Текст книги "Черный роман"

Автор книги: Богомил Райнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Было бы легкомысленным основывать целостную оценку произведения, исходя лишь из вышеприведенных соображений. Неубедительные, спорные и просто неприемлемые моменты в романе не сводятся только к полной недостоверности сюжета, хотя и это немало. Тот факт, что Ле Карре изображает шефа разведки ГДР законспирированным английским агентом, уже говорит о полнейшем произволе автора в выборе материала. Еще большим произволом является эпизод, в котором верховные государственные органы оправдывают предателя Мунда и осуждают честного Фидлера. Для буржуазного читателя подобные невероятные положения могут иметь чисто функциональное значение жанровых условностей, но для нас эти условности выглядят как политическое злословие. И то обстоятельство, что автор «великодушно» изобразил коммуниста Фидлера в благоприятном свете, сделав его положительным персонажем, не может в данном сюжете восприниматься иначе, как уравновешивающий тактический ход.

Эти фальшивые ноты в оригинальном и талантливо написанном романе объясняются несостоятельностью некоторых мировоззренческих позиций писателя. Джон Ле Карре выражает свою неприязнь к британским политическим институтам, но в то же время ставит знак равенства между ними и политическими институтами социалистических стран. Для писателя весь этот (порой относительно спокойный, порой острый в своих столкновениях) конфликт, носящий название «холодная война», бессмыслен и враждебен человеку, потому что в нем обе стороны одинаково антигуманны и агрессивны. Эта очень удобная своей «надклассовостью» идея нашла свое выражение не только в произведениях писателя, она прозвучала и в ряде его высказываний, опубликованных в печати. Чтобы не быть голословными, позволим себе процитировать некоторые из них:[87]87
  Приводимые ниже высказывания Ле Карре взяты из трех его интервью, в разное время опубликованных во французской печати: Francois Bott, John Le Carré comissvoyageur du néant («L’Express», VII. 1965); Sonia Lescaut. L’Espionnage c’est l’adultère d’hier («Arts», 22. IX. 1965); John Le Carré. L'espion est le type de l’homme contemporain («Arts et loisirs», 16. III. 1966).


[Закрыть]

«Мы, на Западе, претендуем на защиту Человека, прав индивидуума, но куда только исчезает наше уважение к индивидууму и как мы умеем (если понадобится) эксплуатировать его человечность, превращая ее в смертельное оружие!..»

Писатель очень просто объясняет положение, сложившееся сейчас в мире: «Две силы, антагонистические в своих принципах, но весьма сходные в методах, а между ними – человек. Раздавленный человек… Смешно, не правда ли?» Когда кто-то из журналистов заметил, что жизнь, описанная Ле Карре, грустна, романист сказал: «Наивно отвечать на подобные замечания. Мои книги грустны потому, что грустен мир, потому что грустны проблемы, с которыми сталкиваются мои герои».

Эта позиция – стать над борьбой, поставив знак равенства между двумя лагерями, – для Ле Карре является синонимом высшей объективности. Писатель покорно подвергает себя допросам журналистов и охотно отвечает на их вопросы, но, к сожалению, репортеры предпочитают не задавать ему именно самых важных вопросов, таких, как:

Поскольку «холодная война» угнетает и деформирует Человека (с большой буквы), то не мешало бы знать, кто несет за нее ответственность, ведь война («холодная» она или «горячая») всегда начинается с благословения каких-то сил. Не согласится ли Джон Ле Карре, что этот «холодный» конфликт возник по инициативе западных сил, создавших целую систему институтов и стратегические штабы для поддержания и дальнейшего углубления конфликта, тогда как СССР и социалистические страны всеми своими действиями на международной арене способствуют прекращению этой «холодной войны и укреплению мира?

Если писатель всерьез утверждает, что обе стороны, точнее, обе разведки, «действуют одинаковыми методами», имеет ли читатель право знать, на основании каких фактов делается этот вывод, где, когда и как Джон Ле Карре познакомился с принципами и способом действия социалистических разведок?

И наконец, раз уж романист сам признает, что обе силы «антагонистичны по своим принципам», может быть, стоит все-таки объяснить, что это за принципы и каковы различия между ними? Потому что вряд ли можно считать объективным человека, который согласится поставить знак равенства между милитаризмом и борьбой за сохранение мира, между человеконенавистничеством и гуманизмом, между корыстными интересами эксплуататорской верхушки и законными интересами всего народа. А именно таковы кардинальные отличия в принципах обоих миров. Дать одинаковую оценку двум несоизмеримым величинам, из которых одна явно отрицательная, а вторая, бесспорно, положительная, еще не значит быть объективным. Напротив, это значит проявить грубое пренебрежение к правде, завысить отрицательную величину, уравняв ее с положительной, и занизить положительную, поставив ее на одну доску с отрицательной величиной.

Результат преднамеренной диверсии или индивидуалистской и нигилистической путаницы, позиция Джона Ле Карре заменяет перспективу реального выхода комплексом безысходности, а порыв законного протеста – примирением пессимиста. Можно было бы возразить, что произведения этого писателя все же являются и формой протеста. Это так. Но поскольку этот протест в равной мере адресован и виновным и невиновным, он лишается какого бы то ни было реального эффекта. Впрочем, что касается выводов и морали, то есть путей спасения Человека (с большой буквы), Ле Карре здесь расписывается в своем полном бессилии. На вопрос: «Где же, по-вашему, выход?» – романист отвечает: «Проповеди не моя специальность. Да и потом я, в сущности, не знаю ответа. Мои книги – отражение моих тревог и моих исканий. Мои герои смутно чувствуют, что являются игрушками в руках того, что называют судьбой. В действительности же они не принимают самостоятельных решений… Для этого существуют другие. И хоровод марионеток и призраков продолжает кружиться…»

Скептицизм и пессимизм накладывают мрачный отпечаток на книги Джона Ле Карре. Талантливый реалист в обрисовке знакомого ему мира, автор создает выдуманных схематических героев, фальшивые ситуации и псевдореалистические драмы, пытаясь описать мир социализма, поскольку в этом случае он располагает не точными и глубокими знаниями, а лишь предубеждениями. Эта известная реакционность концепции и противоречивые стороны метода вряд ли занимали бы нас, если бы речь шла о ремесленнике, эксплуатирующем тему разведки единственно с целью добиться материальной выгоды и пропагандистского эффекта. Но Джон Ле Карре – писатель, серьезно относящийся к своей профессии, один из немногих западных художников, сознающих реальные возможности шпионского романа.

«Шпионский роман позволяет показать все, как когда-то любовный роман. Кого сегодня можно заинтересовать изменой? Она уже не вызывает скандала. Тогда как шпионаж присутствует везде, и он наилучшим образом отражает общество нашего времени». Какой-то журналист возразил ему: «Простите, но мне кажется, что у шпионского романа все же есть границы». На что Ле Карре ответил: «Это неверно. Быть писателем – значит объяснять себя, судить себя, добраться до изнанки своей души, до последнего предела своих пределов. Границы шпионского романа нельзя устанавливать, исходя из особенностей этого довольно своеобразного жанра, они связаны единственно с творческими возможностями писателя, исследующего шпионаж».

С этих позиций романист презрительно отзывается о герое Флеминга: «Бонд – проститутка… Бонд как раз такая фигура, которая помогает нам уйти от действительности. Алкоголик, который добивается удовольствия, ничего не чувствуя при этом. Все у него фальшиво. В конечном счете, Бонд – это миф мастурбации».

Аналогично мнение Ле Карре и о всей массовой шпионской литературе: уводящая от больших проблем ложь, произвольно сфабрикованная мифология. «С конца прошлой войны и с начала «холодной» мы живем этой мифологией. В газетах нам постоянно рассказывают о шпионах, пойманных на Востоке или на Западе. Литература присвоила себе эту тему и, как это всегда бывает, создала миф, искажающий действительность или даже уничтожающий ее».

Отрицая всю эту продукцию мифологии и мифомании, Ле Карре поставил перед собой задачу связать конфликты шпионажа с человеческой драмой, с характерами и поведением героев, с проблемами, которые всегда были в центре науки о человеке, называемой литературой: «Я взял людей незначительных, безымянных, заурядных, подобных первому встречному прохожему, и оставил их в полнейшем хаосе, в магме шпионажа. Как бы смогли выбраться эти люди? С помощью усердия, предательства или безумия? Поиск ответа на эти вопросы очень увлекает меня».

Попытка ответить на них и привела писателя к созданию его четвертого романа – «Зеркальная война» («The Looking Glass War», 1965). Здесь перед нами уже судьба не одного основного героя, а деятельность группы людей, служащих в каком-то секретном разведывательном управлении: это глава шпионской секции Леклерк и его помощники – Тэйлор, Авери, Удфорд и Халдейн. У этой организации славное прошлое и бесцветное настоящее. Она влачит свое жалкое существование, почти забытая министерством, в каком-то заброшенном здании, без всяких средств и даже без легковой машины. По стенам комнат развешены фотоснимки времен войны, и Леклерк с чувством умиления и тоски говорит об этом чудесном, прекрасном времени – войне, когда их разведка процветала, а в министерстве считались с ней и предоставляли ей полную свободу действия. Но времена изменились, и Леклерк со своими людьми никому теперь не нужен.

Но вот в числе скудных и редко поступающих в секцию материалов появляются данные, которые вселяют в шефа разведки надежду на близкое возрождение. В сущности, и Леклерк и его помощник в глубине души уверены, что эти сведения исходят от человека, вовсе не заслуживающего доверия, а лишь стремящегося нажиться, что они ничего не доказывают и вообще их с полной уверенностью можно считать фиктивными. Но для Леклерка «подробности» такого рода не имеют значения. Сведения, даже если они окажутся фиктивными, – прекрасная возможность активизировать деятельность секции, привлечь к себе внимание министерства.

Эта вовремя пришедшая спасительная информация, на которую возлагают такие надежды, – всего лишь неопределенное сообщение и несколько столь же нечетких снимков, которые могли быть сделаны где угодно и изображать что угодно. Но и сообщение, и снимки, которые при большом воображении можно истолковать в определенном смысле, трансформируются Леклерком и Халдейном в тревожный сигнал о том, что где-то на побережье ГДР Советы монтируют баллистические ракеты, направленные в сторону Великобритании. Неожиданно муха превращается в слона, и у слона настолько угрожающий вид, что это даже оказывает свое действие на министерство. Сначала без особой охоты, а потом несколько смягчившись, министерство предоставляет секции средства для проверки полученных данных.

Одному финну, агенту британской разведки и пилоту пассажирского самолета, поручено во время полета приблизиться к соответствующему району ГДР и сделать нужные снимки. Тэйлор же послан в Финляндию встретить летчика и взять у него негативы. Но Тэйлор делами подобного рода никогда не занимался и поэтому, разговаривая с пилотом в баре аэропорта, чувствует себя как на иголках. Летчик же вне себя от страха и злости: отклонившись от курса, он рисковал своей жизнью и жизнью летящих в самолете детей, его обнаружили, два советских истребителя следили за его полетом. А главное – на указанном участке не оказалось абсолютно ничего, что бы заслуживало внимания. Летчик говорит очень громко, ему, как видно, плевать на всю эту конспирацию. Он заявляет, что не желает больше заниматься подобными делами, совсем открыто передает англичанину негативы и, получив соответствующую сумму, уходит. Все это происходит зимним вечером. Тэйлор пешком отправляется в город, но по дороге его сбивает какая-то машина, он убит, и кассета с пленкой выпадает из его руки и падает в снег.

Начало, скорее, обескураживающее, но Леклерк так не считает. Расстроенный (этого требуют приличия), он придерживается другого мнения, видя в смерти своего сотрудника залог дальнейшего успеха: ликвидация Тэйлора – прекрасный аргумент, говорящий о том, что его секция на правильном пути. Теперь в Финляндию отправляется Авери с заданием доставить в Англию убитого и – самое главное – попытаться найти негативы. Но негативы исчезли бесследно, и это еще один небольшой триумф Леклерка. Еще недавно всеми забытая секция уже пользуется почетом в министерстве, кредиты ее увеличиваются, а главе секции выделяют легковую машину.

События, о которых до сих пор шла речь, правда в другом порядке, описываются в двух первых главах романа «Зеркальная война» – «Миссия Тэйлора» и «Миссия Авери». Третья, и последняя глава, центральная в романе, называется «Миссия Лейзера». Здесь автор знакомит нас с подготовкой и проведением узловой операции, придуманной Леклерком и разработанной Халдейном. Герой этой операции – польский эмигрант Лейзер. Во время войны британская разведка не раз использовала его, но потом он перестал этим заниматься. Этот бесцветный, невыразительный человек имеет небольшой гараж и влачит незавидное существование эмигранта. Кстати, Ле Карре несколькими штрихами, но убедительно показывает унизительное положение этого сорта людей на «родине демократии», где их, рисковавших жизнью ради «родины», считают низшими и презренными существами. Пока в поисках нужного для задуманной операции человека заново пересматриваются старые картотеки, Халдейн случайно наталкивается на Лейзера. И вот однажды вечером роковая «судьба» в образе Халдейна появляется перед Лейзером. Владелец гаража, разумеется, не испытывает ни малейшего желания ради рискованной миссии, исход которой неизвестен, распрощаться со своей бесцветной, но спокойной жизнью. Но он слишком угнетен всевозможными бытовыми неурядицами и своим положением эмигранта, чтобы долго сдерживать натиск Халдейна.

Начинается продолжительный период предварительных тренировок. В каком-то доме, расположенном на окраине Оксфорда, Халдейн и другие знатоки своего дела освежают и пополняют профессиональные знания Лейзера, миссия же Авери, живущего вместе с Лейзером, – не выпускать его из-под наблюдения. Между ними скоро возникает молчаливое чувство взаимной симпатии. Авери – самый младший, самый неопытный и самый человечный сотрудник секции. Он смутно чувствует всю трагическую обреченность иностранца, которого якобы готовят к ответственному заданию, а на самом деле посылают на верную смерть.

Ле Карре, с его несколько чрезмерной обстоятельностью и вкусом к деталям, когда речь заходит о технике шпионажа, многие страницы посвящает подробному описанию всей этой предварительной подготовки – борьба, холодное оружие, пистолет, фотографирование, работа с радиопередатчиками и шифрами, тренировка памяти и прочее. Но эта скрупулезность и дотошность – при всей своей досадной обстоятельности – не является самоцелью. Автор делает это сознательно, чтобы показать зловещий смысл циничного водевиля, нужного лишь для того, чтобы создать видимость лихорадочной деятельности и внушить Лейзеру, что ему поручена важная, почти решающая для судьбы страны операция.

Что касается самой операции, то ее суть сводится к следующему: поляк должен нелегально перейти границу между ФРГ и ГДР, углубиться на несколько километров внутрь страны и проверить, «какого вида эти ракеты, где они установлены и под чьим контролем находятся». Но это еще не все. Эмигранту надлежит провести несколько сеансов радиопередач, держа «центр» в курсе своих дел. И лишь после того, как нужные сведения будут собраны и переданы в эфир, Лейзер имеет право вернуться обратно.

При внимательном анализе каждый здравомыслящий человек понял бы, что вся эта операция – настоящее безумие. Но именно в том и заключается смысл предварительной психологической обработки поляка: внушить, что это не безумие, а вполне возможная и осуществимая операция. К концу приготовления авантюризм проекта предстает во всей своей чудовищности: Лейзеру выдают допотопный передатчик, весящий более 20 килограммов, который ему придется тащить с собой в чемодане по территории ГДР. Ему не дается никакого плана места, где будет проходить операция, а сведения об обстановке на границе оказываются неточными. Наконец, в последний момент у него по распоряжению министерства забирают и пистолет.

Эту трагикомическую фигуру перебрасывают через границу темной ночью. Но уже на самой границе Лейзера ждет роковая неудача – появление пограничника, которого шпион убивает ножом, не испытывая при этом ни ненависти, ни каких-либо иных чувств: просто ему нужно убрать препятствие, вставшее на его пути. А в это время благословившие его на преступление и гибель люди спокойно беседуют между собой в своем безопасном убежище: «Мы уже не отвечаем за него. Хорошо все получилось. Предлагаю лечь спать пораньше…», «Знаете, с ним уже почти кончено, он на смертном одре».

А Лейзер под чужим именем идет всю ночь и весь день к своей неясной цели, тащит в руках тяжелый чемодан, потом угоняет чей-то мотоцикл, садится в поезд и, наконец, вечером останавливается в небольшом отеле. В дверях номера нет ключа, шпион чувствует, что его подозревают, и все же, дрожа от страха и напряжения, он вынимает тяжелую аппаратуру, развешивает по всей комнате проволочную антенну и начинает передачу. И, лишь окончив ее, понимает, что, парализованный страхом, он забыл сменить частоту волны.

Передатчик Лейзера запеленгован органами безопасности ГДР. Инцидент на границе стал известен еще прошлой ночью. Сопоставление двух этих фактов привело к принятию соответствующих мер. Арест диверсанта – дело нескольких часов. Но у Лейзера все еще есть абсурдный шанс: на следующий день он производит нужную проверку, показавшую, что никакого явного или секретного оружия в этой местности нет. Поляк переносит свой радиопередатчик на квартиру молодой официантки, с которой он познакомился накануне. Эта крепкая и физически здоровая девушка психически явно ненормальна. Установив, что весь городок блокирован полицией, и почувствовав опасность, Лейзер тоже выходит из душевного равновесия. Между этими несчастными одинокими существами вспыхивает какое-то необузданное чувство взаимного влечения, какой-то отчаянный любовный порыв, своей истерической агонией предвосхищающий агонию смерти. Шпион снова вынимает аппаратуру и начинает передачу, но ему не удается установить связь. Отказавшись от напрасных попыток, он снова обращается к женщине, но в это время в коридоре раздается стук солдатских сапог. «Когда они вошли, он стоял в нескольких шагах от нее, приставив к своему горлу нож, палец – на тупой стороне ножа, лезвие – параллельно полу. Он держался очень прямо, и его маленькое лицо было обращено к ней… Отсутствующий взгляд и напряженная поза человека, привыкшего контролировать свои действия… Ведь и он принадлежал к числу людей, которые следят за собой и считаются с традициями…»

Лейзеру так и не удалось установить последнюю связь и сообщить, что бесполезная операция, построенная на бессмысленной лжи, завершена… А его сообщение не было отправлено по очень простой причине – некому было его принять. Из опубликованных в печати ГДР информации и других источников соответствующие британские органы поняли, что дурацкая авантюра, осуществляемая Леклерком, может только вызвать международный скандал и скомпрометировать английскую разведку. Контролю приказано послать людей в штаб Леклерка, расположившийся у границы, и немедленно прекратить операцию. И в тот момент, когда Лейзер с отчаянием обреченного передает последние сигналы, которые откроют немецким властям его местонахождение, работники шпионской секции спокойно беседуют с посланцами Контроля. И только Авери пытается протестовать против такого цинизма:

– Вы позволяете ему умереть там!

– Мы оставляем его одного, – уточняет Леклерк. – Это всегда не очень-то приятно. Но это все равно что его уже поймали, неужели вы не понимаете?

«Мы послали его туда, потому что это было нам нужно, – поддерживает его Халдейн. – А сейчас оставляем его, потому что так получилось… Мы технические исполнители, а не поэты. Ладно, убирайтесь!»

Бесстыдство этих реплик таково, что даже человек, присланный Контролем, не выдерживает:

«Да, вы отлично владеете техникой шпионажа. И уже лишены способности испытывать страдания. Вы превратили «технику» в образ жизни… вроде проститутки… «техника» вместо любви…»

«– Значит, он будет передавать, но никто не будет его слушать? – снова вмешивается Авери.

– А зачем нам его слушать? – невозмутимо возражает Халдейн.

– Ради дружбы… Не вашей, Халдейн, а моей! Вы заставили меня убедить его выполнить эту миссию! Я привел его к вам, сторожил в вашем доме, заставлял плясать под музыку вашей грязной войны! Он последняя жертва обмана, последняя, последний друг…»

Но у Леклерка и его людей нет времени выслушивать подобные сентиментальные излияния. Обращаясь к человеку из центра Контроля и пытаясь загладить свой промах, шеф секции начинает доверительно:

«У меня есть одно сообщение Фильдена… Я бы хотел по-казать его вам. Движение войсковых частей в Венгрии, что-то совершенно новое…»

И потом:

«Нужно быть настоящим солдатом. Случайности войны, игра есть игра! Мы добиваемся того, чтобы все было, как на войне».

Последняя фраза знаменательна. Через каждые десять слов Леклерк любит повторять, что «все должно быть, как на войне». В птичьем мозгу этого исполненного претенциозности ничтожества война – самое великое, самое прекрасное, самое желанное событие его жизни. И не война как сущность, как действительность, как проблема – Леклерк не настолько умен, чтобы рассуждать о проблемах войны и мира, – а война как возможность проявить свои таланты, блеснуть, добиться высокого чина, легковой машины, широких полномочий и уважения окружающих…

И пока глава службы пытается держать фасон, восстановить свою подмоченную репутацию болтовней о возможностях следующих операций, посланный им на смерть шпион перерезает себе горло в неизвестной квартире вдали от границы; техники здесь, в штабе, убирают оборудование, а Авери, не в силах сдержаться, «плачет как ребенок. Никто не обращает на него внимания: может быть, он плакал и не о Лейзере, а о себе».

Если в романе «Шпион пришел с холода» Джон Ле Карре главным образом рассказывает нам о грубом бездушии британской разведки, то в «Зеркальной войне» он показывает техническую деформацию и духовную деградацию тех, кто служит в ее органах. И приговор автора относится вовсе не только к этой маленькой секретной службе, которая стоит в центре повествования. В ряде мест, правда эпизодически, автор вводит в действие и политическую разведку с ее властным шефом Контролем, показывая, что и она несет ответственность за эту абсурдную операцию. Перед нами раскрывается беспринципное и эгоистическое соперничество двух институтов британского разведывательного управления. Контроль, делая вид, что помогает Леклерку, пытается помешать возможному успеху начатого дела. Не случайно в припадке «великодушия» он выдает разведчику допотопную аппаратуру, которая может только провалить все дело. Люди из политической разведки в книге Ле Карре получают одинаковую с военными разведчиками характеристику.

«Это странные люди, – говорит сам Леклерк, – ложь – их вторая натура. Половина из них даже не знает, когда говорит правду».

Каково же кредо этих людей? Во имя каких идеалов они работают? Но никакого кредо нет, нет и никаких идеалов. Только служба ради самой службы. Или, точнее, ради постов, ради зарплаты, суетного тщеславия иметь профессию, считающуюся «интересной». Супруга Авери в одном месте романа сочувственно говорит мужу:

– Бедный Джон! Исправно служить, не веря в то, чему служишь! Это слишком тяжело для тебя.

Спокойно, почти бесстрастно, не шаржируя и не акцентируя слишком сильно, Ле Карре показывает нам Леклерка и ему подобных преступников, хладнокровно совершающих свои преступления чужими руками и без малейшего риска для себя.

Самолет с детьми подвергается смертельной опасности совершенно бессмысленно. Молодого пограничника хладнокровно убивают без всякой цели. Столь же бессмысленно «приносится в жертву» и «свой» человек – Тэйлор. Мирного жителя, спокойно занимающегося своим делом, превращают в диверсанта и злодея и посылают на гибель, заставляя таскать по разбитым пыльным дорогам чемодан с тяжелым допотопным радиопередатчиком. Всем своим преступлениям Леклерк дает более чем скромную оценку: «Неприятно!» Неприятно, потому что вверенная ему секция не смогла блеснуть, а выделенную машину, вероятно, придется вернуть обратно в министерство.

Но в романе «Зеркальная война» автор в своих выводах, правда, не сформулированных четко, идет гораздо дальше. Люди, приводящие в действие марионеток, опасны не только для этих своих случайных жертв, они опасны и для развития отношений между государствами, и для дела мира на земле. Эти люди, циничные и аморальные, не колеблясь, приведут народы на грань войны и столкнут их в кровопролитной бойне – и все это только ради удовлетворения своей болезненной амбиции. Война? Но ведь эти типы выросли, сформировались и деформировались в войне. Она для них привычный климат, раз и в мирное время они «играют в войну» или, как говорит Леклерк, стараются, «чтобы все было, как на войне». Это карикатуры на людей, но карикатуры зловещие.

Несмотря на широкую популярность, роман «Зеркальная война» так и не получил на Западе признания, выпавшего на долю романа «Шпион пришел с холода». Это легко объяснить. В «Зеркальной войне» Джон Ле Карре позволил себе выйти за границы приличия в критике буржуазных политических порядков. Не изменяя присущему ему меланхоличноскептическому взгляду на действительность, писатель дерзнул сосредоточить весь пафос отрицания на органах британской разведки. И когда он говорит в предисловии к роману, что «ни одной из этих организаций не существовало в действительности», это не может ослабить силу удара, потому что на Западе писатели из соображений безопасности часто сопровождают этими словами именно самые остроразоблачительные произведения.

«Зеркальная война» – высшее достижение Джона Ле Карре. Несмотря на ряд пассажей, в несколько неприглядном свете представляющих подробности быта мира социализма, роман как целое– прямой удар по капиталистическим порядкам и учреждениям. И именно потому, что в основном действие развивается на материале, хорошо известном писателю, перед нами возникают образы людей, противоречия и драмы, убедительные в своей жизненной сложности и реалистической достоверности.

Ле Карре не руководствуется предписаниями и традициями жанра, они его просто не интересуют. Он пишет не в соответствии с клише шпионского романа, а исходит из требований, предъявляемых настоящему роману. Автор не старается развлечь читателя, любой ценой поддерживая напряжение. С точки зрения приключенческой занимательности книга уже с пролога начинается довольно вяло, а в ряде мест, как, например, в эпизодах, повествующих о «тренировке», она может просто раздосадовать читателя, ценящего в литературе в основном ее развлекательность. Около 80 страниц, заполненных сведениями о технических упражнениях, – это и вправду слишком много. Но именно здесь автор сумел, хотя словно бы и мимоходом, рассказать о рождении дружбы, дать материал для контрастных сопоставлений, которые мы должны сделать сами: сопоставить то, как выглядит подготовка разведчика в процессе тренировки, и то, как трагически заканчивается она уже во время самой операции.

Романист рассказывает намеренно сухо и точно, как будто просто информирует нас, а не пишет литературное произведение. Он старается не проявлять чувства юмора, а его ирония вовсе не предназначена для того, чтобы развеселить нас. Но эти сухость и точность, кое-где граничащие с безликостью, делают книгу достоверным свидетельством реальных событий. Такое чувство, будто нам рассказывают обо всем этом не для того, чтобы добиться определенного беллетристического эффекта, а потому, что все рассказанное действительно очень важно и мы должны узнать о нем. В этом отношении Дейтон и Ле Карре, очень близкие в основных тенденциях, проявляют себя как антиподы. Насколько один неизменно субъективен в своем рассказе, настолько другой стремится уйти от оценок, оставив читателя наедине с героями.

Грэм Грин, который, как известно, и сам использовал тему разведки, говорил о Джоне Ле Карре: «Это лучший современный автор шпионского романа».[88]88
  «Arts et loisirs», 16. III. 1966.


[Закрыть]

Как мы уже отмечали, благодаря произведениям Лена Дейтона и Джона Ле Карре шпионская литература на Западе вышла из детского возраста. Все написанное до них, за очень редкими исключениями, бесплодно, как тенденция, и неуклюже, как реализация, не только из-за литературной немощи своих создателей, но прежде всего из-за неправильности отправной концепции. Эта псевдолитература, безусловно, могла известное время исполнять свое назначение в общей системе антикоммунистической пропаганды. Но это время давно прошло, взгляды читателей изменились, и оказалось, что безнадежно устарел и тот способ изображения действительности, который условно можно было бы назвать черно-белой типизацией и согласно которому все, что происходит в западном мире, рисуется светлыми красками, а все, что происходит в мире социализма, – темными. Публика, которая прекрасно видит, что окружающий ее мир не так уж бел, как ей пытаются его представить, естественно, начинает подозревать, что и мир, который рисуют только красками мрачных тонов, вряд ли так безнадежно черен. К несчастью для авторов шпионского жанра, люди читают не только романы, но и газеты. И даже если эти люди политически дезориентированы, они легко обнаружат, что между реальными событиями в мире и событиями, совершающимися в романах, существует колоссальная и принципиальная разница.

Однако недоверие современного читателя к писателю старого типа вызвано не только идейными соображениями. Фантасмагории и небылицы, преклонение перед героем-сверхчеловеком, который всего лишь безнадежно пустоголовый счастливчик, слащавая романтика экзотики и шаблонная третьесортная эротика все меньше привлекают читателя, который хорошо знает, что область разведки, о которой идет речь, не выдумка и не миф. И он хочет узнать хоть частицу правды о ней, увидеть ее подлинный облик и реальную механику. А вместо этого ему преподносят все те же сексуально-приключенческие истории, которые он встретит и в суррогатах Голливуда, и в серийной продукции мнимореалистического романа.

Если при этом учесть, что ветераны старого шпионского романа – от Жана Брюса до Флеминга – в большей или меньшей степени посредственны как писатели, нам станет понятно, почему шпионский роман 50-х годов, хоть и не совсем еще сошедший со сцены, представляет собой пройденный этап.