Текст книги "Кровь фоморов"

Автор книги: Бранвена Ллирска

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Этта продолжала стоять в дверях, похоже, изо всех сил стараясь не смотреть туда, где все еще оставалось обреченное существо, по чьей-то недоброй воле, позаимствовавшее облик ее ребенка. Эльфийский король быстро обернулся в ее сторону:

– Я вернусь за тобой часа через четыре, – он ухмыльнулся своей коронной плутоватой усмешкой: – Готовься, детка!

Кровь на улицах Чикаго

– Ваша экипировка, мадам!

Киэнн небрежно выложил перед ней три тюбика смертельно-белой тоналки, весьма гармонирующую с ними пудру – ни дать ни взять известь для побелки – вампирски-черные тени, кричаще-бардовую помаду, тушь для ресниц, цветоменяющие контактные линзы...

– Где ты все это достал?

– Украл.

– Серьезно?

Этта предостерегающе качнула головой. Полуэльф равнодушно пожал плечами:

– Все фейри это делают.

Дальше пошло хуже: из неведомо где прихваченной спортивной сумки, были извлечены черные кружевные трусики на шнуровке, атласный корсет с лентами, латексный пояс с чулками, черные шелковые перчатки, довольно вульгарное готическое платьице с высокой стойкой и черные лакированные ботфорты на тонком каблуке с ремнями и заклепками.

– А где хлыст? – поперхнулась Эйтлинн.

– Забыл прихватить.

– Киэнн, ты в другие магазины вообще не ходишь?

– Слушай, давай ты не будешь перебирать харчами!

Этта еще раз озадаченно осмотрела свой инвентарь:

– Мне под фанатку Kiss гримироваться?

Подменыш состроил ей «глазки»:

– Ну, сперва была мысль одеть тебя под гейшу, но я подумал, что ты не вживешься в роль.

Этта обреченно вздохнула и принялась за работу. Киэнн какое-то время нервно наблюдал за тем, как она пачкает корни волос и неровными разводами наносит тональник на шею. Затем старый развратник психанул и принялся создавать мэйк-ап своей подопечной собственными руками. Когда последний штрих бледного готического образа был наконец нанесен, Этта с удивлением взглянула на женщину, взиравшую на нее из страны Зазеркалья.

– И что ты еще умеешь?

Полуэльф только хмыкнул в ответ. Затянул у нее на груди корсет...

– Чаще приходилось развязывать, но вычислить обратную последовательность не так уж и трудно, – продолжая самодовольно ухмыляться, комментировал он.

...и помог справиться с поясом. Глупая высокая стойка платья давила на шею, высокий каблук заставлял чувствовать себя циркачом-гимнастом на ходулях, да и вся эта груда одежды, от которой она успела изрядно отвыкнуть, казалась ненужной обузой. Этта пару раз прошлась туда-обратно по комнате (милосердный Ойстэ переправил человеческого детеныша в свою лабораторию, тяжелый запах смерти развеялся и теперь здесь дышалось чуть полегче) и перевела вопросительный взгляд на Киэнна. Тот придирчиво осмотрел черный резной силуэт партнерши и раздраженно чертыхнулся:

– Я кретин! Забыл про бижутерию. – Какая ж ты готка без анкха на шее и перстня с черепом на пальце! Ну да исправим этот недочет уже по ту сторону.

Он неожиданно пронзил ее строгим взглядом:

– И не вздумай там с кем-нибудь развратничать! Если не убеждена, что он пьян в доску или под кайфом от чего-нибудь сильнодействующего.

– Учту, папочка.

Королевская чета покинула сидх и направилась вверх по течению. Хрустальные бока призрачной ладьи мрачновато сверкали в предрассветной дымке, холодное молоко лунного света тягучими каплями стекало по ее резным крыльям. Серебристая тропа зачарованно-дремлющей реки знакомо бежала под темно-малахитовыми сводами ночного леса. Вот костлявая драконья лапа раскидистого дуба оперлась пальцами-корнями о каменистый обрывистый берег. Вот рябиновый куст, рыжехвостой лисицей, спустился к водопою. Вот ветхий камышовый шалаш козлоногого соседа-уриска, испуганной дневной птицей, прижался к пенной щеке водопада...

Маг правит насквозь – и серебристые струи покорно расступаются, срывая маску преграды с влажного лика скалы. Поток замедляется и торопливо темнеет, точно опрокинутая бочка черничного сока. Небо окутывает странников липким белым пухом, меланхоличные белесые тени болезненно тянут к ним свои изможденные руки под черной луной.

Этта бросила осторожный косой взгляд на Киэнна: золотое пламя его кудрей угасло и темной грозовой тучей стекало на спину. Не исключено, что ее монохромный готический образ пришел ему в голову именно здесь, в междумирье.

Существовало, по меньшей мере, несколько путей в Сенмаг из Маг Мэлла, равно как и оттуда сюда, все они вели через черную зону межмирья и занимали от двух до пяти часов. Похоже, что древняя дорога к индейскому озеру Мичиган была одной из самых наезженных и коротких. Знала Этта и о возможностях «срезать» дорогу, однако, судя по всему, ими пользовались только в самых экстренных случаях либо же когда сохранность доставляемого субъекта не играла значительной роли. Именно таким способом когда-то в распахнутую пасть Кэр Анноэт одновременно вбросили ее и Киэнна. По счастливой случайности, оба выжили. Однако теперь черно-белый эскиз безумного художника миролюбиво влек их обесцвеченное суденышко к порогам основательно забытого мира, который она когда-то искренне считала своей родиной...

Киэнн хмурился – он не любил эти путешествия. В первый раз его вели через черную дыру междумирья тринадцать лет назад, когда юная Аинэке скоропалительно заявила свои права на наследование. Вели под охраной и связанным – хотя куда он мог бежать? Его ожидал один год жизни в Сенмаге – мире, из которого он был когда-то извлечен в младенческом возрасте и в котором за всю свою недолгую жизнь так и не удосужился ни разу побывать – а затем неизбежная смерть. И черная сквозная рана луны в простреленном небосводе казалась ему по меньшей мере дурным предзнаменованием...

Впрочем, вымолить даже эту милость оказалось непросто. Ненаглядное чадо ненавидело его со всем жаром истинной Дэ Данаан, и он, по правде говоря, испытывал к ней ответные чувства. Ей было четырнадцать, и она спешила избавиться от зажившегося на белом свете отца прежде, чем минует возраст неприкосновенности. Она всерьез полагала, что он может разделаться с ней? – И почему он никогда не следил за тем, чему ее учили?.. Хотя, бесспорно, поводов страстно желать видеть наследницу размазанной по белоснежному дворцовому мрамору полов она давала ему предостаточно. Однако он каждый раз сдерживал себя и неизменно вымещал злость на ком-либо, вроде подвернувшегося под горячую руку Нёлди. И все же никс простил ему жестокую и незаслуженную расправу. А вот дочь ничего не простила...

Она имела полное право отказать ему в последней просьбе. И намеревалась им воспользоваться. Он выторговал желанную отсрочку лишь наотрез отказавшись обучить ее искусству владения Плетью до тех пор, пока она не даст ему слово. Это было рискованно, она могла разобраться сама – но это сработало. Она сдержала слово. А он не сдержал...

Лжец. – Тогда ему казалось, что он поступает по справедливости: восемь из двенадцати месяцев свободы, дарованной ему по законам его страны, он провел за решеткой по закону страны иной. Но не стал ли он сам причиной безумия дочери, преступив одно из непреложных правил Маг Мэлла? Он должен был умереть – и по сей день жив. Уж не за это ли с него продолжают брать кровавую и непомерную плату?..

Подменыш тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли. Беспечно улыбнулся насторожившейся Этт – лжец, лжец, лжец! – и свернул направо у неизменной развилки. Впрочем, что в этой странной субстанции полумира когда-либо менялось? – Разве что ты сам да твои спутники на борту.

Во второй раз его спутником был не кто иной, как мистер Рыжая Морда – его бесстыдный и безжалостный наставник, умудрявшийся взирать на низложенного короля сверху вниз, несмотря на то, что ростом едва доходил ему до пояса. И то путешествие было долгим, поскольку Ойстэ ни разу не волновало, чем оно завершится: время его оставалось бесконечным, а судорожные метания испуганного ученика лишь забавляли.

– Кажется, я знаю, что первым делом сделаю, когда мы все же прибудем в мир смертных: распечатаю и расклею на каждом столбе твой портрет с подписью: «В зоопарки не пускать!» Дай тебе возможность дергать тигра за усы – и ты не остановишься, пока не выщипешь их под чистую!

Пикси лишь самодовольно ухмыльнулся:

– Давай вперед, кошка паленая!

Развилку он в тот раз, понятное дело, пропустил. А за ней был долгий путь в никуда и падение с пятисотметрового водопада в финале. Именно тогда он пережил первую в жизни удачную трансформацию...

Последний всплеск черничного моря, точно затихающий крик подстреленной птицы – и черно-белый негатив обретает цвета и запахи реальности. Крепкий сгусток стандартных портовых ароматов, приправленных горечью дыма, кисловатым привкусом пота с примесью всех прочих человеческих выделений, да пряной ноткой ванили, струящейся из приоткрытых дверей утренних пекарен, яростно ударил в отвыкшие ноздри. Этта закашлялась, глаза слезились. Полуэльф сочувственно взглянул на нее:

– Только не плачь – грим потечет.

Проморгала, зажмурилась от переменившегося освещения. Сероватые костяшки домино – железобетонные коробки небоскребов – с черным нагромождением горделивого Сирс-Тауэр во главе, чопорно выстроились вдоль прибрежной линии, разноцветные поплавки прогулочных яхт старательно блюли порядок и иерархию. Эльфийский челн спрятал лебединую шею под крыло и притворился небольшим парусным катамараном, патриотично раскрашенным четырьмя алыми звездами Чикаго на бело-голубом полотне. Дэ Данаан внаглую пришвартовался прямиком у Нэви Пир и развоплотил яхту прежде, чем кто-либо успел заметить новоприбывших.

– Лихо! – причмокнула языком фоморка. – То есть за парковку мы, если что, тоже не платим?

Подменыш покачал головой, виновато озираясь:

– Вытворять такие фокусы на глазах у смертных вообще-то запрещено.

Этта огорченно перевела взгляд на гряду предвещавших дождь облаков, тянувшуюся с запада:

– Значит, на магию можно не рассчитывать?

Киэнн быстро проследил за ее взглядом, самодовольно хмыкнул, и серая отара туч испуганно попятилась:

– Можно все, что не бросается в глаза. Идем?

Стальные каблучки Эйтлинн гулко цокнули по мостовой острова развлечений, безмятежно дремлющего на голубой ладони озера. Задумчивый Фэррис Вил тихо покачивал земляничными кабинками, изогнувшаяся желтым червем большая буква «М» призывно ждала любителей вкусной и нездоровой пищи в красно-белой упаковке.

– Ты говорил, что можешь заблокировать выход из Сенмага...

– А он уже заблокирован, – спокойно уведомил ее полуэльф. – И пока я здесь, всем, кого угораздило оказаться в таком неподходящем месте и в такое неподходящее время, не видать Маг Мэлла как собственных ушей.

Этта с сомнением покосилась:

– И где ты успел набраться такой могущественной магии?

Киэнн невесело осклабился:

– По наследству перешла. Цепочка создает блок автоматически, при перенесении в этот мир. Расценивает его как враждебную среду, похоже, и посылает этакие волны паники. Так что моей заслуги тут никакой.

– А сам как выйдешь? – насторожилась она.

– Выйду. На владельца блок не работает.

Гранд-авеню равнодушно раскатывала серый рулон бесконечного шоссе по левую руку от двух странноватых посетителей Даунтауна. Киэнн мрачно гремел десятком цепей на поясе, куртке, сапогах и кожаных брюках, тонкая цепочка Глейп-ниэра скромно терялась в каноничном облике металлиста.

– А они уже знают, что в ловушке? – неопределенность не давала покоя Эйтлинн.

– Скоро узнают.

– И что тогда?

Подменыш страдальчески покривился:

– Позже, Этт, давай не привселюдно!

Он откладывал сеанс. Спешить было некуда. Кажется, в старину это называлось «не давать пищи и приюта». Преступник либо сам сдавался на милость короля, либо был обречен всю свою жизнь провести изгнанником. – Великая магия Маг Мэлла была для них и пищей и приютом одновременно. Он испытал это на собственной шкуре. Правда, Аинэке пришлось ждать достаточно долго, но он-то был получеловеком. Хотя, кто знает, кем был то, кто совершил подмену... Столько времени у них не было. В общем, откровенно говоря, перспективу Киэнн представлял достаточно смутно, но признаваться в этом Эйтлинн чертовски не хотелось.

– А что сейчас? – опять одернула его она.

Киэнн рассеянно оглянулся по сторонам, взгляд уткнулся в витрину забегаловки, обещавшей рыбное меню и что-то сверх него:

– Ты есть хочешь?

При мысли о человеческой еде под горло накатил настойчивый приступ тошноты, Этта с трудом поборола отвращение. Разбаловалась, голубушка! Придется привыкать заново, судя по всему, они тут надолго. Но только не теперь.

– Нет, спасибо, я пока потерплю, – она саркастически хмыкнула: – Еду ты тоже воровать намерен?

– А почему бы и нет? Хотя, если хочешь, можно и по-другому.

Этта в очередной раз с опаской глянула на пронырливого фейри рядом с собой. Тот невозмутимо наклонился к ближайшей городской урне и выволок на свет божий кем-то бесстыдно выброшенную пачку листовок Армии Спасения:

– Да уверуют те, кто возьмут в руки эти бумажки!

Он решительно свернул за угол в сторону Великолепной Мили и, с видом грешника, урвавшего халявный пропуск в рай, шагнул в стеклянные двери книжного магазинчика. Желтоватые деревянные стеллажи суетливо толпились в уютной нише салона, наперебой сватая свои интеллектуальные – и не слишком – богатства непритязательному читателю. Полуэльф уверенно отыскал полку с литературой жанра фэнтэзи и принялся сгребать ее содержимое в корзину. Этта, с некоторым испугом, наблюдала за действом со стороны. Вслед за трилогией Толкина и «Хрониками Амбера» Желязны, в общую кучу посыпались лихие похождения Конана-варвара, мрачновато-тягомятное повествование о темном эльфе, «Лед и пламя», «Плоские миры», какая-то фэнтэзийная порнушка, всяческая дребедень вроде Ив Форвард и Линн Флевеллинг, и, наконец, увенчал образовавшуюся пирамиду радостно извлеченный из самых глубин стеллажа «Заповедник гоблинов». После чего все это, как ни в чем не бывало, поехало на кассу, и темнокожая девушка-кассир даже и глазом не моргнула, когда ей вручили белую бумажку с красным щитом вместо зеленой банкноты. А харизматичный мошенник, нимало не смутившись, получил сдачу, а полминуты спустя – еще и номер телефона смущенно хихикавшей кассирши, прихватил пакет с добычей, подмигнул ошалело взирающей на весь этот беспредел Эйтлинн и покинул ограбленную сокровищницу.

Этта догнала его в дверях:

– Зачем?

Подменыш удивленно поднял бровь:

– Зачем – что?

– Телефон-то тебе ее зачем?

– Эээээ... – Киэнн смущенно поморщился. – Привычка.

Фоморка понимающе кивнула:

– Профессиональная?

– Ага.

– Хочешь на ней подзаработать?

Киэнн примерил одну из своих похабных ухмылочек:

– Она столько не заплатит.

Этта вздохнула и перевела взгляд на внушительную кипу литературы:

– Ты это читать собираешься?

Он равнодушно заглянул внутрь пакета, точно его содержимое до сих пор оставалось для него неизвестным:

– Тут ничего нового, – и внезапно указал рукой куда-то в темную щель тоннеля под бетонно-металлическим мостом Норз-Вабаш-авеню: – Отдам вон тому мелкому оборванцу.

Этта изумленно уставилась в указанном им направлении. В блеске и лоске Даунтауна, грязный маленький латинос казался уродливой язвой на холеной груди великосветской красотки. Похоже, мальчишка это отлично осознавал и старался не попадаться на глаза добропорядочным гражданам. Когда эльфийский король шагнул к нему навстречу, тот весь подобрался и, кажется, приготовился задать стрекача.

– Эй, малый! Ты читать умеешь?

– Sí, señor⁶, – маленький бродяга насуплено поглядывал на две мрачноватые фигуры в черном, не предвещавшие ему ничего хорошего. Похоже, он ожидал, что его в лучшем случае отчитают за несоблюдение каких-либо правил или законов и прогонят взашей.

– Киэнн, он променяет их на хот-дог или сигарету, – прошипела из-за спины Эйтлинн.

– А это уже его личное дело. У них тут, вроде как, свободная страна, – иронично ухмыльнулся Дэ Данаан.

Затем перехватил увесистый пакет обеими руками и вручил его оторопевшему мальчугану:

– Держи, это твое.

Малец сунул грязные пальцы в пакет и, к величайшему удивлению Этты, восторженно визгнул.

– ¡Gracias, señor⁷!

На вид ему было лет десять, но эти бездомные детишки всегда выглядят старше или младше своего возраста. Спутанные вихры криво обчекрыжены, черные от грязи ногти обгрызены зубами до мяса – судя по всему, на улице он уже не первый месяц.

– Звать-то тебя как? – спросила малыша Эйтлинн.

– Рико, – парень все еще не был до конца уверен в доброжелательности вопрошающей.

Поганый мирок, поганые людишки! Ежели бы у вас рождался один ребенок в полстолетия – посмотрела бы я на вас!

– Киэнн, давай его к нам заберем, – вдруг не сдержалась она.

Король фейри обернул к ней недоумевающе-ледяной взгляд:

– Я похож на Мать Терезу? – В Маг Мэлле ему делать нечего. Только людей там не хватало!

Он мрачновато отсалютовал малолетнему нелегалу:

– ¡Qué tengas un buen día, amigo⁸! Боже, храни Америку!

И Этта с трудом удержалась, чтобы не заехать ему по наглой циничной роже. Однако поделать ничего не могла. Дэ Данаан властно сгреб ее под руку и быстрым шагом вырулил на Мичиган-авеню.

– Я знаю, ты меня сейчас ненавидишь, – спокойно констатировал он, когда Иллинойс-стрит уже осталась за спиной. – Но я как-нибудь потерплю.

Последующий квартал до набережной Чикаго Риверуок оба прошли, храня напряженное молчание. Женщина не выдержала первой и все же сорвалась:

– Тебе же ничего не стоило по крайне мере накормить и одеть его! На эффектные трюки свою магию расточать – это ты всегда горазд!

– Этта, – хладнокровно осадил ее он, – ты не забыла, что мы тут несколько с иной миссией? И если я вздумаю пройтись по черному кварталу, держу пари, я встречу еще с полдесятка таких оборванцев – и что мне прикажешь делать? У тебя сердце кровью обливается? – Ну, так забинтуй его, да потуже! Потому что пока ты изливаешь лучи своего милосердия на обделенное судьбой дитя человеческое, твой собственный ребенок подыхает в какой-нибудь загаженной отбросами подворотне! Или сходит с ума в психушке, напичканный транквилизаторами по самое нехочу...

Его реалистично передернуло, и Этта подавила очередной упрек, отчаянно просившийся на язык.

– Ну, так делай же что-нибудь, чего ты тянешь... – смущенно пролепетала она.

Отпрыск эльфийских аристократов толкнул пафосно-золоченую дверь Хард Рок Отеля, в очередной раз сменяя драму на комедию:

– Может быть, в сей обители богов на меня снизойдет озарение?..

***

Шум. Гадкий дребезжащий шум. Баньши так не кричит. Да и на голос вервольфа это совсем не похоже. Шум где-то здесь, совсем близко, в темноте. Зачем они так шумят? Ведь еще совсем рано. Веки тяжелые, будто на них положили по подушке. Так не хочется их поднимать...

Чужой кислый запах, как дурное марево. Затхлый, гнилой, приторный. Кто-то умер?

Странная скованность движений, точно связали веревками. Или угодил в трясину. Проснуться, проснуться, проснуться...

Жесткий электрический свет взрывной волной бьет по глазам. Свет, как в тех волшебных шоу, только сильнее, хуже и на самом деле! Это уже не смешно!

Ллевелис отчаянно зажмурился, с трудом поднял вверх левую руку и заслонился ею от световой пытки. Разрывающий сознание монотонный грохот резко прекратился и где-то рядом высокий и чуть сдавленный голос проговорил что-то неясное с довольно повелительной интонацией. Он это ему?

Боль в глазах понемногу утихла, Ллеу отвел ладонь от лица и, жмурясь, приоткрыл глаза. Прямо перед ним, вынырнув из слепящего белого потока, проступили черты странноватого бледнощекого гоблина с огромными круглыми глазами, точно выдвинутыми вперед. – Это существо не может объясняться на шилайди или хотя бы ётнаргире, одном из двух официальных языков Маг Мэлла? И что оно вообще здесь делает?

Ему снилось что-то сумбурное и страшное. Правда, теперь он не помнил ровным счетом ничего. Но, может быть, гоблин – всего лишь еще одно из неясных видений этой пугающей ночи? Иначе что ему делать здесь, в его спальной? Или не гоблин?..

Буроватый мех на его голове не был шерстью. И не был головным убором. Волосы. Обычные волосы. Уши, кажется, тоже нормальные, короткие и круглые, как у него самого. Но почему эти странные глаза? Гоблин внезапно протянул к нему руки – голые тонкие руки с короткими, аккуратно постриженными ногтями – и тряхнул его за плечо. – Да по какому праву он его щупает?

– Убирайся!

Пальцы сами собой нервно пошарили под одеялом в поисках Глейп-ниэра. И страх нахлынул новой волной – цепочки не было. Существо продолжало говорить бессмыслицу, все больше повышая тон. Оно повернулось куда-то в сторону, открывая глазам Ллеу чуть больший обзор, и окликнуло кого-то еще. Дом не был его домом. Грязноватые желтые стены, морщинистый потолок, тусклая выцветшая ткань на низких окнах. Грубого, уродливого вида комод из лакированной древесины и странная клеть ядовито-зеленого цвета чуть поодаль. Пыль, сырость и что-то еще, вовсе чужое и незнакомое, тревожное и неприятно першащее в горле. Голубовато-белая обшарпанная дверь, как роем чудовищных пчел, облепленная цветными треугольными пятнами, жалобно всхлипнула, и бледный лик баньши предстал его глазам. Тогда Ллеу закричал.

Лучше бы он этого не делал. Баньши так и осталась испуганно стоять при входе, беспомощно хлопая красными, не выспавшимися глазами, широко окантованными болезненными темными кругами. Из зеленой клети донеслось режущее барабанные перепонки мяуканье, а на его невольный вскрик в комнату ввалилось безобразного облика чудище, источавшее неописуемую вонь и ревущее, подобно дикому зверю. Морда твари была перекошена и покрыта уродливыми пятнами, маленькие глазки, один из которых казался подслеповатым, горели злобой, всклоченная грязная шерсть на затылке, щеках и подбородке местами поредела, желтые клыки были стесаны и покорежены, а из рыхлых ноздрей сочилась противная слизь, стекая по носогубной ложбинке на бурую щетину над губой. Существу было тяжело передвигаться на его задних конечностях, судя по всему, оно привыкло ходить на всех четырех. Баньши что-то негромко и просительно выкрикнула и тут же начала издавать странные отрывистые звуки, похожие на стук, от которых ее глаза вдруг стали еще краснее, а тело согнулось пополам. Тем временем чудовищный боггарт выдернул Ллеу из кровати (чужой узкой кровати с невразумительным дощатым навесом над головой) и грубо швырнул его на пол. Плоская гнилая змея взвилась в воздух и больно ужалила его пониже спины. – Неужели это тот самый ад, который пророчил ему отец? Тот, который начинается, когда ты становишься взрослым? Но где он сам? И где Этта, его мать? Почему они оставили его на растерзание этим монстрам?

Жуткий орущий боггарт продолжал хлестать его своей мерзкой кишкой по всем местам, по каким только попадал. Ни руки, ни ноги почему-то упрямо не слушались, похоже, оцепенение ужаса поглотило его целиком. Дверь всхлипнула вторично и два новых голоса добавились к хору: один – задористый и резкий, второй – глубокий и мелодичный. Первый сразу же зашелся насмешливым гоготом, второй же пронзительно вскрикнул. И через мгновенье нежные девичьи руки оплели тело Ллеу, в лицо пахнуло приторно-сладким ароматом, а растрепанная прядка светлых, точно белый мох, волос пощекотала ноздри. Истошно вопящая никса отчаянно прижала юного короля к груди, собой прикрывая его от сыпавшихся сверху ударов. Казалось, боггарт с абсолютным удовлетворением переключился на нее, продолжая орать что-то с лающе-злобной интонацией. Через несколько секунд он выдохся, споткнулся и растянулся плашмя на полу, продолжая изрыгать неясные проклятья. Хрипло дышащая баньши попыталась оттащить его назад к двери, кажется, еще одна тень – высокая и угловатая – присоединилась к ее мучительным потугам. Боггарт стал трепыхаться чуть меньше, потом и вовсе обмяк, мямля что-то совершенно невнятное себе под нос. Никса что-то выкрикнула им и помахала рукой. Краем глаза Ллевелис видел, как круглоглазый гоблин выволок из клетки, судя по всему служившей кроватью, маленькое слюнявое существо с заплаканными глазами и скрылся за дверью вслед за первой диковатой процессией.

Кожу жгло огнем, но обида пылала еще жарче. Ему и раньше иногда попадало от Этты, но мать никогда не была по-настоящему жестока. Да и кто он такой, этот чужой уродливый боггарт, место которого – под лавкой! Та, кого он принял за никсу, неуклюже перетащила его обратно на кровать, натянула грубое кусачее одеяло до самого подбородка и сама присела рядом на краешке.

Никсой она не была. Никсы всегда пахнут морем и всегда задумчиво-зеленоглазы, как прибрежная волна. У этой же цвет глаз был голубовато-серым, взгляд чуть замутненным, а запах каким-то мускусным и кричащим. Ее волосы казались тусклыми, точно давно высыхающая на берегу пена, и отливали ржавой желтизной вместо приятной зелени. Впрочем, она по крайне мере не орала на него и не пыталась его ударить. Напротив, она вдруг принялась осторожно гладить его по волосам и что-то неясно нашептывать, словно он был испуганным зверенышем, которого нужно было утешить и успокоить. А потом она так же тихонечко запела. Ллеу затаил дыхание и прислушался.

Он знал этот язык. Слышал его раньше. Это был язык, на котором его учитель музыки Шим иногда говорил с его отцом Киэнном, язык, на котором болтали смешные и очаровательные существа из Маппет-шоу, язык, на котором пел высокий золотоволосый человек, похожий на эльфа. И эта песня тоже показалась ему знакомой. Да-да, ее пела та темнокожая ферришинка! Хотя нет, она не была ферришинкой. Отец звал ее Аретой.

Люди. Вот кто они такие. Но кто пустил их в Маг Мэлл? Что они здесь делают?

Старательно вспоминая слова языка людей, Ллеу наконец медленно выговорил:

– Кто... ты... такая?

Серые глаза с размазанной на нижнем веке тушью наполнились скорбью и состраданием:

– Ты опять не узнаешь меня, Майк? Это я, Аманда, твоя сестра. Не бойся, все хорошо.

Ллевелис тщетно попытался вспомнить смысл слова «сестра». Кажется, оно значило что-то потустороннее, то, о чем в Маг Мэлле почти не говорили. Он еще раз десять прокрутил в мозгу ее фразу:

– Кто такой Майк?

Девушка прикусила губу, стараясь не расплакаться:

– Майк, Майк – это ты.

Дэ Данаан решительно мотнул головой:

– Меня зовут Лу. И я тебя не знаю.

Она вдруг с готовностью кивнула, но что-то в ее взгляде Ллеу совсем не понравилось:

– Хорошо, ты – Лу. А я – Аманда. Я хорошая, я не дам тебя в обиду.

Она считает его дураком. Или сумасшедшим. Или слишком маленьким, чтобы что-либо понимать. Ему это не нравится. Или она сама – умственно неполноценная?

– Где Киэнн и Этта?

– Кто это, Майк?

– Меня зовут Лу!

– Хорошо, Лу. Но кто это такие?

– Это – мои папа и мама.

Ее плечи судорожно вздрогнули, она все же всхлипнула и на секунду отвернулась:

– Я не знаю, Лу.

Она точно идиотка. И все они здесь. Странно, люди, которых показывал Киэнн, не были поголовно идиотами. Хотя, может быть, ему это только казалось... Но от нее хоть чего-то возможно добиться, кроме криков и тумаков.

Ллевелис немного помолчал и снова несмело поинтересовался:

– Где я?

– Ты дома, – последовал ответ.

– Это не мой дом! – не сдержавшись, запротестовал он.

Она снова сочувственно посмотрела на него, точно это он, а не она, был помешанным:

– А где твой дом, Лу?

– Карн Гвилатир.

Чужачка беспомощно покачала беловолосой головой:

– Я не знаю такого места.

От нее ничего не добиться. Она не знает Карн Гвилатир, который знает каждый взрослый фейри. Аманда. Сестра. – Это разновидность существ? Что-то вроде фюльгьи, духа-хранителя? Ну и глупый же хранитель тогда ему достался!

Однако с фюльгьей лучше не ссориться. Тем более, если сам за себя постоять не в силах. А ведь что, собственно, он мог противопоставить этому миру, кроме Глейп-ниэра, который был при нем с самого рождения? И вот теперь его отняли.

– Сестра Аманда, – мягко начал он (фюльгья при этом радостно всхлипнула), – а можно мне посмотреть в окно?

Киэнн показывал ему многие места Маг Мэлла, иногда они вдвоем забирались в такие дебри, откуда не могли выбраться больше суток – Этта всегда злилась на них за подобные исчезновения. Возможно, стоит ему выглянуть наружу – он сразу определит в какой части мира находится эта вонючая конура.

– Конечно, Майк.

Она опять за свое! Ну да не надо с ней спорить, лишний труд, да и зачем нервировать сумасшедшую? Зато она искренне готова ему помогать.

В комнату робко заглянула красноглазая баньши и та, что называлась Амандой, предупредительно закивала ей:

– Ему лучше. Он говорит на английском, и он узнал меня.

Пусть будет так. Буйные они куда хуже.

Фюльгья-Аманда заботливо взяла его за руку, точно он был совсем младенцем, и подвела к странно зарешеченному окну с грязными разводами на прозрачной грани стекла. Впрочем, его и вправду еще слегка шатало, тело плохо слушалось, мышцы точно одеревенели. Но вот его заветный маршрут был завершен и Ллеу судорожно вцепился чужими непослушными пальцами в грубую алюминиевую решетку. По ту сторону мини-вселенной, в которой он ныне пребывал, лежала монотонная серая дорога с желтоватыми полосками по обоим бокам, у ее ближнего края суетливо толпились зеленые и синие мусорные ведра, а из-за забора по правую сторону, с приглушенным рычанием, деловито выезжала большая металлическая телега, какие (теперь он это помнил) также используют люди. По другую сторону дороги высилась зубчатая каменная стена ограды, увитая плющом и источавшая слабые волны магии. Однако это был не Маг Мэлл.

Ллеу несколько раз глубоко вдохнул, чтобы погасить страх. Рассеянно пошарил глазами по сторонам и... В залапанной детскими пальцами волшебной нише зеркала, рядом с карикатурно-худощавой Амандой, точно такой же, как та, что по-прежнему держала его за руку, стоял нескладный русоволосый паренек с короткой стрижкой, рыжими веснушками на носу и щеках, знакомыми ссадинами на свежеразбитых коленках и – до дикого ужаса чужими, незнакомыми чертами! Он так же испуганно таращил недоумевающие глаза на юного фейри, как сам Ллевелис глазел на него. Ллеу поднял ладонь и старательно ощупал собственное лицо и волосы – зеркальный двойник повторил его движение, медленно опустил глаза, осматривая одежду и поцарапанные коленки, еще раз сравнил с дурацкой картинкой отражения, на всякий случай потер глаза кулаком...

На этот раз он закричал еще громче и истошнее. Просто не мог себя сдержать. Жуткая баньши метнулась к нему и вонзила свой тонкий и длинный коготь под кожу. За что? Что он сделал? Почему?..

***

Если бы отели умели курить, и при том делать это нервно – блистательный пентхаус знаменитого отеля для некурящих непременно отошел бы в сторонку и затянулся сигареткой-другой, доведись ему побывать внутри волшебного сидха Карн Гвилатир. Однако здесь было то, чего не было у Киэнна: пресловутый вай-фай, горячая вода и сорокадвухдюймовый плазменный телевизор. Кроме того, мебель была настоящей и достаточно надежной, она не заставляла непрестанно опасаться, что развоплотится в самый неподходящий момент, что, по правде говоря, было уже даже несколько непривычно.