Текст книги "Великая Отечественная на Черном море. часть 1 (СИ)"

Автор книги: Борис Никольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

 Кто больше виноват в этой несогласованности сейчас сказать сложно. Очевидно: большая часть вины лежит на командовании Черноморским флотом и СОР. Адмирал Октябрьский упорно не желал признавать главенство над собой командования Крымским фронтом, но на дальнейшее «общение» командующий СОР и командующий фронтом были обречены обстоятельствами и руководящими указаниями Генерального штаба.

10 января Ф.С. Октябрьский доложил командующему Кавказским фронтом о нецелесообразности высадки десантов, наме¬ченных директивой от 8 января, так как флот несет большие по¬тери, а поставленные цели не достигнуты.

Командующий фронтом в уточнение директивы от 8 января предложил высадить небольшие десанты в районе Мамашай – Кача (т.е. предложил более грамотное, но «несколько» запоздавшее решение – Б.Н.) с целью воздейст¬вовать на тылы противника. Но и это предложение теперь уже было отвергнуто штабом флота. Севастопольский оборонительный район перешел к глухой обороне.

Пассивность советских войск в районе Севастополя для немецких войск явилась полной неожиданностью. Подождав пять дней, 14 января немецкие войска провели разведку боем с целью выяснить причину этого бездействия. Части севастопольской обороны мужественно отразили вражеские атаки, предпринятые, силами трех немецких взводов (!) с южных скатов высоты 103,9 и вдоль Качинского шоссе.

Взаимоотношения между командующим ЧФ Ф.С. Октябрьским и командующим фронтом Д.Т. Козловым складывались явно ненормальные и в определенной степени это явилось одной из причин трагического итога Евпаторийского десанта. Приведу фрагмент из письма Д.Т. Козлова, написанного писателю К. Симонову в 1967 году: «...Опала моя длится вот уже почти 25 лет. В моей памяти часто встают события тех дней. Тяжко их вспоминать особенно потому, что вина за гибель всех наших полков лежит не только на нас, непосредственных участниках этих боев, но и на руководстве, которое осуществлялось над нами. Я имею ввиду не профана в оперативном искусстве Мехлиса, а командующего Северо-Кавказского направления и Ставку. Также я имею ввиду Октябрьского, который по сути дела не воевал, а мешал воевать Петрову, и строил каверзы Крымскому фронту. А теперь стал герой! Даже его Члену (Военного Совета Черноморского флота – Б.Н.) дали Героя (звание Герой Советского Союза вице-адмиралу Н.М. Кулакову присвоено 7.05.1965 г. – Б.Н.). Вылезли они на шее Крымского фронта. Не было бы этого – не было бы Севастополя. Еще в декабре он его оставил бы врагу. К этому все шло, и его приезд в Тоннельную (местонахождение управления Крымским фронтом – Б.Н.) преследовал цель добиться разрешения на оставление Севастополя. Теперь же везде гремит крик: «Слава матросам-черноморцам за Севастополь и Крым!». Как будто они все сделали, а сухопутные войска не при чем. Хотя в действительности было наоборот. Их был набольшая часть – едва ли наберется 1/10 всего состава войск, атаковавших и оборонявших Крым. Почему-то все забыли, даже Генеральный штаб, что как мы ушли из Крыма, Севастополь продержался только около месяца. Моряки же из кожи лезут, доказывая, что они держали Крым и Севастополь, и внушили это ЦК КПСС, и во всех выступлениях и в печати это афишируется очень широко. Тем самым оскорбляются честь, заслуги и достоинство тех, кто сложил свои головы за Крым. Я очень жалею, что не сложил там свою голову. Не слышал бы я несправедливостей и обид, ибо мертвые срама не имут. Но не удалось мне, несмотря на то, что уходил из Еникале с арьергардными частями Волкова. Тогда уже никакого начальства – ни малого, ни большого там не было, все перешло во власть Буденного и его заместителя Черевиченко. Ваши данные о приезде Октябрьского на Тоннельную точны. Я потребовал его отбытия в Севастополь. Он своими кляузами в Ставку только отсрочил начало Керченской операции, вырвав у Ставки из 1-го эшелона десанта 1 сд и 1 морскую бригаду, которые были отправлены в Севастополь...» (Сохранена орфография первоисточника).

Д.Т. Козлов, «зарвавшийся барин из мужиков», как его охарактеризовал М.З. Мехлис, тоже был сложным человеком и у него были свои амбиции, и отношения с командующим ЧФ у него явно не складывались. С интересной меркой подходил главный идеолог РККА, оценивая суть советских военачальников… Для того его «подельники» и сотворили октябрьский переворот, чтобы во главе армии стали не природные воины-дворяне, а грубые, неотесанные мужланы, мнящие из себя великих полководцев…

И все же не стоило придавать особого значения характеристике Д. Козлова, данной М. Мехлисом. С таким же успехом самого Мехлиса того периода можно охарактеризовать как обнаглевшего политического авантюриста с бундовскими, садистскими замашками, вообразившего себя величайшим стратегом…

Евпаторийской авантюрой не закончилась «десантная» деятельность Ф.С. Октябрьского в 1942 году.

Командующий флотом в телеграмме от 5-го января доносит: «Отряд кораблей «Красный Крым», БТЩ и четыре катера МО-4 выходят с десантом в Алушту…»

Сообщается, что отряд кораблей выходит, а десантной группы еще нет и в помине. Если проанализировать подробности этой операции, то выяснится, что корабли, в лучшем случае, «сходили» к Алуште, но ни о какой высадке речь не шла. В воспоминаниях Г.И. Петрашина указано, что для высадки в Алуште 5.01.42 г. была создана Особая морская рота, в которую вошли 97 моряков и 7 армейцев – минеров, но затем, высадка не состоялась и они были направлены в 79-ю морскую бригаду.

Десант в Алушту был чистой выдумкой, а командующий фронтом уже докладывал в Ставку и Сталину о десантной операции в Алушту и о других десантах. Шутить с «огнем» изволил Филипп Сергеевич…

Правда, в этот день ЧФ, действительно, высаживал еще один «тактический» десант – в Судаке. Но высаживались там не части СОР, а части Крымского фронта. История десанта в Судак, сходна с историей Евпаторийского десанта, с той лишь разницей, что он высаживался... неоднократно.

Войска в Судак высаживались трижды. В общей сложности было высажено два полка, но судьба их была так же печальна. Первый судакский десант, так же как и евпаторийский, погиб почти полностью, здесь высаживалось еще меньше бойцов, чем в Евпатории. Это еще одна из малоизвестных страниц Крымской истории. П.А. Моргунов об этом событии пишет: «Почти одновременно с высадкой десанта в Евпаторию было принято решение высадить тактический десант в район Судака с целью поддержки запланированного наступления войск Кавказского фронта. Первостепенной задачей десанта являлось отвлечение сил противника из района Феодосии. Первоначально намечалось высадить в ночь на 6 января усиленный батальон 226-го полка 63-й сд. 44-й армии.

Доставку и высадку десанта должны были осуществить эсминец «Способный» (командир капитан 3-го ранга Е.А. Козлов) и сторожевой катер МО-111 (командир – лейтенант К.Н. Бондаренко). Приняв в этот день в Новороссийске передовой отряд десанта (218 бойцов полка), корабли вечером вышли в море. Вот тут уж, действительно, из-за штормовой погоды сторожевой катер мог следовать только малым ходом. Становилось очевидным, что за темное время суток с такой скоростью хода расстояние до Судака не перекрыть. Капитан 3 ранга Е.А. Козлов решил снять со сторожевого катера десантников и выполнить задачу самостоятельно».

А вот теперь разберем внимательно приведенный фрагмент. Во-первых, 218 бойцов это не батальон, и уж тем более не «усиленный» – это подразделение не более, чем усиленная рота. Во-вторых, на эсминце можно разместить гораздо больше десантников. В-третьих, ...в 63-й горнострелковой дивизии числились 251-й, 291-й, 346-й стрелковые и 26-й артполк, а вот 226-го полка и в помине не было.

Не было такого полка и среди других частей 44-й армии. Лишь после Керченской катастрофы в июле 1942 г. он появляется в составе вновь созданной 63-й дивизии, но это было уже совсем иное подразделение, сформированное из моторизованной стрелковой дивизии НКВД. Так что вопросов много: кого высаживали? зачем высаживали?... С нумерацией полков могли намудрить в процессе вывода горнострелковых дивизий из Ирана осенью 1941 года. И самый главный вопрос в том, для чего понадобилось высаживать двести человек на расстоянии 40 км от основных сил десанта в Феодосии?

Нормальной логикой и тактическими соображениями эту высадку объяснить так же сложно, как и в случае с Евпаторийским десантом. В планировании, если таковое, вообще было, просматривается одна и та же «рука»…

Но, так или иначе, двести бойцов высадили на Судакский пляж. Высадили и... забыли. Просто бросили. Десантники, разгромив местные части самообороны, заняли позиции на горе Перчем, что возвышается над Судаком. Отразив несколько сильных атак «самооборонцев», остатки десанта попытались уйти к партизанам. Во всяком случае, такова официальная версия, не подтвержденная самими партизанами.

19 января Военный совет СОРа дал телеграмму командующе¬му Кавказским фронтом: «Продолжать наступательные действия под Севастополем из-за отсутствия боезапаса невозможно, прошу выделить боезапасы. 19/1-42 г. Октябрьский, Кулаков».

За такое планирование боевых действий, по-хорошему, тоже нужно было строго спросить, и даже ясно с кого…

После этой телеграммы в адрес командующего Кавказским фронтом к теме «тактических» десантов силами СОР более не возвращались.

ПРОБЛЕМЫ С АРТИЛЛЕРИЙСКИМ БОЕЗАПАСОМ

В ХОДЕ ОБОРОНЫ СЕВАСТОПОЛЯ

Есть все основания утверждать, что, смирившись с неминуемой, по их убеждению, потерей Севастополя, командование Черноморского флота, начиная с середины октября 1941 года, приступило к эвакуации на Кавказ наиболее ценного имущества и вооружения флота, оборудования ремонтных предприятий и их персонала. Для начала стоит определиться с требованиями по проблеме, выдвигаемыми Наркомом ВМФ и его аппаратом.

22 сентября 1941 года издана Директива Наркома ВМФ о рациональном использовании артиллерийского боезапаса № 598/Ш. Это уже означает, что проблема учета и использования боезапаса была поставлены на повестку дня. Связано это было, прежде всего, с массовой утратой боезапаса на Балтике в первые месяцы войны.

Быть может, в тыловых базах флота на кавказском побережье была необходимость в артиллерийском боеприпасе для кораблей и полевой артиллерии? Согласовав с московским руководством вопрос о переводе в кавказские базы основного боевого ядра флота, Октябрьский, как рачительный хозяин стремился обеспечить предстоящее базирование флота в базах, малопригодных для этой цели и нуждавшихся буквально во всем, начиная от технического и шкиперского имущества и кончая медико-санитарным обеспечением. Процесс вывоза имущества, оборудования и вооружения был поручен руководству тыла флота, а непосредственными исполнителями указаний командования являлись начальники отдельных отделов и служб. Но следует учесть и то, что вся эта «кампания» возглавлялась Военным советом флота, не говоря уже об особом отделе, и прочих задействованных структурах. Никто не спорит, ситуация была сложная, временами – критическая, особенно в октябре-ноябре 1941 года, когда при отсутствии должного планирования и контроля процесса «перебазирования» (термин «эвакуация» мог относиться только к раненым воинам и жителям города). В этих условиях отдельными строптивыми военными чиновниками проявлялась не всегда разумная инициатива. Только так может быть объяснима массовая эвакуация лечебных учреждений флота и армии, вывоз боезапаса береговой артиллерии, вывоз зенитной артиллерии и боезапаса к ней, вывоз стрелкового боезапаса.

Условно приняв на веру, что из Севастополя вывозилось только вооружение и снаряжение, крайне необходимое для обеспечения базирования флота в кавказских базах, мы сталкиваемся с любопытными фактами. Заглянем в книгу «История Севастопольского арсенала Черноморского флота Российской федерации», выпущенную в 1999 г. в Севастополе ветеранами арсенала. На странице 133 читаем: «Основные запасы артиллерийско-стрелкового боезапаса Черноморского флота находились в Севастополе на артбоескладе № 7, в других базах флота боезапас имелся только для береговых батарей». И это было вполне разумно – главная база флота располагала достаточным числом подземных хранилищ боеприпасов. Так, еще перед войной флоту были предоставлены огромные хранилища в инкерманских штольнях, недоступных для воздействия самых мощных авиабомб. К августу 1941 г. весь боезапас главной базы Черноморского флота был укрыт в подземных хранилищах.

Теперь я беру ветхий отчет «Итоги работы артотдела Черноморского флота за два года Отечественной войны», отпечатанный в 1943 г. в Поти в четырех экземплярах и снабженный грифом «совершенно секретно». Гриф снят 20 октября 1992 года. Там говорится, что командование Черноморского флота в середине октября 1941 г. решает вывезти значительную часть боезапаса Черноморского флота из Севастополя на Кавказ. Все подобные решения заверялись подписями членов Военного совета, но даже ребенку понятно, что при принятии решений подобного уровня главное слово принадлежало командующему флотом. Едва ли, известный своей осмотрительностью и осторожностью заместитель наркома по вооружению, адмирал Галлер, давал по этому поводу столь категоричные приказания. Наверняка, звучало традиционное: «…действуйте по обстановке».

Согласно отчету Артуправления ВМФ СССР, за всю войну было расстреляно и утеряно только 18-25% имевшихся снарядов морских орудий крупного и среднего калибра. А мы ведем речь о причинах снарядного дефицита. Похоже, в масштабе ВМФ следовало вести речь не о дефиците снарядов, а о дефиците умных, преданных делу и распорядительных руководителях…

По фактам вывоза на Кавказ того или иного имущества, оборудования, вооружения и пр. следует разбираться в каждом случае отдельно. При оставлении Николаева и Херсона, недостроенные суда переводились на Кавказ. Можно ли при этом винить начальника судоремонта и вооружения флота за вывоз на Кавказ станочного оборудования судоремонтных цехов, и оборудования крайне необходимого для последующих работ по достройке кораблей и подводных лодок? На переводимых кораблях и судах эвакуировались рабочие заводов, переправлялись стройматериалы и оборудование цехов заводов, оставляемых врагу. Здесь проблема была в одном – вывести как можно больше. С конца сентября начался демонтаж и вывоз станков и оборудования из Севастополя, одновременно шла эвакуация специалистов-судоремонтников. Был ли в этом смысл? Быть может, стоило большую часть работ на кораблях и судах «недостроя» провести в Севастополе? Нужно ли уточнять, удалось ли достроить корабли на Кавказе? В тоже время, трудно себе представить процесс ремонта кораблей и подводных лодок в Поти, если бы туда своевременно не был переведен большой плавдок и прочее специализированное оборудование.

Кто сейчас вспомнит о том, что из Севастополя были вывезены тысячи противогазов, десятки тонн имущества химического отдела флота? А если бы под Севастополем началось применение отравляющих веществ? Но этого, слава Богу, не произошло, а то бы мы теперь «лихим» словом вспоминали бывшего начальника химического отдела флота. А так, даже оставшихся на складах в Севастополе противогазов хватило с избытком не только на весь личный состав гарнизона, но и на рабочих и служащих города.

Особняком стоит вопрос лишь о том имуществе и вооружении, в котором крайне нуждался гарнизон осажденного Севастополя, а оно,– это вооружение в самые напряженные дни обороны, как это не странно, вывозилось из главной базы флота. Прежде всего, речь идет о стрелковом боезапасе и боезапасе для артиллерии. Хронически не хватало в осажденном Севастополе зенитных средств, но и они в октябре-ноябре и даже декабре 1941 года вывозились из уже осажденного города.

Вся нелепость ситуации была в том, что десятки тысяч солдат и матросов были готовы ценой своих жизней защитить Севастополь, а в тайне от них из Севастополя вывозилось самое необходимое для обороны вооружение и имущество.

Скажите, была бы необходимость нашим морякам и пехотинцам использовать бутылки с горючей смесью, бросаться под танки со связками гранат, если бы на танкоопасные направления были в достаточном количестве выдвинуты мобильные батареи зенитной артиллерии, способные не только поражать воздушные цели, но и эффективно бороться с танками и живой силой противника?

В середине 30-х годов были сооружены Центральные арсеналы и хранилища по основным видам флотских боеприпасов. Основными хранилищами боеприпасов артиллерии были склады: № 145 – на станции Бурмакино Ярославской железной дороги; № 142 – в городе Горький и № 2004 – на станции Часовня Верхняя близ Ульяновска. Там хранились снаряды, заряды, а также мины, торпеды и их комплектующие элементы. Оттуда и начал поступать флотский боезапас на Кавказ. Читаем стр. 36 труда: «Итоги работы артиллерийского склада Черноморского флота за первые два года Отечественной войны»: «…начавшие поступать с октября месяца 1941 г. из центральных складов транспорты с боезапасом в Новороссийск в короткий срок забили склады, и большое количество боезапаса оставалось под открытым небом. Доходило до того, что по неделям прибывшие вагоны оставались неразгруженными...». Это положение легко объяснить, если вспомнить информацию, приведенную в первом разделе того же труда о том, что «… военно-морские базы имели крайне ограниченные складские площади, которые еле обеспечивали нужды самой базы».

Всего, согласно тем же «Итогам…», за первые 24 месяца войны на Черноморский флот от промышленности и с центральных складов поступило 305/52-мм выстрелов – 1920, 203/50-мм выстрелов – 781, 180-мм выстрелов – 17 648, 152-мм – 6951, 130-мм – 137 196 выстрелов и т.д. Причем, речь идет о боезапасе для морских орудий. Боекомплект для сухопутных орудий, принадлежавших флоту, учитывался отдельно. Так, только для 152-мм гаубиц-пушек МЛ-20, находящихся на вооружении флотских структур, было поставлено 44 282 выстрела.

Итак, на Кавказе все склады забиты флотским боезапасом, а в середине октября 1941 г. по приказу командования Черноморского флота в Поти выехала оперативная группа Артотдела флота для «…подыскания мест для складирования намеченного к вывозу из Севастополя боезапаса». Заранее подготовленных и оборудованных хранилищ для складирования боеприпасов там не было. Насилу подыскали:

«1. Рабочий поселок законсервированного строительства Азотно-Тукового комбината в районе станции Бродцеули.

2. Часть помещений винзавода в совхозе Варцихе, находящихся в 4 км от станции Риони.

3. Хоз. городок местного полка в г. Махарадзе (станция Озургети).

4. Несколько складов в районе г. Сухуми (селение Михайловка).

5. Часть складских помещений Батумского Укрепленного сектора в г. Батуми…

…В середине октября месяца 1941 г. была составлена ведомость вывоза боезапаса из Главной базы. В складах Севастополя оставлялись только готовые выстрелы из расчета на три месяца расхода для нужд береговой артиллерии и кораблей поддержки.

Спрашивается, а почему расчет делался только на три месяца, а не на два или на пять? Что, в декабре 1941 года командование собиралось «сдавать» Севастополь врагу?

Обратимся к материалам, подобранным А. Широкорадом. Согласно ведомости, подлежало вывозу из Севастополя:

Кроме готовых выстрелов в Севастополе была оставлена часть элементов для сборки их в выстрелы, но обстановка вынудила и эти элементы отправить на Кавказ. Таким образом, дополнительно подлежало вывозу:

Таким образом, по документам Служебного отчета штаба Черноморского флота всего было намечено к вывозу 8036 тонн боеприпасов и комплектующих к ним. Всего же было вывезено около 15,0 тысяч тонн. Ну, прямо стахановские темпы работы…

Вывозить боезапас в намеченные сроки не всегда удавалось, возникали и проблемы. Так, 16 октября при налете 39 самолетов противника на флотские объекты от взрыва авиабомбы у причала Сухарной балки сдетонировал 130-мм боезапас, загруженный на баржу для последующей отправки на Кавказ.

 Далее опять процитирую «Итоги…»: «Вследствие того, что транспорты из Севастополя уходили один за другим, то к концу ноября месяца 41 г. и началу декабря 41 г. причалы Поти и Батуми оказались забитыми боеприпасами. Убирать снаряды было некому. Работу в основном выполняли краснофлотцы кораблей. Все же, к концу декабря 41 г. причалы в Поти были очищены, а с причалов Батуми боезапас был убран только к маю месяцу 1942 г.». Долетел бы до Батуми один «Хе-111», сбросил бы пару бомб на огромные штабеля боеприпасов, и что бы осталось от порта и города?

Быть может, мы напрасно нагнетаем истерию, и из Севастополя вывозился исключительно не нужный для обороны боезапас?

Читаем в том же отчете: «…До конца 1941 года помимо боекомплекта для морских орудий вывезли из Севастополя 1241 тонну 76-мм выстрелов и 750 тонн 7,62-мм винтовочных патронов». Последний факт объяснить с точки зрения здравой логики очень сложно.

Зачем все это делалось? Ведь формально никто не собирался сдавать Севастополь в октябре 1941 г. На батареях Севастополя и в артиллерийских дотах к тому времени уже стояли орудия всех представленных к вывозу боезапаса калибров. Наконец, рассмотрим даже самый худший и маловероятный случай – падение Севастополя в ноябре–декабре 1941 г. Вывезти весь боезапас из флотского арсенала было нереально, тыловые склады были завалены морскими снарядами всех основных калибров.

Приходится признать, что боезапас из Севастополя вывозился не только из опасения, что он попадет в руки противника, а больше – с целью имитации активной деятельности, для возможных оправданий перед судом трибунала. Похоже, руководители увлеклись, слегка переборщили… С кем не бывает?

Любопытное соотношение приводит в своем исследовании Александр Широкорад: «в конце 1941 г. корабли Черноморского флота вывезли из Севастополя боезапас весом 15 тыс. т., а в первой половине 1942 г. ввезли 17 тыс. т.»

Факты вывоза боезапаса из Севастополя слишком очевидены, остается проследить последствия этого «действа». П.А. Моргунов в воспоминаниях пишет: «Артиллерия СОРа, испытывая снарядный голод, была вынуждена вести огонь только по большим скоплениям пехоты и танков противника». Если Моргунову пришлось бы, испытать все ужасы плена как полковнику Пискунову или капитану 2 ранга Зарубе, едва ли бы стал кривить душой, подыгрывая в отчетах и в последующих «воспоминаниях» своему соратнику, а по сути, подельнику – адмиралу Октябрьскому.

По воспоминаниям очевидцев событий в штольнях арсенала хранилось большое количество специальных боеприпасов: осветительных, «ныряющих» и пр. В самом крайнем случае и эти снаряды могли быть использованы, просто в этом не было необходимости. При внимательном изучении отчетных документов, выясняется, что до самого последнего дня обороны в большом количестве оставался боезапас: 45-мм, 76-мм – к орудиям Лендера, 75-мм – к орудиям Канэ, и в достаточном количестве к орудиям 34-К. К 100-мм орудиям Б-24 количество снарядов даже было избыточным. Со 130-мм боезапасом к орудиям Б-13 ситуация была более напряженной, но и его было достаточно.

Немалой проблемой в последние недели и особенно дни боев была доставка боезапаса на позиции батарей, и известную сложность составляло то, что на позициях стояли орудия Б-13 с тремя различными видами нарезки стволов, и к каждому требовались свои снаряды. 130-мм орудия образца 1913 года и 152-мм орудия Канэ были обеспечены боезапасом, достаточным для полного расстрела стволов. В избытке были и 180-мм снаряды. Но все это был боезапас к морским орудиям, составлявшим примерно 1/10 артиллерии СОР. Хотя процентные соотношения здесь не совсем логичны: эффективность огня береговых батарей по открытым целям была несравненно большей, чем армейской артиллерии. При стрельбе по закрытым целям боле эффективны были армейские пушки-гаубицы. Кстати, в хранилищах флотского арсенала находился и армейский боезапас. В последние дни боев был полностью израсходован боезапас к 155-мм и 152-мм орудиям. Не оставалось боезапаса у 107-мм и у 120-мм минометов, но на складах оставалось большое количество боезапаса к 45-100-мм орудиям и 50-мм минометам.

По информации, скопившейся за 70 послевоенных лет, можно с уверенностью утверждать, что на момент подрыва штолен арсенала в них оставался флотский боезапас для орудий калибром 100-203 мм и армейский боезапас для орудий 45-100 мм.

Исчерпывающую информацию по исследуемому нами вопросу мог бы дать заместитель начальника артиллерийского отдела, заведующий боепитанием флотской и береговой артиллерии полковник Е.П. Донец. По сценарию драмы «Оборона Севастополя», полковник Донец не должен был остаться в живых; и он не нарушил сценария. Когда немцы приблизились к штольням, и судьба арсенала флота была уже предрешена, Донец был послан в Сухарную балку для организации вывоза боезапаса и последующего подрыва штолен. В течение двух последних дней перед взрывом штолен героический гарнизон арсенала отбивал атаки немецкой пехоты, усиленной танками и артиллерией, а по ночам катерами и шлюпками переправляли боезапас на Южную сторону, в основном, в Инкерманские штольни. Старались вывести, прежде всего, 76-мм боезапас. Более 60 тонн боезапаса было вывезено и складировано в потернах бывшей 10-й батареи в Мартыновой бухте, на бывшей 23-й батарее (в районе современного парка Победы) и на бывшей 19-й батарее – напротив нынешнего Автобата. Боезапас для артиллерии Приморской армии перевозился в штольни Лабораторной балки.

Казалось, что теперь мешало теперь, поднакопив боезапас, организовать жесткую оборону на Сапун-горе и вдоль скал, нависающих над Северной бухтой?

К проблемам последних дней обороны мы вернемся в свое время, пока же мы подытожим данные по проблемам с боезапасом. По отчетам Артуправления ВМФ до 1960 года на складах оставались сотни тысяч 76-мм снарядов для полевой артиллерии, изготовленных в 1914–1917 гг., и теперь уже подлежащих утилизации. А вот у защитников Севастополя к началу июня их почти не осталось!

Отдельно стоит остановиться на обеспечении боеприпасами 305-мм батарей, составляющим основу береговой обороны базы.

Батарея № 30 с 1 ноября 1941 г. по 17 июня 1942 г. выпустила по врагу 1243 снаряда. Около 1000 снарядов выпустила батарея № 35. Наконец, 853 305-мм снаряда выпустил линкор «Парижская коммуна». Перед войной на кораблях, береговых батареях и складах имелось 305/52-мм снарядов: 9670 фугасных, 4108 бронебойных, 1440 дальнобойных обр. 1928 г. и 441 шрапнельных. В ходе войны от промышленности поступило 305/52-мм. снарядов: в 1941 г. – 1020 шт., в 1942 г. – 1674 шт., а всего до конца войны – 6186 шт. Итого, по текущему учету прошло 21 845 снарядов, а всего за войну было израсходовано только 4511 снарядов, то есть 20,6%!

Таким образом, снарядов было предостаточно. Кроме основного вида 305 мм. боезапаса, для десяти устаревших 305/40-мм береговых орудий на Дальнем Востоке к 22 июня 1941 г. имелось 4283 снаряда, которые вполне подходили к 305/52-мм орудиям батарей № 30, № 35 и линкора «Парижская Коммуна». Из них 464 дальнобойных снаряда образца 1928 г. хранились сравнительно рядом – на центральных складах.

Имелось еще 8,5 тысяч 305-мм гаубичных снарядов, хранившихся на складах РККА. Тридцать 305-мм гаубиц обр. 1915 г., состоявших на вооружении РККА, с начала 1941 г. до июня 1944 г. находились на хранении в Орловском военном округе.

В конце 20-х годов в ходе опытных стрельб была доказана полная взаимозаменяемость 305-мм морских и гаубичных снарядов армейской артиллерии, разница была лишь в дальности стрельбы.

До сих пор считалось, что к концу боев за Севастополь в хранилищах главной базы отсутствовал боезапас для 305-мм орудий. В ноябре 2011 года по программе РЭН ТВ был показан сюжет, снятый во взорванных штольнях телеведущим Андреем И. Пробираясь между обломками скал, ведущий программы комментировал свои находки, среди которых явно просматривались 305-мм снаряды, что дает основание предполагать, что аналогичных снарядов в штольне до ее подрыва был не один десяток. Значит, причина «дефицита» снарядов 305-мм калибра еще и в отсутствии должной организации и учета отдельных видов боезапаса.

В Отчете также отмечалось: «…к началу третьего штурма Севастополя СОР имел меньше 2,5 боекомплекта снарядов крупного калибра, меньше 3-х боекомплектов снарядов среднего калибра, меньше 6 боекомплектов мелкого калибра и около одного боекомплекта мин, что совершенно недопустимо. В то же время период длинных зимних ночей не был использован для подвоза при еще слабой блокаде Севастополя» (Буденный С.М. Отчет в ГШ РККА, Отд. ЦВМА, Ф. 83, Д. 488).

Кроме уже неоднократно приведенных мной выдержек из отчета, подписанного С.М. Буденным, был еще один отчет: «…по причинам оставления Севастополя», написанный в 1946 году. Этот отчет бывшим руководителям обороны Севастополя составлять было значительно сложнее, потому как были захвачены немецкие военные архивы, из плена стали возвращаться чудом уцелевшие защитники Севастополя, которые не считали нужным что-либо скрывать от следователей СМЕРШ и НКВД… Пришло время всерьез поволноваться адмиралу Ф.С. Октябрьскому, генералу армии Петрову, генерал-лейтенантам Хренову и Моргунову, вице-адмиралу Кулакову.

Вопрос стоял конкретный, почему не удалось удержать Севастополь?

Поскольку, одним из традиционных оправданий была нехватка боезапаса для полевой и береговой артиллерии, требовалось привести конкретные факты, цифры и дать соответствующие объяснения. Ознакомимся с отдельными фрагментами отчета.

«…Артиллерия Приморской армии перед третьим штурмом была обеспечена боеприпасами следующим образом:

Орудия калибра 122-152 мм – 2-3 боекомплекта (60-90 снарядов на орудие);

Орудия калибра 75-85 мм – 2,5-3 боекомплекта (200-300 снарядов на орудие);

Орудия калибра 45 мм – до 6 боекомплектов (900 снарядов на орудие);

Минометы калибра 82 мм – немногим более одного боекомплекта;

Минометы калибра 50 мм – 2 боекомплекта».

Действительно, обеспеченность боеприпасом артиллерии Приморской армии была слабая, но не катастрофическая.

В боевом Уставе артиллерии РККА имеются нормы запасов боеприпасов в зависимости от задач и ситуации. Ситуация обеспечения изолированного плацдарма, окруженного вражеской армией, имеющей мощнейшую группировку артиллерии с практически неограниченным запасом снарядов, требовала особого подхода и особого решения. Ни того, ни другого на практике руководства артиллерией армии со стороны командующего артиллерией полковника Рыжи не просматривается.

Морские же орудия зачастую имели даже избыточный боезапас, достаточный для полного расстрела каналов стволов. Так орудие калибра 180 мм (восстановленное учебное орудие) во дворе Лазаревских казарм имело боезапас, превышающий нормы износа ствола.