Текст книги "Красный циркуляр"

Автор книги: Билл Браудер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

7. Вилла «Леопольда»

Эти слова всё изменили. Я так и поступил: вернулся в Лондон и сразу же принялся искать, куда рационально проинвестировать двадцать пять миллионов долларов «Саломон Бразерс». Но это оказалось не так просто, как хотелось бы. Дело в том, что в России в то время еще не было даже фондового рынка, поэтому я не мог просто взять и позвонить своему инвестиционному брокеру. Приходилось импровизировать на ходу.

Вернувшись из Нью-Йорка, в понедельник я сел за рабочий стол в своем загончике и стал обзванивать по списку всех, с кем когда-либо встречался, пытаясь понять, что и как делать дальше. Во время пятого звонка я заметил мужчину средних лет, который с серьезным видом спешил в моем направлении в сопровождении двух вооруженных охранников. Приблизившись, он обличительно рявкнул:

– Господин Браудер, я начальник отдела внутреннего контроля. Позвольте узнать, чем вы сейчас заняты.

– Прошу прощения, а в чем дело?

– Нам поступила информация, что вы торгуете ценными бумагами, находясь в инвестиционном банке. Я уверен, вам известно, что это нарушает установленные порядки банка.

Для тех, кто незнаком с устройством инвестиционных банков, поясню. Они состоят из двух подразделений: одно – подразделение торговых операций, связанное с покупкой и продажей ценных бумаг, и другое – подразделение по инвестиционному консультированию клиентов по вопросам слияния и выпуска новых акций. Эти отделения разделены так называемой «китайской стеной», чтобы брокеры банка (сотрудники, занимающиеся торговлей акциями) при операциях с акциями и ценными бумагами на бирже не могли воспользоваться конфиденциальной информацией, которую инвестиционные банкиры получили от своих клиентов, оказывая им консультационные услуги. Я работал в подразделении инвестиционных услуг и, следовательно, не имел права торговать акциями. На практике это означало, что к тому времени, когда мы наконец выясним, как можно покупать российские акции, я должен буду перебраться в зал торговых операций. Однако до этого было еще далеко.

– Я не покупаю ценные бумаги, – робко возразил я, – а только пытаюсь выяснить, как это делается.

– Как бы вы это ни называли, господин Браудер, вы обязаны немедленно прекратить то, что вы делаете, – потребовал глава отдела внутреннего контроля.

– Но я же не инвестирую, а разрабатываю план по инвестициям. Моя деятельность согласована с высшим руководством в Нью-Йорке. Я ничего не нарушаю! – взмолился я.

– Сожалею. Пожалуйста, собирайте вещи. В отделе инвестиционно-банковских услуг вы не останетесь, – угрюмо произнес он и кивнул охранникам. После скандала с казначейскими облигациями, поставившего под угрозу всю деятельность компании, они не могли рисковать.

Пока я собирался, охранники вышли вперед, скрестив руки на груди. Они явно получали удовольствие от редкой возможности продемонстрировать свою важность. Затем они проводили меня до двери, разделявшей подразделение инвестиционных услуг и торговый зал. На пути нам попался один из младших сотрудников «венгерской» группы. Он ехидно подмигнул мне и беззвучно, одними губами произнес: «Пошел ты…» Теперь стало понятно, откуда ноги растут.

При входе в торговый зал охранники попросили меня сдать пропуск подразделения инвестиционно-банковских услуг и ушли. Я стоял со своими коробками под любопытными взглядами проходивших мимо брокеров и чувствовал унижение, как в первый день в школе-пансионе. Я понятия не имел, что делать дальше. Затолкав коробки под ближайший стол, я нашел телефон и позвонил Бобби.

– Отдел внутреннего контроля выставил меня из инвестиционного банка! – задыхался я от волнения. – Я теперь оказался в торговом зале, где у меня нет даже рабочего стола. Что мне делать?

Его, похоже, совершенно не беспокоили мои проблемы. К моей ситуации он отнесся с тем же бесстрастием, что и неделю назад, когда я излагал перспективы инвестиций в Россию.

– Не знаю. Найди себе какое-нибудь место. У меня звонок по другой линии, – прервал он и повесил трубку.

Я обвел взглядом торговый зал. Он был размером с футбольное поле. Сотни людей за рядами столов громко говорили по телефонам, размахивали руками, указывали на экраны компьютеров. Каждый старался уловить малейшее несоответствие цен всех существующих на свете видов финансовых инструментов. В этом беспокойном улье я заметил несколько свободных столов, но не мог же я просто занять один из них. Сначала нужно было получить чье-то разрешение.

Стараясь скрыть смущение, я направился к знакомому начальнику отдела торговли облигациями на развивающихся рынках. Тот отнесся к моему положению с участием, но у него в отделе не нашлось места, и он посоветовал пойти в отдел инвестиций в европейские акции. Там история повторилась.

Я попытал счастья в отделе производных ценных бумаг, где увидел несколько свободных мест. С нарочитой уверенностью я подошел прямо к начальнику отдела и представился ему, сославшись на Бобби Людвига. Тот даже не обернулся, и я был вынужден довольствоваться обращением к его лысине. Когда я завершил свою просьбу, он развернулся на стуле и откинулся на спинку.

– Какого черта? – раздраженно выпалил он. – Почему ты решил, что можешь вот так бесцеремонно врываться и просить у меня рабочее место? Это идиотизм! Нужно место – иди к руководству, сам устраивайся.

Он фыркнул, повернулся на стуле и опять уставился в свой экран. В следующую секунду замигала лампочка телефона, и он уже с кем-то говорил.

Я ушел несолоно хлебавши. Брокеры, конечно, не отличаются изысканными манерами, но это было слишком. Я перезвонил Бобби.

– Что я ни делал, никто не дал мне место. Вы не могли бы помочь с этим?

– Зачем ты беспокоишь меня по пустякам? – сказал Бобби раздраженно. – Если нет места, работай из дома. Мне все равно, где ты сидишь. Речь идет об инвестициях в Россию, а не о столах.

2004 год – перехожу Красную площадь. Фонд Hermitage на пике успеха (© James Hill)

– Хорошо, хорошо, – поспешно ответил я, не желая портить отношения. – Но как мне получить разрешение на поездку, оплату командировочных и аванс на расходы?

– Это я улажу, – сердито ответил он и повесил трубку.

На следующий день мне на дом экспресс-курьером доставили посылку с двумя десятками уже авторизованных бланков командировочных удостоверений. Я заполнил один, отправил по факсу в отдел учета командировок «Саломона» и получил билет в Москву на рейс, вылетающий через два дня.

По прибытии в Москву я устроил импровизированный офис в номере отеля «Балчуг Кемпински» на берегу Москвы-реки, прямо напротив собора Василия Блаженного. Первым делом следовало перевести деньги в Россию, и нам нужен был человек, который поможет со счетами и покупкой ваучеров. К счастью, родственник одного из сотрудников «Саломон Бразерс» оказался владельцем банка в России. Бобби решил, что лучше использовать его, чем отправлять деньги в неизвестный нам банк, поэтому поручил кому-то из операционного отдела подготовить документы и одобрил перевод пробной суммы в один миллион долларов.

Через десять дней мы приступили к покупке ваучеров. Для этого надо было получить в банке наличные. Я смотрел, как банковские служащие вынимают из сейфа пачки новеньких хрустящих стодолларовых купюр и складывают их в специальный мешок размером со спортивную сумку. Я никогда прежде не видел миллиона долларов наличными, но, что странно, меня это совершенно не впечатлило. Оттуда группа вооруженных охранников на бронированной машине отвезла деньги в пункт обмена ваучеров.

Московская биржа, торговавшая ваучерами, располагалась в невзрачном пыльном зале заседаний в старинном здании напротив ГУМа, в шаге от Красной площади. Внутри зала висело электронное табло с данными торгов, которое крепилось к потолку массивными кронштейнами. Под ним концентрическими кругами расходились пластмассовые столы. Все сделки заключались за наличные. Вход был свободным – любой желающий мог прийти с ваучерами или наличными и заключить сделку. Здание не охранялось, поэтому банк предоставил свою охрану.

Любопытна сама история того, как все эти ваучеры оказались в Москве. Получив за бесплатно от государства приватизационные чеки, люди не знали, что с ними делать дальше. Зачастую они были рады обменять их по курсу один ваучер – семь долларов на водку или свиную вырезку. Некоторые предприимчивые граждане скупали ваучеры в деревнях и небольших населенных пунктах и перепродавали их по двенадцать долларов за ваучер посредникам в городах покрупнее. Посредники приезжали в Москву и за крайними столиками на ваучерной бирже продавали пачки ваучеров по тысяче или по две тысячи в каждой уже по восемнадцать долларов за штуку. Наконец, крупные перекупщики собирали их в пакеты по двадцать пять тысяч и продавали за центральными столиками на бирже по двадцать долларов за ваучер. Время от времени кто-нибудь бродил по периферии биржи в поисках хороших цен на мелкие партии, пытаясь заключить сделку в обход посредников. В этом котле наличных и бумаг варились карманники, предприниматели, банкиры, аферисты, вооруженные охранники, брокеры, покупатели и продавцы, москвичи и жители регионов – все они были первопроходцами новой экономической реальности.

Наша первая заявка на покупку – десять тысяч ваучеров по 19,85 доллара за штуку. После объявления заявки в торговом зале возникла сутолока, затем один из присутствующих поднял карточку с номером двенадцать. Я последовал за сотрудниками банка и охранниками к столику номер двенадцать – наша команда предъявила наличные, а люди за столом выложили ваучеры. Продавцы брали у нас пачки стодолларовых купюр и по очереди скармливали их машинке для подсчета денег. Устройство жужжало, пока не остановилось на сумме 198 500 долларов. В это время двое наших людей рассматривали ваучеры, проверяя, нет ли фальшивок. Примерно через полчаса сделка была заключена, и мы унесли ваучеры в свою бронированную машину, а продавец номер двенадцать унес наличные в свою.

Этот сценарий неоднократно повторялся изо дня в день в течение нескольких недель, пока «Саломон» не стал обладателем ваучеров на сумму двадцать пять миллионов долларов. Но это было лишь полдела. Теперь нам предстояло вложить ваучеры в акции российских компаний на так называемых ваучерных аукционах. Эти аукционы значительно отличались от обычных тем, что до завершения аукциона покупатели не знали, какую цену им предстоит заплатить. Если на аукцион являлся всего лишь один человек с одним-единственным ваучером, то весь пакет акций подлежал обмену на этот ваучер. С другой стороны, если бы все жители Москвы со всеми своими ваучерами вдруг приняли участие в аукционе, то тогда пакет акций надлежало поровну разделить между всеми владельцами ваучеров, пришедшими на этот аукцион.

Мысль о злоупотреблениях напрашивалась сама собой, и многие компании, чьи акции шли на продажу, прибегали к разного рода уловкам, чтобы как можно меньше посторонних приняло участие в ваучерных аукционах, позволяя своим приобрести акции дешевле. Ходили слухи, что одна крупная сибирская нефтяная компания позаботилась о том, чтобы в ночь перед их ваучерным аукционом был закрыт аэропорт, а другая нефтяная компания в день аукциона соорудила на дороге заграждение из горящих шин, чтобы люди не смогли проехать к месту аукциона и принять в нем участие.

Из-за странных правил аукционов их исход был труднопредсказуемым, и поэтому в них мало кто участвовал, особенно редко представители западного бизнеса. Из-за отсутствия спроса цены на аукционах были крайне низкими даже по российским меркам. «Саломон» участвовала в каждом аукционе практически вслепую, но я заранее тщательно проанализировал все предыдущие крупные ваучерные аукционы и выяснил, что во всех случаях биржевые цены на акции были выше цены, заплаченной за них до этого на аукционе. Иногда стоимость акций возрастала после проведения аукциона в два или три раза. При таком раскладе, если ничего не изменится, фирме будет обеспечен солидный доход уже от одного участия в аукционах.

Пока мы приобретали ваучеры, я неотрывно следил за всеми объявляемыми правительством аукционами. В конце концов я порекомендовал Бобби принять участие в ряде самых крупных, включая продажу акций нефтяной компании «ЛУКОЙЛ», Единой энергетической системы (РАО «ЕЭС России») и российской телекоммуникационной компании «Ростелеком».

По итогам этих аукционов компания «Саломон Бразерс» приобрела самые недооцененные активы за всю историю торгов на сумму в двадцать пять миллионов долларов. Мы с Бобби были убеждены, что компания сделает на них состояние – стоит только подождать.

Ждать пришлось недолго. В мае 1994 года английский журнал «Экономист» опубликовал статью под названием «Не пора ли делать ставки на Россию?», в которой в популярной форме приводились те же расчеты стоимости российских компаний, которые я открыл для себя во время первого визита в Москву. Управляющие хеджевыми фондами, миллиардеры и прочие биржевые спекулянты тут же бросились звонить своим брокерам и наводить справки о российских акциях. Это вдохнуло жизнь в молодой российский фондовый рынок.

За короткий срок наш двадцатипятимиллионный портфель ценных бумаг стоил уже сто двадцать пять миллионов долларов. Мы получили сто миллионов долларов прибыли!

Это был успех!

Я стал знаменитостью брокерского подразделения компании «Саломон Бразерс» в Лондоне – мне наконец-то выделили рабочий стол. «Приятели», которые перестали было приглашать меня на обеды и тусовки, теперь по утрам заранее выстраивались в очередь у моего стола в надежде, что я подброшу им идею, и они тоже заработают фирме на российском рынке доход впятеро больший, чем зарплата.

В ближайшие недели ведущие сотрудники инвестиционного подразделения «Саломона» тоже стали наведываться ко мне с просьбами встретиться с их ключевыми клиентами: «Билл, ты окажешь нам большую услугу, если согласишься проконсультировать Джорджа Сороса»; «Билл, Джулиан Робертсон очень хочет побеседовать с тобой о России»; «Билл, не мог бы ты уделить немного времени сэру Джону Темплтону?»…[7]7
  Джулиан Робертсон – основатель «Тайгер менеджмент», одного из самых успешных хедж-фондов.


[Закрыть]

Еще бы! Мне было всего двадцать девять лет, а крупнейшие мировые инвесторы интересовались моим мнением! Я летал по всему миру первым классом за счет фирмы, побывал в Сан-Франциско, Париже, Лос-Анджелесе, Женеве, Чикаго, Торонто, Нью-Йорке, Цюрихе, Бостоне, на Багамских островах… и почти после каждой встречи меня спрашивали: «Билл, не согласишься ли ты инвестировать наши деньги в Россию и управлять ими?»

Готового ответа у меня не было. В то время правила нашего подразделения не предусматривали возможности управления внешним капиталом, и компания управляла только собственными средствами. «Я не знаю, что вам сказать, – говорил я им в ответ. – Мне нужно выяснить это у начальства. Может быть, оно даст на это разрешение».

Такие вопросы были вне компетенции Бобби. Он, может, и был лучшим генератором инвестиционных идей в компании, но заниматься организационными вопросами полномочий не имел, так что по возвращении в Лондон я подкинул эту идею начальнику подразделения торговых операций с ценными бумагами. Если раньше никто и слышать меня не хотел, то в этот раз мне оказали более радушный прием:

– Это отличная идея, Билл. Она мне очень нравится. Вот что я думаю: мы создадим рабочую группу и изучим ее.

«Рабочая группа? – думал я. – Что за бред… И почему они всегда всё усложняют? Им нашли золотую жилу, а они отвлекаются на организационную ерунду».

Я вернулся на рабочее место, а минут через десять мне позвонили с неопределившегося внешнего номера. Я снял трубку. Это был Бени Штайнмец, харизматичный израильский миллиардер лет сорока, с которым я познакомился во время своего «мирового турне». У него были проницательные серые глаза и жесткие коротко остриженные темно-русые волосы. Бени унаследовал семейный бизнес по огранке алмазов и был одним из крупнейших частных клиентов «Саломона».

– Билл, я много размышлял о презентации, с которой ты выступил в Нью-Йорке пару недель назад. Я сейчас в Лондоне и хочу пригласить тебя в «Фор Сизонс» познакомиться с несколькими моими коллегами.

– Когда?

– Сейчас.

Бени не спрашивал, он давал указания.

У меня на тот день уже были назначены другие встречи, но не такие важные, как рандеву с миллиардером, желающим вложить деньги в Россию. Я все отменил и домчался на черном лондонском такси до угла Гайд-парка. В вестибюле отеля «Фор Сизонс» сидел Бени с группой людей, работавших на него в алмазном бизнесе. Бени представил собравшихся: Нир из Южной Африки, Дэйв из Антверпена и Мойше из Тель-Авива.

Мы расселись, и Бени, не тратя времени на обмен любезностями, сразу перешел к делу:

– Билл, я предлагаю совместный бизнес.

Я был польщен, что такой богатый человек, как Бени, живо откликнулся на мою идею, но, глядя на него и на его «алмазных» коллег, я не представлял, как можно стать деловым партнером такой разношерстной команды. Прежде чем я вымолвил слово, Бени продолжил:

– Я внесу первые двадцать пять миллионов. Что скажешь?

Это заставило меня задуматься.

– Звучит интересно. Как вы намерены организовать дело?

Собравшиеся пустились в пространные рассуждения, и стало ясно, что они мало смыслят в бизнесе по управлению денежными активами. Просто у них имелись деньги, и они хотели еще. К концу встречи я был одновременно обрадован и огорчен.

Я вышел из отеля, думая о том, что жажду заниматься именно таким бизнесом, но не с этими людьми. Остаток дня и всю ночь я пытался уложить это в голове. Если я решу открыть свое дело, то мне понадобится стартовый капитал, но партнерство с Бени и его командой не даст мне перспективы, потому что у них нет опыта управления активами, нет такого опыта и у меня. Выходило, что придется отклонить предложение Бени.

На следующее утро, пересиливая себя из-за того, что приходится отказывать миллиардеру, я набрал его номер.

– Бени, ваше предложение весьма заманчиво, – начал я, – но, к сожалению, я не могу его принять. Видите ли, мне нужен партнер, который разбирается в бизнесе, связанном с управлением активами, а это, при всем вашем опыте и квалификации, не ваш конек. Надеюсь, вы меня поймете.

Никто не отказывал Бени Штайнмецу, и он без тени раздумий ответил:

– Понял, не вопрос. Если тебе нужен кто-то еще с опытом управления активами, я найду такого и приглашу в команду.

Я поморщился, представив, как он приведет еще одного родственника из маленькой брокерской конторы, что поставит меня в еще более неловкое положение, потому что придется отказать ему во второй раз.

Перезвонил он минут через двадцать:

– Билл, что скажешь, если к нам присоединится Эдмонд Сафра?

Эдмонд Сафра! Основатель и владелец Республиканского национального банка Нью-Йорка! В международной банковской среде его слово всегда было на вес золота. Если наше предприятие решил поддержать сам Эдмонд Сафра, это дорогого стоило.

– Да, это меняет дело. Я заинтересован, Бени.

– Хорошо. Я устрою встречу.

Он перезвонил вновь во второй половине дня:

– Я договорился. Вылетай в Ниццу и будь на пирсе отеля «Карлтон» в Каннах завтра в полдень.

«Но у меня же завтра рабочий день», – подумал я.

– Бени, а нельзя ли встретиться как-нибудь на той неделе? Мне нужно еще…

– Сафра готов принять тебя завтра, Билл, – раздосадованно перебил меня Бени. – Думаешь, с ним легко устроить встречу?

– Нет, конечно. Всё, еду.

Я купил билет и на следующее утро, надев костюм, прямиком отправился в лондонский аэропорт Хитроу на рейс, вылетавший в 7:45 в Ниццу. Перед самым отлетом я позвонил на работу и хриплым голосом сказал, что беру выходной.

Следуя указаниям Бени, я на такси добрался из Ниццы до отеля «Карлтон» в Каннах. Носильщик, наверное, принял меня за нового постояльца, но вместо этого я спросил, как пройти к пирсу. Он указал на длинный серый бетонный пирс по другую сторону Бульвара Круазет, рассекающий синеву Средиземного моря и пляж. Щурясь от яркого солнца (темные очки я забыл в пасмурном Лондоне), я пересек дорогу и вышел на пирс. Прошел по планке пирса мимо красивых людей с бронзовым загаром в элегантных купальных костюмах. Бледный, в темном шерстяном костюме, я чувствовал себя среди них белой вороной. Я весь взмок, пока добрался до конца пирса. Часы показывали без пяти двенадцать.

Через пару минут я заметил быстро приближающуюся с запада яркую лодку – бело-голубой «сансикер» метров пятнадцать в длину. Это был Бени. Он лихо остановился у самого края пирса и прокричал:

– Билл, давай сюда!

Бени, в легкой рубашке абрикосового цвета и белых льняных брюках, походил на плейбоя с Лазурного берега. Контраст между нами получился исключительный. Я нетвердо ступил на борт.

– Обувь сними! – сказал Бени. Я послушно разулся, демонстрируя черные носки выше щиколотки.

Бени развернул лодку и, отойдя на достаточное расстояние от берега, продемонстрировал, на что она способна. Я думал обсудить предстоящую встречу с Сафрой, но из-за рева мотора и ветра это оказалось невозможным. Полчаса мы быстро плыли на восток в сторону Ниццы, обогнули Антиб, пересекли Бе-дез-Анж и наконец прибыли в порт Вильфранш-сюр-Мер.

Бени подрулил к свободному месту на причале и перекинулся парой фраз по-французски с начальником порта, договариваясь о стоянке на вторую половину дня. Потом двое вооруженных охранников провели нас на парковку, где уже ждал черный мерседес. Машина помчалась по извилистой дороге к вершине Вильфранш и въехала на обширную территорию частной резиденции. Позже я узнал, что это самый дорогостоящий дом в мире. Это была вилла «Леопольда». Красотой вилла не уступала Версальскому дворцу, с тем лишь отличием, что здесь территорию патрулировал десяток бывших агентов «Моссада» в черной спецодежде, вооруженных автоматами «Узи» и пистолетами «ЗИГ-Зауэр».

Нас провели через живописный сад с фонтаном, окруженным высокими кипарисами, в просторную изысканную гостиную с видом на море. Стены были украшены холстами восемнадцатого века в золоченых рамах, а по центру сверкала огромная хрустальная люстра. Самого Сафры здесь, конечно, не было. Как я понял, это часть этикета миллиардера: дождаться, пока гости соберутся, устроятся и подготовятся к встрече, и только потом выйти к ним, чтобы не терять времени. Поскольку Бени в неофициальной иерархии миллиардеров располагался ступенькой ниже, стандартная процедура распространялась и на него.

Спустя четверть часа вошел Сафра. Мы встали для приветствия.

Сафра был лысеющим господином невысокого роста с пухлыми румяными щеками и приветливой улыбкой.

– Добро пожаловать, господин Браудер, – поздоровался он с заметным ближневосточным акцентом. – Прошу садиться.

Я никогда не видел его прежде, даже на фотографиях, и с удивлением отметил, что он нисколько не походит на «хозяина вселенной». Массивной волевой челюстью, как обычно представляют себе обыватели людей его уровня, Сафра не обладал. Одет он был по-домашнему: выглаженные светло-коричневые брюки, элегантная итальянская рубашка ручной работы и никакого галстука. Если Чипы и Уинтропы мира сего тщательно наряжались в дорогие костюмы с красными подтяжками и ролексами, то Сафру это нисколько не занимало: он был человеком дела.

После короткого вступления Бени я показал Сафре свою стандартную презентацию. Он оказался человеком очень и очень занятым и каждые пять минут отвлекался на звонки, совершенно не связанные с предметом беседы. К концу встречи меня прервали столько раз, что я не был уверен, воспринял ли он хоть что-нибудь из сказанного.

Когда я закончил презентацию, Сафра поднялся, давая понять, что встреча окончена. Он поблагодарил меня за встречу и попрощался. Вот и всё.

Помощник Сафры вызвал мне такси до аэропорта. Пока мы ждали на посыпанной гравием дорожке, Бени произнес:

– Все прошло хорошо.

– Разве? Мне так не показалось.

– Я знаю Эдмонда. Все в порядке, – ободряюще повторил он.

Подъехало такси, и я отправился домой.

На следующую пятницу было назначено собрание рабочей группы «Саломона». Придя на работу, я сразу прошел в конференц-зал. Я был удивлен, что для совещания отвели такое большое помещение. Ближе к десяти утра зал начал наполняться, и за пятнадцать минут собралось сорок пять человек. Многих из них я видел впервые. Там были руководители высшего звена, генеральные директора, старшие управляющие… и я. Началось обсуждение, в ходе которого разгорелся спор, кто будет главным по «стрижке» купонов с нового бизнеса фирмы в России. Происходившее напоминало бои гладиаторов. Поразительно, как люди, не имевшие ни малейшего отношения к новому бизнесу, выдвигали убийственные аргументы, почему именно им полагается доля будущих доходов. Я понятия не имел, кто победит в этой битве, но точно знал, кто проиграет: я.

Я был так расстроен, что на несколько дней потерял сон. Я заработал для фирмы не в пять, а в пятьсот раз больше своего жалованья. И позволить теперь чванливым корпоративщикам увести бизнес у себя из-под носа? Ну уж нет.

Я принял непростое решение. В понедельник пришел на работу и, стиснув зубы, направился прямиком к начальнику подразделения торговых операций. Я подал ему заявление об уходе по собственному желанию, сказав, что открываю собственную инвестиционную компанию и отправляюсь в Москву.

А назову я ее Hermitage Capital.