Текст книги "Тернистая дорога к звездам (СИ)"

Автор книги: Борис Мишарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

– Вы забываетесь, полковник, здесь не вы решаете кому доверять, а кому нет. Командировочное и личное удостоверение…

Полковник вскочил.

– Извините, товарищ генерал-майор, – он протянул удостоверение личности, – командировку не успели оформить, ситуация не позволяла.

– Успокойся, Иван Арнольдович, не нервничай, разберемся. Кто я – вам знать не обязательно, полковник. Генерал-майор Пилипчук находится в моем оперативном подчинении. Вам этого достаточно?

– Так точно, товарищ…

– Генерал-лейтенант.

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант. Извините, я не знал.

Войтович посмотрел удостоверение.

– Коноваленко Георгий Ефимович… Докладывайте, Георгий Ефимович, все по порядку.

– Я был в Ялте и совершенно случайно наткнулся на Джона. Этот сотрудник ЦРУ нам хорошо знаком. Удивился, конечно, как это он самолично пожаловал в Россию, не побоялся, что его задержат.

– Вы сотрудник регионального управления, что делали в Ялте? – задал вопрос Войтович.

– Ялта – это территория Крыма, товарищ генерал-лейтенант, я был там с оказанием практической помощи.

– Ясно, продолжайте.

– Стал следить за Джоном, попросил помощи местных сотрудников. Нам удалось зафиксировать встречу Джона с неизвестным лицом. Джона мы упустили в конечном итоге, а это лицо привело нас сюда. Наткнувшись на закрытый объект за городом, я обратился в местное управление.

– Как добирался этот человек сюда, из Ялты нет прямых рейсов?

– На машине до Симферополя, потом самолетом.

– И что это за объект?

– Захаров пояснил мне, что это закрытый институт, куда доступа нет. Мы как раз обсуждали этот вопрос, когда меня вызвали сюда.

– И что решили?

– Ничего не решили, Захаров пояснил, что кроме начальника управления туда никому входа нет. Необходима ваша помощь, этот человек из секретного НИИ явно сотрудничает с ЦРУ.

Полковник вынул из папки фотографии Рябушкина.

– Какие еще материалы имеются кроме фотографий?

– Никаких, товарищ генерал-лейтенант, все спонтанно произошло. Джона нельзя было упускать, я только успел доложить своему начальнику по телефону, потом отправился сюда с его разрешения.

– То, что вы упустили Джона, это плохо. Сколько с вами людей?

– Два человека.

– Из Симферополя или Ялты?

– Из Симферополя, – ответил полковник.

– Хорошо, Иван Арнольдович, пусть Захаров возглавит операцию, а крымчане ему помогут. Ваши сотрудники у Захарова?

– Нет, они на улице меня ждут, – ответил полковник.

– Приглашайте их сюда и разрабатывайте совместную операцию. Есть связь или идти надо?

– Есть, – полковник позвонил по телефону, – сейчас будут.

– Общее руководство операцией возлагаю на вас, Иван Арнольдович. Вы полковник, – он встал, – встречайте своих людей и с Захаровым подходите сюда. Иван Арнольдович договориться с руководством объекта, допуск получите. Ступайте.

– Есть, – ответил полковник и вышел.

– Ничего не понимаю, – сразу заговорил Пилипчук.

– Позже объясню, сейчас некогда, – ответил Войтович, – необходимо провести жесткое задержание этого полковника, как только появятся в управлении его люди. Жесткое – чтобы он не смог отравиться, укусив воротник или еще что. Его людей тоже задержать. Придется и Захарова, но его, полагаю, отпустим потом под домашний арест, время покажет. Действуй, Иван Арнольдович.

– Вы полагаете…

– Некогда полагать, генерал, проведете задержание – все объясню. Живым мне этот полковник нужен, живым.

Пилипчук матюгнулся и выскочил из кабинета. Вернулся через полчаса, вздохнул:

– Всех задержали, Александр Павлович, даже Захарова, жду объяснений.

– Этот полковник Коноваленко работает на Джона, такой действительно есть в ЦРУ и был в указанное время в Ялте, встречался с нашим человеком из НИИ. Скорее всего, сотрудников, прилетевших сюда с Коваленко, он использовал втемную. Наверняка и Захаров не при делах, но проверить надо. Наш человек из НИИ был в Ялте по нашему поручению, но Джон, хитрая лиса, решил перепроверить и подключил Коноваленко. Придется всех допрашивать лично, но ты можешь присутствовать, Иван Арнольдович. Начнем с Захарова. Но предварительно свяжемся с Ялтой и Симферополем.

После разговора выяснилось, что сотрудники Ялтинского ФСБ не участвовали в подобной операции и ничего об этом не знают. Начальник Симферопольского ФСБ пояснил, что на него действительно вышел Коноваленко, объяснил ситуацию и был устно командирован в Сибирь с двумя сотрудниками. "Командировку не оформили – опаздывали на рейс. Коноваленко доложил вчера, что неизвестное лицо – это Яков Валентинович Рябушкин, научный сотрудник закрытого НИИ, который продал, как предполагается, секретную информацию Джону, просил особых полномочий для входа в НИИ. Корнеев пока не дал разрешения, но обещал подумать. Ждем его ответа с минуты на минуту. Надеюсь, Иван Арнольдович, что вы поможете Коноваленко". "Конечно, – ответил Пилипчук, – всегда готовы помочь коллегам".

Генерал положил трубку и произнес:

– Самое противное в нашей работе – это предательство коллег. Не понимаю я этого, не понимаю. У вас действительно железные факты сотрудничества Коваленко с Джоном?

– Железобетонные, Иван Арнольдович, не сомневайтесь, – ответил Войтович, – вскоре убедитесь в этом сами.

Раздался телефонный звонок.

– Если это Корнеев – не стесняйтесь ссылаться на меня, Иван Арнольдович, – предупредил Войтович.

– Генерал Пилипчук, слушаю вас, – он включил громкую связь.

– Пилипчук, не могу дозвониться до Войтовича. Симферопольское ФСБ просит дать право проверки НИИ полковнику Коваленко. Вы в курсе, что там у вас происходит, почему я ничего не знаю?

– Здравия желаю, товарищ генерал-полковник, Войтович как раз сейчас у меня.

– Дай ему трубочку.

– Здравия желаю, товарищ генерал-полковник, Войтович.

– Здравствуй Александр Павлович, почему крымское УФСБ запрашивает право проверки вашего НИИ, что случилось и почему я не в курсе?

– Мы сами были не в курсе, пока не прибыл сюда из Симферополя полковник Коваленко. Я приказал его задержать.

– Задержать? Вы с ума сошли, Войтович, это старый проверенный чекист. Докладывайте.

– Коваленко крот, Степан Александрович, был завербован сотрудником ЦРУ Джоном, когда еще Крым находился в составе Украины. Есть неопровержимые доказательства. Полагаю, что вам понятно, с какой целью он сюда прибыл.

– Невероятно, Александр Павлович, вылетаю к вам немедленно.

Войтович отключил громкую связь и положил трубку.

– Да, заварилась каша… – пробубнил Пилипчук.

Войтович допросил Захарова и двоих сотрудников, прибывших с Коваленко. Приказал всех освободить из-под стражи и в номерах, где проживали прибывшие, провести обыск, в ходе которого ничего интересного обнаружено не было. Войтович распорядился крымским сотрудникам помалкивать и ждать приезда директора. "Вы еще понадобитесь, как свидетели, при допросах Коваленко", – объяснил он.

– На сегодня закончим, Иван Арнольдович, пусть следователь оформит все бумаги, пригласит адвоката с допуском. А завтра допросит Коваленко, мы с директором посмотрим через видео в соседнем кабинете. Всю необходимую информацию я следствию предоставлю.

На следующий день, прибывший из Москвы Корнеев, выслушал Войтовича, спросил:

– Почему не доложили мне о проводимой операции в Ялте?

– Извините, Степан Александрович, так приказал Верховный, – ответил Войтович, – сейчас уже идет допрос Коваленко, заканчивается "паспортная" часть, послушаем?

– Да, конечно.

Войтович включил видео.

"Расскажите подробно, Георгий Ефимович, кто такой Джон, как вы на него вышли, как оказались здесь? Вопрос понятен?

"Да, – ответил Коноваленко, – Джон – сотрудник ЦРУ, известен не только мне, но и многим моим коллегам. Я случайно увидел его в Ялте, где находился по делам управления, очень удивился появлению Джона в России, стал следить за ним. Привлек к операции двух сотрудников Ялтинского ФСБ, фамилии их, к сожалению, не помню. Мы зафиксировали встречу Джона с неизвестным лицом, стали следить за обоими. Джона упустили в итоге, профессионал высшего класса, а за неизвестным прибыли сюда. Этот неизвестный после встречи с Джоном добрался на автомобиле до Симферополя, сел на самолет и улетел сюда. Я доложил по телефону руководителю Крымского УФСБ и по его устному распоряжению прибыл сюда с двумя сотрудниками. Здесь установлен адрес проживания неизвестного, и его работа в закрытом НИИ. Но у меня не было туда допуска, и я обратился в местное УФСБ, где и был задержан по неизвестным до сих пор причинам".

Следователь попросил прочитать и подписать показания, Коваленко удивился, но подписал, после него показания подписал адвокат.

"Это неизвестное лицо после встречи с Джоном в тот же день покинуло Ялту и Симферополь?

"Да, в тот же день, мы летели одним рейсом с коллегами.

"На одном самолете с неизвестным"?

"Да, на одном самолете", – ответил Коваленко.

Следователь снова попросил подписать показания и делал это после каждого ответа подозреваемого.

"Какого числа вы встретили Джона в Ялте"?

"Не помню точно".

"Когда прибыли в наш город"?

"Не помню"

"При обыске у вас был изъят билет, датированный двадцать третьим числом".

"Да, вспомнил, я прибыл сюда именно двадцать третьего.

"Самолет прибыл утром, значит, исходя из ваших вышеизложенных показаний, встречу Джона с неизвестным лицом в Ялте вы зафиксировали двадцать второго. Это так?

"Да, я вспомнил, это так".

"Кто этот неизвестный, как его фамилия, что вам известно о нем"?

"Фамилии не знаю, его фотографию у меня изъяли при обыске. Знаю, что работает в закрытом НИИ в вашем городе".

"Где сфотографирован этот человек"?

"В Ялте".

"Почему на фото нет Джона"?

"Он не попал в кадр".

"Почему вы считаете, что этот человек работает в закрытом НИИ"?

"Я проследил его до работы, но дальше КПП меня не пустили".

"Откуда вы узнали о закрытом НИИ? Разве на КПП есть такая надпись, кто вам сказал об этом"?

"Надписи действительно нет, откуда узнал – не помню".

"Вы сообщили, что не знаете человека, встречавшегося с Джоном в Ялте двадцать второго числа. Не знаете человека, чью фотографию у вас изъяли. Тогда каким образом вы сообщили своему руководителю, я имею в виду начальника УФСБ Крыма, что с Джоном встречался Рябушкин Яков Валентинович, что он сотрудник закрытого НИИ"?

"Не помню".

"Следствием установлено, что на изъятой у вас фотографии действительно сфотографирован Рябушкин Яков Валентинович. Только он сфотографирован не в Ялте, а здесь. Двадцать второго числа Рябушкин находился в нашем городе и в Ялте быть не мог. Как вы объясните этот факт"?

"Никак, на фото похожее лицо".

"Вы ранее утверждали и подписались под своими показаниями, что фото сделано в Ялте – оказалось, что в нашем городе. Вы сообщили своему руководителю, что следите за Рябушкиным, но сейчас даете показания, что не знаете его. Вы здесь следили за человеком, который в Ялте физически не мог находиться. Вы говорите о закрытом НИИ, но откуда вы узнали о НИИ – молчите. Вы не находите странными свои ответы, а если сказать прямо, то лживыми? Они расходятся с фактами".

"Нет, я говорю честно. Значит, у человека на этой фотографии есть двойник".

"Двойник? Но фото сделано не в Ялте, а здесь, это установлено экспертизой. Станете отрицать результаты экспертизы"?

"Не стану. Не понимаю, к чему вы клоните? Возможно, я ошибся и следил за двойником. Это что – преступление"?

"Хорошо, перейдем к более конкретным вопросам. Когда вас завербовал Джон и какое задание он вам поручил выполнить здесь"?

"Вы смеетесь? Джон известная личность в оперативных кругах, я с ним не знаком, он меня не вербовал и задания я от него не получал".

"Следствие располагает другими фактами, Георгий Ефимович. Не хотите дать признательные показания"?

"Фактами… смешно. Располагаете – предъявите".

"У нас имеется запись вашего разговора с Джоном. Хотите послушать"?

"Запись… бред сивой кобылы. Включайте, посмеемся".

Следователь включил магнитофон:

"Здравствуй, узнал"?

"Узнал".

"Я семнадцатого был в Ялте, встречался с неким Рябушкиным Яковом Валентиновичем. Он сотрудник закрытого НИИ в Н-ске. Сообщи руководству, что я в России и ты отследил нашу встречу. Меня потерял, а Рябушкина проследил. Пусть тебе дадут доступ в этот НИИ, нам нужно знать направление работы института. Все о нем, что можно и нельзя. Оперативную комбинацию сам продумай. По выполнению задания через посольство ждем тебя в Штатах, обеспеченную жизнь гарантирую".

"Ты действительно был в Ялте"?

"Да, погранцы все подтвердят, обратно я вернулся другим путем. Не через официальную границу, тебе поверят".

"Ясно, до встречи".

"Что скажете, Георгий Ефимович – это факты"?

"Факты? Чушь собачья. Обычная репетиция какого-то ролика, не помню. Допустим, эксперты подтвердят мой голос, а где вы возьмете для экспертизы голос Джона? Или этот розыгрыш только для того, чтобы я написал рапорт по собственному желанию? Так я напишу, не вопрос. У вас на меня ничего нет, ни один суд не примет, как доказательство, эту запись без голоса Джона".

"Ошибаетесь, Коноваленко, голос Джона у нас есть, он его оставил при пересечении границы, отвечая на вопросы пограничников – цель поездки, на какой срок и так далее. Вот заключение экспертов, ознакомьтесь".

Коноваленко прочитал и раскис сразу, стал давать показания:

"Джон завербовал меня четыре года назад, подловил на девочках и потере удостоверения. Заданий не давал, это его первое. Вину признаю. Прошу на этом допрос закончить. Я себя плохо чувствую".

– Вот сука, – не сдержался Корнеев, выключая монитор, – сволочь. Спасибо за службу, генерал, – он пожал руку Войтовичу, – спасибо. Жаль, что по статье пожизненного срока нет – только до двадцати.

– Отвратительная гнусная личность, вы правы, товарищ генерал-полковник, – согласился Войтович, – надо предложить ему сделку – десять лет против двадцати.

– Сделку? – возмутился Корнеев, – какие могут быть сделки с предателями и сволочами? Он же до последнего издевался над нами – не докажите.

Корнеев встал, походил по кабинету, присел снова и, уже остывши, продолжил:

– Извини, Александр Павлович, не выношу предателей. Сделка? Телефонный контакт с Джоном?

– Да, пусть доложит нужную нам информацию. Например – НИИ занимается разработкой космических двигателей, но у них заварушка – исчезли документы особой важности и вместе с ними Рябушкин. Шерстят всех. Считаю контракт исчерпанным. Этот номер более не существует. После звонка взять всю шпионскую сеть в городе. Джон сочтет это последствиями заварушки.

– Какую еще сеть? – не понял Корнеев, – опять я ничего не знаю. Ты в курсе Пилипчук?

– Нет, первый раз слышу.

– Первый раз он слышит… У тебя в городе целая сеть шпионов действует, а он первый раз слышит. Это как понимать?

– Извините, Степан Александрович, у Пилипчука были наметки на эту сеть, но я попросил его не заниматься этим вопросом, чтобы в толкучке не испортить дело.

– Заступаешься, Войтович? Это тоже не плохо, я рад, что вы находите общий язык. Так какие документы вы впарили Джону на сей раз и за сколько?

Войтович посмотрел на Пилипчука, Корнеев понял.

– Выйди, – приказал он.

– За пятнадцать миллиардов долларов, деньги на счету НИИ. На сей раз мы отдали не липу, а настоящие чертежи и схемы двигателя, которые позволяет ракете достигнуть скорости света.

– Вы с ума что ли сошли с Графом?

– Граф пояснил, что скорость света его не интересует. Это как биплан против современного истребителя. Кроме того, американцы затратят на производство уже никому не нужного двигателя триллион или более долларов, что ослабит их экономику.

– Верховный в курсе?

– Не знаю, с ним Граф общается. Не моего ума дело…

– Не твоего ума дело… Что есть у нас, если Граф так легко разбрасывается новейшими технологиями?

– Военные строители обещают сдать к концу лета завод или сборочный цех. Будем собирать новые ракетоносители вместо Ангары, способные доставлять на орбиту груз любой тяжести без скорости света – был здесь, оказался там.

– Это как?

– Не знаю, – пожал плечами Войтович, – звездолет еще будет по той же схеме – был здесь, оказался там, например, у созвездия Лебедя. Ракете со скоростью света туда около пяти тысяч лет лететь. Поэтому Граф и говорит, что зачем нам это старье – скорость света? Пусть на него американцы деньги тратят, радуются и Нобелевки получают, а мы как-нибудь так обойдемся.

– Старье… – засмеялся Корнеев, – шутки у Графа… гений! Что еще скажешь. Вопросы, просьбы есть?

– Вопросов нет, просьба есть. Ко мне не так давно подошел профессор Буторин, это заведующий нашей четвертой лабораторией. У них там какой-то вопрос сложный возник. Всем коллективом решить не могли. Екатерина Васильевна дома работала. Вопрос сняла… очень важный вопрос. Буторин сказал, что Граф постесняется представить свою жену к награде, но она это непременно заслуживает.

– Я понял, Александр Павлович, сделаем.

Корнеев вернулся в Москву, написал представление Верховному на Войтовича и Екатерину Васильевну. Просил наградить их орденом "За заслуги перед Отечеством". Верховный подписал представления безоговорочно.

* * *

Лето выдалось грибным, дожди шли чаще обычного. Три дня дождь, день растаскиваются облака, солнышко и снова льет дождь. Уровень воды в реках поднялся неимоверно высоко, но угрозы затопления не было. Даже грибники ворчали – когда же этот проклятый дождь кончится. То сушь и жара невыносимая, то льет, как из ведра, то снег, ветер и холод – как же угодить человеку: то неладно и это.

Но часть людей почти не обращала внимания – не до погоды, работать надо. Граф поехал на стройку. Охранники открывали двери автомобиля, держа зонты, он выходил, осматривался. "Как сами в это грязи не захлебнутся"? Кругом лужи и целые озера воды, асфальт уже не асфальт, а сплошная раскисшая глина. Только бордюры еще выдают дорогу. Он спросил у подбежавшего комбата, указывая рукой на окрестности:

– Это что?

– Как что – стройка, – ответил, не совсем понимая, комбат.

– Грязелечебница будет?

– Дождь… что я могу поделать?..

– По плану здесь давно должен лежать асфальт и клумбы цвести, а у вас, подполковник, даже водоотводов нет. Прорыть небольшую канавку и озеро спустить в лес: тоже сил нет? Оно через несколько часов прорвет вашу насыпь и сольется в цех – что тогда?

Комбат свистнул, подбежал рядовой, получил приказ отрыть водоотвод в лес. Человек десять вышли из бытовки, взяли лопаты, нехотя стали ковыряться в земле, зло поглядывая на прибывших. Поковырялись минут пять и ушло озеро в лес. Граф прошел в цех.

Работы завершались, посередине цеха проложены особо прочные рельсы. Граф взял линейку, замерил высоту рельс от бетона.

– Комбат, здесь тридцать, здесь двадцать, а здесь двадцать пять. Это что за гребенка?

– Вибратор сломался – на глаз заливали, – ответил подполковник.

– Вибратор сломался, – повторил Граф, – значит, бетон еще и неплотно лег в глубине. Почему бетон не той марки? Он же сам по себе не прочный.

– Что дают, то и заливаем.

– Вам, подполковник, цистерну жидкого навоза привезут – тоже зальешь?

Подполковник молчал.

– Кто дал команду заменить марку цемента?

Подполковник не отвечал, потупив голову.

– Вы тоже не знаете, майор? – Обратился Граф к заместителю командира строительного батальона.

– Генерал-майор… начальник тыла. Он лично с заводом договаривался, по накладным бетон соответствует.

Граф еле сдерживал себя…

– Я не строитель и то понял, что бетон не прочный, не той марки. А вы… куда вы-то смотрели, господа военные строители? Это же прямое вредительство и хищение… Принимай, майор, временно командование батальоном. Этого, – Граф повернулся к Войтовичу, – это ваш клиент, генерал. Зама по тылу доставить немедленно сюда. Пока идет следствие – пусть бетон отбойным молотком долбит. Допрашивать его тоже здесь, в часы отдыха от работы. Министра сюда и обоих командующих – пусть сами порядок наводят.

Граф не поехал на работу, сразу появился дома, подошел к бару, налил в бокал коньяк и выпил. Прошел на второй этаж в спальню, завалился на покрывало прямо в одежде. Вошла Катя, увидела мужа, лежащего на постели в одежде. Подошла ближе, улавливая запах спиртного.

– Что случилось, Ромочка, что-то серьезное?

– Потом, Катенька, все потом… Хочу выспаться. Возьми мой телефон… никого не хочу слышать.

Она не стала его беспокоить, накрыла пледом и вышла. Сразу позвонила Войтовичу, тот объяснил ситуацию.

– И что теперь делать? – спросила Катя.

– Не знаю, Екатерина Васильевна, пусть приезжают специалисты и решают – сносить и заново строить или что-то можно исправить. Я вообще в шоке – ездили не раз и все было нормально. Я уже допросил командира стройбата, он пояснил, что как только большое начальство разъехалось, прибыл зам по тылу. Посмотрел проектно-сметную документацию и приказал копать котлован глубиной не двадцать метров, а всего полметра. Дескать, ниже земли не провалится. Залили бетон самого низкого качества, причем без вибратора с пустотами внутри. Вот недавнее землетрясение и выперло все. Бойцы выпирающие шишки, конечно, посбивали, но волны остались, что и заметил Роман Сергеевич. Как он себя чувствует? Он очень расстроенным вернулся.

– Ничего, пришел домой, выпил рюмку коньяка и лег спать. Сказал, что никого не хочет слышать. Выспится – ему легче станет. Вы в Москву уже доложили?

– Да, министр с командующими и специалистами уже летят сюда.

– Александр Павлович, вы встретьте их, пусть они мужа до утра не беспокоят – устал человек, весь на нервах.

– Конечно, Екатерина Васильевна, все сделаю.

Граф проспал пять часов, проснулся, глянул на часы – восемь вечера. Принял душ и спустился в кухню, попросил покушать. Людмила быстро накрыла стол. Подошла Катя, села напротив молча. Он покушал, спросил:

– Кузьмин прилетел?

– Да, – ответила Катя, – оба командующих и специалисты с ними.

– До восьми утра видеть никого не хочу. В восемь пусть приходят сюда… нет, в девять. Катя, сообщи, пожалуйста, о моем решении Войтовичу, а я пойду снова спать.

Утром к Графу в кабинет вошли Войтович и Кузьмин. Он, не здороваясь, предложил им присесть. Министр обороны видел таким академика впервые – хмурый, в домашнем халате…

– Докладывайте, Александр Павлович.

Генерал рассказал все, что удалось выяснить, назвал конкретных виновных лиц. Граф посмотрел на Кузьмина.

– Роман Сергеевич, – начал он, – все не так плохо, как казалось. Специалисты посовещались и решили залить сверху еще полметра крепкого бетона с арматурой. Сейчас уже снимают рельсы и начнут закачку.

– Александр Павлович, позвони на стройку, пусть рельсы снимают, а заливку бетона отмени – я еще ничего не решил. Там позвони, за дверью.

Когда он вышел, Граф обратился к министру:

– Извините, Николай Ефимович, что принимаю в таком виде – больше года без выходных практически. Решил себе сегодня выходной объявить.

– Я понимаю, Роман Сергеевич – действительно устали, нанервничались.

– Все всё понимают… один я здесь олухом сижу и требую еще чего-то. Приглашаете своих специалистов, послушаю их лапшу.

– Роман Сергеевич, почему сразу лапшу?

– Почему? Потому что я физик, а не строитель. Но и то понимаю, что здесь лапша полная, спагетти… так с ушей и свисают до пола. У вас в армии, Николай Ефимович, одни дебилы работают, служат вернее? Посоветовались они… решили… рельсы снимают и заливку начинают. Я понимаю, что вы тоже не строитель, но опыт-то жизненный должен быть? Извините, Николай Ефимович, ничего личного – нервы. Никак не могу успокоиться – год работы насмарку.

Вошел Войтович со специалистами – три полковника с инженерными эмблемами.

– То, что вы там насоветовались и решили – я уже знаю, чушь собачья, – начал Граф, – какую нагрузку должен выдержать фундамент по проекту?

– Не знаю, мы не считали, но то, что мы предложили – вполне хватит, – ответил один из полковников.

– Вот, еще один вредитель нашелся… Они не считали… там все уже подсчитано и написано черным по белому – пятьсот тонн на квадратный сантиметр. А ваша собачья заливка может дать только тридцать тонн. А мне надо пятьсот, а не тридцать, пятьсот, – повысил голос Граф.

– Но зачем такая нагрузка… перебор явный, – возразил полковник.

– А вот это не ваше дело, полковник. Мы с министром там польку-бабочку танцевать станем. Ясно? Специалисты хреновы…

Граф встал и вышел из кабинета.

– Товарищ министр обороны, разрешите обратиться?

– Обращайтесь, полковник.

– Что это за тип наглый такой?

– Молчать, – крикнул министр, ударяя ладошкой по столу, – я тебе сейчас погоны лично оторву. Рядовым служить пойдешь в этот стройбат.

Кузьмин встал…

– Николай Ефимович, успокойтесь, пожалуйста, прошу вас, – обратился к нему Войтович. Министр сел обратно. – Этот уважаемый человек имеет полномочия выше, чем у министра обороны. Теперь понятно?

– Так точно, теперь понятно, – ответил полковник.

Вошел Граф.

– Фундамент необходимо убрать и залить новый. Мы можем поднять здание на домкратах, поставить его на рельсы и откатить в сторону, господа хреновые специалисты?

– Необходимо еще раз осмотреть строение, – ответил полковник.

– Тогда идите и осматривайте. Если нельзя – убирайте все и начинайте заново. Если появятся дельные идеи – действуйте, но все должно быть в соответствии с проектно-сметной документацией, прошу не отступать от нее ни на миллиметр. Это объект особой государственной важности. Кто из полковников лучше разбирается в строительстве, Николай Ефимович?

– Мне сложно ответить, сейчас, но я быстро выясню.

– Да, я понимаю…

– Разрешите?

– Говорите, полковник.

– Из нас лучше разбирается в строительстве полковник Ясенецкий, – он указал на стоявшего рядом.

– Полковник Ясенецкий, назначаю вас начальником стройки, оба полковника будут вашими заместителями. Вы чей подчиненный – Цветкова или Самсонова?

– Генерал-полковника Самсонова, – ответил он.

– Пригласи, – попросил граф Войтовича.

Самсонов вошел.

– Здравия же…

– Отставить, генерал. Я назначил Ясенецкого начальником стройки, оба полковника – его заместители. Дадите ему свой прямой номер телефона, разрешаю ему звонить вам днем или ночью, когда потребуется. Прошу обеспечить его всем – любой техникой и людьми, потребуется и ракету дать, если она здание в воздух поднимет и удержит.

– Извините, Роман Сергеевич, не могу – Ясенецкий переведен на другую должность.

– Молчать, – повысил голос Граф, – я вам еще слова не давал. Распоряжение мое понятно?

– Понятно – выполнить не могу, – ответил Самсонов, – приказом министра обороны он переведен в другой род войск – к генерал-лейтенанту Цветкову, я там не командую.

– Ясно, – ответил Кузьмин, – этот приказ я приостанавливаю, остаетесь в распоряжении генерал-полковника Самсонова на время строительства. И помните – распоряжения Романа Сергеевича может отменить только Верховный главнокомандующий – я не могу. Игорь Станиславович, дайте Ясенецкому свой телефон и пусть приступает к работе. Все свободны.

– Есть, – ответили офицеры и вышли.

– Цирк какой-то, а не деловой разговор, – вздохнул Граф, – нервы все, нервы. Чайку попьем с сахаром – глюкоза все-таки. Люда, – сказал он по селектору, – организуй, пожалуйста, три чая с сахаром.

Они выпили чай, пригласили в кабинет командующих.

– У нас были запланированы несколько спутников, которые должны быть доставлены на орбиту. Напомните, пожалуйста, когда и сколько?

– Два моих – десятого и двенадцатого июля, – ответил Самсонов.

– Три моих – одиннадцатого, пятнадцатого и семнадцатого июля, – пояснил Цветков.

– Корпуса спутников одинаковые? – спросил Граф.

– Абсолютно – начинка разная, – ответил Самсонов.

– Мне нужен корпус спутника без начинки, только корпус. Как быстро сможете его доставить?

– Полагаю, что через два дня сможем, – ответил Цветков.

– Как происходило все раньше – вы доставляете спутник с начинкой на космодром, там его монтируют в ракету и запуск. Так или как-то иначе?

– Да, Роман Сергеевич, так, – ответил Самсонов, – мы понимаем, что подвели не только вас, но и себя, страну в целом. Придется годик без них обойтись.

– Годик? Вы собираетесь еще годик цех строить? Максимум три месяца – больше я вам не дам, даже не мечтайте о годике. Спутники… я не о спутниках думаю, вы мне более важные мероприятия сорвали. Спутники – это семечки. Как на этот срыв отреагирует Президент – я не знаю. Как только выяснят конкретно по зданию – сносить или поднимать – надо доложить Верховному, Николай Ефимович, за вас я это делать не стану. Ладно, вернемся к спутникам. Через два дня корпус, к пятнадцатому числу все спутники должны быть у меня. Семнадцатого их все запустим в один день. К спутникам должны быть координаты – на какую высоту их запускать. Вопросы есть?

– Роман Сергеевич, цех же не готов, как мы их запустим? – спросил Самсонов.

– Вы – ни как. НИИ запустит. Этот цех не для спутников, хотя их там запускать легче и удобнее. Все – езжайте на стройку, докладывайте Президенту, в общем, работайте и меня в курсе событий держите.

Граф посидел немного в одиночестве, пошел в одну из комнат, вытащил загрунтованный подрамник, поглаживая его рукой, достал карандаши, краски и фотографии, сделанные в бывшем коттедже. Улыбнулся радостно и стал наносить карандашный эскиз на холст.

Вошли Катя с сыном.

– Папочка, что ты делаешь, рисуешь?

– Рисую, Василек. Хочешь тоже порисовать?

– Хочу, только я с тобой рисовать буду, не пойду в свою комнату. Ладно, папа?

– Конечно, сынок, конечно, – ответил отец, – сейчас мы тебе организуем все. На большом листе рисовать станешь или на обычном?

– У тебя, папа, большой лист, я тоже хочу рисовать на большом.

Граф достал этюдник, закрепил его, как можно ниже, но все равно для двухлетнего сына он был высоковат. Пришлось достать деревянный мольберт, у которого рамка опускалась до пола. Положил Васильку карандаши и акварельные краски.

– Что ты будешь рисовать, сынок?

– А ты что?

– Я вот этот пейзаж, – Роман указал на фотографию.

– И я этот пейзаж, – ответил Василек.

Они почти час рисовали оба молча. Василек поглядывал на отца и старался копировать его штрихи. Он не смотрел на фотографию, а следил за папиными руками, подражая его стойке и взмахам карандаша. Катя, устроившись в кресле сзади, умиленно смотрела на сына и мужа, стараясь не шевелиться и замереть, чтобы мужчины не отвлекались на нее. Через час она поняла, что Василек устал. Подошла к нему, видя насупленное лицо. Это уже личность, не желавшая отступать, хотя и рисовать надоело. Роман тоже понял ситуацию, решил вмешаться:

– Сынок, ты знаешь, как поступают настоящие художники?

Василек молчал, видимо, раздумывая, то ли заплакать, то ли просто отказаться от рисования, то ли стоять насмерть и терпеть. Что-нибудь мазюкать, пока не перестанет рисовать отец.

– Настоящие художники часто отдыхают, – продолжил Роман, – картину рисуют не один день и только когда есть желание. Что-то мне уже расхотелось рисовать, надо отдохнуть немного. Ты рисовать будешь или отдохнешь, поиграешь?