Текст книги "Когда мы вернемся (СИ)"
Автор книги: Борис Батыршин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
VII
Лампочка в подвале (или правильнее было бы назвать это помещение бункером?) светилась, но всего одна – в тесном зале, куда сверху вела двухпролётная лестница. Тусклый свет нити накаливания смешивался с бледными отсветами из расположенного выше окошка, и вся эта иллюминация позволяла разглядеть обшарпанное помещение, пол, усыпанный кусками отвалившейся со стен штукатурки – и несколько железных дверей, все открытые. Одну из них украшало спицевое колесо кремальеры, и я подумал, что даже забытая в УАЗике монтировка не помогла бы справиться с подобным препятствием. Тут нужен автоген, а то и направленный заряд – основательные люди оборудовали бункер, а нормативы, которыми они руководствовались, предусматривали самые разные случайности. Например – пожар, взрыв, спешную эвакуацию, схема которой демонстрировала висящая возле двери схема.
– Нам туда. – Мой спутник указал на дверь с кремальерой. Я толкнул тяжеленную клёпаную створку – приржавевшие петли отчаянно заскрипели, из черноты за ней пахнуло сыростью и ещё чем-то, похожую на застарелую, давно выветрившуюся, но всё же ощутимую вонь горелой изоляции. Бэльта тоже почуяла этот запах – чихнула, скорчила недовольную мину и встала в двух шагах от двери, не демонстрируя желания идти первой.
Вспыхнул яркий шарик светодиодного фонарика, поставленного на рассеянный свет, и мы вступили под своды коридора. Я шёл вторым, в метре за спиной И. О. О.; Бэлька за моей спиной шуршала пластами осыпавшейся со стен краски и шумно принюхивалась. На полу то тут, то там попадались распотрошённые папки и рассыпанные по полу пожелтевшие листки бумаги, покрытые машинописными текстами и выписанными от руки формулами.
Коридор повернул вправо; за поворотом открылось низкое помещение, судя по уставленным вдоль стен железным шкафам со шкалами и рубильниками – подстанция или аппаратная. Здесь было так же темно, запущенно, мертво как и в зале с лестницей; в углу громоздились ребристые ящики трансформаторов, по стенам, потолку тянулись жгуты силовых кабелей в бронированных кожухах, густо заросших пылью и паутиной. И. О. О. осветил пульт и подобранной с пола тряпкой смахнул с него пыль, разбирая надписи под рубильниками. Заскрежетал металл, но аппаратура не отреагировала – лампочки, что под потолком, что на приборных панелях, оставались тёмными, ни одна искра не мелькнула в запылённых внутренностях шкафов с аппаратурой.
– Обесточено. – И. О. О. разочарованно крякнул. – В общем, следовало ожидать – верхний этаж запитан от наружной сети, по резервной ЛЭП, а здесь своя подстанция. Ладно, обойдёмся. Вон там, за силовым шкафами проход, нам туда.
И, не дожидаясь ответа, двинулся, освещая себе дорогу фонариком. Я последовал его примеру. Бэйли на ходу прижималась к моему колену.
– Нервничаешь, зверюга? Не нравится?
В ответ шершавый язык прошёлся по моим пальцам. Мол, чему тут нравиться? То ли дело снаружи: травка мягкая, ветерок, а в кустиках столько всего интересного…
Я положил ладонь на тёплый загривок и почувствовал под пальцами дрожь – собаке явно было не по себе.
– Ничего, потерпи немного. Обещаю, мы здесь не задержимся, а пока – вот, держи!..
Громкий хруст и чавканье – шарикам сухого корма, далеко до сушёной оленины, но приняты они были с благодарностью. Я успокоительно потрепал Бэльку по холке, вытер пальцы о штанину и двинулся следом за И. О. О., чей фонарик мелькал уже в дальнем дверном проёме.
Короткий отрезок коридора, ещё один зал, заваленный переломанной мебелью с полом, густо устланным жёлтыми, истлевшими, драными бумагами. То тут, то там валялись выдвинутые картотечные ящики, все пустые – похоже, здесь было что-то типа рабочего архива. Дальше ещё один коридор привёл нас в ещё одну комнату, сплошь заставленную стеллажами и шкафами с химической посудой. Уж не знаю, зачем это добро понадобилось работать здешним тахионщикам, подумал я. И,О. О. похоже, так же не знал ответа на этот вопрос – он ограничился тем, что посветил в комнату фонариком, отчего многочисленные пузатые колбы заискрились, отбрасывая по стенам блики, и направился дальше. Здесь разрушения были уже заметнее – он ткнул пальцем в потолок и заявил, что «бублик» экспериментальной установки находится как раз у нас над головой, вот помещениям и досталось от взрывной волны. Вялые протесты своего спутника я оставил без внимания – навернётся ещё, сломает, не дай бог, ногу – а мне его потом вытаскивать…Белька всё так же трусила замыкающей, принюхиваясь и время от времени фыркая и тряся башкой. Один раз она взгавкнула и кинулась в угол – я едва успел увидеть в луче фонарика мелькнувшее серое тельце и длинный голый хвост.
– Крысы. – сказал. И. О. О. – вот мне интересно, что они тут жрут?
– Разве что змей. – немедленно отреагировал я. Мой спутник недоумённо воззрился на разбросанные по всему полу обрывки кабелей, и вправду, напоминающих клубки змей – и тут же выдал кудахчущий смешок, узнав цитату. А я вдруг вспомнил другую фразу из той же книги – о ' дикой судьбе планеты Надежда, служащей грозным предупреждением всем обитаемым мирам…'
Звучит не слишком обнадёживающе – и это уже не первый раз, когда разговор сворачивает на «Жука в муравейнике». И вообще – что-то часто мы стали подхватывать цитаты, слишком уверенно заканчиваем фразы друг за друга. Лестно, конечно, что я вот так, с полуслова, угадываю мысли «великого и ужасного» Главного Психолога Проекта – но не слишком ли? Ну, хорошо, раз он потратил столько времени на изучение моей скромной персоны, то теперь, и правда, способен видеть меня насквозь – но у меня-то откуда такая прозорливость? До сих пор подобное родство душ наблюдалось с одним-единственным человеком, заведомо не имевшим с И. О. О. ничего общего…
Хотя – кто его знает? Если речь идёт об этой загадочной персоне, я уже ничему не удивлюсь. И потом – не просто же так он навёл тогда разговор на автора «Истории Галактики», на его связь с таинственным экспериментом, состоявшимся полвека назад здесь, в карельском захолустье? Ну хорошо, пусть не полвека а неполных сорок лет, и не здесь, а в Москве, на глубинном уровней ГЗ МГУ – но всё равно, неспроста это, ох, неспроста! Чую печёнкой и всем прочим ливером, что удивит меня Евгений наш Петрович, он же И. О. О., и ещё как удивит…
В углу за грудой поломанной мебели снова зашуршало, мелькнул в белом луче розовый чешуйчатый хвост. Бэлька, не выдержав – да и как снести такое издевательство? – кинулась туда с, но серые хозяева бункера-лаборатории уже были таковы. Собака гавкнула пару раз, и принялась расшвыривать передними лапами битые кирпичи и штукатурку, горкой наваленные в углу.
– Ну, что там у вас? – осведомился И. О. О.– можем идти дальше? Уже рядом, вон там…если мне память не изменяет, конечно.
И показал на дверь в противоположном конце комнаты – на этот раз, не железную, с клёпками, ржавыми засовами, и кремальерами – а самую обыкновенную, фанерную. Я подозвал собаку – не хватало ещё чтобы лапы поранила, в этой куче вполне могут оказаться осколки битого стекла! – и направил луч фонарика в указанном направлении. Там, в глубокой нише стены, оказалась ещё одна дверь – на этот раз не железная, с ржавыми клёпками, засовами и кремальерами, а самая обыкновенная фанерная, крашеная облезлой кремовой краской, с никелированной когда-то, а теперь облупленной и проржавевшей дверной ручкой. В верхней части красовалась чёрная пластиковая табличка с белыми буквами: «зав. лаб.»
– Так и есть, кабинет Карандеева. – И. О. О. удовлетворённо кивнул. – Вот мы и пришли!
– Спасибо, хоть сейф не заперт… – я потрогал толстенную стальную дверку, украшенную по наружной стороне рядом круглых пронумерованных кнопок. – Такой мы бы сами нипочём не открыли. Разве что наружу вытаскивать и обращаться к слесарь – так его ещё поди, вытащи! Полтонны, не меньше, вдвоём нипочём не справиться…
Вместо ответа И. О. О. продемонстрировал ключ со сложной узорчатой бородкой.
– Шевелёва приложила к своему рапорту об происшедшем. – сказал он. – А ещё – бумажку с кодом от сейфового замка. Она сама его и открыла, когда забирала рабочие дневники Карандеева.
– А почему тогда не заперла? Сейф же…
– Зачем? – он пожал плечами. – Тут, по большей части, черновики его статей в разных научных журналах, кому они нужны? Разве что это….
И он взял с нижней полки большую бутыль с бледно-янтарным содержимым под самую пробку.
– Виски, шотландский, односолодовый. – сообщил он, изучив этикетку. – Шевелёва как-то упомянула, что эту бутылку прислал кто-то из единомышленников Карандеева из американского сегмента Проекта, а он собирался откупорить её, чтобы отпраздновать успешное завершение эксперимента. Да вот, не судьба оказалась…
– Что-то слишком уж она осведомлённая, эта ваша Шевелёва… – я недоверчиво покачал головой. – И книга с дарственной надписью Ефремова, и код от сейфового замка, и когда завлаб собирался откупорить бутылку, знала…
– Злые языки болтали, что их с Карандеевым связывали…. скажем так, не только служебные отношения. – И. О. О. ухмыльнулся.Профессор двумя годами раньше потерял– рак печени, кажется, – нашёл утешение без отрыва от работы. Шевелёвой тогда было едва за тридцать – крайне эффектная была дамочка. Да вот, сам смотри…
И протянул фотокарточку. С пожелтевшей от времени фотобумаги – снимок был явно любительский, чёрно-белый, без слоя глянца, – на меня смотрела красивая молодая женщина с копной тёмных волос. Да, на такую можно было запасть, подумал я – что и произошло, раз заведующий лабораторией держал её карточку в своём сейфе. Я перевернул карточку, ожидая увидеть что-то типа «Дорогому… от…» но обнаружил только дату.
– Надписано за месяц до катастрофы. – сообщил И. О. О., глянув на оборот снимка. – До меня доходили слухи, что он звал её в жёны, но Александр Борисовна была замужем, имела дочь и разводиться не собиралась. Карандеев сильно переживал по этому поводу…
Я сдержал ухмылку – «доходили слухи», как же! К гадалке не ходи, Главный Психолог Проекта, совмещавший эту должность с обязанностями главы внутренней службы безопасности, имел пухлые досье на каждого сколько-нибудь значащего сотрудника, к каковым, безусловно относился покойный доктор Карандеев. На меня уж точно такая папочка имелась – да он, собственно, этого и не скрывал…
И. О. О. тем временем копался в бумагах. Бэйли настороженно наблюдала, время от времени чихая – пыль из сейфа валила клубами.
– Ага, вот оно… он удовлетворённо кивнул и посветил фонариком обыкновенный настольный блокнот со страницами на пружинке, сплошь исписанными обрывками формул, строчками расчётов и неудобочитаемых заметок. Несколько страниц были вырваны и вложены в блокнот, но прежде, чем я успел разобрать их содержимое, И. О. О. засунул находку за пазуху, встал и принялся отряхивать брюки. Бэлька следила за его манипуляциями; на палевой морде было написано недоумение: «И что, всё?..»
– И что, всё? – спросил я. – Мы вот за этим сюда шли?
– Точно. – кивнул мой спутник. – Да вы не переживайте, Алексей, всё покажу и всё растолкую. Только давайте-ка поднимемся наверх, а то тут что-то… неуютно.
– Виски не забыл прихватить? – спросил И. О. О. В ответ я выставил на стол давешнюю бутыль
– Вот и хорошо… – он удовлетворённо кивнул. – Если я не ошибаюсь, винокурня, где производят этот сорт виски, была основана где-то между их Иоанном Безземельным и нашим Иваном Грозным. В последнее время о скверной репутации этого места стали забывать – заберутся какие-нибудь грибники, или то же Михалыч наведается, приберёт к рукам… Нет уж, лучше мы сами – Вечером, у меня дома разожжём камин, откупорим, посидим, помянем Карандеева и тех, кто здесь погибв тот день…
Я с уважением покосился на бутыль – в солнечных лучах, проникающих её отсвечивало светилось бледным янтарём.
– Вечером, у меня дома – разожжём камин, откупорим, посидим, помянем покойника Карандеева и тех, кто здесь погиб в тот день.
– Понимаю, ты ждёшь объяснений. – И. О. О. как-то незаметно перешёл на «ты» – может, это следствие того, что речь снова зашла об алкоголе? – Вообще-то я мог бы всё это объяснить по телефону, но –тема чересчур деликатная, сам понимаешь…
– Не понимаю. – честно признался я. Ну лаборатория какая-то взорвалась полвека назад, люди погибли… Печально, конечно, но непохоже, чтобы это всё было таким уж секретным.
И сделал жест рукой, указывая на царящее вокруг запустение.
– Да не в секретности дело. – И. О. О. поморщился, словно я сказал какую-то неловкость. Но ты прав, широкая научная общественность не в курсе, а вот тебе лично, Алексей, знать стоит…
И он извлёк из-за отворота штормовки на стол взятый из сейфа блокнот. Перелистал, вытащил вырванные страницы и положил передо мной на стол. На верхней, поверх неразборчивых каракулей и каких-то небрежно набросанных схем – в одной из них угадывалось тороидальное сооружение, стоящее неподалёку, – было крупно, выведено несколько цифр, дважды жирно подчёркнутых. Писавший пользовался толстым лиловым фломастером, цифры успели выцвести, побледнеть, и мне, чтобы их разобрать их в неярком свете, проникающем через замызганное, запылённое стекло, пришлось наклониться к бумаге.
– Двенадцатое апреля семьдесят пятый год. – прочёл я. – Видимо, дата эксперимента? Вы, помнится, говорили, что дело было вес…
И тут до меня дошло – сразу, вдруг. Как пыльным мешком или диванным валиком с размаху по голове. Даже зубы, вроде, клацнули.
– День Космонавтики… – выдавил я. Голос звучал придушенно, словно кто-то невидимый аккуратно, но сильно сжал мне гортань.– День, когда я попал в эту реальность…
– Теперь понятно, почему я не захотел говорить об этом по телефону? – И. О. О. смотрел, не скрывая насмешки.
– И вы что же, сразу догадались?
– Да, как только прочёл твоё письмо. Прости, что притащил тебя сюда – наверное, можно было рассказать и там, у озера, но я решил, что будет лучше, если ты всё увидишь своими глазами. Убедительнее, что ли?
Я кивнул – да уж, убедительнее некуда…
– Так вы полагаете, что моё появление здесь как-то связано с провалившимся экспериментом Карандеева?
– Ты до сих пор веришь в совпадения? – ироническая усмешка. И потом, эксперимент вовсе не провалился, хотя никто об этом и не знает. Впрочем, вру – те ребята в МГУ что-то подозревали, потому и пытались его повторить. Помнишь, ты сказал, что они хотели создать машину времени? Выходит, получилось – хотя, вероятно, не совсем так, как они планировали изначально.
Я медленно, очень медленно кивнул.
– Так вот почему вы хотели, чтобы я во всём разобрался – когда посоветовали найти…
– Да, вот именно. – мне показалось, что И. О. О. нарочно прервал меня, не дав произнести фамилию вслух. – И поверь, заняться этим действительно стоит как можно скорее. Так что распитие этого, – он щёлкнул ногтем по бутылке, – как и посиделки у камина мы, пожалуй отложим. До тех пор, пока что-нибудь прояснится.
Он посмотрел на часы – не персональный браслет, как у меня, а обычные, механические, кажется, швейцарские.
– Экспресс «Карелия» отбывает в Москву через три часа. – сообщил он. – Чемодан у тебя с собой, так что прямо сейчас и двинемся. Если поспешим, успеешь пообедать в привокзальной кафешке. Ну а если нет – извини, придётся обойтись вагоном-рестораном.
VIII
Журналом «Работница» я обзавёлся на привокзальной площади. Схватил на бегу с лотка – благо платить за него не требовалось, а до отправления поезда оставались считанные минуты. Когда-то он пользовался вполне заслуженной популярностью у женской половины населения Союза, но меня привлекло другое – яркая картинка на обложке, бальзамом лёгшая на мою истерзанную загадками душу. Там, как и на центральном развороте журнала, красовался мой портрет – в корабельном оранжевом комбинезоне, украшенном всеми полагающимися нашивками и шевронами, с о сложенными на груди руками и мужественным взглядом, устремлённым в неведомые дали Вселенной. Помещался портрет на фоне испятнанного кратерами планетоида; Планета, спутником которой он, видимо, служил, висела низко над горизонтом, едва не касаясь её своим розовым краем. Она напоминала бы планету Океан – если бы не фиолетовые полосы на её поверхности, вытянутые, как на Юпитере, в экваториальном направлении.
Подпись под картинкой гласила: «Возвращение со звёзд» и ниже – «Алексей Монахов, капитан 'Зари». Приглядевшись, я обнаружил на фоне планеты серебристое кольцо «звёздного обруча». Неведомый мне создатель картинки постарался впихнуть в своё творение всё, что, так или иначе, имело отношение к нашей экспедиции, не особо заморачиваясь точностью в деталях – больше всего «обруч» напоминал обод велосипедного колеса, разве что, без дырочек для спиц по окружности. Спасибо, хоть «Зарю» он пощадил – звездолёт, до ужаса похожий на настоящий, горделиво выплывал из тахионного зеркала станции «Гагарин». А вот сама станция подкачала, вернее, её фон – вместо голубого, в разводах облаков шара Земли или хотя бы звёздной черноты космоса, на картинке имели место абстрактные цветные разводы, какие можно наблюдать при движении в Подпространстве. Мы доставили на Землю многие километры кино– и видеоплёнок с такими вот разводами – и теперь они, похоже, стремительно приобретают на Земле популярность…. Во всяком случае, у дизайнеров глянцевых журналов.
Нет, с тщеславием пора кончать! Я небрежно швырнул журнал на диванчик (Бэлька немедленно принялась его обнюхивать) и стал прикидывать – может, в самом деле, сходить в вагон-ресторан? Сидеть там я не собирался, жестоко было бы оставлять ушастую бестолочь одну – как и по дороге сюда я взял купе в спальном вагоне целиком, – но буфет-то там должен найтись? Забежать в кафе, каких на привокзальной площади хватало, я, как и пророчил И. О. О. не успел – и теперь в животе ощутимо урчало, требуя срочного удовлетворения "минимальных личных потребностей' – или как это у них тут называется?
Хорошо бы дождаться ближайшей станции из за две минуты стоянки приобрести прямо на перроне набор классической российской железнодорожной провизией – жареную курочку в промасленной бумаге, несколько отварных картофелин в жёлтом сливочном масле, несколько перьев зелёного лука и солёные огурчики в полиэтиленовом пакетике. Увы, это было невозможно – здесь, как и в «том, другом» 2023-м племя станционных торговок исчезла, как класс, вытесненная то ли железнодорожно-общепитовским сервисом, то ли неудержимо наступающим коммунизмом, избавившим обитательниц провинции от необходимости зарабатывать таким образом прибавку к пенсии.
Ладно, решил я, потерплю ещё немного – а там, в самом деле, схожу в вагон ресторан. Возьму в тамошнем буфете каких ни то пирожков и сэндвичей – они, судя по опыту предыдущей поездки, очень недурны и к тому же бесплатны, – и попрошу проводника принести чаю. Приняв это решение, я сунул Бэльке пару полосок вяленой оленины – гостинец от И. О. О.! – плеснул из предусмотрительно прихваченной бутылки воды в пластиковую миску, и откинулся на спинку диванчика. Зверюга радостно зачавкала, благодарно виляя хвостом – наконец-то вспомнили о маленькой собаченьке, не дали погибнуть с голода! – а я провожал взглядом проплывающие за вагонным окном сосны, и вспоминал недавнее прощание с И. О. О.
– Не знаю, что ты собирался делать дальше… – мой собеседник неопределённо пожал плечами. – Но у меня, не скрою, были на тебя некоторые планы. Были – потому что сейчас кое-что изменилось…
Он сидел на водительском месте в УАЗе, выставив ногу наружу. Бэлька паслась возле открытой дверки – собака за эти сутки с небольшим успела привязаться к новому знакомому и старалась держаться к нему поближе. Обо мне, впрочем, то же не забывала, то и дело тыкаясь мокрым носом в ладонь.
– Может, оставишь здесь? – И. О. О. погладил зверюгу по палевой холке. – Тебе сейчас будет не до неё – придётся помотаться, а с собо1-то не потаскаешь. А здесь – благодать, озеро, накупается вволю, да и еда нормальная, не шарики эти вонючие…
– Я посмотрел на Бэйли – морда у собаки был смурная, словно в предчувствии близкое расставание.
– Может, в другой раз, Евгений Петрович. Или сам приеду погостить подольше… А сейчас – вы же правильно сказали, я толком не определился, что делать дальше. Может, придётся спешно отправляться на «Зарю» – я всё ещё числюсь капитаном, а Бэйли прошла подготовку для Внеземелья, надо браться за дело. Да и вообще – куда я без неё?..
Перспектива снова оказаться одному, в пустой московской квартире, показалась мне вдруг невыносимой. Я немедленно обругал себя за эгоизм и эгоцентризм – собаке, в самом деле, было бы гораздо лучше здесь, в Карелии, на северной природе…
– Ну, как знаешь… – И. О. О. вздохнул. Собака, словно считав его разочарование, лизнула морщинистую руку и завиляла хвостом. – Но насчёт «Зари» я бы на твоём месте не обольщался – корабль на днях загонят в орбитальный док на «Китти Хоке», и там он простоит месяца три. А у тебя пока есть, чем заняться – если не передумал, конечно…
– С чего бы? – я пожал плечами. – Это и в моих интересах. Всё же старый друг, хотя и в новой ипостаси. Надо хотя бы попытаться понять, во что он вляпался на этот раз. Заодно и этой… «машиной времени» проясним – вдруг вы правы, и у Карандеева действительно получилось?
По дороге к городу мы намеренно избегали этой темы, но мысль о том, что моё «попаданство» вовсе не результат непостижимого замысла неких высших сил, а побочный результат эксперимента полувековой дальности не отпускала мне покоя ни на минуту. Я достаточно знал себя, чтобы понимать: как бы оно не повернулось дальше – пока не получится это прояснить, покоя мне не будет.
– Ладно, как говорят в Одессе, будем посмотреть. – И. О. О. как-то сразу сгорбился – словно взвалил на свои плечи ещё десяток-другой лет вдобавок к уже имеющимся… скольким? Я даже гадать боялся на эту тему. – Не буду скрывать, Алексей, я видел в тебе преемника. После того, как я удалился от дел, мой департамент разделился на несколько отделов, хотя, формально и сохранил прежнюю единую структуру. Есть отдел Главного Психолога Проекта, там занимается исключительно вопросами, вытекающими из названия. Есть отдел Внешней Безопасности, он сильно разросся за последние годы – область деятельности людей за пределами планеты расширяется, население Внеземелья стремительно растёт, приходится соответствовать. А есть и отдел безопасности внутренней – тот самый, с которого всё когда-то начиналось…
– Поиски следов инопланетного вмешательства? – уточнил я. И. О. О. кивнул.
– Многие перестали воспринимать эту службу – некоторые в шутку называют её 'контрразведкой земной цивилизации, – всерьёз, в особенности, после того, как я ушёл на покой, препоручив руководство отдела Каланову. Михаил Георгиевич мужик толковый, но для такой должности у него не хватает воображения. А вот ты – дело другое, ты для неё буквально создан. Так что подумай на досуге…
Я промолчал. О том, что Каланов не обычный завлаб, и неспроста И. О. О. оставил ему послание для меня я, конечно, догадывался. Да и предложение его не стало для меня совсем уж неожиданностью – ситуация чем дальше, чем сильнее напоминала мне сюжет «Жука в муравейнике», и это не могло не беспокоить. Понять бы ещё, кто выступает в роли «подкидыша» – один лишь сгинувший автор «Истории Галактики», или и я тоже?
* * *
И. О. О. почему-то не захотел въезжать в Петрозаводск, а высадил меня на автобусной остановке в пригородном посёлке.
Автобуса – вернее, электробуса, общественный транспорт на ДВС почти совершенно исчез даже в провинции, – дожидаться долго не пришлось, и уже через двадцать минут мы торопливо шагали по перрону. Чемодан, полный северных гостинцев – копчёная рыбка, оленина, в том числе и сушёная, для Бэльки, полуторалитровая бутыль с продуктом лесника Михалыча, – оттягивал мне руку. В вагон мы запрыгнули за миг до того, как состав дёрнулся, и покатился, лязгнув сцепками. За окнами проплывали пригороды столицы Карелии, а я, устроившись вместе с собакой в купе, приводил себя в неповторимо-ностальгическое состояние железнодорожного путешественника. Конечно, Нуль-Т, тахионные зеркала, звездолёты – это всё замечательно, это прогресс,галактическое будущее человечества – но как же здорово проехаться иногда вот так, в вагоне поезда дальнего следования!
Конвертов было два – оба из плотной коричневой бумаги, оба украшены сургучными печатями – только на том, что я взял из сейфа в Центре Подготовки, со штампом «Зари» на лицевой стороне, сургуч был надломлен, а на втором, полученном от И. О. О. – цел. Кроме печати, на конверте имелся бледно-фиолетовый штамп «Совсем секретно», и при виде его я улыбнулся.
И. О. О. уже не в первый раз вручал мне конверты с подобными оттисками, и всякий раз меня подмывало спросить – изготовлен ли этот штамп исключительно для меня, любимого, или другим тоже достаются подобные сувениры? Возникло такое желание и сегодня, но я удержался. Пусть останется загадкой – раз уж было таковой столько лет…
Бурый сургуч треснул и раскрошился под пальцами, и несколько секунд спустя я уже рассматривал содержимое конверта. Это было моё письмо – то самое, отосланное с «Зари перед тем, как звездолёт нырнул в червоточину 'сверхобруча». На внутренней стороне клапана конверта имелась надпись, сделанная авторучкой – «23. апр. 1986». Видимо, подумал я, это дата, когда было вскрыто письмо; отослал я его шестнадцатого апреля, и почти неделю письмо добиралось до адресата – от станции «Барьер» на дальней околице Пояса Койпера в подмосковный Королёв. Я ещё раз подивился, как поразительно сжались некогда космические расстояния – и развернул пожелтевшие листки.
Работая над посланием для И. О. О., я составил его из двух частей – первой, посвящённой истории моего попаданства, и второй, содержащей описание оставленной мною реальности. И теперь, перечитывая письмо, я удивлялся, как мало внимания я уделил второму разделу – несомненно, самому интересному для того, кому оно предназначалось. Видимо, дело было в том, что я далеко не сразу определился, с личностью адресата – поначалу письмо предназначалось родителям, которым, конечно же, важнее были бы сведения, относящиеся ко мне лично, а не к истории мира, с их точки зрения вовсе не существующего. У И. О. О. же даже скудные обрывки информации несомненно, вызвали живой интерес – особенно если он действительно собрался писать книгу. «Может, навязаться ему в соавторы? – мелькнула мысль. – А что, перо у меня бойкое, уже три книги опубликованы, не считая многочисленных статей и очерков – две, составляющие 'мониторный», альтернативно-исторический цикл, и третья, посвящённая нашей сатурнианской эпопее. Как раз после её выхода из печати меня приняли в Союз Писателей – так что вполне могу соответствовать. А что – было бы любопытно, – если, конечно, предполагаемый соавтор сочтёт возможным допустить меня к своим сокровенным мыслям, без чего совместная работа над серьёзными текстами попросту немыслима…
Увы, литературные планы придётся отложить на потом – как и размышления на тему предложенной И. О. О. работы. Тоже мне, хмыкнул я про себя, Максим Каммерер, преемник Рудольфа Сикорски, он же Экселенц, он же Странник, он же руководитель зловещего «КомКона-2». Не приведи Космос, конечно, подобные приключения даром не нужны – а всё же ощущение подступающих «больших хлопот», «дальней дороги» и «казённого дома» не оставляли меня ни на миг, несмотря на то, сто ни в одной из предыдущих жизней я не увлекался карточными или иными гаданиями…
Персоналка тихо пиликнула. Я уже освоился с интерфейсом, и быстро нашёл на рабочем столе нужную иконку. Навыки, приобретённые в «той, другой» реальности изрядно помогали в новом цифровом мире, да и разработчики здесь шли схожими путями. Иконка – экран был сенсорным, как у планшетов-коммуникаторов, – развернулась в окошко со значком одному из ведущих новостных каналов ИнфоСферы в уголке, и я припомнил, что самолично настроил его на звуковое оповещение о важнейших сообщениях, приходящих из Внеземелья.
– … открытие на планете Океан. – вещал невидимый диктор. – Поразительное открытие сделано капитаном тахионного буксира-прыгуна «Ермак Тимофеевич», доставлявшей в созвездие Дракона конструкции новой космической станции. Согласно имеющейся у нас информации, кроме Даниила Монахова находилась и Владислава Штарёва, лишь недавно вернувшаяся на Землю из Межзвёздной экспедиции. В настоящее время мы пытаемся установить связь со станцией «Океан-Атмосфера». Приносим извинения зрителям за качество передачи – мы работаем через подпространственный канал-червоточину, соединяющий Землю и Океан через цепочку станций-ретрансляторов, так что вероятны перебои связи…
Окошко снова мигнуло, и вместо бублика орбитальной станции, медленно поворачивающегося на фоне розовой, в лиловыъх разводах планеты, возникло Юлька. Она была в оранжевом рабоем гермокостюме с откинутым забралом шлема; на заднем плане, за огромным круглым обзорным блистером клубились розовые облака, а зелёные строки в углу экрана сообщала: «Лидия Монахова, начальник станции 'Океан»
Вот те раз, ошарашенно подумал я, они что же, все трое там? Я знал, конечно, что Юлька состоит в должности научного руководителя Третьей Межзвёздной экспедиции (такое название носит развёрнутая в системе систему TOI 1452 A группировка орбитальных станций и автоматических зондов) как и был в курсе, что наш сын тоже улетел туда – но чтобы и Влада?.. Неужели нежелание возвращаться на родную планету оказалось настолько сильным, что она, едва вернувшись из шарового скопления М13 – между прочим, двадцать пять тысяч световых лет от Земли! – не нашла ничего лучшего, чем новый рейс к звёздам? Нет, департамент, который возглавлял во времена оны подчинённые Евгений наш Петрович тут явно недоработал – и если я хоть что-то смыслю в этом предмете, Владе, когда она окажется всё-таки на Земле, предстоит серьёзный разговор с его бывшими сотрудниками. Может, потому она и не спешит возвращаться?..
В любом случае – двое самых дорогих для меня людей сейчас там, в системе двойной красной звезды – и похоже, вот-вот вляпаются в очередную эпохальную историю. Картинка на экране не двигалась – видимо те самые, обещанные диктором перебои с подпространственной связью, – и я, вздохнув, захлопнул крышку портативки. Новости никуда не денутся, а сейчас – в самом деле, схожу-ка я в буфет за пирожками…
Фиолетово-алая стрела шуршанием проносилась мимо. Грунтовка тянулась здесь шла вдоль железнодорожного полотна, и он специально остановилмашину и вышел, чтобы видеть уносящийся поезд. Три, много четыре часа, и Алексей будет в Москве – и вряд ли у капитана «Зари» достанет терпения ждать до завтра, чтобы связаться с Калановым, который как раз сейчас собирает для него необходимую информацию. Нет, не будет он ждать – завезёт собаку домой, оставит вещи – и бросится, не теряя лишнего часа, в Королёв.
