Текст книги "Игра в послушание"

Автор книги: Борис Карлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Петя заплакал. Неожиданно ворох лоскутков, на котором он лежал, зашевелился и откуда-то из его недр выбрался, чихнул и отряхнулся маленький карточный джокер.

– Прошу прощения, – заявил он, – однако в данном случае я вынужден решительным образом вмешаться.

Джокер запрыгнул на край ларца и воскликнул с надрывом:

– И вы поверили гнусной клевете?! Поверили лживым искусственным слезам этого прожжённого лицемера?! Он, видите ли фишка, им видите ли играют злые дяди и тети! А задумывались ли вы над тем, милостивые государи, кому приходится лить настоящие, горькие слёзы, глядя на эту, с позволения сказать, игру?..

Опустив голову, шут порывисто разрыдался.

– А знаете ли вы...

Шут вскинул голову в порыве благородного негодования.

– Что он сам! сам! добровольно! вызвался участвовать в этом, я бы сказал, социально-психологическом эксперименте! И вы не смеете!

Шут замахал длинным пальцем перед петиным носом.

– Вы не смеете делать сцены из-за каких-нибудь трёх-четырёх туров, оставшихся до конца игры! Вы не посмеете сорвать игру на самом интересном!.. То есть, не игру, я хотел сказать, а это... социально-психологическое исследование, эксперимент. Так что подотрите немедленно ваши слёзы, – джокер протянул Пете огромный белый платок в горох, но так и не дал, а сам громко высморкался в него и упрятал в манжет, – и следите за моим движением.

Взмахнув рукой, он выбросил вверх платок, и тот развернулся над столом парашютным куполом. На чистой белой ткани был изображен знак "Л3".

– Подсказочка, – пискнул джокер и пропал вместе с платком.

Диц попросил официанта принести ещё два сифона с крем-содой.

– Слушай, Огоньков, а на что это он сейчас намекнул? – сказал Славик Подберёзкин.

– Не знаю.

– Может быть, третий кон?

– Нет, мы уже седьмой должны играть.

– Петя, а во что вы играете? – бухнула Маринка.

Фриц Диц что-то сосредоточенно писал на салфетке по-немецки. Отложив, наконец, ручку, он обратился к Пете:

– Пожалуйста, отвечайте на мои вопросы, молодой человек.

Петя поднял голову.

– Итак, первое очко ты проиграл из-за того, что доверился колдунье.

– Да, только она оказалась ненастоящая.

– Это не важно. В следующем раунде ты пытался убить себя, подорвавшись на мине.

Петя молчал. Ему было стыдно и страшно.

– Третье очко они засчитали себе после того, как ты поселился в клетке с хомяком.

– А что я мог поделать, если меня заперли в этой комнате со всех сторон?

– Потом они пожалели, что потратили на такого лентяя кучу времени и вернули тебя к началу третьего тура. С этого времени ты, как бы это сказать, начал отыгрываться.

– Выходит так.

– Помешал воришкам украсть алмаз.

Петя кивнул.

– В деле о подглядывании присяжные тебя оправдали.

Петя кивнул.

– Потом, в чемоданчике, ты отказался от предложения карточного джокера и не променял благополучие родителей ради собственной выгоды.

– Было что-то такое.

– Таким образом, на данный момент сложился счёт три три. Думаю, скоро произойдёт событие, которое шут символизировал третьим номером. И теперь я уже понимаю, что это за номер.

– Ну и!.. – воскликнули разом все трое.

Немец щёлкнул пальцами и помотал головой:

– Если скажу, игра потеряет смысл и прекратится. Тогда мальчик останется маленьким навсегда.

– Тогда лучше не надо, – предупредил Петя.

– И всё-таки, герр Питер, не откажетесь ли вы переговорить со мною пару слов наедине?

Маринка Корзинкина и Славик Подберёзкин состроили физиономии и отошли в сторону.

Фриц Диц решил проверить истинность своей догадки, не сходя с места.

– Герр Питер, – начал он издалека, – вы знаете, что я отношусь к вам с симпатией, и только кратковременность нашего знакомства мешает мне прямо называть вас своим другом.

Петя недоверчиво прищурился:

– А мучить в концлагере и убивать тоже как друга будете?

– О, как это примитивно! Вы насмотрелись и наслушались пропаганды. Подискутируем на эту тему в другое время, если желаете. Сейчас о другом. Поскольку ваше местонахождение перестало быть секретом, пообещайте, что сохраните в тайне всё то, что вы видели и слышали там... Там, где мы были ещё вчера.

– Конечно, куда мне теперь деваться, ведь вы меня там не выдали своим.

– Дело не в этом, я не говорю об услуге за услугу, я только пытаюсь сохранить с вами добрые отношения.

Петя где-то читал, что даже в древности на период проведения Олимпийских игр прекращались войны.

– Хорошо, хорошо, я обещаю. До конца соревнований никому не скажу. А после будет видно.

– Простого обещания мало. Дело слишком серьёзное. Поклянитесь.

– Хорошо, хорошо, клянусь, – отмахнулся Петя.

– Нет, не так, это не клятва. Ведь вы христианин? Перекреститесь как положено и поклянитесь именем своего Господа Бога.

Петя поднял руку, чтобы перекреститься и даже открыл рот, чтобы сказать всё как положено, но тотчас опомнился. Такую клятву обратно уже не загонишь, и если какая-то досадная ерунда заставит его проговориться... Нет уж, лучше такими словами не бросаться.

– Знаете, – сказал Петя, – я так клясться не буду. От себя лично – это пожалуйста. А Господу Богу, надо полагать, и без меня других дел хватает.

Фриц Диц улыбнулся.

– Хорошо, я верю, – сказал он, – И знаешь, у меня сейчас есть такое ощущение, что своё четвёртое очко ты уже имеешь.

Не успел Фриц договорить, как всё вокруг заволокло розовым дымом...

9

Затянувшийся стоп-кадр.

Маркиза де Помпадур в ярости.

Седьмая сцена отснята, все свободны

Не успел Диц договорить, как всё заволокло розовым дымом, а когда дым рассеялся, оказалось, что посетители ресторана и официанты сидят и лежат как придется, словно сраженные газовой атакой.

Сверху ударили прожектора, запахло магнием. Повсюду путались провода, громоздилась съёмочная техника на штативах. И над всем этим гордо возвышались силуэты достоинств и недостатков. Они были раза в два больше обыкновенного.

Петя ничуть не смутился.

Славик и Маринка, чтобы не упасть, сели на стулья.

Фриц Диц надел и тут же выронил стеклышко монокля.

– Стоп! Стоп! Стоп! – требовательно захлопала в ладоши "Помпадур". С её раскрасневшегося от злости лица сыпались катышки пудры.

– Кина не будет, товарищи, – заявил "Генсек".

Откуда-то вылезла жаба-ассистент и внезапно треснула хлопушкой со словом "ИГРА" у помпадурши перед самым носом. Та в испуге отпрянула и от столь поразительной наглости потеряла дар речи.

– А в чём, собственно, дело? – невинно поинтересовался коньяк. опустив газету "ВИДЫ НА УРОЖАЙ", за которой прятался, когда маркиза начинала скандалить.

– Обсуждать – нечего! – отчеканил молоток.

– Механик! – крикнул "д'Артаньян", и из проекционного окошечка высунулась голова крота в зелёных очках слепого. – А ну крути дальше, усы отрежу!..

– Стоять! – взвизгнула "Помпадур" и, шурша юбками, приблизилась вплотную к Дицу. – Это кто такой?! – указала она на немца пальцем сверху вниз. – Кто это такой, я вас спрашиваю?!

– Вы сами знаете, – нехотя отозвался коньяк, – Барон фон Диц, обаятельный злодей.

– Я вас не про амплуа его спрашиваю, – "Помпадур" сорвала голос и захрипела. – С этим как-нибудь без вас разберёмся. Я вас спрашиваю: имеет он право вмешиваться в игру, или не имеет?!

Покручивая ус и ухмыляясь, "д'Артаньян" язвительно шепнул молотку:

– Она в него влюбилась...

И оба, закрываясь ладошками, захихикали.

Маркиза снова потеряла дар речи, но уже в следующую секунду, зажав в кулаке ручку стилета, рванулась к обидчику. Ещё быстрее мушкетёр выхватил шпагу и приставил острие к горлу разъярённой дамы.

В бешенстве вращая глазами и раздувая ноздри, "Помпадур" была вынуждена остановиться. Желая сорвать злобу, она внезапно ударом стилета пригвоздила к полу ежа, деловито пересекавшего съёмочную площадку с пачкой бумаг. Бумаги рассыпались, на одной из них мелькнул заголовок:

"КУЛИНАРНЫЕ СЕКРЕТЫ РУССКОЙ КУХНИ.

Сценарный план."

Несчастное животное потом ещё долго хрипело и сучило по полу лапками в предсмертной агонии.

Шумно и тяжело дыша, маркиза упала в кресло. Грудь её вздымалась столь бурно, что казалось, корсет вот-вот треснет и разлетится.

Случившееся не могло оставить равнодушным гусака. Раздуваясь от праведного гнева и желая немедленно вступиться за честь дамы, он выхватил из-за пояса скорострельный "узи" и, нацелившись в голову мушкетёра, выпустил одной сумасшедшей очередью всю обойму.

Но тут выказал проворство молоток: раньше, чем пули могли бы ударить в цель, он отбил все до единой своей стальной ударной поверхностью. Сотня сплющенных кусков свинца рикошетом разлетелись по павильону, расколотив аппаратуру и покалечив некоторых из присутствующих. Печка дала множество трещин, задымила и перекособочилась, студень бесследно утёк, а сам виновник погрома упал на пол с перебитым горлом.

– Вернуть.... – прохрипел он, истекая кровью и пытаясь взмахнуть лапой. – Вернуть...

В следующее мгновение всё закрутилось в обратном порядке: персонажи заняли свои места, пули пчелиным роем залетели обратно в "узи", "д'Артаньян" и маркиза спрятали своё оружие, ёжик с бумагами попятился назад.

Некоторое время все сидели тихо. Затем "Сократ" шагнул к гусаку, распахнул ему мундирчик, вынул из-за пояса "узи", разломал о колено и запихал обломки ему в лосины.

Гусак раскрыл было клюв, но "Сократ" наподдал ему снизу такую саечку, что клюв захлопнулся со звуком упавшего с антресолей чемодана.

Жаба-ассистент вышла на площадку и треснула хлопушкой с надписью "ДУБЛЬ 2".

Слово взял "Генсек".

– Я вот что хочу сказать, товарищи. Нам никакой самодеятельности не нужно. Кино будем крутить согласно утвержденному худсоветом сценарию. Так что прошу по всем спорным вопросам свериться с текстом на предмет соответствия...

– Нет никакого сценария! – рявкнула на него "Помпадур". – Есть правила. А по правилам подсказывать и подыгрывать нельзя! И уберите, в конце концов, с площадки посторонних.

Славик и Маринка испуганно переглянулись.

– Ай эм сорри!

Откуда-то сверху на штативе со съёмочной установкой спустился карточный джокер. Развернув на затылок бейсболку, какие обычно любят надевать кинооператоры, он спрыгнул на пол и присоединился к разговору.

– Ай эм сорри, мадам! Здесь нет посторонних. Здесь вообще одни только главные действующие лица. Или мадам уже давно не следит за ходом сюжета?

– Не надо умничать, вы понимаете, о чем я говорю. Мы не должны обсуждать наши дела в присутствии героев, статистов или кого бы там, чёрт вас побери, ни было.

– Полегче на поворотах. О чём вы говорите? Здесь все свои люди, они уже имели удовольствие вас видеть. Дело совсем не в этом. Вы, мадам, утверждаете, что седьмое очко было разыграно не по правилам. Приведите ваши аргументы.

Сложенным веером "Помпадур" ткнула в сторону Дица:

– Он знал.

– Он знал, потому что догадался, – уточнил джокер. – Так что с того?

– Он подыграл.

– Каким образом?

– Он подмигнул.

– Что-что?..

– А если не подмигнул, то ещё как-нибудь.

Фриц Диц повернулся к "Помпадур" и вставил монокль.

Та немедленно отреагировала:

– Не надо на меня так смотреть, красавчик. Не люблю шибко умных, с ними одна морока. Кто рассказал ему об условиях? Кто у нас тут любит больше всех пакостить?

– А в чем дело, товарищи? – неожиданно откликнулся "Генсек". – Согласно утверждённому регламенту, все вышеобозначенное время я находился...

Джокер вынул из-за пазухи пергамент и стал читать:

– ...Если же одно из действующих лиц, а равно и несколько, сами догадались об условиях игры без чьей либо подсказки, действие не прерывается и правила не меняются.

"Помпадур" махнула не него сложенным веером, отвернулась и стала усердно пудриться, распустив вокруг себя приторное облако. Гусак расчихался и отодвинулся.

– Забудем этот нелепый инцидент и продолжим игру, – предложил джокер. Господин Диц, я приношу вам извинения за вздорные и необоснованные предположения одного из... одного из членов нашего клуба.

Маркиза презрительно фыркнула.

Диц чуть заметно вежливо кивнул, при этом его монокль снова вывалился и повис на шнурке.

Внезапно запыхтела и заволновалась печка:

– Э, погодьте, погодьте расходиться! Мальчонка-то сейчас где живет? Ась? То-то и оно, в табакерке. Вас бы всех в табакерку засадить. Надо-ть ему что-то удобнее устроить, всё-таки живая душа, не игрушка...

Джокер отреагировал моментально:

Улучшение жилищных условий не возбраняется, если таковое не повлияет на расстановку сил в последующем туре игры.

Хлопнув в ладоши, он выкрикнул:

– Седьмая сцена снята, все свободны!

Прожектора погасли, на мгновение стало темно.

Как только дневной свет вновь осветил ресторанный зал, а посетители и официанты начали "отмирать", Славик, Маринка и немец склонились над табакеркой. Теперь её убранство не было похоже на временное убежище с лежанкой из тряпок и ночным горшком. Это были хоромы. На месте лежанки стояла гидрокровать с терморегулятором, а позорный напёрсток заменил многофункциональный биотуалет с запасом одноразовых вставок. Напрягая зрение, в табакерке можно было разглядеть:

– мягкую обивку по стенам;

– электрическое освещение где только можно;

– компактную помывочную кабину;

– компьютер, аудио, домашний кинотеатр;

– забитый припасами холодильник;

– кондиционер;

– прочее несущественное во множестве.

Славик тихонько присвистнул, а Маринка прошептала:

– Так бы и я согласилась...

Сам Петя Огоньков уже стоял с пультом в руках и нажимал кнопки, а вещи его слушались. Подняв глаза, он сказал:

– Ладно, несите в номер, чего уставились.

– Петя, а где напёрсток? – не удержалась Маринка.

Проигнорировав шпильку, Петя завалился на гидрокровать, закинул ногу на ногу и раскрыл объёмистое руководство, озаглавленное: "Жилище компактное повышенной комфортности. Инструкция по эксплуатации".

10

Чёрный человек. Экселенц желает получить мальчика.

Когда самый дорогой фотоаппарат

не даёт гарантии качества

Бережно держа в руках табакерку, дети направились к лифту. Фриц отдал им ключи от номера и сказал, что задержится. Едва двери лифта захлопнулись, он вернулся и взбежал на второй ярус ресторана. Тот, кого он искал, торопливо шёл к противоположному выходу.

Это был худой, очень сутулый человек в чёрном плаще и чёрной шляпе. Нижнюю часть лица он скрывал, прижимая к губам носовой платок, верхнюю оттеняли широкие поля шляпы, глаза прятались за круглыми стёклами чёрных очков. Сосульки редких седых волос доставали ему до плеч.

– Карл! – негромко окликнул его Фриц Диц.

Незнакомец рефлекторно повёл сгорбленными плечами, но не обернулся, а наоборот ускорил шаг. Добежав по коридору до пожарной лестницы, он вдруг нос к носу столкнулся со своим преследователем.

– Карл, – повторил Диц, – какая неожиданная встреча! Вот уж верно говорят, что мир тесен. С чего это ты так запыхался? Вид у тебя ещё противнее, чем обычно. Может, стоит уладить какие-то неприятности?

– Не надо ничего улаживать, господин барон, – с неприязнью проговорил чёрный человек, вытирая лицо платком. – Вы сами одна большая ходячая неприятность. Уж лучше держитесь от меня подальше.

– Зачем же вы следили за мной? Кажется, вы у нас специалист по внутренним дознаниям, господин соглядатай.

– Внутренние дознания, господин барон, тоже бывают разного рода. Поговорим начистоту, если уж так сложилось. Хотя, согласно предписанной мне инструкции, я должен встретиться с вами не раньше завтрашнего утра.

– Чтобы до того времени следить за мной?

– Это уж как вам угодно, господин барон, я только выполняю приказание фюрера.

– Хорошо, пройдёмте в зал, здесь на нас обращают внимание.

Вернувшись в ресторан, они уселись за столиком второго яруса и заказали кофе.

– Отличный обзор, – заметил Фриц.

– Как же вы меня увидели снизу, сидя ко мне спиной?

– Увидел вас в крышке табакерки. Я вообще имею привычку видеть всегда и всё вокруг себя. Так что же вам поручил фюрер?

Карл склонился над столом и понизил голос:

– Экселенц желает, чтобы вы отдали ему того мальчика, гомункулуса, которого вы прячете в табакерке.

Фриц внешне оставался невозмутим, однако в голове у него происходила лихорадочная работа. Через две секунды решение было принято.

– Нет никакого мальчика, с чего вы взяли, – сказал он холодно.

– Не отпирайтесь, я сам его видел.

– Кто вам поверит.

– У меня есть доказательства, фотоснимки.

– Не сомневаюсь, что вы засняли с этой удобной позиции три десятка отличных кадров. Их можно сколь угодно увеличивать и разглядеть любые детали. Однако дело в том, милейший господин Ангелриппер, что это была всего-навсего детская игра, фантом-проекция. Можно видеть, но нельзя осязать. Вы напрасно старались.

– Но тогда, в ставке фюрера, на дне бассейна я видел не проекцию.

– Стало быть, вы, как обычно, подглядывали и подслушивали, господин мерзавец?

– Не пытайтесь меня провоцировать, дуэли не будет, я выполняю личное поручение фюрера. А подглядывать и подслушивать – это моя работа, если вам угодно. И пока ещё фюрер доволен моей службой.

Глаза Фрица метнули молнии.

– Если вы ещё раз, – проговорил он спокойно, – в разговоре с мной сошлетесь на вашу мнимую близость к фюреру, я попрошу его утопить вас в том самом бассейне, в котором живут ваши болезненные галлюцинации, Карл Ангелриппер.

Это была вполне реальная угроза. Карл сбавил тон и заторопился.

– Как бы там ни было, я должен выполнить приказ.

– Хорошо, выкладывайте, что у вас.

– Мною уже установлено, что мальчик существует. Нашим специалистам не составит труда доказать, что на фотографиях живое существо, а не проекция. Согласно следующему пункту я должен встретиться с вами и настоятельно просить вас от имени фюрера (Карл осёкся и испуганно взглянул на Дица) просить вас передать существо мне в руки. В случае отказа, я должен передать господину барону этот билет на субботний одиннадцатичасовой рейс для последующей личной встречи с фюрером.

Это уже было серьёзно. Фриц понимал, что не сможет обмануть Гитлера при личной встрече. Пытаясь скрыть некоторое замешательство, он улыбнулся:

– Похоже на чёрную метку, Карл, что-то в пиратском духе...

– Это как вам угодно, господин барон. У вас три дня на размышление, включая сегодняшний. Кстати, я вынужден рапортовать фюреру, что вы работаете здесь из рук вон плохо: большую часть времени Курт находится без присмотра, в то время как вы сентиментальничаете с парочкой малолетних славянских дегенератов. Настоятельно советую вам, барон, ещё раз хорошенько всё обдумать.

Карл хотел подняться, чтобы уйти, но Диц сделал знак, будто хочет сказать что-то ему на ухо. Карл настороженно замер, Диц склонился над ним, и неожиданно надавил на точку его лица где-то возле правого глаза. Карл замер, превратившись в восковую куклу. Фриц вынул у него из кармана фотоаппарат, стёр запись, положил обратно и снова надавил пальцем на точку возле глаза.

Карл пошевелился, и Фриц тут же шепнул ему на ухо:

– Но ведь признайся мне, Карл, ты совершенно не умеешь фотографировать. Я просто уверен, у тебя ничего не получилось.

Карл нащупал в своём кармане фотоаппарат и, глядя в спину удаляющемуся барону фон Дицу, прошептал:

– Клянусь копытами дьявола, тебе недолго осталось ходить в любимчиках. Русский вот-вот заговорит, и тогда фюрер поймет, что ты его обманывал. А фюрер очень не любит, когда его обманывают... Особенно когда это делают люди, которым он доверял.

Глава восьмая. ПРИЗРАКИ ПЕЩЕРНОГО ГОРОДА

1

Неделей раньше.

Великий инквизитор.

Допрос

В то время, когда Фриц Диц, сопровождавший Курта, летел в Петербург, лейтенант Яблочкин, двигавшийся за ним по сигналу маячка, ещё только приближался к подножию Кордильер. Конечно, он не знал о существовании пещерного города, не знал и о камерах наблюдения, расположенных на самых дальних подступах к контрольному участку. А потому, едва он ступил на каменистую тропу, взвод охраны СС уже был поднят по тревоге.

К моменту появления Яблочкина перед входом во владения Пятого Рейха кусок скалы был сдвинут словно в сказке "Тысячи и одной ночи", а железная дверь гостеприимно распахнута. Со всех сторон из-за камней появились вооруженные люди в фашистской форме, послышалась рычание собак, раздался знакомый по кинофильмам оклик "хенде хох!".

Яблочкин, хотя и не понимал немецкого, поднял руки.

Его обыскали. Лазутчик был одет по-походному: шорты, рубашка и пробковая шляпа. На ногах горные шнурованные ботинки, за спиной рюкзак. В карманах обнаружили спутниковую мобильную трубку, немного денег, расчёску, компас, ручку, блокнот с путевыми заметками и перочинный ножик, раскладывающийся на двенадцать предметов, включая ложку и вилку. В рюкзаке консервы, сухари, вода, байковое одеяло и купленная в магазине карта местности.

Яблочкина толкнули в спину, он оказался в тускло освещённом тамбуре. Потом был долгий спуск в скоростном лифте, коридоры с тёмным скрипящим паркетом и часовыми. Потом была лестница вниз и сырой подвал. Руки пленного пристегнули к свисающим с потолка железным цепям, с ног сорвали ботинки и носки. Лязгнули дверные запоры, и свет погас.

Минули сутки.

Как только Яблочкин терял сознание и повисал на цепях, его начинало бить током. С криком боли он находил опору – обитую железом воронку со сливным отверстием – вес его тела отпускал электрический контакт, и боль отступала.

По прошествии полутора суток он перестал что-либо чувствовать и понимать, борьба за жизнь прекратилась.

Когда лампочка, вмонтированная в рабочий стол начальника Отдела внутренних дознаний, стала гореть непрерывно, Карл Ангелриппер отключил ток от цепей пыточного подвала.

– Шульц! – вызвал он своего подручного. – Иди в подвал, отстегни русского.

– Приготовить инструменты, господин старший надзиратель?

– Пока не надо. Дай ему чашку сладкого чая. Я задам несколько предварительных вопросов.

Закончив с делами, Карл поднялся из-за стола, погасил настольную лампу и не спеша, заложив руки за спину, двинулся по коридору. Завидев его издалека, часовые вытягивались по струнке; прочие обитатели колонии, включая высшие армейские чины, старались вообще никогда не попадаться ему на глаза.

Гитлер в шутку называл этого человека Великим Инквизитором. И действительно, Карл внешне напоминал монаха капуцина: тёмно-коричневая ряса до самого пола, подпоясанная веревкой, и капюшон, закрывавший половину лица.

На каждого колониста в возрасте от семи лет у него была заведена отдельная папка, в которую заносилось всё, что касалось личности человека: его привычки, слабости, сомнительные высказывания

Сам Карл Ангелриппер был человеком низкого происхождения, к тому же в его венах текла кровь сомнительного происхождения, что особенно выдавал его длинный крючковатый нос. Фюрер мирился с этим несоответствием, отдавая должное добросовестности и рвению этого фанатично преданного делу товарища по партии.

С тех пор, как Гитлер появился в колонии, Карл начал при встречах с ним неимоверно сутулиться, подгибая под рясой колени и вжимая голову в плечи, с тем, чтобы крошечный фюрер испытывал меньшую неловкость и казался крупнее. Такое раболепство стоило ему потери правильной осанки: из высокого и стройного молодого человека с годами он превратился в сгорбленного старика.

Его не боялись только трое – сам фюрер, Курт и фаворит Гитлера барон фон Диц. Последнего Карл ненавидел, потому что мучительно завидовал его успехам, его благородному происхождению и физическому совершенству. Но в последние дни Фриц совершил два серьёзных промаха: он утаил от фюрера существование мальчика-гомункулуса и затем привёл за собой в колонию "хвоста" – русского шпиона с вмонтированным в компас пеленгатором. При помощи этого приборчика Карл быстро обнаружил и сам жучок – бесцветная чешуйка с микросхемой была выбита из ушной раковины Фрица на ринге спортивного зала.

Яблочкин почувствовал укол на сгибе локтя и пришёл в сознание. Теперь его ноги и руки были пристёгнуты скобами к железному пыточному стулу. Кто-то мордатый, в грязном больничном халате поверх формы, поднёс к его губам кружку. Обжигаясь и обливаясь, Яблочкин выпил чай и одновременно ощутил, как чувства и память возвращаются к нему.

Отворилась дверь, и по каменным ступеням в подвал сошёл сгорбленный монах с надвинутым на лицо капюшоном, из-под которого торчал крючковатый нос. Монах приблизился вплотную и, наклонившись, заглянул Яблочкину в лицо.

– Он может говорить? – произнёс он по-немецки.

Здоровяк в медицинском халате пожал плечами.

– Вы можете говорить?

Сидящий за столом в углу переводчик начал переводить с сильным акцентом.

– Что вам нужно? – едва ворочая языком, проговорил Яблочкин.

– Гут, – кивнул Карл и присел на табуретку, заботливо подставленную ему детиной. – Вас зовут Алексей Дмитриевич Яблочкин?

– Да

– Ваше звание и должность.

– Лейтенант милиции.

– Как вы сюда попали?

– У меня отпуск, я путешествую.

– Ах, так вы турист? Вас арестовали по ошибке, какая нелепость. Кстати, знаете, почему вам не стали завязывать глаза, когда вели сюда?

– Догадываюсь.

– Это хорошо. Я не хочу, чтобы в дальнейшем возникали какие-то иллюзии. От ваших показаний зависят лишь жизнь и здоровье ваших близких.

Яблочкин поднял глаза и задёргался.

– Браво, браво. Шульц, отстегните его.

Едва только руки и ноги его освободились, Яблочкин потянулся вперёд, чтобы задушить этого гадкого человека, но сразу завалился на бок и бессильно рухнул на каменный пол.

– Пристегните его, Шульц, а не то он раскроит себе череп. В сущности, у меня к вам только два вопроса, Алексей Дмитриевич. Первый. Как давно завербован русскими оберштурмфюрер Диц? Второй. Происхождение и назначение мальчика-гомункулуса. Ответите на оба вопроса, умрёте быстро и безболезненно, а вашим родным и близким не будет причинено ни малейшего вреда. Решайте, Алексей Дмитриевич, у вас одна минута.

– Где я и кто вы? – с усилием выговорил Яблочкин.

– Ответите на мои вопросы, и я, даю слово, отвечу на ваши.

– Хорошо, я скажу. Этот Фриц Диц работает у нас четвертый месяц. Он дал мне пеленгатор, чтобы я шёл за ним и поставил здесь бомбу. Про мальчика я ничего не знаю, мне ещё мало доверяют.

– Где же эта бомба?

– Её доставят, как только я доложу о готовности.

Карл вздохнул и поднялся с табуретки.

– Шульц.

– Да, хозяин?

– Пусть повисит ещё сутки, затем дай ему отдохнуть, покорми хорошенько и приступай к допросам.

– С инструментом? – радостно откликнулся Шульц.

– По полной программе. Но если по возвращению я застану здесь труп, ты сам сядешь в это кресло.

– Так вы уезжаете, хозяин?

– Полагаю, что фюрер распорядится именно так. Хайль Гитлер.

– Хайль Гитлер!! – подскочив, рявкнули разом Шульц и переводчик.

2

Невесёлая арифметика.

Слепящий луч надежды

Адольф Гитлер сидел за своим письменным столом и предавался невесёлым подсчетам. Цифры этой арифметики были давно вызубрены им наизусть, и знакомые величины выскакивали словно выкрики лесной кукушки. Даже при уменьшении его теперешней массы тела ещё на десять процентов, он никак не дотягивал до нового урожая травки молодушки.

Зная ответ заранее, Адольф по привычке снял трубку:

– Лаборатория? Есть что-нибудь? Так И по заморозке? Очень плохо. К концу недели подробный отчёт.

Вот уже несколько лет, отложив все дела, лаборатория работала только по трём направлениям:

– поиск химической замены травке молодушке;

– поиск эффективного средства для уменьшения массы фюрера до 18 кг;

– поиск способа глубокой заморозки фюрера до получения новой партии таблеток.

Результаты пока не обнадёживали. Химический аналог вещества не получался, способа уменьшения веса фюрера до веса раскормленного домашнего кота не находили, а замороженный на прошлой неделе очередной кролик издох, успев только дёрнуть лапкой.

Итак, зловредная кукушка выкрикивала всё те же роковые цифры: 14 вместо 31-го. Каких-нибудь семнадцати лет не хватало до полного и окончательного бессмертия.

В дверь тихонько постучали.

– Кто там? Ах, это ты, Карл Ну, что, какие дела, какие настроения в моем маленьком королевстве?

– Я вижу, мой фюрер чем-то опечален. Я боюсь опечалить его ещё больше.

– Ах, Карл, если бы ты знал мою печаль, ты не высказывал бы столь глупые и мелочные опасения. Говори, говори что хочешь, мой преданный друг.

– Я хочу сказать, экселенц, что уважаемый мною человек, офицер и дворянин, возможно, не всегда бывает с вами до конца откровенен.

Адольф привык к мелким доносам со стороны главного дознавателя, а потому не относился к ним достаточно серьёзно. Времена заговоров и покушений остались где-то в середине прошлого века. То, что Карл ненавидел его фаворита, было слишком хорошо известно. Однако других развлечений не предвиделось и Адольф, зевнув, устроился в кресле поудобнее.

– Что ж, говори, говори, мой преданный друг.

– Экселенц, вы знаете, я не имею допуска к секретным заданиям внешней разведки, которые выполняет по вашему поручению барон фон Диц.

– Что ж, я уверяю тебя, он выполняет их с блеском и изяществом.

Тысячи ядовитых иголочек впились в лицо и в сердце завистника, он опустил голову.

– Так что же, Карл?

– Я хочу спросить: не поручал ли экселенц фон Дицу что-либо связанное с мальчиком-гомункулусом, возможно, тайно выведенным в лабораториях какой-нибудь из технически высокоразвитых стран?

– Гомункулус? Да разве они существуют? Я полагал, что это выдумки средневековых алхимиков. Разве можно на самом деле вывести человека в пробирке? Он большой или маленький?

– Не больше мизинца.

– Неужели! Диц раздобыл такого крошечного человечка? Наверное, он хотел позабавить меня, однако я столь внезапно отправил его и Курта в Петербург Погоди, погоди – Гитлера внезапно поразила одна мысль. – А что если этот мальчик не выведен из пробирки, что если его уменьшили до размеров гомункулуса?..

Возможность уменьшить тело в двадцать или более раз решила бы его проблему раз и навсегда. Предположение заставило Гитлера вскочить и забегать взад-вперёд по "сцене".

– А ты, Карл, скажи, что ты думаешь по этому поводу?

Старший дознаватель молчал, скромно опустив голову.

– Карл!

– Да, экселенц?

– Немедленно поезжайте к нему и проясните это дело.

– Как прикажете, экселенц.

– Убедитесь, что гомункулус существует.

– Да, мой фюрер.

– Привезите его мне.

– Да, мой фюрер.

– Если барон откажется вам его отдать, пусть приезжает сам, а вы оставайтесь с Куртом.

– А если барон вообще будет отрицать существование мальчика?

– Проследите за ним и сообщите мне о результатах ваших наблюдений. Так или иначе, в субботу Фриц должен быть здесь. Дело гораздо серьёзней, чем вы думаете.

– Я вылетаю немедленно. – Карл поклонился и, не разгибаясь, начал пятиться к дверям.

– Имейте ввиду! – крикнул Гитлер ему вдогонку. – Если гомункулус окажется плодом вашего мстительного воображения, то я прикажу Дицу высечь вас на глазах у всего Рейха!

Карл замер на мгновение, побледнел как смерть, повернулся и торопливо вышел.