Текст книги "Красный циркуляр"

Автор книги: Билл Браудер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

– Что происходит? Законопроекта в списке нет.

– Пока не знаю. Мы сами пытаемся это выяснить.

Я начал подозревать, что за кулисами ведется какая-то хитроумная политическая игра. Керри упорно молчал.

Казалось, что проблема именно в Керри, и мне подумалось, что есть смысл встретиться с ним – вдруг история Сергея потрясет его так же, как сенатора Маккейна и конгрессмена Макговерна.

Я позвонил Джулианне Гловер. Если прежде ей легко удавалось договориться о встрече с сенаторами, то Керри оказался недосягаем. Тем не менее, она смогла договориться о приеме у Джейсона Брудера, советника Керри по российским делам.

Я прилетел в Вашингтон и на следующий день вместе с Джулианной отправился в Дирксенский корпус сената на встречу с Брудером. Он должен был ждать нас у выхода из зала заседаний комитета по международным отношениям. Брудер, молодой человек лет тридцати с небольшим, среднего роста, с коротко подстриженной бородкой, провел нас в зал весьма необычной конфигурации с П-образно расположенными столами. Не найдя подходящего места для беседы, мы просто взяли себе по стулу и сели в центре зала лицом друг к другу.

Поблагодарив Брудера за то, что тот согласился встретиться, я начал было рассказывать ему историю Сергея, но через три предложения он прервал меня:

– Да-да, я в курсе этого дела. Меня глубоко тронуло случившееся. Он и его семья заслуживают справедливости.

– Именно поэтому мы здесь.

– Послушайте, я много думал об этом. Мы с сенатором были бы рады помочь в деле Магнитского.

– Замечательно. Значит, сенатор Керри поддержит законопроект и будет добиваться его принятия в комитете?

Брудер отклонился назад, и стул под ним скрипнул.

– Ну, говоря по правде, я не считаю принятие закона Магнитского верным подходом в решении этого вопроса, господин Браудер.

«Ну, вот, опять двадцать пять», – подумал я, вспомнив Кайла Скотта и прочих пуганых карьеристов из правительства США.

– Что вы подразумеваете под неверным подходом?

В ответ он чуть ли не слово в слово повторил то самое заявление Госдепартамента. Я пытался возражать, но он не слушал.

В заключение он сказал:

– Билл, поймите, дело Магнитского имеет для нас большое значение. Я хочу предложить сенатору Керри поднять его на встрече с российским послом.

«С российским послом? – мысленно возмутился я. – Да он издевается! Имя Сергея и то, что случилось с ним, – на передовицах крупнейших газет мира! Российский президент часами обсуждал со своими министрами, как свести к минимуму нежелательные последствия дела Магнитского, а Брудер полагает, что тут поможет тихая беседа с послом?»

Я покинул встречу, ругаясь про себя.

Как выяснилось, позиция Керри против рассмотрения закона Магнитского не имела ничего общего с тем, считал он его хорошей инициативой или плохой. В Вашингтоне поговаривали, что Джон Керри препятствует принятию этого законопроекта по одной простой причине: он намеревается стать госсекретарем после ухода в отставку Хиллари Клинтон. По-видимому, одним из условий получения этой должности было проследить, чтобы закон Магнитского не получил зеленый свет в сенатском комитете по международным отношениям.

В течение следующих нескольких месяцев новостей по закону Магнитского не было. Но вот весной 2012 года у нас появилась надежда. После почти двадцати лет переговоров Россию наконец-то готовы были принять во Всемирную торговую организацию (ВТО), и должно это было произойти в августе того года. Как только Россия станет членом этой организации, все остальные участники ВТО смогут торговать с ней на равных условиях, без пошлин и иных сборов, но вследствие поправки Джексона – Вэника к американскому закону о торговле только одна страна продолжала бы торговые отношения с Россией на прежних условиях: Соединенные Штаты.

Законодательный акт почти сорокалетней давности, вступивший в силу в середине семидесятых годов двадцатого века, налагал американские торговые санкции на СССР за отказ евреям в праве на эмиграцию. Поначалу правительство Советского Союза было непреклонно, но через несколько лет стало ясно, что цена санкций слишком высока, и в итоге полутора миллионам евреев позволили покинуть страну.

Страна Советов уже почила в бозе, российские евреи свободно выезжали из страны, но поправка Джексона – Вэника все еще действовала. Останься она в силе после вступления России в ВТО, и американские предприятия, например «Боинг», «Катерпиллар», «Форд» или экспортеры говядины, попадут в худшие условия по сравнению с другими членами ВТО – торговыми партнерами России.

Деловое сообщество США полагало, что следует отменить поправку, и правительство Обамы полностью поддерживало эту идею. Если бы президент мог самостоятельно аннулировать поправку Джексона – Вэника, он так и сделал бы, но для этого конгресс должен был принять соответствующий закон.

На той неделе, когда правительство США начало кампанию по отмене поправки Джексона – Вэника, я был в Вашингтоне и с помощью Джулианны продолжал кампанию за принятие закона Магнитского.

Проведя несколько часов за утренними встречами, мы с Джулианной обедали в закусочной на цокольном этаже сенатского здания имени Харта. Я сидел за хлипким на вид алюминиевым столиком и ел салат, когда Джулианна вдруг коснулась моей руки и незаметно указала в глубь зала. Там я увидел сенатора Джо Либермана, одного из наиболее высокопоставленных инициаторов закона Магнитского, в окружении небольшой группы советников.

– Билл, здесь Либерман, – шепнула Джулианна. – Думаю, стоит поговорить с ним обо всей этой ситуации с поправкой Джексона – Вэника.

– Как, прямо сейчас? Он же просто идет по залу. Разве можно серьезно говорить в такой обстановке?

Хоть жизнь и научила меня при необходимости проявлять настойчивость, мне до сих пор неловко подходить с просьбами к незнакомцам, в особенности когда их и так непрестанно осаждают.

Однако Джулианна, проигнорировав мой внутренний дискомфорт, встала и решительно потянула меня за собой:

– Ну же, Билл, идем поговорим с ним.

Мы вместе пересекли зал и направились в сторону сенатора Либермана.

Как только мы оказались в пределах слышимости сенатора, Джулианна протянула руку и обратилась к нему:

– Прошу прощения, что прерываю, но я бы хотела, если можно, представить вам Билла Браудера, человека, стоящего за идеей закона Магнитского.

Либерман и его советники остановились. Сенаторы обычно держат в голове сотни важных мыслей одновременно, и иногда им требуется несколько секунд, чтобы понять, о ком идет речь. Когда он услышал «закон Магнитского», его лицо просветлело.

– А, господин Браудер! – Он повернулся ко мне. – Рад познакомиться. Позвольте поблагодарить вас за важное дело, которым вы занимаетесь.

Мне польстило, что он знает обо мне.

– Я не смог бы ничего достичь без вашей поддержки, – чистосердечно ответил я. – Но есть одна проблема. Как вы наверняка знаете, Белый дом настаивает на отмене поправки Джексона – Вэника.

– Да, это так.

– Я считаю аморальным то, что правительство, аннулируя один из важнейших правозащитных актов за всю американскую историю, в то же время препятствует принятию закона Магнитского.

Он подумал, а затем прямолинейно ответил:

– Вы совершенно правы, и с этим надо что-то делать.

– Но что можно предпринять?

– Вот что я думаю. Мы заявим правительству, что не одобрим отмену поправки Джексона – Вэника, если они не перестанут препятствовать принятию закона Магнитского. Уверен, что Джон, Бен и Роджер[21]21
  То есть сенаторы Маккейн, Карден и Уикер.


[Закрыть] поддержат меня в этом.

– Это будет сильным ходом. Спасибо вам.

– Нет, Билл, это вам спасибо за все, что вы делаете.

Затем Либерман повернулся к своим советникам, попросил одного из них напомнить ему составить соответствующее письмо и ушел, а мы с Джулианной остались стоять среди шума и суеты зала.

Через несколько секунд я повернулся к своей спутнице:

– Мне это не приснилось?

– Нет, Билл. Вот так делаются дела в Вашингтоне. Поздравляю!

Либерман сдержал слово и несколько дней спустя вместе с другими инициаторами закона Магнитского направил письмо председателю финансового комитета сената, сенатору от штата Монтана Максу Бокусу. Подобно тому как сенатский комитет по международным отношениям должен был одобрить и внести на голосование закон Магнитского, финансовый комитет сената должен был сделать то же самое в отношении законопроекта об отмене поправки Джексона – Вэника.

В их письме было сказано: «В случае непринятия закона Магнитского мы будем выступать категорически против отмены поправки Джексона – Вэника».

Зная принципы работы сената, можно было приравнять это письмо к официальному вето.

Сенатор Бокус был заинтересован в отмене поправки. Среди его избирателей в Монтане были владельцы животноводческих ферм, которые занимались экспортом говядины и хотели продавать свои бифштексы в Россию – шестому по величине импортеру американской говядины – без риска оказаться в неравном положении по отношению к зарубежным конкурентам-поставщикам говядины.

А отменить поправку Джексона – Вэника теперь можно было только приняв закон Магнитского. После некоторых раздумий сенат решил объединить эти два законопроекта.

Рассмотреть объединенный законопроект планировалось сначала в сенатском комитете по международным отношениям, чтобы одобрить часть, связанную с законом Магнитского, а затем в финансовом комитете сената, чтобы утвердить часть, касающуюся отмены поправки Джексона – Вэника, и уже потом представить на голосование всего сената.

Известное выражение гласит: «Тем, кто любит колбасу и уважает закон, лучше не видеть, как делается то и другое».

Наша кампания за соблюдение прав человека странным образом объединила фермеров-скотоводов из Монтаны, активистов правозащитных организаций и работников авиакорпорации «Боинг». Получалось так, что сообща мы становились сильнее, могли преодолеть остающееся сопротивление и добиться принятия закона.

Столкнувшись с перспективой задержки законопроекта об отмене поправки Джексона – Вэника, Керри прекратил вставлять палки в колеса: на двадцать шестое июня 2012 года он назначил заседание сенатского комитета по международным отношениям с единственной целью – рассмотреть закон Магнитского. Ради этого я специально прилетел в Вашингтон. Открытое заседание должно было начаться в четверть третьего. Я прибыл на место за сорок пять минут до начала, чтобы успеть занять место в первых рядах, но, к моему удивлению, у входа уже собралось не меньше трехсот человек. Журналисты, активисты, студенты, сотрудники сената, представители российского посольства и многие другие желали попасть внутрь.

Я встал в очередь, но через несколько минут кто-то окликнул меня по имени. Я узнал старшекурсника Колумбийского университета, помогавшего нашей кампании в качестве волонтера. Попросив друзей придержать место, он подошел ко мне и сказал:

– Мистер Браудер, давайте я провожу вас вперед.

Когда мы подходили к началу очереди, нас остановил полицейский конгресса:

– Минуточку, куда это вы идете?

Мне стало неловко, и я промолчал, но студент с энтузиазмом сообщил:

– Сэр, этот человек – инициатор закона Магнитского. Ему нужно попасть в начало очереди.

– Мне нет дела до того, кто он и что сделал. В конец очереди, пожалуйста.

– Но…

– В конец очереди!

Я заверил студента, что всё в порядке, и побрел на прежнее место, по пути заметив краем глаза одного из сотрудников российского посольства, которого я знал в лицо. Судя по ухмылке, его явно позабавило, что мне устроили разнос.

Добравшись наконец до вестибюля у входа в зал заседаний комитета, я увидел, как много там собралось людей. Помещение могло вместить человек шестьдесят, и я понял, что если не попасть туда сейчас, то потом шансов не останется. Ровно в два пятнадцать дверь открыла строгого вида коренастая шатенка и зычным голосом пригласила представителей прессы. К дверям рванула треть ожидающих, и я попытался проскользнуть вместе с ними, но грозная женщина, явно серьезно относившаяся к своим обязанностям, остановила меня и попросила предъявить удостоверение журналиста.

– Ээ… у меня его нет. Но я принимал активное участие в создании закона Магнитского, и мне очень важно присутствовать здесь.

Она покачала головой – мол, знаем мы вас, хитрецов, – и завернула меня назад.

Что мне оставалось делать? Во второй раз я побрел обратно, чувствуя себя чужим. Только я зашел за бархатную ленту ограждения, как появились сенаторы со своими советниками. Толпа расступилась, и репортеры защелкали фотоаппаратами. Одним из последних прибыл сенатор Бен Карден, но он меня не заметил. Зато заметил Фред Тернер – его старший советник. Я увидел, как у дверей он остановился и, указывая на меня, что-то сказал шатенке. Та сразу же подошла ко мне и промолвила:

– Господин Браудер, прошу прощения. У нас есть для вас место. Следуйте за мной, пожалуйста.

Она провела меня в битком набитый зал (по сравнению с другими сенатскими комитетами здесь был, пожалуй, самый изысканный интерьер) и указала на последнее свободное место.

Сенатор Керри вошел через боковую дверь и объявил заседание открытым. По сенатору было видно, что в этот момент ему меньше всего хочется сидеть здесь. Он открыл заседание сдержанной речью о том, что Америка не идеальная страна и что присутствующим стоит помнить – не надо постоянно показывать пальцами на других и читать нотации, а, когда думаешь о чужих поступках, стоит обращать больше внимания на собственные.

Потом он предоставил слово нескольким другим сенаторам – все они высказались в поддержку законопроекта. После этого Керри обратился непосредственно к Кардену, отметив, что считает представленный законопроект сыроватым и предлагает другим вновь посмотреть на него. В продолжение Керри снисходительным голосом бостонского аристократа маловразумительно вещал о том, что закон Магнитского чреват рассекречиванием конфиденциальной информации, что порицать кого-либо, конечно, допустимо, но он обеспокоен непредвиденными последствиями таких действий и здесь требуется более масштабный и глубокий анализ.

Дипломатический жаргон Керри ясно давал понять, что сенатор вынужден присутствовать здесь, но не согласен с тем, что предстоит сделать. Все сказанное им казалось плохо завуалированной попыткой отложить голосование по этому акту до конгресса нового созыва, чтобы потом пришлось вернуться к изготовлению «колбасы» (то есть закона) заново, с исходной позиции. Это был решающий момент, от которого зависело все. Сможет ли новичок Карден, избранный в сенат в первый раз, дать отпор Керри, ветерану сената с двадцатисемилетним стажем и ключевому человеку в демократической иерархии?

Как только Керри закончил долгую речь, все взгляды обратились на Кардена. И Карден не спасовал. Он отказался отложить рассмотрение законопроекта, призвав комитет к немедленному голосованию. После пяти минут прений Керри не выдержал и, прервав Кардена на полуслове, спросил: «Будут ли еще мнения? Комментарии? Есть ли необходимость в дальнейшем обсуждении?»

В зале воцарилось молчание.

Керри поставил вопрос на голосование. И… против не проголосовал никто.

После этого Керри объявил единодушное решение и закрыл совещание. Все покинули помещение. Процедура голосования и подсчета голосов заняла всего пятнадцать минут.

Я не шел, а словно летел, не касаясь земли, по самому важному городу самой могущественной страны в мире. Каждый день с шестнадцатого ноября 2009 года я делал все, что в моих силах, чтобы увековечить память о Сергее. И сегодня, двадцать шестого июня 2012 года, казалось, что в этом городе не осталось ни одного человека, который не слышал имени Сергея Магнитского.

38. Делегация Малкина

Казалось, все звезды благоволят скорому принятию закона Магнитского. Предприниматели, правозащитники, администрация президента Обамы, политики – что республиканцы, что демократы – все были за. Я не видел впереди никаких препятствий.

Однако девятого июля 2012 года, когда до рассмотрения объединенного законопроекта в финансовом комитете сената оставалось меньше двух недель, российское правительство предприняло последнюю отчаянную попытку сорвать голосование по этому закону. В Вашингтон направилась делегация высокопоставленных российских официальных лиц представить «результаты парламентского расследования», проведенного в России по делу Магнитского. Они заявляли, что хотели бы создать объединенную комиссию конгресса США и российского парламента по делу Магнитского. Но истинной их целью, как и в случае с Керри, было затормозить рассмотрение законопроекта и по возможности отложить его до нового созыва конгресса, после чего проект канет в Лету.

Делегация состояла из четырех членов Совета Федерации – верхней палаты Федерального законодательного собрания России. Возглавлял ее Виталий Малкин, российский миллиардер, занимавший тысяча шестьдесят второе место в списке богатейших людей мира «Форбс».

Поискав информацию о Малкине, я обнаружил, что в 2009 году канадское правительство, сославшись на информацию о его связях с оргпреступностью, запретило ему въезд, хотя сам Малкин все это категорически отрицал. Я не мог понять, как человек с такой репутацией мог возглавить делегацию в Вашингтон, пока не нашел фотографию, на которой он, стоя на ступенях здания конгресса США, пожимал руки людям в связи с благотворительным взносом на нужды Библиотеки Конгресса одного миллиона долларов. Видимо, в Вашингтоне за миллион вполне можно приобрести некоторую долю снисхождения.

Несмотря на прошлое Малкина, ряд серьезных политиков в конгрессе хотели узнать, какими «новыми» сведениями он располагает по делу Магнитского. Я был уверен, что доклад Малкина наверняка содержит фальшивые данные, подготовленные ФСБ по этому случаю, но разве мог это понять в ходе получасового брифинга обычный конгрессмен?

В тот день, девятого июля, я провел большую часть дня, обзванивая различные управления конгресса и пытаясь выяснить, кто согласился принять делегацию. Кайл Паркер сообщил, что Карден ответил отказом, но Маккейн, Уикер и Макговерн с неохотой согласились. Кроме того, Кайл слышал, что делегации назначены аудиенции в Совете национальной безопасности при президенте США и в Госдепартаменте. Малкин сообщил, что после всех этих встреч и приемов проведет одиннадцатого июля пресс-конференцию в российском посольстве, чтобы представить общественности «новые сведения по данному делу».

Большинство встреч Малкина проходило десятого июля. Я лихорадочно пытался дозвониться до всех, с кем был знаком в Вашингтоне, чтобы узнать подробности, но тщетно. В тот день даже Кайла не было на связи.

Я и на следующий день продолжил бы обзванивать людей, но, к сожалению, у меня уже давно была запланирована поездка с семьей в Сан-Диего. Более неподходящего времени я и представить не мог, но отменять поездку не стал. Когда все это только начиналось, я пообещал жене, что мы не позволим российским казнокрадам влиять на нашу семейную жизнь.

В полдень мы сели в самолет. Я, как мог, помогал Елене с детьми, хоть и был поглощен своими мыслями. Мы устроились на своих местах. Пока самолет выруливал на взлетную полосу и поднимался, сидевшая рядом Джессика играла с парой плюшевых жирафов. Самолет уже набрал высоту, и тут вдруг дочка спросила меня:

– Папочка, а кто такой Магнитский?

Я никогда прежде не говорил с ней о Сергее, но Джессика много раз слышала это имя из разговоров взрослых. Я подумал, как ей ответить, и сказал:

– Сергей Магнитский был моим другом.

– С ним что-то случилось?

– Да. Плохие люди посадили его в тюрьму, делали ему больно, заставляя сказать неправду.

– А он сказал?

– Нет. И из-за этого они сделали его жизнь очень тяжелой и не давали видеться с семьей.

– Почему они хотели, чтобы он сказал неправду? – спросила она, заставляя жирафа танцевать на подлокотнике между нашими сиденьями.

– Потому что они украли много денег и хотели оставить их себе.

Она уронила жирафа себе на колени. Немного подумав, опять спросила:

– А что случилось с Магнитским?

– Понимаешь, милая… он ушел из жизни.

– Потому что не хотел говорить неправду?

– Да. Он погиб, потому что не хотел говорить неправду.

Джессика вздохнула, затем подобрала жирафа и что-то прошептала ему на своем детском языке. Какое-то время я сидел молча, уйдя в себя, пока она не сказала:

– А с тобой этого не случится?

Я еле сдержал слезы.

– Нет, солнышко. Обещаю, что не случится.

– Хорошо.

В этот момент погас индикатор ремней безопасности, и дочка перебралась к маме, а я продолжал сидеть под тяжестью нахлынувших эмоций. Разговор получился грустным, но к грусти примешивалась и злость: я просто обязан был как можно скорее узнать, что происходит в Вашингтоне и как обстоят дела с делегацией Малкина.

Одиннадцать часов спустя наш самолет приземлился. Первым делом я включил телефон и набрал номер Кайла, внутренне готовясь к худшему. Он ответил сразу же, и голос его звучал непринужденно, как всегда, я уже успел к этому привыкнуть.

– Билл, привет, как дела?

– Я весь день провел в полете. Что происходит с русскими? Принятие закона не под угрозой?

– Да нет, все нормально. Их оперативное вмешательство, если можно это так назвать, с треском провалилось, – он хмыкнул. – Жаль, ты этого не видел.

Он рассказал, что Малкин для начала сообщил сенаторам, что Сергей «пил и был человеком неспортивным» и что его смерть в некотором роде последствие алкоголизма. Сенаторы восприняли это не только как оскорбление памяти погибшего, но и как грубую ложь. Они видели независимые экспертные отчеты, из которых следовало, что смерть Магнитского наступила в результате пыток, побоев и неоказания медицинской помощи.

Затем Малкин продемонстрировал сенаторам толстую пачку купированных копий документов на русском языке и сообщил, что в них содержатся «неоспоримые доказательства» того, что Сергей и я – мошенники, похитившие 5,4 миллиарда рублей из казны. Но и этот номер не прошел. Многим сенаторам были знакомы видеоматериалы о «Касте неприкасаемых» и таинственном богатстве сотрудников МВД Кузнецова и Карпова и налоговички Степановой, не говоря уже о расследовании швейцарской прокуратурой отмывания денег и замороженных миллионах мужа Степановой. Сенаторы напомнили Малкину об этой неприятной правде, на что Малкин ответил, что российские госорганы рассмотрели все эти обвинения и сочли их беспочвенными.

По словам Кайла, финальная пресс-конференция завершилась еще большим провалом. Когда журналист газеты «Чикаго Трибьюн» попросил прокомментировать документы, показывающие, что конвоиры избивали Сергея, Малкин снисходительно ответил: «Ну, может, стукнули один или два раза, но это не явилось причиной смерти».

Весь этот плохо срежиссированный спектакль русских, устроенный в попытке остановить ход событий, возымел ровно противоположный эффект: вместо того чтобы охладить интерес конгрессменов к закону Магнитского, он, наоборот, убедил всех в его необходимости. Наша поддержка теперь была настолько твердой, что закон просто не мог не пройти в финансовом комитете.

Восемнадцатого июля комитет единогласно одобрил законопроект Магнитского. Следующим шагом было голосование в обеих палатах Конгресса США, которое должно было состояться после летних каникул.

На время каникул страсти поутихли, и я впервые за много лет насладился спокойным семейным отдыхом с детьми. Я уже забыл, каково это – оставить все проблемы далеко-далеко и радоваться общению с родными.

Во время путешествия дети уговорили меня сходить с ними в поход. Мы взяли палатку и несколько спальных мешков, и я отвез семью в Паломарский национальный парк в полутора часах езды к северу от Сан-Диего. Там мы разбили лагерь, принесли из лесничества дров и соорудили костер, а затем отправились на прогулку по лесу. Дэвид взялся приготовить ужин, и мы все вместе ели вермишель с сосисками под соусом из помидоров.

Воздух был наполнен запахами леса и костра, а когда спустилась ночь, где-то неподалеку заухали совы. Из леса по соседству доносились звуки других ночных птиц. Для меня это был первый такой спокойный вечер за долгое время.

По возвращении в Лондон я почувствовал, что набрался свежих сил и готов к решающему этапу.

Но и русские были наготове. В первый же день после моего возвращения к нам в офис доставили увесистый заказной конверт. Внутри оказался судебный иск Павла Карпова на двухстах пяти страницах, адресованный мне. Майора Карпова представляла престижная и дорогая британская юридическая фирма – «Олсванг». С ее помощью Карпов подал иск в Высокий суд Лондона, обвиняя меня в клевете. В иске утверждалось, что опубликованные на Ютьюбе видеоролики о нем, его коллеге подполковнике Кузнецове и налоговичке Степановой нанесли урон его репутации и причинили ему нравственные страдания. Я не знал, как на это реагировать, и рассмеялся. Нравственные страдания? У Карпова? Хорошая шутка.

И это при том, что майор Карпов зарабатывал меньше полутора тысяч долларов в месяц, а нанятая им английская юридическая контора брала за час работы где-то девятьсот шестьдесят. Выходило, что на одно только составление этого иска Карпов потратил всю свою официальную зарплату за несколько лет.

Это походило на очередную попытку остановить нашу кампанию и отвечало духу путинских указаний. После переизбрания на третий президентский срок и официального вступления в должность в мае 2012 года Путин сразу же подписал указ о внешней политике, одним из пунктов которого значилось недопущение принятия закона Магнитского в Америке. На мой взгляд, именно это объясняло, каким чудесным образом Карпов может позволить себе услуги дорогой юрфирмы.

Могу представить, как рады были сотрудники «Олсванг» взяться за это дело и как красноречиво британский адвокат расписывал этим русским свои услуги: вложите миллион фунтов стерлингов в судебное разбирательство – и все ваши проблемы и с Браудером, и с законом Магнитского будут решены. «Олсванг» упустила только то, что у сотрудника МВД, не владеющего английским и лишь дважды до этого посещавшего Великобританию, едва ли есть шанс в деле о защите «чести и достоинства» на английской земле.

Я нанял адвокатов, чтобы опротестовать иск по делу о клевете, но старался не позволить отвлечь себя от главной цели: закона Магнитского. В начале сентября закончились летние каникулы, и как только Кайл Паркер вернулся на работу, я тут же позвонил ему, чтобы выяснить, когда состоится голосование.

– Билл, в политической жизни страны перед выборами президента грядет мертвый сезон, – засмеялся Кайл. – Закон Магнитского для руководства конгресса – слишком беспроигрышный, чтобы назначать голосование в ближайшее время.

– Но ведь по нему полная поддержка, и сразу от обеих партий! – удивился я. – Кажется, это единственный вопрос, по которому в Вашингтоне нет разногласий.

– В этом-то и дело, Билл. Выборы в полном разгаре, и никто не заинтересован в обсуждении решений, с которыми все согласны. Никто не хочет выставлять других в выгодном свете.

– И что это означает?

– А то, что голосование по закону Магнитского состоится только после шестого ноября.

Я мысленно прикинул.

– Получается, что между выборами и окончанием работы конгресса нынешнего созыва будет только семь недель?

– Даже меньше. Надо учесть и каникулы.

Это меня беспокоило, но других вариантов не было – оставалось просто ждать. В сентябре и октябре наша команда погрузилась в инвестиционные дела Hermitage, которые теперь казались лишь тенью предыдущих моих предприятий. Чтобы вернуть фонд в прежнее русло, требовалось провести месяцы в разъездах, организуя бесчисленные встречи и конференции по инвестициям. Когда я взвесил погоню за инвесторами и борьбу за правосудие для Сергея, последнее перевесило в мгновение ока.

Медленно тянулись недели. Наконец, шестого ноября прошли выборы президента США. Обама легко обошел Митта Ромни. На следующий день я позвонил Кайлу и снова спросил, когда можно ожидать голосования. К моему удивлению, он ответил:

– Я как раз собрался тебе звонить. Палата только что объявила, что голосование состоится в следующую пятницу.

– Серьезно?

– Да, на самом деле!

Я посмотрел на календарь.

– Это будет шестнадцатое ноября…

До Кайла сразу же дошла значимость этой даты – третья годовщина со дня гибели Сергея.

– Действительно… – тихо произнес он, помолчав. – Но есть одна проблема: палата представителей настаивает, чтобы закон касался исключительно России. Именно такую версию они ставят на голосование.

Когда сенатор Карден решил придать закону Магнитского статус правозащитного акта мирового масштаба, его так захватили перспективы и историческое значение, что он был готов пойти на риск, чтобы сохранить глобальный характер документа.

– Значит ли это, что Карден не поддержит в сенате версию, которая касается только России?

– Вполне возможно.

Если версии закона, принятые сенатом и палатой представителей, будут отличаться, их необходимо согласовывать, на что понадобится время, а вот времени у нас как раз и не было. Если Карден не уступит, возрастал риск, что закон не пройдет вовсе.

Разумеется, я хотел, чтобы была принята глобальная версия закона, предложенная Карденом. Имя Сергея на законодательном акте мирового значения, каким видел его Карден, было лучшим способом отдать дань его памяти. Однако еще важнее, чтобы законопроект стал законом, и если для этого надо ограничиться усеченной «российской» версией, то, на мой взгляд, так и следовало поступить. Я надеялся, что Карден придерживается того же мнения.

И вот наступило шестнадцатое ноября. Это был во многом знаменательный день. Палата представителей США проводила голосование по законопроекту Магнитского. Вечером того же дня я выступал на лондонской премьере спектакля «Час восемнадцать». Это была театральная постановка российского драматурга Елены Греминой о последних минутах жизни Сергея.

Во второй половине дня все в офисе прильнули к мониторам и в прямом эфире следили на сайте C-SPAN[22]22
  C-SPAN (Cable-Satellite Public Affairs Network) – группа телеканалов, радиостанций и сайтов, транслирующая работу органов власти США и передачи о важных общественных вопросах. Вещает с 1979 года.


[Закрыть] за происходящим в палате представителей США. До начала голосования члены конгресса брали слово и говорили о том, что произошло с Сергеем, призывая к правосудию. Это знаковое событие происходило прямо на моих глазах – в просторном зале, пропитанном американской историей. Именно здесь принимали поправку, запрещающую рабство, и поправку, дающую избирательные права женщинам. Именно здесь утверждалось историческое законодательство в области гражданских прав. Я испытывал трепет при мысли о том, к чему привела трагическая история Сергея Магнитского.

Наконец началось голосование. Один за другим поступали голоса – почти все были «за». Когда какой-то голос был «против», в нашем офисе раздавался гул неодобрения, но их можно было пересчитать по пальцам. Было ясно, что в палате представителей закон проходит.