Текст книги "Красный циркуляр"

Автор книги: Билл Браудер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

– Давай пройдемся, – предложила Елена.

Мы освежились и спустились к авеню Матиньон. Париж создан для неторопливых прогулок, и мы долго бродили, болтая о пустяках. Время от времени мы держались за руки, но недостаточно долго, чтобы с уверенностью утверждать, будто я завоевал ее сердце. Между тем над городом сгущались тучи, и когда мы подошли к Елисейским Полям, чувствовалось, что их вот-вот прорвет.

– Пахнет грозой, – заметила Елена.

– Точно.

Мы устроились под зонтиком ближайшего кафе. Официант принес теплый хлеб, я заказал бутылку бордо. Мы ели мидии в белом вине и картофель фри из большого блюда. Дождь все не начинался. Я заказал крем-брюле и чай в чугунных чайничках. Только подали десерт, как на землю упали первые крупные капли. Через несколько секунд они уже звонко барабанили по нашему зонтику. Зонтик был небольшой, я придвинул свой стул поближе и обнял Елену, защищая от дождя. Мы смеялись, как дети, глядя, как небеса разверзлись и вокруг нас завертелись и понеслись потоки воды. Елена перебралась ко мне на колени, и мы сидели так, крепко обнявшись, посреди дождя.

В этот миг мы уже знали, что принадлежим друг другу.

17. Расследования воровства

Удивительно, как преображает человека влюбленность. Вернувшись вдвоем с Еленой в Москву, я почувствовал необычайный прилив сил и был готов горы свернуть.

Моя ключевая задача в то время – остановить колоссальные хищения в компаниях, акции которых приобретал фонд. Фонд Hermitage уже потерял девяносто процентов стоимости инвестиционного портфеля из-за дефолта в России, а теперь олигархи растаскивали оставшиеся десять процентов. Если ничего не предпринять, то фонд останется ни с чем.

Воровство происходило повсеместно, начиная от банковской сферы и заканчивая природными ресурсами. Особенно преуспел в этом газовый гигант «Газпром».

По объему добычи газа и масштабу «Газпром» был одной из важнейших компаний мира. Но рыночная стоимость «Газпрома» составляла всего двенадцать миллиардов долларов. Это меньше, чем стоимость какой-нибудь средненькой нефтегазовой компании в Америке.

По уровню запасов углеводородного сырья «Газпром» превосходил «Эксон Мобил» в восемь раз и «Бритиш Петролеум» – в двенадцать, а это крупнейшие нефтяные компании в мире. Но цена акций «Газпрома» в пересчете на баррель запасов была на 99,7 процента меньше цены акций тех компаний.

Почему же они стоили так дешево? Ответ напрашивался сам собой: большинство инвесторов на рынке полагало, что 99,7 процента активов «Газпрома» разворовано. Но как можно украсть буквально всё, что принадлежит одной из крупнейших компаний в мире? Никто не знал наверняка, но все принимали это как данность.

Несмотря на размах коррупции в стране, я не мог поверить, что руководство «Газпрома» подчистую обобрало свою компанию. Если бы я мог как-то доказать, что рынок ошибается, то появилась бы возможность на этом заработать. Я должен был изучить компанию и разобраться в том, что происходит на самом деле. Другими словами, нужно было расследовать механизмы воровства.

Но как к этому подойти? В Стэнфордском университете этому не учат. Руководство «Газпрома» спросить об этом я не мог. К аналитикам крупнейших международных инвестиционных банков я тоже не мог обратиться: их волновали только собственные гонорары. Они преданно смотрели в рот руководству «Газпрома» и никогда открыто не признали бы, что прямо под носом происходит самое возмутительное воровство.

Размышляя, я вспомнил об опыте работы в «Би-Си-Джи», который определенно мог сейчас пригодиться. Как консультант по управленческим вопросам, я знал, что лучший способ получить ответ на сложный вопрос – найти знающих людей и расспросить их.

Тогда я составил список людей, которым могло быть известно что-нибудь о «Газпроме». В него вошли конкуренты, заказчики, поставщики, бывшие сотрудники, государственные чиновники и не только. Я начал приглашать этих людей на встречи, завтраки, обеды, ужины, чай, кофе и десерт. Я не хотел их спугнуть, поэтому не раскрывал всех своих планов – сообщал, что я западный инвестор и хочу побеседовать с ними. К моему удивлению, примерно три четверти из четырех десятков приглашенных согласились на встречу.

Первым в списке шел заведующий отделом планирования небольшой региональной компании, конкурирующей с «Газпромом». Это был полный лысеющий мужчина, носивший часы и помятый серый костюм в советском стиле. Я и Вадим встретились с ним в итальянском ресторане «Дориан Грей», расположенном в самом центре на набережной Москвы-реки, что напротив Болотной площади.

Поздоровавшись и перекинувшись несколькими фразами, я сразу перешел к делу:

– Мы организовали нашу встречу, потому что пытаемся выяснить, что и как было украдено в «Газпроме». Вы хорошо разбираетесь в газовых активах, и я буду очень признателен, если вы поделитесь своими познаниями.

Последовала небольшая пауза – я забеспокоился, что наверное перегнул палку, но тут его лицо озарилось. Он положил руки на скатерть и наклонился вперед.

– Очень хорошо, что вы спросили. Управленцы из «Газпрома» – самые отпетые мошенники, которых можно себе представить. Они воруют всё и вся.

– Например? – спросил Вадим.

– Взять, к примеру, «Таркосаленефтегаз», – продолжил наш собеседник, постукивая ложкой по столу. – Его же просто целиком увели из «Газпрома».

– А что это за «Тарко…» – хотел было уточнить Вадим, но мужчина уже продолжал, не дав ему закончить:

– Тарко-Сале – это газовое месторождение в Ямало-Ненецком округе. В нем где-то четыреста миллиардов кубометров.

Вадим достал калькулятор и перевел эту цифру в баррели нефтяного эквивалента. Получившаяся сумма – 2,7 миллиарда баррелей нефти – означала, что запасы Тарко-Сале больше запасов американской нефтяной компании «Оксидентал петролеум», стоимость которой составляла девять миллиардов долларов!

Меня не так просто удивить, но мысль о том, что кто-то «увел» из «Газпрома» активы с рыночной стоимостью в девять миллиардов долларов, не укладывалась в голове. Наш собеседник на этом не остановился: он называл имена, даты и цифры, рассказывал о других украденных крупных газовых месторождениях. Мы задавали вопросы и заполнили информацией семь страниц блокнота. После двух часов мы решили закругляться с обедом, иначе собеседник мог продолжать до бесконечности.

Совершенно того не подозревая, я наткнулся на один из важнейших социально-культурных феноменов постсоветской России – гигантский разрыв в уровне благосостояния населения.

В советское время самые богатые люди в стране были примерно в шесть раз богаче самых бедных. Члены политбюро обладали просторной квартирой, машиной, хорошей дачей, но не более. А к 2000 году богатейшие люди в стране по достатку превосходили беднейших уже в двести пятьдесят тысяч раз. Разница в доходах появилась так быстро, что это отравило психологию людей. Они были озлоблены и охотно изливали свою горечь любому, кто готов их был выслушать.

Большинство встреч проходило примерно в том же ключе. Мы выслушали консультанта по газовой промышленности, который поведал о еще одном украденном газовом месторождении. На встрече с менеджером газотрейдерской компании мы узнали подробности, как «Газпром» организовал продажу газа в бывшие советские республики через сомнительного посредника. Бывший сотрудник описал, как «Газпром» предоставлял огромные займы друзьям руководства на очень льготных – нерыночных – условиях. В итоге после всех этих бесед у нас набралось два блокнота обличающих свидетельств о воровстве и махинациях.

Если верить услышанному, то это, пожалуй, самое крупное воровство за всю историю предпринимательской деятельности. Оставалась, впрочем, одна серьезная загвоздка: у нас не было прямых доказательств. Люди могли говорить из чувства зависти, преувеличивать или намеренно искажать факты. Нужен был способ проверить полученную информацию.

А как что-то проверить в России? Разве не в этом изначальная суть нашей проблемы с «Газпромом»? Казалось, вся страна укрыта таким густым туманом, что не видно дальше собственного носа.

Но обнаружилось, что это не совсем так. Стоило копнуть немного глубже, и выяснялось, что в действительности Россия одна из самых прозрачных стран в мире. Нужно лишь знать, где искать информацию. Узнали мы это совершенно случайно, через несколько недель после серии встреч о «Газпроме».

Вадим ехал на работу на своем подержанном «Фольксвагене-Гольфе». На Бульварном кольце на пересечении Тверской улицы и Пушкинской площади он застрял в пробке. В этом месте автомобили должны были поворачивать либо направо, либо налево, что создавало длинные заторы почти каждый день. Пользуясь этим, группы предприимчивых мальчишек окружали машины, торгуя всем подряд – от пиратских компакт-дисков с фильмами до газет и зажигалок.

В тот день один сорванец подскочил к машине Вадима, настойчиво размахивая какими-то товарами. Вадима предложение не интересовало, но мальчишка попался настойчивый.

– Ну, ладно, что ты там продаешь? – с неохотой спросил Вадим.

Парнишка распахнул куртку, и взору Вадима предстал набор компакт-дисков в пластиковых кластерах.

– Базы данных.

– Какие еще базы данных? – заинтересовался Вадим.

– Любые: мобильных телефонов, налоговых деклараций, нарушений правил дорожного движения, пенсионных фондов… что угодно.

– Любопытно. И почем?

– По-разному. От пяти до пятидесяти долларов.

Посмотрев искоса на набранные мелким шрифтом наименования дисков на «прилавке» мальчишки, Вадим заметил диск с названием: «База данных Московской регистрационной палаты». Он не поверил своим глазам. Московская регистрационная палата вела реестр владельцев всех московских компаний.

Вадим указал на этот диск.

– Вот этот сколько стоит?

– Этот? Ну, э-э… пять долларов.

Вадим протянул мальчишке купюру и забрал диск.

Добравшись до офиса, Вадим сразу сел за компьютер проверить, не окажется ли диск, на который он потратил пять долларов, пустым. Однако, как и было обещано, на мониторе появилось меню с поиском информации о зарегистрированных владельцах всех компаний в Москве.

В этот момент мы еще раз убедились, насколько все в стране забюрократизировано: в этом виде спорта Россия, наверное, чемпион мира.

При советской системе централизованного планирования власть нуждалась в информации обо всех сторонах жизни огромной страны, чтобы принимать решения: сколько яиц нужно в Красноярске, сколько электричества – во Владивостоке и так далее. После развала Советского Союза ничего, в сущности, не изменилось: все так же работали министерства в Москве, а чиновники скрупулезно продолжали собирать информацию по всем подотчетным сферам.

После удачной уличной покупки Вадима мы быстро сориентировались, как проверить сведения, полученные во время бесед о «Газпроме». С помощью этих баз данных мы убедились, что в период с 1996 по 1999 год руководство «Газпрома» продало практически за бесценок семь крупных газовых месторождений.

Удивлял даже не размер выведенных активов, а та наглость и бесстыдство, с которыми это делалось. Новые владельцы похищенной собственности даже не скрывали этот факт.

Яркий пример – история с дочерней компанией «Газпрома» – «Сибнефтегазом». В 1998 году руководство этой сибирской газодобывающей компании приобрело лицензию на газовое месторождение с запасом 1,6 миллиарда баррелей нефтяного эквивалента. Даже по самым скромным подсчетам стоимость этой «газовой дочки» составляла около 530 миллионов долларов, но одной группе покупателей позволили приобрести 53 % акций «Сибнефтегаза» всего за 1,3 миллиона долларов, то есть по цене, заниженной на 99,5 % против реальной рыночной!

И кто же эти счастливые приобретатели? Одним был Геннадий Вяхирев, брат председателя правления «Газпрома» Рема Вяхирева. Компания, принадлежавшая Геннадию Вяхиреву и его сыну Андрею, приобрела 5 % «Сибнефтегаза» за 87 600 долларов. Пакет в размере 18 % акций выкупила за 158 000 долларов компания, совладельцем которой был Виктор Брянских, руководитель департамента стратегического развития «Газпрома». Еще 10 % «Сибнефтегаза» досталось фирме Вячеслава Кузнецова и его жены Натальи. Вячеслав был начальником отдела внутреннего контроля «Газпрома» – того самого отдела, который должен выявлять и пресекать такого рода деятельность.

Мы обнаружили еще шесть крупных случаев передачи активов с использованием аналогичных методов. Когда Вадим суммировал запасы газа и нефти, исчезнувшие с баланса «Газпрома», получилось, что компания лишилась запасов, сравнимых по объему с запасами всего Кувейта. В мировой истории войны велись за куда меньшие ресурсы.

Но наиболее удивительным было другое. Безусловно, объем украденных ресурсов был огромен, но он составлял лишь 9,65 % всех запасов «Газпрома». То есть более 90 % запасов «Газпрома» украдено не было. Однако никто из инвесторов и участников рынка этого не понимал, полагая, что буквально всё до последнего атома газа и последней капли нефти разворовано и что именно этим объясняется заниженная на 99,7 % цена акций «Газпрома» по сравнению с акциями аналогичных западных компаний.

Но мы только что выяснили, что 90 % запасов все еще на месте, и никто больше об этом не знал.

Как поступить инвестору в такой ситуации? Я вам скажу: затариться акциями по полной программе!

В мире, где люди готовы ломать копья за двадцать процентов прибыли, мы вдруг обнаружили актив, способный принести тысячу, а то и все пять тысяч процентов дохода. Естественно, фонд увеличил свою позицию в «Газпроме» до максимума – двадцати процентов (по правилам фонда акции одной компании в портфеле не могли составлять больше двадцати процентов общей стоимости портфеля фонда).

Большинство инвесторов-профессионалов этим бы и ограничились: исследуешь, инвестируешь и ждешь, пока другие сами узнают то, что тебе уже известно. Но я не мог так поступить. Обнаруженная нами информация о «Газпроме» была слишком важной, чтобы держать ее при себе. Я должен был ею поделиться.

Я принял необычное для моей профессии решение. Подготовив детальный доклад по «Газпрому», я разделил его на шесть самостоятельных эпизодов и отдал по одному в крупные западные новостные издания. Журналисты и редакторы сразу учуяли сенсацию. К тому же, материал был настолько подробным, что они не могли устоять. Мы экономили им месяцы собственных расследований, все, что требовалось, – перепроверить уже имевшуюся информацию. Вскоре в печати вышло множество статей с громкими заголовками.

Первая под названием «Прожигатель газа?» была напечатана 24 октября 2000 года в газете «Уолл-стрит Джорнал». В ней упоминалось, что газа с украденных месторождений хватило бы всей Европе на полных пять лет.

На следующий день со своей статьей вышла английская газета «Файнэншл Таймс»: «Директора „Газпрома“ обсудят на собрании методы управления компанией». В ней излагались подробности сделок с «родственниками и друзьями».

Двадцать восьмого октября американская газета «Нью-Йорк Таймс» в рубрике мировых бизнес-новостей опубликовала статью «Директора принимают решения по поводу продаж активов „Газпрома“».

В следующем месяце, 20 ноября, в журнале «Бизнес Уик» появилась статья «Газпром на гриле», а чуть позже, 24 декабря, – статья «Вывод активов – вызов Путину» в газете «Вашингтон Пост».

Общество как в России, так и за ее пределами было шокировано коррупцией в «Газпроме». За последующие полгода вышло больше пятисот статей на русском языке и двести семьдесят пять на английском с информацией из наших раскопок по «Газпрому».

Огласка этих событий возымела эффект. Россияне мирились с существованием коррупции и взяточничества, пока это оставалось чем-то абстрактным, но стоило привести конкретные примеры, назвать имена и суммы, как последовало общественное возмущение. Негодование было настолько сильным, что в январе 2001 года в Государственной Думе прошли слушания по ситуации в «Газпроме». В результате Счетной палате было поручено провести в «Газпроме» проверку.

Совет директоров «Газпрома» оперативно отреагировал на действия Счетной палаты, пригласив ведущую американскую аудиторскую компанию «Прайсуотерхаус Куперс» провести еще один независимый аудит.

Спустя несколько недель Счетная палата отчиталась о результатах. Они мало кого удивили. Проверяльщики не нашли нарушений в деятельности руководства «Газпрома», а передачу активов обосновали нехваткой собственных средств и необходимостью привлечения сторонних ресурсов.

Оставалось ждать отчета «Прайсуотерхаус Куперс». Но, будучи аудитором «Газпрома», эта компания получала от него миллионы долларов в год, поэтому любые обвинения «Газпрома» стали бы обвинением в их собственный адрес. Разумеется, они тоже оправдали действия «Газпрома», приведя беспомощные и бестолковые доводы, что вскрытые нами операции вполне обоснованны и правомерны.

Этого и следовало ожидать. Я так устал от удручающих новостей, что предпочел бы улететь из Москвы куда-нибудь подальше хотя бы на время проведения общего собрания акционеров «Газпрома», назначенного на 30 июня 2001 года. Я знал, что, несмотря на все наши разоблачения, руководство «Газпрома» будет расхаживать, как напыщенный павлин, и всем рассказывать, как хорошо они управляют компанией.

Лицезреть этот спектакль я не хотел и предложил Елене выбраться куда-нибудь из Москвы на выходные. Она как раз закончила работу над большим проектом и согласилась, поэтому я взял два билета до Стамбула. Это было одно из немногих приятных мест, куда Елене не требовалось въездной визы.

В день общего собрания акционеров «Газпрома» мы приземлились в аэропорту имени Ататюрка и доехали на такси до отеля «Чираган Палас» на европейской стороне Босфора, где раньше располагался дворец султана. Стояла прекрасная погода. Мы перевели дух на веранде у бассейна, а затем пообедали на свежем воздухе, под тенью белоснежного навеса, спасавшего от яркого солнца, наблюдая, как по Мраморному морю неторопливо движутся корабли. Стамбул отделяют от Москвы всего три часа полета, но экзотические виды и звуки Турции, а также присутствие Елены успокоили меня и словно перенесли в другой, нерусский, мир – мир без низости и лжи.

Мы заказали мятный чай и десерт, и тут зазвонил мобильный. Я не хотел отвечать, но это был Вадим.

Он сообщил потрясающую новость. Оказалось, что на общем собрании руководству «Газпрома» пришлось не до сладких речей и павлиньего вида. Президент Владимир Путин сместил Рема Вяхирева с должности председателя правления «Газпрома». На это место он назначил почти никому не известного человека по имени Алексей Миллер. Вступив в должность, Миллер сразу же заверил, что обеспечит сохранность оставшихся в «Газпроме» активов и возвратит то, что было разворовано. Рынок отреагировал бурным ростом котировок акций компании, которые подскочили на 134 % за один день.

В течение последующих двух лет цена акций увеличилась еще вдвое, затем еще и еще. К 2005 году акции «Газпрома» уже стоили в сто раз больше по сравнению со стоимостью их покупки компаниями фонда Hermitage. Не на сто процентов больше, а в сто раз. А наше небольшое расследование помогло стране избавиться от одного из самых бесчестных олигархов. Без сомнения, это была лучшая инвестиция в моей жизни.

18. Пятьдесят процентов

Помимо работы в Москве и романтических встреч с Еленой, я с удовольствием занимался теннисом и старался почаще находить время для игры.

Холодным субботним днем в феврале 2002 года я немного опаздывал на теннисный матч со своим приятелем брокером. Водитель Алексей гнал машину, а мы с Еленой сидели на заднем сиденье, держась за руки. Свернув на улицу, ведущую к кортам, я заметил посреди дороги крупный темный предмет, который по обе стороны объезжали машины. Сначала мне показалось, что это холщовый мешок, выпавший с какого-нибудь грузовика. Приблизившись, я понял, что это человек.

– Алексей, остановись! – попросил я.

Мой водитель ничего не ответил и продолжил движение.

– Да остановись же! – уже крикнул я. Он неохотно притормозил неподалеку от лежавшего на дороге мужчины.

Я открыл дверь и выскочил из машины. Елена последовала за мной. Алексей, поняв, что иного выхода нет, тоже вышел из машины и подошел к нам. Я наклонился к мужчине. Мимо проезжали и сигналили автомобили. Крови не было видно, но человек лежал без сознания. Он судорожно подергивался, изо рта шла пена. Я не знал, что произошло, но, слава Богу, он был жив.

Я опустился на колено и обхватил его за плечо с одной стороны, а Алексей подсобил с другой. Елена приподняла его ноги. Все вместе мы перенесли его подальше от проезжей части.

Нашли припорошенный снегом участок и осторожно положили его на снег. Мужчина начал понемногу приходить в себя.

– Эпилепсия… – расслышали мы тихий шепот. – Эпилепсия…

– Все будет хорошо, – сказала ему Елена по-русски, дотронувшись до плеча.

Видимо, кто-то сообщил о происшествии, поскольку подъехали три милицейские машины. Я был поражен тем, что милиционеры расхаживают по дороге и явно ищут, на кого это все можно повесить, не обращая никакого внимания на лежащего и нуждающегося в помощи человека. Услышав мою английскую речь и поняв, что я иностранец, они переключились на столпившихся вокруг соотечественников. Подошли к Алексею и обвинили в том, что он якобы сбил мужчину. Пострадавший к этому моменту уже полностью пришел в себя и пытался объяснить, что его никто не сбивал, что Алексей, наоборот, пытался ему помочь, но милиционеры не слушали. Они потребовали у Алексея документы, заставили его пройти тест на содержание алкоголя в крови и говорили с ним на повышенных тонах не меньше четверти часа. Наконец, поняв, что никакого преступления не было, они вернулись к своим машинам и уехали. Бедолага поблагодарил нас, и его проводили в скорую, которая тоже приехала, пока Алексей разговаривал с милиционерами, а мы вернулись в свой «Блейзер» и продолжили путь.

В дороге Алексей объяснил, почему он не спешил помогать, а Елена переводила:

– В России так всегда. Милиции даже неважно, сбили его или нет. Едва появившись, они назначают кого-нибудь виновным, и делу конец.

К счастью, для Алексея, бывшего полковника ГАИ, все разрешилось благополучно. А обычному московскому самаритянину такая помощь ближнему могла стоить семи лет лишения свободы, причем каждый россиянин это знал. И это тоже Россия.

Я успел на корты, но, как ни старался, мысли о дорожном происшествии всё не шли из головы. А если бы мы не остановились? Какая-нибудь машина могла вовремя не свернуть, и человек мог погибнуть или получить тяжелую травму. Подобное происходит по всей стране, и от этого бросало в дрожь. Речь ведь не только о безопасности на дорогах. То же самое могло произойти в любой сфере жизни: в бизнесе, здравоохранении или на школьном дворе. Да где угодно. Случись какое-то несчастье, люди старались не вмешиваться, чтобы самим не пострадать – не от недостатка гражданского долга, а потому, что результатом любой помощи было наказание, а не похвала.

Возможно, следовало воспринять это происшествие как знак. Возможно, не стоило лезть на рожон, пытаясь искоренить коррупцию в компаниях, куда инвестировал фонд. Но я был искренне убежден, что могу помочь.

Я не был россиянином (милиция, к примеру, перестала обращать на меня внимание, едва услышав, что я говорю по-английски), и поэтому мне казалось, что я могу действовать там, где российский гражданин бессилен.

По этой причине после успеха нашей «газпромовской» кампании я решил заняться изобличением коррупции в других крупных компаниях, акции которых входили в портфель фонда. Так, объектом моего пристального внимания стали РАО «ЕЭС» (Единая энергетическая система) и Сбербанк. Как и в случае с «Газпромом», я месяцами расследовал схемы хищений, затем излагал результаты расследований в простой и понятной обычным людям форме и делился ими с международными печатными изданиями. Едва публичная кампания достигала накала, механизм приходил в движение, и правительство Путина начинало действовать и приструнивало нарушителей.

Когда мы рассказали, что председатель правления РАО «ЕЭС» собирается распродать с колоссальной скидкой активы компании разным олигархам, Кремль наложил мораторий на такую распродажу. После того как мы подали иск против совета директоров Сбербанка за продажу инсайдерам акций банка (по заниженной цене) в обход миноритарных акционеров, парламент внес изменения в законодательство с целью защиты прав акционеров при выпуске новых акций.

Вы можете спросить, почему Путин позволял мне заниматься всем этим. Полагаю, причина кроется в том, что на определенном этапе наши интересы совпадали. Когда в январе 2000 года Путин стал президентом Российской Федерации, реальная власть была сосредоточена в руках олигархов, губернаторов и различных преступных группировок. Поэтому Путин считал делом первостепенной важности возвратить власть на ее законное место в Кремль, а если точнее, в свои собственные руки.

В сущности, в отношении меня и моих антикоррупционных инициатив Путин руководствовался политическим принципом: «Враг моего врага – мой друг». Он регулярно пользовался плодами моей работы как предлогом свести счеты со своими оппонентами – олигархами.

Я же был так поглощен своими успехами и растущей доходностью фонда, что не понимал этого. Я наивно полагал, что Путин действует в интересах общественного блага и искренне стремится навести порядок в стране.

Многие спрашивают, почему олигархи не избавились от меня в отместку за то, что я вывожу на свет их темные схемы. Хороший вопрос. В России убивают и за меньшее. В стране царило беззаконие и могло случиться – и часто происходило – что угодно.

Спас меня не чей-то страх перед законом, а паранойя. В России живут теориями заговора. Здесь вам предложат множество объяснений всему на свете, и ни одно не будет простым. Обычный россиянин и представить себе не мог, чтобы какой-то нескладный американец, который по-русски и двух слов не свяжет, в одиночку пойдет против самых влиятельных в стране олигархов. Единственное логичное объяснение для них: я действовал по указу кого-то гораздо более влиятельного. А поскольку мои кампании неизменно заканчивались вмешательством Путина или правительства, люди предполагали, что за всем этим стоит «сам Владимир Владимирович». Это было нелепо, я ведь даже никогда не встречался с ним. Однако, по-видимому, меня считали «человеком Путина» и поэтому не трогали.

Результатом наших антикоррупционных кампаний и вмешательства президента стал значительный рост стоимости акций в портфеле фонда. К концу 2003 года капитализация фонда выросла на 1200 % с момента, когда рынок коснулся дна. Я вернул всё, что было потеряно в 1998-м. На это ушло пять лет титанического труда, но я достиг цели и вытянул своих клиентов из этой пропасти. Удалось не только устоять, но и, как мне казалось, найти идеальную модель бизнеса: не просто зарабатывать клиентам большие деньги, но и помогать России стать лучше. В мире найдется мало занятий, которые позволяют одновременно зарабатывать и приносить пользу, а у меня оно было.

Могло показаться, что все идет слишком гладко. Так и вышло. Ранним субботним утром в октябре 2003 года я занимался дома на беговом тренажере, поглядывая новости по телеканалу Си-эн-эн, когда вдруг красной строкой прошло сообщение, что председатель правления «ЮКОСа» Михаил Ходорковский, самый богатый человек в России, арестован.

Я соскочил с беговой дорожки, вытер пот с лица и поспешил на кухню, где Елена готовила завтрак.

– Ты уже слышала? – запыхавшись, выкрикнул я.

– Да, только что по радио сообщили. Невероятно!

– Как думаешь, что будет дальше?

– Не знаю. Думаю, что в понедельник он уже будет на свободе. У нас в стране богатых людей долго за решеткой не держат.

По поводу ареста Ходорковского у меня возникали смешанные чувства. С одной стороны, если его вскорости не выпустят, для российского фондового рынка это станет ударом, и мой фонд потеряет деньги. С другой стороны, если Ходорковского оставят под стражей и начнется реальное наступление на олигархию, то у России появится шанс стать цивилизованным государством, и в конечном итоге это будет благом не только для простых жителей страны, но и для фонда.

Когда в понедельник утром я пришел на работу, положение Ходорковского не изменилось, и рынок открылся падением на десять процентов. Арест Ходорковского стал главной темой всех ведущих изданий. Мои инвесторы запаниковали, и я весь день отвечал на их звонки. Что это может означать для них? Что будет дальше? Следует ли выводить средства из России?

Я не знал. Да и никто не знал. Все зависело от личных переговоров между Владимиром Путиным и Михаилом Ходорковским, в которых ни закон, ни логика не имели значения.

По причинам, до конца не известным никому, для Ходорковского эти переговоры закончились плохо. К концу недели он по-прежнему сидел в камере. Позже российское правительство пошло на обострение ситуации, наложив арест на 36-процентный пакет акций «ЮКОСа».

Это было беспрецедентно. Конфликт не только обернулся личной трагедией для Ходорковского, но и нанес удар по всему финансовому рынку. Угроза экспроприации всегда сидела в головах инвесторов, и вот при Путине она начала воплощаться в реальность. За следующие четыре рабочих дня рынок скатился еще на 16,5 %, а «ЮКОС» потерял 27,7 % рыночной капитализации.

Зачем Путин это делал? Большинство склонялось к теории, что Ходорковский нарушил его золотое правило: «Ты держишься подальше от политики – я не трогаю твои активы». Спонсируя оппозиционные партии в канун парламентских выборов и делая явно антипутинские заявления, Ходорковский это правило нарушил. Путин любит символические жесты и поступки, и раз Ходорковский переступил черту, то президент решил превратить его в назидательный пример другим.

Чтобы ни у кого не осталось сомнений, Путин открыл охоту на всех, кто был как-либо связан с Ходорковским. Через несколько недель после его ареста правоохранительные органы взялись за политические партии, которые он финансировал, за созданные им благотворительные организации и за сотрудников его компаний.

В июне 2004 года прошел суд над Михаилом Ходорковским и его деловым партнером Платоном Лебедевым. Суд признал их виновными в шести случаях мошенничества, двух случаях уклонения от уплаты налогов и одном хищении. Каждого приговорили к девяти годам заключения. Поскольку все сводилось к символическим жестам, Путин пошел на еще один беспрецедентный шаг: решил показать на всю страну, как самый богатый человек России безмолвно сидит в клетке.

Это был мощный образ. Представьте, что вы российский олигарх и занимаете, скажем, семнадцатую строчку в рейтинге самых богатых людей России. Ваша яхта пришвартована у шикарного «Отеля дю Кап» в порту Антиб на Лазурном берегу. Вы прекрасно проводите время в объятиях любовницы, и вот на минутку отлучаетесь из каюты за бокалом шампанского и икрой. На обратном пути берете пульт от телевизора и включаете Си-эн-эн. А перед вами крупным планом лицо такого же, как вы – только богаче, умнее и влиятельнее. И он – в клетке.