Текст книги "Игра в послушание"

Автор книги: Борис Карлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

3

За два дня до открытия Олимпиады.

Визит таинственной незнакомки. Карл даёт волю

своим порочным страстям

Комфортно устроившись в своём новом жилище, Петя впервые за последнее время смог полноценно отдохнуть и расслабиться. Он валялся как хотел на своей терморегулиющейся гидрокровати, он почитывал крошечные книжечки, странным образом подобранные на полке по его вкусу, он слушал радио, смотрел телевизор, ел и пил всё, что хотел, из холодильника.

Когда всё надоедало, он гасил свет и нажатием кнопочки на пульте раздвигал ставни многочисленных окон, получая естественное освещение и полный обзор во все стороны, вверх и вниз. Табакерка плавно покачивалась у лобового стекла взятого напрокат автомобиля, за рулем которого сидел Фриц Диц. На заднем сидении чесали языки Маринка Корзинкина и Славик Подберёзкин.

Экскурсанты побывали в Пушкине, Павловске, Петродворце, Выборге и Кронштадте. В Петербурге из-за массового наплыва туристов было не продохнуть и не протолкнуться, поэтому загородные поездки давали возможность совмещать приятное с полезным.

Курт придерживался строгого режима тренировок, приёма пищи и сна. Это был не человек и даже не спортсмен, а хорошо смазанный, отлаженный новенький механизм. Все, кто видел его на тренировках, не сомневались, что он возьмёт добрую половину золотых олимпийских медалей.

Прибывший в город Карл Ангелриппер и пытавшийся было выступить в роли его няньки, охранника или даже слуги, был вынужден отступиться, так как Курт при виде его физиономии начинал молча натягивать боксерские перчатки. Карл пытался тайно следить, но его никуда не пускали без аккредитации, и ему не оставалось ничего другого, как тупо сидеть в своём номере, и ожидать новых указаний из центра.

В своём первом шифрованном донесении Карл доводил до сведения фюрера, что сделанные им фотографии мальчика-гомункулуса были непостижимым образом уничтожены. Он также обращал внимание фюрера на то, что барон фон Диц не уделяет ни малейшего внимания сиятельному наследнику, предпочитая общество малолетних славянских дегенератов.

Желая во что бы то ни стало раздобыть новые доказательства существования чудо-мальчика, Карл проник в номер своего недруга и, вооружившись лупой, обшарил помещение сантиметр за сантиметром. Он ничего не обнаружил, зато на выходе был подхвачен под руки двумя дюжими охранниками и препровождён в местный пикет. Сначала его долго и неприлично обыскивали, а потом составляли протокол.

Вернувшийся вечером Фриц Диц повёл себя благородно, и делу не дали хода.

Ночью Карла мучила бессонница, и он, для поправки нервов, рюмку за рюмкой выпил целую бутылку шнапса. А утром, когда он разохотился открыть ещё одну, в дверь нерешительно постучали.

– Херайн! – откликнулся Карл, полагая, что это прислуга.

Однако в номер вошла не прислуга, а незнакомая плотная дама с портфелем.

– О, пардон, – смутилась она. – Я ошиблась номером.

С этими словами дама хотела выйти, однако в дверях обернулась и, пристально посмотрев на Карла, сказала по-немецки:

– Тысяча извинений, это не вы вчера сидели за одним столиком с моим знакомым кажется, его зовут барон фон Диц. Неделю назад мы познакомились в мексиканском консульстве. Там был такой милый, шикарный приём...

Карл закашлялся в нерешительности, однако глаза его выдали интерес к незнакомке. Мгновенно уловив этот интерес, а также витающий в воздухе запах шнапса, дама сменила тактику и перестала церемониться.

– Лебединская, Елена Мироновна, – протянув руку вперёд, она шагнула к кровати.

Карл высвободил свою из-под одеяла и подержал четыре унизанных кольцами толстеньких пальца. На него, в свою очередь, резко пахнуло сладким и терпким, и этот запах подействовал на него ошеломляюще.

– Хотите спустимся в ресторан и вместе позавтракаем? – предложила дама без обиняков.

Карл не сводил глаз с незнакомки, приходя во всё большее восхищение от её крепкого телосложения, мужеподобных черт лица и делового стиля в одежде. Ему не нравились субтильные барышни, ухаживания и поцелуи, его сексуальные предпочтения с годами затворничества приобрели более радикальный и чем-то более изысканный подтекст.

Впервые за много лет Карл оказался наедине с женщиной – можно сказать, с женщиной своей мечты – и настолько близко, что ощущал её, чувствовал её запах

Собравшись духом, он проговорил:

– Простите мою смелость, фроляйн, вы не будете возражать, если я сделаю заказ прямо в номер?

– Не надо делать заказ, – дама коснулась пальцами щеки старшего дознавателя. – Если хотите, я выпью немного с вами. Ну, что же вы лежите? Вы не одеты? Я врач, меня не нужно стесняться.

Пятнадцать минут спустя Карл и Елена Мироновна выпили на брудершафт и поцеловались. Дама прикусила нижнюю губу партнера и не отпускала до тех пор, пока он не застонал. Но в этом стоне угадывалась не боль, а радостное восхищение.

– Этот ваш друг, Фриц Диц, – Елена Мироновна вытерла губы салфеткой, он совсем не в моем вкусе. Надеюсь, вы не вообразили, что у меня с ним что-то было?

– Но вы, вы очень в моем вкусе, – пролепетал Карл, не сводя с неё глаз.

– Да?.. Признаюсь, и в вас я сразу увидела нечто такое призывное. Мне кажется, что вы знаете толк в настоящих чувственных играх, дающих выход страстям. Вы меня понимаете?

– Я думаю я надеюсь, что правильно вас понимаю. Что у вас в портфеле?

Елена Мироновна щёлкнула замками и слегка растворила тёмную пасть скрипучего портфеля. Просунула туда руку и, не сводя глаз с собеседника, показала краешек чёрной кожаной плети. Сердце Карла зашлось в радостном предвкушении давно вожделенного и запретного плода.

– Да! Да! – прошептал он. – Я хочу этого, хочу...

Не беремся описывать дальнейшее. Мы не исключаем возможности, что книга попадёт в руки детей или взрослых, опасающихся за чистоту своей нравственности. Заметим только, что в течение последующих суток, пролетевших для обоих партнёров как одна минута, Елена Мироновна была затянута в сбрую чёрного кожаного белья, на лице у неё была полумаска. Карл стоял на четвереньках или ползал у неё в ногах совершенно голый, если не считать собачьего ошейника и больно защемлённых бельевых прищепок на его дряблых сосках.

Изображение происходящего в номере безобразия передавал куда следует маленький объективчик, запрятанный в замке скрипучего портфеля Елены Мироновны. Работавший за своим столом генерал Потапов время от времени выводил изображение на свой компьютер, стонал, хватался за голову, лицо его перекашивалось словно от зубной боли:

– Что они делают, боже мой, что они делают!..

А если в эту минуту кто-нибудь пытался войти, Потапов испуганно выкрикивал:

– Нет! Нельзя! Нельзя!..

4

Как инструменты истязателя Шульца сошли с ума.

Раздевайтесь и натягивайте.

Суперагент курсант Мушкина

Шульцу, числившемуся в колонии мастером пыток, но реально выполнявшему обязанности палача, приснилось, что его пленник сбежал. Он вздрогнул и проснулся. Перед отъездом Карл велел снять русского с цепей и работать с ним на пыточном стуле. Спрашивать о каком-то мальчике-гомункулусе и как в этом деле замешан барон фон Диц.

Спрашивать так спрашивать, вникать не его дело. И это было вчера вечером. Стало быть, он отцепил русского, пристегнул к стулу и отправился к себе в каморку за инструментами. Буквально на ходу он решил подкрепиться стаканчиком шнапса и кружочком кровяной колбасы он выпил стаканчик, налил другой, третий – и вот уже утро!

Впопыхах Шульц вскочил на ноги, схватил за ручку приготовленный ещё вчера футляр трам-тарарам! – футляр-то оказался не заперт; все его инструменты – ножнички, пилки, скальпели, щипчики, иглы, зажимы – всё загремело на пол.

Поёрзав на животе и собрав инструменты, истязатель застучал каблуками по лестнице, ведущей в подвал.

Пленный был на месте. По оплошности мерзавец проспал на стуле всю ночь как у себя дома. Впрочем, подумал палач, это к лучшему: осознанная боль куда чувствительней, первый ожог или надрез куда болезненней, нежели самый последний. Наверное, стоило бы покормить его. Но нет, ещё чего доброго заблюет всё здесь вокруг себя...

Бросая на русского игривые взгляды исподлобья, Шульц раскрыл металлический футляр, натянул на руки резиновые перчатки, нацепил на шею и подвязал сзади кожаный фартук, разложил на столике сверкающие инструменты. Затем, в раздумье пошевелив пальцами, выбрал набор стальных иголок. Для начала он загонит иголки русскому под ногти.

Палач наклонился и туго прикрутил левый мизинец Яблочкина к подлокотнику. Вот так, не спеша, один за другим, по одному пальчику – десять маленьких радостей. Потом глоток шнапса и кружочек кровяной колбасы. Потом он вызовет переводчика и начнёт допрашивать по-настоящему. Зажав первую иглу в плоскогубцах, он наклонился и, сглатывая слюну, нацелил дрожащий её кончик в шёлку – туда, где сращиваются ноготь и плоть. И тут вдруг...

И вдруг на голову ему непонятно откуда обрушился железный футляр.

Раздался глухой звон, и Шульц на минуту потерял сознание.

Когда он очнулся, пленник сидел за столом переводчика, а он сам был пристёгнут за руки к пыточному креслу. При этом он не сидел в кресле, а стоял на коленях к нему лицом.

Дальше начало происходить совсем уж непостижимое. Самый тонкий и острый из его скальпелей вспорхнул со столика и, покружив у него за спиной, как будто прицеливаясь, железной осой впился ему в зад.

Шульц взревел как раненый слон, завертел головой, но никого не увидел. Русский находился в отдалении и был удивлён, как казалось, не меньше его самого.

Следом за скальпелем в ту же обширную цель со столика один за другим полетели весёлыми виражами другие инструменты – ножнички, пилки, крючки, иглы, зажимы...

Обезумевший от боли и страха Шульц дёргал и крутил задом, однако ни один из собственноручно заточенных и отполированных предметов не прошёл мимо.

Потом Яблочкина кто-то взял за руку.

– Идёмте со мной – прошептал голос его невидимого ангела-хранителя.

Влекомый невидимкой, Яблочкин послушно передвигал ноги, и вскоре они оказались в огромном, заставленном ящиками и коробками помещении склада.

– Послушайте, – зашептал Яблочкин. – Послушайте, я узнал ваш голос!

– Тогда деваться некуда, смотрите.

Обтягивающий фигуру костюм невидимки стал видимым, Мушкина открыла своё лицо. Перед Яблочкиным стояла его, чего уж лукавить, любимая девушка и улыбалась. Костюм её поблёскивал, словно весь покрытый чешуёй.

– Не пугайтесь, Алексей. Я пока ещё не сделалась русалкой или кикиморой. Смотрите внимательно: каждая чешуйка спереди – экранчик; позади камера. А я посередине. Если точнее, камеры и экранчики расположены вперемешку, поэтому иллюзия прозрачности создается с любой стороны, откуда ни посмотри.

– Валя, господи, неужели это вы!.. И этот комбинезон в нём вас совсем не видно!

– Не совсем. Немножко всё-таки видно. В хорошо освещённом помещении можно заметить смазанный силуэт, вроде привидения. Ещё глаза висят в воздухе как у чёрной кошки в чёрной комнате. Между прочим, я и для вас привезла такой костюмчик.

Мушкина просунула руку в прореху своего комбинезона и вытащила пластиковый пакет с тщательно уложенным комплектом.

– Раздевайтесь и натягивайте. А я расскажу вам всё, что успела здесь разнюхать.

Яблочкин опустил глаза и начал послушно раздеваться.

Перед тем, как отправить Мушкину на такое сложное и опасное задание, генерал Потапов долго беседовал с ней у себя в кабинете. Формально он её отговаривал, но в глубине души знал, что девушка не станет колебаться ни минуты.

Потом был инструктаж у Мракобесова. Учились насылать порчу и делаться невидимкой. Порче Мушкина научилась быстро и заслужила тем похвалу. Со второй частью урока возникли сложности. Для первого раза Валентина Николаевна должна была раздеться догола, омыться первой росой, произнести заговор, топнуть три раза на восток, войти в полосу утреннего тумана и раствориться.

– Ну, начинайте, – сказал Мракобесов. – Раздевайтесь.

– Вот уж дудки, – возразила Мушкина. – Сами раздевайтесь.

– Хорошо, не надо, – легко согласился Мракобесов. – Всё равно ни росы нет, ни тумана... В оружейном отделе вам сейчас выдадут кое-что, да только это не по-настоящему, надувательство.

На этом инструктаж закончился.

В оружейном отделе Мушкиной выдали новейшую разработку комбинезон-невидимку. Как её предупредили, опытный образец ещё не доведён до совершенства, поэтому работает более уверенно в сумраке, при косом освещении и на пестром фоне. Ей также выдали духовой пистолет с парализующими зарядами, нож и переговорное устройство. С учётом смысла предстоящего задания, всё это хозяйство ей выдали не в одном, а в двух экземплярах.

Вечером Мушкина села на самолет, и в шесть часов утра по местному времени была в Мехико.

Идти за Яблочкиным было легко, потому что его ботинки оставляли радиоактивные следы, по которым, как по верёвочке, Мушкина уверенно двигалась в нужном направлении.

У ангара с двухместной развалюхой она завела разговор с пропахшим насквозь текилой мексиканцем, хозяином аэроплана.

– И вы тоже отстали от группы? – недоверчиво щурился он на одинокую иностранку, слово в слово повторявшую глупости рассказанные ему пару дней назад Яблочкиным.

Зелёные купюры трехзначного достоинства сделали пилота понятливым и согласным.

Спустя несколько часов полета с тревожными перебоями мотора и даже временами наступавшей полной тишиной свободного планирования, мексиканский ас доставил пассажирку на то самое место, на которое высадил незадачливого гринго.

Мушкина не пошла напролом, но долго бродила по окрестностям, вооружившись тридцатикратным биноклем, занося на карту подступы к базе террористов и отмечая крестиками камеры слежения на подходах.

Едва стемнело, она надела на себя комбинезон-невидимку и неторопливо, обходя стороной участки, находящиеся под наблюдением, приблизилась вплотную к одному из входов. Здесь она выбрала ложбинку поудобнее и проспала в ней до утра.

С первыми лучами солнца скала отъехала в сторону, и на утреннюю пробежку из бункера вышел отряд Гитлерюгенда. Мушкина скользнула внутрь, подкралась к первому же часовому приставила нож к его горлу и шёпотом спросила: "Во ист русс?"

Немец понял и объяснил, как смог, местонахождение подвала. Мушкина всадила в него парализующий заряд и пристегнула мгновенно окоченевшее тело портупеей к трубе отопления. Теперь это был совсем образцовый часовой безмолвный и неподвижный.

Появление Мушкиной в пыточном подвале случилось, как мы знаем, чрезвычайно кстати и вовремя.

5

Карл оберегает надежду Пятого Рейха.

Петя снова летит в Америку.

Генерал Потапов в растерянности

В субботу девятого июня, далеко за полдень, Карл Ангелриппер проснулся на ворсистом ковре своего гостиничного номера. Он чувствовал блаженное опустошение и одновременно боль во всём теле. Поднявшись на четвереньки, он сделал несколько шажков по направлению к зеркалу.

Бог ты мой... На голове какая-то упряжь, всё тело в укусах, исполосовано плетью... Под дверь подсунута записка: "Отбываю утренним самолетом в Боготу, берегите Курта. Ф.Д."

Фриц Диц! Так он давно уже улетел, и Курт без присмотра. А главный дознаватель Пятого Рейха, доверенное лицо фюрера... Какой стыд! какой ужас!..

Отгоняя прочь страшные мысли, Карл оделся в своё злодейское обличие и поспешил на поиски подопечного.

Полдня, потея от жары и качаясь от переутомления, он подметал полами своего плаща корты, беговые дорожки, стадионы, игровые площадки, утирал с лица и тёмных очков брызги воды в плавательных бассейнах.

Надежда Рейха обнаружилась спящей в номере, согласно расписанию, после приёма питательного обеда. Карл сел у изголовья кровати и, вытирая пот с лица, стал терпеливо дожидаться пробуждения.

Прошёл час, полтора, и вот надежда что-то пробурчала по-немецки, со стоном потянулась, раскатисто пукнула и равнодушно посмотрела на гостя.

– А, это ты, Карл... – Курт протяжно зевнул. – Кто тебе разрешил войти? Руки вверх, ваши документы.

– Осмелюсь напомнить, что сопровождавший вас до сегодняшнего утра барон фон Диц отозван фюрером, и теперь я буду денно и нощно находиться возле вас.

– Ах вот как... Знаешь, Карл, я давно мечтал о таком счастье.

– Напомню, что это распоряжение вашего отца, – на всякий случай Карл переместился за спинку кресла.

– Молись богу, чучело, если дело обстоит именно так.

Удовлетворённый реакцией наследника, Карл Ангелриппер приступил к выполнению возложенных на него обязанностей.

Он подождал, пока Курт поплескается под душем, освежится фруктами и оденется, а затем, как верный пес, поплёлся за ним на вечернюю тренировку. Измученный и голодный, он стоял, сидел, и ходил и даже пытался бежать рядом с Куртом. Он бы полез за ним в бассейн, если бы умел плавать. Он смотрел ему в рот за ужином и стучал в дверь туалета, интересуясь, всё ли в порядке. Но когда вечером он попытался постелить матрас возле кровати наследника, Курт стал молча натягивать на руки боксерские перчатки. И Карл поспешил удалиться в свой номер.

Завершился последний день тренировок. Завтра, в воскресенье десятого июня, в Санкт-Петербурге открывались Тридцатые летние Олимпийские игры.

Субботним утром Маринка Корзинкина, Славик Подберёзкин и Петя провожали барона фон Дица до самолёта. Но раньше, чем немец пересёк линию контроля, Петя попросил его отойти на несколько слов. Фриц поставил табакерку на стойку бара, заказал ликёр и приблизил ухо к собеседнику.

– Господин Диц, – начал Петя, – вы не раз выручали меня, и я мог бы назвать вас своим другом или старшим товарищем.

– Пусть будет другом, – кивнул Диц, пригубив из крошечной рюмочки.

– Временами я даже вами восхищаюсь.

– Это приятно.

– Но скажите, господин фашист, то, чего я никак не могу понять. Для чего вы собираетесь уничтожить мир?

Диц отставил рюмку.

– Крепко сказано.

– Разве не так?

– Нет, не так. Мы хотим спасти мир. Избавить его от непомерно расплодившихся чесоточных клещей, медленно и болезненно его убивающих. На планете останутся лишь те немногие, кто посвятит жизнь её второму рождению и расцвету.

– Скажите, господин Диц... Скажите, а я, Славик и Маринка, наши родители – мы все тоже входим в число вредных паразитов, от которых необходимо избавиться?

– Не говорите глупости.

– Что же вы отворачиваетесь?

– Мне пора идти.

Тут Петя заметил, что на экране его маленького компьютера, имевшегося в люкс-табакерке, высвечиваются слова: ЯБЛОЧКИН И МУШКИНА В КОЛОНИИ. ЕСЛИ ХОЧЕШЬ СПАСТИ ИХ – ПРЫГАЙ В КАРМАН.

– В какой карман? – растерялся Петя и посмотрел в спину шагнувшему от стойки барона фон Дица. – В карман, в карман...

Перемахнув через край табакерки и на ходу надевая на руки лазательные крюки, Петя разбежался и прыгнул.

Какая-то неведомая сила придала ему легкий волнообразный толчок, и он сумел уцепиться за край пиджака фон Дица. Ему также помог случай: некто неуклюжий, с физиономией поразительно смахивающей на физиономию карточного шута, увешанный сумками и чемоданами, налетел в этот момент на немца и долго рассыпался перед ним извинениями на ломаном французском языке. За это время Петя, словно опытный карманник, надрезал перочинным ножиком подкладку пиджака и забрался в прореху.

Диц торопливо попрощался с детьми, указал на оставленную в баре табакерку и направился к самолёту.

– Где же он? – удивленно сказала Маринка, заглянув внутрь и поковыряв там спичкой.

Славик сделал испуганные глаза:

– Немец увёз, вот гад!

Табакерка вдруг на их глазах сделалась такой же, что и прежде серебряной, потемневшей, с мелкими камешками...

– Иностранец что-ли забыл вещицу? – сказал бармен. – Отдам, если вернётся. Топайте, топайте отсюда, ребята.

Немец занял своё место в салоне, турбины загудели, и Петя снова полетел в Америку. Но только на этот раз спутником его был не друг-супермен, а просто барон фон Диц, оберштурмфюрер СД. Настоящие его друзья находились в плену у фашистов. Если, конечно, шут не морочил ему голову.

Генерал Потапов от случившегося пришёл в негодование:

– Вы, ребята, если уж согласились помогать милиции, то должны были докладывать каждый день! Что это ещё за автономное плаванье? Тем более, случай такой – уму непостижимый!

Опустив головы, дети виновато мычали:

– Мы не знали, мы не думали...

– Где его теперь прикажете искать?

– Он, может быть, снова улетел, в Америку, с немцем.

– Улетел! Мало там без него сгинуло сотрудников!

– Знаете, товарищ генерал, – обратилась к Потапову Маринка, – здесь ещё один появился, страшный такой.

– Страшный-то он как раз нам не страшный. Он у нас на крючке.

Как будто услышав слова Потапова, в дверь кабинета просунулась дама та самая, пьяная, из консульства.

– Михал Михалыч, к вам можно? – поинтересовалась она довольно фамильярно.

Потапов в испуге замахал на неё руками:

– Потом! Потом придёшь! При детишках не надо!..

– Понял, – сказала дама и притворила дверь.

– Вот такая диспозиция, товарищи, – начал закругляться с детьми Потапов. – Завтра, на открытии, будьте рядом с чемпионом. Того, страшного, мы возьмём на себя, он мешать не будет.

– Есть, товарищ генерал! – отрапортовал Славик по-военному.

За дверью дети попали в густое облако табачного дыма, окружавшего басовитую даму. Елена Мироновна смерила их взглядом и прошла в кабинет.

Примерно в это же время за стойку бара Пулковского аэродрома зашли двое крепких мужчин в штатском. Поначалу бармен отпирался и даже пытался грубить (вещица-то дорогая, антикварная). Но вот один из них стальными руками сжал оба его запястья, а другой, глядя бармену в глаза, схватил нечто, находившееся под одеждой значительно ниже уровня стойки. Глаза у работника прилавка вдруг полезли на лоб, лицо сделалось неузнаваемым, и он торопливо залепетал:

– Берите, берите, она там, в сумке...

Проведённая в тот же час экспертиза табакерки (18 век, серебро, мелкие сапфиры, застарелая пыль, отпечатки пальцев бармена) к делу ничего не прибавила.

6

Полное отсутствие удобств.

Похоронный марш на двуручной пиле.

Решение Пентагона – ликвидация.

Напролом

И снова гудение турбин, характерный запах, лёгкая тряска при разгоне, подъём и тоскливые часы перелёта через Атлантику. Только на этот раз не с кем поговорить, темно, душно и жарко, не говоря уже об элементарных удобствах.

Нет, это совершенно невыносимо. Петя вертелся так и сяк, перебирался из одной части подкладки в другую, лежал, сидел, просовывал голову в проделанные там и сям надрезы, пытался заснуть, одновременно хотел есть, пить и в туалет.

Наконец уже Фриц Диц не выдержал и, наклонившись к нему, сказал шепотом:

– Послушайте, молодой человек, если вы решитесь раскрыть ваше глубокое инкогнито, я попытаюсь о вас позаботиться. В конце концов, это рискованно: я уже несколько раз мог вас раздавить. Согласитесь, не самый почётный конец для такого храбреца как вы. Люкс-табакерки не будет, но минимум необходимых удобств я гарантирую.

Продолжать прятаться не имело смысла. Мокрый, понурый и взъерошенный, Петя выбрался из-за подкладки пиджака немцу на колено.

– Может быть, стоит для начала проводить вас в умывальник?

– Стоит.

И снова, как в первый раз, столица Колумбии Богота, долгая и мучительная поездка в такси с крикливым водителем, который, похоже, никогда не мылся и ездит по им самим установленным правилам, снова небольшой дорогой отель на окраине, вожделенная крышечка от мыльницы с прохладной водой и ароматной пеной. Фриц Диц заказывает ужин по телефону. Он любит эту чудовищную здешнюю смесь из риса, рыбы, креветок, овощей и жгучего перца. И обязательный стаканчик текилы с ободком соли и ломтиком лимона.

На этот раз немец не спрашивает, зачем Петя за ним снова увязался. Скорее всего решил, что мальчишка тоже решил поиграть в шпионов. Кстати, наверное, не совсем честно было говорить ему гадости перед самым отлётом всё равно как плюнуть в окно отъезжающего поезда – ответа не будет. Ерунда какая-то, хоть извиняйся.

– Вы ещё не закончили, юноша? – немец стучит в дверь. – Честно говоря, я тоже не прочь ополоснуться с дороги.

Воспитанный... Другой бы и глазом не моргнул, полез бы прямо здесь под душ вместе со своими взрослыми причиндалами.

– Сейчас! – Петя ополоснулся под струйной, текущей из крана в раковину, вытерся и оделся. – Я готов!

– Поближе к кондиционеру?

– Да, пожалуйста. К вам опять придёт этот мухомор?

Петя имел ввиду связного латиноамериканца в огромном, похожем на гриб, сомбреро.

– Придёт, придёт, – немец рассмеялся. – Но только на одну минуту. Вот здесь вам будет удобно?

Петя разлегся на махровом полотенце, ощущая приятную свежесть во всем теле. За окном быстро темнело, стрекотали кузнечики, от порывов знойного ветра за окном шелестела акация. Петя блаженно прикрыл глаза и задремал.

Но вот какая-то смутная тревога овладела всем его существом. Неприятно завывающий звук врезался в мозг и кто-то сказал:

– Не видно его здесь, убёг.

– Да не, не убёг, вон он спит!

Голоса были грубые и хриплые.

– Вяжи его, пока спит!

Петя с трудом приподнял веки и увидел двух мужиков с взлохмаченными бородами, закрывавшими всё лицо, кроме горящих сумасшедшими огоньками глаз, в растрёпанных лаптях, полушубках, красных шароварах и облезлых кожаных ушанках. Один из них заунывно играл на двуручной пиле, у другого за кушак был засунут топор.

– Что, что такое, – залепетал Петя.

– А вот щас узнаешь, чаво, – прохрипел мужик с топором и внезапно ударил Петю кулаком в лицо. – Немцам продался, гадёныш!

Ещё пронзительнее затянула пила, и мужик с прутиком-смычком нехорошо улыбнулся:

– Это она тебе похоронную играет. Сейчас тебя на части распилим, на куски изрубим, суп сварим и съедим. Чтобы знал, как родину любить.

Петя похолодел от страха и задёргался, пытаясь избавиться от верёвок.

– Потанцуй, потанцуй, малец перед смертью.

Спокойно, без паники. Запаниковать – обречь себя на верную гибель. Что бы стал делать Фриц Диц на его месте? Ага, вот уже удалось вытащить из кармана перочинный ножик. Теперь надо его раскрыть, разрезать верёвки, сделать подсечку тому, что ближе. Пока он летит с полки, боднуть головой в живот того, что с пилой. А ещё лучше – мгновенно откатиться в сторону и дёрнуть за край полотенца, ведь тот, с пилой, на нём стоит, и тогда он тоже полетит с полки.

– Всё, хорош травить, кончать его надо, – сказал мужик с топором, и второй перестал играть.

А Петя уже разрезал верёвку. Теперь надо резко махнуть ногой.

– Вот здесь будем пилить, под рёбрами в самый раз.

Мужики взялись с двух сторон за пилу и изготовились.

Петя напрягся и попытался сделать подсечку тому, что стоял с краю. Ну!.. ну!.. Нога не слушается. Только слабо дёргается, хотя её уже совсем не держат веревки.

Теперь он начал кое о чём догадываться. "Так ведь это я сплю, наверное, – подумал он. – Это бывает, когда спишь, и знаешь, что спишь, и даже можешь немножко приоткрыть глаза..."

Он попытался открыть глаза, но веки оказались тяжелее.

Мужики со зверскими лицами задёргались туда-сюда, и уши с тесёмками на их шапках тоже задёргались.

"Ой-ой-ой! – сказал себе Петя. – Так можно от одного страха умереть."

Он собрал всю свою волю в кулак и закричал.

Коротко выкрикнув, он проснулся.

Всё было тихо, Фриц ещё полоскался в ванной, но в комнате сидел негр.

Это был очень респектабельный негр: в костюме, белой рубашке с галстуком, с сигарой в зубах, с компьютером на коленях. Рядом стоял тот самый "мухомор" – связной пуэрториканец в крикливом сомбреро. Ещё двое с автоматами стояли на балконе. С высоты своей полки Петя видел их за щёлками жалюзи.

Фриц Диц, насвистывая бодрую мелодию, показался из ванной комнаты. На нём было только повязанное на бёдрах полотенце и цепочка с медальоном на шее. Он шагнул к аккуратно сложенной смене платья, но заметил гостей и остановился. Пете показалось, что Диц всё увидел в первое мгновение, едва только приоткрыв дверь, но не подал виду.

– Извините, господин Диц, – заговорил весь мокрый от волнения пуэрториканец. – Извините, что не предупредил вас, но мистер Конго...

– Всё в порядке, – перебил его негр. – Все в порядке, Санчес. Просто стой здесь в сторонке и молчи.

Санчес шагнул в тень, пряча за спиной руку.

– Садитесь вот на этот стул, мистер Диц. Мистер, господин, сеньор, товарищ... Я уж и не знаю, как следует к вам правильно обращаться. Одеваться не нужно. Чем меньше на вас одежды, тем лучше.

– Вынужден признаться, мистер Конго, вы не в моем вкусе.

– Ох мистер Диц, мистер Диц, – негр покачал головой, – вы даже не представляете, насколько вам теперь не до шуток.

Он потянул за шнурок жалюзи, и двое с автоматами, стоящие на балконе, обнаружили своё присутствие. Однако Диц даже не взглянул в их сторону.

– Как видите, мистер Диц, я тоже понимаю юмор и тоже начну шутить, если вы сделаете хоть одно подозрительное движение. У нас, видите ли, появились очень, очень неприятные подозрения на ваш счёт. Возьмите это.

Конго бросил Дицу кожаный футляр, проводок от которого тянулся к компьютеру.

– Я думаю, вам не следует объяснять, как пользоваться этим детектором. Если всё обойдется, то я, от имени американского правительства, принесу вам извинения за эту досадную формальность.

Несколько секунд Фриц Диц оценивал ситуацию. Затем раскрыл футляр и стал приклеивать миниатюрные датчики на своё тело.

– Вы готовы? – "ВЫ ГОТОВЫ?" – появился вопрос на экране компьютера.

– Да. – "ДА" – на синем фоне ответ высветился белыми буквами.

– Ваше имя и возраст.

– Фриц Диц, тридцать семь лет.

– Вы говорите по-китайски?

– Очень плохо.

– Вам нравятся высокие блондинки?

– Не больше, чем женщины любой другой масти.

– Вы работаете на русских?

– Нет.

– Вы работаете на одну из арабских стран?

– Нет.

– Вы работаете только на немецкую и американскую разведки?

– Да.

Пока все чисто: буквы на экране белее снега.

Но вот, спустя пятнадцать минут допроса, что-то слегка смутило Фрица:

– Вы прибыли сюда один?

– Да.

Буквы приобрели буровато-сероватый оттенок. Такой же оттенок проявился на физиономии Конго.

– Уточните: вас кто-либо страхует во время сегодняшней встречи со связным?

– Нет.

– Это случайное знакомство?

– Да.

– Мужчина, женщина?

Фриц понял, что Конго вцепился в неточность мёртвой хваткой и рано или поздно дожмёт его; не зря он числился самым въедливым и дотошным аналитиком в отделе внутренних расследований ЦРУ. За ходом допроса в Вашингтоне следили ещё десятка два сотрудников. До сих пор выражение "немецкая разведка" проходило, хотя американцы имели ввиду Бундесвер, а сам Диц – заодно и разведку Пятого Рейха. Теперь его будут колоть до конца по более сложной перекрёстной программе. Возможно, это тот случай, когда допрашивают до первой неточности. Необходимо на что-то решиться.

На экране высветилась команда из Центра: ЛИКВИДАЦИЯ.