355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Орлов » Испанская партия » Текст книги (страница 8)
Испанская партия
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 06:44

Текст книги "Испанская партия"


Автор книги: Борис Орлов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

   Во втором заходе скоростные СБ добили бомбы и добавили из носовых ШКАСов. Впрочем, это было уже лишним – на земле и так творилось такое, что библейское избиение первенцев казалось невинной шуткой на детском утреннике.

   Поднятые по тревоге истребители "Фиат" из группы итальянских ВВС смогли только увидеть на горизонте удаляющиеся советские машины. Прохрипев им вслед яростные проклятья, пожелав русским пилотам поймать целую пачку дурных болезней от собственных жен или невест и, объявив в эфир, что мадонна была свиньей, командир истребительной эскадрильи капитано Горрини приказал своим истребителям возвращаться.

   Эскадрилья, ведомая полковником Громовым, уходила на север по широкой дуге. Комбриг решил на всякий случай обойти все возможные места базирования вражеских истребителей, а потому сильно уклонился к западу. Тридцать два самолета эскадрильи, выстроившись в стандартную "этажерку" шли прикрывая друг друга от возможных атак. Хотя таковых и не предполагалось...

   – Иван Тимофеевич, – окликнул Громов своего штурмана. – Взгляни-ка, мне не мерещится? На девять часов...

   Флаг-штурман бригады Спирин пригляделся:

   – Нет, Михал Михалыч, не мерещится. Ползет кто-то. И нахально так ползет...

   – Должно быть наш... – заметил Громов. – Хотя...

   – Вот именно. Не должно быть тут наших...

   – Ну, так взглянуть надо...

   – Взглянем...

   Лейтенант Эмилио Рубарро спокойно пилотировал свой «Юнкерс», когда в кабину ворвался задний стрелок, сержант Серхио Мартинари и истошно завопил:

   – Русские! Русские авионез! Догоняют!..

   Помянув матушку Мартинари недобрым словом, Рубарро оглянулся. Это было последнее сознательное движение в его жизни. Остекление кабины разлетелось с громким треском, и очередь из самого скорострельного в мире авиационного пулемета отправила испанского пилота в страну Счастливой охоты. Промчавшийся над Ju.52 СБ щедро полил его из подфюзеляжной точки и лихо развернулся, атаковав трехмоторного собрата в лоб. Но это уж не имело большого смысла: потеряв управление, "Юнкерс" медленно, словно удивленно клюнул носом, а потом заскользил вниз, все быстрее и быстрее несясь к желтой выгоревшей земле.

   Громов проводил взглядом горящий самолет и удовлетворенно хмыкнул, увидев, как внизу беззвучно расцвел цветок взрыва:

   – Ну, что, Тимофеич? Можно дырочки прокалывать? Не фунт изюма – на бомбардировщике бомбардировщика сбить...

   – Не бомбардировщик это был, а транспортник, – уверенно сказал Спирин. – Когда он падал, вроде метался кто-то внутри. Две тени мелькали...


   «Наш корреспондент сообщает из Испании. 2 июня в авиакатастрофе погиб командующий Северной армией мятежников генерал Эмилио Мола...»

   "Фигаро" 3 июня 1937 г.


   13.15, 20 июня 1937 г., Бильбао

   Тухачевский оторвался от карты, и поднял глаза на Уборевича:

   – Ну, Иероним Петрович, и каково твое мнение? Говори, не щади: в чем я ошибаюсь?

   Уборевич встал из-за стола, подошел к карте, взял указку:

   – Замысел на операцию понятен. Сосредотачиваем здесь, здесь и здесь, – указка побежала, отмечая места, – ударные кулаки из танков и стрелковых полков. Задача для парашютной бригады – захватить и удержать мосты до подхода наступающих механизированных групп. Это все – задачи на день "Д".

   Иероним Петрович вытащил из нагрудного кармана автоматический карандаш, свинтил колпачок и аккуратно пометил рубежи, на которые войска АГОН должны будут выйти к концу первого дня.

   – На день "Д+1" задачи для группы "А": развить наступление на Бургос; групп "Б", "В" –  рассечь группировку противника по двум расходящимся направлениям на Лерма и Эгрерра-де-Писуэрга. На день "Д+2" и "Д+3" группы "Б" и "В" сходятся за Бургосом и развивают наступление на Паленсию и Вальядолид, группа "А" наносит удар по группировке противника в районе Бургоса и, не отвлекаясь на город, двигается далее на соединение с основной группировкой. Блокада Бургоса и окруженных разгромленных соединений мятежников поручается баскским формированиям. Авиация находится в оперативном подчинении командиров групп.

   По ходу объяснения Уборевич делал новые пометки на карте, попутно перечеркивая некоторые из оставленных Тухачевским. Глядя на это, маршал слегка поморщился, но ничего не сказал.

   Далее Уборевич коснулся необходимых сил и средств, обстоятельно расписав численность каждой группировки, особо остановившись на вопросах снабжения. Он полностью одобрил идею Тухачевского относительно реквизиции всего автотранспорта страны басков для воинских нужд, присовокупив, что также необходимо провести реквизиции конского парка.

   Присутствовавший на совещании президент Агирре тут же заявил, что все автомобили, включая даже президентский гараж, будут незамедлительно переданы в распоряжение советских товарищей. Что же касается лошадей, то, увы, он должен с сожалением констатировать, что в Эускади их почти нет, а те, что были, уже давно переданы в ополчение. Правда, есть ослы и много...

   – Вот это уж точно! – хмыкнул командующий Стрелковым Корпусом Особого Назначения Апанасенко.

   Правда, он тут же спохватился и попросил переводчика не доводить до сведения Агирре значения последней фразы. Баскский президент вежливо подождал перевода, но, не дождавшись, продолжил:

   – Еще у нас есть мулы, и если советские товарищи хотят, то...

   – Хотят! – в один голос рявкнули комкор Апанасенко, комдив Ефремов и, к всеобщему изумлению, комбриг Водопьянов.

   Последний тут же пояснил, что нехватка автомобилей в бригаде тяжелых бомбардировщиков достигает угрожающих размеров и может отрицательно сказаться на боеспособности вверенного ему соединения.

   – Если моим ребятам придется таскать к самолетам бомбы вручную, то больше пяти самолетов за раз на бомбометание не вылетит! А если мы бензин будем ведрами доливать – вообще никто не вылетит! – кипятился полковник Водопьянов. – Хоть мулов пусть дают! Будем на телегах бомбы возить, патроны, бочки с бензином...

   – Погоди-ка, товарищ Водопьянов, – озабоченно прервал его член военного совета АГОН Мехлис. – У тебя по списку аж восемь "бэзэ" тридцать пятых. Что ж тебе этого не хватает? И две БПС у тебя есть...

   – Товарищ Мехлис, позвольте-ка, я объясню, – кряжистый комбриг Чкалов поднялся со своего места и навис над столом, опершись об него руками. – Корпус, по приказу товарища маршала, – он мотнул лобастой упрямой головой в сторону Тухачевского, – был переформирован в последний момент. В результате мы получили часть машин в экстренном порядке, без соответствующей проверки и подготовки. "Бэпэски", к примеру, нам с пожарных частей передали – всю дорогу их из красных в защитные перекрашивали! Так вот: часть аэродромной техники попала к нам в изношенном, а иногда – и неисправном состоянии. Лучшее мы, уж извините, забрали для Громова и для Красовского– истребители нам в первую очередь нужны! Да и Каманину с его легкими бомбардировщиками тоже – дай. А Михаил Васильевич – вроде как бедным родственником остался. БЗ-35 у него не восемь, а семь и из них на ходу – три. А БПС вообще – только одна работает, да и то – с перебоями!

   – А куда же вы, товарищ Чкалов, смотрели, когда такую технику принимали? – Тухачевский кипел праведным негодованием. – Отбраковали бы! В приказе, по-моему, было ясно сказано: "Провести полную проверку принимаемой техники, в случае выявления недостатков – отбраковывать и отправлять на ремонт, либо – на замену"? – Раздражаясь, он повышал и повышал голос. – Почему же вы допустили такую халатность? Не проследили?!

   – А потому товарищ маршал, – Чкалов тоже начал заводиться и повышать голос, – что в вашем приказе не было указано, как сделать в сутках сорок часов! В течение двух недель на базе полков разворачивались бригады, которые тут же, в порядке катастрофы, упаковывают самолеты и грузят их на неподготовленные платформы, вперемешку с аэродромной техникой. И в этот момент, когда все превращается в какой-то вертеп, к нам приходит дополнительные машины. Кто их должен был проверять? Аэродромная служба? Они уже загружены выше головы! Летчики? Они новые самолеты принимают! Может быть, товарищ маршал считает, что я должен был лично проверить всю прибывшую технику?!

   – Должны были и все! – взорвался Тухачевский. – Вы получили приказ? Будьте так любезны, сокол вы наш сталинский, проверить все своими ручками, раз не умеете работу организовывать! Летать каждый может, а вот приказы выполнять...

   – Разумные приказы отдавать тоже, как видно, не всякому дано! – бухнул в ответ Валерий Павлович.

   Побледнев, Тухачевский двинулся к Чкалову:

   – Да я тебя... я тебя...

   Грохнули стулья и все присутствующие летчики вскочили с мест. Мехлис рванулся и встал между готовыми сцепиться на смерть командирами:

   – Товарищи! Товарищи! Как комиссар приказываю: прекратить! Вы же коммунисты!..

   Тухачевский грозно рыкнул:

   – Это дело не партийное! Налицо – злостное игнорирование приказа вышестоящего начальника!

   Каманин, Громов, Водопьянов, блестя золотыми звездочками героев, сомкнулись вокруг Чкалова, Красовский, у которого наград было тоже не мало, встал перед своим комкором, словно закрывая его собой от разъяренного маршала.

    Мехлис напрягся, прищурился:

   – То есть как это "не партийное дело"? – поинтересовался он.

   В его голосе явственно зазвучал металл, и звук этот чем-то напоминал лязганье стальных засовов и скрежет железных решеток.

   – Михаил Николаевич, вы отдаете себе отчет в том, что вы говорите? Вы всерьез полагаете, что в Красной Армии могут быть вопросы, в которых партии делать нечего?

   Тухачевский вздрогнул и замер. В штабе застыла липкая, вязкая тишина, которую внезапно прервал мягкий голос с кавказским акцентом:

   – Я думаю, товарищ маршал неправильно выразился, товарищ корпусной комиссар

   Все, словно повинуясь неслышной команде, повернулись туда, где сидел начальник контрразведки АГОН комиссар Государственной Безопасности третьего ранга Кобулов. Богдан Захарович вертел в руках карандаш и спокойно неторопливо говорил, будто бы рассуждая сам с собой:

   – Товарищ маршал хотел сказать, что совершенно необязательно разбирать персональное дело коммуниста Чкалова на партийном заседании. Товарищ Тухачевский хотел сказать, что обязательно разберется в создавшейся ситуации и виновные понесут строгое наказание, но сейчас нам всем предстоит воевать тем, что есть. Ведь так, товарищ маршал?

   Тухачевский смотрел на карандаш, крутящийся в толстых сильных пальцах Кобулова, словно на ядовитую змею. Ему вспомнилось отчуждение окружающих на майском параде, и неприятный холодок пробежал между лопаток. А слишком вольные речи, которые он вел при свидетелях, а сообщения о том, что многие из их с Уборевичем сподвижников арестованы или просто, пропали неизвестно как и куда... Он вдруг вспомнил, что Чкалов – любимец Сталина, и, осторожно переведя дух, кивнул и выдавил из себя:

   – Разумеется...

   – Вот, а вы, товарищ Мехлис, шум поднимаете, обвиняете товарища маршала, черт знает, в чем...

   Лев Захарович изумленно уставился на Кобулова, но вдруг, что-то видимо осознав, кивнул:

   – Твоя правда, Богдан Захарович. Виноват...

   – Что ты, что ты, Лев Захарович? Ни в чем ты не виноват! Разве что в том, что всех прервал...

   Кобулов улыбнулся, весело блеснул глазами, но Мехлису вдруг показалось, что он словно бы оскалился и стрельнул при этом взглядом в сторону Тухачевского и Уборевича. Остаток совещания Лев Захарович все думал: показалось это ему, или нет?


   18.21, 21 июня 1937 г., Наркомат обороны

   – Значит, он решил наступать, не дожидаясь прибытия остальных сил? – Шапошников никак не мог поверить услышанному. – Но ведь у Тухачевского почти нет войск...

   Принявший чуть более месяца назад руководство Генеральным штабом РККА  вместо маршала Егорова, переведенного на должность командующего Закавказским военным округом, командарм первого ранга Шапошников слушал Ворошилова со все возраставшим изумлением. Нет, он не строил иллюзий относительно благоразумия маршала Тухачевского, как не питал и ложных надежд относительно пределов его самоуверенности. Но все-таки он полагал, что воспоминания о Варшавской катастрофе заставят маршала быть хотя бы немного более осторожным. Однако то, что он услышал от наркома обороны, выходило за пределы разумного. Имея всего лишь одну стрелковую дивизию, танковую бригаду, парашютно-десантную бригаду и несколько отдельных батальонов и батарей Тухачевский решался на широкомасштабную операцию, собираясь разгромить целую вражескую армию! Это решение столь явно шло в разрез со всей военной наукой, со всем военным опытом – да что там! – просто со здравым смыслом, что Борис Михайлович не знал, что сказать.

   – Да, товарищ Шапошников, собрался наступать и вот, дипломатической почтой прибыл план операции, с подробной разработкой и расчетами. Ознакомьтесь, пожалуйста.

   Борис Михайлович принял из рук адъютанта наркома пухлую папку, раскрыл ее и углубился в чтение. Внезапно он, словно подброшенный пружиной, вскочил и метнулся к висевшей на стене карте Испании. Беззвучно шевеля губами, он принялся наносить на ней какие-то метки и рисовать стрелки. Ворошилов и Хмельницкий следили за ним с неподдельным интересом.

   Шапошников выхватил из кармана блокнот, и принялся производить расчеты. Климент Ефремович вместе со своим адъютантом внимательно наблюдали за новым начальником Генштаба. Вот по его губам скользнула удовлетворенная улыбка – должно быть результат подтвердил правильность его мнения. Вот он снова напрягся, губы зашевелились, на лбу выступили капельки пота – наверное, расчеты даются с трудом. А вот...

   Ворошилов и Хмельницкий вздрогнули и переглянулись. Всегда вежливый, сдержанный Шапошников, не допускавший не то, что брани, а просто грубости, процедил сквозь зубы такое, что редко услышишь даже от портового грузчика, которому его товарищ неловко уронил на ногу тяжелый ящик.

   – Что там, Борис Михайлович? – поинтересовался нарком, придя в себя после услышанного. – Что-то не так?

   Шапошников помолчал, пожевал губами:

   – То-то и оно, что все так, товарищ нарком. Чувствуется почерк товарища Уборевича, – Борис Михайлович запнулся, подбирая слова. – Все же он – выдающийся тактик и стратег. Но и авантюрист – тоже выдающийся. Разрешите?

   Ворошилов кивнул и начальник Генштаба, взяв со стола карандаш, принялся решительно черкать по карте Испании:

   – В районах наступления они создают значительный перевес в технике, артиллерии и авиации. За счет артиллерийской и авиационной подготовки будет достигнут перевес и в людях. Затем – решительные удары, и, не отвлекаясь на окруженные или недобитые группировки противника, АГОН ведет глубокое наступление, руша вражеские тылы. Авиация используется в качестве фронтовой артиллерии, которая, безусловно, не успевает за наступающими в таком темпе войсками. В принципе, используя имеющиеся у АГОН средства связи это возможно.

   Шапошников говорил спокойно, и только подрагивающая на виске синяя жилка выдавала его чувства.

   – Решение командования АГОН сравнимо с планом Шлиффена. Молниеносные удары, постоянное наращивание темпа наступления... Товарищ Уборевич делает основной упор на постоянное опережение противника. Должен признать, что операция имеет шансы на успех... – Начальник Генштаба сглотнул, его руки непроизвольно дрогнули, – Я бы даже сказал: операция неминуемо увенчается успехом. Но при одном условии...

   Ворошилов и Хмельницкий молчали. Шапошников вздохнул:

   – И условие это – бездействие противника. Товарищи Тухачевский и Уборевич имеют право на это рассчитывать: темп наступления, утвержденный ими почти не оставляет противнику шансов на то, чтобы среагировать вовремя...

   – Die erste Kolonne marschiert... die zweite Kolonne marschiert... die dritte Kolonne marschiert... – произнес внезапно Ворошилов.

   Он взглянул на Шапошникова, и тот медленно кивнул головой:

   – Именно, товарищ нарком. Если только у Франко найдется генерал, способный разгадать план наступления – АГОН обречен. Даже если успеет подойти второй эшелон...

   – Благодарю вас, Борис Михайлович, – сказал Ворошилов.

   Наступила долгая пауза, после которой Климент Ефремович спросил:

   – Как вы считаете: какова вероятность того, что план будет... – он запнулся, помолчал и закончил, – что маршал Тухачевский потерпит неудачу?

   – Не могу вас обманывать, товарищ нарком: вероятность весьма велика. Конечно, можно заранее подготовить некоторые контрмеры, но они не спасут положения в полном объеме...

   – Понятно. Товарищ Шапошников, я прошу вас подготовить перечень таких контрмер и, хотя бы в общих чертах, набросать предварительные планы.

   – Слушаюсь!..

   ...После того, как Шапошников вышел, Ворошилов долго сидел молча. Затем повернулся к Хмельницкому:

   – Руда? Прикажи там, чтобы мне чаю принесли. И соедини меня с начальником ГУГБ...


   13.20, 27 июня 1937 г., высоты Инчорт

   – Андрюха! На меня тоже прихвати!

    Младший комвзвод Киреев обернулся на призывный крик своего командира, утвердительно кивнул головой и неторопливой рысцой затрусил к походной кухне, дымившей метрах в двухстах от позиции танкистов.

   Старший лейтенант Ястребов удобно устроился на башне, вытащил из кармана пачку папирос и со вкусом закурил. Если честно, то от обеда Бронислав не ожидал ничего хорошего. Из-за острой нехватки личного состава, приказом маршала Тухачевского все повара были переведены в строевые части, а на освободившиеся места набрали басков. Не то, чтобы баскские повара не умели готовить – вовсе нет, но лично Ястребов не очень-то умел есть то, что они готовили. Странные блюда – пресноватые, с непонятным привкусом, сдобренные неизвестными пряностями... Зачастую Бронислав даже не мог понять, ест он рыбу или мясо? Или, может, это вообще – насекомые? Как рассказывали ребята, имевшие дело с китайцами – для тех и вовсе не существует несъедобных вещей. Может, и баски такие же?..

   Вернулся, помахивая котелками, Киреев. Молча выставил их на броню, сплюнул, вытащил из-за голенища ложку и принялся хлебать с мрачным видом.

   – Сегодня что? – поинтересовался Ястребов, ухватывая свой котелок.

   – Писто и бехи шерра, – флегматично ответил Андрей, не переставая жевать.

   – Спасибо родной, объяснил, – хмыкнул Бронислав.

   В котелке была какая-то пахучая мешанина из овощей, поверх которой лежало нечто, напоминающее мясо. Или рыбу. Или черт знает что...

   – А хоть что – что? Не спросил?

   – "Бехи", кажись – корова, – вступил в разговор башнер Каплер.

   – Значит говядина с писто, – подвел итог Ястребов. – Ладно, Рафинад, давай попробуем...

   Еда оказалось пресной, но, в общем-то, съедобной. Андрей и Бронислав без всякого энтузиазма жевали ячменный хлеб, напоминающий вкусом промокашку, лениво шкрябали ложками по котелкам. Вместо чая в жестяном полуведерном чайнике их ждал горячий крепкий сладкий кофе, который тоже не вызывал восторгов ни у кого в экипаже, за исключением Каплера. Веня Каплер – бывший беспризорник, искренне полагал, что еда бывает только двух видов: своя и чужая. Он бойко орудовал ложкой, причмокивая от удовольствия, запихивая в рот громадные куски ненормированного хлеба.

    Ястребов, посмеиваясь, называл его "Рафинадом" за прямо-таки нечеловеческую любовь к сахару. Веня Каплер предпочитал колотый рафинад всем лакомствам, и теперь, попав в Испанию, жутко страдал от уменьшения сахарного пайка. Вместо сахара красноармейцам выдавали изюм, а командирам – шоколад, но Веня оставался верен рафинаду. Ястребов и Киреев щедро отдавали Вене свой сахар, но тот все равно вздыхал по далекой родине, где сахар можно было просто купить.

   Вот и сейчас он вытащил свой мешочек с запасом сахара, достал один кусок, взвесил на ладони. Решил, что кусочек великоват для одной кружки, извлек из ножен, висевших на поясе, финский нож и обухом расколол сахар. Выбрал подходящую крошку и, зажав в зубах, отхлебнул кофе. На лице его расплылось блаженное выражение.

   – Лафа, товарищи, – сообщил он, растягиваясь на решетке моторного отделения БТ. – Блеск – умирать не надо.

   – Да уж – лафа, – буркнул Киреев, отталкивая от себя котелок. – Особенно – харчи...

   – А че харчи? – Каплер приподнялся на локте, – Ну, рататуй с подметкой – так разлюбезное дело! Шамовка – как шамовка. Не крысы же...

   – Ты их что, ел? – чуть не подавился Киреев.

   – А то! – Веня усмехнулся, – Я, товарищ младший комвзвод такое ел, что человеку иному и не приснится. А вы – крысы... Их – любезное дело. На палочку, бывало, насадишь, да над костерком...

   – Ну вот, если вдруг еды не будет, – оборвал кулинарные воспоминания бывшего беспризорника Ястребов, заметив, что мехвод начал стремительно зеленеть, – вот ты нам и сготовишь, а пока – отставить треп! Закончить прием пищи и готовить танк к походу!

   Стратегические высоты Инчорт, захваченные наваррскими рекете в апреле, вчера были отбиты войсками АГОН и баскскими батальонами. Баски понесли значительные потери, но красноармейцы почти не пострадали. И Ястребов со всем основанием полагал, что на этом наступление не закончится. Маршал Тухачевский наверняка поведет их дальше.

   С этими мыслями Бронислав снова достал из кармана папиросы, чиркнул зажигалкой...

   Киреев и Каплер с вожделением смотрели на дымящуюся папиросу. Табачный паек в стране басков тоже стал для бойцов РККА необычным. Сигареты, набитые черным пахучим табаком, или тот же табак, изрезанный длинной лапшой...

    Красноармейцы, чертыхаясь, заворачивали самокрутки из местных газет, и отчаянно плевались, проклиная длинные торчащие во все стороны табачные нити, непривычный привкус газетной бумаги и с тоской вспоминали родную махорку. Командиры, плюясь, дымили сигаретами, на все лады костеря интендантов, не завозящих в части папиросы. А у Ястребова был свой запас, привезенный еще с Дальнего Востока...

   Проследив направление взглядов своих друзей, Бронислав улыбнулся и протянул пачку танкистам.

   – О, вот это – дело, – оживился Каплер. – Я вам так скажу, товарищ старший лейтенант. Чтобы вы были так здоровы, как мне того хочется.

   – И монгольской кооперации – всех благ! – добавил Киреев, вертя в руках красную пачку папирос "Монценкоп".

   Он собирался еще что-то добавить, когда раздалась команда "По машинам!". Ястребов не ошибся: войска АГОН продолжали наступление...


   09.35, 28 июня 1937 г., долина реки Девы

   Горе стране, которая не может обороняться в воздухе... Наступление Северной армии на Бильбао было сокрушительным безнаказанным массированным воздушным террором. Итальянские самолеты налетали звеньями, эскадрильями, эскадрами. По заранее составленному графику они сменяли друг друга над одним и тем же отрезком фронта, забрасывая его бомбами и полосуя пулеметными очередями до превращения всего, что было внизу, в груды обломков или в море огня. Впервые в человеческой истории самолеты ВВС охотились за отдельными людьми...

   Так продолжалось вплоть до прибытия советских войск и до появления в басконском небе маленьких злобных "ишачков" с красными звездами на плоскостях. Лобастые советские монопланы меньше чем за месяц полностью очистили небо от гордых потомков римлян. Полковник Красовский, яростно матерясь, выбил себе право лично водить своих подчиненных в атаку и теперь его И-16 с ярко-алой стрелой на борту являлся итальянским летчикам в самых диких кошмарах. Страшнее этого было только видение подстерегающего латинян "рата" с девизом "За СССР!". Валерий Павлович Чкалов владел истребителем столь виртуозно, что у несчастных итальянцев буквально глаза лезли на лоб, причем даже у самых опытных летчиков, а не только у зеленых pivello...

   После того, как итальянские истребители были изгнаны из неба Алавы, Бискайи и Гипускои, настал черед итальянских бомбардировщиков. Двухмоторные СБ и верткие бипланы-штурмовики Р-5ССС обрушились на ставшие беззащитными аэродромы, превращая размещенные на них самолеты в груды пылающих обломков. Всего за одну неделю итальянские военно-воздушные силы на севере Испании почти полностью прекратили свое существование.

   Единственными, кто еще мог хоть как-то противостоять красным соколам, свирепствовавшим в воздухе, были немецкие летчики Легиона "Кондор". Однако у них были, кроме яростных SoviИtica aviadores, и свои проблемы: бомбардировщики еще не совсем привыкли к современным Не-111, а истребители только осваивали новейшие Bf-109. И кроме того немцев едва-едва хватало на то, чтобы защитить самих себя – ведь в распоряжении Хуго Шперле и Вольфрама фон Рихтгофена было всего три десятка бомбардировщиков и сорок один истребитель! И потому для наземных войск Северной армии наступил ад...

   Три дня, не прерываясь ни на минуту, советская авиация утюжила позиции дивизий "Наварра" и "Литторио". Но если баски за полгода непрерывного избиения с воздуха научились рыть убежища и укрываться в них, то ни франкистов генерала Солчага – преемника пропавшего вовремя авиаперелета генерала Мола, ни итальянцы героя Абисинии генерала Этторе Бастико таким полезным умением не располагали. К исходу третьего дня из четырех бригад, укомплектованных добровольцами рекете, оставалось не более трети, итальянцы же вовсе оставили свои позиции и теперь стремительно и беспорядочно отступали. Бомбардировщики Громова, штурмовики Каманина и истребители Красовского громили отступающие колонны, гонялись за автомашинами и повозками, уничтожали любой подозрительный дом, в котором могли укрыться отступающие. А на позиции "Наварры" хлынули, поддержанные советскими танками, баскские ополченцы...

   ...– Короткая!

   БТ дернулся и встал, качнувшись на амортизаторах. Тут же звонко ударила "сорокопятка", и на том месте, где только что огрызался пулемет, расцвел черно-огненный цветок разрыва. Даже через броню Ястребов услышал, как заорали, завизжали баски. Их цепи снова поднялись и пошли вперед.

   Бронислав хлопнул по плечу Каплера и показал ему большой палец. Веня расплылся в улыбке, а старший лейтенант уже скомандовал:

   – Вперед!

   Танк рванулся с места точно застоявшийся боевой конь. Мехвод Киреев с разгона перемахнул остатки траншеи и лихо крутанулся на бывшей минометной позиции. Ястребов полоснул из пулемета вслед улепетывающим франкистам и удовлетворенно хмыкнул, увидев, как ломаются, складываются и кувыркаются фигурки в прицеле. Всего полтора года тому назад, взвод Бронислава принимал участие в отражении провокации на границе, и Ястребова, тогда еще лейтенанта, неудержимо рвало, когда осматривая машину после боя, он увидел брызги крови на броне и какие-то обрывки, застрявшие между траками. А теперь – теперь Бронислав зло ощерился и выцелил особо увертливого беглеца...

   – А, сука, допрыгался?..

   Баски ворвались в остатки траншей. Добровольцы рекете ненавидели басков еще больше, чем Республику в целом. Добровольцы баски, в свою очередь, терпеть не могли наваррцев. Под утренним солнцем заблистали штыки, навахи, длинные, узкие наваррские ножи, взметнулись саперные лопатки. И сталь окрасилась кровью... Баски не были расположены брать в плен своих давних недругов. Да наваррцы и не просили пощады...

   -... Э-э! А ну-ка! – Киреев, выглянувший из лобового люка, грозно взмахнул наганом. – Не трожь мальца, кому говорят?!

   Он еще раз взмахнул наганом, показывая здоровенному баскскому молодцу, занесшему приклад над съежившимся в смертельном ужасе франкистом, свое неодобрение. Баск изумленно уставился на "танкисто русо", потом ухмыльнулся, произнес что-то и пнул ногой скорчившегося навррца. Из башни высунулся Каплер с разговорником в руках:

   – Это... Лагун... Слушай сюда! Эсто эс ун призьёнер! Но туква, ага? Ло тиенес?

   Доброволец озадаченно помотал головой, потом кивнул, широко осклабился и, подняв бедолагу за шкирку, точно нашкодившего котенка, пинком отправил его к танку, сопроводив длинной тирадой..

   – Чего он сказал? – поинтересовался Ястребов, пока Киреев обыскивал и связывал пленного.

   – Шут его знает, – сообщил Веня, яростно листая разговорник. – Он вообще не по-испански говорит...

   – Кто "не по-испански говорит"? – поинтересовались за спиной Бронислава.

   Ястребов обернулся. Метрах в двадцати от танка остановилась обшарпанная, но все еще очень красивая легковая машина в сопровождении среднего БА-6. Возле легковушки выжидающе застыли несколько человек в командирской форме, а один, который, несмотря на жару, был в короткой кожаной куртке без знаков различия, подошел к старшему лейтенанту.

   Невзирая на отсутствие петлиц, Бронислав сразу догадался, с кем свела его судьба. О корпусном комиссаре Мехлисе и его "Испано-Сюизе" – личном подарке президента Агирре, уже ходили легенды. Он словно привидение мог неожиданно возникнуть где угодно – хоть в самой гуще боя. Командиры и красноармейцы уважали отчаянную храбрость комиссара. А некоторые несознательные бойцы тихонько рассказывали, что товарища Мехлиса еще в детстве заговорила цыганка, и теперь его ни пуля, ни штык не берут...

   – Вон тот, союзничек, товарищ корпусной комиссар! – Ястребов указал рукой в сторону баска.

   Мехлис подозвал своих спутников и жестом пригласил ополченца. Здоровяк подошел поближе. Один из сопровождающих комиссара – бритоголовый коротышка-лейтенант в пилотке, о чем-то спросил его по-испански. Тот было подтянулся, почувствовав командира, но после второго вопроса снова осклабился и ответил, старательно выговаривая слова. Лейтенант повернулся к Мехлису и танкистам:

   – Он говорит, что если вам нужна эта крыса, – жест в сторону наваррца, – то можете забрать, зажарить и съесть...

   Ни Мехлис, ни его свита, не поняли, от чего вдруг двое танкистов, наплевав на субординацию, буквально повалились от смеха. Они ничего не могли поделать с собой, они стонали и выли, хлопая по плечам и спине третьего, молча стоявшего с оскорбленным видом. Но даже корпусной комиссар позволил себе насмешливо фыркнуть, когда Ястребов и Киреев объяснили им причину своего веселья.

   Один баск стоял, удивленно взирая, на умиравших от смеха командиров и красноармейцев. Но вот на его лице появилось нечто похожее на понимание, и он решительно подошел к Каплеру. Ободряюще похлопал его по плечу, и проникновенно заговорил, стараясь заглянуть в глаза. Давешний лейтенант-преводчик прекратил хихикать, прислушался, вздрогнул, сглотнул...

   – Товарищ, он... это... – коротышке явственно мешали руки, он смущенно отвел в сторону глаза. – Он говорит, что нам... тем, которых никогда не заваливало в шахте... никогда не понять, какая крыса вкусная!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю