Текст книги "Великая Отечественная на Черном море. часть 1 (СИ)"

Автор книги: Борис Никольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

По официальной версии во время стоянки «Армении» в Ялте был получен приказ командующего флотом, что в связи с отсутствием авиационного прикрытия выход судна из порта запрещается до 19 часов, то есть до наступления темноты. Если Октябрьский имел объективную разведсводку по обстановке на Южном берегу, то это был преступный приказ, рассчитанный только на то, чтобы командующему «прикрыть задницу», даже в случае гибели судна… Если разведсводка не отражала фактической обстановки, то грош цена такому командующему, который не смог наладить работу одного из основных отделов – разведывательного…

В этот момент в истории последнего рейса «Армении» при нахождении судна в Ялте появляется новый персонаж – капитан 1 ранга И.А. Бурмистров. Сразу возникает вопрос – каким образом в Ялте 7-го ноября 1941 года оказался Иван Алексеевич Бурмистров – командир бригады подводных лодок, базирующихся в Феодосии? Биографы героя-подводника не слишком глубоко вникали в отдельные фрагменты его боевой биографии, а сын, по известным причинам, обходил негативные стороны биографии отца, но факты – упрямая вещь и рано или поздно они напоминают о себе…

По информации сына Ивана Алексеевича получается, что его отец – капитан 1 ранга Бурмистров чуть ли не случайно (?) оказавшись в Ялте в день захода в порт «Армении», дает командиру судна рекомендации (?), совершенно не обязательные к исполнению и, приняв к сведению решение капитана Плаушевского на немедленный переход в Туапсе, переходит на корабль охранения – морской охотник…

В 8.00 «Армения» в охранении двух морских охотников выходит из Ялтинского порта, ложится на курс движения в Туапсе и через три часа гибнет от попадания торпеды, сброшенной с немецкого торпедоносца.

Обратимся к официальным биографам Ивана Бурмистрова.

Читаем строки из биографической справки на Ивана Алексеевича, составленной журналисткой Ольгой Олеговой: «…Руководил срочной эвакуацией людей, грузов из Феодосии, Ялты, Севастополя…» (Альманах «Виктория. Большой сбор», № 5 за 2004 г.).

В связи с этой информацией становится более понятной деятельность Бурмистрова в Ялте в ночь с 6-го на 7-е ноября, логическую последовательность приобретают и воспоминания самого Ивана Алексеевича об этих днях.

Для уточнения специфической деятельности отца в начальный период войны Анатолий Иванович Бурмистров упоминает о том, что до первых чисел ноября 1941 года Иван Алексеевич был старшим морским начальником в Феодосии, а 3-го ноября оказался в Ялте.

Да, действительно, командуя бригадой подводных лодок, базирующихся на Феодосию, капитан 1 ранга Бурмистров являлся старшим морским начальником города и порта Феодосии. По приказанию Командующего войсками Крыма вице-адмирала Левченко, Иван Алексеевич, в преддверии грозящей катастрофы, руководил переводом подводных лодок в порты Кавказа, а затем организовывал эвакуацию флотского имущества. Эта информация очередной раз подтверждает тот факт, что вице-адмирал Левченко, назначенный командующим войсками Крыма, опирался на ответственных, лично ему известных офицеров для поддержания порядка и организации эвакуации. Одним из них и был ветеран-подводник, Герой Советского Союза, авторитетный и уважаемый на флоте руководитель – Иван Алексеевич Бурмистров. И, судя по всему, Бурмистров делал в эти дни все от него зависящее. После оставления нашими войсками Феодосии он на катере перешел в Ялту. Наверняка, вызов эсминцев и организация переброски в Севастополь бригады морской пехоты – это следы его деятельности. Скорее всего, Бурмистров из Феодосии направлялся в Севастополь, но по стечению обстоятельств, находясь в Ялте, оказался сопричастен к трагической судьбе «Армении». Можно сказать проще и грубее, – используя его авторитет и доверчивость, его грубо «подставил» тот же Филипп Сергеевич Октябрьский. И не только «подставил», но и «прикрылся» его именем, когда катастрофа с «Арменией» произошла.

Из дневниковых записей адмирала Октябрьского: «…Когда мне стало известно, что транспорт «Армения» собирается выходить из Ялты днем, я сам лично передал приказание командиру ни в коем случае не выходить до 19:00, то есть до темноты. Мы не имели средств хорошо обеспечить прикрытие транспорта с воздуха и с моря. Связь работала надежно, командир приказание получил и, несмотря на это, вышел из Ялты. В 11:00 он был атакован самолетами-торпедоносцами и потоплен. После попадания торпеды «Армения» находилась на плаву четыре минуты».

Что ни строчка в «откровениях» Филиппа Сергеевича, то требуются уточнения и дополнения. Средства защиты Ялтинского порта в виде зенитной батареи и противокатерной батареи № 17 были демонтированы и сняты с позиций в ночь с 6-го на 7-е ноября по приказанию штаба флота; связь с Ялтой, по свидетельству полковника Ивана Величенко, работала неудовлетворительно и с перебоями…

Теперь обратимся к страницам книги «Флагман» Анатолия Ивановича Бурмистрова, сына капитана 1 ранга, героя Советского Союза, Ивана Алексеевича Бурмистрова:

«…Ялта тоже была обречена. Отец прибыл туда 3 ноября. Как он рассказывал, город был окутан дымом, раздавались взрывы, шла перестрелка. 6 ноября, практически уже ночью, в порт вошел теплоход «Армения». Наступило утро 7 ноября. Отец находился рядом с капитаном «Армении» капитан-лейтенантом Владимиром Яковлевичем Плаушевским. Посоветовал (?) ему продержаться день в порту и выходить по темноте, днем опасно.

«Не могу, – ответил тот, – получил радиограмму из штаба: отшвартоваться сразу после завершения погрузки. Я уже загрузился. Да к тому же вы сами знаете, что немцы вот-вот будут в городе. Так что будем выходить. Мы же обозначены как санитарное судно».

Что мог на это сказать тот, кто хорошо знал о фашизме еще с испанских событий? Но права нарушить приказ у него не было. Вздохнув, благословил капитана на удачу. Попрощавшись, перебрался на один из катеров сопровождения теплохода.

Утро выдалось ненастным. Это вселяло надежду на то, что все обойдется. Не обошлось… Через два часа, после того, как «Армения» отошла от причальной стенки, ее засекли фашистские самолеты-торпедоносцы. Сброшенные с них смертельные снаряды угодили точно в цель. «Армения» продержалась на плаву не более четырех минут.

Иван Бурмистров успел подобрать в свой катер лишь несколько человек… Плаушевский тоже разделил судьбу корабля…».

Что касается легитимности атаки немецких торпедоносцев. Какие бы знаки ни были нанесены на теплоходе «Армения», он шел в конвое двух вооруженных катеров, а на борту теплохода были установлены четыре 45-мм пушки 21К. Так что германские летчики действовали в данном случае в полном соответствии с международным правом, хотя, вообще-то говоря, на него в 1941–1945 гг. плевать хотели обе стороны. В марте 1945 года капитан 3 ранга Маринеско потопит лайнер «Густав Густлов», несущий все знаки санитарного судна, и станет нашим национальным героем.

Так до конца не прояснились взаимоотношения командира-капитана «Армении» капитан-лейтенанта Плаушевского и капитана 1 ранга Бурмистрова. Фраза: «…Попрощавшись, перебрался на один из катеров сопровождения теплохода», однозначно дает нам понять, что Бурмистров был старшим перехода, находясь на катере сопровождения. Очевидно и то, что старшим перехода «Армении» от Севастополя до Ялты был сам капитан-командир судна капитан-лейтенант Владимир Плаушевский. Если бы капитан не имел официально присвоенного воинского звания, то на переход был бы назначен старший перехода, которому были бы подчинены и катера охранения.

Кто принял решение на усиление охраны судна при выходе из Ялты, добавив еще один морской охотник? Почему на связь со штабом флота выходил не Бурмистров, а Плаушевский? Какие полномочия при выходе из Ялты были у капитана 1 ранга Бурмистрова?

Решение на усиление сил охранения мог принять только ФКП флота, в любом случае действовавший от имени командующего. В каком бы качестве не вышел в море Бурмистров, он по своему званию и последней должности автоматически становился старшим перехода по всему кругу обязанностей и с соответствующей мерой ответственности.

Тот факт, что МО-4, обеспечивший переход «Армении» до Ялты, после отхода судна от причала, максимально возможным ходом направился в сторону Севастополя, может означать только то, что он планировался для сопровождения очередного судна, быть может, в ту же Ялту. Вполне логично было бы продолжить эвакуацию войск и населения Ялты… Ведь недаром упорно циркулировала версия, что причал «Армения» спешно освобождала в ожидании подхода очередных судов, якобы выделенных для эвакуации войск.

Если верить воспоминаниям Ивана Бурмистрова, а нам нет оснований ему не доверять, то со стороны адмирала Октябрьского просматривается явный оговор покойного капитана Плаушевского с целью «отмазать» очевидных виновников катастрофы. Но это не меняет сути проблемы для самого Ивана Бурмистрова – трагическая гибель «Армении» превращает Ивана Алексеевича как минимум в соучастника «деяния», приведшего к гибели судна.

Вернемся в Ялту ранним утром 7 ноября. Кое-что проясняется. Находясь в Ялте, Бурмистров принял на себя обязанности старшего перехода, а значит – он был обязан обеспечить безопасность судна. У меня не поворачивается язык назвать конвоем судно, идущее под охраной двух морских охотников.

Если Бурмистров – начальник конвоя, почему он стал им только в Ялте, и по чьему приказанию? Казалось бы, наивный вопрос – приказ на обеспечение перехода и срок выхода Бурмистров мог получить только от имени командующего флотом. Тогда довольно странным и не типичным для военной субординации видится тот факт, что, указания с ФКП флота получал не начальник конвоя, а капитан-командир судна. Что-то здесь явно не стыкуется. Темнят здесь все… Либо было условие, что Владимир Плаушевский уполномочен лично командующим на самостоятельное принятие решений, либо – Иван Алексеевич Бурмистров вынужденно-вымученно «темнит» в своих воспоминаниях…

Адмирал Октябрьский, редактируя свои дневниковые записи, был уверен, что рано или поздно они будут востребованы, и он не ошибся. Но почему же Филипп Сергеевич, изначально, исследователей и потенциальных читателей «держал» за каких-то недоумков, неспособных сопоставить простые факты и события и сделать определенные выводы? Если бы Плаушевский не получил с ФКП флота приказание и не подтвердил время выхода из Ялты, то не могло быть и речи об авиационном прикрытии, а оно было обеспечено в виде двух истребителей И-153 – «Чайка». Именно это условие – основное свидетельство того, что на КП флота знали до минуты время выхода «Армении» из Ялты. Знали и не препятствовали…

Ивана Бурмистрова можно понять, перейдя с охраняемого судна на корабль охранения, не обеспечив безопасности перехода, он уже тем «причислил» себя к основным виновникам трагедии и был обречен до конца жизни нести на себе этот «груз», разделенной с Октябрьским и Кулаковым ответственности за гибель судна и жертвы катастрофы.

У нас, у русских, есть хорошая, «добрая» традиция – всю вину валить на покойников… Вот и получается, что основной виновник в гибели судна – капитан, якобы не выполнивший приказание командующего, а сам командующий, член военного совета и даже начальник конвоя, вроде и не «при делах»… Все остальное – уже «лирика»… Сколько было торпедоносцев? А быть может, это были бомбардировщики? Правильно ли действовали корабли охранения и истребительное прикрытие? Буквально следом за гибелью «Армении» появляется инструкция по обеспечению конвоев, согласно требования которой начальник конвоя был обязан находиться на охраняемом судне, корабли охранения не должны были удаляться от охраняемых судов более чем на одну милю и пр. и пр.

Из воспоминаний моряка с морского охотника МО-04 (?) Михаила Яковлева: «…Около 10 часов утра в районе мыса Сарыч над нами пролетел немецкий разведчик, а через непродолжительное время над водой, на бреющем полете, едва не касаясь гребней волн (погода была штормовой, и нас болтало основательно), в наш район вышли два вражеских торпедоносца. Один из них начал делать разворот для торпедной атаки, а второй пошел в сторону Ялты. Открыть огонь мы не могли, так как крен катера достигал 45 градусов. Торпедоносец сбросил две торпеды, и они взорвались в прибрежных скалах мыса Айя. Нас поразила сила взрыва – не видели мы до этого более мощного, и почти все разом сказали, что если второй торпедоносец достанет «Армению», то ей несдобровать… Так оно и получилось…».

К воспоминаниям Михаила Яковлева следует отнестись очень осторожно, здесь многое настораживает. Для начала: номер морского охотника «04». Не числилось в октябре 1941 года в ОВРе ЧФ морского охотника с таким двузначным номером. Но это не гарантия того, что в процессе архивного хранения мерзкие крысы не отгрызли циферку «1» у номера катера. Тогда получается, что это МО-041, сопровождавший «Армению» от Севастополя до Ялты, и в момент гибели транспорта, оказавшийся в 40  километрах от места катастрофы на траверсе мыса Сарыч… Судя по тому, как члены экипажа морского охотника «озабочены» судьбой «Армении», они в курсе предполагаемых событий… Очевидно, что начиная с 8.00 утра «Армения» и означенный морской охотник двигались расходящимися курсами: транспорт – в Туапсе, МО-041 – в Севастополь. Все логично: в сопровождении транспорта находились два других морских охотника; скорее всего, в Ялте произошла пересменка катеров и усиление охранения транспорта.

«…7 ноября. На море штормило, в небе – низкая облачность, в охране санитарного транспорта Армения» идут уже два катера сопровождения, в небе появились два истребителя прикрытия, которые барражируют на высоте 500 метров. К 10 часам погода в районе Ялты значительно улучшилась, сплошной облачности не было. В 11 часов 42 минуты немецкий торпедоносец «Не-111» зашел со стороны берега неожиданно и на бреющем полете с дистанции 600 метров сбросил 2 торпеды, после чего ушел в облака и скрылся. Истребители прикрытия даже не успели отреагировать на происходящее…».

Итак, что мы с вами имеем? С печальной ролью Ивана Алексеевича Бурмистрова в катастрофе с «Арменией» мы вроде разобрались… Кстати, адмирал Октябрьский принял «посильное» (?) участие в дальнейшей судьбе Ивана Алексеевича и осенью 1943 года он был откомандирован для учебы в Военно-морской академии. Факт такого проявления «заботы» (?) более напоминает острое желание командующего убрать подальше свидетеля и невольного соучастника печальной истории гибели «Армении». Отдельные разночтения в сроках учебы в академии капитана 1 ранга Бурмистрова ничего не меняют. После учебы Иван Алексеевич не вернулся на Черное море, а был отправлен на Балтику на малозначащую должность командира дивизиона строящихся и ремонтирующихся подводных лодок со штабом на канале Грибоедова, в Ленинграде. А ведь именно в это время специалисты подводники его уровня были крайне востребованы на Черном море и на Севере… да и на той же Балтике. Последующая преподавательская деятельность в Военно-морском училище, ранняя демобилизация и преждевременная смерть – все это очень похоже на последствия той печальной истории с «Арменией»…

Был еще один военачальник кто по своей должности был обязан обеспечивать воинский порядок и процесс эвакуации в Ялте – полковник Новиков. Да, тот самый Петр Георгиевич Новиков, будущий начальник первого сектора Севастопольского оборонительного района, генерал-майор и командующий войсками СОР в последние двое суток отчаянной борьбы и последующей трагедии.

Что же заставило адмирала Гордея Левченко в Ялту, никогда не имевшую своего гарнизона, назначить комендантом ни капитана, ни майора, а целого командира дивизии, полковника?

Я прошу прощения за некоторое отклонение от основной темы главы, с тем, чтобы уже не возвращаться к событиям на Южном берегу в период со 2-го до 7-го ноября, и к роли Петра Новикова в этом эпизоде.

Обратимся к документам, послужившим основой для составления очерка, посвященного военной биографии Петра Новикова. Смотрим послужной список генерала: До 08 ноября 1941 года временно исполнял обязанности военного коменданта Большой Ялты.

Для нас это немаловажная информация, потому как в понятие «Большая Ялта» входит южнобережная территория от Фороса до Краснокаменки. Восточная зона ответственности южнобережной комендатуры проходила в районе Партенита, примыкая непосредственно к Алуште. Каким образом полковник Новиков оказался на должности коменданта Большой Ялты? Как следует из боевого донесения от 30-го октября «2-я кавалерийская дивизия под командованием полковника Новикова 22 октября выступила в авангарде войск Приморской армии для поддержки войск 51-й армии в северной части Крыма. В процессе отступления Приморской армии через горные перевалы к портам Южного берега, командующим войсками Крыма вице-адмиралом Левченко приказал командиру 2-й кавалерийской дивизии полковнику Новикову прибыть в Ялту и организовать прием и координировать дальнейшее продвижение войск, отходящих в сторону Севастополя»...

По сути, Петр Георгиевич являлся старшим воинским начальником Южнобережного района Крыма. И как он справился с возложенными на него обязанностями?

Назначение Новикова комендантом района было неслучайно. Кавалерийская дивизия его шла в авангарде войск армии, имея большую мобильность и подвижность. Может быть и не стоило называть дивизией несколько конных эскадронов, штабные подразделения на автомашинах и тачанках… Кстати, к Севастополю из 2-й дивизии вышло всего 320 человек без артиллерии.

Поручая столь ответственные обязанности молодому, инициативному, опытному общевойсковому командиру, имеющему опыт командования и боевого использования стрелковых и кавалерийских частей, адмирал Левченко надеялся, что Новиков оправдает его доверие. По отзывам сослуживцев, Петра Новикова отличала «…жесткость, граничащая с жестокостью». Такие качества всегда ценилось у советских военачальников, и служили основным мерилом при назначении на должности комендантов всех уровней. Биографы Новикова пишут: «Ялта была перекрестком возможных для отступления в Севастополь коммуникаций и последним портом на этом направлении. Новиков проявил себя как грамотный руководитель, сумевший организовать переброску частей и соединений».

А теперь, как часто говорят следователи, опрашивающие свидетелей преступления,  с этого момента – немного поподробнее…

О периоде деятельности полковника Петра Новикова в Ялте, как представителя командующего войсками Крыма и координатора по выходу войск армии к Севастополю более одной строки вы нигде не найдете. Быть может, данных Новикову полномочий было недостаточно или у него под рукой не было достаточных сил и средств? Быть может боевого опыта и организационных способностей не хватало или критическая ситуация не позволяла проявить ему эти способности? Кто сейчас ответит на эти вопросы? В Испании Новиков отличился, будучи советником командира батальона, под Одессой командовал стрелковым полком неполного состава, считай – тоже батальоном… Командиром 2-й кавалерийской дивизии полковник Новиков был назначен в конце сентября, то есть командовал дивизией в Одессе неполный месяц… Кстати, дивизию он принял у генерал-майора Петрова.

При прохождении через Ялту отдельных подразделений, техники, автотранспорта Новиков мог не единожды сформировать мобильную ударную группу силой до батальона, усилить ее легкой артиллерией, посадить бойцов на автомашины и нанести удар по немцам, удерживавших Алушту с 4 по 6 ноября. Это позволило бы пробиться через Алушту в Ялту 48-й кавалерийской дивизии генерал-майора Аверкина и остаткам 297-го полка. Но, к сожалению, этого не произошло. В процессе неоднократных попыток пробиться с боем через Алушту большая часть кавалеристов генерала Аверкина погибла, а оставшиеся в живых кавалеристы с воинами 297-го полка отошли в горы.

Генерал Дмитрий Иванович Аверкин организовал в горах несколько партизанских отрядов. 13 декабря 1941 года в бою с карателями в районе родника Бештекнэ Дмитрий Иванович Аверкин погиб. Бывший командир кавалерийского полка подполковник Байсан Городовиков будет эвакуирован с партизанской базы самолетом. Командуя кавалерийскими частями, станет генералом, Героем Советского союза.

Немного позже мы остановимся на воспоминаниях майора Мартыненко о боях в окрестностях Алушты 4 и 5 ноября.

Генерал Петров, умер не оставив серьезных, основательных воспоминаний; мемуары, написанные маршалом Крыловым, писались в те годы, когда всей правды сказать было нельзя, да и «правда» эта оставалась крайне нежелательной …Генерал Ласкин большую часть своих мемуаров посвятил Сталинграду, а о событиях периода боев в Крыму и обороне Севастополя писал очень осторожно, часто не договаривая… Генерал Моргунов выждал пока «вымрет» большая часть его ближайших соратников по обороне Севастополя и только тогда написал подробные, но, к сожалению, не всегда правдивые мемуары…

А собственно что мы хотели услышать от людей, являвшихся членами одной «команды», сплоченных кровью (в основном – чужой) и ошибками (как коллективными, так и личными, но однозначно – роковыми). И самое главное – все потенциальные мемуаристы по исследуемой проблеме не фигурально, а фактически своей жизнью были обязаны Октябрьскому и Кулакову, составлявшим списки на эвакуацию из обреченного Севастополя в июле 1942 года. А воспоминания полковника Пискунова, капитана 2 ранга Зарубы – бывших узников немецких лагерей, все послевоенные годы воспринимались настороженно, недоверчиво и усиленно замалчивались.

По конкретной, исследуемой проблеме исчерпывающую информацию мог бы дать генерал армии Хренов. Мы же располагаем сведениями о том, как этот умный, решительный, а главное – инициативный военачальник, но беспринципный человек до середины 60-х годов самым «решительным» образом «корректировал», а то и «чистил» многие документы военных архивов, где высвечивались нежелательные факты его деятельности в Крыму в 1941-1942 годах.

Стоит ли дальше развивать эту тему? Остается подытожить, что имя Новикова, как, кстати, и имя Бурмистрова до сих пор никак не связывалось с трагической судьбой транспорта «Армения». Полковник Петр Новиков, как специалист (?) по «ялтинскому» направлению 9 ноября был назначен командующим первым сектором обороны Севастополя и об этом назначении мы еще не единожды вспомним.

Любопытно, что 8 ноября, то есть на следующий день после трагедии с «Арменией», «…начальник штаба Черноморского флота объявил по флоту, что предположительно Ялта занята противником» (Хроника ВОВ СССР на Черноморском театре. Выпуск 1, стр. 272). Какая поразительная проницательность, какое знание обстановки!

В качестве своеобразного эпилога к главе.

В ноябре 1948 года состоялось назначение Ф.С. Октябрьского первым заместителем Главнокомандующего Военно-морским флотом. В дневнике адмирала от 4 января 1949 года: «…Продолжаю знакомиться с ВМС. Продолжаю изучать обстановку…».

Обстановку адмирал, похоже, изучал основательно и в Москве времени зря не терял.

В феврале 1949 года папка, в которой хранилось «Дело № 19» с материалами по трагической гибели транспорта «Армения» была уничтожена «установленным» (?) порядком с включением в соответствующую ведомость на сжигание...

Кстати в той же папке, находилось «Дело № 20» с материалами о гибели легкого крейсера «Червона Украина».

Видимо к этому сроку Филипп Сергеевич уже основательно «врос» в обстановку в центральном аппарате ВМС… Подобная судьба постигнет еще не один документ, связанный с «творческой деятельностью» адмиралов Октябрьского и Кулакова, генералов Хренова и Петрова…

НУЖНЫ ЛИ БЫЛИ ЛЕДОКОЛЫ НА ЧЕРНОМ МОРЕ

ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ?

Не прошло и 10 дней с момента трагедии с транспортом «Армения», как «17 ноября в 20 ч 35 мин транспорт «Ногин», ледокол «Макаров», тральщик «Щит» и сторожевой катер вышли из Севастополя в Туапсе» (Хроника ВОВ на Черном море, Выпуск 1, стр. 318).

Что нам известно ледоколе «Макаров»? Он был построен для России в Англии. Полное водоизмещение 4600 т. Три паровые машины тройного расширения общей мощностью в 6400 (6500) л.с. и шесть цилиндрических паровых котлов располагались в двух машинных отделениях и работали на три вала. Ледокол развивал скорость полного хода 14 узлов, скорость экономичного хода – 8 узлов. Запас топлива в 700 тонн угля обеспечивал дальность плавания экономичным ходом 3300 миль. Штатная численность экипажа 149 человек.

1 января 1917 года ледокол введен в состав флотилии Северного Ледовитого океана под названием «Князь Пожарский». 7 февраля 1920 года его переименовали в «Лейтенант Шмидт», а 12 июля 1921 года – в «Степан Макаров». Не сложно проследить – в 1921 году на ледоколе, в бытность его вспомогательным крейсером, начинал военно-морскую службу будущий командующий флотом – Филипп Сергеевич Октябрьский.

В конце 1925 г. ледокол перешел на Черное море. До 1941 г. «Степан Макаров» обеспечивал продление навигации на Азовском море и северо-западной части Черного моря. С началом боевых действий на Черном море ледокол был мобилизован и вооружен как вспомогательный крейсер. На корабле установили 5 одноорудийных 130-мм артустановок (3 – в носовой части и 2 – на корме), а также два 12,7-мм пулемета ДШК. Мощь его артиллерийского вооружения вполне сопоставима с лидером эскадренных миноносцев.

24 июля 1941 г. ледокол «С. Макаров», имея в охранении пять кораблей, успешно отбуксировал из Николаева в Севастополь плавучий док грузоподъемностью 5000 т. В период с 7 по 9 августа 1941 г. «С. Макаров» совместно с буксиром «Силин» (капитан П.М. Бондаренко) под охраной канонерской лодки «Красная Армения» провел успешную буксировку металлического плавучего дока «Марти» (4000–6000 т). На палубе дока находилось 26 паровозов, 10 тендеров и 52 локомотивные бригады. При завершении эвакуации из Николаева ледокол «С. Макаров» под обстрелом немецкой артиллерии вывел из порта корпус недостроенного крейсера «Куйбышев». При прохождении Днепро-Бугского и Очаковского каналов караван трижды подвергался налетам авиации, но умелое маневрирование и зенитный огонь эскорта помогли благополучно завершить переход. 22 октября 1941 г. ледокол участвует в буксировке крупного плавдока из Ейска в Керчь. Последний заход в Мариупольский порт «С. Макаров» совершил 25 сентября 1941 г. Тогда он вывел в море корпус недостроенного теплохода «Пролетарий». Какова же дальнейшая судьба этого ветерана и труженика?

Германский автор Ю. Мейснер в книге «Советские корабли в Великой Отечественной войне» (Лондон, 1977) пишет: «Судьба ледокола «С. Макаров» неизвестна, почти наверняка – погиб. Согласно сообщениям, полученным от военнопленных – потоплен советскими самолетами западнее мыса Тарханкут в январе 1942 года при попытке уйти».

В газете «Флот Украiни» севастопольский историк Виталий Костриченко писал: «Откуда появились слухи о предательстве экипажа исчезнувшего ледокола? Возможно, что эти утверждения – плод фантазии «особистов», состряпавших в свое время ни одно подобное дело об «измене». Интерпретации о судьбе исчезнувшего «Степана Макарова» можно было услышать самые разнообразные: дескать, на ледоколе был бунт, и часть экипажа хотела сдаться немцам. Капитан, комиссар и особо рьяные коммунисты были выброшены за борт. Однако, радист ледокола успел открытым текстом выйти в эфир и сообщить командованию Черноморского флота о происшедшем. Затем то ли советская авиация, то ли наша подводная лодка перехватили и утопили мятежный ледокол… По другой версии – ледокол ушел к немцам и какое-то время служил у противника, курсируя между Констанцой и Одессой. После войны кто-то (?) якобы видел «макаровские» краны в румынском порту Констанца. Клеймо предателей не обошло и семьи пропавших без вести моряков. Все эти мерзкие сплетни вполне удовлетворяли командование флота, состоявшее из верных и благодарных учеников Филиппа Сергеевича Октябрьского и Николая Михайловича Кулакова. Как естественное следствие подобной агитационной компании вплоть до середины пятидесятых годов членам семей погибших моряков не выплачивались пенсии.

Черное море – это вам не Балтика, где мачты большинства погибших судов чуть ли не торчат из воды. Глубины за тысячу метров, плотный сероводородный слой надежно хранят тайны погибших кораблей. Долгие годы ледокол числился без вести пропавшим судном. И такое положение устраивало, прежде всего, тех, кто был непосредственно виновен в гибели судна.

В конечном итоге, после неоднократных запросов и журналистских расследований в извещениях о гибели членов экипажа, подписанных заместителем начальника Черноморского пароходства А. Поликарповым, местом гибели судна называлось Соленое озеро на Тамани. Датой гибели ледокола указывалось 26 сентября 1941 года. Любопытное утверждение, учитывая, что официально в последний рейс ледокол отправился 17 ноября!!! Нормальным людям, не знакомым с извращенной фантазией флотских особистов, может показаться диким тот факт, что перед выходом в свой последний рейс на борту ледокола красовалась надпись «Керчь». Судя по всему, этот элемент «маскировки» (?) входил в легенду прикрытия, обеспечивавшую проход ледокола Черноморскими проливами.

В последних числах октября 1941 года Нарком ВМФ адмирал Николай Кузнецов встречался в Архангельске с представителями английского Адмиралтейства для согласования вопросов, связанных с организацией и обеспечением проводки в СССР атлантических конвоев союзников. Там же речь шла о возможном использовании арктической трассы из Баренцева в Охотское море. Наши меркантильные соратники по антигитлеровской коалиции выдвинули ряд условий, в числе которых звучало и требование включения в состав конвоев наиболее ценных советских судов. Обсуждался примерный список этих судов, среди которых преобладали нефтеналивные суда и мощные ледоколы.

Итак, около 00 часов 17 ноября 1941 года ледокол «Макаров», оставив свое артиллерийское вооружение на Угольном причале, вышел из Севастополя. Движение ледокола ночью по фарватеру № 3 между минными полями, наверняка, было элементом той же легенды прикрытия, притом, что действовал строжайший приказ судам наркомата Морского флота проходить фарватер лишь в светлое время суток. Можно не сомневаться, что перед выходом в свой последний рейс на ледокол кроме штатной команды были назначены и опытные военные моряки, но пройти минным фарватером на этот раз ледоколу не удалось. Обширные минные поля, поставленные перед Севастополем, станут причиной гибели еще многих и многих судов и кораблей…

Ранним утром 18 ноября 1941 г. радисты ОВРа приняли радиограмму, повергшую командование в недоумение: «Ледокол «Керчь». Подорвался на мине. Тону. Вышлите катера». Больше таинственный ледокол «Керчь» на связь не выходил. Поскольку о кодовом переименовании «С. Макарова» радистам ОВРа никто не сообщил, то эту радиограмму приняли за очередную хитрость коварного врага, каким-то образом овладевшего нашими кодами. Никаких катеров в условиях густого тумана, низкой облачности и интенсивного парения никто, естественно, посылать не стал.