Текст книги "Наркомы страха"

Автор книги: Борис Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

Слабость партийной и комсомольской организации, отсутствие политического чутья у руководящей верхушки, отрыв их от всей остальной массы крестьянства и резкое пренебрежительное отношение к ним явились важнейшими причинами той ненависти, которую стали питать крестьяне к компартии вообще.

«Коммунисты – как волки для нас», – говорили повстанцы в своих речах…

Часть партийцев, чтобы избежать побоев и сохранить свою жизнь, примкнула к повстанцам, даже возглавила их небольшие отряды, другая, оставшаяся более или менее верной партии, подверглась гонениям и арестам среди повстанцев».

Берия остановился на роли мусульманского духовенства в организации восстания: «Сельское население Аджаристана обслуживается 150 мечетями и двумя сотнями мулл. Таким образом, на каждые 300 крестьян аджарцев приходится один мулла, на каждые 400 – одна мечеть. Материальное положение муллы – выше середняцкого крестьянского хозяйства. В большинстве случаев аджарские муллы могут быть причислены по своему экономическому положению к кулакам… Исключительно духовной деятельностью занимается лишь меньшая половина мулл. Остальные же располагают, кроме того, собственным хозяйством или состоят на советской службе (преподают в советских школах). Средний годовой заработок муллы от мечети 400–500 рублей… Этот заработок уже значительно превосходит среднюю доходность аджарского крестьянского хозяйства… Крестьяне оказывают муллам так называемую «трудовую помощь»… Духовная карьера зачастую привлекает молодое крестьянство, и теперь мы имеем целый ряд групп общей численностью до 100 человек, которые проходят спецкурс в особого рода семинариях и готовятся стать муллами… Аджарский мулла занимает острую антисоветскую позицию не только по мотивам религиозного порядка, но также потому, что хозяйство его – кулацкое хозяйство.

Аджарское духовенство сохранило свои права почти в полной неприкосновенности и после советизации. Бывший председатель СНК Химшиашвили организовал духовенство, объединив его в лице муфтиата, и предоставил этому духовенству также льготы и привилегии, которыми оно в Аджаристане никогда не пользовалось».

Берия указал и на связь повстанцев с аджарской эмиграцией: «Химшинский уезд являет собою сферу влияния беков из фамилии Химшиевых. Советизация Аджаристана заставила Химшиевых бежать в Турцию и расселиться в пограничной полосе (Ардаган, Поцхов).

В Турции Химшиевы чувствовали себя как бы гостями и продолжали себя считать хозяевами Верхней Аджарии.

Аджарские крестьяне не порывали связи с беками, общаясь с ними во время летних кочевок. Это позволяло бекам влиять на аджарских крестьян в отрицательную сторону. Всякий провал Советской власти беки раздували, внедряя в сознание аджарца недовольство сов-властью и предвещая близкий ее конец. Постоянное общение с политическими эмигрантами Грузии, Азербайджана и проч, позволяло бекам осведомляться относительно антисоветских планов кавказской эмиграции, что в свою очередь передавалось аджарскому крестьянину. Точно установлено, что до 1927 года аджарцы Хулинского уезда регулярно платили подать своим бекам-эмигрантам».

Берия пытался урегулировать конфликт без применения силы: «Полоса мирных переговоров с повстанцами продолжалась до утра 24 марта, и упорное желание наше закончить конфликт без применения репрессий, к сожалению, не дало желаемых результатов». Требования повстанцев включали «свободу религии», «свободные перевыборы Советов»; «открытие медресе»; «отмену запрещения носить чадру»; «изгнание всех грузин и коммунистов»; «смену уездной власти и удаление некоторых наркомов Аджарского правительства»; «амнистию всем участникам восстания и арестованным»; «отмену платы за лес и госстрахования»; «запрещение обучения девочек».

Берия докладывал, как удалось подавить восстание: «При первом же появлении воинских частей участники выступления, за небольшим исключением, разошлись по домам почти без всякого сопротивления, и дело обошлось самыми незначительными жертвами. Повстанцы боя не принимали и при первых выстрелах разбегались в разные стороны. Часть из них (около 200 человек) во главе с вожаком Али Султан Болквадзе ушла в Турцию. Уже на другой день, 25.III, все движение было ликвидировано. Общее количество убитых у нас 8, у повстанцев около 30 человек, раненых – 10 у нас и около 30 у повстанцев».

Цифры потерь выглядят правдоподобными, поскольку войска, в отличие от восставших, имели в своем распоряжении пулеметы и не испытывали недостатка в боеприпасах.

Для оздоровления ситуации Лаврентий Павлович предлагал послать в Хулинский уезд авторитетную комиссию, снять ряд проштрафившихся работников и «особо обследовать вопрос о предоставлении крестьянам леса, госстрахования и о кредите». Чтобы предотвратить аналогичные волнения, Берия хотел провести проверку и в других уездах Аджаристана, и во всех мусульманских районах Грузии. Он понимал, что восстание легче предотвратить экономическими и политическими мерами, чем потом пускать в ход войска. Без нужды Лаврентий Павлович людей никогда не губил. Но и мягкотелостью не страдал. Через несколько недель были сменены основные руководители Аджарии (никто из них не пережил 1937 года), а ряд повстанческих вожаков арестованы и расстреляны. Однако восстание вынудило власти пойти на уступки – разрешить ношение чадры, открыть медресе и не принуждать женщин и девушек посещать школы.

Восстание в Хулинском уезде вызвало резонанс в Батуми и других городах Аджарии. Берия с тревогой отмечал, что в разговорах аджарцев «повторялись… требования о свободе чадры и духовного преподавания, закрытия грузинских школ, присоединения к Москве и т. д.». Наряду с этой «московской ориентацией» отношения между грузинами и аджарцами резко обострились. Рабочие-аджарцы нередко вели себя вызывающе (невыход на работу, нанесение побоев), грузины в свою очередь резко и презрительно отзывались о «неблагодарных свиньях – аджарцах» и т. д. С острыми конфликтами между грузинами и армянами, армянами и азербайджанцами, абхазами и грузинами, между различными этнографическими группами внутри закавказских народов Берия был хорошо знаком.

В последние годы жизни и после смерти Лаврентия Павловича часто обвиняли в «мингрельском национализме». Но в действительности он с этим национализмом, как, впрочем, и с другими его разновидностями, неустанно боролся в полном соответствии с линией партии. За национальными и политическими требованиями Берия всегда усматривал экономическую основу.

С борьбой с «мингрельским сепаратизмом» связана и одна романтическая история, в которой Лаврентий Павлович показал себя неутомимым блюстителем нравственности. 27 октября 1930 года он докладывал руководству Закавказской Федерации: «Председатель Пахуланского колхоза (Цаленджихский район) Леонтий Гогохия около двух месяцев тому назад был арестован по обвинению во вполне доказанном похищении комсомолки Козуа с целью принудить ее ко вступлению с ним в брак. Кроме того, Гогохия имеет за собой ряд затрат, причем только по линии Цекавшири он растратил 13–14 000 рублей…

Когда работник Зугдидского отделения Грузинского ГПУ нашел похищенную комсомолку Козуа, вместе с похитителем Гогохия доставил в отделение, туда прибыл секретарь укома т. Жвания и в присутствии начальника отделения т. Закария стал уговаривать Козуа: «Что особенного случилось, Гогохия тебя любит, и ты бы вышла замуж за него…»

Т. Жвания говорил комсомолке, что на нее «падет ответственность за гибель Пахуланского колхоза, который неминуемо развалится».

Козуа возражала: «Я не только не люблю Гогохия, но даже не уважаю его. Я знала его только как председателя колхоза и, в качестве единственной комсомолки, выполняла всю ложившуюся на меня общественную работу».

Параллельно с этим Козуа рассказала, что Гогохия приставал к ней с объяснениями в любви, с письмами и т. д. Она жаловалась в уком и Наробраз (очевидно, Козуа работала учительницей. – Б. С.), но никто не оградил ее от домогательств Гогохия.

Вскоре начались различные послабления тюремного режима для Гогохия. Его посещали различные, часто неблагонадежные лица. Через них он проводил кампанию за то, чтобы «крестьянство коллективно потребовало его освобождения».

Гогохия послал в Цаленджихский РК КП Г телеграмму с угрозой, что «коллективизации угрожает развал, если его не освободят».

Правление колхоза, под влиянием Гогохия, потребовало вызова Гогохия «для выяснения некоторых вопросов». И действительно, Гогохия препроводили в Пахулани под конвоем. Он воспользовался случаем для ведения агитации в пользу «автономной Мингрелии», так как Гогохия примыкал к группировке «автономистов». В расчеты этой группы входит перенесение районного центра из Цаленджихи в Зугдиди, поскольку это должно ослабить остальные районы бывшего Зугдидского уезда за счет одного, главного Зугдидского района.

Наконец, недавно Гогохия вовсе освобождается на поруки и руки у него совершенно развязаны, как для сведения личных счетов со своими врагами, так и для «автономистской» деятельности. Необходимо принять меры к тому, чтобы в деле Гогохия не примешивались посторонние впечатления и чтобы следствию была обеспечена беспристрастность».

Здесь растратчик и похититель девушки-комсомолки (прямо как в «Кавказской пленнице» – «студентка, комсомолка, красавица») предстает еще и зловредным «мингрельским автономистом», а сам Берия – борцом за девичью честь. Правда, любвеобильность самого Лаврентия Павловича уже тогда была притчей во языцех. Позднее, в 1953-м на следствии, ему это припомнили.

Троцкий во главе…
турок и дашнаков

Чтобы сберечь средства для начавшейся индустриализации, государство пыталось закупать хлеб у крестьян по низким ценам. Крестьяне стали придерживать зерно, и в результате образовался значительный дефицит хлеба в городах. В январе 1928 года правительство ввело принудительные заготовки определенной части урожая по фиксированным низким ценам. В ответ крестьяне начали уменьшать площадь посевов и забивать скот, лишь бы их хозяйства перевели в разряд середняцких и даже бедняцких и уменьшили тем самым норму налогообложения.

Хлебный кризис еще больше усугубился неурожаем на Украине, Северном Кавказе и в Крыму. Бухарин и его сторонники предлагали закупить хлеб за границей, однако Сталин, опираясь на большинство в Политбюро и ЦК, решил перейти к насильственной коллективизации крестьянства. К ней приступили в 1929 году, вошедшем в историю как «год великого перелома». В этом же году фракция «правых», возглавлявшаяся Бухариным, была осуждена Объединенным Пленумом ЦК и ЦКК и XVI партконференцией и утратила всякое влияние на политику государства.

Надежды на избавление от тягот хлебного кризиса 1928–1929 годов и сплошной коллективизации крестьяне видели в лидерах антисталинской оппозиции. Так, 5 мая 1930 года Берия докладывал руководству Закавказья о настроениях жителей Эриванского и Ленинакан-ского округов в связи с продовольственными трудностями: «В селении Гейгумбет местными троцкистами ведется провокация о том, что «Красная Армия больше не в состоянии противостоять бандам и в Нахкрае (Нахичевани? – Б. С.) она сдалась бандитам… Троцкий собрал 6000 аскеров из Турции и перешел на сторону дашнаков, и скоро дашнаки во главе с Троцким будут в Армении». Вдохновителем последней провокации (о Троцком) явился бывший руководитель группы троцкистов Акуппорян».

Лев Давидович Троцкий, во главе 6 тысяч турецких солдат и дашнаков идущий освобождать Армению от большевиков, – такое способен вообразить только какой-нибудь автор анекдота от армянского радио. Но так уж достал крестьян Сталин, что они могли поверить в примирение двух злейших врагов – турок и дашнаков – и готовность последних подчиниться человеку, который руководил ликвидацией независимой Армении.

Участники вспыхнувшего в Азербайджане осенью 1930 года восстания возлагали надежды на лидеров правой оппозиции Сталину. Побывавший у них в плену член партии Рахманов свидетельствовал в ГПУ: «Они называют себя не бандитами, а просто людьми, спасающими свои жизни от произвола местных властей, доведших их до необходимости взяться за оружие. Крестьяне жалуются на свою тяжелую жизнь и безвыходное положение.

С одной стороны, они обязаны снабжать хлебом правительство, а с другой стороны – снабжают требующих хлеба бандитов». В общем, красные придут – грабят, белые (точнее, зеленые – ведь восстание шло под зеленым знаменем ислама) придут – опять грабят…

В начале декабря 1930 года Закавказское ГПУ докладывало о борьбе с повстанцами в Гянджском уезде Азербайджана, численность которых превышала тысячу человек: «Во главе банддвижения стал бывший член мусаватистского парламента, бывший мулла иттихадист (член исламской партии Азербайджана, с которой в начале 20-х успешно боролся Берия. – Б. С.) Гаджи Ахунд. Объединение бандгрупп под его руководством ставило задачей организацию массового выступления. С этой целью Гаджи Ахунд широко развернул а/с агитацию. Усиленно распространялись слухи «о скором падении Соввласти, приходе англичан, турецких войск» и т. д. Крестьяне призывались к борьбе с колхозами, к вооруженному выступлению «против русских захватчиков, за религию, за освобождение от нищеты» и т. д… Для подтверждения слухов о приходе турецких войск один из бандитов (по распоряжению Гаджи Ахунда) был переодет в турецкого офицера и командирован по селам в сопровождении бандгруппы, которая публично величала его «паша». Бандагитаторы при этом уверяли крестьян в том, что «правые уклонисты солидарны с Гаджи Ахундом» и т. п.».

Да, Бухарин, Рыков и Томский впереди, на лихих конях, во главе воинов ислама – это примерно то же самое, что Троцкий, объединяющий под своей командой дашнаков и турецких солдат. Но народы бывшей Российской империи все надеялись, что кто-то придет спасти их от Сталина и большевиков, будь то Троцкий, Бухарин, англичане, турки, черт, дьявол…

Хотя Турция в то время вообще была союзником Москвы и турецкие власти препятствовали антисоветской деятельности кавказской эмиграции в приграничных районах. Англия же тогда не имела никаких планов интервенции в СССР.

Восстание Гаджи Ахунда поначалу казалось серьезной угрозой. Повстанцам даже удалось больше чем на сутки прервать движение по железной дороге Баку – Тифлис. Однако быстро выяснилось, что разжиться продовольствием в стране, где крестьяне едва сводят концы с концами, нет никакой возможности. Люди Гаджи Ахунда вынуждены были реквизировать продукты у населения, тем самым восстанавливая его против себя. Очень скоро Гаджи Ахунду пришлось раздробить свою армию на мелкие отряды, и большинство повстанцев разошлось по домам.

Войска под командованием главы Азербайджанского ГПУ М. П. Фриновского загнали группу Гаджи Ахунда и девять его ближайших сторонников в Дивардинские зимовники, где почти все они, включая лидера, были убиты в бою 9 декабря 1930 года.

Поднятое Гаджи Ахундом восстание было подавлено с помощью суровых репрессий. В селах брали заложников, заставляя крестьян выдавать скрывающихся повстанцев. Захваченные в плен участники мятежа и заподозренные в пособничестве им расстреливались на месте.

Некоторые добровольно сложившие оружие временно оставлялись на свободе в расчете, что они сагитируют своих товарищей прекратить борьбу. Потом их тихо «изымали» и либо расстреливали, либо отправляли в концлагеря.

Сталин читал сводки ГПУ. И боялся, что, если кризис углубится, бывшие вожди оппозиции станут знаменем народного недовольства, а их сторонники на местах, равно как и уцелевшие меньшевики, дашнаки, эсеры и члены других запрещенных партий придадут выступлениям крестьян и рабочих организованность. Поэтому сразу, как только появился подходящий предлог – убийство Кирова, началась широкая кампания превентивных репрессий, достигшая кульминации в 1937–1938 годах.

В фабрично-заводском районе Баку осенью 1930 года расклеивали листовки, где утверждалось: «Товарищи! Только Рыков даст нам жизнь, но не Сталин-националист. Да здравствует свободная жизнь. Граждане товарищи, с вас три шкуры дерут. Долой коммунистов-паразитов».

Берия с тревогой отмечал, что во время демонстрации 7 ноября 1930 года в столице Азербайджана, хотя «отдельные рабочие выступали против правых уклонистов и призывали вести борьбу с ними… часть выступающих поддерживала правооппортунистические лозунги, отрицая необходимость борьбы с Бухариным, Рыковым и др.

«Мы с начала 5-тилетки обвиняли Бухарина за его неправильный подход к вопросам хозяйственного строительства, а на деле вышло, что он прав. Нас морят голодом, зарплаты своевременно не выдают» (рабочий 6-го промышленного Ленрайона беспартийный Ахмед Таги).

«Крестьян грабят, не дают им развивать своего хозяйства, народ голодает. Если на сторону Рыкова и других перейдут еще несколько вождей, то тогда разобьют Сталина» (Курдюков, Азнефть, беспартийный)».

Продовольственные трудности заставляли людей тосковать по той поре, когда у власти в Закавказье были антисоветские правительства. Так, 30 апреля 1929 года в связи с введением карточек на хлеб – 800 граммов для работающих и 400 для иждивенцев в день – Берия фиксировал в сводке нелестные высказывания рабочих о советской власти: «Не нужно верить брехне нашего правительства. Все, что оно обещало, это ложь. Разве при меньшевиках жизнь не была лучше? Меньшевики были правы, когда боролись с большевиками. Если бы меньшевики остались, то нам не жилось бы так плохо», – сокрушался тифлисский грузчик Лука Богвирадзе.

В Баку рабочие тоже поносили советскую власть. Хронометрист отдела турбинного бурения местных нефтепромыслов говорил своим товарищам в ноябре 1930 года: «Ни в одном государстве нет такого хаоса, как у нас. А главковерхи везде и всюду кричат о том, что мы выполняем пятилетку и догоняем Америку. Таких порядков нет даже в самой отсталой стране, к примеру в Индии. Рабочий кушает как свинья, а если станет говорить правду, то его считают антисоветским элементом. Все отправляют за границу, нас морят. А теперь там не принимают, так давай нас давить очередями. На собраниях кругом кричат – у нас есть, у нас много. А мы хлопаем. Дураками нас считают. Мы же все хлопаем и прохлопали все хорошее». Рабочий же трубокотельных мастерских Илья Чернов вспомнил добрым словом царские времена: «Раньше Николай плохой был, а жили как люди. Теперь, говорят, хорошо, а нигде ничего не добьешься».

В Армении крестьяне с тоской вспоминали о высланных кулаках и прочих «эксплуататорах». Сводки ГПУ фиксировали, как в апреле 1930 года «в селе Авдибек Аламлинского района на бедняцком собрании выступил батрак Седрак со следующим заявлением: «Что мне дала Советская власть, меня кормил священник, и ему я должен помогать».

А в селении Амамлы батрак Пализян говорил совсем уж крамольные вещи: «Наши кулаки такие же батраки, как и я. Я лично работал у кулаков Баграмянов, и они больше меня работали. У нас в селе кто бедняк, тот лодырь. Кого мы называем кулаками – это те люди, которые день и ночь мучаются, работают».

Раз такие настроения проявляются даже среди «классово близких» людей, значит, дело плохо. Раскулачивание и раздел добра высланных между остальными крестьянами стало совершенно необходимым для выживания советской власти. Теперь крестьяне были связаны круговой порукой – общим владением чужим имуществом, отделены навсегда от тех, кто работал день и ночь и не боялся отстаивать перед властью свои и общественные интересы. А неуправляемое крестьянское стадо уже можно было загнать в колхоз, когда посулами, а чаще грубой силой.

Недовольство сохранялось и в колхозах, но там его гораздо легче было контролировать тому же ГПУ совместно с колхозным руководством. Среди крестьян нарастали настроения безысходности.

Берия докладывал: «В селении Карабулаге Абиран-ского района середняк Арутюнян, во время разъяснения статьи т. Сталина «Ответ товарищам колхозникам», заявлял среди крестьян следующее: «Произносят речи ради своего кармана, говорят, что власть рабоче-крестьянская, не верьте. Они врут, имя крестьянина коммунисты используют для того, чтобы мы молчали бы. Нигде правды нет и не будет».

Лаврентий Павлович цитировал и образец пропаганды, распространяемой среди крестьян троцкистами: «Партия разлагается, власть потеряла голову и теперь не имеет возможности поставить работу должным образом. Если до сих пор правительство работало сносно, то этим было обязано Ленину и Троцкому, которые руководили работой. А теперь за работу взялся княжеский сын – Сталин (намек на распространенную в Грузии легенду, что настоящим отцом Сталина был князь Эгнаташвили. – Б. С.), который ни одной минуты о крестьянах не думает, старается всячески наши хозяйства уничтожить. Для этой цели он выдвинул коллективизацию, и все, что делается, сами видите своими глазами».

Недовольны были и рабочие. В Ереване рабочие маслобойного завода Армхлопка кандидат в члены партии Алике и Саркисян говорили своим товарищам, что «с раскулачиванием кулаков и ликвидацией спекулянтов положение рабочих не улучшилось. В кооперативах, за исключением черного хлеба, ничего нет. Неправильно, что у нас рабочее правительство. Кто получает жирные оклады, тот живет хорошо, а рабочие постоянно нуждаются и питаются черным хлебом. В случае войны в первую очередь отправят нас, а в то время как за рабочими нету ухода».

Берия подчеркнул, что «все присутствующие при этом рабочие (17 человек) согласились с этим». Несчастные как в воду глядели: рабочие и крестьяне нужны были как пушечное мясо для грядущей войны.

Берия постоянно воевал с партийным руководством Грузии по поводу «перегибов» в проведении антирелигиозной кампании, причем не только по отношению к мусульманам. 3 мая 1929 года в специальной докладной записке «О грузинской церкви» он рекомендовал «несколько ослабить налоговый нажим на духовенство и ни в коем случае не производить арестов представителей последнего без соответствующей санкции со стороны ГПУ. Предложить прокуратуре расследовать все случаи ограбления и поджогов церквей и виновных привлечь к ответственности. Считать абсолютно необходимым вопросы отобрания и закрытия церквей согласовывать с местными органами ГПУ в целях избежания возможных ошибок и систематического разложения грузинского духовенства…

Грузинская церковь, несмотря на свое лояльное отношение к власти, влачит жалкое существование. Массовые ограбления церквей, поджоги и разгромы их, насилия местных властей, нередко с участием партийных и комсомольских организаций, приводят церкви к совершенному разрушению, а непосильное налоговое обложение заставляет грузинское духовенство отречься от церкви и искать новые пути заработка. Лишение духовенства самых элементарных прав, как то: свободы передвижения, без арестов и административных высылок, поставило грузинскую церковь перед фактом невозможности существования… Грузинская церковь стирается с лица земли… Творимые безобразия невероятны в правовом государстве… Мы имеем весьма достоверные факты и случаи использования меньшевистской нелегальной организацией творимых безобразий вокруг грузинской церкви для демонстраций против Соввласти и дискредитации местных партийных и комсомольских организаций».

Лаврентий Павлович разъяснял, как он сумел «приручить» грузинскую церковь, несмотря на то что католикос открыто выступал против советской власти и поддерживал меньшевиков: «Длительной нашей работой нам удалось создать оппозицию католикосу Амвросию и тогдашней руководящей группе грузинской церкви, и лишь только в 1927 году в январе месяце удалось полностью вырвать из рук Амвросия бразды правления грузинской церковью…

В апреле месяце – после смерти католикоса Амвросия – католикосом был избран митрополит Христофор, вполне лояльно относящийся к Соввласти, и уже Собор, избравший Христофора, декларировал свое лояльное отношение к власти и осудил политику и деятельность Амвросия, в частности и грузинскую эмиграцию».

Лаврентий Павлович пытался внушить своим партийным товарищам: раньше, при строптивом католикосе Амвросии, церковь прижимали правильно. Зачем же продолжать сводить ее на нет теперь, когда грузинской церковью руководят свои люди? Думаю, в 1943 году Сталин именно по совету Берии ослабил гонения на Русскую православную церковь, пойдя на опробованный в Грузии вариант и поставив во главе ее карманного патриарха, Синод и утверждаемых органами госбезопасности епископов.