Текст книги "Кровь фоморов"

Автор книги: Бранвена Ллирска

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Бранвена Ллирска

Глейп-ниэр

Кровь фоморов

Between the velvet lies

There's a truth that's hard as steel

The vision never dies

Life's a never ending wheel

Ronnie James Dio

Мой волшебный король

«Смейся, кровавая ночь! Ликуй, танцуй на остриях бронзовых кинжалов! Ты взяла свое сполна и не отдала ни каплей больше, чем хотела. Взяла свою плату багряным росчерком крови, точно спелые вишни, ломающие ветви под грузом бесценных даров, усыпавшей мраморный пол Бельскернира. Взяла слезами – данниками моря, взяла страхом и болью, вернула – свистом весеннего ветра в ушах и алыми маками поцелуев. Небо Маг Мэлла! Тяжелые кудри виноградных лоз, золотистые веснушки водяных лилий на твоих лазурных щеках, непослушные ручьи твоих объятий. – Погодите немного, серые долы Аннвна! Придержи белых псов, хозяйка! – Пряные от трав ложбины Альфхейма будут полны утренней влагой росы и станут манить, как женские лона... – Погоди, седая старуха Кэйлик Бхир! Задержи мою зиму!..»

Хрустальное видение в золоченой рамке покачнулось, сплетенные пальцы высекли последние искры. Разгневанный взгляд рыжеволосого коротышки-пикси полыхнул пламенем в лицо королю-подменышу:

– А теперь я тебе голову оторву, самонадеянный мальчишка!

Киэнн лишь виновато улыбнулся своему безжалосному наставнику:

– Так нечестно! Я старался.

Распростертое тело поверженной королевы волшебного края уже обрело призрачные очертания и начало таять сероватой дымкой тумана. Пикси скептически покосился на Киэнна и его, волей судьбы, нежданно коронованного сына-младенца:

– Ну и что ты теперь намерен делать?

Полуэльф обвел взглядом притихшую залу своего родового замка: серые всклоченные гривы вервольфов, колючие глаза подземных жителей – цвергов – из-под черной бахромы бровей, хвостатый лесной народ хульду со щедрой россыпью золота на плечах, горделивые родичи-эльфы в изумрудно-зеленых одеждах...

– Думаю, мне придется исполнить хотя бы часть того, что я обещал своему маленькому народцу...

Уголки губ желтоглазой фоморки насмешливо изогнулись, но лучистый взор продолжал изливать майское пламя Бельтайна:

– Ты начал раздавать обещания, любовь моя? Им кто-либо верит?

Киэнн весело качнул головой:

– Да вроде нет. Пусть будет для них сюрпризом!

Быстро пробежал глазами по грубоватой рунной резьбе вдоль сводчатых потолков, и решительно перевел взгляд на четыре хмурые громады: точно высеченный из скалы, серобородый старик Хрим, недоверчиво меряющий злыми глазами хлипкого отпрыска лживого рода Дэ Данаан, вечно нечёсаный, резковатый и откровенно пошлый в суждениях наперсник детства и юности Ферги в изрубленной усердными цвергами кольчуге, выпивоха Моккуркальф, тщетно растирающий гигантской пятерней обожженные рыжим мастер-джедаем Ойстэ глазницы, грузная, но по-своему величавая Ярна, отрешенно склонившаяся над изрубленным телом супруга...

– Замок Бельскернир переходит к своим исконным владельцам, – с подтверждением кивнул ётунам и, извиняясь, глянул на Эйтлинн. Та лишь одобрительно улыбнулась. «Я сыта по горло замком Инис Гвид-Ринн, только твоего фамильного наследства мне не хватало!» – красноречиво проговорили янтарные глаза его возлюбленной.

– И можете делать с ним, что хотите! – с уверенностью закончил подменыш. Потом снизил голос на полтона и, как напроказивший мальчишка, бросил быстрый взгляд в сторону царственного отрока: – Только ему не говорите, как я тут его имуществом разбрасываюсь. А то ведь поджарит он меня однажды на медленном огне...

Этта поймала его смущенную улыбку, ответила очередным благосклонным знаком одобрения. Голос бывшего правителя вновь обрел положенную твердость:

– Грабежи населения прошу прекратить, – продолжил он, не спуская глаз с четверки ётунов, но намеренно подчеркнув просительную форму обращения. – Приказывать я вам не могу, но, в случае чего, на прикрытие с моей стороны также можете не рассчитывать.

– Племя Дэ Данаан уходит в холмы, – не устояв перед соблазном, скроил хитроватую гримасу полуфоморке: – Как и написано в книгах людей. И, – еще раз обвел взглядом полторы сотни самых отчаянных патриотов Маг Мэлла, – пока я жив, я сделаю все возможное, чтобы вас всех беспокоили как можно меньше.

Уточнять он не стал, старательно скрыв напряжение во взгляде. «А вот как долго я буду жив – я вам не ручаюсь», – едва не выболтали глаза. Однако рыжий коротышка прочел недосказанный обрывок – да он всегда читал его, как раскрытую книгу.

Пикси сделал шаг вперед, пока потаенный народ замер в почтительном поклоне:

– Как насчет Слайне?

Киэнн решительно мотнул головой:

– Нет.

«Иди ты к черту, Ойстэ, я не возьму на себя такую ответственность!» – прозвучало без слов. Пикси недовольно нахмурился, полуэльф выразительно указал на сына:

– Он вырастет – его и спросишь.

Слайне. Несущая жизнь в Царство Смерти. Несущая смерть в Царство Жизни. – Эйтлинн поежилась. Странная она, река Аннвна. Может быть, Киэнн и прав.

Старший Дэ Данаан осторожно поднял на руки юного короля, обнял за талию фоморку и сделал шаг по направлению к выходу:

– Если я больше никому ничего не должен – позвольте откланяться.

Верный пес Гварн шагнул следом:

– Моя стая станет стражами земель, которые ты изберешь для себя.

Киэнн внезапно поморщился:

– О нет, Гварн! Вот уж тебя в качестве надсмотрщика мне точно никак не нужно!

Вожак вервольфов оскорбленно оскалился, и Эйтлинн поспешила вмешаться в приобретавший опасные оттенки диалог:

– На самом деле он попросту считает, что не заслужил вашей протекции, Гварн, и не хочет стать вам обузой.

Волк с готовностью кивнул, судя по ощетиненной шерсти на лбу, все еще переваривая ответ. Однако Киэнна было уже не унять:

– На самом деле он не хочет стать обедом для стаи воргов, когда в очередной раз оступится и переспит с привлекательной вервольфихой!

– А этой дурацкой тирадой он пытается принести извинения за прежние вздорные выходки и свой невыносимый характер, – в очередной раз озвучила Эйтлинн.

Полуэльф нервно уставился на нее:

– Может, ты теперь будешь говорить за меня?

– Я лишь перевожу с твоего языка на всеобщий, любимый, – смиренно прокомментировала фоморка.

Отчасти разобравшийся в происходящем ворг, похоже, решился на еще один жест доброй воли:

– Моя добыча – твоя добыча, король Киэнн.

Эйтлинн поторопилась благодарно кивнуть, Киэнн же лишь кисло скривился:

– Готовься, Этта, каннибализмом они не брезгуют...

– Обязательно быть таким засранцем? – сорвалась фоморка.

– Я всего лишь знаю свой народ! А ты – нет! – парировал Дэ Данаан.

– Чем ты семью кормить собираешься, гордец несчастный? – вмешался до сих пор взиравший со стороны пикси.

– Слушай, я же в твой огород не лезу – вот и ты в мой не лезь! – уже едва не взвыл подменыш.

– Он имеет в виду, что не знает, но помощи просить не намерен, – все так же едко и настойчиво перевела Эйтлинн.

Киэнн беспомощно развел руками:

– И что бы я без тебя делал?

– То же, что и всегда: получал пинки и затрещины, любовь моя! – она одарила его невозмутимой улыбкой бодхисаттвы.

Гроза намеревалась грянуть, верховный арбитр задумчиво грыз ногти едва прорезавшимися зубами, по спинам присутствующих пробежал неприятный холодок... Хрупкий юноша с волосами цвета прибрежного песка коснулся плеча полуэльфа-подменыша:

– Не злись. Никто не собирался унижать тебя подачками. Просто мы хотим, чтобы ты знал, что ты – один из нас.

Молнии перестали скрежетать о стены, оплетенные живой мозаикой из розового кварца. Киэнн вздохнул и виновато ссутулился:

– Я ничего для вас не сделал. Только отдал малую долю того, что задолжал. А новых долгов делать не хочу, потому что, знаешь ли, чертовски надоело быть в них по самые уши.

– Еще успеешь расплатиться, – беспечно обнадежил его Нёлди.

«Да что ты смыслишь в этом, никс!» Однако, он промолчал. Холодно обернулся к высокомерному пикси, с наслаждением прочел разочарование в его глазах (проклятому мерзавцу так хотелось вывести его из себя, а потом привселюдно поставить на место!), примирительно кивнул вожаку воргов:

– Так и быть, Гварн, если тебе и впрямь охота опекать моих домочадцев – буду признателен. Из меня ведь и воин, и охотник весьма посредственный.

– Не прибедняйся! – внезапно, со сдержанной гордостью, ухмыльнулся его рыжеволосый гуру. – Что-что, а постоять за себя ты как раз сумеешь!

И тут же нанес удар в спину расслабившемуся оппоненту:

– Вот только воспитывать младшего сына после того, что ты сотворил со старшей дочерью, я бы тебе точно не доверил!

Киэнн выдохнул:

– Да это он меня воспитывать будет! И, держу пари, я у него буду по струнке ходить, как лучший из отцов! – с почтением глянул на Этту. – С ним сейчас разве что Эйтлинн справится, и то потому, что фоморка. А я так, рядом постою, громоотводом поработаю.

Ойстэ наконец одобрительно хмыкнул:

– Ладно. Если что – зови. Где меня искать – ты знаешь.

***

Кристально-прозрачные ладони сонной реки с обеих сторон обнимали белый лингам твердыни Бельскернира. «Вечный гимн либидо, застывший в камне и золоте! – усмехнулся про себя Киэнн, бросив прощальный взор на прежнюю обитель. – О чем они думают, слепо копируя безумства нашей архитектуры? О чем думаем мы – и слепцу понятно!» Сумрачно-зеленые змеи плюща льнули к стенам башни, пронзающей небо, точно древний дух, утративший былую оболочку, карабкался в чужие запертые окна. Розовый куст пьяной нимфоманкой припал к стопам горделивого творения ётунов. Первая растревоженная птица пела свой легкомысленный сонет восходящему солнцу...

Киэнн спустился к реке, увлекая за собой расхлестано-сюрреалистичную мадонну (кто-то успел накинуть на плечи Эйтлинн потрепанный алый плащ, едва прикрывавший ее от утренней прохлады), передал ей бесценную ношу, удивленно жмурившую золотистые фоморские глазенки навстречу румяному зареву востока, и медленно протянул к воде руки, обращенные ладонями вниз. Дальний горизонт купался в пушистой дымке.

– Я сотку тебе хрустальный челн из рассветных туманов, – прозвучало напевным заклинанием. Полуэльф хитро усмехнулся, искоса глянув на свою зачарованную спутницу: – Думаешь, шучу?

Лебяжья шея эльфийской ладьи сама собой поднялась над искристой рябью волн. Эйтлинн вдохнула, не в силах пошелохнуться от восторга. Киэнн удовлетворенно щурился:

– Вот он, твой волшебный мир, Этт! – голос знакомо прыгнул на гадкую ноту: – Только не будь такой сучкой!

Этта беспомощно качнула головой:

– И кто тебя в сказку пустил?

– Да дурень какой-то наверняка!

Этта осторожно коснулась прозрачно-звенящего борта чудесного судна:

– Она настоящая?

Киэнн радостно мотнул довольной рожей:

– Иллюзия, конечно!

И с интересом проследил, как та в нерешительности замерла перед хрупким видением, сотворенным его неумелой магией:

– Ну, достаточно прочная иллюзия, чтобы прослужить лодкой недельку-другую, – он протянул ей руку: – Ступай смело, Этт! Поверь, если я утоплю тебя вместе с пацаном в этих водах – спасибо мне точно никто не скажет!

Киэнн почувствовал легкий укол, рожденный серебристой сталью – кажется, его шутку не оценили по достоинству.

– Кстати, как его звать?

– Ллевелис.

– Оооо, – протянул подменыш. – Значит, Ллеу. Ну, здравствуй, Ллеу, кара ты моя небесная!

Трое ступили на борт, послушный челн расправил крылья и скользнул по течению, меж берегов, укутанных белой вуалью цветущих яблонь. Этта прильнула к плечу своего златогривого проводника:

– Киэнн, – сорвалось неожиданным любопытством, – сколько ты хранил мне верность?

Полуэльф строптиво тряхнул кудрями, вспомнив аромат малины и хлесткий хвост настойчивой хульдры:

– Минут десять!

Этта поперхнулась смехом:

– Ты превзошел все мои ожидания!

Он притянул ее к себе, сам с трудом сдерживая хохот:

– Чего не сделаешь для любимой женщины!

Белые мотыльки упали им на плечи венчальным венком.

– Погоди, – Этта тревожно взглянула на молчаливого младенца, неуверенно пытаясь удержать бесстыдные ладони, скользнувшие по русалочьим изгибам ее лазурного тела, – он же смотрит!

Подменыш беспечно улыбнулся в ответ:

– Если ему не понравится – я первым узнаю об этом.

***

Хрустальная птица-ладья безмятежно летела над гранью волн, словно прима-балерина в чарующем танце. Гладкие спины форели бесконечно чертили живую сеть перед глазами, важный старик-лосось тянулся кольцом серебристых губ к заветным плодам орешника. Мохнатые склоны выгибали ленивые спины, подставляясь текучему меду солнечных лучей. Воздух сочился сладким изюмом, шальным дурманом земляники и вязким ароматом лип. Усердные пчелы, измазанные желтой пудрой цветов, небрежно роняли крупицы пыльцы на подставленные ладони.

К полудню Эйтлинн укачало, да и юный король начал капризничать. Киэнн причалил в густых зарослях щеголявшей жемчужными подвесками черемухи и принялся вспоминать с горем пополам вбитую хвостатой плутовкой Сиг науку кулинарии. Впрочем, долго страдать ему не пришлось: черемуховый куст отозвался задорным хохотом, и упомянутая хульдра предстала его глазам.

– Ты меня так и будешь преследовать? – проворчал подменыш, однако обреченно уступил ей место у наколдованного очага – очередной исправно работающей иллюзии. Сокрытая бесцеремонно наклонилась к Эйтлинн и чмокнула ее в щеку:

– Он часто называл меня твоим именем, – длинный коровий хвост непроизвольно выписал диковатую параболу. – Я злилась.

И пока фоморка переваривала искусно поданную лесть, златокудрая бестия принялась за стряпню, походу, без тени стеснения, вводя ее в курс событий прошедшего полугода. Киэнн демонстративно заткнул уши и ушел на рыбалку – женщины не возражали...

По завершении импровизированного банкета, специально для которого длиннохвостая хитрюга припасла крынку свежесбитого масла и изящный графинчик черносмородиновой настойки, добровольные изгнанники вновь двинулись в путь. На прощание, старательная троллиха снарядила захмелевшую Эйтлинн увесистой полотняной сумкой, и быстро вложила ей в ладонь крохотный букетик из лаванды, розмарина и репейника, туго перевязанный локоном ее собственных золотистых волос.

Киэнн одобрительно кивнул:

– Бери, Этт, не бойся: это она не порчу наводит, это она тебе свою преданность предлагает. Заметь, не мне, а тебе, – подчеркнул он.

Хульдра презрительно фыркнула:

– А ты кто такой вообще?

– И то верно...

Этта растерянно сунула амулет к прочим гостинцам и распрощалась с новой знакомой. Берега вновь потянулись туманной вереницей, любопытно разглядывая неприкаянную королевскую чету. Киэнн рассчитывал добраться до холмистого края на закате, дабы не испытывать терпение нового правителя Маг Мэлла. Впрочем, тот блаженно дремал на руках задумчивой хозяйки Аннвна...

И вот, золотые груди потаенных сидхов¹ полыхнули в лучах заходящего солнца, словно живая Артемида Эфесская обнажила свои красоты перед рдеющим ликом вечернего неба. Киэнн отпустил колдовскую ладью, и она растаяла, обратившись облаком тумана. Этта изумленно глазела на своего старого знакомого:

– Ты же говорил, что ничего не умеешь!

Полуэльф хитро поднял брови:

– А где ты что-нибудь видишь?

И пока та соображала, что на это ответить, стремительно продолжил:

– Когда-нибудь играла в AD&D магом-иллюзионистом? – Самая бестолковая специализация! Так вот в действительности – все еще хуже. Но, увы, это – единственное, что я теперь все же умею.

– Мне кажется или тебе действительно доставляет определенное удовольствие заниматься этаким самоуничижением? – недоверчиво зыркнула на него фоморка.

– Тебе показалось.

Широкое подножие величественного холма блаженно утопало в белой постели цветущего боярышника, а тонкий краешек догоравшего светила венчал его горделивую вершину лучистой диадемой. Киэнн свернул чуть правее и шагов через двести-триста наконец нащупал рукой заветную прохладу нефритовой арки: два переплетенных змея, вытесанных из нежно-зеленого камня, яростно пожирали друг друга. Этта от удивления охнула.

– Это древний символ рода Дэ Данаан. Отсюда мы пришли.

Пурпурная занавесь ветвей рябины, согнувшейся в низком поклоне, небрежно прикрывала вход в глубины холма – круглый, точно лаз в хоббичью нору.

– Здесь жили твои предки?

– А ты думала, я реверанс в сторону человеческой культуры делаю?

Киэнн призвал невесомо-парящую свечу и ступил под своды полузабытого пристанища.

– Думаю, ни один Дэ Данаан не был здесь уже несколько столетий.

Послушный огонек поднялся к самому потолку и залил пещерные покои золотистым солнечным светом. Древняя обитель пребывала в запустении, однако следы былого величия взирали со стен в узлах и хитросплетениях драгоценной мозаики, любовно выложенной бирюзой, нефритом и аметистом.

– Бессовестно разграбили, – слегка поморщился полуэльф. Впрочем, оный факт его, по меньшей мере, ничуть не удивлял. – И ведь не признается никто.

Провел ладонью по пыльному витражу узкой щели окна:

– Добро пожаловать домой, моя королева! – в голосе вновь зазвучала ирония. – Горячей воды у меня, правда, нет, электричество не изобрели, вай-фай и айпи-телефония отсутствуют.

– Неудачник! – беззаботно хохотнула Эйтлинн.

Подменыш коварно усмехнулся:

– Да и не говори! Ни тебе фешенебельной виллы с видом на лазурный берег Адриатики, ни Роллс-Ройс Фантом 2003-го года, всего-то и добра, что несчастные двадцать пять сантиметров!

Этта зашлась хохотом:

– Сукин ты сын, Киэнн! От скромности ты точно не умрешь!

Нахальные глаза изобразили секундную задумчивость:

– Ну, кем была моя родительница – я не имею ни малейшего понятия. Так что все может статься.

Подменыш обвел взглядом пустынные залы:

– Боюсь, у меня уйдет не меньше месяца, чтобы привести это в мало-мальски жилой вид. А пока...

Золотистый огонек, точно заостренное перо, принялся вычерчивать изящные наброски в сгустившемся сумраке пещеры своими особыми чернилами магии, предметы покорно материализовались один за другим, наполняя комнату диковинным гарнитуром. Изящные ветвисторогие серебряные изголовья кроватей, уютный темно-зеленый бархат подушек, витые цветочные гирлянды на легких оправах зеркал, хрустальные столики, точно подернутые кромкой льда озера для крохотных корнуэльских пикси или эльфов из сказки о Дюймовочке, драконья пасть ярко пылающего камина... Потрясенная фоморка не верила своим глазам! Эльфийский кудесник придирчиво оценил работу и грустно вздохнул:

– Красиво, но не протянет и пяти суток.

Этта подозрительно покосилась на своего чудесного избранника:

– Киэнн, а ты сам, часом, не иллюзия? И не исчезнешь через денек-другой?

Подменыш смущенно улыбнулся:

– Не обещаю.

***

И он действительно исчезал. То и дело сбегал невидимой тенью на сутки-другие, этак примерно в неделю раз. Несостоявшийся король отчаянно наслаждался своей внезапной свободой, пил взахлеб пронзительный воздух Маг Мэлла, пел в унисон его русалочьим ручьям, плясал в хороводах с его беспечными обитательницами. «Моя жизнь – мелкая разменная монета, и моя голова, кажется, больше никому не нужна, – ликуя, пояснял он Эйтлинн. – Но, если однажды я все же не вернусь – посмотри под стенами Инис Гвид-Ринн».

Однако он каждый раз возвращался. Не скрывал от быстро смирившейся фоморки, что прогулки его частенько приобретают отнюдь не целомудренный характер. Но большую часть своего времени честно и самоотверженно посвящал ей и малолетнему сыну. Стоически терпел все его пинки, лишь иногда упрашивая Этту «сказать ему, чтобы он так больше не делал». Впрочем, почти всегда сам же немедленно портил результат.

– Ллеу, перестань терроризировать отца! Вот сейчас как придет злой одноглазый дядька Балор² да как посмотрит на тебя!

Киэнн поморщился:

– Этт, не морочь ему голову, – он вновь подсел к юному деспоту: – Нет никакого злого дядьки Балора, Лу. Именно ты – самое опасное существо в этом мире. Но только это не за просто так. Однажды ты станешь таким же как я и на себе попробуешь того, чем сейчас потчуешь меня.

Златоглазый детеныш фоморки сосредоточенно наморщил лоб:

– Когда стану взрослым?

Киэнн кивнул.

– Быть взрослым плохо?

– Да, довольно скверно, Лу. Хотя, есть и свои приятные стороны...

Этта встревоженно пронзила его взглядом:

– Только давай ты не будешь начинать рассказывать...

– А давай ты пойдешь погуляешь, – неожиданно настойчиво «предложил» старший Дэ Данаан. – Подышишь воздухом, принесешь чего-нибудь на ужин.

– А не боишься с ним наедине оставаться? – попыталась отыграться фоморка.

Киэнн решительно мотнул головой:

– Страх – глупое чувство. Бесплодное. Довольно с меня его.

Когда супруга вышла, подменыш доверительно обернулся к заинтересованно глазеющему на него малышу:

– Так вот, Ллеу, нет ничего хорошего в том, чтобы быть взрослым. Не верь никому! – Ты не становишься ни лучше, ни умнее, ни сильней, ни красивей. Ты только с каждым днем на шаг ближе к собственной смерти. Но не одно лишь время делает тебя старше. Каждый раз, когда ты причиняешь кому-либо боль – ты взрослеешь. Каждый раз, когда ты испытываешь боль – ты взрослеешь тоже.

Он пару секунд помолчал, давая ребенку обдумать услышанное.

– Я сказал тебе, что у взросления есть приятные стороны... – Я соврал.

Впрочем, взрослело царственное дитя, как и полагалось по природе происхождения, с поистине сказочной скоростью: Ллеу заговорил на третью неделю после рождения, встал на ноги примерно тогда же, а в годовалом возрасте выглядел здоровым крепким трехлеткой и рассуждал примерно на уровне пятилетнего. Ну а баловаться «магией», которой он именовал силу Глейп-ниэра, юный король начал и того раньше.

Не имея ни малейшего обоснованного желания в очередной раз задыхаться в жестокой судороге, Киэнн, как мог, внушал своему чаду мысль о том, что «магия эта – плохая».

– А какая – хорошая? – провокационная двусмысленность вопроса поставила подменыша в тупик.

– Ты знаешь хорошую магию? – с детской бескомпромиссностью продолжал настаивать отрок.

Взрослый нерешительно замялся:

– Вроде, да...

– Покажи!

Киэнн задумчиво склонился над столом, зажег три пары свечей, несколько раз передвинул их особым образом. Куском мела начертил четыре символа. Заинтересованная Эйтлинн тоже подошла. Полуэльф радостно кивнул:

– Ага, иди сюда, Этт, сейчас будет 3D-кино! Или даже 4D, если хотите.

Он коснулся ладонями края стола и кончиками пальцев настучал ритм. Руны вспыхнули фонтанами искр и поплыли светом прожекторов в точно раздвинувшемся пространстве...

Четверка музыкантов явилась из сумрака. Хрупкий самовлюбленный вокалист с отчаянной гривой волос цвета спелой пшеницы изогнулся в невероятной позе и схватил левой рукой микрофон:

– Good evening! I said good eeeeevening!

Магический пасс рукой от лукаво щурящегося темноволосого гитариста – и крепкое сорокалетнее вино рок-н-ролла полилось в полурастворившуюся комнату. Этта выдохнула:

– Боже, Киэнн, как ты это делаешь?

– Транслирую из своей памяти – она же у меня, ты знаешь, безразмерная.

Дитя Маг Мэлла глазело на невиданное доселе зрелище, широко распахнув золотистые глазенки и приоткрыв рот от изумления:

– Что это?

Киэнн довольно усмехнулся и указал на бесноватого демона-гитариста:

– Это – великий маг и волшебник из мира людей. И его магия по названию Лед Зеппелин.

Мальчишка самозабвенно прыгал в такт музыке:

– Хочу такую магию, как у них! Научи меня! Научи!

Киэнн отстраненно любовался сотворенным его же собственной рукой видением и одновременно, со внутренним одобрением, оценивал реакцию сына:

– Боюсь, такую магию умели создавать только эти четверо...

Маленькая рука привычно потянулась к серебристой плетке, брови разочарованно искривились. В глазах подменыша нарисовался дикий ужас:

– Лу, ну я ведь в самом деле так не умею! – Киэнн поспешил хоть как-то исправиться: – Но я знаю другого мага... шамана... – он осекся и, кажется, уже пожалел о сказанном, голос его совсем упал, знаменуя бездну отчаянья: – Если только этот шаман мне голову при встрече не откусит...

Этта внимательно посмотрела на бывшего правителя:

– А ему ты чем насолил?

Киэнн отвернулся:

– Не спрашивай.

Нервно покосился (вопросительный взгляд супруги никуда не исчез) и нехотя продолжил:

– Ну, избили его по моему приказу. До полусмерти, наверное. Не думаю, что он забыл...

Затем его глаза вдруг приобрели умоляюще-щенячье выражение:

– Этт, а может быть, ты с ним поговоришь? – Тебе он не откажет.

Этта хмыкнула и коварно усмехнулась:

– Ну, не обещаю, что я устою перед чарами великого Джима Моррисона...

Киэнн уставился на нее с искренним удивлением:

– А я на это и не рассчитываю!

Их взгляды пересеклись, как два кинжала: один – смущенный и подозрительный, второй – придирчивый и открытый. Владелец второго решительно продолжил:

– Да выброси же ты свою человеческую мораль на помойку, Этти! Она порождена боязнью венерических заболеваний и нежелательной беременности. – Здесь ни того, ни другого попросту нет!

Ах вот как! Признать откровенно, он уже давно и неоднократно намекал ей, что она ему ровным счетом ничего не должна и он не предъявляет на нее никаких прав собственности, но в открытую этот вопрос ранее не поднимался и Этта упрямо давала от ворот поворот и симпатичному настойчивому уриску, живущему по соседству, и частому визитеру Нёлди, не раз услужливо предлагавшему скрасить ее одиночество в отсутствие в очередной раз невесть куда запропастившегося мужа, и головокружительной Сиг, интерес и симпатия, которой быстро перешли хрупкую грань дружбы и верноподданичества. Однако прямо сейчас скорее складывалось впечатление, что бесцеремонный и весьма нечистый на руку полуэльф собирается откупиться ее телом от очередного греха собственного прошлого. Что Этта и не преминула ему сообщить.

Киэнн выразительно оскорбился:

– Кишки боггарта! Ты рехнулась? – Ты не моя вещь и я не могу тебя кому-либо дарить или продавать! Равно как и безраздельно владеть тобой – это унизительно, Этт, унизительно! Извини, но я никогда не мог понять, по какой причине паталогическое стремление беспрестанно ущемлять чью-либо свободу и, по сути, вытирать ноги о его чувство собственного достоинства считается легализированным правом «любящих» и неоспоримым свидетельством любви!

Он немного остыл и на секунду задумался:

– Хотя, конечно, тот, о ком мы говорим, как раз вполне может расценить это как откупную с моей стороны... Он ведь все-таки человек...

Решительно отмахнулся:

– Забудь! Я просто думал, что тебе может быть интересно.

Фоморка неуверенно изучала его взглядом исподлобья:

– Переспать с живой легендой рок-музыки? Кумиром поколения хиппи? Королем ящериц? – она вызывающе откинула назад голову: – Да, мне интересно!

***

Угольно-черный дрозд, отправленный на поиски «подменыша, который оборачивается ящером», вернулся с ответным посланием, и Этта отбыла на встречу. Вернулась она четверо суток спустя, смущенная, но довольная.

– Он согласен на переговоры. Однако прежде требует поединка.

Киэнн болезненно поморщился:

– Дуэль магов. – Я проиграю.

– Твой «оптимизм» меня всегда безмерно радовал! – осуждающе качнула головой она. – В любом случае, это не поединок насмерть.

Он мрачно кивнул:

– Угу, дуэль магов может быть и вовсе бескровной. Это даже не столько поединок, сколько состязание в искусстве трансформации. В котором я – полный профан.

Этта несколько недоуменно посмотрела на него:

– Ну и чем это чревато? Кроме ущемленного самолюбия?

Киэнн осклабился:

– Проигравший на год становится пленником обличья, которое выбрал для себя последним. – Кем ты меня предпочитаешь?

– Ну и по какому принципу определяется победитель? – фоморка уже не скрывала растущего раздражения. – Кому громче зрители хлопают?

Подменыш сделал страдальческое лицо школьного учителя, взирающего на беспросветного двоечника:

– Ты чего, сказок, что ли, не читала? – Противники меняют облик, принимая форму любых существующих или вымышленных тварей, стремясь при этом уничтожить друг друга: не важно, физически или морально. Унизить, заклеймить, изуродовать… Тупо покрыть, в конце концов. И, в идеале, при этом еще и оплодотворить. В какой-нибудь звериной форме это проще простого. И пускай потом рожает три десятка слепых крольчат в свое удовольтвие. Надо сказать, весьма любопытная разновидность поединка. Не удивлюсь, если он выбрал именно этот вариант. – Он, случаем, не произносил имени Матонви?

Этта нервно прикусила губу. Старую валлийскую легенду о могучем короле-волшебнике по имени Мат ап Матонви она превосходно знала. Как и судьбу его беспутных племянников, три года, в наказание за совершенный проступок, носивших звериные шкуры. «А теперь тот из вас, кто был свиньей, станет волком, а тот, кто был кабаном станет волчицей. Идите и живите вместе, а через год возвращайтесь ко мне с потомством». – Какая же она дура, могла бы сразу догадаться! Киэнн прочитал ответ по ее глазам:

– Ну, так я и думал.

– Откажись, – робко предложила она.

Полуэльф обреченно качнул головой:

– Отказ считается автоматическим проигрышем и тогда он сам волен выбрать тело, в которое пожелает меня упаковать.

Он решительно откинул пряди волос, упавшие на лицо:

– Я буду сражаться. Этот парень хочет меня поиметь – посмотрим, как это ему удастся!

***

Серебристо-серая химера реки злобно щетинила шерсть на загривке и кусала ноги предрассветным холодом. Киэнн привычно отпустил летучую птицу-ладью и вышел на берег. Противник уже поджидал его невдалеке, ленивым взглядом оценивая каждое движение прибывшего.

– Условия стандартные?

– Угу, – небрежно кивнул белый шаман. – Почему нет?

Бывший властитель Маг Мэлла пронзительно уставился на давнего знакомого:

– Ты же меня убить хотел. И помочиться на мою могилу. – Почему «матонви»?

Лицо мертвого индейца осталось непроницаемым, и лишь в краешках губ мелькнула наглая улыбка:

– Забавно.

– Ну, забавляйся...

Король ящериц томно, вальяжно потянулся и тело его стремительно вытянулось, свернувшись черными лоснящимися кольцами из дикого кошмара профессора Персикова – чудовищная гадина раздувала чешуйчатый капюшон, готовясь к атаке. «Мать твою, он еще и удовольствие от этого получает! – мелькнуло в голове Киэнна. – Ох, бедные мои ребра!» Конечности гадко вывернуло, мышцы взвыли, как от тысячи спортивных растяжений, полученных в одночасье, волоски на спине вытянулись и заострились ежиными иглами – излюбленный образ учителя пришелся как нельзя кстати, однако воспроизвести его Киэнну удалось с большой натяжкой. Еж получился больше похожим на какое-то карикатурное творение из дурацкого комикса. Впрочем, реалистичность отнюдь не была необходимым условием. «Ну давай, сладкий, возьми меня, если сможешь!»

Один против ста: если бы змеи умели смеяться – сейчас это бы произошло! Однако королевская кобра лишь хлопнулась оземь и обернулась куда более реалистичным, восторженно фыркающим, дикобразом. Нужно было давать деру, и пародийный еж с визгом отрастил пару перепончатых крыльев. Летучая мышь? – Да нет, скорей вышла летучая обезьяна из волшебной страны Оз. Ну и к черту ее, ту летучую мышь, он бы все равно не справился с эхолокацией! Крылья каким-то невероятным образом все же подняли его, но непропорциональное и лишенное нормальной аэродинамики тело скорей барахталось в воздухе, выписывая непроизвольные кульбиты и сальто, чем летело. Ощетинившийся клубок двадцатидюймовых игл на земле даже и не подумал подниматься в воздух: дикобраз радостно обернулся дико гогочущей мартышкой (наконец-то он получил возможность оторваться!) и принялся закидывать трепыхающееся над головой нечто плоской галькой с берега и комками грязи, ожидая, пока оно само свалится вниз.