Текст книги "Noir (СИ)"

Автор книги: Борис Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

– Что за шум? – раздался мощный голос, мгновенно заглушивший стон и яростные вопли гламиссцев. – Кто-то стрелял?

Я обернулся в сторону говорившего и увидел, как из кабака выходит крупный мужчина в обносках поприличнее, поверх которых он носил собранную из нескольких частей броню. Похожими щеголяли задержавшиеся на фронте ветераны, которым годами, бывало, не подвозили ни оружия, ни снаряжения, ни боеприпасов. Права рука его немного выше локтя представляла собой грубый стальной протез, а лицо закрывал синий клобук со свисающими почти до груди хвостами спереди. А вот и тот, кто мне был нужен, дунсинанец.

Несмотря на расслабленный вид и кружку с чем-то мутным, которую держал в стальных пальцах правой руки, покинувший недра кабака кавдорец мгновенно оценил обстановку. Он шагнул к поднимающемуся с пола тоннеля гламиссцу с топориком, успевшему достать из кобуры револьвер, и глянул на замершего парня сверху вниз.

– Тебе зачем патроны доверили? Чтобы ты счёты сводил, паскудник?

– Это не я палил, – каким-то ноющим и почти плачущим тоном проблеял гламиссец. – Это франт вот тот – и пистолет у него, видишь же?

– Ублюдок, – не повышая голоса, произнёс дунсинанец и что есть силы пнул стоявшего перед ним на коленях гламиссца в лицо. Тот безропотно перенёс боль и унижение и повалился ничком на грязный пол, прикрывая на всякий случай голову от новых ударов. Однако бить его дунсинанец не стал, вместо этого сосредоточив внимание на мне.

– Не часто увидишь у нас таких чистеньких господ, как вы, – произнёс он, отхлёбывая из кружки большой глоток. – Какая надобность привела столь приличного человека на нижние улицы?

– У меня дело к вам, – ответил я, пряча пистолет под мышку, – к дому Кавдор.

– Хо-хо, – хлопнул себя по обильному (особенно для обитателей нижних улиц) чреву дунсинанец, – чем обязаны вниманию самого наследного принца инкогнито?

– Королевской награды не обещаю, – подыграл ему я, – но выгода будет всем. Тут можешь быть уверен.

– Ты, – указал на рискнувшего снова встать на колени гламиссца однорукий, – дежуришь тут, и чтобы без происшествий. Потом явишься в твердыню – получишь взыскание. – И сразу же потеряв интерес к нему, дунсинанец обернулся ко мне. – Идём, что ли, не век же здесь торчать.

Скорее всего, он был старшим на этом посту, однако при первой же возможности покинул его без зазрения совести. По дороге толстяк кинул полупустую кружку в одного из оставшихся на ногах гламиссцев.

– К тану, конечно, не провожу, а вот к кому-нибудь из гезитов – запросто, – пообещал мне дорогой дунсинанец. – Надеюсь, твоё дело стоит того, чтобы я бросил пост, а мне не нагорит так, что я позавидую тому паршивцу, которого ты уделал.

– Стоит, – усмехнулся я, – раз я спустился на нижние улицы.

– Ну конечно, конечно, наследный принц инкогнито не может прибыть к нам с какой-нибудь ерундой.

Теперь, когда меня сопровождал дунсинанец, прекратились даже злобные взгляды из теней. Связываться с сильнейшим игроком на нижних улицах никто бы не рискнул. Разве что окажись я и в самом деле наследным принцем родной Розалии или соседней Веспаны. Да и то не факт.

Шагать по унылым коридорам и тоннелям нижних улиц пришлось очень долго. Наверху, наверное, уже забрезжили первые лучи солнца – их ещё не видно из-за высотных зданий, однако начинает светлеть, тьма отступает, сменяясь вечной серостью унылых дней урба. Однако на нижних улицах тьма властвовала безраздельно, и жалкие попытки бороться с нею при помощи ворованного электричества и газа, питавшего немногочисленные фонари, были заранее обречены на провал. Лишь рядом с кабаками и форпостами бандитских кланов улицы хоть как-то освещались. В тоннелях же тусклые электрические лампы и дающие больше чада, чем света газовые фонари встречались в лучшем случае через сотню шагов.

– А вот и наша передовая твердыня, – с гордостью указал дунсинанец на не слишком большое здание, собранное, как и все дома на нижних улицах, из всякого мусора. Правда, выглядело оно более крепким и основательным. На стенках виднелись следы неоднократного ремонта – здание явно выдержало не одну осаду. С другой стороны, в последние годы войны приходилось укрываться и в вызывающих куда меньше доверия сооружениях. – Жди у входа, я сообщу о тебе нашему гезиту.

– И не надейся, приятель, – покачал головой я, – я иду с тобой.

Дунсинанец пожал плечами с видом «не очень-то и хотелось», и направился к воротам здания. Перед ними дежурили двое гламиссцев, правда, по ним сразу видно было, что это не отмороженная молодёжь, что отрабатывает на улицах. Эти парни выглядели куда серьёзнее и опаснее тех, с кем я сцепился у безымянного кабака, хотя никому не пытались доказать свою крутость.

– Со мной, – кивнул им дунсинанец, однако стражи этим не удовлетворились.

– Тебе ещё часа три стоять до смены, – осадил его, положив руку на плечо, гламиссец, одетый в броню ничуть не хуже и вооружённый самопальной винтовкой, собранной из нескольких разных.

– Да брось ты, – смахнул его руку мой сопровождающий, – на улицах всё спокойно. А со мной важный человек, его гезиту представить надо.

– Ну молись всем святым, чтобы так оно и оказалось, – ухмыльнулся второй.

Нас пропустили внутрь. По чести сказать, ничего особо не изменилось. Такой же коридор, как снаружи, разве что лампы почаще попадались, да слева и справа шли одинаковые двери. Мы прошли по коридору до конца, остановившись перед самой внушительной дверью, в которую мой сопровождающий немедленно постучал.

– Валяй, – раздалось с той стороны, и мы вошли.

Гезит был дунсинанцем, однако защитное снаряжение и оружие у него отличалось оттого, что носил однорукий в лучшую сторону. Он и сам не избежал ранений – почти половину лица его скрывала стальная маска без глазного отверстия, вторую же безобразил химический ожог. На коленях развалившегося в древнем кресле гезита лежал видавший виды дробовик Сегрена – надёжное оружие, отлично зарекомендовавшее себя в аду траншейных схваток.

– И кого ты мне притащил? – обратился к сопровождавшему меня однорукому гезит так, словно меня в комнате не было вовсе.

– У франта этого дело – говорит важное и ко всему дому.

– И ты решил этого франта ко мне притащить. Ну-ну.

Я отлично знал, как вести себя с такими людьми, а потому, дав гезиту почувствовать себя хозяином положения, взял инициативу в свои руки. Первым делом я подхватил единственный в комнате стул, стукнул им об пол, проверив на прочность, и уселся напротив гезита.

– Ну, допустим, убедил, – кивнул мне тот, оценивая моё уверенное поведение. – Валяй, что у тебя за дело?

Я понимал, что сейчас самый ответственный момент. Я рискую всем – в первую очередь жизнью. Я не обольщался, отлично понимая, что четырёх патронов и двух запасных магазинов уж точно не хватит на то, чтобы выбраться из владений кавдорцев. Но именно ради этой более чем сомнительной авантюры я и явился сюда, а значит, отступать некуда. И я изложил гезиту то, за чем пришёл.

На удивление тот не схватился оружие даже в самые острые моменты и остался спокоен. Я не мог видеть однорукого дунсинанца, однако слыша то, как он переминается с ноги на ногу и со стальным скрежетом сжимает пальцы на искусственной руке, понимал – если бы не присутствие гезита, я давно уже получил бы металлическим кулаком в морду.

Когда я закончил говорить, гезит долго в задумчивости тёр подбородок.

– Знаешь что, франт, – сказал он через несколько томительных минут раздумья, – не мне такие решения принимать. Я отстучу в замок Паутины. Тан держит жучка при себе с тех пор, как паренька вытащили с боем оттуда, – гезит ткнул пальцем наверх. – Вот теперь пускай сам и решает, как с тобой быть.

– Найди телеграфиста, и пускай отстучит тану запрос, – велел гезит однорукому, – а мы с франтом подождём ответа.

Однорукий, ничего не сказав, убрался, и мы остались вдвоём.

– Не стоит ему тут торчать, когда такие дела обсуждаются, – сказал гезит, когда за моим сопровождающим закрылась дверь. – Он считает себя человеком старой закалки, и всякие связи с законными властями для него… вне закона, – рассмеялся собственному каламбуру кавдорец. – Для него мы – заурядная банда с нижних улиц, только сильнее остальных. Он не думает над наследием, считая, что всё это – бредни искупителей.

– Будь в этой истории замешан любой другой дом с нижних улиц, я бы даже не сунулся сюда.

Ждать ответа пришлось недолго. Гезит не успел даже на правах вежливого хозяина предложить мне выпить (хотя он и не торопился с этим), как в комнату вернулся однорукий дунсинанец в сопровождении тощего, сутулого парня в очках с разными линзами, кое-как подогнанными под оправу из проволоки.

– Тан велит снаряжать для франта машину и катить с ним в замок Паутины, – сообщил однорукий. И тощий парень, по всей видимости, тот самый телеграфист, подтвердил его слова парой нервных кивков.

Если честно, я не думал, что доберусь до таких высот подпольного мира нижних улиц моего урба. Мало кто мог бы похвастаться, что видел самого кавдорского тана. Однако мне выпала такая честь.

Гезит не стал задерживать меня в своём форте и вместе со всё тем же ловко улизнувшим с дежурства одноруким дунсинанцем отправил в главную крепость кавдорцев – замок Паутины. Ехали мы на паровой вагонетке, в каких на оружейных заводах урба перевозят детали для многочисленных механизмов, боеприпасы или рабочих. Особым комфортом она похвастаться не могла, зато бежала довольно быстро, поскрипывая и позвякивая на разболтанных стыках проложенных в этих тоннелях невесть когда рельсов.

Замок Паутины куда больше подходил под понятие «твердыня», нежели небольшой форт, откуда мы приехали. Он занимал целый зал на перекрёстке нескольких больших – в два, а то и три человеческих роста высотой – тоннелей. Цитадель имела три этажа, и уверен, весьма обширные подвалы. Вокруг неё возвышалась стена, собранная из траншейных щитов, подогнанных друг к другу идеально плотно. Тут даже ворота были, украшенные гербом дома Кавдор – коронованным оленем. Водитель паровой вагонетки, подъехав к ним, просигналил, и нас впустили внутрь.

Во дворе замка я не увидел ни одного гламиссца – лишь дунсинанцы в синих клобуках с длинными хвостами и командовавшие ими бирнамцы, скрывающие лица под выкрашенными в индиго синими масками или же обходившиеся татуировками того же цвета. Оружие и защитное снаряжение у всех было более-менее приличного качества, пускай и старое, зато видно, что за ним очень хорошо ухаживают. Выделялись среди них искупители, носившие длинные рясы и высокие клобуки, закрывавшие всё лицо, оставляя свободными только глаза. Как среди них можно было определить дунсинанцев или бирнамцев, я не представлял.

Сопровождавшего меня дунсинанца отправили обратно той же вагонеткой, а я вместе с парой сурового вида бирнамцев, чьи бронежилеты украшали шильдики с коронованным оленем, прошёл прямиком на аудиенцию к тану.

Глава дома Кавдор был высок – его можно было бы даже назвать долговязым, однако в нём ощущалась внутренняя сила. Тан походил на циркового акробата – с виду кожа да кости, но стоит только ему выполнить простейший трюк, и становится сразу понятно, насколько силён на самом деле этот человек. Одевался он ничуть не роскошнее тех же бирнамцев, а лицо с густой рыжеватой бородой не скрывал, ограничиваясь татуировкой в виде трёх широких вертикальных полос цвета индиго.

Тан сидел в стальном кресле с высокой спинкой, напоминавшем трон. У ног его расположился мальчишка лет десяти, а может, и старше, но из-за общей тощести кажущийся младше своего возраста. Мальчуган сидел прямо на полу, потому что больше никаких других сидений в просторном зале не имелось. Зал вообще был пуст, даже гвардейцы, что привели меня, тут же покинули его, повинуясь жесту тана.

– Если бы речь не шла о грёбаной «Милке», – пренебрегши приветствием, заявил лидер дома Кавдор, – я бы не позвал тебя и не стал слушать. Но уроды с неё слишком сильно насолили мне, так что говори – если это поможет мне с ними поквитаться, то считай, я на твоей стороне.

– Разве сам кавдорский тан не может поквитаться с командой какого-то корабля? – удивился я, прибегнув к почти открытой лести.

– Даже для спасения этого жучка, – тан похлопал по плечу мальчугана, сидевшего на полу рядом с его тронным креслом, – моим парням пришлось потрудиться. Один из моих искупителей лежит пластом с тех пор, и за его жизнь не дают и ломаного гроша. Я могу разобраться с тварями с «Милки», но это слишком дорого мне обойдётся. Я потеряю многих сильных бойцов и среди них искупителей, а следом на меня тут же накинутся другие дома. Вторую войну на нижних улицах я уже не потяну. Именно поэтому я слушаю тебя, франт с поверхности.

Здание надзорной коллегии насчитывало почти три десятка этажей, заполненных кабинетами многочисленных чиновников этого самого уважаемого во всей Розалии учреждения. Оно возвышалось надо всеми домами в центральном районе нашего урба. По старинному закону, изданному королём при создании коллегии, здание, занимаемое ею, должно быть выше всех остальных в городе. Это подчёркивало её значимость и тот факт, что от всевидящего взора коллегии ничто не укроется. Исключением, конечно же, был только королевский дворец. Выстроенное из местного серого мрамора здание казалось грязным в лучах недавно поднявшегося над горизонтом солнца. На крыше надзорной коллегии торчали кажущиеся снизу игрушками стволы зенитных пушек и пулемётов. Наш урб всё-таки был городом-крепостью, а потому два верхних этажа здания занимали солдаты гарнизонного полка противовоздушной обороны.

Часовых у дверей, конечно, не было, в просторном пустом вестибюле скучал гном-вахтёр в форменном сюртуке коллегии. Он едва успел подавить зевок, когда я вошёл, и, надо сказать, я едва не зевнул вслед за ним. Спать этой ночью мне не довелось.

Я отправился в коллегию прямо с нижних улиц. Тан распорядился, чтобы меня вывели на поверхность там, где скажу. Я выбрал место поближе к своей квартире. Когда я покинул подземелья урба, час был ещё достаточно ранний, так что успел заскочить домой и хотя бы немного привести себя в порядок перед визитом в столь почтенную организацию.

– Вам назначено? – отработано-строгим голосом поинтересовался гном, свирепо насупив брови.

– Я к инспектору Дюрану, – ответил я. – И нет, мне не назначено.

– Тогда…

– Тогда вы, милейший, сейчас наберёте внутренний номер инспектора Дюрана и, если он в столь ранний час окажется у себя в кабинете, сообщите, кто к нему пришёл.

Я положил на стол перед гномом своё удостоверение частного сыщика «Континенталя». Гном насупился ещё сильнее из-за того, что я посмел перебить его, однако больше перечить не стал и сделал то, что я сказал.

Дюран оказался на месте, и меньше чем через десять минут я уже сидел в его кабинете и грел пальцами пузатый бокал хорошего коньяка.

– Ну что, ротный, за тех, кто там остался, – торжественно произнёс Дюран, и мы молча выпили. Мы оба не любили вспоминать о войне, однако грех не помянуть тех, кому не повезло так, как нам, и они остались вечно молодыми лежать в ледяной грязи траншей. Инспектор спрятал обратно в шкаф бутылку и оба бокала – пить в такую рань никто из нас больше не собирался. Усевшись обратно в своё кресло, Дюран сложил руки, переплетя длинные пальцы, и спросил у меня: – Так с чем пожаловал?

Мой бывший взводный командир был из тех, о ком мечтают многие офицеры. Спокойный, уверенный, физически сильный и, главное, знающий, когда и как эту силу надо применять к личному составу, чтобы поддерживать в подразделении порядок. Его боялись и уважали, несмотря на чёрный цвет кожи выходца из колоний. Война не слишком сгладила расовую сегрегацию, и жителей Афры считали людьми второго сорта. Дюран, благодаря природному упорству, сумел преодолеть многие препоны и не только выбился в офицеры, но и после войны сумел сделать неплохую карьеру в надзорной коллегии.

– Хочу натравить тебя кое на кого, – усмехнулся я, глянув на часы над головой моего фронтового товарища. – Всё по делу и исключительно законно. Как говорится, и тебе полезно, и мне – приятно.

Как раз сейчас в двери министерства трудовых резервов и миграции должен был войти высокий человек в деловом костюме альбийского покроя с аккуратно остриженной рыжеватой бородой и клановыми татуировками на лице. В нём никто бы не узнал кавдорского тана. Сопровождал он неряшливо одетого мальчишку, опекуном которого являлся. Свидетельство было изготовлено безукоризненно и прошло бы любые проверки, я даже удивился, что подобные вещи имеются в распоряжении обитателей нижних улиц. Я примерно представлял, для чего они могут понадобиться, однако предпочитал не задумываться над этим вопросом. Пусть хоть сейчас послужат хорошему делу.

Под надзором опекуна мальчишка – тот самый, чудом выживший на «Милке» жучок – напишет официальное донесение. Донос, если проще, но не анонимный, а подписанный по всем правилам. Писать, конечно же, жучок не умел, и фиксировать его показания будет специальный чиновник, которым по счастливой случайности окажется именно Инноценз Вальдфогель, заранее предупреждённый надёжными людьми.

– И что же будет в этом доносе? – спросил Дюран.

– В нём будет самым подробным образом изложена печальная история малолетних работников порта, которые подрядились на сухогруз «Милка» для мелких ремонтных работ. – Детей в самом деле часто нанимали на подобные работы, ведь мальчуганы легко пробирались в такие закоулки двигательных отсеков кораблей, куда ни за что не попасть самому тощему взрослому. – Они стали свидетелями перевозки в трюмах сухогруза рабов, что запрещено законодательством Священного альянса, в связи с чем почти всех детей перебили. Одному удалось спастись лишь чудом, и, добравшись до своего опекуна, он первым делом выложил ему эту историю. Опекун же, как добропорядочный подданный, направился прямиком в министерство строчить донос.

– А сколько в этом доносе будет правды?

– Как ни удивительно, но почти всё – правда. Насчёт рабов уж можешь быть уверен. Что же касается мелочей, то и там всё чисто.

Документы о найме малолетних работников порта уже хранились в архиве профсоюза докеров. Изготовлены они были наилучшим образом и задним числом внесены в подчищенные реестры. Председатель профсоюза был настолько зол, что легко пошёл на это – его даже уговаривать не пришлось. Достаточно оказалось перехватить Гриджака, спешившего домой после долгой рабочей ночи, и сообщить гоблину, что нужно сделать.

– Одного в толк взять не могу, – развёл руками Дюран. – Ты ко мне зачем явился, раз так чисто сработано?

– Потому что у «Милки» очень хорошее прикрытие, – ответил я. – Настолько хорошее, что донос положат под сукно на веки вечные.

– Но, видимо, не настолько хорошее, чтобы охватить ещё надзорную коллегию.

– Может быть, и у тебя в руководстве есть те, кого подмазали или подмажут в ближайшее время. Однако если действовать быстро, они просто не успеют отреагировать.

– Разнос, – поднялся из кресла и энергично потянулся Дюран, – что может бодрить сильней, чем хороший разнос, устроенный с самого утра.

Я распотрошил баул[1]1
  Баул – (франц. bahul, от кельт. bahu сундук) род дорожного сундука с выпуклой крышкой.


[Закрыть], на котором, кажется, осталась ещё жёлтая пыль проклятого города Отравилля. С тех пор как вернулся оттуда, я ни разу не доставал его из шкафа, разве что для того, чтобы перевезти с одной съёмной квартиры на другую. Но сегодня я решительно плюхнул его на пол логова председателя профсоюза докеров и взялся вдумчиво потрошить.

– Зачем оно тебе? – спросил у меня хозяин этого помещения, да и почти всех доков нашего урба. – Ты всё сделал, зачем теперь лезть в драку?

– Ты верно сказал, – ответил я, вытаскивая из баула видавшую виды, но не потерявшуюся надёжности нательную броню, – я заварил эту кашу вместе с чиновником из министерства труда, мне и расхлёбывать её. Особенно после того, что услышал этой ночью от кавдорского жучка. Ты ведь тоже мог остаться здесь, – усмехнулся я, глядя, как председатель профсоюза проходится промасленной ветошью по стволам укороченного штурмового дробовика «Сегрен». – Мог стоять тут у окна и наслаждаться видом на драчку, а не лезть на передний край.

Рябое лицо председателя скривилось, будто он особенно кислый лимон съел. Он махнул рукой Гриджаку, и гоблин, повинуясь жесту, обновил виски в наших стаканах. Я глотнул сильно разбавленной талой водой от нескольких кубиков льда янтарной жидкости, и принялся расстёгивать сорочку.

Нательная броня, которую мне удалось выиграть в карты у одного ушлого интенданта, вообще-то предназначалась для высоких армейских чинов – не ниже дивизионного генерала – и аристократов, за каким-то бесом оказавшихся на переднем краю. Она отлично защищала от пуль и осколков, могла спасти даже от снайперского выстрела, правда, только от одного. Небольшое техномагическое силовое поле выдерживало лишь определённую нагрузку, после чего отключалось до тех пор, пока не будет заменена питающая его батарея. Главное же достоинство нательной брони – её легко можно носить даже под рубашкой. Защитное снаряжение было достаточно лёгким и ничем не выдавало себя.

Застегнув поверх нательной брони сорочку, я вынул из баула запылённый плащ, который точно не доставал со времён визита в Отравилль. Встряхнув его, я оглушительно чихнул, когда в воздухе повисло целое облако красновато-жёлтой пыли, которой было пропитано всё в том проклятом городишке на границе Астрии, Веспаны и Исталии. Председатель профсоюза пробурчал себе под нос нечто нечленораздельное, но явно неодобрительное в мой адрес, глянув на образовавшееся на ковре пыльное пятно. Однако этим и ограничился.

– Ни фига себе, – кажется, вид простреленного шесть раз в районе сердца плаща впечатлил полуэльфа, – кого ты убил за такой клёвый плащик?

– Стреляли в меня, – ответил я, откладывая до поры плащ на стул, – а жизнь мне спасла нательная броня. А вот тебе советую разобраться с амулетиками, которые ты носишь.

– А что с ними не так? – удивился полуэльф, нацепивший перед дракой на шею не меньше десятка различный защитных амулетов. – Они меня выручали прежде ничуть не хуже какой-нибудь штурмовой брони.

– Я вижу на нескольких эльфийские руны, а мы идём драться против лигистов, – ответил я.

– Да ну тебя, – отмахнулся полуэльф, – будут ещё учить меня всякие.

Я только плечами пожал, а вот председатель профсоюза оказался не столь мягок.

– А ну-ка снял все эльфийские цацки, быстро! – рыкнул он, рывком допивая виски и делая знак Гриджаку обновить. – Не хватало ещё мне сюрпризов в драке!

Полуэльф тут же подчинился, стянул для верности все амулеты с шеи и принялся перебирать, откладывая на бильярдный стол отмеченные эльфийской письменностью. Он явно не бывал на фронте, где главным принципом давно уже стало – не использовать оружие и снаряжение лигистов без крайней необходимости и никогда не использовать его против самих лигистов. Никто толком не знал, как работают те или иные приспособления и на что на самом деле способны амулеты, созданные народом сидхе.

Пока полуэльф разбирался со своими цацками, я надел подмышечную кобуру, рассчитанную на два пистолета и по паре запасных магазинов к каждому. В одну я сунул тот, что ношу всегда, во вторую – его брата-близнеца, только с рукояткой, переделанной под левую руку. После извлёк из баула кобуру с астрийским пистолетом Фромма – в нём оставалось всего четыре патрона, вот только каждый из них стоил примерно столько, сколько я зарабатываю за год. Удачный год. Вместе патроны представляли собой приличное состояние, правда, я вряд ли сумел бы их продать, даже если бы захотел. Но сегодня они вполне могут мне пригодиться.

– Тот самый, – усмехнулся председатель профсоюза, – у меня осталось с тех времён с полкоробки патронов с белыми свечками. Сегодня я зарядил ими свой «Сегрен».

– Надеюсь, он выдержит температуру, – заметил я, накидывая плащ и отмечая про себя держаться подальше от председателя, вооружившегося боеприпасами с белым фосфором.

– Не боись, – ухмыльнулся тот, – я стволы давно заменил – новенькие, ещё ни разу не стрелял с ними белыми свечками.

И всё же я решил держаться подальше от него – на фронте будущий председатель профсоюза докеров заслужил репутацию не вполне адекватного человека, склонного сначала расстрелять всё, что принимает за врага, а уж после разбираться, был ли он прав. Наверное, благодаря и этому качеству в том числе, он сумел пробиться наверх такой организации, как профсоюз портовых рабочих.

– Tamejfan! – прервал нашу короткую, но содержательную беседу с председателем рёв толстяка, который с тех пор, как я пришёл, возился со штурмовой бронёй. – Эти jävliga ремни снова усохли! Я не могу втиснуться в кирасу!

– Наконец ты признал это, друг мой, – развёл руками полуэльф. В длинных пальцах его, словно по волшебству, появился выкидной нож с перламутровой рукояткой. – Давай же я помогу тебе с твоими ремнями.

Он подошёл к пытающемуся стянуть на объёмистом чреве ремни штурмовой брони полугиганту и принялся ножом ковырять в них новые дырочки, ближе к концу.

– Смотрю, друг мой, тебе мирное время идёт только на пользу, – усмехнулся полуэльф, когда кираса застегнулась-таки на толстяке. – Вот только с боков теперь сквозить будет.

Он сунул два пальца в боковое сочленение, где сходились грудная и спинная пластины.

В дверь постучались, и тут же в комнату без приглашения вошёл Инноценз Вальдфогель. Он удивился, увидев меня среди представителей профсоюза докеров.

– Так вот как вы ведёте расследования, – покачал головой чиновник из министерства труда. – Вот уж не думал, что столь нужная проверка надзорной коллегии ваших рук дело. Я, между прочим, выговор схлопотал из-за вас.

– А как бы иначе вы оказались здесь, – развёл руками я, – да ещё и так быстро.

– Все документы для срочной проверки сухогруза «Милка» готовы, – прошёл мимо меня Вальдфогель и хлопнул на стол перед председателем профсоюза несколько бумаг, – осталось только завизировать их у вас.

Председатель поставил пару своих размашистых подписей и шлёпнул печать. После обернулся к Гриджаку, но когда тот уже шагнул к столу с бутылкой, отмахнулся от выпивки.

– Хватит тебе официанта тут изображать, – бросил он гоблину. – Хватай свою винтовку и дуй на позицию. Мы на пирсе будем через пять минут.

Гриджак оставил бутылку на столе, подхватил стоявшую в углу снайперскую винтовку длиной почти в два его роста и выскочил через неприметную дверь.

– Всё настолько серьёзно? – удивился Вальдфогель, глядя, как набросивший поверх штурмовой брони просторный плащ толстяк пакует в объёмную сумку пулемёт Манна и пару барабанных магазинов к нему. Туда же председатель добавил свой дробовик, а полуэльф – длинный пистолет-пулемёт «Принудитель» альбийского производства.

– На всякий случай, – неприятно ухмыльнулся председатель, и мы все вместе вышли из комнаты.

И это Вальдфогель ещё не знал о двух десятках кавдорцев, которых скрепя сердце председатель пустил в порт. Они сейчас собирались вокруг причала, где стояла «Милка», переодевшись обычными докерами и позабыв на время о синих клобуках. Я точно знал, что среди них есть как минимум пятеро искупителей, жаждущих поквитаться за так и не пришедшего в себя товарища, и сам тан.

Сухогруз «Милка» относился к той же серии, что и корабли, на которых нас перевозили из одного театра боевых действий в другой. Здоровенные суда, вмещавшие тысячи солдат и десятки единиц бронетехники или артиллерийских орудий, имели высокую осадку и могли подходить достаточно близко к берегу. Нередко нам приходилось высаживаться прямо с них на занятое неприятелем побережье.

Пока мы шли к пирсу, здоровяк-полугигант отстал, присоединившись к внушительной толпе докеров, отиравшихся неподалёку. На пирсе перед кораблём дежурили несколько неприветливого вида матросов совсем не веспанской наружности. Крепкие ребята со светлой кожей, одетые в моряцкие робы и кепи, под которым видны были стриженые виски и затылки. Ни одного брюнета среди моряков не было.

– Держитесь ближе ко мне, – сказал мне Вальдфогель, – сойдёте за моего заместителя. С этими громилами из профсоюза у вас ничего общего.

Я кивнул, не став спорить с чиновником по пустякам. В конце концов, он меня нанял – ему виднее.

– Матросы, – отработанным начальственным тоном процедил Вальдфогель, когда мы приблизились к пирсу, – я должен немедленно видеть капитана. Дело срочное.

– Что за дело? – словно из вечерних теней соткался невысокого роста веспанец в чем-то похожем на флотский мундир со споротыми знаками различия. – Вы не имеете права доступа на корабль и на пирс – здесь уже суверенная территория Веспаны.

– По какому такому праву? – рыкнул председатель профсоюза, не привыкший, что в его порту может быть ещё чья-то территории.

– По праву вдоль борта, – тут же нашёлся веспанец. – Двадцать метров от борта корабля считаются территорией государства, под чьим флагом он ходит.

Отлично знавший это Вальдфогель кивнул и жестом успокоил хотевшего уже вступить в конфронтацию председателя.

– Мы не нарушаем ваших прав, – сказал чиновник, – однако здесь у меня предписание о срочной проверке вашего корабля. – Он протянул веспанцу бумагу с парой гербовых печатей. – Прошу обратить внимание на печать надзорной коллегии и отметку инспектора о срочности. Я не имею права уйти отсюда, не поднявшись на борт вашей «Милки» и не осмотрев её самым тщательным образом.

– Это невозможно, – покачал головой веспанец, на лице которого было написано искреннее сожаление. – Капитан уже спит, и будить его никто не станет. А без него никто не пустит вас на борт, какие бы бумаги вы не предъявляли.

Сегодня с самого утра распогодилось, однако ближе к вечеру резкий, порывистый ветер нагнал тучи, и я ждал нового дождя. Вот только тот не спешил проливаться нам на головы. Вместо дождя в небе зарождалась сухая гроза – то и дело тучи освещали ветвистые молнии и гремел пока ещё тихий гром.

– Нет проблем, – улыбнулся Вальдфогель, – нам же проще, верно? – Он убрал в портфель одну бумагу и вынул вторую, протянул её веспанцу. – Завизируйте письменный отказ от проверки и осмотра у вахтенного офицера или подпишите сами, если вы сейчас старший офицер на борту «Милки», и мы тут же уберёмся восвояси.

Я буквально слышал, как скрипят зубы у председателя профсоюза докеров, и улыбался про себя. Всё-таки тот ничего не смыслит в бюрократии, хоть и забрался так высоко. А вот Вальдфогель отлично умеет играть на этом поле.

– Всенепременно, – снова улыбнулся веспанец и передал бумагу одному из матросов. Тот без лишних слов отправился искать вахтенного офицера.

Ждать офицера долго не пришлось. Лишь пару раз в небе сверкнули молнии, да чуть громче, чем раньше забормотал гром. Вахтенный офицер, также оказавшийся веспанцем, явился в сопровождении эльфа такой высокомерной наружности, будто он был принцем крови, снизошедшим до общения с простыми смертными.