Текст книги "Испанская партия"

Автор книги: Борис Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

   – Здравствуйте, здравствуйте, дорогой Михаил Васильевич! Ну, как вы? Очень устали?

   – Да, товарищ Тихменев, устали. Людям бы поспать и горячего поесть. И вот еще: наших бы техников, тоже надо разместить.

   – Все будет сделано, дорогой Михаил Васильевич! Ну а вас – вас просят на банкет в честь такого перелета! – полпред сделал рукой приглашающий жест в сторону датчан.

   Водопьянов решительно возразил:

   – Один не пойду! Ребята все старались, все вымотались!

   Тихменев замялся. Приглашение касалось только Водопьянова – героя Арктики, покорителя высоких широт. Но заместитель командующего датскими ВВС генерал-майор Эккерсберг радушно взмахнул руками:

   – Не может быть и речи, полковник, о том, чтобы забыть ваших пилотов и штурманов! Мы счастливы приветствовать на нашей земле героев-летчиков, которые отправляются с миссией мира в несчастную Испанию! Мы ждем вас всех, господа!..

   ...Когда-то корреспондент французской газеты "Пти Паризьен", увидев ТБ-3, истерически заявил, что "пятьсот русских бомбовозов могут раздавить Европу как тухлое яйцо..." Не то, чтобы датчане очень уж испугались увидев эту грозную эскадру, но на всякий случай... Пусть уж лучше в этом "тухлом европейском яйце" не будет датской скорлупы...

   10.00, 23 апреля 1937г., Северное море.

   Эскадра Особого Назначения миновала Датские проливы в день рождения Владимира Ильича Ленина. По этому поводу на всех кораблях и судах эскадры были проведены торжественные митинги и праздничные банкеты, в которых невольно приняли участие и датские лоцманы. Они удивленно смотрели на бойцов и моряков из загадочной Советской России, которые тепло поздравляли их. Не понимая, что же это за праздник, лоцманы, тем не менее, с удовольствием принимали угощение: русская водка, бутерброды с салом, балыком и даже икрой, чай с коньяком. Некоторые, угостившись особенно основательно, с чувством подпевали незнакомым словам «Интернационала» и «Варшавянки», а двое из датчан, к концу проводки по проливам окончательно утративших связь с реальностью из-за обилия выпивки и закуски, даже попытались пуститься в пляс под звуки духовых корабельных и полковых оркестров. Их отвели отсыпаться в офицерские каюты, а комиссары и политруки тут же объяснили красноармейцам и командирам, что день рождения пролетарского вождя радостно отмечается всем трудовым народом во всем мире. И тому были явные доказательства! Люди по всему датскому побережью стояли и глазели на расцвеченные флагами корабли Эскадры, величаво проплывающие мимо. Датчане прислушивались к музыке и песням, долетающим с моря, качали головами и цокали языками: фашистов в Испании ждет незавидная участь, если эти русские плывут на войну так весело и так отчаянно!

   Праздничной обстановки добавили самолеты Армейского авиационного корпуса. Несколько истребителей "Фоккер" пролетели над кораблями ЭскОН и сбросили на палубы букетики цветов. Близко познакомившиеся с советскими авиаторами летчики с аэродрома Каструп решили, что еще одно выказывание уважения Советам не будет лишним. Во всяком случае, именно так сказал майор Свантессен, когда осматривал места для установки пулеметов на самолетах Г-2 и прикидывал калибр того, что может быть подвешено на бомбодержателях...

   Впереди, во главе конвоя уверенно резал волны "Марат". Следом за ним тремя колоннами шли сорок два грузовых и пассажирских судна. Богато отделанные красавцы-"крымчаки", мощные рефрижераторы лондонского типа, сухогрузы-пароходы – первенцы Советского кораблестроения, лесовозы, могучие суда еще дореволюционной постройки, танкеры, угольщики... Это шел Советский флот – все, что страна сумела собрать для такой массовой войсковой перевозки.

   Вдоль строя туда-сюда носился красавец "Ленинград", пренебрежительно поглядывая на стареньких заслуженных "новиков", шедших по бокам транспортных колонн. "Новики" обиженно пыхали клубами дыма, но до поры, до времени терпели издевательство молодого хлыщеватого наглеца с сорокадвухузловым ходом. Тральщики и сторожевики тянулись за "новиками", а замыкала все это "великолепие" "Червона Украина". И где-то в глубине ордера, между колонн транспортов, неприметно скользили хищно вытянутые силуэты подводных лодок, готовых в любой момент нырнуть в глубины и выйти навстречу врагу, в случае чего. Хотя этого "чего" всем ужасно не хотелось...

   ...С разведывательного самолета, который стартовал с "Марата" два часа тому назад сбросили вымпел. Прочитав сообщение, Иванов помрачнел: наперерез советским судам шли немцы.

   Рискуя схлопотать осколок восьмидесяти восьми миллиметрового снаряда, или нарваться на выстрел двадцатимиллиметрового автомата, летчики с "Марата" прошли на предельно малой высоте и точно определили все идущие навстречу корабли. Головным в немецкой эскадре был броненосец "Адмирал граф фон Шпее", вместе с ним – легкий крейсер "Лейпциг". Прикрывали большие корабли два новейших эсминца Z-1 и Z-2. Каждый из них не уступал по вооружению "Ленинграду", чуть уступая ему в скорости, но зато далеко превосходя пожилые "новики".

   Командир "Марата" доложил обстановку командующему эскадрой. На кораблях сыграли боевую тревогу. "Ленинград послали в дальний дозор, опасаясь, что немцы обойдут по широкой дуге и нагрянут оттуда, откуда не ждут. Предстоящего боя со столь незначительными силами Кригсмарине не то, чтобы боялись, но... Но за спиной – торговые суда, перегруженные сверх всякой меры. Достаточно одного снаряда "фон Шпее", чтобы любой из них канул на дно, будто свинцовый уток. Да и легкий крейсер с эсминцами могут наделать делов. А самым страшным было то, что пилоты наблюдали в водах Северного моря минимум две тени. В прошлую войну германские подводники прославились жестоким террором на всех морях, и имели в своем активе множество утопленных военных кораблей, в том числе – и русских.

   Советские подводные лодки немедленно погрузились и двинулись на перископной глубине на перехват вражеских кораблей. Но тут...

   -... Товарищ капитан! Товарищ капитан! – в голосе вахтенного прорезались истерические нотки. – Шифрограмма с "Ленинграда". К нам с норд-веста движутся военные корабли. Эскадра – не менее десяти вымпелов.

   Флагман второго ранга Иванов выслушал этот доклад с видом полнейшего равнодушия. Такого, что вахтенному даже стало стыдно: что это он панику развел, а, оказывается, ничего страшного и нет. Он уже отошел от своего истеричного состояния и приготовился выслушать мудрые команды капитана, как вдруг:

   – ... .... ...! ... ... ... ...! Связь с командующим, вашу мать! Живо! Товарищ флагман? Докладываю: нам – ...здец! – и Иванов опустил трубку с сознанием выполненного долга.

   Через минуту на Центральный пост ворвался Галлер. Но к этому моменту уже доставили еще одну шифровку, гласившую:

   "на перехват движутся лк родней зпт лк малайя зпт четыре крейсера типа графство тчк наличие самолетов тчк предполагаю авианосец тчк пробую оторваться тчк прощайте товарищи вскл"

   Иванов протянул Галлеру текст:

   – Вот... – И после короткой паузы, – Отплавались мы, похоже, Лев Михайлович...

   – Говно плавает, – машинально сообщил Галлер. И честно добавил, – Хотя ситуации это не меняет...

   Принять бой против немецкой боевой группы – еще туда-сюда, но против кораблей "Хоум флита"...

   Даже без учета того, что советские военные корабли тоже были перегружены – на "Марате" разместили целый батальон, на "Червонной Украине" – роту – то все равно: у ЭскОН не было ни одного шанса. Ни малейшего... Тяжелые орудия британских кораблей могут разнести эскадру, не приближаясь на дистанцию ответного огня. И скорости удрать хватит разве что у "Ленинграда"... Командиры смотрели друг на друга молча, но смертельная тоска в их глазах читалась без слов...

   А на кораблях еще подавали заряды к орудиям, стояли наготове комендоры и дальномерщики напряженно вглядывались за горизонт. О приближении британской эскадры кроме Галлера и Иванова не знал никто. Сейчас мы этим фашистам зададим жару!..

   ..."Ленинград" несся к строю эскадры, а за ним, чуть приотстав, неслись два легких британских крейсера и пара эсминцев. Башни "Марата" и стволы "Червонной Украины" рыскнули в сторону новых непрошенных гостей, как вдруг с легкого крейсера замигал семафор. Галлер и Иванов выскочили на мостик и, не веря своим глазам, читали следующий бред:

   "испугались малыши впр а это вам урок тчк вы еще слишком маленькие зпт чтобы играть с большими мальчишками тчк"

   – Суки!.. – выдохнул сквозь зубы командир "Марата". – Какие же суки!..

   А семафор продолжал мигать:

   "поросята зпт не бойтесь вскл добрые дяди охотники проводят вас к вашему корытцу и защитят от большого плохого серого волка вскл"

   Галлер выматерился. Семафор после короткой паузы замигал снова:

   "примите на частоте девяносто и один сообщение адмирала его величества каннингема тчк"

   Командиры бросились в радиорубку. Открытым текстом в эфире неслось:

   "Предупреждение всем! Предупреждение всем! Флот Его Величества, во исполнение решения Лиги Наций, осуществляет операцию по проводке конвоя с силами по поддержанию мира к берегам Испанской Республики! В случае агрессии со стороны имею приказ открывать огонь! Предупреждение всем!.."

   Галлер стянул с головы фуражку, и вытер рукавом кителя вспотевший лоб. Иванов закуривал папиросу, держа ее мундштуком наружу. На этот раз пронесло...

   10.07, 24 апреля 1937г., аэродром Бильбао

   Утром на Испанскую землю приземлились ТБ-3 Водопьянова. Из Франции стартовали ночью, и всю ночь шли, держа строй, ориентируясь на бортовые огни товарищей. Полковник Водопьянов вел эскадру – а как по-другому назовешь шесть десятков стратегических бомбардировщиков, на которые к тому же, стараниями французских товарищей установили бортовое вооружение? – ориентируясь по приборам, точно полярной ночью в белом безмолвии Арктики. Но для него это было не в новинку: ведь недаром ФАИ неофициально называла Михаила Васильевича «лучшим мастером слепых полетов»...

   Возле границы группу Водопьянова встретили два звена И-16. Это были истребители из группы старшего лейтенанта Ухова, которых перебросили из-под Мадрида специально для охраны аэродрома, пока не войдет в силу ОАКОН, чьи летчики и самолеты вот-вот должны прибыть в Бильбао. "Ишачки" покачали крыльями, приветствуя товарищей, и пристроились чуть выше, пообочь основной группы.

   Последние километры от границы пролетели спокойно: против ожидания авиация франкистов атаковать не стала. То ли фашисты прохлопали ушами прибытие тяжелых самолетов, то ли итальянцы и немцы не рискнули накинуться на строй ощетиненных пулеметами могучих машин, но на всем пути от границы до Бильбао, вражеские самолеты были замечены только один раз. Два Фиата CR-32 показались вдалеке и тут же отвернули. За ними вдогон кинулась тройка "ишачков", но, должно быть, не догнали, так как вернулись очень быстро и встали в строй. Водопьянов отметил про себя, что если бы это был отвлекающий маневр, то левый фланг строя мог бы оказаться без прикрытия и пообещал самому себе вставить фитиля особо ретивым добровольцам по прибытии на место. Взялись охранять – так охраняйте!..

   ...Тяжелые бомбардировщики один за другим заходили на посадку на аэродром, в небе которого вились трое дежурных И-16, бдительно охраняя летное поле и стоянки тяжелых самолетов. А к приземлявшимся "туберкулезам" бежали парни в коричневых костюмах, которые с радостными воплями разбирали привезенные трехлинейки, автоматические "симоновки", пистолеты-пулеметы и ручные пулеметы Дегтярева. Это были десантники бригады Глазунова, прибывшие в порт Бильбао накануне и сразу же взявшие на себя охрану аэродрома. Правда, из оружия у десантников до сего момента были только "наганы" да ручные гранаты – вот и все, что выдали им во Франции сотрудники полпредства. В Гавре, сразу же после обеда, комбаты отвели своих подопечных на окраину города, где несколько очень серьезных молодых людей аккуратно вскрывали ящики с клеймом "Valise diploma", извлекая оттуда револьверы, коробки с патронами и гранаты. Все десантники получили по "нагану" и по двадцати одному патрону, а каждому пятому досталась еще и граната. К сожалению, это было все, и потому бойцы Глазунова так радовались, получив привычное оружие. Теперь попытка захватить аэродром обошлась бы противнику куда как дорого...

   Десантники быстро организовали оборону аэродрома, дополнив собой семнадцатый батальон баскского ополчения, и вместе с прибывшими техниками и ополченцами принялись сооружать капониры для самолетов, отрывать землянки для личного состава, готовить площадки для аэродромной техники. Два батальона бригады комбриг Глазунов отправил на охрану морского порта...

   ...Старший лейтенант Домбровский прислушался к шуму, долетавшему с причалов, втянул в грудь воздуха, насыщенного запахами моря, нефтяного масла, нагретого металла и угольной гари, прошелся вдоль позиции своего взвода и остался доволен. Его бойцы быстро соорудили укрытия из мешков с землей, выставили на зенитный станок обнаруженный у басков "виккерс", дополнительно прикрыли позицию двух шкодовских зениток, располагавшихся в зоне ответственности взвода. Он уже собирался идти докладывать своему ротному – капитану Логинову, о том, что все идет по графику, как неожиданно его внимание привлекли доносившиеся откуда-то справа голоса. Разговаривали несколько мужчин и женщин – бурно, по-южному экспрессивно и, разумеется, по-испански. Собственно, в том, что в Испанском порту говорят по-испански не было ничего странного: ну не по-русски же здешнему народу говорить, но вот голоса мужчин показались Алексею странно знакомыми. Старший лейтенант решил проверить, кто это так распинается в расположении его взвода, а потому он бесшумно двинулся вдоль длинного ряда каких-то ящиков, стараясь оставаться незамеченным. Голоса становились все ближе, отчетливее...

   – ...Мишка, ты им скажи, что они нам сразу приглянулись, – вот это уже не на испанском!

   Тут же последовала быстрая и длинная, словно очередь из пулемета тирада. Домбровский усмехнулся: голос взводного переводчика красноармейца Эпштейна он знал достаточно хорошо. Что говорил Михаил, Алексей, естественно, не понял, но в ответ послышался мелодичный смех и несколько девушек заговорили разом, перебивая друг друга. Эпштейн забубнил перевод, но так быстро и неразборчиво, что Домбровский ничего не понял. Снедаемый любопытством он бесшумно подтянулся на штабель ящиков, ужом прополз по накрывавшему их сверху брезенту...

   ...Картина, открывшаяся взору старшего лейтенанта, была достойна кисти лучших живописцев прошлого, но более всего подошли бы на роль авторов Боттичелли и Джорджоне. В уютном укрытии из пяти ярусов мешков с песком и желтой испанской землей, возле импровизированной треноги, на которой грозно таращился в зенит ДП-27, сидели старшина Политов, звеньевой Семейкин и две симпатичные испанские сеньориты – смуглянки с иссиня-черными волосами, в воздушных платьицах и легких платочках, кокетливо повязанных на шейках. Рядом стояли красноармеец Эпштейн и еще две сеньориты – таких же прелестных, как и сидящие.

   Одна из стоявших испанок вдруг быстро-быстро защебетала что-то, а потом погладила верзилу Семейкина по щеке:

   – Мишк, она чего?.. – покраснев, поинтересовался сибиряк. – Ты скажи, что я... это... согласный, конечно, только ведь не сейчас же, а то, как же я, комсомолец, и вдруг на посту... этим?..

   Эпштейн ехидно заржал:

   – Она говорит, что ты на ее брата похож. Только тот покрупнее будет...

   Домбровский хмыкнул про себя. Эпштейн почти наверняка приврал относительно достоинств брата испанки. Во всем батальоне крупнее Семейкина были только два человека: лейтенант Махров и он сам. А сеньорита продолжала что-то щебетать, потом бесцеремонно взяла руку Политова, подняла ее, сдвинула рукав и пальчиком постучала по часам.

   – Говорит, что у них смена в шесть часов кончается, – перевел Михаил. – Приглашает нас в гости. Говорит, что будет ждать у железнодорожных путей...

   Остальные девушки недовольно загалдели, одна из сидевших вскочила и надвинулась на приглашавшую. Эпштейн растеряно закрутил головой, переводя отдельные слова из женской перебранки:

   – Дешевка!.. Сама – собака!.. Дочь беспутной!.. От тебя отвернулась Божья Матерь!... Ослица!.. Ребята! – жалобно воззвал он. – Я это переводить больше не буду! Они матом ругаются!..

   – Мишка! Ты им скажи, что на всех хватит. У нас ребят много... – предложил опытный Политов. – Сегодня, допустим, мы с тобой – вот к ней и к ней в гости, завтра ты с ним... – он показал на Семейкина, но договорить не успел.

   Домбровский рывком поднялся на ноги и легко спрыгнул вниз.

   – Значит, сегодня ты, старшина, в гости собрался? – поинтересовался он тоном, который не предвещал ничего хорошего. – Ну-ну. Миша! Ну-ка, переводи.

   Эпштейн замерев, точно кролик перед удавом, механически кивнул.

   – Девушки. Бойцы Рабоче-Крестьянской Красной Армии благодарят вас за приглашение и проявление пролетарской солидарности, но сегодня они не смогут пойти в гости. Они сегодня будут заняты на кухне. Колют дрова и чистят картошку. На весь батальон. Понятно?

   Михаил озвучил все сказанное старшим лейтенантом. Девушки закивали, а затем одна что-то спросила. Алексей вопросительно взглянул на Эпштейна:

   – Ну?

   – Они все поняли и спрашивают: если солдатам нельзя, то, может быть, их навестит господин офицер?

   Домбровский уже хотел что-то ответить, когда девушка подошла к нему поближе и воркующее произнесла длинную фразу. Алексей вдруг почувствовал, как внутри что-то сладко защемило. "Может, и зайду, – мелькнуло у него в голове.– А в самом деле: что тут такого? Девушка явно пролетарская – в порту работает... Почему бы и не зайти? И если... то, даже... и вообще"...

   Мысли старшего лейтенанта окончательно перепутались. Он посмотрел на испанку мутными глазами. Чтобы ей такое сказать, чтобы показать что командир Красной Армии испытывает к ней... испытывает к ней... ну, в общем...

   В этот момент красноармеец Эпштейн икнул, покраснел, с шумом втянул воздух и сообщил:

   – Она... Она говорит, что с военных всегда берут по десять песет, но с такого блестящего офицера ей будет достаточно и пяти...

   10.30, 1 мая 1937г., Москва, Красная площадь.

   Грохотали сапоги красноармейцев, звонко били в брусчатку копыта кавалерийских и казачьих коней, шуршали шинами автомобили, гулко вбивались в булыжники траки танков и тягачей. Это шел парад – парад армии первого в мире государства рабочих и крестьян, парад армии свободных людей.

   Как и всегда в этот день, на трибуне для высшего командования Красной Армии на Красной площади в Москве, появился Тухачевский. Но на этот раз праздничная атмосфера, которая всегда отличала военные парады, приобрела какие-то необычные, странные – до зловещего странные черты. Люди, которые стояли на трибуне рядом с Тухачевским, явно тяготились его присутствием и, по возможности, старались отодвинуться. Не было обычных оживленных реплик, обращенных к заместителю наркома обороны, никто не ждал его острых, едких замечаний, словно глухая стена молчания отгородила Тухачевского от других военачальников. Стоявший рядом с ним маршал Егоров не только не поприветствовал коллегу при встрече, но даже демонстративно отодвинулся от него, поменявшись с кем-то местами.

   Так и стоял Тухачевский все сорок минут парада – в одиночестве среди своих. И не выдержал. Сразу же по окончании парада, не ожидая начала демонстрации, Михаил Николаевич покинул трибуну. Он уже спускался вниз по ступеням, когда в спину ему прилетело негромкое, но отчетливое:

   – Иуда!

   Тухачевский вздрогнул, точно его ударили. Разумеется, он знал об арестах, которые в последнее время ГУГБ и НКВД проводили среди командного состава Красной Армии, но кто мог, кто посмел подумать, будто это он сдал своих товарищей, своих единомышленников, своих...

   Огромным усилием воли Михаил Николаевич взял себя в руки. Внешне спокойный и невозмутимый он сошел вниз, и начал проталкиваться сквозь толпу. Сегодня же он улетает в Испанию, а когда вернется... Победителей не судят, а в том, что он возвратится победителем у маршала не возникало ни малейших сомнений...

   – Товарищ Тухачевский?

   Чуть позади заместителя наркома обороны возникли двое в штатской одежде. Еще двое стояли перед ним. Плотный крепыш с бритой головой вежливо улыбнулся:

   – Товарищ маршал? Мы вас уже ждем... – И в ответ на немой вопрос пояснил, – Поручено доставить вас на аэродром. Пойдемте, пожалуйста.

   Длинный, сверкающий черным лаком "паккард" промчал Тухачевского по Московским улицам и остановился возле его дома. Крепыши в штатском, похожие друг на друга точно близнецы-братья, не позволили маршалу выйти из машины. Двое исчезли в подъезде и, практически сразу же, возвратились с чемоданами...

   – Ваши вещи, товарищ маршал...

   Казалось, что крышка багажника только-только захлопнулась, а машина уже летела по праздничной Москве на Тушинский аэродром, где Тухачевского ожидал самолет.

   В здании аэродромных служб молодые люди в штатском провели Михаила Николаевича в столовую. Оказалось, что там уже маялись его адъютанты – полковник Шилов и майор Баерский. Баерский стал адъютантом маршала совсем недавно – после того, как его предшественника Якова Смутного – креатуру Якира – забрали для "дачи показаний в качестве свидетеля" вот такие же вежливые широкоплечие ребята из ГУГБ. Больше его никто не видел. Впрочем, Владимира Баерского Михаил Николаевич знал еще по Гражданской и был даже отчасти рад тому, что вместо хитрого польского еврея Смутного рядом с ним вновь оказался старый товарищ. Особенно после того неприятного инцидента в Киеве, когда в автомобиль Якира врезался трехтонный "Форд-Тимкен", груженый песком...

   – Товарищ маршал, – вежливо обратился к Тухачевскому давешний бритоголовый. – Тут вот вам и товарищам командирам приказано было праздничный обед организовать... – С этими словами он широко махнул рукой куда-то себе за спину, – Прошу вас, проходите...

   Обед на три персоны был великолепен. Цыплята табака, икра, жульены... Отдельно в полоскательнице набитой колотым льдом потел графинчик с водкой. Искрился темным янтарем графин коньяку. Несколько бутылок вина, нарзана, и кувшинов с соками дополняли натюрморт.

   Тухачевский, утолив первый голод и залпом выпив три рюмки водки – просто так, без тостов и здравиц, – задумался. После того, что творилось на параде, ужасно хотелось напиться. И, казалось бы, все для этого имеется: и выпивка, и закуска...

   Маршал, в который раз, поразился проницательности ТОГО, кто приказал организовать этот банкет. "Хочет товарищ Тухачевский – пусть напивается. Это ему завтра в Испании командовать, ему же и решать". Он словно услышал этот спокойный, глуховатый голос, с едва заметным акцентом, и вздрогнул. Показалось, что сейчас откроется какая-нибудь неприметная дверь и войдет...

   – Будьте добры, – обратился Михаил Николаевич к сопровождавшим. – Прикажите убрать со стола спиртное...

   Крепыши-близнецы переглянулись между собой, и бритоголовый, бывший, очевидно, за старшего, махнул рукой. Неизвестно откуда появились две девушки-официантки и мгновенно убрали со стола все бутылки, кроме тех, что с нарзаном. Хотя нет! Одну бутылку вина они все же оставили.

   Тухачевский вопросительно посмотрел на бритоголового, и тот, нагнувшись к маршалу, негромко, но веско сказал:

   – Товарищ Берия приказал передать лично вам, – он указал на вино. – И просил передать, что это – "Оджалеши". Лучшее вино Кавказа!

   Берия? Лично послал ему вино? Михаил Николаевич почувствовал, как по спине пробежал предательский озноб. А что, если?..

   Быстро наполнив несколько рюмок, он протянул одну из них бритоголовому, приглашающее махнул рукой остальным:

   – Выпьем, товарищи, за гениального товарища Сталина, который ведет нас от победы к победе!

   Проигнорировать такой тост было нельзя. Выпили все. Тухачевский чуть расслабился: вряд ли люди Берии так спокойно пили бы отраву. Хотя...

   Додумать он не успел: вошедший в здание летчик сообщил, что самолет готов к вылету, и через несколько минут серебристый ПС-35 унес Тухачевского и его адъютантов в небеса. Маршрут Москва-Прага-Париж-Бильбао. Тухачевский смотрел в прямоугольное окошко. Назад убегали поля, леса, города, а впереди – он был уверен! – впереди его ждала победа!

   12.27, 3 мая 1937г., порт Бильбао

   Эскадра Особого Назначения прибыла ранним утром. Военные корабли встали в охранение на внешнем рейде, а транспорты медленно, точно деревенское стадо с пастбища, потянулись во внутреннюю акваторию порта к причалам на разгрузку.

   Во избежание диверсий со стороны наймитов мирового империализма и испанского фашизма, территорию порта зачистили. Даже дважды.

   Первыми, еще на рассвете, вдоль причалов и кранов прошлись баскские ополченцы с красно-белыми повязками. Они неумело, но старательно обыскали все места, показавшиеся им подозрительными, грозно покричали на портовиков и удалились с сознанием выполненного долга.

   Но спокойствия в порту не наступило. Через три часа после ополченцев появились парни в одинаковых коричневых костюмах. Некоторые из них, правда, были без пиджаков, но зато все – с винтовками. Некоторые где-то успели раздобыть – украсть, выменять, выпросить трофейные портупеи, захваченные у солдат Франко, но большинство обошлись простыми брезентовыми сумками через плечо – теми самыми, в которых пожарники порта должны были носить противогазы, но обычно держали нехитрую домашнюю снедь, прихваченную на дежурство.

   "Коричневые" обыскали порт со знанием дела – старательно, грамотно, быстро. В районе старого дока и возле текстильных складов неожиданно вспыхнула перестрелка, но быстро закончилась. Грузчики и докеры видели, как несколько парней провели куда-то троих окровавленных пленных, потом вернулись и снова принялись за обыск. Взвизгнули рыбачки, которых не слишком-то вежливо – чуть не прикладами! – прогнали от причалов. Заругались, загалдели засольщицы – те самые, что утром работали на засолке рыбы, а вечером занимались проституцией. Их тоже погнали из порта прочь, невзирая на все протесты, крики и сладкие обещание предоставить скидку, если "руссо" разрешат им остаться и хоть одним глазком взглянуть на главного "хенераль советико". Прыснули прочь стайки вездесущих мальчишек, с которыми "коричневые" не церемонились, а просто наподдавали по затылку или пониже спины, тем, кто имел неосторожность подойти слишком близко.

   Наконец все было готово. "Коричневые" встали, оцепив порт плотным кольцом. В ворота влетели несколько больших черных автомобилей, из которых выбрались люди в незнакомой белой форме. Первым к причалам шел высокий статный военный с большими золотыми звездами в красных петлицах. Следом за ним торопились двое – явно, адъютанты, за ними – несколько советских летчиков, чью форму в Бильбао уже знали. Но таких лиц у летчиков – обветренных, с багрово-красной, то ли обожженной, то ли обмороженной кожей, – не видали никогда...

   Навстречу военным поспешили люди в серых костюмах. Откозыряли прибывшим и, в сопровождении нескольких коричневых парней с ручными пулеметами и странного вида винтовками, провели их к пирсам. И почти тут же, буксиры подтащили на разгрузку первый лесовоз...

   – ...А, похоже, здорово им в пути досталось, Василий Афанасьевич, – негромко заметил комиссар Отдельной воздушно-десантной бригады Климук. – Вон нашлепки какие-то, по бортам – потеки...

   Комбриг Глазунов пригляделся туда, куда показывал рукой комиссар и весело фыркнул:

   – Ты, Петр Семеныч, присмотрись хорошенько. Поте-е-ки... – протянул он насмешливо. – Засрали лоханки до невозможности, аж на борта натекло...

   Действительно, борта кораблей были измазаны той самой субстанцией, которая, с точки зрения моряков, только и плавает. Судовые гальюны не рассчитывались на такую перегрузку, и чуть не вышли из строя, а потому приказом командующего ЭсКОН Галлера было предписано соорудить вдоль бортов временные уборные из подручных материалов. В результате почти все транспорты украсились странными конструкциями из досок, жердей и парусины. Под ними-то и располагались пресловутые "потеки"...

   Тухачевский стоял на пирсе в картинной позе адмирала Колумба, открывающего Америку, и с удовольствием смотрел на танки БТ, выныривающие из корабельных недр, на плывущие по воздуху новейшие орудия Ф-22, вызванные к жизни его гением; на встающие на пирсах деревянные ящики с самолетами. Вот "Трансбалт" начал разгрузку стрелковых рот и в яркое испанское небо взметнулась песня:

   От Москвы до самых до окраин,

   С южных гор до северных морей

   Человек проходит как хозяин

   Необъятной Родины своей.

   Всюду жизнь привольно и широко,

   Точно Волга полная, течет.

   Молодым везде у нас дорога,

   Старикам везде у нас почет.

   Широка страна моя родная,

   Много в ней лесов, полей и рек!

   Я другой такой страны не знаю,

   Где так вольно дышит человек.

   Михаил Николаевич любовался проходящими мимо него стройными рядами стрелков, артиллеристов, танкистов. С такими солдатами, он может все!..

   Уборевич, исполнявший в походе обязанности командира Армейской Группы Особого Назначения, печатая шаг, подошел к маршалу:

   – Товарищ маршал Советского Союза! Вверенная вам Армейская Группа Особого Назначения прибыла! Потерь нет!

   Тухачевский крепко обнял Иеронима Петровича, расцеловал:

   – Ну, как наши красноармейцы? Готовы завтра в бой?

   Уборевич мотнул головой:

   – И сегодня уже готовы! Готовы бить врага со всей пролетарской сознательностью!..

   -... Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться?

   Ястребов посмотрел на своего мехвода, младшего комвзвода Киреева:

    – Ну, что тебе, Андрей?

   – Товарищ старший лейтенант, а вы говорили, что испанцы – они чернявые, навроде цыган. А этот, – Киреев указал глазами на стоявшего в стороне часового – где же чернявый? Вовсе даже и рыжий. И конопатый. Да у нас на Тамбовщине каждый второй – такой испанец.

   Бронислав задумался. Действительно, младший комвзвод был прав: стоявший на посту парень саженного роста, в коричневых брюках и коричневой шляпе, в белой рубашке с подсученными рукавами и симоновским автоматом наперевес менее всего походил на испанца. Ястребов был готов поклясться, что таких вот "испанцев" он не раз встречал и на родной Трехгорке, где родился и вырос, и на Дальнем востоке, где служил... Откуда ж такие – и в Испании?! Хотя...