Текст книги "Испанская партия"

Автор книги: Борис Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

   – Живее, живее, товарищи! – подгонял бойцов Домбровский. – Лучше выкопать побольше земли до боя, чем после!

   Сам старший лейтенант орудовал лопатой наравне со всеми, вгрызаясь в каменистую испанскую землю, словно гигантский крот, и когда в небе раздался рев авиационных моторов, мост уже опоясывала новая линия укреплений.

   Первыми на посадку заходил десантные Р-5. Каждый из них нес в подкрыльевых кассетах Г-61 по шестнадцать человек. Так к мосту добрались третий и четвертый взвода первой парашютно-десантной роты. Чуть в стороне с кружащихся "эр пятых" сбрасывали парашютные мешки по восемьдесят килограмм груза каждый. В основном это были станковые пулеметы "максим" и патроны.

   Следом за разгрузившимися и снова взлетевшими в ночь бипланами, на импровизированный аэродром начали один за другим заходить могучие четырехмоторные туполевские ТБ-3. Первый гигант еще величаво бежал по земле, когда через люки из него стали выбираться бойцы второго батальона, уже с оружием в руках и тяжелыми мягкими контейнерами для боеприпасов на плечах. Полностью разгрузившись, великан неторопливо развернулся против ветра и улетел, но на смену ему приземлился второй, потом третий, четвертый...

   Под фюзеляжем пятого "тэбэ" были подвешены две безоткатки, которые ту же отцепили и чуть не бегом покатили через мост к подготовленным позициям, а из бомбардировщика артиллеристы выбросили несколько ящиков с унитарами, а потом выбрались и сами, подхватили ящики и помчались следом за своими орудиями. Следующий ТБ-3 сгрузил две противотанковые сорокапятки, следующий – еще пару БПК...Через пятьдесят две минуты после приземления первого самолета командиры рот дружно докладывали комбату, майору Лукину, о том, что высадка прошла успешно, потерь нет и роты заняли свои позиции согласно боевому расписанию.

   10.03, 02 июля 1937, мост через Эбро

   Известие о захвате большевистским десантом моста пришло в Бургос около восьми утра, когда неожиданно в город вернулись остатки колонны, перевозившей на фронт боеприпасы и питание. Генерал Солчага возблагодарил бога за то, что русским не хватило выдержки: если бы десантники атаковали не голову, а хвост колонны, то в штаб Северной армии информация о захвате моста могла прийти вместе с «танко советико». Но большевики, как видно слишком заботились о своих товарищах и не допустили подвоза боеприпасов к фронту, который с утра обрабатывала артиллерия и самолеты красных. Судя по панической радиограмме, переданной из штаба третьей дивизии, им недолго осталось сопротивляться.

   Северная армия насчитывала в своем составе пятьдесят тысяч солдат, двести орудий, сто пятьдесят самолетов и пятьдесят танков. Этих сил хватило бы для разгрома тридцатитысячного ополчения басков, но было совершенно недостаточно для сопротивления пятидесятитысячной русской группировке маршала Тухачевского. Оставалось только одно: измотать противника, зацепившись за естественные преграды, твердой обороной и ждать, когда каудильо соизволит подбросить подкрепления для решительного контрудара. Но теперь, после захвата стратегического моста, при условии полного господства красной авиации в небе над Астурией и Страной Басков, эти надежды становились иллюзорными...

   Приказ Хосе Солчага был четким и недвусмысленным. "Немедленно, силами шестого пехотного полка, двенадцатой бандеры Легиона и вторым танковым батальоном атаковать мост на дороге Бургос-Витория, отбросить вражеские силы и уничтожить мост".

   В десять часов три минуты наблюдатели второго батальона майора Лукина обнаружили выдвижение к мосту частей мятежников. В боевых порядках были замечены итальянские танкетки "Фиат-Ансальдо".

   Майор Лукин строго-настрого запретил открывать огонь, пока франкисты не подойдут поближе. И первым делом выбить танкетки: они хоть и не слишком серьезные боевые машины, но бед могут натворить изрядно. Поэтому десантники сидели и ждали врагов молча, не выдавая своих позиций...

   ...Шестой пехотный полк был далеко не самой лучшей частью в армии мятежных генералов. Хотя, справедливости ради, стоит указать, что не был он и худшим из полков. Вплоть до прибытия в Страну Басков русских, боевой путь "сексто регименто" ничем особо не омрачался. Его солдатам не довелось принять участия в жуткой мясорубке наступления на Мадрид, когда интербригадовские пулеметчики косили франкистов, точно спелую траву, а по тылам свирепствовали русские танки; им не приходилось по месяцам сидеть в обороне, отбиваясь от плохо организованных но многочисленных "милисианос", они не знали, что такое "один глоток на человека и одна галета – на двоих". Баски были немногочисленны, плохо вооружены и еще хуже организованы, а потому бои с ними были редкостью. Обычно боевые действия шестого полка выглядели следующим образом: сначала их выводят на позиции, потом прилетают "итальянос" или "алеманес", долго бомбят и расстреливают позиции басков, попутно сообщая данные авиаразведки артиллеристам, потом десяток танков, как гордо именовали здесь итальянские танкетки, атаковал то, что осталось, а бравым пехотинцам оставалось только занять освободившееся место, после чего можно было начинать "наводить порядок" на прилегающих территориях.

   То, что с los bolcheviques разделаться по обычному сценарию не получится, пехотинцы еще не понимали, хотя их несколько смущало отсутствие авиации. Первый батальон майора де Тровидо даже начал невольно замедлять шаг, а солдаты тревожно вглядываться в небо, с нетерпением ожидая: ну когда же появятся их трехмоторные ангелы-хранители и разнесут этих "краснопузых" в куски? Небо оставалось девственно чистым, и это вселяло в солдатские сердца чувство какой-то неуверенности, ощущение, что что-то идет неправильно...

   Майор Эстебан де Тровидо заметил это состояние своих подчиненных и отдал приказ взбодрить батальон. Вдоль перестраивающихся в шеренги походных колонн заспешили лейтенанты и капитаны, отчаянно ругаясь и щедро раздавая зуботычины. В какой-то мере это подняло настроение солдат, но все же было явно недостаточным...

   Положение спас капрал Сантиэстевес. Радостно гогоча он объяснял своему взводу:

   – Ну не прилетят сегодня "птички", не прилетят. А все почему? Потому, что мост ентот цельным нужен! По нему наши войска пойдут большевиков громить! Потому и не бомбят, потому и из пушек не стреляют, во! Тока вы, ребята, не волнуйтесь: краснопузых там совсем мало! Сейчас танкисты их в речку скинут, а кого не скинут, тех мы добьем...

   Лейтенант Хавьера, услышав вдохновенное мудрствование капрала уже было совсем собрался объяснить армейскому философу, что мост как раз совершенно не нужен целым, и авиации нет потому, что она героически сражается с большевиками, подло воспользовавшимися своим численным равенством с Северной армией и перешедшими в наступление, но раздумал. В конце концов, какое солдатам дело до того, что мост нужно разрушить, что орудия не вступили в дело потому, что их не успели подвезти, что по сообщениям с фронта, авиации у Северной армии уцелело не более половины, что?.. Да мало ли "что"! Главное, что большевиков, которые вместо того, чтобы атаковать в открытую как все честные солдаты, трусливо спустились с самолетов и под покровом ночи захватили мост, нужно сбросить в Эбро! И, карамба, они это сделают! И лейтенант Хавьера поддержал капрала:

   – Да, ребята, все так и есть! А эти большевики, что захватили мост – трусы! Побоялись напасть на наших как положено – вот и попрыгали им на головы с самолетов...

   – Как так, сеньор лейтенант? – раздался недоверчивый голос. – Самолет же высоко летит: поди расшибешься в лепешку, если с него свалишься?..

   Технику десантирования Хавьера представлял себе слабо, а о существовании парашютов только догадывался, но авторитетно заявил:

   – Как, как? По веревкам спустились, что твои обезьяны...

   Это объяснение удовлетворило всех. Солдаты загалдели, бурно обсуждая услышанное, а остальные офицеры первого батальона тут же подхватили идею и творчески ее развили. Очень скоро весь батальон знал, что около моста засели специально нанятые большевиками цирковые акробаты, которые спустились ночью с самолетов по веревкам, подло вырезали всю охрану, которая, правда, сопротивлялась подобно львам и покрошила кучу красных акробатов в поленту, и что теперь нужно отомстить за своих, и захватить мост. И это совсем несложно...

   Ободренные солдаты браво двинулись вперед. Танкетки, между тем, тоже развернулись и, не торопясь, чтобы не отрываться от пехоты, направились к мосту.

   – Не стрелять! Подпускаем поближе! – скомандовал Домбровский.

   Десантники притаились в замаскированных окопах. Минуты ожидания тянулись невыносимо долго. Но вот, наконец, звонко ударила "сорокопятка", и тут же предмостные укрепления опоясались огненным кольцом.

   С диким свистом и шипением выстрелила БПК. Тяжелый снаряд боднул маленького "Фиат-Ансальдо" в лоб, рванул, и танкетка, подпрыгнув, остановилась, окутавшись дымом и пламенем. Зарычали "максимы", прореживая пехотные цепи франкистов. Первая же очередь флангового пулемета скосила и лейтенанта Хавьеру, и капрала Сантиэстевеса, да еще и половину их взвода в придачу. Мятежники бросились было наутек, но огонь был настолько плотен и силен, что им осталось только залечь. Испанцы, словно застигнутые на кухне тараканы расползались по неприметным ложбинкам, прятались за еле выступающими бугорками, забирались под остовы разбитых и сгоревших танкеток. Потери сразу пошли на убыль.

   И вот тогда на сцену выступили сверхсекретные, "совершеннейшие, не имеющие аналогов во всем мире" – по крайней мере именно так было написано в памятке по использованию этого оружия, – восьмидесятидвухмиллиметровые минометы.

   За хлопками сорокапяток, шипением безоткаток, трескотней винтовок и пулеметов мало кто расслышал квакающие звуки минометных выстрелов. Поначалу. Но когда мины стали рваться на поле, обильно собирая кровавую дань с остатков первого батальона шестого пехотного полка, уцелевшие испанцы начали отчаянно прислушиваться, стараясь угадать: куда полетит следующая мина? Может, удастся откатиться, отползти или хотя бы закопаться в эту кирпично-каменной твердости землю, прокаленную южным солнцем? И скребли ее носки ботинок, царапали, срывая ногти заскорузлые пальцы. Только бы уцелеть! Только бы жить!

   "Жить! Жить! Жить!" – билось в голове каждого из прижатых к земле красными пулеметами; "Жить!" – кричал каждый нерв, каждая клеточка тела; "Жить!" – молили наполненные ужасом глаза и беззвучно раскрытые, точно у пойманных рыб рты...

   Но у минометов было другое мнение. "Квакх!" – хриплый кашель выстрела. "Ш-ш-ш-ш-х!" – победный клич летящей мины. Короткий грохот разрыва – и над землей, прорезаясь сквозь какофонию боя, несется вопль "А! А! А! Дуйли! А! Ми мадри, дуйли!"

   Избиение попавшего в ловушку первого батальона попытались прекратить легионеры. Двенадцатая бандера атаковала так яростно и отчаянно, что почти добралась до русских траншей.

   Семейкин, уткнув штык АВС в землю, бил франкистов короткими очередями. Патронов хватало ровно на три очереди, потом следовала мгновенная смена магазина, и автомат снова коротко взрыкивал, валя на землю орущих и рвущихся вперед легионеров. Рядом огрызался старший лейтенант Домбровский, и его ППД бил такими же короткими злыми очередями. Ахали залпами трехлинейки, заходились, по-волчьи хрипя от ярости, "дегтяри", "максимы" выплевывали свое вечное "Вр-р-решь! Не возьмешь! Вр-р-р-р-р-решь!", а кое-где уже гремели взрывы "лимонок". Взревывали картечными выстрелами противотанковые сорокапятимиллиметровые орудия, и только безоткатки, все также надсадно воя, посылали свою осколочную смерть куда-то вглубь вражеских рядов.

   Майор Андрей Иванович Лукин тихо матюкнулся. БПК – неплохое оружие, а для десанта – вдвойне. Легкое, неприхотливое, всем хорошо. Но снаряды, снаряды! Только осколочно-фугасные. А сейчас – как бы пригодилась сейчас картечь или шрапнель! "Обязательно подам рапорт, – подумал Андрей Иванович. – Такому орудию картечь – о, как нужна! А так..." Тут его посетила еще одна мысль, от которой, несмотря на жару и горячку боя, по спине вдруг пробежал неприятный холодок. "Вредительство! Конечно, вредительство! Лишить десант возможности обороняться в ближнем бою! Троцкисты проклятые!" Теперь он точно знал, что именно напишет в рапорте по поводу действий артиллерии в этом бою.

   Пригибаясь под обстрелом, майор Лукин быстро прошел по траншее на левый фланг, где и отыскал своего комиссара.

   – Павел! – негромко позвал его Лукин. – Павел, вот какое дело...

   Батальонный комиссар Потапов выслушал соображения Андрея Ивановича и коротко кивнул:

   – Понял тебя, командир.

   – Павел, если со мной что случится – ты знаешь, что надо сообщить...

   – Прекрати, командир! – Потапов усмехнулся. – Что еще за пораженчество? Мы с тобой, Андрей, долго жить будем. До самой победы мирового коммунизма!..

   А на правом фланге уже вскипела короткая рукопашная схватка – нескольким легионерам удалось спрыгнуть в траншею. Их встретили штыками, финками, наганами...

   Трудно сказать наверняка: сумели бы десантники сдержать натиск легионеров или нет? Легионеров было больше, да и к атаке стали присоединился подошедшие роты второго батальона шестого пехотного. Десантники, правда, были лучше вооружены, а уж подготовлены так, что каждый, не хвалясь, мог в одиночку заломать троих, а то и четверых испанцев. Но бой – не бухгалтерская смета, и не все в нем можно описать цифрами. Так что гадать глупо. Тем более, что в разгар штурма ко второму батальону воздушно-десантной бригады подошло подкрепление...

   В горячке боя никто и не заметил, что в небе над мостом появились и начали стремительно увеличиваться в размерах темные точки. И только когда Р-5 сбросили первые бомбы, стало ясно, что атака захлебнулась. Десяток "эр пятых" высыпал на поле перед мостом свой смертоносный груз, а потом две тройки "ишачков" стремительно пронеслись на бреющем, поливая уцелевших из "шкасов". Франкисты дрогнули и побежали...

   10.05, 02 июля 1937, дорога на Бургос

   – Стой! – Валерий высунулся из башни «бэтэшки» и отмахнул флажками.

   Колонна, второго батальона первой механизированной бригады Отдельного Механизированного Корпуса Особого Назначения замерла, вытянувшись на дороге темной, грозной змеей. Башнеры тут же заняли позиции у зенитных пулеметов, настороженно поводя задранными в ярко-синее безоблачное южное небо стволами. Конечно, в этом не было особой необходимости: части Отдельного Смешанного Авиационного Корпуса Особого Назначения безраздельно господствовали в воздухе, но... "В жизни может случиться всякое, а на войне – в особенности!" – эту присказка комбрига, полковника Лизюкова, навязла у танкистов на зубах, и потому все меры предосторожности на марше исполнялись безукоризненно. И беспрекословно...

   К головному БТ-5 уже торопились делегаты связи от командиров рот, которым не терпелось узнать: чем вызвана остановка на таком неудобном участке дороги. Слишком ровная местность, слишком хорошо их видно, и слишком уж они соблазнительная мишень, если вдруг...

   Но Валерий не обращал на них никакого внимания. Он смотрел вперед – туда, откуда спешил, окутанный облаком желтоватой пыли, разведывательный ФАИ.

   Бронеавтомобиль подлетел вплотную к танку комбата и встал, точно вкопанный. Пыль еще не успела осесть, а уже хлопнула броневая дверь, и из броневика выбрался командир взвода разведки лейтенант Валетов. Он стянул с потного, покрытого густым слоем пыли автомобильные очки-консервы, козырнул Усачеву и четко отрубил:

   – Товарищ майор! Летчики вымпел сбросили, – лейтенант протянул Валерию узкий алюминиевый стакан, с длинным куском ярко-синего шелка на крышке.

   Тот раскрутил футляр и вытряхнул карту и приказ, отпечатанный тоже на шелке. Приказ гласил:

   "Командирам второго танкового батальона и пулеметно-стрелкового батальонов. Ускоренным маршем двигаться к мосту на дороге Витория-Бургос. Мост захвачен вторым батальоном десантников-парашютистов. Мятежники, силами до двух полков при поддержке танков сосредотачиваются для контратаки. Задача: сорвать контратаку противника, разгромить контратакующие части франкистов и, взяв десантников на броню, развить наступление на Бургос.

   Командир танковой бригады, комбриг Лизюков".

   Усачев прочитал приказ своим ротным, отметив про себя, что комбригу дано новое звание. "Должно быть, Тухачевский постарался, – подумал Валерий. – Авансом пробил. За будущие победы". Маршал Тухачевский славился в армии не только своим пренебрежительным отношением к младшим по званию, но и щедростью на награды, ордена и поощрения. Впрочем, как и на наказания...

   "Эдак пойдет – глядишь, и я подполковником стану. Досрочно... – подумалось Усачеву. – А что? Чем я хуже комбрига?"

   Он поторопил радиста, пытавшегося связаться с майором Вороновым – командиром бригадного стрелково-пулеметного батальона. Перед началом наступления батальон был посажен на реквизированные в Бильбао грузовики и автобусы, а также укомплектован тремя автобусами для связи и медсанбата. По плану наступления, Воронов со своими бойцами должен был идти, что называется " в затылок", танкам Усачева, но...

   – Вот что, Петро, – Валерий посмотрел на Валетова. – Не в службу – в дружбу: смотайся назад, поищи там Воронова с его пульбатом. Особо сильно он отстать не мог, но чем черт не шутит...

   – Понял, – лейтенант кивнул и полез обратно в бронеавтомобиль.

   Тот зафыркал, сорвался с места и помчался назад вдоль колонны. Майор Усачев проводил его взглядом. "Ну, не одним же наступать – убедительно сказал он сам себе. – Еще нарвешься на что-нибудь – греха потом не оберешься..."

   Батальон отыскался через полчаса. Автомобили, собранные с бору по сосенке, не выдержали бешеного темпа наступления, заданного красным маршалом. В результате больше роты пульбата оказались "безлошадными". Комбат Воронов приказал погрузить оружие на оставшиеся в строю грузовики, посадить бойцов, сколько возможно, а тем, которым места уже не хватило, бежать рядом с машинами, периодически сменяя друг друга. Теперь, из-за облепленных красноармейцами грузовиков, автобусов и легковушек батальон выглядел как развеселый цыганский табор. Сходства добавлял непрерывный гул красочных эпитетов и сочные характеристики, которыми бойцы награждали свои средства передвижения, испанские дороги, наступление вообще и замысел командования в частности. Тем не менее, батальон двигался со скоростью семь-восемь километров в час, что было бы совсем неплохим показателем, если бы не нужно было догонять "бэтэшки"...

   Усачев погрузился в размышления. Бросить пехоту и рвануть к мосту в одиночку? Конечно шесть с половиной десятков БТ-5 разгонят атакующих франкистов, но что потом? В батальоне десантников всего шестьсот человек, да еще неизвестно: пойдут ли они вместе с танкистами? И если пойдут, то на чем? Ногами все равно не успеют...

   А если?.. Валерий повернулся к ротным, которые уже подошли и стояли, ожидая приказаний:

   – Бойцов пульбата принять на броню. По три-четыре человека на каждую машину. Вопросы?

   – Товарищ майор, может, гусеницы снимем? – Ястребов обвел вокруг рукой – Грунт плотный, сухой, а тогда и скорость сможем повыше дать?

   – Дельно! – Молоток Ястребов! Недаром – орденоносец... – Гусеницы снять! Скорость на марше держать сорок – сорок пять километров! Выполнять!

   Через полчаса батальон устремился вперед, уже развернувшись в атакующую лаву. На танках, цепляясь изо всех сил, сидели, поминая про себя создателей танков и их матерей, стрелки.

   В "Пособии для бойца-танкиста" сказано, что, находясь в танковом десанте, пехотинцы оказывают танку помощь, поражая "своим огнем противотанковые средства противника, в первую очередь орудийные расчеты, гранатометчиков и метальщиков бутылей с воспламеняющейся и горючей жидкостью, указывая танкам цели, содействуя им в преодолении препятствий, предупреждая танки о минированных местах и наличии других противотанковых препятствий". Но авторы "Пособия" наверняка никогда не сидели на броне БТ-5, несущегося со скоростью под пятьдесят километров в час по бездорожью. Какая тут "помощь", какое "поражение огнем"?! Какое "указание целей"?!! Тут бы винтовку не потерять, да не слететь на всем ходу! Даже если не подвернешься под колеса следующего танка, все кости переломаешь, как пить дать!

   Расстояние до моста танки Усачева прошли за один час пятьдесят минут...

   11.55, 02 июля 1937, мост через Эбро

   Шестой полк, уменьшившийся в численности до двух батальонов, готовился к новой атаке на проклятый мост, который удерживали проклятые большевики. Во время прошлого штурма они изрядно потрепали верные генералу Франко войска. Русские сожгли девять танков (десятый спасло заступничество мадонны!), почти полностью уничтожили первый батальон и уполовинили бандеру Легиона.

    Но руководивший атакой командир шестого полка полковник Гарсия считал, что еще не все потеряно. Во-первых, русские тоже понесли потери. Должны были понести – боя без потерь не бывает!

   Во-вторых, у русских должны быть на исходе боеприпасы. Полковник, также как и покойный лейтенант Хавьера, не слишком хорошо представлял себе технику десантирования, но на самолете летал, даже дважды, и вынес из этих полетов твердое убеждение: самолет летит быстро, но груза несет относительно мало. Даже если русские использовали свои громадные четырехмоторные машины, все равно – много боеприпасов у проклятых большевиков быть не должно.

   И, в-третьих, прибыла, наконец, опоздавшая артиллерия. Батарея семидесяти семимиллиметровых пушек, и батарея семидесяти пятимиллиметровых гаубиц разворачивались на позициях, а в боевых порядки изготовившихся к атаке пехотинцев уже прибыли арткорректировщики. В глубине души Гарсия корил себя за то, что погнал солдат в атаку, не дождавшись орудийной поддержки, но с другой стороны, теперь было очевидно: русским нечем вести контрбатарейную борьбу и сейчас их можно будет расстрелять как мишени в тире. Русская авиация тоже не прилетит – во всяком случае полковник на это очень надеялся. Ну не может же у большевиков быть столько самолетов, что их хватит на отражение каждой атаки!

   Так что полковник был спокоен и уверен в себе, а потому раздавшиеся орудийные выстрелы он принял за начало артиллерийской подготовки. Удивившись, что артиллерия начала без приказа, он жестом велел адъютанту подать ему телефонную трубку:

   – Батарея? Кровь Христова, почему начали без команды?

   – Осмелюсь доложить, сеньор полковник. Находимся под обстрелом. Мы не начинали, но...

   Что "но" Гарсия так и не узнал. В дом, в котором располагался штаб штурмовой группы, вбежал лейтенант. Полковник поднял глаза и икнул от изумления. Вид лейтенанта был страшен: весь в земле и крови, один погон болтается, фуражка сбита на затылок.

   – Что это?.. – начал, было, Гарсия, но лейтенант перебил его.

   Посмотрев на своего командира безумными глазами, он заорал надсадным голосом внезапно оглохшего человека:

   – Танки! Сеньор полковник, танки! Русские танки. У них пушки! На грузовиках! Легион бежит!

   Полковник Гарсия не понял, зачем русские танкисты сняли свои пушки и везут их на грузовиках, но если Легион побежал, значит, большевики могут обходиться и без орудий. Оставалось одно – бежать самому. На ходу проверив маузер в колодке, Гарсия метнулся к двери. Ему нужно добраться до своего автомобиля, и тогда он спасен. Танки это страшно, но танки не могут ездить быстрее автомобиля. Таких танков не бывает! Рывком распахнув дверь, полковник вылетел во двор, дико огляделся. Его штабной "Испано-Сюиза" стоял возле каменного забора. Водитель поднял голову, увидел своего командира, завел двигатель...

   Забор рухнул от страшного удара и прямо штабному авто пронесся танк. "А этот, пожалуй, идет побыстрее автомобиля!" – как-то отрешенно отметил полковник. Ударом бронированного лба танк проломил забор с другой стороны двора и исчез, оставив после себя груду битого камня, облака пыли и искореженные останки "Испано-Сюизы". Гарсия оцепенел. Он словно во сне видел, как по улице мчится другой танк с красной звездой на башне и несколькими солдатами, сидящими у него на броне. "Наши, – подумал, было, полковник. – Пытаются поджечь..." Но уже через мгновение он понял, что это – русские. Танк резко остановился, солдаты горохом ссыпались на землю и кинулись к нему. Один из них, широкоплечий раскосый азиат в запыленной форме окинул Гарсию критическим взглядом и наставил на него винтовку с узким, тонким штыком:

   – Ну, ты, курва в ботах! Ариба лас манос!..

   Словно в беспамятстве полковник медленно поднял руки...

   13.05, 02 июля 1937, мост через Эбро

   – Так как, товарищ майор: пойдете с нами? – Усачев внимательно посмотрел на Лукина. – А то, если честно, у меня бойцов не так, чтобы много.

   – Рад бы, – Лукин чуть смущенно развел руками. – Да приказ у меня: удержать мост до вашего появления и ждать посадки в самолеты. Здесь новую задачу получим, погрузимся и – вперед!

   – Ну, приказ – есть приказ, – согласился Усачев. – Хотя и жаль. Гляди-ка: твои с моими уже прям сроднились...

   Лукин посмотрел туда, куда показывал танкист. Возле "бэтэшки" старший лейтенант Домбровский о чем-то весело беседовал с командиром-танкистом, сидевшим на лобовой броне, а окружившие их члены экипажа, бойцы взвода Алексея и стрелки танкового десанта внимательно слушали. Вот танкист сказал, должно быть, что-то особенно остроумное и все окружающие захохотали. Домбровский дружески хлопнул остряка по спине, но не рассчитал силы, и танкиста снесло с брони, словно ураганом. Однако тот не обиделся, а, упав, перевернулся на спину и лежа добавил еще что-то, вызвав новый взрыв хохота.

   Майор задумался. Конечно, приказ был, но вообще-то...

   – Слушай, майор, у тебя связь есть?

   Усачев развел руками:

   – Откуда? Со своими связаться могу, а вот со штабом – вымпелами и ракетами...

   – Жаль...

   Но добавить что-либо к своему сожалению Андрей Иванович не успел. Над головами командиров пронеслась тройка "ишачков", встреченная радостными возгласами танкистов, стрелков и парашютистов. От одного из истребителей вдруг отделился темный предмет, за которым развернулся длинный яркий хвост – вымпел. К месту вероятного падения тут же помчался мотоцикл разведки, и через несколько минут Усачев уже держал в руках алюминиевую капсулу.

   Раскрутив ее, командир танкового батальона вытащил сообщение, пробежал его глазами, усмехнулся и протянул лист приказа Лукину:

   – Почта, товарищ майор. Получите и распишитесь...

   Это был приказ десантникам присоединиться к танкам Усачева...

   -... А он что?

   – Что "что"? А он и говорит: по глазам вижу, товарищ Каплер, что ты – шахтер. Глаза у тебя, мол, шахтерские... – С этими словами Ястребов достал из кармана комбинезона папиросы и протянул Домбровскому – Закуривай, медведище...

   – Не курю, – ответил Алексей, однако пачку взял, повертел в руках, споткнулся о название "Монценкоп". – Это по-каковски же?

   – По нашему, – Бронислав запустил коробку по кругу, – Закуривайте, товарищи...

   Десантники и танкисты задымили, и снова вернулись к веселым воспоминаниям. Алексей рассказал, как их обмундировывали в Ленинграде, как кормили в дороге...

   – М-да, уж, – протянул Киреев. – Редкостей вы много поели, хотя... А ну-ка, товарищи парашютисты, а кому доводилось кашу гречневую по-дальневосточному пробовать?

   Десантники, а в особенности – старшина Политов, заинтересованно потянулись к Андрею. Такого блюда они не то, что не пробовали, но даже и не слыхали про него...

   – Тоже из Дальневосточной армии? – спросил старшина.

   – Никак нет, товарищ старшина. А кашку эту мы в эскадре попробовали, – сообщил Андрей и принялся словоохотливо рассказывать. – Выдают нам раз консервы, открыли мы их – мать моя! Не мясо и не рыба, а чего-то белое...

   – Сгущенка? – робко спросил кто-то из стрелков.

   – Сам ты – сгущенка. Плотное оно, белое – ну, вот как снег, но с красными прожилками. Мы-то глядим, что бараны. А товарищ старший лейтенант нам и объясняет: крабы это. Как раки, только в море живут, да и выглядят по-другому. Ну, мы его спрашиваем: вкусные? А он только плечами пожимает: кому как, говорит. Тут обед начался, зевать некогда. Выдали нам, как полагается по бутерброду с икрой – норматив у нас такой был, по стопочке, а потом – каши навалили. Каша хорошая – зернышко к зернышку, а ни мяса, ни масла к ней не дают. Консервы, говорят, есть? Вот с ними и жуйте. Мы стоим, боимся – а ну как этими крабами кашу вконец испортим? Жалко же...

   Бойцы заворожено слушали рассказ младшего комвзвода, искренне сопереживая, танкистам, которых пытались накормить непонятной едой. В армии главная радость какая? Обед. А тут...

   – В общем, товарищ старший лейтенант тут и говорит: "Товарищ Каплер, как сознательный и умелый боец идите и добудьте луковицу и лимон".

   Про лимоны знали все. Несколько стрелков содрогнулись от кошмарного воспоминания: красноармейцам на кораблях полагалось по четверть лимона в день, но иногда их выдавали целиком, раз в четыре дня. И ешь немедленно, под недреманным оком старшины. Один из красноармейцев – крепыш с россыпью значков на груди, скривившись, прошипел:

   – Во, гадость-то... Мы их первые две недели так с лушпайками и жрали. А чего регочете? Кто объяснил, что ли, что их чистить надо?

   – Ну, значит, Веня у нас – парень ушлый. Минут через двадцать является и тащит с собой полмешка лука и сетку с лимонами. Товарищ Ястребов как это увидал, так и сел. Ты зачем, говорит, товарищ Каплер, столько приволок? Нам, говорит, всего одна луковка нужна и пол-лимона. А Веня ему: "Я, товарищ командир, не только про себя – я и про других подумал. Им же это тоже есть..." Товарищ старший лейтенант только рукой махнул.

   Вывалили мы этих крабов в котелок, вычистили из них штуковины такие, навроде хрящей, порубили мелко, с луком перемешали и соком лимонным полили. И с кашей пошло. Товарищ Ястребов нам сказал, что так корейцы на Дальнем Востоке этих крабов едят. Вот и вышла – гречка по-дальневосточному...

   – Травите? – поинтересовался Лукин, подойдя поближе. – Ну, травите, травите... – Он посмотрел на часы, – Через двадцать минут – выступаем. Товарищ Домбровский, договоритесь с командиром взвода танкистов о порядке следования...

   19.03, 02 июля 1937, Москва, Наркомат обороны

   – Ну, что скажете, Борис Михайлович? – Ворошилов прошелся по кабинету, нервно теребя ремешок портупеи. – Как?