355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Орлов » Испанская партия » Текст книги (страница 11)
Испанская партия
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 06:44

Текст книги "Испанская партия"


Автор книги: Борис Орлов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

   Шапошников еще раз внимательно прочел донесения из Испании, затем уверенно заявил:

   – Все идет именно так, как я и говорил, товарищ нарком. Разумеется, вся эта операция – чистое нахальство, но оно вполне может увенчаться успехом. Фронт Северной армии прорван в трех местах, стратегические мосты они захватили и удержали, а теперь просто развивают успех...

   – А как вы считаете, Борис Михайлович, – Ворошилов налег голосом на "вы". – Сколько еще они продержатся на своем нахальстве?

   Шапошников задумался, затем решительно тряхнул головой:

   – Климент Ефремович, это невозможно предугадать. Никто не знает, насколько быстро франкисты поймут, что у маршала Тухачевского практически нет сил, и отсутствуют резервы. АГОН взял стремительный темп наступления и постоянно его наращивает. Могут и, – тут начальник Генерального штаба ввернул словечко еще кадетских времен, – и прошмыгнуть...

   – А могут – и не прошмыгнуть, – усмехнулся Ворошилов задумчиво. – Вы подготовили предварительные расчеты действий, в случае окружения, товарищ Шапошников?

   – Так точно, товарищ нарком. Прикажете отправить командующему АГОН?

   -А вот этого делать не следует, – Ворошилов снова встал из-за стола и прошелся по кабинету. – Представьте расчеты, проработку действий и проекты приказов моему адъютанту, а мы уже организуем доставку командирам корпусов АГОН.

   Он снова улыбнулся в свои скромные усики. Шапошников, понимающе кивнул:

   – Слушаюсь, товарищ нарком. Завтра же все документы будут лежать у вас на столе...


   11.15, 3 июля 1937 г., Москва, Кремль

   Доклад о положении в Испании Сталин слушал молча. Ворошилов закончил, но Иосиф Виссарионович продолжал молчать. И вслед за ним продолжали молчать остальные присутствующие. Наконец Климент Ефремович вопросительно кашлянул. Сталин словно очнулся ото сна и поднял голову:

   – Ну, что же, товарищи? Вопросы к товарищу Ворошилову? Нет вопросов? Совсем нет?

   Последние слова были произнесены таким тоном, что всем тут же захотелось задать хоть какой-нибудь вопрос.

   Первым осмелился высказаться Каганович. Он встал, откашлялся:

   – Хотелось бы уточнить у товарища Ворошилова: какова вероятность того, что английский флот будет и дальше столь же благожелательно относиться к нашим перевозкам?

   Неожиданно вместо Ворошилова ответил Сталин:

   – Из наркомата иностранных дел сообщают, что правительство Хуана Негрина заключило весьма выгодное экономическое соглашение с британским агентом. В обмен на продолжение вывоза бискайской железной руды в Англию господин Негрин и его дипломатические советники получили от правительства Великобритании гарантии беспрепятственного следования военных грузов в Бильбао. Я думаю, что товарищ Литвинов, действовавший в этом направлении по заданию партии и товарища Ворошилова, предложившего такую сделку, заслуживает самой высокой похвалы, не так ли, товарищи?

   Климент Ефремович лихорадочно попытался вспомнить: когда именно он предлагал Литвинову что-либо подобное, но не сумел и успокоился, рассудив, что товарищу Сталину виднее. Литвинов же напротив даже покраснел от злости. Только что, на виду у всех у него украли победу! Ведь это он – лично он! – докладывал Сталину о жизненной необходимости для Великобритании богатой железной руды из Бискайи. И Сталин тогда похвалил работу наркомата – кстати, а почему уже тогда не его лично? – дал добро на посредничество в переговорах испанцев с "Форин Офис" и вдруг... Так унизить, так оскорбить старого партийца-большевика, так замазать его личные заслуги!.. И правильно некоторые товарищи собираются его...

   Тут Литвинов почувствовал неприятный холодок и поднял голову. На него, поблескивая стеклышками пенсне, в упор смотрел начальник ГУГБ Берия, сидевший рядом со своим наркомом Ежовым. Вот он наклонился к Николаю Ивановичу и что-то шепнул ему. Ежов тоже посмотрел на Литвинова и вдруг улыбнулся. Слегка, одними уголками губ.

   Максим Максимович почувствовал, что ладони и подмышки у него мгновенно стали мокрыми. Пробившись сквозь дорогой французский одеколон, в нос шибанул тяжелый запах пота, а все тело сковал мертвящий ужас. "Они все знают! – билось в голове. – Они все знают!.."

   Литвинов затравленно огляделся и только теперь заметил, что совещание продолжается. На него уже никто не обращал внимания. Вот начальник Морских сил РККА Орлов пожелал прояснить, как в будущем должно реагировать командование Эскадры Особого Назначения, если с линкоров будут снова изыматься снаряды главного калибра? И не означает ли это, что боекомплект следует увеличить? Вот Микоян уточнил, не испытывает ли АГОН проблем со снабжением советскими боеприпасами, и как республиканцы решают вопрос с развертыванием производства таких боеприпасов? О Литвинове все забыли. Максим Максимович незаметно вздохнул. Забыли? Вот и замечательно. Вот и не вспоминайте...

   В этот момент Лаврентий Павлович оторвался от блокнота, в котором что-то записывал и снова посмотрел на наркома Индел. Его взгляд красноречиво свидетельствовал: не забыли, товарищ Литвинов, ничего не забыли...


   11.15, 3 июля 1937 г., Вальядолид

   Генерал Франко прошелся по своему новому кабинету и недовольно поморщился. Здесь все его раздражало. Огромный стол не подходил к его более чем скромному росту, а высокий сводчатый потолок превращал каудильо просто в карлика. Большая карта Испании еще не висела на стене, а была прислонена к ней, и Франко приходилось наклоняться, чтобы разглядеть изменения линии фронта, уже нанесенные услужливыми адъютантами. Кабинет в Бургосе был намного удобнее...

   Он стиснул кулаки так, что побелели костяшки. Кровь Христова! Большевики наступают с такой скоростью, что переезд из Бургоса в запасную ставку Вальядолид правильнее было бы назвать бегством! А ведь древняя столица Кастилии казалась таким надежным местом...

   Каудильо задумался. Ведь еще недавно он посмеивался над линией укреплений Бильбао, в насмешку именуя ее "маленьким Мажино", а теперь? Бургос совершенно не защищен от наземных атак, да и с воздуха его прикрывают лишь две батареи из состава Легиона "Кондор". Может, немцы прикрыли бы его и лучше, но у них в F/88 больше ничего нет! Только что генерал Шперле предложил защитить Бургос новейшими противотанковыми орудиями три и семь десятых сантиметра, но Франко почему-то чувствовал, что это ничего не даст. У большевиков слишком много авиации, и она прочно захватила господство в воздухе, их танки много лучше немецких и итальянских машин, а солдаты... Их солдаты обучены так, что никакие испанские, марокканские и уж тем более итальянские части не идут ни в какое сравнение с этими чертями в защитной форме. Три моста защищали не более чем по одному батальону советских, а штурмовали их три усиленных полка! Дивизия! И что же? Один полк красных перемолол и раздавил эту дивизию, приданные танкетки, полковую и дивизионную артиллерию, раздавил – и пошел дальше, словно бы даже и не заметив сопротивления испанцев.

   Скрипнула дверь, и в кабинет опасливо заглянул адъютант:

   – Мой генерал, там, – осторожный жест в сторону приемной, – ждут полковник Унгрия и генерал Бастико.

   – Проси! – рыкнул Франко.

   – Обоих? – растерялся адъютант.

   – Нет! Первым – итальянца!..

   ... Этторе Бастико занял у Франко целый час. Он клялся, божился, ругался, грозился, даже чуть не разрыдался, обещая остановить своими чернорубашечниками наступление большевиков. Правда, он все же выпросил у каудильо кавалерийскую марокканскую дивизию, которую собирался использовать в качестве подвижного резерва, а также вынудил Франко немедленно приказать Хуго Шперле выделить две истребительных эскадрильи и эскадрилью разведчиков для обеспечения действий итальянского добровольческого корпуса. Впрочем, тут итальянец был прав. Каудильо и сам понимал, что без прикрытия с воздуха чернорубашечники обречены.

   После ухода Бастико Франко несколько успокоился. План генерала выглядел убедительно. В конце концов у большевиков не так много сил...


   22.07, 03 июля 1937, семь километров южнее Бургоса

   Штурман ТБ-3 выглянул из кабины и хлопнул Домбровского по плечу. Алексей повернул голову: штурман показал пальцем вниз, а потом потряс растопыренной кистью. До точки выброса осталось пять минут.

   Старший лейтенант ткнул в бок своего соседа и, наклонившись к самому его уху, проорал:

   – Пять минут! На крыло!

   Тот кивнул, и команда покатилась дальше по цепочке парашютистов. Последний, услышав приказ, встал, открыл дверь и вышел в темноту, на скользкий гофр крыла. За ним потянулись остальные. Домбровский выбрался последним и лег на крыло, прижимая к груди ППД в холщевом чехле. В лицо бил упругий холодный ветер высоты, выдавливая из глаз слезы. Алексей опустил на лицо очки, посмотрел на часы. Осталось две минуты...

   Время! Десантники один за другим соскользнули с крыла в черную пустоту. Короткий миг ужаса и восторга свободного полета, рывок и человек повисает в стропах, качаясь над бездонной тьмой ночи. Старший лейтенант посмотрел по сторонам. Все нормально. Смутно различимые купола висят в небе. Вторая рота выбросилась дружно и своевременно. Наверное...

   Приземлившись, Алексей тут же начал оглядываться, выискивая своих. Вот они, гаврики, торопятся. А это еще что?..

   – Товарищ старший лейтенант! Боец Кадилов ногу при приземлении повредил...

   "Только вот этого нам и не хватало. Вдруг перелом..." – вздрогнул Домбровский, а вслух скомандовал, – Ботинок снимите! Покажи, Кадилов, что у тебя там?

   "Крокодилов", морщась, сидел на земле и стягивал со стремительно опухающей ноги ботинок. К счастью это оказался всего лишь вывих. Бойцу зажали рот, резко дернули ступню, поставив ее на место, и туго перебинтовали.

   – В тылу пойдешь, – сообщил Алексей, критически оглядывая плоды своих трудов. – И учти, красноармеец Кадилов: рота тебя ждать не может.

   – Товарищ старший лейтенант, я не подведу!

   В этом Домбровский и не сомневался: несмотря на свое ехидство, в бою возле моста "Крокодилов" показал себя с самой лучшей стороны, лично уничтожив не менее пятнадцати франкистов. Но Алексей, напустив на себя грозный вид, проворчал для порядка "Смотри у меня!", и тут же приказал роте строиться...

   Минут через десять десантники уже по-волчьи бесшумно заскользили в темноте. Начиналась третья фаза операции, которой маршал Тухачевский дал кодовое обозначение "Гроза".

   Через два часа вторая рота уже вышла на первую намеченную цель. За время марша им пришлось несколько раз падать и замирать, пропуская военные колонны, но в последний раз Домбровский не выдержал. Заметив приближающиеся огоньки автомобильных фар, он приказал роте немедленно рассредоточиться вдоль дороги и приготовиться. Через четверть часа коротенькая колонна из двенадцати грузовиков втянулась в засаду...

   ...Капрал Ибанец, тихо насвистывая, вел тяжелый грузовик по ночной дороге. Рядом с ним мотался из стороны в сторону обер-лейтенант Притвиц. Летчик дремал после бурно проведенного дня в Бургосе, распространяя вокруг себя запах дорогого табака и алкоголя. Легионеры из «Кондора» были частыми гостями в Бургосе, иногда оставаясь там сутками. Капрал подобрал оберлейтенанта, когда тот стоял около машины и, тупо хихикая, пытался всунуть в замочную скважину двери авторучку вместо ключа. Собственно говоря, Ибанец и не взял бы этого пьяницу-немца, но командир колонны, лейтенант Эджиторо, приказал подобрать летчика, пока он не разбился на ночной дороге. Выяснив из документов и невнятного мычания летающего пьянчужки, что аэродром, на который переведен штаффель обер-лейтенанта, располагался совсем рядом с тем складом итальянцев, куда следовала испанская колонна, лейтенант указал капралу на немца и коротко бросил: «Заберешь!» И вот теперь они ехали вместе...

   Притвиц заворочался, устраиваясь поудобнее, и что-то невнятно промычал. Ибанец взглянул на него мельком и присвистнул уже громче. На шее немца, чуть выше воротника форменной рубахи, явно виднелись следы бурной страсти. Капрал хмыкнул: значит, летчик не только надрался до невменяемости, но  отведал и иных удовольствий, которые Бургос предоставлял желающим за вполне умеренную плату. Ибанец не любил подобных развлечений, но каждому свое...

   Тяжелый грохот ударил по ушам, разрывая тишину жаркой летней ночи. Капрал успел увидеть, как шедший впереди грузовик окутался пламенем и тяжело, боком, скакнул влево. И тут же его собственная машина словно налетела на стену. Невидимая великанская рука схватила грузовик и, встряхнув хорошенько, швырнула его куда-то в темноту...

   Когда капрал пришел в себя, то с ужасом ощутил, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. "Неужели спину сломал?" – от этой мысли он покрылся холодным потом, но в туже секунду над его головой раздалось:

   – Товарищ старшина, а этого-то зачем притащили? Он же всего-навсего капрал...

   – Правда? А я в темноте и не разобрал – Политов огорченно цыкнул зубом. – Усищи-то у него – не меньше чем на полковника! Зря тащил, Миша? Может, все-таки допросить?

   Этих слов сказанных по-русски Ибанец разумеется не понял, но глаза открыл. Он лежал связанный, а рядом лежали штабеля ящиков, тех самых, что их колонна везла итальянцам. Над ним склонился человек и, четко выговаривая слова, произнес по-испански:

   – Капрал, если вы хотите жить, отвечайте на мои вопросы честно и быстро.

   Ибанец лихорадочно закивал головой. Жить он хотел. Его дернули подмышки и поставили на ноги...

   – Куда вы везли снаряды?

   – Это бронебойные выстрелы для итальянских пушек, – быстро ответил Ибанец. – Мы везли их на склад итальянской дивизии "Черное пламя". Я слышал, как наш лейтенант говорил об этом с интендантом.

   Скосив глаза, он увидел, как несколько человек в темных комбинезонах трясут Притвица, видимо пытаясь привести его в чувство.

   – Оставьте его, сеньор – сказал Ибанец. – Он пьян так, что не проснется, даже если бы начался страшный суд...

   Переводчик спросил еще о расположении склада, и капрал, спасая свою жизнь, тут же растолковал русским, а в том, что это были русские, он уже не сомневался, как быстрее добраться до итальянских запасов и где свернуть, чтобы не заблудиться. Он хотел еще что-то добавить, но в этот момент сзади к нему неслышно подошел огромный человек и врезал кулаком пониже уха. Испанец мешком осел наземь...

   -...Красноармеец Эпштейн! В машину!

   Домбровский наклонился и разрезал ножом веревки, связывающие капрала. Затем не спеша подошел к грузовику, по-кошачьи легко запрыгнул в кузов, хлопнул ладонью по кабине:

   – Вперед!

   Колонна, уменьшившись на четыре грузовика, исчезла в ночи, оставив после себя сваленные на обочине ящики со снарядами. В темноте было видно, как на некоторых ящиках тлеют малюсенькие огоньки-искорки...

   ...Ибанец очнулся, почувствовав, что снова куда-то летит. Совсем рядом рвались снаряды. Взрывной волной испанца основательно приложило об землю, и он с минуту лежал, пытаясь вдохнуть. С трудом поднялся, ощупал себя... Цел! Осознание этого наполнило капрала таким восторгом, что он счастливо рассмеялся. Он уцелел!..

   Ибанец поплелся прочь от дороги. Оказывается, русские были настолько благородны, что не забрали у него сигареты и спички. Он закурил, с наслаждением выпустил струю дыма.

   – Я – жив! – заорал он в ночь. – Жив, понятно вам?!

   Тут капрал споткнулся обо что-то мягкое и присел, чтобы рассмотреть получше. Это оказался Притвиц, который валялся на земле с перерезанным горлом. Ибанец пнул немца ногой и зло захохотал:

   – Что, немец, погулял? Обещали всех коммунистов перебить? – Он плюнул на валяющийся труп, – Подохните все вместе с вашим Франко!..

   С этими словами капрал зашагал в ночь. В армии ему больше делать нечего. Надо уходить подальше – авось, в какой-нибудь деревне и понадобится справный мужик Рамиро Ибанец...

   ...В штабе группы батальонов «Бриуэга» волонтерской дивизии «Черное пламя» царила обычно-нервозная обстановка, которая сопутствует либо собственному наступлению, либо подготовке к отражению наступления противника. Командир «Бируэги» остервенело ругался со штабом дивизии, по поводу неполученных бронебойных выстрелов к шестидесятипятимилиметровым орудиям – основной артиллерийской системе итальянской армии, начальник штаба принимал доклад батальонов о подготовке оборонительных позиций, начальник артиллерии уточнял расположение двадцатимиллиметровых «Бреда», выставленных на прямую наводку для отражения страшных большевистских alta velocitЮ serbatoi, заместитель командира по тылу пытался высчитать в уме: хватит ли на всех спагетти с колбасой, или часть все же придется накормить этими невероятными испанскими блюдами? Гудели зуммеры телефонов, орали вестовые и делегаты, перекрикивались картографы, наносившие новые позиции – словом, в штабе творилось то, что приведет в ужас любого гражданского человека, а в любом военном пробудит воспоминания – милые его сердцу или не очень... И потому командир группы батальонов очень удивился внезапно наступившей тишине.

   Повернув голову он обнаружил дуло пистолета, которое не мигая уставилось ему прямо в лоб. Пистолет держал в руках человек таких устрашающих габаритов, что полковник на некоторое время потерял дар речи, возвращенный ему энергичным встряхиванием "за шкирку"...

   – Твой фамилия, твой звание? – Поинтересовался на ломаном итальянском худощавый парень в темном комбинезоне, вынырнувший из-за плеча громадного человека, – Отвечать быстро. Ты молчать – мы убивать.

   – Командир шестой группы батальонов "Бируэга", полковник чернорубашечников Гальяно. Я хотел бы знать...

   Что хотел узнать полковник, осталось загадкой для всех, включая его самого, потому что в следующий момент он полетел на пол, сбитый с ног оглушительным ударом. Последнее, что он успел услышать проваливаясь в черноту беспамятства была странная команда "Vzjat'!" отданная громадным человеком на незнакомом языке...

   -...Миша, узнай, кто у них тут шифровальщик – распорядился Домбровский. – Этого и шифровальщика – с собой, остальных – быстренько в расход! И ноги-ноги-ноги! У нас еще дела есть...


   07.00, 04 июля 1937 г., Монастырь де Роделла (окрестности Бургоса)

   Старший лейтенант Ястребов сидел на башне своего танка и рассматривал в бинокль разворачивавшуюся перед ним панораму.

   Там вдалеке, на невысоких холмах вчера укрепились итальянцы-чернорубашечники. Вчера. Но с самого рассвета над их позициями уже висели Р-5ССС, поливая фашистов из пулеметов и засыпая их позиции малокалиберными бомбами. Им активно помогала батарея новейших "дивизионок" Ф-22, стоявших чуть в сторонке от танков. Каждые пять-десять секунд они аккуратно выплевывали четырехснарядный залп, который сносил остатки проволочных заграждений или накрывал предполагаемую огневую точку. Судя по тому, что итальянцы перестали даже пытаться отвечать уже с полчаса как, Бронислав рассудил: первая линия обороны, видимо, окончательно прекратила свое существование. Во всяком случае – как линия обороны...

   Он с нарочитой ленцой перебросил ноги в башню, еще раз посмотрел в бинокль, одобрительно хмыкнул, любуясь работой пилотов, и поинтересовался:

   – Ну, как, Веня: накрутим хвоста этим итальяшкам?

   – А то! – блеснул белоснежными зубами башнер. – И накрутим, и кадык вырвем, и рога поотшибем! Если только летчики нам кого-нибудь оставят...

   Замечание было вполне уместным: над позицией танкистов с ревом пронеслись несколько звеньев СБ, и почти сразу же вдалеке поднялись столбы разрывов.

   – Эй, танкисты! – возле БТ Ястребова притормозил мотоцикл разведчиков. – Не заснули?

   В ответ экипаж дружно захрапел. Даже мехвод Киреев, которого услышать сквозь броню было решительно невозможно.

   – Ну, храпите, храпите – сидевший в люльке за пулеметом отделенный командир махнул рукой. – Только не проспите: атака через полчаса...

   – Точно? – поинтересовался Бронислав, тут же прекратив притворяться.

   – Точнее не бывает, товарищ старший лейтенант. Комбат приказ получил. Летчики сообщили: последний заход и – заводи!

   – Та-ак... – Ястребов мгновенно преобразился, подобрался, словно волк перед прыжком, – Ну-ка, товарищи, приготовились... Веня, флажки сюда давай.

   Над башней танка комвзвода взлетел белый флажок. "Внимание!"

   Разведчики ошиблись ровно вдвое. Через пятнадцать минут со стороны наблюдательного пункта командира батальона взлетели две зеленые ракеты. Ястребов крутанул над головой красный флажок и тут же скомандовал Андрею:

   – Заводи!

   БТ окутались дымом выхлопа. Бронислав рявкнул в ТПУ: "Вперед!", и танк рванулся, словно камень, выпущенный из пращи. Следом за командирской машиной, мчались, набирая скорость, остальные танки взвода. Два приданных бронеавтомобиля БА-6 безнадежно отставали, из-за надетых на задние колеса гусеничных лент. Но Ястребов не собирался их ждать. Он ткнул Андрея в плечо, и тот прибавил скорости. "Бэтушка" птицей слетел с холма, перемахнул через остатки траншеи и помчался вперед – туда, куда бежали одуревшие от ужаса уцелевшие итальянцы...

   ...Атака танкового батальона – это сродни атаке лавой красных конников Буденного. Только нет пик наперевес, и ветер не бьет в лицо. Все остальное – исключительно похоже. Танки мчались по желтой выгоревшей равнине, вздымая тучи колючей едкой пыли, перли вперед, не взирая на всякие мелкие холмики, впадинки, окопы, воронки и хрустко ломающиеся кусты. А перед ними в панике, точно белоофицеры, бежали враги, бросая оружие, высоко вскидывая вверх руки и, разумеется, истошно вереща, в слабой надежде, что неумолимые преследователи смилуются и в последний момент отведут удар или чуть повернут коня, чтобы не сбить, не затоптать такую хрупкую человеческую жизнь.

   Криков и воплей Бронислав не слышал, но был готов поручится головой, что его отец, сложивший голову в Первой Конной, и все остальные, что гнали перед собой тогдашних своих врагов, тоже ни черта не слыхали. В такой момент нет ни жалости, ни сострадания – только азарт атаки, лихость боя. Вот и бегут итальянцы, бегут в тщетной попытке продлить свою жизнь хоть еще на один вздох, бегут, пока не рухнут под блестящий металл гусениц, пока не сшибет их с ног короткая пулеметная очередь или не срубит осколок гранаты...

   ... На всем ходу танки подошли к небольшой деревушке, обнесенной невысокими изгородями из дикого камня. "Ну, нет, господа итальянцы, мы – воробьи стреляные, нас на мякине не проведешь! – подумал Ястребов и высунулся из башни, отмахивая флажками. "Бэтэшки" оттянулись назад: больно уж у них броня слабенькая. Каплер загнал в казенник орудия маркер – снаряд, дающий при взрыве клуб ярко окрашенного дыма. Недаром ведь прямо над головами бдят несколько Р-5ССС под конвоем пары звеньев "ишачков". Грохнул выстрел...

   – Молоток, товарищ Каплер! – завопил Ястребов.

   Веня положил снаряд точно туда, куда он и хотел: между двумя домиками, рядом с подозрительным не то сараем, не то хлевом, в котором так удобно спрятать противотанковое орудие. Вверх взмыло ядовито-оранжевое облако маркера. И почти сразу же "эр-пятые" один за другим начали валиться вниз, сломя голову мчась к земле. На бреющем полете они высыпали несколько бомб, и земля точно встала дыбом, накрывая незадачливых защитников деревни своим сухим, глинистым саваном.

   В том, что защитнички имелись, у старшего лейтенанта не было никаких сомнений. Вон как заметались. Это не гражданские: многовато их для гражданских в такой малюсенькой деревне. Киреев вопросительно повернул голову и тронул Бронислава за ногу.

   – Не спеши, Андрей, не торопись, – произнес Бронислав в ТПУ. – Пусть пока крылатый лихой народ поработает. А то как бы не наткнуться нам на какой-нибудь гнусный сюрприз.

   Летчики отбомбились. Головной Р-5, пройдя над машиной Ястребова, покачал крыльями, остальные повторили движение лидера. Высунувшись по пояс из башни, старший лейтенант замахал им рукой и, хотя точно знал, что его не услышат, прокричал:

   – Спасибо, товарищи! – И уже обращаясь к своему экипажу, – Теперь пора и нам за работу...

   Танковые взводы обошли деревню с флангов, а с нескольких грузовиков ссыпались стрелки и, пригибаясь, заторопились к остаткам домов. К машине Бронислава подскочил покрытый ровным слоем пыли стрелок-лейтенант, заколотил рукоятью пистолета в броню.

   – Чего тебе?

   – Старшой, если что – поддержишь?

   – А то... Давайте, товарищи – вперед, а мы – чуток позади. А то бутылками забросают...

   Выслушав ответ, лейтенант козырнул и тут же помчался гигантскими прыжками догонять своих бойцов. Киреев двинул танк следом, ориентируясь по бегущему впереди стрелку.

   Оказалось, лейтенант просил поддержки не зря. Из развалин дома рявкнул уцелевший пулемет, но тут же захлебнулся, получив два осколочных снаряда беглым. Залегшая было советская пехота снова взметнулась в атаку, оглашая окрестности диким, громовым "Ур-а-а-а!" Вместе с красноармейцами в атаку поднялись и бойцы свежесформированной баскской моторизованной бригады, шедшие вместе с красноармейцами. Некоторые из них орали что-то свое, завывали, визжали, но большая часть басков тоже подхватила русский боевой клич.

   БТ Ястребова осторожно полз через груды битого камня, какие-то заборы, остатки стен. Уже несколько итальянцев рухнули, срубленные меткими очередями командира, а башнер Каплер разнес метким выстрелом осколочной гранаты еще один, чудом уцелевший во время авианалета, пулемет. Скоро уже должна была показаться окраина деревни, а там – снова простор и долгий рывок по тылам.

   И в этот момент Бронислав почувствовал, как его точно резануло чем-то холодным и острым. По самому сердцу. А по спине пробежал ледяной озноб. Что было не так, он не знал, но все в нем буквально кричало: "Опасность! Опасность! Берегись!"

   Ястребов привык доверять этому чувству, а потому хлопнул Киреева по плечу, одновременно вызывая его по ТПУ:

   – Назад!

   Танк резко дернулся назад, скрежеща перенапряженными передачами. Мехвод уже привык, что если командир приказал, то сначала надо выполнять, а только потом, если уж очень невтерпеж, можно спросить: а что это мы, собственно, только что сделали? Хотя и это тоже особо не рекомендуется...

   Но в этот раз вопросов не возникло. Откуда-то сбоку – прямо перед носом "бэтушки" – чиркнул трассером мелкокалиберный бронебой. Киреев рывком дернул рычаги, разворачивая машину носом к замаскированному противотанковому орудию, а Веня Каплер уже лихорадочно выискивал в прицел вражескую пушку. Но найти не успел: Ястребов снова скомандовал:

   – Лимб тридцать, право! Полный вперед!

   Гусеницы заскребли битый камень, полетели осколки щебня, и танк, будто норовистая лошадь, скакнул вперед, вынося из сектора обстрела противника своих "седоков". Повинуясь командам Ястребова, БТ, завывая двигателем, вихрем пронесся вперед и, развернувшись, подняв облако пыли, помчался обратно...

   ...Под обстрелом двадцатимиллиметровой зенитки "Бреда", стрелки и баски залегли, яростно паля из всех стволов по тому месту, где, как им казалось, засели чертовы макаронники. Но стоило только кому-то из них хотя бы поднять голову, как проклятая зенитка тут же слала туда свой малюсенький, но от того не менее смертоносный снаряд. Командир стрелкового взвода на все лады клял трусливых танкистов, позорно сбежавших от противника, и бросивших его взвод и взвод басков один на один с вражеским орудием.

   И в этот момент откуда-то с тылу на позицию итальянцев выскочил танк. "Бэтэшка" смела пулеметом наводчика и заряжающих, всадила снаряд в сваленные в стороне зарядные ящики и наскочила на пушку, подминая ее гусеницами, разрывая и корежа металл своим весом. Лихо развернулась – в сторону отлетела какая-то изуродованная железяка. Откинулся башенный люк, и показалась голова в танкошлеме:

   – Гей! Славяне! Чего лежите? – Ястребов широко улыбнулся. – Загораете? Ну, тоже дело...

   – Эк, ты ее, товарищ старший лейтенант, – лейтенант-стрелок встал и подошел к "бэтэшке". – А я, было подумал – удрали вы...

   – Не дрейфь, пехота! – Бронислав улыбнулся еще шире. – Своих не сдаем. Дальневосточная – дает отпор!


   17.59, 04 июля 1937 г., Лерма (сорок километров юго-восточнее Бургоса)

   – Товарищ корпусной комиссар, – голос адъютанта из просящего стал умоляющим. – Ну, товарищ корпусной комиссар. Ведь мы уже, наверное, обогнали наших. Остановиться надо. Так и в гости к фашистам заехать недолго...

   – А ну, отставить нытье, – Мехлис поморщился, словно у него схватило зуб. – Что за паникерские настроения, товарищ майор? Какие еще фашисты? Во-он там, – он приподнялся в автомобиле и, прикрыв глаза ладонью, посмотрел куда-то вдаль, – вроде и наши встали. Ну-ка, товарищ Брагин, поворачивай. Поедем, узнаем – кто такие?..

   ...Запыленная "Испано-Сюиза" не успела еще проехать и половины расстояния, как стали видны десятка два БТ-5, а чуть поодаль – коротенькая колонна автомобилей. Мехлис прислушался и удивленно поднял брови: от танков доносились звуки гармони и песня:


 
   С неба полудённого
   Жара не подступи,
   Конная Буденного
   Раскинулась в степи.
 
 
   Не сынки у маменек
   В помещичьем дому,
   Выросли мы в пламени,
   В пороховом дыму.
 

   Лев Захарович нахмурился. Мало того, что неведомые ему пока командиры устроили незапланированный привал, так еще и песни распевают! А об охранении наверняка не позаботились!..

   Приказав остановить автомобиль, Мехлис скомандовал охране остаться на месте, а сам вылез и осторожно двинулся к певцам. Сейчас он покажет этим разгильдяям, что такое настоящая война! Нужно только осторожно подобраться к самым танкам. Мехлис лег на землю и, извиваясь точно ящерица, быстро пополз к крайней машине. Вот сейчас...

   – Товарищ корпусной комиссар. Вторая рота второго танкового батальона и приданные ей рота третьего батальона второго стрелкового полка и отдельная моторизованная рота басков встали на вынужденную остановку!

   Мехлис вскочил смущенный и злой. Перед ним стоял старший лейтенант-танкист, чье лицо показалось Льву Захаровичу смутно знакомым. Танкист улыбнулся хорошей, открытой улыбкой:

   – Мы, товарищ Мехлис, давно вас заприметили. Ребята у нас – пограничники, в охранении стоят – ого! Доложили, а мы уж с товарищем Барановым решили поглядеть: кто это к нам в гости?

   Только тут Лев Захарович заметил, что чуть сзади него стоит человек в форме стрелкового лейтенанта. Тот тоже улыбнулся и отдал Мехлису честь:

   – Товарищ корпусной комиссар, вы не сомневайтесь: охранение у нас – первое дело! – Доложил он слегка охрипшим голосом и добавил, – Если ваши проголодались, то мы поделиться можем. Добро пожаловать к нам на обед...


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю