Текст книги "Индира"

Автор книги: Бонкимчондро Чоттопаддхай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава девятнадцатая
ВИДЬЯДХАРИ[32]32
  Видъядхара (букв.: обладающий волшебным знанием, в женском роде – видьядхари), или Камарупа, – по индийским верованиям, сверхъестественное существо. Считалось, что видьядхары могут вступать в брак с людьми.


[Закрыть]

Казалось, наступил момент открыть мужу всю правду. Ведь он почти догадался, кто я. Однако я не была в этом уверена и потому решила молчать.

– Сказать тебе, кто я? Я – Камарупа. В храме я стою рядом с Дургой[33]33
  Дурга (или Кали) – одно из имен жены бога Шивы. Дурга особенно чтима в Бенгалии.


[Закрыть]. Люди считают меня ведьмой, но это несправедливо. Мы принадлежим к роду видьядхари… Я провинилась перед богиней Дургой, и в наказание она превратила меня сначала в человека, потом сделала кухаркой, а затем падшей женщиной. Прославляя богиню, я смягчила ее гнев, и она повелела мне явиться к ней в храм, чтобы снять с меня проклятие.

– Где же находится ее храм?

– В Мохешпуре, к северу от дома твоего свекра. Из их молельни туда ведет потайной ход. Поедем в Мохешпур.

– Ты станешь моей Индирой, – задумчиво произнес муж. – Как это будет прекрасно, если Кумудини станет Индирой! На свете не сыщешь тогда человека счастливее меня!

– Наберись терпения, все выяснится в Мохешпуре.

– Тогда едем, – решительно проговорил У-бабу. – Завтра же. Я перевезу тебя через Черное озеро и отправлю в Мохешпур, а сам поеду домой. Пробуду там денька два и явлюсь за моей Индирой. Но кем бы ты ни оказалась: Индирой, Кумудини или Видьядхари, лишь об одном молю: не покидай меня!

– Никогда! – обещала я. – Если я освобожусь от проклятия, то милостью Всевышнего обрету тебя. Ведь ты мне дороже жизни!

– Колдунья не может так говорить! – с жаром воскликнул муж и ушел в другую комнату, где его ожидал кто-то. Это был Ромон-бабу. Они вместе прошли на женскую половину, и Ромон-бабу отдал мне запечатанный конверт, сказав при этом то же, что уже говорил мужу: чтобы этот пакет я пока хранила у себя.

– Что передать Шубхашини? – спросил он на прощание.

– Скажите, что завтра я уезжаю в Мохешпур, где освобожусь наконец от проклятия.

– Вы с женой во все посвящены? – спросил Ромона-бабу мой муж.

– Я нет, – схитрил Ромон-бабу, – а супруга моя все знает.

– Ты веришь в то, что есть колдуньи, ведьмы, Видьядхари и другие чудеса? – спросил мой муж, когда они вышли из комнаты.

– Верю, – ответил Ромон-бабу, приняв этот вопрос за шутку. – Моя жена говорит, что Кумудини – самая настоящая проклятая видьядхари.

– А ты узнай у жены: Кумудини или Индира?

Ромон-бабу ничего не ответил и, посмеиваясь, ушел.

Глава двадцатая
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ВИДЬЯДХАРИ

На следующий же день мы покинули Калькутту. Муж мой, как и было условлено, перевез меня через Черное озеро, причину всех моих бед, а сам поехал к себе домой.

Меня сопровождали несколько носильщиков и телохранителей. У самой деревни я приказала им остановиться, сошла с паланкина и пошла пешком. Спрятавшись в укромном уголке возле отчего дома, я долго плакала, а затем переступила порог и почтительно склонилась к ногам отца. Узнав меня, он на мгновение словно оцепенел от счастья. Невозможно описать радость встречи с родными.

Я не стала ничего рассказывать ни о том, где была все это время, ни о том, как удалось мне вернуться под родительский кров, и на все вопросы отвечала:

– Потом все узнаете.

Но и потом я не все рассказала родителям, лишь намекнула, что последнее время жила с мужем и что скоро он приедет за мной. От одной только сестры Камини я ничего не утаила. Она была младше меня на два года и слыла большой проказницей.

– Диди, давай повеселимся, когда явится этот выскочка, – предложила она.

Я охотно согласилась.

Посоветовавшись, мы пришли к выводу, что в наш заговор надо вовлечь всех домашних. Пришлось убедить родителей, что пока лучше скрыть от зятя мое возвращение домой. Мы с Камини сказали, что сами все уладим, а они пусть только не проговорятся, когда появится зять, что я нашлась.

На другой день приехал У-бабу. Родители ласково, как и подобало, встретили его. Никто и словом не обмолвился, что я дома. А спросить об этом он, видно, не решился. Принимали У-бабу на женской половине дома. Туда пришла Камини, собрались мои двоюродные сестры и невестки. Сгущались сумерки. Камини старалась занять моего мужа беседой, но он отвечал ей рассеянно, и вид у него был очень грустный.

– Где твоя диди? – спросил он наконец.

– Никто не знает! – притворно вздохнула Камини. – С тех пор как у Черного озера случилась эта беда, мы ничего о ней не слыхали.

Муж так опечалился, что ни слова не мог вымолвить в ответ. Видно, он решил, что навсегда потерял свою Кумудини, и глаза его наполнились слезами.

– Не появлялась ли в ваших местах женщина по имени Кумудини? – спросил он, чуть не плача.

– Не знаю, Кумудини то была или нет, но позавчера сюда действительно приехала какая-то женщина в паланкине. Она прошла в храм Дурги, поклонилась богине, и тут свершилось чудо! Небо вдруг заволокло тучами, поднялась буря, а женщина с трезубцем в руках, охваченная пламенем, взлетела ввысь и исчезла.

Мой муж отодвинул от себя тарелки с кушаньями, ополоснул пальцы и долго сидел молча, обхватив голову руками.

– Не можете ли вы показать мне место, где исчезла Кумудини? – попросил он, нарушив наконец молчание.

– С охотой! – воскликнула Камини. – Только подождите, я схожу за светильниками, а то уже совсем стемнело.

Говоря это, Камини сделала мне знак, и я поняла, что пора идти в храм.

Когда я пришла туда, мужа и сестры еще не было, и я села на веранде в ожидании. Но вот они появились. Я уже говорила, что в храм из дома моего отца ведет потайной ход.

– Кумудини! О Кумудини! – закричал У-бабу, увидев меня, и упал к моим ногам. – Не покидай меня!

– Пойдем отсюда, диди! – притворившись рассерженной, воскликнула Камини. – Этому человеку нужна какая-то Кумудини, а не ты!

– Диди? Кто это, Диди? – взволнованно спросил мой супруг.

– Индира – вот кто! – сердито пояснила девушка. – Никогда не слыхали этого имени?

Тут шалунья задула светильник и, схватив меня за руку, потащила за собой. Мы бежали со всех ног. Муж мой, немного придя в себя, побежал за нами. Однако дороги он не знал, споткнулся в темноте о порог и едва не упал, но мы оказались рядом и успели поддержать его.

– Мы видьядхари, – шепнула ему Камини, – и охраняем тебя.

После этого мы втащили моего бедного супруга в мою спальню, где было светло.

– Что же это такое? – воскликнул он, увидев нас обеих. – Это Камини, а это Кумудини!

– Эх ты, бедняга! И как при такой смекалке ты еще ухитряешься зарабатывать деньги! – возмутилась моя сестра. – Из земли их выкапываешь, что ли? Это же не Кумудини, а Индира! Индира! Индира! Твоя жена! Неужели ты не узнал своей жены?!

Вне себя от радости, муж схватил нас обеих в объятия. А Камини в шутку закатила ему пощечину и выскользнула из комнаты.

Трудно передать словами, какой это был счастливый день. В доме царило оживление. В тот вечер Камини и У-бабу раз сто затевали спор, и мой супруг всегда оказывался побежденным.

Глава двадцать первая
КАК БЫВАЛО В ТЕ ВРЕМЕНА

Я рассказала мужу все, что мне пришлось пережить после того, как я попала к разбойникам. От меня он узнал, как Шубхашини и Ромон-бабу сговорились вызвать его в Калькутту.

– Зачем же понадобилось столько времени меня дурачить, заставлять ездить туда и обратно! – обиженно сказал муж.

Но я объяснила ему причины, побудившие нас так поступить, и он согласился, что мы были правы. А Камини сказала:

– Диди, конечно, виновата, но только в том, что так быстро открыла тебе всю правду. А будешь капризничать, мы совсем от тебя откажемся. И откуда только такая спесь берется, ведь у мужчин нет иного выхода, как подчиняться нам!

– Я раньше этого не понимал, – оправдывался мой муж. – Разве женщин разгадаешь сразу!

– Бог не наградил тебя этой способностью! Видел ты когда-нибудь джатру[34]34
  Джатра – своеобразное народное представление, часто импровизированное, исполняемое бродячими актерами.


[Закрыть], в которой поется:

 
Твердила Кришне Белая корова:
«Кто ты такой – осмелюсь ли, скажу ли?
Я думала, что ты всего лишь травка,
растущая на берегу Джамуны.
 
 
Твои следы искала – все напрасно!
И в звуках флейты голос твой не слышен.
Ну как же может Белая корова
себе представить все приметы Кришны?»
 

Тут я не выдержала и расхохоталась.

– Не сердись на меня, – сказал смущенный У-бабу. – А в награду за песню возьми этот бетель.

– Диди! А у него, оказывается, есть смекалка! – воскликнула Камини.

– Неужто?

– Правда! Он оставил себе целую корзину бетеля, а мне дал одну связку. Разве это не смекалка! Пусть время от времени берет прах от твоих ног, – может, тогда рука его станет более щедрой.

– Разве я допущу, чтобы он склонялся к моим ногам! Ведь он мой властелин, мой бог, – возразила я.

– Когда он успел стать богом? – возмутилась Камини. – Ежели муж считается для жены богом, – значит, для тебя все это время он был лишь полубогом.

– Он стал богом, когда исчезла его видьядхари.

– Он старался удержать видью[35]35
  Здесь игра слов: «видья» – часть слова «видьядхара» – значит «наука».


[Закрыть], и не смог. Лучше и не пытайся, дорогой мой, – обратилась Камини к моему мужу. – Та наука хороша, которой овладеешь[36]36
  Намек на бенгальскую пословицу: «Нет науки легче, чем воровство, если не попадешься».


[Закрыть]!

– Камини, это уж слишком! – попыталась я унять сестру. – Так ты в конце концов обвинишь его в воровстве и мошенничестве.

– А разве моя в этом вина? Когда господин зять служил в комиссариате, он воровал. Да и на других службах прославился мошенничеством.

– «Говори, дитя, слова в устах ребенка нектар», – ответил мой муж санскритским изречением.

– Если ты будешь обижать видьядхари, то потеряешь разум. А я позову мать, – сказала Камини, дурачась и подставляя к словам санскритские окончания.

И как раз в эту минуту сестру позвала мать.

– Знаете, зачем мама звала меня? – возвратясь, сообщила Камини. – Вы останетесь еще на два дня! А не согласитесь – силой заставят.

Мы с мужем переглянулись.

– Что это вы переглядываетесь?

– Мы раздумываем, – ответил муж.

– Раздумывать будете дома. А здесь надо удовлетворять свои желания: есть, веселиться, плясать, петь, играть, дурачиться, качаться на качелях, – словом, наслаждаться жизнью.

– А ты сама станцуешь, Камини? – перебил ее мой супруг.

– Я? – удивилась девушка. – Разве я надела брачные оковы? Ты надел их, ты и танцуй!

– Я много танцевал до приезда сюда, и сколько еще придется! Так что сегодня ты станцуй.

– Тогда вы останетесь?

– Останусь.

У-бабу согласился погостить у нас еще денек, не для того, разумеется, чтобы посмотреть, как танцует Камини, а из уважения к моим родителям.

И как же мы веселились в тот день! В гости к нам пришли соседки, и, когда наступил вечер, они, усевшись вокруг моего мужа, в большой угловой комнате нашего дома, устроили нечто вроде женской ассамблеи.

Сколько там собралось женщин, я не берусь сказать. Их глаза походили на блуждающие звезды или на сверкающих в прозрачной воде озера маленьких рыбок, а их черные локоны вились и струились по плечам, подобно лесным лианам в сезон дождей или черным змеям, которые, по велению Кришны, победителя Калии[37]37
  Калия – пятиглавый повелитель змей, живший, по преданию, в пруду около реки Ямуны (Джамуны). Как гласит легенда, Кришна, будучи ребенком, прыгнул в этот пруд, и змеи обвились вокруг его тела. Но он сумел справиться с ними: придавив ногой среднюю голову Калии, Кришна заставил всех змей просить пощады.


[Закрыть], извиваясь, плещутся в водах Джамуны. Между прядями волос, словно молнии в тучах, сверкали серьги: круглые и удлиненные, совсем крошечные и очень большие, тяжелые и легкие. Пунцовые губы обнажали жемчужно-белые зубки, старательно жующие бетель. Сам бог Кандарпа[38]38
  Кандарпа – бог любви.


[Закрыть], попади он в эту ловушку из женских украшений, не смог бы выбраться отсюда, не открыв стрельбы из своего лука. Округлые женские руки, унизанные драгоценными браслетами, то взлетали вверх, то плавно опускались вниз, и от этого вся комната казалась озаренной волшебным светом, словно сад, где легкий ветерок колеблет цветущие лианы. А запястья звенели точь-в-точь как шмели! И сколько же здесь было бус, ожерелий, парчовых поясов, браслетов на ногах. И все это сверкало, золотилось, переливалось. А сколько здесь было сари – бенаресские, балуорские, мридапурские, даккские, шантипурские! Сари из Шимлы и Фарашданги, сари шелковые и бумажные, сари цветастые и в полоску, в крапинку и в клетку! Одни женщины краем сари закрывали все лицо, другие – только половину, третьи – лишь узел волос на затылке, а некоторые и совсем оставляли голову открытой.

Мой любимый супруг, который одержал победу над многими батальонами белых, привез домой целую кучу денег, перехитрил многих полководцев и генералов и присвоил часть их прибыли, оробел перед этой армией красавиц. Трепетное пламя женских глаз оказалось опаснее артиллерийского огня, облако волос страшнее порохового дыма, звон украшений громче бряцания оружия. И хотя здесь не слышалось барабанного боя, зато звучал перезвон браслетов на женских ножках с окрашенными кармином ступнями. Даже смельчак, сражавшийся с коршунами, и тот впал бы в отчаяние. Заметив меня в дверях, мой супруг стал умолять о помощи, но я, подобно главнокомандующему сикхов, предала его[39]39
  Имеется в виду англо-сикхская война 1845–1846 гг., начатая англичанами в целях завоевания Пенджаба. Предательство главнокомандующего сикхской армии Тедж Сингха помогло англичанам выиграть несколько сражений.


[Закрыть].

Я знала, что «смотрины зятя» самый неприятный обряд. Поэтому ни я, ни Камини не вошли в комнату, а подглядывали, притаившись за дверью. Читатель, возможно, удивится тому, что я так подробно описываю смотрины. Но, хоть я и индусская женщина, все же, по-моему, это безобразный обычай. Однако сейчас принято считаться лишь с английскими вкусами, а с английской точки зрения в этих смотринах ничего предосудительного нет.

Итак, мы с Камини внимательно следили за тем, что происходило в комнате. На главном месте сидела госпожа Джамуна, женщина лет сорока пяти, жгучая брюнетка с маленькими, всегда полузакрытыми глазками и толстыми чувственными губами. На ней было нарядное сари и множество дорогих украшений. Ее ступни, окрашенные в алый цвет, напоминали китайскую розу, брошенную в темные воды Джамуны, взбитые волосы торчали во все стороны. Мой У-бабу, подивившись необъятным формам Джамуны-диди, в шутку назвал ее «Буйволицей, принявшей образ реки». Жители Матхуры[40]40
  Матхура – древний город на правом берегу Ямуны, в котором, по преданию, родился Кришна.


[Закрыть] называли реку Джамуну «Буйволицей бога Кришны».

Но Джамуна-диди никогда не ездила в Матхуру и ничего подобного не слышала. Поэтому она очень рассердилась и в отместку обозвала меня «коровой». Я тут же просунула голову в дверь:

– Кто это – корова?

– Так, одна тут.

– Джамуна-диди совсем охрипла от рева! Ей бы водички испить, – сказала стоявшая рядом со мной Камини.

Раздался взрыв хохота. Джамуна смутилась, но тут же обрушилась на Камини:

– Ах ты, негодница, не суй свой нос в чужие горшки!

– Как будто и без этого неизвестно, что ты готовишь одни бобы да отруби! – отрезала Камини и бросилась наутек, а вслед за ней и я.

Вернувшись, мы увидели еще одну гостью: к нам пожаловала наша старая соседка Пияри из касты бойддо. Прожила она на свете лет шестьдесят пять, и двадцать пять из них вдовствовала. Однако она явилась, увешанная драгоценностями и одетая в юбочку, словно Радха. Она бродила среди прекрасных женщин, будто по лесу, и то и дело спрашивала:

– Где Кришна? Где же Кришна?

– Кого ты ищешь, бабушка? – не выдержала я.

– Кришну.

– Тогда иди в хлев, – посоветовала Камини, а это дом, и хозяин его принадлежит к касте писцов.

– Я встречу его здесь! – ответила Пияри.

– А ты, бабушка, рождалась во всех кастах? – не унималась Камини.

Ходили слухи, что когда-то почтенная Пияри принадлежала к касте маслоделов.

Старуха зашипела, как баклажан, брошенный в кипящее масло, и разразилась бранью.

– Не нужно сердиться! – попыталась я успокоить старуху и привлечь ее внимание к Джамуне-диди. – Пойдем вместе на берег Джамуны, поплачем там.

Джамуна-диди и на этот раз ничего не поняла, ей показалось, что я намекаю на некоего Брегбихари, и она усмотрела в этом оскорбление ее супружеской чести.

– Что еще за Брег? – гневно переспросила она.

Мне захотелось подшутить над ней:

– «Брегом» называют в Бриндабане того, с кем, лежа рядом день и ночь, приходит в волнение Джамуна.

Но Джамуна-диди опять ничего не поняла.

– Ума не приложу, что означают твои «волнения», «брег» и «Бендобон», – заворчала она. – Верно, всем этим глупостям ты научилась у разбойников!

– Зачем ссориться? – вмешалась в разговор Ронгомойи, моя сверстница. – Брег – это берег, разве у тебя нет берегов, Джамуна-диди?

– О, будь у нее берег, я не знала бы печали, – раздался голос закутанной в покрывало Чончолы, невестки Джамуны-диди, которая сидела позади всех. – Если бы я могла различить среди этого бушующего мрака хоть небольшую светлую полоску земли! Так нет же! Везде плещутся темные воды Джамуны.

– Зачем тебе понадобилось заключать мою Джамуну-диди в берега? – спросила Камини.

– Господи! Она еще спрашивает зачем! – воскликнула Чончола. – Я припаду к ногам ее брата, моего мужа, и умолю его поместить ее между лугом и местом для сожжения трупов.

– А разве луг и место для сожжения трупов не одно и то же? – удивилась Ронгомойи.

– Конечно, нет, – ответила Чончола. – Там, где сжигают трупы, водятся, по крайней мере, шакалы и собаки, они приносят большую пользу. А что толку от коров и буйволов, пасущихся на прибрежных лугах? – Произнося слово «буйволы», Чончола из-под покрывала бросила смеющийся взгляд на золовку.

– Не нравится мне это слово, – сказала Джамуна. – Кто так любит буйволов, пусть ими и будет.

– Что это вы вдруг заговорили о буйволах? – спросила старая Пияри, которая была туга на ухо и половины не расслышала.

– Я слышала, что в одной стране в доме маслоделов буйволов используют для работы маслодельного пресса, – ответила Камини и убежала.

Нехорошо, конечно, было при Пияри каждый раз заводить речь о маслоделах, но Камини всячески старалась насолить ей, потому что терпеть не могла людей со сварливым характером. Бабушка Пияри метнула полный ярости взгляд в темноту, где скрылась Камини, и, ни слова не говоря, уселась рядом с моим супругом.

– Камини, – окликнула я сестру. – Взгляни-ка, Пияри наконец нашла Кришну.

– Долго же она его искала, – заметила Камини.

Вскоре послышался шум. Это мой муж бранил кого-то на языке хинди. Мы заглянули в комнату и увидели бородатого мусульманина, который, несмотря на требования моего мужа, не желал выйти за порог.

– Господин зять, – крикнула тогда Камини из-за дверей, – ты что же, совсем обессилел?

– Нет, отчего же! – отозвался У-бабу.

– Тогда вытолкай этого негодяя в шею!

Услыхав такие слова, мусульманин сам обратился в бегство. Когда он пробегал мимо меня, я схватила его за бороду, и она осталась у меня в руках.

С возгласом: «Как можно жениться на такой безмозглой!» – мусульманин скрылся.

Бороду я торжественно преподнесла Джамуне-диди.

– Что это значит? – спросил озадаченный супруг.

– Как что? – воскликнула Камини. – Надень бороду, встань на четвереньки и иди пастись на лужайку.

– Значит, могол был ненастоящий? – спросил У-бабу.

– Как только язык поворачивается сказать такое! – с притворным возмущением проговорила Камини. – Разве может почтенная Ононгомохини быть поддельным мусульманином! Это настоящее делийское производство!

Раздался громкий смех. Расстроенная тем, что мой супруг потерпел поражение, я отошла от дверей. В это время наша соседка Броджошундори Даши, одетая в лохмотья, с ребенком на руках вошла в комнату. Она приблизилась к моему супругу и, проливая слезы, запричитала:

– Я умираю с голоду! Мой ребенок умирает с голоду! Помогите!

Муж дал ей немного денег. Тогда мы с Камини встали по обе стороны двери, и, когда Броджошундори поравнялась с нами, Камини сказала:

– Милая нищенка, ты получила подаяние от богатого человека, удели немного привратникам.

– А кто привратники?

– Да вот нас двое.

– Сколько же вы требуете?

– А много ли ты получила?

– Десять рупий.

– Дай нам шестнадцать, по восемь рупий каждой! – заявила Камини.

– Хитры вы очень!

– А отчего бы нам не нажиться на милостыне, поданной в богатом доме?

Муж Броджошундори был состоятельным человеком, и ей ничего не стоило дать нам шестнадцать рупий.

Получив деньги, я, в свою очередь, вручила их Джамуне-диди и попросила ее купить сластей, чтобы угостить собравшихся.

– А это что было? – спросил мой супруг.

Между тем Броджошундори отослала ребенка домой, сменила лохмотья на бенаресское сари и вернулась в комнату. Ее встретили громким смехом.

– Значит, все это – спектакль? – спросил У-бабу.

– Ну конечно! – воскликнула Джамуна-диди. – Разве ты не заметил, что первой была разыграна сценка «Покорение змеи Кали Кришной», второй – «Восстановление доброго имени», третьей – «Свидание в Матхуре», а четвертой – «Бегство»?

– Кто же разыгрывал «Бегство»? – спросил У-бабу.

– Камини! Вся ее роль состояла в том, чтобы бегать.

Сначала Камини разозлила всех женщин своими шутками, а потом привела их в доброе расположение духа, одарив бетелем, цветами и розовым маслом.

– Ты что все время убегаешь от нас? – спросили женщины Камини, когда им общими усилиями удалось наконец поймать ее.

– Думаете, испугалась вас?

– Камини, – вмешался в разговор мой муж, – помнишь, милая, наш уговор?

– Какой уговор, господин зять?

– Ты обещала станцевать.

– А я уже танцевала.

– Когда?

– В полдень.

– Где же?

– У себя в комнате.

– А кто это видел?

– Никто.

– Мы так не договаривались.

– Но мы, кажется, и о том не договаривались, что я буду плясать перед тобой в костюме танцовщицы. Я обещала станцевать и сдержала слово. Ты не видел – вини свою судьбу!

Так Камини отвертелась. Зато моего мужа заставили петь. К счастью, он немного знал музыку западных провинций и спел какую-то песенку. Апсары позабавились, слушая его.

– Вот это голос! Настоящий Дашу Рай[41]41
  Дашу Рай (Дашоротхи Рай, 1806–1857) – автор и исполнитель песен, популярных в XIX в.


[Закрыть]! – неслись со всех сторон насмешливые возгласы.

Увы! Мой муж отнюдь не был искусен в пении, и апсары остались недовольны.

Так прошла почти вся ночь.

Я могла бы не писать этой главы, так как верю, что этот деревенский обычай – смотрины зятя – скоро отомрет. И чем скорее это случится – тем лучше, ибо в нем есть много непристойного, безнравственного и постыдного. Однако, поразмыслив, я решила все же включить эту главу в мое повествование, тем более что кое-где этот обычай еще бытует. И тем, кто разрешает женщинам устраивать «смотрины зятьям», следует призадуматься.