Текст книги "Убить Уайти (ЛП)"

Автор книги: Брайан Кин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Правда причиняет боль, не так ли, Сондра? Но знаешь, что еще больнее? Знаешь, что меня мучает? То, что я тоже виноват. Что я позволил тебе сделать это со мной.

Снаружи раздался еще один взрыв, за ним последовали крики и сирены экстренных служб. Рации визжали, пламя потрескивало. Еще больше дыма хлынуло в цех. Даже внутри мы чувствовали жар. К одиночным выстрелам добавился сотрясающий гул автоматического оружия, что означало, что группа быстрого реагирования округа Йорк была на месте – в бронежилетах, с гранатами и переговорщиками с заложниками. У них даже был робот с дистанционным управлением, способный в одиночку штурмовать здание. Я видел его однажды в новостях, когда его использовали во время ограбления банка. Робот мог покончить со всем этим очень быстро.

Если, конечно, Уайти не испортил и робота.

– Ларри, – всхлипывала Сондра. – Это не так. Я думала, что мы с тобой будем особенными. Мы были...

– Не притворяйся, что я тебе не безразличен, – перебил я. – Ты спустилась сюда только потому, что хотела получше рассмотреть, что происходит снаружи. Ты сама это сказала. Ты думалa, что я мертв. Тебе на меня наплевать. Признай это.

Сондра покачала головой. Ее лицо блестело от слез.

– Это неправда. Ты мне очень дорог.

– Да? И поэтому ты мне солгала? Ты всегда лжешь тем, кто тебе дорог?

– Я не вру.

– Тогда где эти гребаные деньги, которые ты украла у Уайти? А? Забыла рассказать мне об этом? И почему ты сказала мне, что не знаешь, кто отец твоего ребенка, хотя все это время ты знала, что это он?

– Да. Я знала, что это был Уайти. Но я не позволила ему убить ребенка. Поэтому я сбежала. Я говорила тебе это раньше. Это не ложь.

– Чушь. Уайти рассказал мне, что происходило на самом деле. Он сказал, что это ты хочешь убить ребенка. Он пытался помешать тебе сделать аборт. Я, конечно, сторонник выбора, но все же... ты должна была просто сказать мне правду.

– Я сказала правду, – настаивала она. – Да, я должна была быть честной. Надо было сказать тебе, что Уайти был отцом. Но я не лгу, когда говорю, что он хотел убить ребенка. Уайти хотел. Он очень сильно хочет убить ребенка. Ему это нужно. Особенно сейчас.

Испытывая свои силы, я отполз от стеллажа. Каждый мускул ныл от напряжения, но я не терял сознания и продолжал идти. От дыма слезились глаза. Я подумал, может ли загореться цех. Стены были из шлакоблока, а как насчет остального?

– Ты должен верить, – сказала Сондра. – Сейчас Уайти будет причинять ребенку боль больше, чем когда-либо.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я сквозь стиснутые зубы. – Почему такая срочность?

– Уайти нужен ребенок. Ему нужно что-то внутри него. Так же, как Распутину. Есть секрет их силы. Есть причина, почему у Распутина было так много детей. Причина, почему многие из них хранились в тайне.

– Что?

– Чтобы... как ты говоришь? Чтобы снова вырасти? Переделать что-то...

– Снова вырасти – ты имеешь в виду регенерацию?

– Да, именно так. Для этого Уайти нужен ствол. Как и Распутину.

– Ствол?

Я не был уверен, о чем она говорит.

– Да. Ствол. Они должны происходить из его рода.

Снаружи насилие усилилось. Шальной снаряд пробил шлакоблочную стену в нескольких футах от нас. Сондра закричала.

– Пойдем, – я схватил ее за руку. – Давай уберемся с дороги, пока ты не поймала пулю. Я хочу услышать остальное.

– А потом?

– Какая разница? Ты сама по себе. Мне плевать, что с тобой будет после этого.

– Это неправда.

– Попробуй.

Все еще приседая, мы пробирались к центру комнаты.

– Мы должны выбраться из здания, – сказала Сондра. – Мы должны уйти!

– Нет, пока ты не расскажешь мне, что, блядь, происходит.

– Но нас убьют!

– Я не против. Прекрасное завершение прекрасного гребаного дня.

Ползя по грязному бетонному полу, мы избегали битого стекла и ржавых винтов. В машинном цехе царил беспорядок, даже хуже, чем на складе. Повсюду валялись кучи хлама и мусора. Было мутно, но не темно. Сквозь разбитые окна и дыры в крыше проникало достаточно дневного света, так что мы могли неплохо видеть. На потолке виднелись следы повреждения водой, а пол покрывали лужи жидкой маслянистой воды. Масляные пятна блестели на поверхности луж, как радуга. Черная плесень прилипла к стенам и трубам.

Мы добрались до центра комнаты. Позади нас раздался звон бьющегося стекла – выбило еще одно окно. Я осмотрел комнату и увидел серую дверь в задней части здания. Над ней висела засаленная разбитая табличка, сообщавшая нам, что за этой дверью необходимо постоянно носить защитные очки и средства защиты органов слуха. Я хихикнул над предупреждением. Слишком поздно. Мой слух уже мог испортиться, а защитные очки не защитят от Уайти. Звук моего смеха напугал меня. Судя по выражению лица Сондры, она тоже испугалась. Она больше не плакала. Вместо этого она выглядела испуганной.

– Пойдем, – я поднялся на ноги, потянув ее за собой. – Вон там дверь.

– Ты можешь идти?

– Я не знаю. Давай выясним это вместе.

Третья пуля пробила стену, рикошетом разлетевшись по цеху. Крича, мы оба пригнулись и ждали, пока пуля пролетит мимо.

– Да, – сказал я, когда берег был чист. – Думаю, я справлюсь.

Дверная ручка была жирной и скользкой, но она повернулась в моих руках и отперлась. Я поспешил за Сондрой в дверной проем.

– Не толкайся, Ларри. Ты делаешь мне больно.

– Тогда мы квиты. Ты тоже делаешь мне больно.

Я закрыл за нами дверь и огляделся. Мы находились в другой пустой комнате, более темной, чем первая. Здесь было всего несколько окон, и все они были заколочены толстыми листами фанеры или закрашены черной краской. Единственным источником освещения был единственный грязный световой люк. Вдоль одной стены выстроился ряд инструментальных скамеек и рабочих мест. В полу в разных местах были вбиты кронштейны, указывающие на места, где когда-то стояли станки – прессы для штамповки, сверла, тиски и неизвестно что еще. Один участок пола покрывали опилки – следы древнего разлива масла. Маленькие кучки мышиного дерьма и свисающие паутины заполняли углы. Мы все еще могли слышать хаос снаружи, но с закрытой дверью он был приглушен. В конце комнаты был темный, узкий коридор и лестница, ведущая в подвал.

Голова снова запульсировала, и боль снова охватила мои суставы и мышцы. Дыра, в которой находился мой зуб, начала затягиваться, но во рту был соленый вкус и ощущение, что он покрыт слизью. Прислонившись к двери, я сполз на колени. Сондра присела рядом со мной. Она потянулась к моей щеке, но я отстранил ее. Ее лицо снова опечалилось.

– Ты злишься.

– Да, черт возьми, сержусь.

– Но я говорю тебе правду. Уайти вредит моему ребенку. Что я должна делать? Позволить ему есть ствол?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, Сондра. Что это за ствол?

– Они нужны ему от ребенка.

– Что нужно?

– Стволы. Ну, знаешь, как твоему президенту Бушу?

Я вздохнул в разочаровании.

– В твоих словах меньше смысла, чем раньше. Какое отношение к этому имеет этот идиот?

– Ваш президент сказал им "ньет". Он подписал закон, который запрещает использовать стволы для улучшения состояния людей, когда они больны.

– Законопроект, который... стволовые клетки? Ты имеешь в виду стволовые клетки?

– Да! – oна хлопнула в ладоши. – Ство-ло-вы-е клетки. Это то, что я тебе говорю. Они нужны Уайти. Вот почему он хочет убить ребенка. Чтобы съесть.

– Он... Уайти хочет съесть твоего ребенка?

– Не всего ребенка. Только стволовые клетки. Он съест их, и его тело использует их, чтобы восстановить себя. Вот как он может продолжать жить, когда его ранят. То же самое было с Распутиным. Он может выдержать много ран. Много повреждений. Но для поддержания жизни, после этого ему нужны были стволовые клетки. Вот как Распутин оставался жив так долго. Когда его наконец бросили в реку, он утонул. Но, возможно, он утонул только потому, что у него не было стволовых клеток для питания.

Я сжал челюсти, испытывая отвращение к ее словам. Мои ногти впились в ладони, пуская кровь. Это была незначительная боль по сравнению с остальным.

– Откуда ты все это знаешь? Уайти рассказал тебе?

– Не все. Кое-что – старые слухи в моей стране. Кое-что рассказал Уайти.

– Разве они не могут найти другой источник? Обязательно ли это должно быть от их собственных...

Мой голос прервался. Я не смог закончить предложение.

Сондра пожала плечами.

– Я не знаю. Некоторые говорят, что стволовые клетки могут быть от кого угодно, но Уайти, кажется, был уверен, что они должны быть от его ребенка.

– Господи Иисусе, – я провел рукой по волосам и вздохнул. – Итак, позволь мне прояснить ситуацию. Мы говорим о каннибализме. О настоящем дерьме в стиле Джеффери Дамера. Уайти – потомок какого-то мутанта, урода гребаной эволюции, которому нужно есть стволовые клетки прямо из младенцев, чтобы регенерировать после смертельного ранения? И, очевидно, это не может быть просто ребенок. О, нет. Это должна быть их собственная плоть и кровь. Так ли это? Я что-то упускаю? Ты уверена, что нет чего-то еще, что ты упускаешь? Кровавое жертвоприношение, или глаз тритона, или палец летучей мыши? Какая-то херня вроде этого? Может быть, после того, как он закончит есть младенцев, Уайти нужно завершить ужин кровью юной девственницы?

– Видишь? Ты снова злишься на меня.

– Ты чертовски права, я злюсь на тебя, Сондра. Послушай, что ты говоришь. Уайти хочет съесть твоего ребенка!

– Вот почему я не рассказала тебе все раньше.

– И посмотри, что из-за этого произошло. Посмотри, в каком прекрасном гребаном дерьме мы оказались.

Нахмурившись, Сондра вскочила на ноги.

– Я ухожу.

– Уходишь? – фыркнул я. – Куда ты собираешься идти? Ты что, планируешь выйти на перестрелку? Позволишь копам схватить тебя или позволишь Уайти наложить на тебя руки? Ты никуда не пойдешь. Ты и ребенок будете мертвы, как только выйдете на улицу.

Она отвернулась от меня, задрав нос, и направилась в коридор. Я потянулся за ней, но голова все еще слегка кружилась, и я промахнулся. Застонав, я поднялся на ноги и, спотыкаясь, последовал за ней. Комната закружилась. Сондра оглянулась на меня.

– Что ты делаешь?

– Мы еще не закончили, Сондра. Отнюдь.

Снова повернувшись ко мне спиной, она пошла дальше по коридору.

– Ты не уйдешь, – пробормотал я.

– Да, – сказала она, не оборачиваясь. – Я ухожу.

– А как насчет денег, которые ты украла? Мы будем говорить об этом? Хочешь сказать мне, где ты их спрятала? Или ты еще хочешь врать мне?

Она остановилась, но не повернулась.

– О, да, – прошептал я. – Давай, лги, Сондра. Я заметил, что ты не ответила раньше. Ты уклонилась от вопроса. Ну, знаешь что? Уайти рассказал мне все о деньгах. И знаешь, что на самом деле хреново? По крайней мере, он был честен со мной об этом, даже когда пытался убить меня. Не могу сказать того же о тебе.

– Твои слова. То, что ты говоришь. Они очень жестоки. Я была неправа.

Я сделал неуверенный шаг к ней.

– В чем?

– О тебе, Ларри. Ты – плохой человек, такой же, как и другие. Может быть, даже хуже.

– Да, – усмехнулся я. – Верно. Я такой же плохой, как и все остальные мужчины в твоей жизни. Продай это дерьмо кому-нибудь другому. Я не похож ни на твоего отца, ни на людей с того корабля, ни на этих ублюдков из мафии. Я не бил тебя, не насиловал и не заставлял делать то, чего ты не хотела. Все, что я пытался сделать, это помочь тебе. И за это меня обосрали и оболгали. Почему?

Я осознавал умоляющий, ноющий тон в своем голосе и тот факт, что я начинаю повторяться, но ничего не мог с собой поделать. Я ненавидел свой голос, но не мог остановиться. Как будто мой рот решил, что ему не нравится то, что делает остальная часть меня, и решил взять это на себя.

Сондра на мгновение замолчала. Ее плечи были опущены, и она тяжело дышала. Я не мог понять, плачет она, вздыхает или просто запыхалась. Она по-прежнему не поворачивалась, не смотрела мне в глаза. Когда она заговорила, это был едва слышный шепот, и мне пришлось напрячься, чтобы расслышать ее.

– Я не знаю ни о каких деньгах. Если Уайти говорит тебе, что я взяла его деньги, значит, Уайти лжет. Если бы у меня были деньги, я бы тебе сказала.

Я уставился на нее, не говоря ни слова. Волна головокружения снова прошла, и я почувствовал, что ко мне возвращаются силы. Я сделал еще один шаг к ней. Когда я не упал, я сделал еще один. Когда звон в ушах утих, до меня дошло, что выстрелы прекратились. Снаружи было тихо. Ни взрывов, ни вертолетов, ни криков людей. Но в воздухе все еще пахло дымом. Более того, дым становился все гуще.

– Мы закончим это позже.

– Ты мне не веришь?

– Сейчас это не имеет значения. Давай пройдем в подсобку и посмотрим, не сможем ли мы найти другой способ выбраться отсюда – или хотя бы место, где можно спрятаться.

– Почему?

– Слушай. Ты слышишь это?

Сондра наклонила голову.

– Нет, я ничего не слышу.

– Именно. Я думаю, что Уайти победил, а это значит, что следующим он придет за нами.

– Ты... в порядке, чтобы сражаться с ним?

– Сондра, мое тело чувствует себя так, будто я провел двенадцать раундов с Майком Тайсоном.

– С кем?

– Майком Тайсоном. Настоящий плохой мотогонщик. Чемпион мира по боксу.

– Он владеет мотоциклом? Он может помочь нам сбежать?

– Неважно. Это не важно. Важно то, что мы прекращаем болтать и убираемся отсюда прямо сейчас.

Я изучал дверь, через которую мы вошли, ту, что вела в переднюю часть машинного цеха. Ее можно было закрыть только на ключ, так что в этом плане нам не повезло. Быстрый обыск комнаты не выявил никакого достаточно тяжелого или большого хлама, чтобы заблокировать дверь. Хуже того, поскольку станки и оборудование исчезли, спрятаться было негде, а скамейки с инструментами были пусты – ничего, что мы могли бы использовать для самозащиты.

– Черт, – сказал я. – Пойдем.

Не думая об этом, я взял ее за руку и повел в темный коридор. Она сжала мои пальцы. Я сжал в ответ.

– Мне жаль, – сказал я. – За то, что было раньше. Я не должен был говорить всего этого. Я чувствую себя настоящим засранцем.

– Все в порядке, Ларри. Мы оба... как ты говоришь? У нас плохой день?

Я хихикнул.

– Да, думаю, ты можешь сказать это еще раз.

– У нас плохой день?

На этот раз я рассмеялся.

– Ты – нечто, Сондра Белова!

– Как и ты, Ларри Гибсон. И я тоже ошибалась.

– В чем?

– Когда я сказала, что ты похож на других мужчин, я ошиблась. Ты не такой, как они. Если они говорят гадости, они не извиняются. А ты извиняешься. Ты говоришь, что тебе жаль.

– Ну, я сожалею. И я действительно извиняюсь. Я не должен был говорить все это.

– Как только мы выберемся отсюда, ты купишь мне большой ужин, и мы загладим свою вину друг перед другом после в спальне. Звучит неплохо?

– Звучит хорошо? Звучит отлично. Особенно про спальню.

Улыбаясь, Сондра снова сжала мою руку. Внезапно я словно влюбился в нее заново. Даже после всего, что произошло, ее улыбка – эта идеальная, прекрасная улыбка – имела надо мной полную власть.

И это было все, что требовалось, чтобы затянуть меня обратно.

Я больше не чувствовал боли. Я больше не чувствовал себя преданным.

Вместо этого я почувствовал надежду.

Женщины могут сделать это с вами – заставить вас чувствовать то, что вы не должны чувствовать.

19

Рука об руку, бок о бок, мы прокрались в коридор и позволили темноте окутать нас. В коридоре не было ничего интересного. Насколько я мог судить, он находился в таком же запущенном состоянии, как и остальная часть машинного цеха. Коричневая плитка пола с ямами деформировалась и отслаивалась по углам, обнажая под собой грязную, засохшую замазку. Стены из шлакоблока потрескались и покрылись плесенью. Когда наши глаза привыкли к мраку, мы смогли увидеть, что коридор не так уж и далеко. В левой части коридора стояли старые часы, а также пустой стеллаж, где когда-то хранились табели учета рабочего времени. Стрелки часов навсегда остановились на трех часах пополудни. Время увольнения.

В правой части коридора было три двери. Две из них вели в мужской и женский туалеты. Мы сначала исследовали их. В обоих туалетах не было мебели. Из стен и пола торчали трубы из ПВХ. Медные трубы были давно разворованы. Стены были покрыты выцветшими граффити. Большинство из них выглядели так, будто были написаны десять лет назад, ссылались на политиков и поп-культуру, которые уже не были актуальны. Грубые лозунги напомнили мне мужской туалет в "Одессе", как раз перед тем, как мы нашли Сондру, спрятавшуюся под моим "Джипом". Уже казалось, что это было миллион лет назад. Я вдруг почувствовал себя старым и усталым. Не утомленным. Не измотанным. Чертовски усталым.

Дым был уже осязаем. Я все еще не знал, что горит, но не думал, что это здание. Воздух имел привкус сажи. Я задавался вопросом, сколько еще мы сможем им дышать. Мои глаза и нос начало жечь.

– Пойдем, – сказал я. – Здесь не повезло.

Третья дверь открылась в комнату отдыха. Там было несколько круглых столов и несколько стульев, ни один из которых не выглядел безопасным для сидения. У стены стояли три пыльных торговых автомата: один для газировки и два для конфет и нездоровой пищи. Все они были пусты, но в остальном выглядели в приличном состоянии. Я задумался, почему компания по производству торговых автоматов просто оставила их здесь, и решил, что, возможно, это не так. Возможно, они принадлежали механическому цеху. На стене висела старая доска объявлений, шатко державшаяся на одной оставшейся петле. В некоторых местах доска была порезана и порвана. На ней все еще висели пожелтевшие бюллетени – инструкции по охране труда и здоровья, правила техники безопасности, политика равных возможностей при приеме на работу и сексуальных домогательств. Все это были вещи, которые больше не имели значения для мужчин и женщин, когда-то работавших здесь. Если повезет, то после закрытия цеха эти сотрудники перешли на другую работу, и у них были новые процедуры OSHA и правила безопасности, которым они должны были следовать. Альтернатива была столь же удручающей, как и наше мрачное окружение. Безработица в Америке начала XXI века – живая смерть в мире, где даже работа в телемаркетинге ушла за границу, а единственная работа, которую можно было найти, – это временная. Нет места ни гордости, ни достоинству, ни честному труду за честную зарплату. Фондовый рынок рос в прямой зависимости от вашего падения. Лучше было умереть.

Но я еще не был готов умереть. У меня все еще была работа, надеюсь. В данный момент это было единственное, что меня еще поддерживало. Это и Вебстер, если его не забрали после перестрелки служба контроля за животными или хозяин дома. Я вдруг очень соскучился по своему коту и задумался, что он сейчас делает. Прятался ли он в квартире, наблюдая за криминалистами и гадая, когда я вернусь домой? Не шипит ли Вебстер на них в раздражении, требуя, чтобы злоумышленники хотя бы покормили его перед уходом?

Мой вздох был тяжелым. Как и мое сердце.

– Что случилось? – спросила Сондра.

– Ничего, – ответил я. – Просто задумался.

Ни в туалете, ни в комнате отдыха не было окон, и дверей на выход тоже не было. Выхода не было, разве что через подвал. Я подумал, что шансы на то, что оттуда тоже нет выхода – велики. Мы оказались в ловушке.

– Я не знаю, – пробормотал я. – Я не знаю, что делать.

Сондра внезапно схватила меня за руку. Ее длинные ногти впились в мою кожу.

– Ай! – вскрикнула я. – За что, черт возьми?

– Послушай, – прошептала она. – Мне кажется, я что-то слышу. Шаги?

Я задержал дыхание и прислушался. В ушах уже больше не звенело, но звука не было. Если бы полицейские ворвались в здание, мы бы знали, что они там. Тишина означала, что мы столкнулись с альтернативой.

Уайти приближался.

Быстро сообразив, я взял Сондру за руку и повел ее за автомат с газировкой. Он торчал из стены, оставляя узкую щель, достаточно широкую, чтобы мы оба могли протиснуться в нее. Груди Сондры и мой живот упирались в заднюю стенку автомата. Было тесновато, но мы справились. Пространство между ней и стеной было заполнено грязью и паутиной. Я задержал дыхание, стараясь не чихнуть, когда пыль защекотала мне нос. Кабель питания автомата с газировкой был перерезан, обнажив оголенные провода. Я надеялся, что они не под напряжением. Было бы очень неприятно получить удар током до того, как Уайти сможет убить нас сам.

В машинном цехе дверь в подсобное помещение с грохотом распахнулась. Мы услышали, как она ударилась о стену. Сондра вскочила. Я потянулся вниз и снова сжал ее руку, убедившись, что она молчит. Я ждал, что кто-нибудь крикнет: "Полиция!", и прислушивался к звукам радиопомех, но вместо этого были только шаги. Знакомые шаги. Спокойные, медленные, уверенные шаги. Звук хороших парадных туфель по бетону. Звук, который наполнил меня ужасом и смирением. Звук смерти.

Мы стояли неподвижно, едва дыша, и слушали, как шаги приближаются. Уайти обыскал заднюю комнату, а затем вышел в коридор. Его шаги на мгновение замерли. Я представил, как он стоит там, смотрит в темноту и ухмыляется. Мог ли он почувствовать наш запах? Чувствовал запах крови на нашей одежде? Чувствовал наш страх? Я вспомнил, что он сказал Сондре, когда мы прятались с Юлом на складе, – что он может сказать, где она прячется, что он чувствует ее ребенка. Тогда я посчитал это чушью. Подумал, что это была попытка вывести нас из себя, заставить раскрыть наше местоположение. Но теперь, зная то, что я знаю, я не был так уверен.

Я никогда не верил в сверхъестественное. Во всяком случае, не до конца. Пенсильванская голландская магия и народное целительство Аппалачей – это одно. Демоны, монстры и экстрасенсорные способности были чем-то совсем другим. Пау-Вау, если судить по сути, было ничем иным, как травами и альтернативной медициной, в сочетании с небольшим количеством старой доброй религии. Некоторые из ингредиентов среднестатистического заклинания Пау-Вау можно было найти в местном бутике здорового питания или в отделе органических продуктов в продуктовом магазине. Монстры и вещи, которые происходят в ночи – они не были так легко объяснимы или доступны. Они не имели корней в реальности. Я не сталкивалась с ними ежедневно, следовательно, они не существовали. Но, несмотря на мои чувства и неверие, среди нас ходил монстр. Труп, подпитываемый ненавистью, одержимостью или чем-то еще, который не остановится, пока мы не умрем. Я видел доказательство своими глазами. Называйте его "зомби", называйте его "одержимым", называйте его как угодно, но факт оставался фактом: Уайти Путин все еще преследовал нас, когда по всем законам медицины, науки и простой гребаной логики он должен был лежать мертвым.

Если Уайти обладал сверхчеловеческой способностью делать такие вещи – оставаться в живых с оторванной половиной головы, убивать полицейских, когда они накачивали его свинцом, пережить потерю крови, увечья и повреждение крупных органов – почему он не мог почувствовать ребенка? Почему он не мог отследить нас через семя, которое он посеял в животе Сондры? Это имело смысл. Предположительно, ему нужны были эти стволовые клетки. Возможно, они звали его, тянули к себе так же, как Сондра тянула меня все те долгие, одинокие ночи, когда я наблюдал за ней на сцене.

Шаги медленно спускались по коридору. Дверь мужского туалета со скрипом открылась. Мы услышали, как она раскачивается взад-вперед на ржавых петлях. Шаги отдавались эхом, когда Уайти обыскивал ванную. Затем он снова вышел в коридор и проделал то же самое с женским туалетом. Закончив обыск, он снова вышел в коридор. Шаги остановились у двери комнаты отдыха.

Страх – удивительная вещь. Он пронизывал меня насквозь, но вся моя боль ушла. Я чувствовал себя абсолютно живым – хотя бы потому, что смерть была так близко.

– У меня есть пистолет, – сказал Уайти. – Я взял его у одного из полицейских снаружи. Я не думаю, что он будет возражать, так как он сейчас в огне. Вообще-то, я уверен, что от него уже остался только пепел. Как там говорится в американской поговорке? Прах к праху, пыль к пыли? Вполне уместно, вы не находите?

Я задрожал. Пот на моих руках и голове казался ледяным. Рядом со мной дрожала Сондра. Она отпустила мои пальцы и положила руки на живот.

– В любом случае, – продолжал Уайти, – пистолет ему больше не понадобится. Это очень хорошее оружие. Очень мощное. Конечно, мне оно мало что даст, но на вас двоих, я думаю, результаты будут весьма впечатляющими.

Он шагнул в комнату отдыха. Я заглянул в пространство между автоматами. Я не мог видеть его всего, но то, что я видел, было не очень красивым. Его окровавленная одежда была сожжена и изорвана. На его туловище, конечностях и лице отсутствовали целые куски плоти. Кончик носа отсутствовал, а один из пальцев был отрублен. Оба пальца, вероятно, лежали где-нибудь на парковке, ожидая, пока какая-нибудь птица прилетит и отщипнет их. Один из его глаз был красным. Дыра в животе Уайти представляла собой жуткий калейдоскоп цветов – фиолетовый, белый, черный и еще больше красного. Много-много красного.

Уайти сжимал в правой руке полицейский револьвер, бесцельно постукивая им по бедру. Он остановился возле одного из столов и выдвинул шаткий стул. Ножки скрипнули по плитке, и стул заскрипел, когда он сел на него. Он перекинул одну ногу через другую и направил пистолет на торговые автоматы. Я подумал, видит ли он наши ноги, но потом решил, что это не имеет значения. Не было сомнений, что он точно знал, где мы прячемся, или, по крайней мере, находился в непосредственной близости, как и раньше.

Я снова услышал отдаленный вой сирен. Очередная волна полицейских и спасателей, вероятно, спускалась к нашему месту. На этот раз они не будут рисковать. Они будут бить по этому зданию всем, что у них есть. Проблема была в том, что мы с Сондрой, скорее всего, будем мертвы еще до этого.

Конечно, судя по количеству дыма, который начал проникать в комнату отдыха, мы все сначала сгорим до смерти.

– Итак, – сказал Уайти, – я видел, что это оружие делает с плотью. Интересно, что оно может сделать с этими автоматами?

Он направил пистолет на первый торговый автомат и нажал на курок. Крик Сондры затерялся в грохоте выстрела. Пуля вонзилась в торговый автомат, раскачивая его вперед-назад, а затем пробила заднюю стену и впилась в стену в нескольких футах от того места, где мы стояли. Торговый автомат покачнулся еще несколько раз, а затем остался неподвижным.

Они не прикручены к полу, – подумал я. – Эти чертовы штуки стоят здесь свободно!

И тогда я придумал план. Это был не очень хороший план. На самом деле, он, скорее всего, не сработает. Но это было, конечно, лучше, чем альтернатива.

– Хммм... – Уайти встал и подошел к нам. – Это было интересно, не так ли? Судя по звуку – и крику Сондры – пуля, должно быть, полностью прошла сквозь автомат. Удивительно, правда. Интересно, каков был бы эффект при выстреле в упор?

Он приставил ствол пистолета к стеклу второго автомата. Затем он снова нажал на курок. Результат был таким же, как и в первом случае, но повреждения этого автомата были гораздо серьезнее. Аппарат раскачивался взад и вперед, как и предыдущий. На этот раз мы с Сондрой закричали. Сондра начала умолять его по-русски, предположительно умоляя сохранить нам жизнь. Вместо того чтобы ответить ей, Уайти только рассмеялся.

– У меня осталось много патронов.

Теперь Уайти стоял прямо перед нашим автоматом с газировкой. Он приставил к нему пистолет. Его дыхание было тяжелым и неровным. Я задавался вопросом, сколько осталось в его легких.

Сондра снова закричала на своем родном языке. Уайти проигнорировал ее.

– Мы видели, что одна пуля делает с этими аппаратами. Интересно, что будет, если я использую все свои пули? Готовы ли вы узнать?

– Пожалуйста! – Сондра перешла на английский. – Пожалуйста, Уайти, не убивай нас. Мы можем все уладить. Я знаю кое-что. Я могу сказать тебе. Валентин и Алимжан крадут у тебя деньги. Черя и Людвиг торгуют наркотиками на стороне и не дают тебе долю. Покупают их у черных на Куин-стрит. Ты не видишь от этого никаких денег.

– Ты гораздо лучше умеешь сосать член, чем попрошайничать, шлюха. Я полностью осведомлен обо всем, что происходит в моей организации. С Валентином и Алимжаном уже разобрались. У Чери и Людвига дома дети. Если им нужны дополнительные деньги, почему меня должно волновать, если они возьмут вторую работу? Если это не влияет на меня, то я только "за".

– Но ты убивал других за это...

– И, возможно, я убью Черю и Людвига. Возможно, я прострелю им головы и прикажу избавиться от их трупов в Лощине ЛеХорна или в каком-нибудь другом подходящем месте. Но это не твоя забота, Сондра. Тебя должен волновать тот факт, что я собираюсь убить тебя первой.

– Мы можем что-нибудь придумать, – повторила Сондра. – Пожалуйста. Я скажу тебе все, что ты хочешь знать. Здание горит, Уайти. Ты сгоришь вместе с нами.

– Дым – от горящих полицейских машин снаружи, и ничего нельзя придумать. Я убью вас обоих, а потом разрежу твой живот куском острого металла из этой самой машины. Я вырежу нашего ребенка и разорву его зубами.

Я вздрогнул, скрежеща зубами и снова открывая рану во рту. От вкуса крови у меня заболел живот.

– Ах, – вздохнул Уайти. – В мире нет ничего подобного. Вонзать зубы в мягкую плоть, глотать то, что тебе нужно, чувствовать, как оно работает внутри тебя, как сила, которую оно приносит, течет по твоим венам. Жаль, что вы не один из нас, мистер Гибсон. Вы хорошо сражались сегодня. Ваша доблесть достойна похвалы.

– Один из вас? – я больше не видел смысла молчать. – Ты имеешь в виду одного из Кванов?

– Кванов? – Уайти звучал удивленно.

– Да, точно, ублюдок. Сондра рассказала мне все об этом. Она сказала, что ты – один из них. Что вы, ребята, тайно контролируете мир.

Поскольку он стоял прямо перед автоматом с газировкой, я не мог видеть Уайти. Я видел только его руку. Но по тому, как она дрожала, я догадался, что он молча смеется надо мной.

– Ты думаешь, что я один из Кванов? О, мистер Гибсон, вы, по меньшей мере, забавны. Если бы я не знал лучше, я бы воспринял ваше заблуждение как оскорбление. Ранее я сказал, что вы умны. Я ошибся. Ты ничего не знаешь. Кваны – кучка немощных стариков, играющих в магию и цепляющихся за сказки. Притворщики. Они не обладают никакой силой. Никакой реальной силой, во всяком случае.

Он постучал пистолетом по автомату.

– Вот откуда исходит настоящая сила, мистер Гибсон – из ствола пистолета. В этом смысле, возможно, я действительно похож на Кванов. Они сеют ненависть и недовольство, потому что во времена потрясений и хаоса они больше учатся, ведь именно тогда человечество наиболее творчески. Кваны хотят приблизить конец времени, чтобы увидеть, что будет дальше.

– А как насчёт тебя?

– Человечество желает мира и порядка, но настоящая власть приходит только через революцию. Насилие и страх – вот ее инструменты. Во мне есть и то, и другое. Я владею и тем, и другим, и поэтому я обладаю силой, против которой не устоит ни один человек. Так что да, в этом смысле я похож на Кванов. Но у них нет власти над моим видом.