Текст книги "Высокое небо"

Автор книги: Борис Грин

Через полтора месяца в стране началось выдвижение кандидатов в депутаты Верховного Совета СССР. В Кунгурском избирательном округе первое предвыборное собрание проходило на машиностроительном заводе. Просторный рабочий клуб был переполнен. Технолог Мария Скворцова, войдя в зал, увидела, что нет ни одного свободного места. Она протиснулась вперед и стала рядом с пожилой работницей из литейного.

– Кого будем выдвигать? – шепотом спросила Скворцова.

– А кого бы ты хотела? – вопросом откликнулась литейщица.

– Я за Швецова. Ведь это он спас меня прошлой весной. Врачи только руками разводили: нужно новое лекарство, а взять негде.

И поверишь? Муж позвонил Швецову, все рассказал, а тот позвонил в Москву, министру здравоохранения, и лекарство прислали с первым же самолетом.

– Вот и выйди на трибуну, расскажи про это.

– Стесняюсь я как-то при народе выступать.

Председательствующий потряс колокольчиком, вызывая внимание на себя, и приступил к своим обязанностям распорядителя. Уже первый оратор, перечислив достижения страны за истекшие четыре года, назвал имя Швецова. О его депутатской деятельности он говорил, не заглядывая в листки, которые спрятал в карман пиджака. Мария Скворцова слушала длинный перечень добрых дел депутата, ожидала, что упомянут и ее имя, но, видно, оратор не знал о том случае, который она рассказала литейщице. А в другом конце зала инженер Авинов, нелюдимый, замкнутый человек, думал, что хорошо бы вновь избрали Швецова депутатом, тогда бы он непременно помог ему, Авинову, в его беде.

– Аркадий Дмитриевич Швецов с честью оправдал высокое звание депутата Верховного Совета СССР, – заключил оратор, – и я предлагаю вновь выдвинуть его депутатом по нашему Кунгурскому избирательному округу.

По залу расплескались аплодисменты, и долго звонил председательский колокольчик, пытаясь восстановить тишину и дать возможность высказаться другим людям.

Четырнадцатого февраля окружная избирательная комиссия официально уведомила Аркадия Дмитриевича о том, что избиратели округа вторично выдвинули его кандидатом в депутаты, и просила дать согласие баллотироваться по Кунгурскому избирательному округу.

Держа в руках этот маленький драгоценный листок, Швецов глубоко задумался. Трудно сдержать радость, сознавая, что люди верят тебе. Но это признание того, что уже сделано. А сможет ли он и дальше быть им полезным? Он не рисовался, когда говорил Горшкову что согласен нести такое бремя до конца жизни. Это было великим счастьем – сознавать, что ты помог человеку в трудную минуту, влил в него хоть капельку свежих сил, оторвал от уныния. Но ведь годы берут свое, скоро закрывать счет шестому десятку. Да и нельзя забывать, как велико напряжение в работе конструктора. Но, с другой стороны, успевают же другие нести нелегкую ношу множества разных обязанностей. По-ленински, не жалея себя. Ведь, в конце концов, жизнь у человека одна, в том и заключается соль, чтобы всюду поспеть. Невозможно быть только инженером, только ученым и только конструктором. Человек – это значительно более широкое понятие. Жуковскому пошел уже восьмой десяток, когда он начал создавать ЦАГИ…

Словно испытывая свои силы, Швецов подошел к маленькому круглому столику, на котором стояла модель двигателя и одной рукой поднял ее над головой. Нет, что там ни говорят, а уральская порода – это очень крепкая порода. И что такое пятьдесят восемь лет? Для академика Павлова, прожившего без малого девяносто, это было порой молодости…

На следующий день Аркадий Дмитриевич написал письмо в окружную избирательскую комиссию, в котором благодарил за доверие и сообщал о своем согласии баллотироваться по Кунгурскому округу.

Вскоре пришел ответ: «Ждем к себе, на встречу».

Морозным мартовским утром легковая автомашина подъезжала к Кунгуру. Орудуя переключателем скоростей, шофер обгонял попутные автобусы и грузовики и, едва выводил машину на свободный от движения участок, прибавлял газ.

Аркадий Дмитриевич, поудобнее устроившись у правого окошка, смотрел за обочину тракта. Торжественный в снежном уборе лес убегал назад и все равно казался бесконечным, потому что надвигались навстречу новые массивы, а за ними опять новые, такие же молчаливые, в нахлобученных белых шапках. Давненько не приходилось ему любоваться прелестью уральской зимы! Где-то в сознании бродили далекие отголоски детства, которое прошло в этих родных, милых сердцу местах.

В полдень машина остановилась у Кунгурского исполкома. Швецова встретили радушно, отвели в гостинице лучший номер. Стараясь уважить дорогого гостя, натопили так, что дышать было нечем. Аркадий Дмитриевич распахнул форточку, и в комнату ворвался морозный воздух.

Вошел помощник, прихвативший из дому чемоданчик снеди. Вместе они отправились к умывальнику, а когда освежились, обнаружили, что нет полотенец.

– Скажу дежурной, забыли они, наверно, – сказал Горшков.

Швецов остановил его:

– Прошу вас, не надо. Зачем людей беспокоить? Полотенца мы можем купить, а заодно посмотрим, как обстоят дела в здешних магазинах.

Они оделись и вышли из гостиницы, В первом же магазине удивили своей просьбой продавщицу. Она аккуратно завернула два полотенца и подала сверток добродушному генералу. Но сработал «женский телеграф». Когда они вернулись в номер, на видном месте висели два гостиничных полотенца.

Во второй половине дня в клубе машиностроительного завода состоялась встреча избирателей с кандидатом. Аркадий Дмитриевич пришел раньше времени и долго беседовал с теми, кто уже был в клубе. Он обратил внимание, что поодаль стоявшая женщина пристально смотрит на него, и направился к ней, но она, одолев смущение, сама пошла навстречу.

– Моя фамилия Скворцова. Здравствуйте, Аркадий Дмитриевич, – заговорила женщина. – Я пришла, чтобы выступать, но раз уж увидела вас, то вам и скажу. – Она справилась с волнением: – Спасибо вам большое.

Скворцова? При всем желании и самой богатой памяти невозможно запомнить имен всех людей, с которыми приходилось соприкасаться. Швецов почувствовал неловкость от того, что не мог поддержать разговор, но женщина сама пришла на помощь.

– Мой муж, как только переговорил с вами по телефону, пришел в больницу и сказал: «Ну, Мария, считай, что лекарство уже есть, Швецов обещал». Мне было очень плохо, и я заплакала. Не верила, что помощь придет. А на следующий день привезли шесть ампул…

Аркадий Дмитриевич мгновенно все вспомнил. Ну, конечно, эта женщина – технолог механического цеха, и муж ее тоже технолог, и зовут ее…

– А сейчас как со здоровьем, Мария Максимовна? – спросил он.

– Спасибо, – поблагодарила Скворцова, радуясь, что он помнит ее имя.

Встреча с избирателями взволновала Швецова до глубины души. Он старался воспринимать выступления кунгуряков так, как будто речь шла о каком-то другом человеке. Но ораторы не довольствовались тем, что их одобрительно слушал зал, они поворачивались к Швецову и прямо ему адресовали сердечные слова.

Аркадий Дмитриевич раскрыл блокнот, быстро написал записку и протянул ее поблизости сидевшему помощнику. Тот прочитал: «Петр Ильич, зачем они так говорят обо мне? Я ужасно взволнован. Опасаюсь, смогу ли как следует выступить».

В это самое время председатель окружной комиссии обратился к залу:

– Слово предоставляется кандидату в депутаты Верховного Совета СССР, Герою Социалистического Труда, Генеральному конструктору авиационных моторов, доктору технических наук, генерал-лейтенанту Швецову Аркадию Дмитриевичу.

Когда смолкли овации, Горшков увидел, что Швецов взял стакан воды, стоявший на краю трибуны, и переставил его на схваченные скрепкой листы с заранее приготовленной речью. Свыше получаса в зале не спадало напряженное внимание сотен людей. Аркадий Дмитриевич говорил о бурных событиях середины века, о высоком назначении советских людей, о счастье, которое испытал, служа своему народу. И закончил речь самыми простыми словами:

– Заверяю вас, что приложу все силы и знания, чтобы оправдать ваше доверие.

Назавтра Аркадия Дмитриевича сердечно принимали у себя рабочие кожевенно-обувного комбината. На память об этой встрече они подарили ему пару простых сапог, о которых сказали: «Наши сапоги дошли до Берлина».

В окружной комиссии то и дело раздавались телефонные звонки. Из ближних и дальних сел справлялись, когда можно ждать кандидата. Председатель комиссии так и сказал Швецову: «Чтобы всюду побывать, нужно минимум полтора месяца без выходных». И предложил поехать в большое село Кыласово, куда прибудут представители других колхозов.

Что ж, в путь!

Снова бежит навстречу зимняя дорога. В легких санях, запряженных парой рысаков, куда приятней, чем в автомашине. А тут еще возница словоохотливый, не то что шофер, привыкший к городским правилам. Мчатся санки на Кыласово, а возница наперед рассказывает, что такие перемены кругом, – даже ему, коренному здешнему, удивительно.

Аркадий Дмитриевич в радостном возбуждении смотрит по сторонам тракта. Теперь и не припомнить, когда он в последний раз вот так мчался по морозу в жарком тулупе и большущих рукавицах, видя впереди заиндевевший круп лошади.

Отогнув воротник, он наклонился к помощнику:

– Многое теряем, Петр Ильич, что так редко видим этакую красоту. Это ведь та же музыка, только в снежном выражении. Помните, «На тройке» Чайковского? О, может ли Петр Ильич не помнить Петра Ильича!..

Аркадий Дмитриевич был в том чудесном настроении, когда исподволь проступает сознание твоей необходимости людям, когда испытываешь удивительный прилив сил и желание видеть на чужом лице улыбку.

Так и въехали они на широкую улицу села.

В сельсовете в сборе был весь актив. Пожилая колхозница с материнскими медалями на груди тихо сообщила председателю, что все давно уже готово, и он, показывая глазами на Швецова, сказал ей: «Коли так, давай приглашай». Женщина поправила платок и приблизилась к гостю:

– Прошу пожаловать на колхозное угощение.

Шумной гурьбой вышли на улицу и направились к большому дому, стоявшему у края дороги. Рассаживая гостей, хозяйка приберегла для себя место рядом со Швецовым. Вспомнив о чем-то, отозвала в сторону Горшкова и без околичностей спросила: «Водку-то ему можно?» Сама же и ответила: «Чай, он русский человек».

Подали щи с бараниной, фаршированных поросят, дымящиеся с пылу пельмени, молоко во всех видах. Хозяйка подняла тост за Швецова, а он – за хозяйку и ее гостеприимный дом. Стало шумно, как обычно бывает в праздничном застолье.

Аркадий Дмитриевич оживленно разговаривал с колхозниками. Выслушав их жалобу на нехватку воды в селе, посоветовал вырыть артезианский колодец, тут же набросал чертеж. Они проявили интерес к вертолетам, и он рассказал им об этой машине-стрекозе, для которой недавно сконструировал двигатель. За беседой не заметили, как пролетело время, пора было собираться на митинг.

Дальше путь лежал в Суксун, в тот поселок, где Швецов жил в детстве, где учительствовал его отец. Предстоящее посещение родных мест взволновало Аркадия Дмитриевича. Да и земляки его с волнением готовились к встрече. Вся улица, по которой он въехал в районный центр, была запружена народом, без передышки гремел оркестр.

В полдень в Доме культуры началась официальная встреча. Она прошла очень сердечно. Особенно трогательным было приветствие пионеров, вручивших гостю свои подарки.

Выходя из Дома культуры, Аркадий Дмитриевич сказал помощнику:

– Сейчас мы проведем несложное мероприятие личного свойства.

Они взяли лошадей, и Швецов уверенно направил их к небольшому домику на дальней улице. Не сразу вышел он из саней.

Вспоминая что-то, долго смотрел на деревянную оградку, а потом сказал:

– Вот здесь мы и жили с отцом… Пойдемте, я хочу снова постоять на этом пороге.

Дверь открыла высокая худая женщина с сединой. Увидев рослого человека в генеральской форме, она ахнула: «Аркаша!» Они обнялись, прошли в комнату. На столе появилось скромное угощение, но к нему никто не притронулся: бурной рекой хлынули воспоминания, и невозможно было их остановить.

– Ведь заехал, навестил, – прослезилась женщина. – А я-то и отцу твоему, Дмитрию Степановичу, не по близкому родству приходилась, а тебе и подавно. В прошлом годе, как получила от тебя деньги, так и подремонтировала домик. Теперь бы еще вот крышу…

– Непременно, – подхватил Швецов. – Вернусь домой, сразу же вышлю.

И спросил прощаясь:

– А рощица моя цела?

Женщина оживилась:

– Цела твоя рощица, как тогда, нетронутая стоит.

Сани покатили за черту поселка и скоро показалась заснеженная роща. Ветер причудливо выгнул снежное поле, и оно лежало небрежно брошенным белым покрывалом, преграждая дорогу прохожим к старым деревьям. Аркадий Дмитриевич издали смотрел на давно знакомую рощу, словно желая навсегда запомнить эти места.

Отсюда отправились на оптико-механический завод. В каждом цехе Швецов интересовался делами, знакомился с оборудованием. А вечером была новая встреча с избирателями.

Из Суксуна поехали в Кишерть. Остановились в доме приезжих. Готовясь к назначенному на полдень собранию, Аркадий Дмитриевич сел бриться. Зеркала под рукой не оказалось, и он приспособил никелированную крышечку бритвенного прибора. Когда из другой комнаты ему принесли зеркало, он вспылил:

– Спасибо, не нужно. Зачем было беспокоиться? Ведь я мог бы и сам взять.

Дежурная убрала зеркало. А Швецов черкнул в блокноте: «Не забыть о зеркалах для Кишертского дома приезжих». И уже прощаясь со своими новыми знакомыми, он высказал эту нужду работникам местного исполкома.

Двенадцатого марта 1950 года в стране прошли выборы, и Аркадий Дмитриевич вновь стал депутатом Верховного Совета СССР.

Всего четыре года минуло со времени прошлых выборов, а как далеко вперед шагнула жизнь! Об этих радостных переменах, о новых стремлениях людей обстоятельно рассказывала депутатская почта.

Из Александровска: «Мы вместе окончили техникум и очень хотим поехать на любую новостройку Сибири или Дальнего Востока. Помогите получить направление…»

Из Коми-Пермяцкого округа: «В нашем леспромхозе плохо налажено соревнование. В прошлый выходной мы ездили за двадцать шесть километров в соседний леспромхоз, чтобы посмотреть, как поставлено дело у них…»

Из Петропавловска-на-Камчатке: «Уважаемый товарищ Швецов! Прошу, чтобы кто-нибудь из Ваших помощников ответил мне на следующий вопрос. В судовом двигателе мне пришлось встретиться с непонятной вещью. Максимальная величина зазора не соответствует…»

Из Чермоза: «Нашу районную библиотеку необходимо пополнить новой литературой…»

Из Риги: «Мы изучали самолет с Вашим мотором АШ-82ФН. Очень хотели бы стать самолетостроителями…»

Из Перми: «Будете в Верховном Совете СССР, поставьте вопрос об открытии в нашем городе троллейбусной линии…»

Как и прежде, письма приходили далеко из-за пределов избирательного округа, и Аркадий Дмитриевич кропотливо изучал каждую просьбу, каждое предложение своих избирателей. И принимал нужные меры.

Еще в бытность свою в Кишерти он узнал в случайном разговоре, что жителям села приходится ежедневно переходить через станционные пути. Это было сопряжено не только с неудобствами, но и с риском для жизни. Тогда он сам побывал на месте и лично убедился, что нужен мостовой переход. О своих соображениях сообщил в областной исполком, и вскоре получил уведомление, что принято решение о постройке моста.

Однажды Аркадий Дмитриевич получил пакет из редакции пермской «Звезды». В короткой сопроводительной записке сотрудник редакции сообщал, что направляет по назначению письмо от жителя села Уинска Михаила Дмитриевича Шолохова. Швецов стать читать письмо:

«Я работаю слесарем-жестянщиком, а все свое свободное время отдаю разработке усовершенствований. Думаю о других жестянщиках, таких, как я сам.

Зимой 1950–1951 гг. я изготовил и испытал приспособление по изготовлению регулировочных прокладок для тракторных моторов. Оно дает возможность снизить стоимость прокладок в десять раз. Испытывая это приспособление, я дал двадцать норм за смену.

У меня есть давно желание стать конструктором, но пока имею только 7 классов образования. Хочу подготовиться самостоятельно, а необходимых книг достать в нашем селе не могу. Прошу Вас, вышлите мне наложенным платежом несколько книг по черчению, технологии металлов и по конструированию машин. Выберите по своему усмотрению. Вы лучше знаете, какие книги нужны в этом деле для начала».

Аркадий Дмитриевич ответил:

«Товарищ Шолохов! По Вашей просьбе высылаю Вам учебники:

1) Справочник по элементарной математике, механике и физике, 2) Черчение плоских и пространственных фигур, 3) Основы конструирования приспособлений, 4) Техническая механика и детали машин. Примите их как мой личный подарок.

Для повышения технических знаний рекомендую Вам поступить в Ленинградский заочный индустриальный или Московский заочный машиностроительный техникум.

Желаю Вам успехов в повышении знаний. А. Д. Швецов».

Вскоре из Уинска пришел такой ответ:

«Уважаемый Аркадий Дмитриевич! Разрешите поблагодарить Вас за внимание, за помощь и добрый совет. Я постараюсь им воспользоваться. Спасибо за подарок – высланные Вами книги».

Как-то в кабинете Горшкова раздался телефонный звонок. Инженер Авинов, тот самый, который во время встречи с кандидатом в депутаты находился в зале клуба кунгурских машиностроителей, просил помочь ему встретиться со Швецовым. Через полчаса приезжий инженер уже беседовал с депутатом. Впрочем, беседовал – не то слово. Он понуро глядел куда-то мимо Аркадия Дмитриевича и, преодолевая мучительные приступы заикания, высказывал свою просьбу. Дело сводилось к следующему. Прочитав в газете, что киевский ученый-медик Деражне излечивает от заикания, Авинов просил содействия для определения в его клинику. Сам он давно написал в Киев, но ответа почему-то не получил.

Швецов тут же связался с союзным министерством здравоохранения и поговорил с заместителем министра. Выслушав просьбу депутата, тот обещал всяческую помощь. Через несколько дней из клиники Деражне прибыло уведомление, что там готовы принять Авинова на излечение. Аркадий Дмитриевич заказал железнодорожный билет в Киев, а своему шоферу поручил доставить кунгуряка на вокзал.

Месяца через полтора Авинов вновь позвонил по телефону и опять с той же просьбой: нужно увидеть Швецова. Поначалу Горшков усомнился: действительно ли это говорит Авинов? Речь его была совершенно непохожа на прежнюю, скованную жестоким заиканием. Но они встретились, и сомнения рассеялись. Инженер взволнованно говорил о своей благодарности депутату, который так чутко к нему отнесся.

Трогательна была встреча со Швецовым. Аркадий Дмитриевич сразу узнал кунгуряка и в ответ на его горячие, признательные слова повторял: «Очень рад, очень рад».

Личное обаяние, простота и отзывчивость Швецова снискали ему исключительную популярность у огромного числа людей. Установленные дни депутатских приемов оказались формальностью, на деле таких дней было семь в неделю. Он близко к сердцу принимал нужды и заботы каждого.

В деятельности Аркадия Дмитриевича как депутата был свой стиль. Чрезмерная загрузка в КБ не оставляла ему времени для постановки общих вопросов. Поэтому он всеми силами и средствами помогал отдельным людям. Сотням, тысячам людей.

Десять томов депутатской переписки говорят сами за себя.

4

Вспомните самый первый в своей жизни рейс на самолете. Впрочем, первый рейс – это всегда волнение, которое гасится вторым рейсом. Только начиная с третьего рейса вы чувствуете себя заправским воздушным пассажиром и с пониманием относитесь к призыву: «Пользуйтесь услугами Аэрофлота!»

Еще бы не пользоваться! Вместо того, чтобы семеро суток трястись в душном вагоне поезда, с помощью самолета вы тратите всего каких-нибудь семь-восемь часов. В двадцать с лишним раз быстрее! А что может быть дороже времени?

Не будем, однако, работать на рекламу. Послушаем, что говорят сами пассажиры.

Отпускник, прилетевший с Дальнего Востока к морю:

– Лучшая машина – Ту-114. Летит – не шелохнется. Чувствуешь себя, как дома.

Командированный, частенько наведывающийся в соседнюю область:

– Не будь Ил-18, не знал бы, что и делать. В полете и подремлешь, и почитаешь, и перекусишь, и с мыслями соберешься. Все, как на земле.

Пассажир «внутриобластного» масштаба:

– Что «газик», что Ан-2 – одинаково. Только Ан-2 лучше.

Да, у каждого из нас есть свой любимый самолет, и мы знаем о нем не так уж мало. Знаем его скорость, его потолок, знаем, что Ил – это Ильюшин, Ту – Туполев, Ан – Антонов.

Но знаем ли мы, кому обязаны и большой скоростью, и высоким потолком?

Александр Сергеевич Яковлев, творец знаменитых «яков», пишет:

«В нашей стране весьма популярны имена создателей отечественных самолетов… В то же время у нас мало знают о создателях авиамоторов, между тем именно они дают самолету жизнь. Двигатель – сердце самолета…»

Прочитав в одной из книг Яковлева эти строки, многоопытный воздушный пассажир заметил:

– Ничего удивительного, на мой взгляд. Когда знакомишься с человеком, тоже не обязательно знать, какое у него сердце.

Что ж, возможно, тут есть своя логика. Только почему, говоря о хорошем человеке, мы не забываем сказать: «У него хорошее сердце»?

В то время, о котором идет речь, не было ни знаменитых пассажирских Ту, ни всем известных сейчас Илов. Но уже появился Ан-2.

Шел сорок седьмой год. Гражданская авиация испытывала большие трудности, и конструктор Олег Константинович Антонов, угадав требование времени, создал легкую машину, которую метко окрестили воздушным извозчиком. Маломестная, без особых удобств, неприхотливая при взлете и посадке, она и верно стала «межрайонным извозчиком».

Много лет спустя поэт Николай Грибачев посвятил самолету Антонова стихи.

 
Аэродром скрипуч, морозен, бел,
Ан-2 почти до сердца задубел,
Коротенькие поджимая лыжи
Под желтый в сизом инее живот,
Старается он меньше стать и ниже,
Поскольку утро вьюжится и жжет.
Ах, как ему не хочется, наверно,
Срываться с места, прыгать, брать разгон
Туда, где белооблачная пена
И скучный график трасс его и зон —
Не иловских, не туполевских, с гулом
Вонзающихся в синий звездопад,
А над оврагом и леском сутулым,
Над табунками придремавших хат.
Но что поделать? Люди год от года
Спешат, спешат, – все горячей дела, —
И он, простой, как сельская подвода,
Гудит, жует у ветра удила…
Уют в нем мал. Тепла совсем немного.
Ни стюардесс, ни иностранных дам.
Здесь режутся в «козла» и в «подкидного»,
Пристроив на колени чемодан,
Прилаживаются к домашней снеди,
А то и стопку выхлещут тайком,
Склоняясь к доверительной беседа
При подходящем случае таком…
Пылит снежок. Березовые гривы
Проносятся у самого крыла,
Маячат над озерными обрывами
Беззвучные стогов колокола.
И мне опять под фырканье мотора
Покоя дума не дает одна:
Как время вскачь уносится, как скоро
Вчерашняя стареет новизна.
Как все, что вечным так недавно мнилось
Само и для себя, не напоказ,
Преобразилось и переменилось,
Переменило и меняет нас!
 

«Воздушная сельская подвода» Антонова действительно многое переменила в укладке районных будней. В «Известиях» была рассказана история: старуха купила в соседнем селе козу, а домой повезла ее на Ан-2. Вот ведь как!

Только не всем похож самолет Антонова на сельскую подводу – у него есть сердце. Это двигатель АШ-62, созданный еще до войны Аркадием Дмитриевичем Швецовым.

Пока Ан-2 летал по малым трассам, нельзя было не подумать и о «парадном выезде». Аэрофлот ждал такую машину, которая бы покрывала дальние расстояния и обеспечивала пассажирам полный комфорт.

В начале пятидесятых годов правительство поставило эту задачу перед Ильюшиным и Швецовым.

Аркадию Дмитриевичу приходилось работать со многими конструкторами самолетов. Иногда это было эпизодическое содружество, иногда длительное. Целая полоса жизни – все довоенные годы – у него связана с Поликарповым, военное время – с Лавочкиным. Теперь ему пришлось работать с Сергеем Владимировичем Ильюшиным.

Внешне они были полной противоположностью: невысокий, чуть сутулый Ильюшин и высоченный, юношески стройный Швецов. Но что внешность? Эти разные с виду люди во многом походили друг на друга: оба исключительно скромные, даже застенчивые. И оба удивительно прозорливые.

Задание правительства Ильюшин и Швецов восприняли со всей ответственностью. В их конструкторских бюро все было подчинено скорейшей разработке новых проектов.

Они начинали не на пустом месте. На трассах Аэрофлота уже несколько лет курсировал пассажирский Ил-12 с двигателем АШ-82. Свою машину Ильюшин спроектировал в конце войны и выбрал для нее двухрядную звезду Швецова. Опыт содружества у них был, но теперь от конструкторов ждали такой самолет, который бы не уступал пассажирским машинам именитых зарубежных авиакомпаний.

Время не ждало, конструкторы были ограничены жесткими сроками. Но огромный опыт подсказал им кратчайший путь к цели.

Ильюшин решил модифицировать свой Ил-12. Его выпускали серийно уже несколько лет, и конструктору предстояло ответить делом на «рецензии» летчиков, заводских специалистов и пассажиров. Это далеко не просто, но все же проще, нежели создавать совсем новую конструкцию. Модифицированный самолет куда быстрее попадает с завода на аэродром.

И Швецов пошел по пути модификации. На основе своей двухрядной звезды он спроектировал тысяча девятисотсильный мотор АШ-82Т. Форсированный режим двигателя с турбокомпрессором прибавил ему мощность.

Настал день, когда новый пассажирский лайнер Ил-14 поднялся в воздух. Это был двухмоторный моноплан с низкорасположенным крылом. На его борту размещалось тридцать два пассажира и свыше полутонны багажа. Множество похвал вызвала надежность машины: она могла продолжать полет при остановке одного из двигателей, имея при этом запас мощности для набора высоты до трех тысяч метров.

Ил-14 был начинен самоновейшей техникой: радиоаппаратурой, приборами для самолетовождения в сложных метеорологических условиях, автопилотом, осветительными средствами, противообледенителями. Но главное – скорость полета и дальность. Самолет развивал более четырехсот километров в час и мог покрыть расстояние около трех тысяч трехсот километров.

Миллионам воздушных пассажиров полюбились эти отличные машины. Они пересекали на них всю страну – от Бреста до Владивостока и от Петрозаводска до Баку. И одним только словом оценивали Илы с швецовскими двигателями: великолепно!

«Самые надежные пассажирские машины своего времени, способные летать и над дышащими жаром пустынями и над льдинами Ледовитого океана», – так писали в те дни газеты.

На Илах наша страна вышла на международные авиалинии.

Задание правительства было выполнено.

5

В Пермь на новом Иле прилетел Маресьев. Тот самый, о котором «Повесть о настоящем человеке». Дни у него были расписаны буквально по минутам: утром – на завод такой-то, днем – к офицерам местного гарнизона, вечером – к студентам университета… Знаменитый летчик, совершивший один из самых ярких подвигов в годы войны, повсюду был желанным гостем.

С нетерпением ждали Маресьева и в КБ. Здесь его считали, что называется, своим: ведь он заслужил звание Героя, летая на истребителе с двигателем Швецова.

Однажды утром Аркадию Дмитриевичу доложили: сегодня Маресьев приедет в гости, он выкроил два-три часа.

– Сегодня? – забеспокоился Швецов. – А мы успеем подготовиться?

Конструкторы взяли все заботы на себя. Им тоже хотелось хорошо принять дорогого гостя. И все получилось как нельзя лучше.

Много лет спустя Алексей Петрович Маресьев вспоминал:

«Мне довелось летать на многих самолетах-истребителях с поршневыми двигателями. Так сложилось, что в большинстве своем это были самолеты с двигателями Аркадия Дмитриевича Швецова.

Первая встреча моя с Аркадием Дмитриевичем была заочной. Я летал на истребителе И-16, который был оснащен превосходным двигателем АШ-62.

И вторая встреча со Швецовым оказалась заочной. Это было уже во время войны, после того, как я перенес тяжелое ранение и стал летать на истребителе Лавочкина с двигателем АШ-82ФН. Мощная двухрядная звезда Швецова сделала эту машину исключительно маневренной, скоростной, надежной.

А вот третья встреча была уже очной.

В один из дней моего пребывания в Перми я встретился с коллективом конструкторского бюро, где работал Швецов. Вполне понятным было мое желание повидать Аркадия Дмитриевича.

Мы встретились. Я увидел высокого, седеющего человека, который в первое мгновение показался мне хмурым. Но едва мы обменялись несколькими фразами, как я попал в плен его обаяния. Это очень простой, скромный, доброжелательный человек. Он много говорил о будущем авиации, но ни словом ни обмолвился ни о своих двигателях, ни о себе.

Мне захотелось поблагодарить Аркадия Дмитриевича за его прекрасные двигатели, и я сказал несколько слов. Аркадий Дмитриевич смутился и поспешил переадресовать мои слова товарищам по конструкторскому бюро…»

Неукротимый дух Маресьева произвел на Аркадия Дмитриевича неизгладимое впечатление. Это была встреча с мужеством, и для впечатлительной натуры Швецова она не прошла бесследно. Ему уже было под шестьдесят, но он словно помолодел, стал еще бодрее, энергичнее.

Этот внезапный прилив сил оказался на редкость благотворным. В КБ завершалась работа над проектом сверхмощного двигателя, одновременно создавался проект двигателя с редуктором для вертолета и сверх того пришло время для работы над реактивным двигателем. Душою всех этих дел, естественно, был Швецов, и ему была необходима двойная, тройная человеческая энергия.

Гениальный Лебедев, открывший и измеривший давление света на твердые тела и газы, записал как-то в своем дневнике: «Обилие мыслей и проектов не дает мне спокойного времени для работы: кажется, что то, что делаешь, уже сделано, а народившееся важно, важнее предыдущего и требует наискорейшего выполнения – руки невольно опускаются, и происходит толчея, и результаты, вместо того, чтобы сыпаться дождем, не двигаются с места».

Аркадию Дмитриевичу был чужд «простой» энергии. Не имея возможности заниматься тем, чем хотелось бы, он занимался тем, что было нужно, «отодвигал» нахлынувший замысел, чтобы довершить начатое. И это не было заблуждением, иначе не смог бы он столько успеть.

Но теперь были уже не тридцатые годы, когда главный работал «один во многих лицах». Прежние его ученики стали опытными конструкторами, он всецело мог на них положиться и доверял им как самому себе. Каждый из них стал как бы частицей его самого. Только с ними все ему было под силу.

Золотой народ! Молодой и непременно с большим будущим Соловьев, замечательно одаренные Эвич, Нитченко, Трубников, Цыцурин, Глушенков, Ступников, Ожиганов, Беляев, Ганжа… С ними любое препятствие не препятствие, а так, бугорок.