пуделя. Я завопила, и щупальца сильнее стиснули меня. Потом я летела по воздуху, а глупая собака подо мной выла, и так мы миновали стену Купола и оказались внутри.
Потом я ничего не помню.
Кошмарное помещение населяли кошмарные звуки: лай, повизгивание, скулеж и сопение. Я резко очнулась, села и обнаружила, что нахожусь на небольшой платформе, парящей над скоплением множества собак. Большие и маленькие, дряхлые и совсем еще щенки, больные собаки и псы, с виду даже чересчур здоровые и скалящие на меня все свои сорок два зуба, – почему я вспомнила эту цифру? Откуда? Самые большие и сильные собаки пытались достать меня, щелкая зубами и едва не дотягиваясь.
– Ты работать, – сказал металлический шар, плывущий рядом со мной. – Теперь мы должны начать. Вот.
Корзинка с яйцами и хлебом!
– Забери их отсюда.
Корзинка отплыла по воздуху подальше от меня.
– Не еду! Собак!
– Что мне делать эти собаки? – Робот говорил, не изменяя окончания слов.
– Посади их в клетки!
Большая черная зверюга – то ли немецкая овчарка, то ли боксер, черт их знает – клацнула челюстями в опасной близости от моей лодыжки. В следующий раз может и укусить.
– Клетки, механическим голосом повторил металлический шар. – Да.
– Сукин сын! – (Овчарка высоко подпрыгнула, устремив пристальный взгляд на мое бедро, ее слюна испачкала мои штаны.) – Да подними ты эту чертову платформу!
– Да.
Платформа воспарила так высоко, что мне пришлось пригнуть голову, чтобы не удариться об потолок. Я посмотрела вниз, за край платформы… нет, этого не может быть. Но я видела все своими глазами. Из пола вырастали вертикальные прутья, из них росли горизонтальные стержни, а потом они заплетались в некое подобие ячеистой крышки… Через несколько минут каждая собака была заключена в клетку, достаточно большую и прочную, чтобы удержать протестующее животное.
– Что надо делать? – спросил металлический шар.
Я уставилась на него. Насколько я знала, я была первым человеком, попавшим внутрь Купола чужаков, и сейчас я заперта в маленьком замкнутом помещении вместе с клетками, где сидит куча одичавших собак, и роботом… что надо делать? – Почему… зачем я здесь?
Я возненавидела себя за эту короткую запинку в речи и мысленно поклялась, что больше я себе такого не позволю. «Правило выживания № 2. Не показывай страха».
Хотя может ли металлический шар распознавать страх?
Робот сказал:
– Эти собаки ведут себя неправильно.
– Ведут себя неправильно?
– Да.
Я посмотрела вниз, на рычащую и пускающую слюни собачью массу; насколько прочна эта ячеистая крышка на клетках?
– Что они должны, по–твоему, делать?
– Ты хочешь это увидеть?
– Пока нет.
«Правило № 3. Не высовывайся».
– Что надо делать? – не отставал робот.
Какого черта, откуда я должна знать, что делать?! Но тут мои ноздри ощутили запах хлеба, и желудок болезненно скрутило.
– Сейчас надо есть, – сказала я. – Дай мне то, что у тебя в корзинке.
Он послушался, и я впилась зубами в хлеб, как волк в оленя. Настоящие волки внизу подо мной взвыли с удвоенной силой. Только после того, как я слопала целую буханку, я вновь взглянула на синий шар.
– Ты кормил собак?
– Да.
– Что ты им давал?
– Отбросы.
– Отбросы? Почему?
– В аду собаки едят отбросы.
Даже робот думал, что мы в аду! На меня волной накатила паника, но я постаралась справиться и не подать виду. Шансы выжить во многом зависят от того, насколько ты сумеешь сохранить спокойствие.
– Покажи мне, чем ты кормил собак.
– Да.
Секция металлической стены растаяла, и в помещение, растекаясь между клетками, низверглись отбросы. Точно такой же мусор я собирала каждый день, его привозили грузовики из города, о котором я больше не хотела думать, и с базы Армии, где меня застрелят на подступах, если я вознамерюсь туда попасть. Окровавленное тряпье, консервные банки довоенного производства, дерьмо, пластиковые контейнеры, увядшие цветы, околевшие животные, испорченные приборы, картонные коробки, яичная скорлупа, бумага, волосы, кости, гниющие объедки, осколки стекла, картофельные очистки, куски поролона, тараканы, дырявые тапки, поломанная мебель, обглоданные кукурузные початки… Мой желудок, только что набитый хлебом, резко скрутило от смрада.
– Ты этим кормишь собак?
– Да. В аду они это едят.
Ад был там, снаружи, за стеной, и, конечно, одичавшие собаки ели то, что там было. Но синий шар изготовил для меня фрукты, салат и хлеб…
– Ты должен дать им другую, лучшую еду. Они едят это в… в аду, потому что больше ничего не могут найти.
– Что надо делать?
В конце концов до меня дошло – медленно, слишком медленно, быстро я теперь соображаю, лишь когда надо спасать собственную шкуру, – что самостоятельность действий металлического шара ограничена точно так же, как ограничен его словарный запас. Но он сделал клетки, хлеб, фрукты – так ведь? Или все это выросло в некоем фантастическом тайном саду внутри Купола?
– Ты должен дать собакам мясо.
– Плоть?
– Да.
– Нет.
Механический голос не изменился, но «нет» было сказано быстро и твердо. «Правило выживания № 4. Замечай все». Итак, плотоядность здесь не дозволена. Выяснять почему – времени нет. Я должна отдавать четкие распоряжения, чтобы робот не принялся делать это сам.
– Дай им хлеб, смешанный… с соевым белком.
– Да.
– И убери эти отбросы.
– Да.
Мусор на полу начал исчезать. Я не заметила ничего такого, что растворяло бы его, и из пола тоже ничего не поднялось. Однако вся эта вонючая масса превратилась в порошок и истаяла. Словно ее тут и вовсе не было.
– Ты получаешь хлеб, смешанный с соевой мукой? – спросила я.
Слово «получаешь» казалось мне наиболее безопасным из всего, что я могла придумать.
– Да.
Тут же появился вышеупомянутый продукт – свалился прямо через появившееся в стене отверстие. Буханки хлеба, по–видимому, с соевой мукой. Собаки залились бешеным лаем, просовывая лапы, морды и языки сквозь прутья клеток. До пищи им было не добраться.
– Металлический шар… у тебя есть имя? Ответа не последовало.
– Ладно. Синий… насколько прочны эти клетки? Собаки могут их разломать? Хоть какая–нибудь из собак?
– Нет.
– Опусти платформу ближе к полу.
Мой насест спланировал вниз. Проходы между клетками были разных размеров, где–то достаточно широкие, а где–то такие узкие, что собаки при желании могли коснуться друг друга, поскольку каждая клетка «выросла» там, где в тот момент находилось животное. Соблюдая осторожность, я выбрала для себя открытое пространство и слезла на пол. Разломав буханку хлеба, я принялась просовывать куски сквозь прутья клеток тех собак, что казались наименее опасными, отчего завывания остальных зубастых мордоворотов только усилились. С этими я поступила иначе: положила хлеб на таком расстоянии от их решетчатых тюрем, чтобы они могли достать его лапами.
Щенок, которого я принесла в Купол первым, неподвижно лежал в маленькой клетке. Мертвый.
Второй щенок был жив, но очень слаб.
Шелудивая пуделиха, выторгованная мною у старика, выглядела еще более грязной, но вела себя весьма активно. И попыталась цапнуть меня, пока я ее кормила.
– Что надо делать?
– Вода. Они хотят пить.
– Да.
Вода тоже потекла через стену. Когда она покрыла пол слоем высотой примерно в дюйм, поток иссяк. Собаки лакали воду прямо внутри своих клеток. Я стояла с мокрыми ногами – значит, сапоги мои все–таки прохудились, жаль, – меня тошнило от псиного зловония, которое усилилось, когда шерсть собак намокла. Особенно ужасно смердел мертвый щенок. Я забралась назад на платформу.
– Что надо делать?
– Скажи мне ты, – велела я.
– Эти собаки ведут себя неправильно.
– Ведут себя неправильно?
– Да.
– Что ты хочешь, чтобы они делали?
– Ты хочешь увидеть демонстрацию?
Круг замкнулся, мы вернулись к тому, с чего начали. Во второй раз это «хочешь увидеть» прозвучало скорее как предложение приобрести информацию («Замечай все»), чем совершить действие («Не высовывайся»). Поэтому я уселась на платформе, скрестив ноги, что гораздо удобнее для моих старых изношенных костей, вдохнула полной грудью и проговорила:
– Почему бы и нет, черт возьми?
– Ты хочешь увидеть демонстрацию? – снова спросил Синий.
– Да. – Простой односложный ответ, понятный роботу. Чего, собственно, ожидать, я не знала. Чужаки, космические корабли, войны, странные далекие земли, едва ли постижимые человеческим разумом… Но мне достались картинки со свалки.
Синий испустил полосу света, которая превратилась в трехмерную голограмму, не слишком отличающуюся от той, что я однажды видела, когда мы со школой ездили на экскурсию в Музей науки (нет, вспоминать нельзя!), только она была более протяженной во времени и подробной. Хмурая малышка в лохмотьях, одна из многих тысяч, ковыляет к выгребной яме. Большая собака с пятнистой шкурой бросается вперед, хватает ребенка за одежду и оттаскивает назад, не давая ему упасть в яму.
Коричневый пес средних размеров с ошейником собаки–поводыря ведет какого–то человека, постукивающего по земле белой тростью.
Собака, принадлежащая Армии, из этих, хорошо откормленных, с лоснящейся шерстью, обнюхивает кучу мусора, что–то там находит и замирает в стойке, привлекая внимание.
Группа подростков мучает щенка. Он корчится от боли, но долгим затяжным крупным планом показывается, как он пытается лизнуть ладонь мучителя.
Тощая маленькая собачонка проскальзывает между камней, забегает внутрь кривобокой крошечной хибарки и кладет кусок гнилого мяса рядом с лежащей на земле старой женщиной.
Демонстрация продолжалась, все в том же духе, но странно – люди на картинках едва видны. Нагота ребенка, его перепачканные ножки и круглые коленки, увядшая шея старухи, камуфляжная униформа над коричневыми армейскими ботинками, руки мучителей… Нигде человека не показывали целиком. Люди не в фокусе. Только собаки.
Демонстрация закончилась.
– Эти собаки ведут себя неправильно, – подытожил Синий.
– Собаки? Которых ты показывал?
– Эти собаки здесь ведут себя неправильно
– Эти собаки здесь. – Я указала на мокрых вонючих собак в клетках.
Некоторые из них, наевшись, притихли. Другие рычали и лаяли, трансформируя свою злобу в попытки вырваться на свободу и прикончить меня.
– Эти собаки здесь. Да. Что надо делать?
– Ты хочешь, чтобы эти собаки вели себя так, как те, которых ты показывал?
– Эти собаки должны вести себя правильно. Да.
– Ты хочешь, чтобы они… делали что? Спасали людей? Вынюхивали взрывчатку на свалках? Работали поводырями у слепых, кормили голодных и любили своих мучителей?
Синий ничего не ответил. И опять у меня возникло впечатление, что я со своими вопросами вышла за рамки его мыслительного процесса, словарного запаса или чего–то еще. Странная догадка шевельнулось внутри.
– Синий… ты ведь не сам построил этот Купол… или звездолет, который тут приземлился, так? Ты… просто компьютер.
Молчание.
– Синий, кто говорит тебе, что надо делать?
– Что надо делать? Эти собаки ведут себя неправильно.
– Кто хочет, чтобы эти собаки вели себя правильно? – спросила я и обнаружила, что голос у меня хрипит от волнения.
– Хозяева.
Хозяева. Это слово многое мне говорило. Люди, которые развязывали войны; они управляли корпорациями, превратившими Землю в руины, произвели на свет биологическое оружие, уничтожившее миллиарды людей, и теперь отсиживались в городах, отправляя отходы своей жизнедеятельности на свалки, в лагеря беженцев! Хозяева – еще одна тема, о которой я запретила себе думать, но не потому, что меня охватывали тоска и печаль. Просто душила ярость.
«Правило выживания № 5. Не давай воли чувствам, не связанным с выживанием».
– Хозяева здесь? В этом… внутри?
– Нет.
– Кто же тут внутри?
– Внутри есть эти собаки. Так, ясно.
– Хозяева хотят, чтобы эти собаки здесь, внутри, вели себя так, как те собаки, которых ты показывал?
– Да.
– Хозяева хотят, чтобы эти собаки были преданными и послушными? Чтобы они охраняли хозяев?
Синий опять промолчал. Но я и не нуждалась в ответе, замысел хозяев был мне уже ясен. Люди их не интересовали – возможно, потому, что мы в конце концов уничтожили свой мир и друг друга. Мы не заслужили общения. Но собаки… животные–компаньоны, способные на бескорыстное служение и безоговорочную любовь даже при жестоком обращении с ними… Насколько я знала, собаки были уникальным явлением во Вселенной. Насколько я знала…
– Что надо делать? – спросил Синий.
Я посмотрела на грязных, рычащих и испускающих зловоние животных. Часть из них – дикие псы, часть – когда–то имела хозяев, некоторые больны, по крайней мере один уже умер. Я постаралась подобрать наиболее простые слова, опираясь на выражения, которые Синий знал.
– Хозяева хотят, чтобы эти собаки здесь вели себя правильно.
– Да.
– Хозяева хотят, чтобы я заставила этих собак вести себя правильно.
– Да.
– Хозяева дадут мне пищу и оставят меня внутри, чтобы я научила этих собак вести себя правильно?
Долгая пауза. Мое выражение содержало повышенное количество элементов грамматики. Но в конце концов Синий отозвался:
– Да.
– Если эти собаки не будут вести себя правильно, хозяева… Что надо делать тогда?
Еще одно долгое молчание.
– Найти другой человек.
– А этот человек здесь?..
– Убить.
Я вцепилась в края платформы. Руки мои задрожали.
– Выпусти меня наружу!
– Нет.
– Я должна быть снаружи.
– Эти собаки ведут себя неправильно.
– Я должна заставить этих собак вести себя правильно.
– Да.
– И хозяева хотят, чтобы эти собаки показали… – Тут я перестала подбирать слова для Синего.
Я попыталась сформулировать мысль для себя самой, только для себя, но даже это у меня не вышло. Слова сталкивались у меня в голове, как бильярдные шары: преданность, служба, защита, – но не сходили с языка. Ну не могла я это сказать, и все тут. Я приготовилась к смерти. Чужаки, пришедшие бог знает откуда, рассматривают умирающую Землю как гигантский супермаркет домашних животных, их заинтересовало только приручение собак, которое произошло десять тысяч лет тому назад, и ничего больше – ни существование на планете человеческой цивилизации, ни ее возможные достижения. Только собаки. И хозяева хотят, чтобы эти собаки показали…
Тут Синий удивил меня новым словом.
– Любовь, – сказал он.
«Правило № 4. Замечай все». Мне нужно собрать всю возможную информацию, начиная с самого робота. Синий извлек откуда–то мусорные отбросы, хлеб, воду и клетки. На что еще он способен?
– Синий, убери отсюда воду.
Он убрал – вода просто просочилась сквозь пол, и стало совершенно сухо. Черт возьми, ну чем я не пророк Моисей, повелевающий водами Красного моря! Я забралась на платформу, висящую над собачьими клетками, и окинула их внимательным взглядом.
– Ты назвал лагерь беженцев и свалку адом. Откуда ты взял это слово?
Молчание.
– Кто сказал «ад»?
– Люди.
У Синего есть камеры, ведущие наблюдение снаружи Купола! Конечно, именно это он и делал, ведь он видел, как я нашла на свалке первого щенка. Может быть, Синий поджидал кого–нибудь вроде меня, одинокого и не представляющего угрозы, кто приблизился бы к собаке. Но очевидно, что перед этим он вел наблюдение и узнал слово «ад» и, возможно, тогда же записал эпизоды для своего показа. Я продолжила накапливать информацию, которая могла пригодиться мне в будущем.
– Это собака мертва. – (Тело первого щенка разлагалось и смердело.) – Она умерла. Не действует.
– Что надо делать?
– Убрать мертвую собаку.
Долгая пауза – раздумывает, что ли? Обращается к базе данных? Связывается с чужаками? И какой же у него уровень интеллекта, если он сам не может сообразить, что мертвая собака никогда не будет вести себя правильно? Слишком сложно для искусственного разума?
– Да, – наконец сказал Синий, и маленький трупик бесследно исчез.
Я нашла еще одну мертвую собаку и другую, уже практически сдохшую. Синий «растворил» первую и сказал «нет» относительно второй. Очевидно, мы должны были позволить ей помучаться перед смертью. Интересно, как роботы понимают смерть? Я насчитала в Куполе двадцать три живые собаки, сама же я принесла только трех.
– Синий… прежде чем ты привел меня сюда… другой человек пробовал обучать собак?
– Эти собаки ведут себя неправильно.
– Да. Но другой человек, не я, был внутри? Заставлял собак вести себя правильно?
– Да.
– Что произошло с ним или с ней? Нет ответа.
– Что надо делать с другими людьми?
– Убить.
Я протянула руку к стене и потрогала ее. Стена была гладкая и скользкая, под кончиками пальцев возникло легкое, но неприятное покалывание. Я убрала ладонь.
Все компьютеры умеют считать.
– Сколько человек ты убил?
– Два.
Три – магическое число. Но колдовство тут не работает. Ни заклинания, ни магические круги; и всадники на белых конях не прискачут сюда, чтобы спасти меня. Я знала это еще со времен Войны. Просто выжить…
Итак, собаки.
Я выбрала маленькую шелудивую пуделиху. Она не укусила меня, когда старик от нее избавился, и не проявила особой злобы прошлой ночью. Это уже начало.
– Синий, убери одну собачью клетку. Но только эту одну. Клетка исчезла. Собака с недоверием уставилась на меня.
Как мне следовало реагировать? Вступить в общение на собачий манер? Обнюхать ее или помочиться? Зверюга была маленькая, но зубастая. И тут меня осенило.
– Синий, покажи мне, как эта собака вела себя неправильно.
Если б я смогла увидеть, что она делает не так, было бы от чего отталкиваться.
Синий приблизился на расстояние фута к собачьей морде. Пуделиха зарычала и отскочила. Робот отплыл по воздуху немного назад, и собака затихла, но продолжала стоять в угрожающей позе, если только такое определение применимо к существу, весящему девять или десять фунтов, – уши торчком, ноги напряжены для прыжка, шерсть на загривке вздыбилась.
– Ко мне, – сказал Синий.
Собака не отреагировала. Робот повторил свои передвижения, и Шелудивая сделала то же самое.
– Ты хочешь, чтобы собака шла за тобой, – констатировала я. – Как те собаки, что ты показывал.
– Да.
– Ты хочешь, чтобы собака шла к тебе, когда ты говоришь «ко мне».
– Любовь, – сказал робот.
– Что значит «любовь», Синий? Он не ответил.
Этого робот не знал. Его хозяева наверняка имели какое–нибудь понятие о любви, но черт его знает, что это было. И я тоже совсем не уверена, что разбираюсь в этой теме. Что характерно, они поручили Шелудивую… которая никогда не «полюбит» робота, и не пойдет к нему, и не будет лизать его, потому что собаки, даже я это знаю, ориентируются по запахам… они оставили ее на попечение металлическому шару, не пахнущему ни как собака, ни как человек. Неужели чужаки, пославшие сюда Синего, не могли додуматься до такой простой истины? Наблюдали ли они за всем этим фарсом или просто засунули полуразумный компьютер на Землю, под эту перевернутую вверх дном чашу, и сказали ему: «Найди для нас преданных собак». Кто знает, как рассуждают чужаки?
Я даже не знала, как думают собаки. Какая у них логика? Есть люди, которые намного лучше меня разбираются в этом деле, – профессиональные дрессировщики или парни из телешоу, что заставляют тигров прыгать через горящие обручи. Но их тут нет. Что ж… Я присела на корточки на почтительном расстоянии от собаки и скомандовала:
– Ко мне!
Она на меня зарычала.
– Синий, подними платформу повыше. – Я подняла руку на уровень плеча, показывая высоту.
Платформа удалилась от пола на указанное расстояние.
– Сделай немного печенья на платформе. Робот не отреагировал.
– Сделай немного… сыра на платформе.
Снова никакой реакции. Да, сыр на свалке не увидишь.
– Сделай немного хлеба на платформе.
Опять мимо. Может, платформа неудобна для использования?
– Сделай немного хлеба.
В ту же секунду из стены посыпались буханки.
– Хватит! Достаточно!
Шелудивая набросилась на хлеб и впилась в него зубами, другие собаки встрепенулись и залаяли. Я подняла одну буханку и положила на край платформы.
– Убери остальной хлеб.
Буханки испарились. Неудивительно, что собаки взирали на нас с подозрением. И я сама была слегка сбита с толку. В моей голове внезапно всплыла фраза из давно забытой детской книги: «Здесь все появляется и исчезает так быстро!» [53]53
Отсылка к книге Л. Ф. Баума «Волшебник страны Оз».
[Закрыть]
Я понятия не имела, в какой мере робот сможет или захочет исполнять мои распоряжения.
– Синий, сделай другое помещение для меня и этой одной собаки. Отдельно от других собак.
– Нет.
– Сделай эту комнату больше.
Помещение стало равномерно расширяться во все стороны.
– Перестань. – Движение прекратилось. – Сделай эту комнату больше с одного конца.
Ничего не изменилось.
– Ладно, сделай всю комнату больше.
Когда комната окончательно приняла новые размеры, в моем распоряжении оказалось пространство площадью сорок квадратных футов, посередине которого сгрудились клетки с собаками. После получаса экспериментов я добилась того, чтобы переместить платформу в один из углов – не слишком далеко от песьего зловония, но все же лучше, чем ничего («Правило № 1. Бери все, что можешь»). Я получила углубление в полу, наполненное теплой водой, а также пищу, питьевую воду, мыло, немного чистой одежды и моток веревки. Отвлекая Шелудивую кусочками хлеба, я привязала веревку к ее потертому ошейнику. После этого залезла в теплую воду и немного отскребла с себя грязь, затем затащила туда пуделиху. Она меня цапнула, но я ее все–таки как–то вымыла. После водной процедуры собака хорошенько отряхнулась, посмотрела на меня и устроилась спать на жестком полу. Я попросила у Синего мягкий коврик.