Текст книги "Борьба за Рейн"
Автор книги: Биби Истон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Достав из кармана знакомый черный нож, я действую.
Не сейчас, черт возьми. Не будем думать о нем сейчас... или когда-нибудь.
Я срезаю кончик носка мистера Реншоу и натягиваю носок выше, чтобы прикрыть икру, и как раз в этот момент возвращается Картер с досками в руках.
Он опускает тесаные дощечки и делает шаг назад с поднятыми вверх руками.
– Я не могу этого сделать. Я, блять, не могу этого сделать, Рейн. Ты должна сделать это.
– Одна? Я не знаю, хватит ли у меня сил. Там может быть большое количество наросшей ткани, через которую нужно будет пройти.
– О боже, – Картер крепко зажмуривает глаза.
– Прекрати, – кричу я шёпотом.
– Это мой папа, Рейн. Что, если бы это был твой отец? – он зажимает рот рукой в ту же секунду, как эти слова вырываются. – Черт. Мне жаль. Мне так жаль. Я не хотел… дерьмо.
Но я больше не смотрю на Картера. Я смотрю на пьяного бородатого храпящего мужчину средних лет, лежащего на полу передо мной, и внезапно этим воспоминаниям за-пределами-торгового-центра становится очень трудно оставаться взаперти.
Что, если бы это был мой отец?
Что, если бы это был тот же безработный, потакающий своим желаниям, угрюмый, злой ублюдок, который обращался с моей мамой, как с боксерской грушей, пока не убил ее?
Что, если бы?
Не раздумывая больше, я хватаю одну из деревянных дощечек, кладу ее на согнутую часть внутреннего угла поврежденной берцовой кости мистера Реншоу и удерживаю ее на месте обеими руками. Затем, стиснув зубы и чувствуя, как жидкий огонь разливается по венам, я прижимаю ногу к выступающей части с противоположной стороны и сильно надавливаю.
– Оооох!
Я удерживаю доску изо всех сил, когда мистер Реншоу садится и пытается отдернуть от меня ногу. Картер вцепляется ему в бедро, сохраняя его в неподвижном положении, пока мистер Реншоу истошно кричит, коверкая слова:
– Медведь схватил меня, Агнес! Хватай мое ружьё!
Затем его глаза закатываются, и он снова теряет сознание также быстро, как и пришел в себя, резко падая на бетонный пол.
– Блять! – Картер отпускает бедро и ловит голову своего отца вытянутыми руками, как звезда спорта, которой он был рожден стать.
Мы оба смотрим друг на друга широко раскрытыми глазами – он держит голову, я держу ногу – пока храп не возобновляется. Затем, после нескольких глубоких вдохов, мы приступаем к работе с импровизированной шиной мистера Реншоу.
Картер скрепляет выправленную кость четырьмя сломанными досками поверх носка, чтобы его отец не занозился, а я осторожно вытягиваю ремень мистера Реншоу, чтобы стянуть их посередине. Снимаю с него второй носок, обвязываю им верхнюю часть и закрепляю шину снизу шнурком от спального мешка.
– Думаешь, удержится? – шепчет он между храпами.
– Если он не испортит. – Я делаю глубокий вдох и выдыхаю, упираясь руками в бедра. – Эй, Картер?
– Да, Док?
– У тебя есть еще та текила?
– Полегче, тигр, – Картер выхватывает бутылку у меня из рук, когда я делаю третий глоток того, что вполне могло бы быть бензином.
Вытираю рот тыльной стороной ладони, пытаясь скрыть гримасу, когда текила обжигает всё внутри – от горла до пустого желудка.
– Боже, эти лягушки почти такие же громкие, как твой папа.
Картер закашливается от смеха и отрывает бутылку ото рта, чтобы не захлебнуться.
– Действительно!
Он поворачивается и пристально смотрит внутрь чаши фонтана, на котором мы сидим, и подносит палец к губам, призывая дикую природу к тишине.
У меня вырывается смешок через нос.
– Эй, Рейн?
– Что?
Картер ставит бутылку на пол и поворачивается ко мне – черты его лица серьезны в серебристом свете потолочных окон.
Затем, внезапно, он хватает меня за бицепс и кричит шёпотом:
– Медведь схватил меня, Агнес! Хватай мое ружьё!
Я хохочу, согнувшись пополам и зажимая рот руками, стараясь не быть такой чертовски громкой.
Конечно, от этого становится только хуже.
– Еще очень рано! – я икаю и машу рукой сдаваясь. – Еще рано!
– Прости!
У Картера самый заразительный и неудержимый смех – ребяческий и милый. Мальчишеское лицо. Это так не сочетается с телосложением мужчины ростом шесть футов и три дюйма.
– Хотя на самом деле это было чертовски круто. Спасибо тебе, – он хлопает меня по плечу.
Мой смех затихает.
– Не благодари меня пока. Я могла и навредить.
Картер медленно качает головой из стороны в сторону. Его глаза опускаются – им сложно оставаться открытыми.
– Не-а. Ты преображаешь всё, Рейнбоу Брайт.
– Пфф. Ты пьян.
– У меня есть кое-что для тебя.
– О, неужели? Кстати, куда ты ходил? Ты так и не сказал мне.
– Каждые несколько дней Кью заставляет меня брать все телефоны, всякое дерьмо и идти в машину моих родителей, чтобы зарядить их.
– Я думала, ваша машина сломалась.
– Так и есть. Она в смятку, в центре кучи, но в баке остался бензин, и двигатель все еще заводится, так что… – Картер достает из кармана баскетбольных шортов блестящее черное устройство. – Я зарядил твой телефон.
– О боже мой, – я открываю рот от изумления и тянусь к девайсу, вертя его в руках, как какой-то артефакт из прошлой цивилизации. – Где ты это нашел?
– Он был в твоем рюкзаке в ту ночь, когда я его нашел.
Мое настроение портится при упоминании о той ночи, но Картер быстро меняет тему:
– Проверь его!
Он касается пальцем стекла, и экран загорается.
В качестве обоев раньше была наша фотография, но после того, как он уехал, я больше не могла смотреть на него, поэтому вернула картинку по умолчанию. Теперь это просто глупые синие цифровые завитки.
– Сервис снова доступен.
Смотрю на телефон в своей руке, ломая голову, кому позвонить, но… все, с кем я могла бы поговорить, либо уехали из города до 23 апреля, либо… Экран снова темнеет.
– Эй… ты в порядке? – Картер слегка сжимает мое плечо.
Киваю, уставившись на пустой экран. Но это ложь, и Картер это знает.
Я вздыхаю, качая головой:
– Мне некому звонить.
– Сколько тебе, сорок? Телефон нужен не для того, чтобы звонить людям, глупышка.
Картер выхватывает телефон у меня из руки, и я наблюдаю, как на его лице отражается синий огонек, и парень снова и снова тыкает пальцем по экрану. Секундой позже нежная мелодия укулеле* смешивается с лягушачьим кваканьем, и Тайлер Джозеф поет о доме, сделанном из золота.
– Он нужен, чтобы слушать свою любимую группу. Не знала? Ну, конечно, кто тебя еще просветит?
Я смотрю на его сияющее от гордости и самодовольства лицо и вежливо улыбаюсь ему. Картер так старается подбодрить меня. Сейчас, наверное, не время говорить ему, что группа «Двадцать один пилот» никогда не была моей любимой.
Это была его любимая группа.
– Спасибо, Картер. – Я беру у него телефон и кладу рядом с собой, оставляя музыку включенной. – Это было действительно мило.
Он кивает, и его улыбка медленно гаснет. Мы смотрим вокруг, пока слушаем музыку. Он заталкивает отвалившуюся плитку обратно на место кроссовком. Я тереблю рукава толстовки. Картер придвигается на несколько дюймов ближе ко мне. Я задерживаю дыхание, пока сердце не начинает колотиться в горле.
– Твои волосы стали короче, – голос Картера звучит у меня в ухе, когда он протягивает руку и скользит двумя пальцами по черным прядям неаккуратной стрижки.
Я вздрагиваю и слегка отстраняюсь, заправляя эту сторону за ухо.
– Ага. А твои длиннее.
Начинается электронный бит «Автомобильного радио», подражающий моему беспорядочному пульсу, и Тайлер читает рэп о том, что не может отвлечься от своих мрачных мыслей.
Может быть, «Двадцать один пилот» все же моя любимая группа.
– Я не могу поверить, что ты здесь, – шепчет Картер, заполоняя собой мое пространство.
Чувствую запах текилы в его жарком дыхании, и под моей толстовкой внезапно становится как в сауне.
– Я думал о тебе каждый день, Рейнбоу, – бормочет он, наклоняясь, чтобы прижаться своим лбом ко мне сбоку. – Каждую секунду.
Кладу руку на выступ фонтана, чтобы выдержать его вес.
– Я так сильно хотел вернуться домой, чтобы увидеть тебя, но мне была невыносима мысль, что придется снова прощаться. Это почти убило меня в первый раз.
Картер скользит рукой вверх по внешней стороне моего бедра, и я слышу только как кровь стучит у меня в ушах.
– Я так скучал по тебе, де…
В ту секунду, когда я чувствую, как его губы задевают уголок моего рта, я хватаю свой телефон и вскакиваю.
– Я… э-э… пойду проверю Квинта, – мямлю я, пятясь назад. – Спокойной ночи, Картер!
Поворачиваюсь и бегу к магазину, а голос, доносящийся из моей руки, поет о том, что он (певец) уже не тот, каким его знали.
Я выключаю телефон и сую его в карман.
Ты и я, мы оба, Тайлер. Ты и я, мы оба.
***
укулеле* – гавайская четырёхструнная разновидность гитары, используемая для аккордового сопровождения песен и игры соло.
ГЛАВА
XIII
2 Мая. Рейн
– Тук-тук, – я выглядываю, приподняв голову над пустыми полками и выдыхаю с облегчением, не видя Картера. – Есть кто дома?
– Рейнбоу! – Софи визжит, и машет мне рукой, сидя на черной виниловой скамейке для примерки.
Лицо миссис Реншоу озаряется, но ее муж даже не смотрит на меня. Он лежит на скамье лицом вверх, положив ногу в шине на пустую полку. Прикрывает глаза локтем и ворчит что-то неразборчиво себе в бороду.
– Вот мой герой! – женщина встает и раскрывает объятия в ожидании, пока я пробираюсь через лабиринт шкафов.
Оказавшись в ее руках, стискиваю зубы и отстраняюсь раньше, чем обычно. Моя реакция удивляет меня. Я люблю миссис Реншоу.
Но она не моя мать.
У меня больше нет таковой, и ее объятия только напоминают мне об этом факте.
Я быстро добавляю миссис Реншоу в свой мысленный список инициирующих факторов, которые следует избегать любой ценой.
– Я не знаю, как тебя благодарить за заботу о моем большом упрямом ребенке, – говорит миссис Реншоу, бросая косой взгляд на своего брюзжащего мужа. – Мы так, так счастливы, что господь вернул тебя в нашу жизнь.
– Э-э… не стоит?.. – я чувствую, как пламенеют мои щеки, когда следом за ней перевожу взгляд на свою последнюю жертву. – Не уверена, что он бы согласился в этом с вами.
– Знаете, я всех вас слышу, – ворчит мистер Реншоу.
Я улыбаюсь и подхожу к нему.
– Как поживает мой самый любимый пациент?
– Не приближайся ко мне, дьяволица.
– Я принесла адвил.
Мистер Реншоу приподнимается на локтях:
– Чертовски вовремя.
Я бросаю взгляд на его ногу в шине, пока достаю пузырек с обезболивающими из кармана, и улыбаюсь, когда вижу, что нога не слишком распухла.
– Это скорее для вашей головы, а не для ноги, – поддразниваю я, бросая две маленькие коричневые таблетки ему в ладонь.
– От этой чертовой текилы мне так плохо каждый раз. Теперь я знаю, почему ее называют местью Монтесумы.
Я смеюсь, нервно оглядываясь вокруг, пока мистер Реншоу глотает таблетки.
– Так вы, типа, отправили Картера в его комнату в качестве наказания или что-то в этом роде?
Миссис Реншоу фыркает:
– Он где-то здесь.
– Он пошел искать тебя-ааа, – добавляет Софи нараспев, хлопая ресницами.
Тьфу ты. Черт.
– Итак... – я возвращаюсь к основной теме нашей беседы, а именно – бородатому слону, находящемуся в комнате, – мистер Реншоу…
– Ой, зови меня просто Джимбо, черт возьми. Сейчас не до формальностей.
Ой, какие мы ворчливые.
– Ладно, Джимбо. Я думаю, что выправила вашу берцовую кость, так что пока держите ногу в шине и не давите на нее в течение нескольких недель. Она должна срастаться правильно.
Или по крайней мере лучше, чем раньше.
Возможно.
Я надеюсь.
– Несколько недель! – мистер Реншоу откидывается на спину и закрывает лицо мясистой рукой.
– Да, Папа, – вмешивается Софи.
– Я серьезно, мистер э-э, Джимбо. Не ходить и не вставать на нее. По крайней мере… восемь недель.
Я даже не знаю, верно ли это. Просто полагаю, что если скажу ему восемь, он, вероятно, вытерпит четыре или пять.
– Я нигде не могу ее найти, мам. Не знаю, куда еще…
Все головы поворачиваются ко входу, когда Картер, топая, входит в магазин. Его разочарованный взгляд останавливается на мне. Я вижу проблеск смущения в глазах парня, прежде чем он успевает замаскировать его яркой, дерзкой улыбкой.
– Он всё еще дышит? – спрашивает Картер, глядя сверху вниз на своего старика.
– Да, но не думаю, что он этого хочет, – подшучиваю я, благодарная за то, что парень ведет себя легко и дружелюбно.
– Щенок, тебе повезло, что я не могу ходить, иначе уже сейчас надрал бы тебе зад.
У Картера вырывается смешок. Создается впечатление, что он весь – это сплошь длинные ресницы и свободно лежащие темные кудри. Смотрю на него, и у меня возникает ощущение, что кто-то еще наблюдает за мной. Оглядываюсь, думая, что я просто параноик, но взгляд миссис Реншоу прикован к моему лицу. Она быстро переводит его на своего сына, и клянусь, если бы ее радужки не были такими темными, я бы смогла увидеть большие красные сердца, плавающие в них.
О нет. Нет, нет, нет.
– Ну ладно. Возвращайтесь к своим делам. И просто дайте знать, если вам будет что-то нужно, – говорю я с улыбкой, устремляясь к двери и лавируя между хаотично расставленными полками.
Мои глаза встречаются с глазами Картера, когда прохожу мимо него. Я уже думаю, что он позволит мне уйти, не создавая неловкости, но мой бывший разворачивается на пятках и идет за мной к выходу.
– Рейн, подожди.
Не хочу говорить об этом. Не хочу говорить об этом. Не хочу…
Я оборачиваюсь и заставляю себя улыбнуться.
– В чем дело?
– Ну, насчет прошлой ночи…
Твою ж.
– Картер, ты не должен…
– Ты помнишь, что я сделал со своим фонариком? Нигде не могу его найти, и всё как в тумане после того, как ты включила Парня-каратиста, исправляя кость, – он морщится и трет лоб. – Я почти уверен, что текила была просто крысиным ядом с плавающим в нем червем.
Картер засовывает руки в карманы своих спортивных шорт. На его лице легкая, робкая улыбка и, конечно, эту улыбку я знаю тоже.
Картер предлагает мне выход из создавшейся ситуации.
С радостью подхватываю. Склонив голову набок, я бросаю на него хмурый взгляд:
– Ты имеешь в виду, что не помнишь, как бегал по коридорам и светил фонариком, заглядывая во все комнаты прошлой ночью? И как кричал что-то вроде (я подношу кулак ко рту и понижаю голос) «ФБР! Отдавайте всю вашу марихуану, и никто не пострадает!»?
Картер смеется и обнимает меня за плечи, направляя в противоположную сторону от атриума.
– Черт, я превращаюсь в настоящего гения, когда напьюсь.
Ты действительно превращаешься кое во что.
– Куда мы идем?
– Немного развлечься.
Мои ноги застывают на месте, и второй раз за эти дни я чувствую желание убежать от Картера Реншоу.
Не знаю, что со мной не так. Люди не убегают от Картера – они бегут к нему. Буквально. Они даже ничего не могут с этим поделать. Настолько он притягателен. Его улыбка, глаза, высокий рост, идеально высеченное тело, его дерзкая развязность. Я была такой же фанаткой, как и любая другая девушка и… некоторые парни в старшей школе Франклин-Спрингс. Единственным моим преимуществом было то, что я встретила его первой.
Я влюбилась в соседского мальчика еще до того, как он стал большим человеком в кампусе*, но как только он стал большим человеком, у меня появилось отчетливое ощущение, что мальчик перерос соседскую девочку. Я видела, как Картер поглядывал на других девушек, как позволял чирлидершам щупать его в коридоре. Знала, что он не всегда говорил правду о том, где был или как часто ходил на тренировки. И подслушанный разговор Кимми о том, что они целовались в выпускном классе, только подтвердил мои подозрения.
Должно быть, с этим связано отсутствие чувств. Всё дело в том, что Картер обманул мое доверие и оставил меня. Определенно это не имеет отношения к зеленоглазому одиночке в гавайской рубашке, который где-то там, с моим сердцем в кармане.
Не-а. Вообще нет. Я вычеркнула его.
– Что? Не любишь веселиться? – спрашивает Картер, лениво улыбаясь мне.
– Что за развлеченье?
– Увидишь. – Он снова начинает идти, все еще обнимая меня за плечи, очевидно, ожидая, что мои ноги просто волшебным образом сделают то, что он хочет, как и все остальное.
Когда они этого не делают, Картер в шоке смотрит на меня сверху вниз. Никто не говорит ему «нет». Особенно его милая, стремящаяся угодить, маленькая подружка Рейнбоу Уильямс.
Но та девушка Рейнбоу… она лгала ему так же много, как и он лгал ей. О музыке, которая ей нравилась, о ее любимых фильмах, о том, как сильно она любила смотреть спорт и сосать его член. Рейнбоу пыталась быть всем, что Картер когда-либо хотел, и он все равно бросил ее.
Что ж, теперь все, что он получит, – это Рейн.
И Нет – второе имя этой сучки.
– Скажи мне сейчас, или я не пойду.
Темные брови Картера сходятся вместе.
– Серьезно?
Отвечаю решительным взглядом.
– Слушай, я не знаю, что не так со всем этим твоим… отношением, но… это довольно сексуально, – ухмыляется он.
– Фу! – я сбрасываю его руку, поворачиваюсь и топаю прочь в ту сторону, откуда мы шли.
Я делаю всего два шага, прежде чем его рука хватает меня за плечо и мальчишеский смех разлетается эхом по коридору.
– Остынь, Рейнбоу Брайт.
– Не называй меня так, – кричу я, пытаясь вывернуться из его хватки, но рука Картера такая большая, что его пальцы практически дважды обхватывают мою руку. – Отпусти меня!
– Если я отпущу, ты выслушаешь меня?
Ворчу и прекращаю бороться, скрещивая руки на груди в ту секунду, когда он отпускает меня. Я все еще стою к нему спиной, поэтому Картер обходит вокруг и встает передо мной. Он смотрит на меня так, как смотрит на Софи, когда она шалит.
– Мы с ребятами собираемся поиграть в хоккей в бывшем магазине «Поттери Барн» (Pottery Barn), довольна? – он указывает направление рукой, но я не смотрю. – Я подумал, что ты, возможно, захочешь пойти со мной. Раньше тебе всегда нравилось приходить на мои игры. Можешь быть моей болельщицей.
Он ухмыляется, а мне хочется стереть с его лица эту ухмылку.
Быть его болельщицей. Я вас умоляю…
– Я пойду, но только если смогу сама поиграть.
В ту секунду, когда эти слова вырываются у меня, я очень, очень сожалею о них. Я ни черта не смыслю в хоккее и, вероятно, выставлю себя полной дурой, подверну лодыжку и…
А, неважно. Все это не имеет значения, и мы все умрем. Верно?
– Ты хочешь сыграть в хоккей? – усмехается он.
– Ты слышал меня, – я вытягиваю шею, чтобы посмотреть ему в глаза.
Пока Картер изучает меня, я решаю, что этот озадаченный взгляд на его хорошеньком личике стоит любого растяжения связок.
Наконец, он пожимает плечами:
– Хорошо, но они не станут делать тебе поблажки.
Боже, если ты слышишь, пожалуйста, сделай так, чтобы они были помягче со мной.
Мы заходим внутрь того места, что раньше было «Поттери Барн», и я осознаю, что нахожусь здесь впервые. Когда была ребенком, то часто глазела на эти великолепные витрины. Все выглядело таким блестящим, дорогим и стильным. Конечно, мама никогда не пустила бы меня внутрь, потому что знала, что я, вероятно, разобью лампу за четыреста долларов в течение пяти секунд, но это только усилило мое желание. Я сказала себе, что в тот день, когда стану достаточно взрослой, приду сюда и куплю первую попавшуюся мне на глаза вещь, даже не взглянув на ценник.
Ну вот я и здесь, хоть и опоздала с покупками на десять лет, но все еще чувствую дух каждой блестящей рамки для фотографий и запах каждой ароматической свечи, что раньше стояли на этих полках. Паркетные полы и белые полки, сделанные на заказ и стоящие вдоль стен, по-прежнему кажутся такими же роскошными, как и в детстве, несмотря на то, что сейчас они покрыты пылью и пятнами от воды. К счастью для меня, все в магазине теперь совершенно бесплатно… если, конечно, вас интересуют заплесневелые картонные коробки, ящики с разбитой посудой или треснувшее сиденье для унитаза.
Группа беглецов из четырех человек собралась в центре магазина. Они болтают. Я узнаю всех этих парней – это они сидели за столиком Кью – аккордеонист в джинсовой куртке с нашивками, тощие, длинные подростки в рваных узких джинсах с похожими ремнями-патронташами и плотный бородатый банджоист, который носит подтяжки.
– Да это же «Люминиры»*, – дразнит Картер, когда мы приближаемся к группе.
Все четыре пары глаз останавливаются на мне, но вместо того, чтобы расшириться с вожделением, как было во Франклин-Спрингс, они сужаются от отвращения. Эти парни смотрят на меня так, как смотрит их королева: будто я угроза, лгунья, чужачка, от которой нужно избавиться, как только она перестанет быть полезной. С одной стороны, это немного встряхивает, когда мужчина видит во мне что-то другое, а не свою следующую жертву. Но, с другой стороны, я собираюсь жить здесь, так что, возможно, мне пора нацепить дежурную улыбку члена ученического совета и завести новых друзей.
Фуууу.
Тяжело вздохнув, я тянусь глубоко внутрь своей омертвевшей души и нахожу крошечный проблеск девушки, которой когда-то была. Та девушка могла притворятся такой, какой нужно и когда ей было нужно. Обычно Рейнбоу становилась милым маленьким трофеем Картера в школе или образцовой дочерью мамы в церкви, или тихим голосом разума для папы дома. Но прямо здесь, прямо сейчас, все что мне нужно, – это стать одной из них.
Я разглядываю их одежду, обувь и татуировки на открытых местах. Есть ли у меня хоть что-то общее с ними? Ни черта не могу найти. У меня нет дредов. Я не узнаю ни одного логотипа группы на их футболках или нашивках. Даже не могу разобрать их ужасные татуировки. На ногах у них потрепанные старые черные конверсы и армейские ботинки. Я опускаю взгляд на свои джеггинсы, коричневые туристические ботинки и толстовку Франклин-Спрингс и вздыхаю.
– Чё как, чувак? – спрашивает игрок на банджо Картера, не сводя с меня глаз. – Мне неприятно тебя огорчать, но привлечение твоей личной чирлидерши не поможет тебе победить.
Еще шутки про болельщиц. Потрясающе.
– Оу, это не моя болельщица, – Картер смотрит на меня сверху вниз с ухмылкой. – Это медсестра. Я привел ее, чтобы она могла тебя подлатать, как только я надеру тебе задницу.
Все парни смеются, похлопывают друг друга по спине, ударяются ладошками.
Ладно, я этого не понимаю. Картер одет как типичный спортсмен в своих баскетбольных шортах, кроссовках за триста долларов, выпущенных ограниченным тиражом, и футболке Nike с галочкой, в то время как эти парни выглядят как нечто, выползшее из туристического автобуса панк-рок-группы после того, как он скатился с горы.
И все же, вот они, смеются, несут всякую чушь, как старые друзья.
А, правильно. Спорт. Общее у них – это спорт. И пенисы.
Я закатываю глаза и вздыхаю еще тяжелее. Мне следует просто уйти.
Мне здесь некомфортно и, очевидно, я не могу проявить должного энтузиазма или индивидуальных качеств, необходимых для того, чтобы завести новых друзей прямо сейчас.
Или, возможно, когда-нибудь снова.
– Ребята, это Рейн, – Картер показывает рукой на меня и подмигивает. – Она безумно влюблена в меня.
Его улыбка дружелюбна, но эти слова обрушиваются на меня, как пианино. Я действительно была влюблена в него всю свою жизнь – и теперь те чувства: всего лишь самая смешная часть очередной его глупой, дерзкой шутки.
Я пристально смотрю на него, чувствуя обиду и смущение. Мне хочется развернуться и отступить в свою милую, безопасную пещеру и никогда оттуда не выходить. Но потом я вглядываюсь в лица четырех незнакомцев, уставившихся на меня, и кое-что понимаю. Он и над ними смеялся, но они не убежали, как маленькие сучки. Они тут же ответили ему. Может быть, так здесь ведут себя друзья. Может быть, Картер просто пытается вести себя как друг.
Возможно, я все-таки смогу сыграть в эту игру…
– Картер, – невозмутимо говорю я, – единственный человек, который тебя здесь любит: это ты сам, – я наклоняю голову и смотрю на бородатого музыканта, – ну, и, возможно, тот парень.
Близнецы в ремнях-патронташах смотрят друг на друга, а затем воют в унисон, хлопая себя по узловатым коленям, выступающим через дыры обтягивающих джинсов. Аккордеонист хихикает себе под нос, лицо банджоиста на секунду бледнеет, а затем его губы растягиваются в широкой ухмылке.
Склонив голову набок, он приподнимает мохнатую бровь и смотрит на Картера.
– Сладенький, – шепчет он, кладя пухлую руку на плечо Картера, – я думал, мы решили никому не говорить.
Я хмыкаю, пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица, а вся группа разражается смехом.
Картер сбрасывает мясистую руку банджоиста и знакомит меня с лучшей в мире бездомной командой хоккеистов:
– Рейн, это Горластый…
Аккордеонист в джинсовой жилетке опускает глаза и приподнимает козырек своей кепки газетчика.
– Бранджелина*…
Близнецы в пулевых поясах подмигивают мне и посылают воздушный поцелуй.
– И мой тайный любовник, Крошка Тим (Tiny Tim*).
Игрок на банджо выпячивает свой живот и засовывает большие пальцы под подтяжки.
– Так… – я переключаю свое внимание на тощих гаттер-панков* в центре, – кто из вас Анджелина?
– Оох! Я! – кричат оба в один голос, поднимая руки.
– Чувак, тебя по-настоящему зовут Брэд, – орет тот, что слева, на того, что справа.
– Это просто семантика. Из меня Анджелина лучше. Просто посмотри на эту ямочку на подбородке, – он поворачивает лицо к свету, льющемуся из коридора.
– Какую ямочку? – парень справа прищуривается и наклоняется ближе. – Ах, эту маленькую штучку? Вот, позволь мне увеличить ее для тебя.
В мгновение ока Не Брэд отводит кулак назад и наносит удар прямо в центр подбородка Брэда. Голова Брэда откидывается назад, но он быстро приходит в себя, берет голову Не Брэда в захват и наносит ему апперкот в селезенку.
– Это деликатная тема, – шепчет Картер мне на ухо, пока двое парней борются на полу.
Поднимаю глаза и вижу его в нескольких дюймах от себя. На губах Картера ухмылка, а глаза медового цвета сияют гордостью. Это еще одна улыбка, которую я знаю.
Она означает, что я молодец.
Когда-то давным-давно этот взгляд был всем, чего когда-либо желала будущая миссис Рейнбоу Реншоу. Я была готова сделать все возможное, чтобы заслужить одобрение Картера. И когда у меня получалось, такой взгляд был моей наградой. Я бы постаралась запомнить, как нужно действовать, чтобы угодить ему и снова заслужить улыбку.
Теперь единственное выражение, которое я хочу увидеть на лице Картера, – это как он откроет рот, когда я надеру ему задницу в игре.
Хлопаю в ладоши, привлекая внимание группы:
– Как капитан команды, я выбираю Бранджелину.
Оказывается, хоккей – это просто футбол с клюшками, а я играла в футбол в церковной лиге до средней школы, а затем поняла, что церковная лига – это не круто. Конечно, тогда мы использовали настоящий мяч и ворота с сетками, а не кусок битой плитки с зазубринами и клюшки, сделанные из деревянных досок расколоченного поддона, но в остальном – не так уж сильно отличается. Плюс, мы с Бранджелиной – вроде как, идеальная команда. Я держусь сзади и играю за вратаря, пока они бегают вокруг Картера, как торнадо с СДВГ*. Бедняга, по большому счету, сам по себе. Подход Крошки Тима к вратарству состоит в том, чтобы говорить всякую чушь, двигаясь как можно меньше, а главный приоритет Горластого – исключительно оборона. В смысле, всеми средствами защищать себя от взаимодействия с шайбой.
Картер делает свое фирменное баскетбольное вращение, уклоняясь от Не Брэда, и уходит в отрыв, но я отбиваю удар боковой частью ноги. Мне приходится использовать ногу, потому что моя палка – это всего лишь два куска доски, скрепленные вместе, и она не остановила бы шайбу. Хоть никто меня и не просит, я поднимаю свою жалкую клюшку в воздух в триумфе.
– Бум! – кричу я Картеру, но мое злорадство обрывается, когда верхняя половина моей самодельной клюшки опускается и почти отрубает мне пальцы. – Ай! – я бросаю клюшку, хватаю свою руку и держу ее, подпрыгивая нам месте. Шиплю, сжав зубы.
– Нарушение! – кричит Крошка Тим, указывая на меня, как на подозреваемого на полицейском опознании. – Игра высоко поднятой клюшкой!
– Что это значит, черт возьми?
– Игра высоко поднятой клюшкой – это когда игрок получает удар клюшкой, поднятой выше уровня талии, – тихо проговаривает Горластый, уставившись в пол.
– Но я нанесла повреждение себе.
Картер ухмыляется:
– Прости, детка. Правила есть правила. Ты должна отправиться на скамью штрафников.
– Скамью штрафников? – я мотаю головой. – Где она?
Крошка Тим указывает на заплесневелую картонную коробку, которую я заметила, когда мы только вошли, и ухмыляется в свою грязную бороду.
– Да ты издеваешься надо мной.
– Давай, принцесса, – хихикает он, выгоняя меня взмахом руки. – Две минуты за это нарушение. Отбывай свое время как мужчина.
Я показываю ему язык и топаю к влажной картонной коробке. Горластый следует за мной, опустив голову, и как только я сажусь на коробку, подтянув колени к груди, он добавляет последнюю деталь.
Горластый поднимает сиденье для унитаза, лежащее рядом, и как раз перед тем, как он вешает мне на шею этот оригинальный аксессуар, я замечаю, что кто-то написал на нем слово «ПИНАЛТИ» черным перманентным маркером.
Я гневно смотрю на аккордиониста, но его глаза приклеены к полу, и он уже на полпути к своему безопасному маленькому уголку магазина.
Парни завывают от смеха, а я удерживаю свою физиономию недовольной целых пять секунд, прежде чем начинаю хохотать вместе с ними.
– Что такого смешного? – мурлычет голос со стороны входа.
Моя голова поворачивается влево, где Кью прислоняется к стене, выглядя чертовски круто с львиной гривой дредов и в своей расслабленной позе. Но она не одурачит меня. Настороженность в ее глазах и напряженность в мышцах говорят мне, что Кью готова наброситься на первую же газель, попавшуюся на пути.
И уже едва сдерживается.
– Док получила штраф за то, что ударила сама себя! – Крошка хихикает, вытирая слезу с глаза.
Повернувшись в мою сторону и увидев, что я сижу на картонной коробке, с сиденьем для унитаза на шее, Кью приподнимает бровь, а затем ее взгляд возвращается к группе.
– Похоже, вам не помешал бы третий.
– Но… они должны быть без игрока в течение двух минут, – хнычет Крошка.
– Две минуты истекли, – заявляет Кью в ответ, скользя по гладкому полу, чтобы забрать мою клюшку.
Она больше не смотрит на меня, но я понимаю послание.
Я выхожу из игры, раз она решает, что меня нет.
И не только из игры.
Я наблюдаю со скамьи позора, как Брэд и Картер вбрасывают шайбу в центре магазина. Присутствие Кью, похоже, напугало всех. Парни кажутся такими тихими и рассеянными. Поборовшись клюшками с Брэдом, Картер легко обходит его, посылая керамический осколок прямо к нашим воротам. Но прямо перед тем, как шайба войдет, Кью швыряет свою палку – мою палку – в ту сторону, блокируя ворота целиком и торжествующе улыбается. Осколок плитки отскакивает, а Картер вжимает уши в плечи.
Я знаю, если бы она была кем-то другим, он бы обвинил ее в жульничестве, но поскольку на данный момент Кью является его единственным источником пищи, воды и крова, он прикусывает язык и вместо этого пристально смотрит на меня.
