Текст книги "Noir (СИ)"
Автор книги: Борис Сапожников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
– Так, – обернулся врач к вышибале с таксистом, – живо наверх. Нечего тут торчать.
Он махнул на них руками, будто отгоняя назойливых птиц. Оба поспешили покинуть операционную, где уложили меня прямо в одежде на стол.
– Давай смотреть, что там с тобой приключилось на этот раз, – пробормотал врач.
Он срезал пропитавшуюся кровью штанину, принялся давить на бедро, прикидывая, где могут засесть пули. Я взвыл от боли, однако старался не дёргаться, чтобы не мешать доктору.
Не стану описывать, как он вводил в раны зонд, ища пули, как вынимал их, как я стонал от боли, потому что и после пары уколов обезболивающего продолжал всё чувствовать. Да, боль притупилась, но не ушла совсем, слишком уж привык мой организм к разного рода препаратам, и они давно уже не действовали на меня в полную силу. Врач сунул мне в зубы деревяшку, чтобы я не откусил себе язык, и отпустил я её, только когда он закончил перевязку.
– Давай ещё пару уколов обезбола, – сказал я, чувствуя, как доктор промокает мне лоб влажным тампоном, – у меня сегодня ещё есть дела. И на аквавит[19]19
Аквавит (от aqua vita) – жаргонное наименование препарата, известного как вода жизни.
[Закрыть] не скупись.
– Тебе нельзя вставать ещё неделю и нагружать ногу – месяц. Кости, конечно, не задеты, но…
– Раз кости целы – могу ходить, пускай и с палкой, как дед. Остальное неважно. Коли, я за всё заплачу.
Врач поворчал, но больше для вида – он знал: я никогда не скуплюсь и прихожу лечиться только к нему. Боли от уколов было не больше, чем от комариных укусов, я их и не почувствовал. А уже через пять минут, когда доктор убрался обратно на кухню, я смог слезть с кушетки и похромал наверх. Подъём по лестнице стал настоящим испытанием – раненая нога отзывалась болью на каждую ступеньку, обезбол с аквавитом пускай и подействовали уже, но полностью избавить меня от страданий они не могли. По крайней мере, не так быстро, как мне нужно.
За барной стойкой таксист спокойно попивал что-то крепкое, и не думая возвращаться к автомобилю. Увидев меня, он отсалютовал мне стаканом, я подошёл к стойке и заказал чистого аришалийского кукурузного виски.
– Мешать обезбол с виски, – покачал головой бармен, но налил.
Я выпил одним глотком, почти не почувствовав вкуса. Зато боль в ноге притупилась – крепкий дрянной алкоголь всегда действовал на меня лучше лекарств.
– Не думал, что застану тебя здесь, когда поднимусь, – сказал я таксисту.
– А что мне делать? – пожал плечами тот, делая ещё глоток из стакана. От него уже хорошо пахло коньяком. – Машину я сдал ремонтникам из гаража – они её увезли минут десять назад. Так что пока не починят – свободен, могу делать что пожелаю. А я вот желаю надраться.
Я не стал препятствовать ему в этом желании.
– Телефон свободен? – спросил я у бармена, и когда тот кивнул, направился к закутку, где рядом с дверью в туалет стоял на столике телефонный аппарат. Мне нужно было срочно сделать несколько звонков. Выбора противник сделал за меня – теперь оставалось только действовать по обстоятельствам. Прямо как на фронте.
…Выстроенные по типовому проекту полицейские участки были похожи, как близнецы. Просторное помещение, служащее для приёма жителей урба, переполненное в любой час дня и ночи. Несколько ажанов в форме за длинной, изогнутой подковой стола, их лица выглядят профессионально-усталыми, даже если они только заступили на дежурство. То и дело через толпящихся людей, гномов, орков и прочих обитателей квартала, точно боевые корабли через волны не особо спокойного моря, проходят патрульные с улиц, ведущие задержанных. И шум – постоянный гвалт, напоминающий о том же море, десятки самых разных личностей переговариваются, кто-то потише, кто-то на повышенных тонах, и всё это образует ни с чем не сравнимый гомон. Говорят, такой стоит в Генеральных штатах во время обсуждения очередного законопроекта, но я там не был, сравнивать не могу.
Отвечавший за квартал коттеджной застройки офицер долго изучал мою бумагу, проверял полномочия. И это бесило до невозможности. Он не намеренно тянул время, перед ним стоял не самый простой выбор. Моя бумага с подписями и печатью Надзорной коллегии, конечно, представляла собой весьма серьёзный документ, но я не был сотрудником самой организации, а потому меня можно и не так уж сильно опасаться. Будь на моём месте Дюран, всё было бы куда проще, но, увы, мой бывший взводный не мог сам лезть в это дело. Таковы правила игры – раз нанял детектива, привлёк специалиста со стороны, то сам не вмешивайся, пусть детектив отрабатывает свой гонорар. Коттеджный квартал населяли явно одни из самых преуспевающих жителей района, и ссориться с ними офицер не имел никакого желания.
Всё же авторитет Надзорной коллегии одержал верх. Мне оставалось только благодарить святых, что сразу после разгрома, учинённого в моей конторе, частные охранники, нанятые Робишо, сразу же взяли её под свою опеку. Моё удостоверение, документ из Надзорной коллегии и даже деньги на представительские расходы, выданные Дюраном, – всё осталось в полной целости и сохранности. И лишь благодаря этому я имел шансы завершить расследование.
Действовать надо быстро – иначе девочку перевезут в другое место, и тогда найти её не будет никаких шансов. Поэтому я, едва забрав документы и деньги из разгромленной конторы, отправился прямиком в участок, отвечавший за квартал с коттеджной застройкой.
– Значит, вам нужны два вооружённых ажана, – кивнул наконец офицер. – Напомните, для какой цели?
– Освобождение заложника, незаконно удерживаемого в одном из коттеджей на вверенной вам территории.
– И доказательств того, что заложник там, вы представить не можете?
– Это уже моё дело, офицер. Я сам буду говорить с жильцами, вооружённые ажаны нужны для представительности. Чтобы у тех, кто сидит в коттедже, поджилки затряслись. Одного меня для этого недостаточно.
– Мне придётся пойти с вами, – поднялся со своего стула офицер. – На простых ажанов ваша бумага не произведёт особого впечатления. Да и в посёлке всё воспримут проще, если я буду с вами.
Я пожал плечами – спорить из-за этого не было никакого желания и необходимости. Скорее всего, у офицера есть свои резоны идти со мной. Всё, что он сказал мне, конечно, не откровенная ложь, скорее, оправдание действий для себя. Я почти уверен, ему нужно показаться в коттеджном квартале лично, чтобы живущие там господа видели – он держит ситуацию под контролем. Препятствовать офицеру в этом желании я не собирался. Его игры – пускай играется, сколько хочет.
К воротам квартала мы подъехали на патрульном автомобиле. Ажаны, которых офицер выбрал нам с помощь, были как на подбор высокими, крепкими и с лицами, не обременёнными излишками интеллекта. Один из них человек, второй же – полуорк. Оба отлично управлялись с крупнокалиберными дробовиками. Как и сам офицер, ажаны были в форме, хотя и без кирас. Настолько серьёзно демонстрировать свои намерения излишне. Тем более что я вовсе не собирался брать дом, где держали дочку Равашоля, штурмом. Я ничуть не кривил душой, говоря, что собираюсь только попугать обитателей коттеджа. Да, план мой не идеален, ведь девочку могли уже вывезти в другое место, или хуже того, охраняющие её боевики, вроде вломившихся ко мне в контору, могли запаниковать, и тогда всё закончилось бы плачевно. Но у меня просто не было времени придумывать лучший – я и так опаздывал.
Вообще, мы представляли собой весьма пёструю компанию. Два ажана в синей форме с начищенными до блеска пуговицами, вооружённые дробовиками. Их офицер, тоже в форме и кепи, с кобурой на поясе. Я видел, как он сунул в неё перед выходом угловатый штурмовой пистолет «Фромм». Ну и я в видавшем виды плаще, под которым носил нательную броню, и мятой шляпе – типичный частный детектив-неудачник, непонятно как затесавшийся в компанию к трём полицейским. Образ портила только неплохая трость с медным набалдашником, на которую я опирался.
В будке сидел уже новый вахтёр – пожилой человек с редкими седыми волосами. Он был не так уж стар, скорее, из тех, кто работал в тылу до седьмого пота, причём, судя по пигментным пятнам на коже и слезящимся глазам, явно на каком-то вредном предприятии. Хотя, может, и на фронте попал под выброс очередной алхимической дряни, какой все поливали друг друга с завидным постоянством. Бывало, ядовитый туман от недавней бомбардировки не успевает толком развеяться, а нам на головы уже сыплются снаряды с новыми порциями убойных смесей, которые не должны оставить ничего живого в траншеях. Кому-то везло и они отделывались без особых последствий, но таких счастливчиков было немного.
– Куда? – поднял на нас вахтёр слезящиеся глаза.
И как он хоть что-то видит в своих очках?
Я назвал ему адрес дома и предъявил удостоверение вместе документом из Надзорной коллегии. Представился и офицер полиции, а двух ажанов он назвал нашим сопровождением. Они, видимо, в особых представлениях не нуждались. Вахтёр скрупулёзно занёс наши имена в книгу посещения, и пока он скрипел скверным пером по бумаге, я глянул ему через плечо. Так и есть, на предыдущем листе красовалось моё имя и адрес конторы, указанный в удостоверении «Континенталя». Выходит, гном первым делом донёс о моём визите обитателям заинтересовавшего меня коттеджа. Повезло ему, что сменился уже, я бы с ним потолковал по душам.
Мы прошли к нужному дому, и, поднявшись на крыльцо, я обрушил на дверь набалдашник трости. Электрический звонок проигнорировал принципиально. Офицер полиции неодобрительно покосился на меня, однако ничего говорить не стал. Я же продолжил колотить в дверь с отменной бесцеремонностью.
– Может, никого нет дома? – предположил офицер, когда в ответ на мой стук никто не отозвался и в третий раз.
– Тогда, – заявил я, – мы имеем полное право взломать дверь и проникнуть в дом. Ответственность беру на себя.
Я занёс трость для новой серии ударов в дверь, когда с той стороны раздался скрип ключа и она внезапно отворилась. Я едва успел опустить руку – с поднятой тростью выглядел бы довольно глупо.
– Что надо? – не слишком вежливо поинтересовался немолодой человек, выглянувший в узкую щель между дверью и косяком.
– Обыск! – решительно заявил я, демонстрируя ему удостоверение и документ из Надзорной коллегии. – Со мной офицер полиции и два вооружённых ажана, так что не рекомендую вам оказывать сопротивление.
– По какому праву… – завёл обычную шарманку открывший дверь человек, но я оборвал его.
– Или вы впускаете нас в дом, или я сейчас вышибу эту дверь, и мы всё равно войдём.
Я не стал добавлять угроз про сопротивление властям или ещё чего-то в том же духе. В некоторых ситуациях лучше быть лаконичным, чтобы собеседник твой – особенно невольный, как сейчас – сам додумал невысказанное.
Человек предпочёл отступить, распахнув перед нами дверь. Уверенным шагом я вошёл в дом.
– И что мы будем искать? – спросил у меня офицер полиции.
– Не что, а кого, – важно произнёс я. – Девочку двенадцати лет по имени Мари.
Я заметил, как дёрнулась щека отрывшего нам двери человека, когда я назвал имя. Когда же я описал внешность девочки, постаравшись как можно точнее вспомнить, что нам говорил её отец, то у него и вовсе всё лицо перекосило. Однако он быстро взял себя в руки, и когда я обернулся к нему, смотрел на меня честными глазами.
– Могу заверить вас, господа, что никакой девочки здесь нет и никогда не было, – заявил он.
– Офицер, ажаны, – обернулся я к сопровождающим, – вы слышали, что сказал этот человек. Эти слова обернутся против вас, – я наставил на открывшего нам дверь слугу набалдашник трости.
Надеюсь, не переборщил с патетикой и не выглядел сейчас полным идиотом. Им я окажусь, когда мы никого не найдём в доме. Я был почти уверен в результате бессмысленного обыска, его главной целью было как раз заставить похитителей вывезти девочку из коттеджа. Вывезти прямо сейчас, в спешке, и оставалось молиться святым, чтобы они этого не сделали раньше.
Но удача – или святые – в тот вечер была на моей стороне. Пока мы с офицером полиции обыскивали дом, найдя явные следы проживания ребёнка, причём именно девочки; пока допрашивали трясущегося человека, оказавшегося приходящим слугой; пока предъявляли ему детские игрушки, найденные под кроватью, и вещи, явно принадлежавшие девочке десяти-двенадцати лет, отыскавшиеся рядом с корзиной для белья; пока выслушивали его торопливое враньё… В общем, пока мы проделывали все эти бессмысленные телодвижения, на втором выезде из квартала коттеджной застройки разыгрывалась настоящая криминальная драма.
Стоило только автомобилю, в котором сидела дочь Равашоля, покинуть закрытую территорию квартала коттеджной застройки через второй выезд, как в него на всей скорости врезался длинный «Коронет Улан». На таких обожали разъезжать чернокожие бандиты из «Беззаботного города». Именно они и выскочили из машины, накинувшись на охранявших дочку крепких парней. В дело пошли крупнокалиберные пистолеты и холодное оружие. Драка была жестокой, но короткой, и завершилась для охранников дочери Равашоля плачевно. Не прошло и пяти минут, как все они были мертвы. Девочку, которая не успела даже толком испугаться, пересадили в роскошный, хотя и потрёпанный «Ломе-де-Ламот», где её встретил улыбающийся Бовуа. Как выяснилось, хунган умел неплохо ладить с детьми.
Из кабака на углу Орудийной и Кота-рыболова я позвонил Дюрану и согласовал с ним план действий. Время было дорого, а потому я решил не тратить его на визит в Надзорную коллегию. Да и не договариваются о таких вещах в государственных учреждениях. Мне ведь нужна была помощь знакомцев Дюрана из «Беззаботного города», а их имена лучше в принципе не произносить в местах вроде здания Надзорной коллегии. Мало ли кто может услышать.
Дюран не мог сам участвовать в этом деле, а вот на стоящего по другую сторону закона Бовуа никакие правила не распространялись.
Когда допрос слуги был завершён и офицер полиции увёл его в машину, я отказался ехать с ними. Пускай сами возятся с этим типом. Во время допроса я продемонстрировал слуге несколько фотокарточек Полин Дюссо. Увидев их, тот окончательно «поплыл» и принялся признаваться. Слова лились из него рекой, не заткнёшь, и офицер кивнул ажанам, чтобы взяли слугу и тащили в машину. Признаваться будет уже под протокол в участке.
– У меня ещё остались тут кое-какие дела, – объяснил я причину своего отказа. – Копию протокола допроса отправьте мне, пожалуйста, на адрес конторы. – Я передал офицеру свою визитную карточку. – Это не совсем то дело, которым я занимаюсь, но, может быть, информация будет полезна мне в расследовании.
– Конечно, – кивнул офицер, следя за тем, как ажан-полуорк усаживает в машину слугу, а второй ажан опечатывает дверь коттеджа. Теперь переполоха в спокойном квартале уж точно не избежать. И это ещё никто не знает о том, что сотворил Бовуа со своими бойцами на втором выезде.
Мне оставалось только посочувствовать офицеру, ведь у него скоро будет очень много работы и очень злое начальство. Я же отправился на встречу с хунганом. Дюран сообщил мне место, где Бовуа будет ждать меня вместе с дочерью Равашоля. При условии, что хунгану и его людям удалось перехватить её.
Знакомый длинный лимузин стоял припаркованный в нескольких улицах от квартала коттеджной застройки. Я постучал в стекло, и Бовуа кивнул мне изнутри, чтобы забирался – двери «Ломе-де-Ламота» были открыты. Когда я кривясь от проснувшейся в ноге боли уселся на большом заднем сидении, напоминавшем роскошный диван, Бовуа продолжал развлекать девочку лет десяти-двенадцати, переплетая длинные пальцы с чёрным шнурком в замысловатой «кошачьей колыбели». Девочка, хотя и выглядела напуганной, однако уже почти улыбалась его ловким трюкам. Правда, увидев меня, вжалась в сидение. Видимо, незнакомцы не вызывали у неё приязни, и тут её не в чем было винить.
– Мари, – сказал я как можно спокойнее, – я друг твоего отца. Он попросил нас с товарищами, – другого определения для Бовуа и сидящего за рулём лимузина Лобенака у меня не нашлось, – забрать тебя и привезти к нему.
– Нет, – тихо-тихо, так что мне едва не пришлось переспрашивать, произнесла Мари, – не надо было.
Я не успел спросить почему, она опередила меня с ответом.
– Ненавижу его! Ненавижу! Он всё портит! Из-за него умерла мама. Из-за него тёте Аннет сделали плохо! Всё он виноват – он! Он! Он! Ненавижу!
И, конечно же, разревелась. Дело, наверное, не только в ненависти к отцу, но и в том, что она была всего лишь маленькой девочкой – разменной монетой в игре весьма скверных людей. Ей страшно и одиноко. Её забрали из семьи, привезли святые знают куда, держали взаперти, а потом… Даже не знаю, как она восприняла перестрелку, убитых людей и лужи крови на асфальте. Хотя, может, Бовуа что-то сделал с ней, чтобы эта картинка навсегда стёрлась из её памяти. Я ведь почувствовал толчок магии, когда садился в автомобиль – хунган не просто крутил в пальцах «кошачью колыбель», он добавлял к простым движениям малую толику своего искусства. И делал это так аккуратно, что девочка ничего не почувствовала, да и я ощутил лишь потому, что был тренирован особым образом, чтобы чуять подобные вещи.
Когда Мари успокоилась, Бовуа жестом фокусника, достающего кролика из шляпы, вынул из рукава балахона платок и протянул ей.
– Мадемуазель, вам не пристало выглядеть так, – произнёс он. – Постарайтесь привести себя в порядок к вашей встрече с отцом.
– Но я… – всхлипнула Мари, – …я не хочу… к нему.
Однако начала вытирать глаза и нос платком, а когда тот промок, вернула его Бовуа. Хунган спрятал платок в рукав, а из второго вынул новый и протянул Мари.
– Дайте ему шанс, мадемуазель, – сказал хунган. – Он любит вас, поверьте, и всей душой желает быть с вами. Ему через многое пришлось пройти, чтобы вернуть вас. Не дайте его жертве стать бессмысленной.
Он говорил с ней, как со взрослой, и это оказало своё влияние. Я никогда не умел ладить с детьми, признаюсь, вообще старался держаться от них подальше. А вот Бовуа сразу нашёл подход к Мари, и дело не только в его фокусах с «кошачьей колыбелью», он просто был серьёзен и не говорил ей банальностей. Ну, примерно то, с чего начал я, стоило мне только сесть в лимузин.
– Куда едем? – обернулся ко мне Лобенак.
– Пока вперёд до первого телефона-автомата, а потом я скажу куда.
У уличного телефона я выбрался из «Ломе де Ламота», сунул в аппарат несколько монет, чтобы хватило на разговор подольше, и набрал номер, оставленный мне Дюраном. Именно по нему мне следовало позвонить, когда дело завершится тем или иным образом.
– У аппарата, – раздался на той стороне провода голос, совершенно неузнаваемый из-за шипения и треска в трубке.
– Она со мной, – произнёс я в ответ.
В ответ Дюран назвал мне адрес апартаментов «У старого порта», занимавших несколько этажей в громадном здании бывшего портового управления. Когда военную и гражданскую гавани перенесли, дом в пять десятков этажей, прежде населённый чиновниками и таможенниками, оказался никому не нужен. Однако обветшать ему не дали многочисленные арендаторы, быстро занявшие опустевшие кабинеты и перестроившие внутренние помещения под свои нужды. Нашлось место и вполне приличным апартаментам.
Лобенак подъехал к входу в здание за пять минут до названного Дюраном времени. Пока мы катили по улицам, Бовуа сумел успокоить Мари, и я был почти уверен, что девочка не вырвется и не сбежит, как только мы выйдем из лимузина. Тем более что раненная нога давала о себе знать всё сильнее, и догнать её у меня не было никаких шансов.
– Мадемуазель, – предложил я Мари руку, помогая выбраться из автомобиля. Она даже улыбнулась мне, хотя до обаяния Бовуа мне было далеко. – Через пять минут вы встретитесь с отцом. Надеюсь, встреча вас не разочарует.
Я понял, что девочке снова стало страшно. Видимо, прежние встречи с Равашолем проходили далеко не приятно для неё. Оно и понятно, ведь Мари была заложницей, а анархист при встрече с ней всякий раз старался не показывать своего страха перед теми, кто держал девочку у себя. Так что их, без сомнения, короткие свидания были весьма натянутыми. Хотел бы, чтобы нынешняя прошла иначе.
Мари подала мне руку и выбралась с заднего сидения «Ломе де Ламота», в котором почти утонула. Я искренне поблагодарил Бовуа и кивнул Лобенаку. Орк кивнул в ответ, а Бовуа приветливо улыбнулся и помахал Мари на прощание рукой. Вокруг длинных пальцев его сами собой плясали верёвочки «кошачьей колыбели».
– Идём? – спросил я у Мари, когда мы подошли к лестнице, ведущей в просторный вестибюль здания.
– Да, – уверенно кивнула она.
Мы поднялись по ступеням, и мне стоило известных усилий не кривиться от боли, начинающей кусать бедро всё сильнее. Прошли через вестибюль, полный народу по вечернему времени. Кто-то спешил домой после рабочего дня, другие отправлялись в кафе и ресторанчики, занимающие помещения внутри, третьи заселялись или покидали апартаменты «У старого порта». Я подошёл к стойке, где приветливая девушка раздавала и принимала ключи у обитателей апартаментов.
– Четыреста шестые, – сообщил я ей. – Нас там ждут.
– Верно, – сверившись с книгой регистрации, ответила она. – От лифта направо, восьмая дверь. Добро пожаловать в «У старого порта».
Мы поднялись в переполненном лифте на четвёртый этаж. Стоявшие плечом к плечу пассажиры глядели на счётчик этажа, потели и старались двигаться как можно меньше. Даже утром в трамвае и то не так некомфортно. Представляю, что чувствовала стиснутая со всех сторон Мари. Она так крепко вцепилась мне в руку, что у меня пальцы заныли раньше, чем двери лифта закрылись, и кабина плавно поехала наверх.
К счастью, мы выходили первыми и стояли ближе всего к решётчатой двери. Покинув жаркую и душную кабину, мы с Мари несколько секунд переводили дыхание и лишь потом направились по коридору направо. На деревянной двери красовалась начищенная медная табличка с номером апартаментов, так что и без пояснения девушки у стойки регистрации мы бы легко нашли их.
Мари замерла перед дверью. Я посмотрел на девочку, ничего не говоря, и она кивнула. Лишь после этого я постучал.
– Входите, – раздался глуховатый из-за разделявшей нас двери, но узнаваемый голос Дюрана.
Я открыл дверь и пропустил девочку вперёд.
