Текст книги "Борьба за Рейн"

Автор книги: Биби Истон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

– «The Only Exception*».

Глядя на нее, понимаю: это именно то, чем она является для меня. Единственное исключение из всех моих правил.

Не привязывайся.

Уходи до того, как тебя бросят.

Припасы. Укрытие. Самозащита.

Выживание превыше всего.

Теперь все они были перечеркнуты гигантским Х, а рядом с ними кровавыми печатными буквами написаны слова: «Защити Рейнбоу Уильямс». Это все, что меня сейчас, блять, волнует. Позаботиться о ее безопасности. Уберечь ее. Точка.

Я боялся, что она заставит меня страдать, но за то время, пока отсутствовал, понял: она – единственный человек в моей жизни, который не причиняет боли.

– Уэс? – спрашивает она тихим, дрожащим голосом, запуская пальцы в мои волосы и убирая их с лица. – Ты все еще будешь здесь, когда я проснусь?

Чувство вины охватывает сердце и сжимает его в своем гребаном кулаке. Опираясь на предплечья, опускаюсь на мягкое, теплое тело и прижимаюсь губами к ее губам. От прикосновения кровь вскипает в моих венах, но я не двигаюсь. Я продолжаю поцелуй до тех пор, пока не чувствую, что она расслабляется подо мной. И пока не уверяюсь в том, что она поверит мне. И тогда наконец обещаю:

– Всегда.

Удовлетворившись ответом, Рейн снова притягивает мое лицо к своему и целует меня как будто «всегда» может существовать на самом деле. Медленно. Сладко. Адские всадники в капюшонах теперь не дышат нам в спину, и стрелка часов не приближает нас к апокалипсису. На наших руках нет крови и нет пепла на волосах. Мы не задаемся вопросами и не тревожимся о том, чем это закончится. Потому что мы встретились в сложное время, когда все катилось к черту.

А сейчас мы начинаем сначала.

Я углубляю поцелуй и пытаюсь не улыбнуться, когда чувствую, как бедра Рейн приподнимаются в ответ. Возможно, нам принадлежит вечность, но я задолжал этой женщине неделю удовольствия и думаю, что она ждала уже достаточно долго.

Обхватив ее бедро правой рукой, прижимаюсь к ней. Ощущаю вибрацию в ее груди, когда она издает стон.

– Я скучала по тебе, – шепчет она, глубже зарываясь пальцами в мои волосы.

–Я… – Я зажмуриваю глаза и заставляю себя говорить через подступивший к горлу комок раскаяния: – Я не думал, что ты станешь скучать. Никто никогда не скучал и… Прости. Мне так чертовски жаль, Рейн. Если я тебе нужен, я твой.

– Навсегда, – добавляет она.

В ее устах мое обещание звучит больше как молитва, поэтому я опускаю голову ниже и запечатываю ее поцелуем. Наши тела двигаются инстинктивно. Я пою ей песню любви – целу́ю глубоко и неспешно – изливаю свое сердце.

И каким-то образом Рейн понимает все слова.

Ее тело извивается подо мной, когда наши языки переплетаются, а дыхание становится тяжелым. Я трусь об ее бедра интенсивнее, желая заставить ее кончить вот так – просто от поцелуя и обещания.

– Уэс, – говорит она хриплым голосом, откидывая голову назад.

– Мммм… – отзываюсь я, посасывая ее полную нижнюю губу.

– Уэс… – голос Рейн звучит более отчаянно, но ее бедра продолжают двигаться в одном темпе с моими. – Это мои единственные трусики!

Я смеюсь ей в губы.

– Уже нет. Я захватил тебе кое-какую дополнительную одежду из дома.

После этих слов Рейн обхватывает мою голову и прижимает свой рот к моему.

То, что она легко простила меня и то, как выгибается подо мной сейчас; ее глубокий, наполненный желанием стон, когда она кончает; то, как держит мое лицо прямо сейчас, будто я бесценное сокровище – ошеломляет меня, и внезапно Рейн не единственная, кто может кончить от одного поцелуя.

Я отстраняюсь и стою на коленях между ее ног, в попытке восстановить контроль, но вид Рейн, пребывающей в состоянии послеоргазменной неги, не помогает ослабить пульсацию в члене.

Открыв глаза, Рейн бросает один взгляд на мое лицо, а затем скользит глазами по моему полностью одетому телу вниз к большой выпуклости прямо перед ней. На ее припухших губах играет ухмылка, когда она протягивает руку и расстегивает мой ремень.

Я хватаю ее за запястье в предупреждении.

– Позволь мне сначала доставить тебе удовольствие еще несколько раз. Мне нужно многое компенсировать.

– Сегодня мой день рождения, – говорит она с дьявольской ухмылкой. – Мне можно делать всё, что я хочу.

Не могу поспорить с такой логикой.

Я отпускаю ее запястье и смотрю, как Рейн медленно расстегивает мои джинсы и разводит края ширинки в стороны. Ее пальцы скользят вверх по моему набухшему члену, лаская его через ткань, и он дергается под поясом боксеров.

Фаааак, эта девочка убивает меня.

Лежа на спине, Рейн стягивает штаны и боксеры с моей задницы, выпуская член, и облизывает губы.

– Иди сюда, – говорит она, и ее голос пронизан желанием.

Я не понимаю, что она имеет в виду, пока Рейн не хватает меня за бедра и не тянет вперед.

Вот дерьмо.

– Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя в рот?

Даже в темноте я вижу, как лицо Рейн вспыхивает от моих слов. Она опускает глаза и кивает с напряженной улыбкой.

Мои яйца напрягаются, и я делаю, как она сказала. Расставив колени по обеим сторонам от ее талии и опираясь на руки, я подаюсь вперед.

Опускаю голову и смотрю, как ее припухшие от поцелуев губы приоткрываются, и ее маленький розовый язычок скользит по головке моего члена.

– Блять, – шиплю я, пытаясь удержаться на месте, когда она обхватывает член своим теплым ртом и втягивает до конца.

– Рейн, ты не должна... – начинаю я, но не могу закончить предложение, потому что если она не продолжит делать то, что делает прямо сейчас, я, блять, умру.

Я замираю, опасаясь, что если сделаю хоть малейшее движение, то причиню ей вред. Но как только Рейн находит ритм, действуя ртом и руками, я больше не способен сопротивляться. Она берет меня глубже, и мои бедра дергаются. Ее движения ускоряются. Она сосет сильнее. Пот катится по моей шее. Изо всех сил пытаюсь сохранить контроль, но, когда Рейн издает гортанный, хрипловатый стон, и я слышу, как сильно она возбуждена, я больше не владею собой.

Все мое тело напрягается, и я изливаюсь в горячий, ласковый ротик Рейн. Волны удовольствия прокатываются по моему позвоночнику, когда ее язык проходит по моей длине, собирая и проглатывая всё до капли, пока я не исчерпываюсь до конца, и не ощущаю себя пустым и наполненным одновременно.

Рейн смотрит на меня с ухмылкой на пухлых губах и самодовольством в прекрасных голубых глазах.

– Ты запорола мою попытку принести извинения, – ухмыляюсь я в ответ.

Рот Рейн растягивается в широкой улыбке:

– Мне жаль.

– Врунишка. – Я отодвигаюсь назад, пока не оказываюсь верхом на ее бедрах. – Теперь мне придется начинать всё сначала.

Рейн хихикает, когда я стаскиваю с нее толстовку и майку через голову, и этот звук – музыка для моих ушей. Она выгибает спину, чтобы я мог расстегнуть ее лифчик, и ее мягкие округлости – это песня сирены, которую я не могу проигнорировать. Мои ладони гладят ее полную грудь, сжимая и перекатывая между пальцами упругие розовые соски, пока ее бедра не поднимаются, показывая, насколько сильно она нуждается.

Черт.

Даже в темноте Рейнбоу Уильямс сексуальнее, чем всё, что я когда-либо видел при свете.

Она тянется к моей расстегнутой рубашке, пытаясь откинуть ее мне за плечи, поэтому я снимаю рубашку вместе с кобурой. Когда стаскиваю свою майку через голову, чувствую, как ее нежная ручка опускается вниз и обхватывает мой уже твердый член.

– Не-а (Uh-uh), – смеюсь я, хватая руку Рейн и прижимая к ее голове. – Пока нет.

Ротик Рейн кривится, и мой член дергается в ответ, вспоминая, как чертовски хорошо было находиться в нем.

– Ты можешь ухватиться вот здесь. – Я кладу ее руку ей на грудь и слегка сжимаю ее, вызывая хихиканье. – Можешь здесь. – Я кладу руку себе на голову, и она дергает меня за волосы. –Или прижать сюда. – Я переплетаю свои пальцы с ее и чувствую внезапный электрический разряд, соединяющий нас вместе в тот момент, когда наши ладони встречаются. – Ясно?

Рейн кивает, но веселья больше нет на ее лице. Доверчивые глаза смотрят на меня с нежностью и любовью. Она подносит наши соединенные руки к губам и целует мои, покрытые шрамами, побитые костяшки.

Что-то щелкает в моем сердце. Это ощущается так, будто новую батарейку вставляют в гнездо, и я наконец осознаю, что не из-за зияющей дыры в моей груди, с которой я прожил всю свою гребаную жизнь, я ощущал пустоту.

Дыра была для того, чтобы Рейн могла просунуть в нее руку и оживить мое сердце.

Прижимаю наши соединенные руки к фанере над ее головой и снова целую. И на этот раз все кусочки меня на месте. Эта женщина нашла мое сердце расколотым на части и собрала его – и мгновенно я обретаю решимость сделать то же самое для нее. Я вытащу ее отсюда. Подарю ей счастливую жизнь, даже в этом дерьмовом, беззаконном мире, представляющем собой горящую свалку, и отныне буду любить ее так же, как она любит меня.

Как будто вечность действительно существует.

Осыпая поцелуями ее подбородок и шею, я не спешу, наслаждаясь вкусом соли на ее коже, и тем как кровь приливает и пульсирует под ней. Когда добираюсь до соска, медленно терзаю его языком, губами и зубами. Подстраиваюсь под движение ее идеальной груди. Но когда пытаюсь убрать руку, чтобы расстегнуть ее джинсы, Рейн отказывается отпускать. Я улыбаюсь, не отрывая губ от ее разгоряченной кожи, и тяну наши переплетенные руки вниз. Кое-как расстегиваю джинсы и пытаюсь справиться со шнурками на ботинках одной рукой.

Но я не возражаю. Если Рейн захочет держать мою руку до конца своей жизни, я, блять, отрублю ее и отдам ей.

Как только снимаю с нее джинсы и испорченные трусики, Рейн раздвигает для меня ноги, и мне кажется, что я возвращаюсь домой.

Наши руки все еще соединены. Я прохожу дорожкой поцелуев по внутренней стороне ноги от лодыжки до колена, что, должно быть, щекотно, потому что ножка дергается и мне попадает по губам, отчего Рейн снова хихикает. Затем спускаюсь ниже – к нежному, нуждающемуся, блестящему местечку, которое я планирую ублажать следующие несколько часов.

Когда провожу языком по ее складочкам и вокруг клитора, я делаю это только потому, что хочу доставить ей удовольствие. Без притворства и торопливой прелюдии, чтобы получить свое и отправиться на боковую. Я не начинаю с тех точек, которые, как знаю, заставят ее бедра дрожать, а спину выгибаться. Не хочу просто ускорять процесс. Устраиваюсь поудобнее и позволяю ее телу говорить мне, чего оно хочет. Длинные дорожки, которые я провожу языком, вызывают приглушенные стоны и медленное вращение бедер. На круговые движения Рейн реагирует короткими всхлипами. Когда дразню ее пальцем, она прижимается бедрами к моему лицу, а когда я погружаю в нее два пальца, она запрокидывает голову и собирает мои волосы в кулак. Я как сёрфер на волне ее тела, поднимаюсь вверх и опускаюсь вниз, сделав поворот своим языком и пальцами, снова вверх и снова поворот, подчиняясь частоте ее дыхания. Но я все ещё жду. Дарю ей блаженство так долго, как могу, пока она не сжимает мои волосы сильнее, и ее бедра не сдавливают мои уши, и пока не ощущаю пальцами первые волны оргазма.

И тогда я засасываю.

Она всем телом сжимается вокруг меня, извивается, делая судорожные вдохи, и рычит – и это самые сексуальные звуки, которые я когда-либо слышал. Вытаскиваю пальцы и заменяю их языком, желая забрать всё до последней капли так же, как сделала она.

– Черт, Уэс, – хрипло выкрикивает Рейн, притягивая мое лицо к себе свободной рукой.

Другая ее рука все еще сжимает мою, и от вида наших переплетенных пальцев начинает сбоить недавно отремонтированное сердце. Оно пропускает несколько ударов, когда я поднимаюсь вверх по ее ослабшему, изнуренному телу и прижимаюсь поцелуем к обожаемым губам.

– Я еще не закончил, – говорю я, проводя своим возбужденным членом по скользким, распухшим складочкам.

Рейн запускает пальчики ног под пояс моих джинсов и стягивает их вниз по ногам как можно дальше.

– Я собираюсь заставить тебя кончить по одному разу за каждую ночь, что я отсутствовал.

Рейн драматически ударяется затылком о деревяшку, продолжая поднимать бедра мне навстречу.

Я бы посмеялся над ее противоречивыми сигналами, но это чертовски приятно. Я прижимаюсь лбом к ее лбу; мы двигаемся вместе и в противоположном направлении. Наши рты сталкиваются, когда темп ускоряется, и я больше не могу этого выносить. Моя потребность быть внутри Рейнбоу Уильямс сильнее, чем потребность в следующем вдохе.

Подтянув ее колено к своим ребрам, я делаю резкое движение вперед, полностью заполняя ее.

И моя девочка кончает.

Ногти впиваются мне в спину, стоны отдаются в моем горле, когда ее мышцы сжимаются, и она выгибается.

Рейн светится в моих объятиях.

И, следуя за ней, я вхожу в этот свет.

Мои глаза закрыты. Но вместо темноты я вижу свечение, когда прижимаю ее сотрясающееся тело к своему, когда наполняю ее всем, что у меня есть. Всем, чем я являюсь. Всем, чем хочу быть для нее. Я мог бы остаться здесь вот так навсегда, купаясь в тихом свете моей огненной девочки.

Но я не могу.

Потому что пообещал Рейн еще шесть оргазмов.

А теперь я человек слова.

***

Paramore* – примечательно то, что эта музыкальная группа родилась в г. Франклин, Теннесси, и вокалистку зовут Хейли Уильямс.

«The Only Exception»* – переводится как «единственное исключение».

ГЛАВА

XXII

4 мая. Рейн

Проснувшись, чувствую себя так, будто меня вывернули наизнанку. Я привыкла ощущать эмоциональную боль, но сейчас чувствую лишь ломоту в спине после ночи на фанерном полу. Мои мышцы, которые уставали от целодневного лежания, сейчас восхитительно ноют. И сердце, которое еще вчера представлялось мне гниющим, почерневшим и выделяющим яд в мою кровь органом, теперь кажется здоровым и красным с той стороны, которая соприкасается с Уэсом.

Оно счастливо. Я счастлива.

Прячу улыбку, прижимаясь губами к его обнаженной груди и крепче обнимаю. Его присутствие ощущается как чудо. Как подарок от бога. Некоторые люди получают новую обувь или дорогой автомобиль, или последнюю модель iPhone на свои дни рождения. Мне же достался целый человек. Мой любимый человек.

А еще дюжина оргазмов.

Уэс потягивается и поворачивается в моих руках, прижимая свое бодрое приветствие к моему бедру и притягивая меня ближе.

– Прошлой ночью всадников не было, – сонно бормочет он, целуя меня в лоб.

– Совсем?

– У-у, – он мотает головой, не отрывая губ от моего лица. – А у тебя?

Я пытаюсь вспомнить, что снилось, и улыбаюсь, когда наконец мне удается.

– У меня тоже. Мне снилось, что я нахожусь в космосе и застряла на такой крошечной планете или, может быть, это был всего лишь астероид. Не знаю, как туда попала, но у меня не получалось вернуться домой. Я видела Землю, но каждый раз, когда прыгала со скалы и пыталась плыть домой, мне удавалось продвинуться лишь на некоторое расстояние, и затем сила гравитации маленькой планеты тянула меня обратно. Я была очень расстроена и начала паниковать.

Уэс притягивает меня ближе и прижимает подбородок к моей голове.

– Затем, совершенно внезапно, так-а-я ракета со свистом пронеслась по воздуху. Она была похожа на Петляющий звездолет (Looping Starship) в Six Flags*. Крыши не было, и все кричали и смеялись; их руки болтались в воздухе. Я помахала, прося помощи, но они крикнули мне, что места нет. Они просто собирались оставить меня там, но в последний момент, когда ракета пролетала мимо меня, ты высунулся насколько было возможно, и втянул меня внутрь. Посадил к себе на колени, потому что все места были заняты, и обнял, чтобы не дать мне выпасть.

Я целу́ю горячую грудь Уэса и чувствую, как по мне пробегает миллион мурашек.

– Это был лучший сон, который я видела за долгое, долгое время.

Кое-что, прижатое к моему бедру увеличивается, но Уэс игнорирует это и проводит рукой по моим волосам.

– За тобой я отправился бы и в открытый космос.

Я улыбаюсь.

– Но я бы ни за что не позволил этим ублюдкам кататься на моем космическом корабле. Пусть горят в аду.

Все моё тело трясется от смеха. Я хохочу до тех пор, пока не чувствую, что сейчас описаюсь.

– Уэс, мне нужно идти, – говорю я, толкая его в грудь.

– Ну нееет, – стонет он, притягивая меня ближе.

– Нет, Уэс. Мне срочно нужно в одно место.

Поняв, что я имею в виду, он со смешком отпускает меня и садится.

– Я выйду с тобой на улицу.

– Нет, всё в порядке. Я сейчас вернусь, – бормочу я, пытаясь как можно быстрее натянуть толстовку и джинсы.

Уэс надевает кобуру, набрасывает поверх нее гавайскую рубашку, оставляя ее расстегнутой, так что его грудь остается полностью открыта, и натягивает боксеры на свой всё еще твердый член.

– Нет, я уже готов. Пошли.

– В таком виде? – хихикаю я, направляя взгляд вниз.

– Что? – Он смотрит туда же, куда и я, и видит головку члена, устремленную прямо на него. – Он успокоится на холодном воздухе. – Уэс пожимает плечами.

– Уэс, – я колеблюсь. – Я больше… не хожу туда.

– О, ты нашла новое место? – говорит он, застегивая рубашку, чтобы прикрыть проблему. – Умно. Этот главный вход слишком открытый.

– Нет... – вздыхаю я, уже слыша, как дрожь возвращается в мой голос.

Уэс резко поднимает голову, и внезапно он снова становится Ледяным Королем. Холодным. Настороженным. Напряженным. В нем начинают подниматься ледяные волны ярости.

– Что случилось? – сердито спрашивает он.

– Ничего. Я просто…

– Херня. Что произошло?

– Фу! Я не могу думать, когда ты так себя ведешь!

– Тебе не нужно думать. Ты должна рассказать мне, что, черт возьми, произошло.

– У меня была паническая атака, ясно? – кричу я. – Я коснулась травы, и я просто… У меня всё повернулось в голове. Я не могу видеть деревья, потому что они напоминают мне о доме. Я не могу смотреть на шоссе, потому что оно напоминает мне о доме. Я не могу покинуть это чертово здание, потому что всё, что снаружи, вызывает воспоминания, а воспоминания вызывают боль, а боль вызывает панику, и потому что, если у меня не получится немедленно остановить это… оно такое большое и страшное, что я думаю, может убить меня, ясно?

Я делаю глубокий вдох и выдыхаю через рот, пока Уэс с невозмутимым видом изучает меня.

– Нет, – наконец говорит он, и его рот сжат в жесткую линию.

– Нет?

Уэс качает головой.

– Нет. Никаких, блять, ясно. Надевай свои ботинки. Мы идем на улицу.

– Смотри под ноги.

Я крепче сжимаю бицепс Уэса, когда ступаю вниз с поребрика на дорогу.

По крайней мере, я предполагаю, что это дорога.

– Как ты? – спрашивает он.

– Я... эм… – Я прислушиваюсь к себе и понимаю, что на самом деле со мной все в порядке.

Майка Уэса повязана вокруг моей головы, и я ничего не вижу. Я слышу только его голос. Чувствую только его тело, соприкасающееся с моим. И в ботинках, чувствую только асфальт под ногами.

Бесит, когда он прав.

– Я... в порядке, наверное.

Уэс хмыкает:

– Хорошо, что здесь никого нет, потому что выглядишь ты не очень. Ты выглядишь так, будто тебя похитили.

– Это не первый раз, когда ты меня похищаешь, – шучу я. – Кроме того, ты слишком красивый, чтобы быть похитителем. Если девушки идут с тобой добровольно, то похищение не происходит.

– Подожди, – говорит Уэс, останавливаясь, чтобы наклониться и что-то поднять.

Я слышу знакомый металлический звук, но не могу понять, что это такое.

– Значит, ты считаешь меня красавчиком, да? – спрашивает Уэс, когда мы снова начинаем идти. Я слышу усмешку в его голосе.

– Приятель, ты знаешь, что ты симпатичный. Не напрашивайся на комплименты.

– Нет, – фыркает Уэс. – Я завернутый в красивую упаковку урод. А вот ты… – его голос становится хриплым, и от этого дрожь пробегает по позвоночнику, когда Уэс наклоняется и прижимается губами к моему виску. – Ты прекрасней всего, что я когда-либо видел. – Я чувствую, как кончик его пальца скользит вниз по переносице, по моему рту и подбородку, как будто он восхищается моим профилем. Затем он опускается ниже, останавливаясь прямо в центре груди. – Даже здесь.

Я краснею и радуюсь повязке. Благодаря ей мне не нужно смущенно опускать глаза.

– Сделай шаг вперед.

Делаю, как он сказал, и чувствую, что асфальт превращается в мягкую землю под моими ногами. Через несколько футов он останавливает меня и поворачивает так, чтобы я оказалась лицом к чему-то, что закрывает солнце.

– Мы пришли. Можешь снять повязку с глаз, но смотри только прямо перед собой, хорошо?

– Уэс, я… Мне страшно.

– Я рядом. Ты хочешь когда-нибудь снова спать на кровати? Ты хочешь принимать горячий душ и есть еду, которая не была приготовлена на металлической бочке?

Я киваю, чувствуя, как ускоряется мое сердцебиение.

– Ну, это первый шаг, детка. Сними повязку с глаз.

Делаю глубокий вдох, черпая в нем силы. Я потеряла своих маму и папу. Уэс потерял маму и сестру. Меня бросил парень. Уэса отвергли тринадцать разных приемных семей. Мне приходилось иметь дело со злобными девицами в школе. Уэс был новичком в полудюжине школ. Если он может стоять здесь и быть готовым ко всему, что произойдет дальше, то, возможно, я тоже смогу.

Стянув с головы майку в рубчик, подношу ее к носу и вдыхаю.

Запах Уэса подавляет все остальные чувства, наполняя меня счастьем.

Придает мне храбрости.

Я приоткрываю веки, позволяя себе увидеть крошечный кусочек окружающего пространства, прежде чем открыть их полностью от изумления. Мы стоим в двух футах перед выцветшим зеленым знаком съезда: «"Притчард Парк Молл"» рядом с шоссе.

Уэс крепко обхватывает мою челюсть, удерживая ее прямо.

– Смотри только сюда, хорошо?

– Хорошо, – отвечаю я, испытывая любопытство, а не страх.

Я снова слышу металлический стук и улыбаюсь, когда он становится громче и быстрее.

– На днях я заметил этот баллончик с краской на земле и вспомнил о тебе, – смеется Уэс, встряхивая баллончик.

– Почему? – улыбаюсь я.

– Ой, ну я даже не знаю. Может быть, из-за приветственного знака: «Добро пожаловать в Гребаные Источники» перед твоим домом?

Я широко улыбаюсь:

– Шатвелл-парк – мое лучшее творение.

– Значит, ты признаешь, что ты вандал?

– Предпочитаю термин «художник слова». – Я улыбаюсь, принимая баллончик неоново-оранжевой краски из протянутой руки.

– Смотри, вот возьмём этот знак. – Привычным движением большого пальца я удаляю колпачок. – Вандал просто нарисовал бы на нем пару членов и пошел бы дальше. – Я вычеркиваю букву «Р» в Pritchard и легко превращаю букву «R» в букву «B».

Чувствую, что Уэс ухмыляется, но я слишком нервничаю, чтобы посмотреть на него. Вместо этого фокусирую все свое внимание на бело-зеленом, а теперь и неоново-оранжевом знаке передо мной.

– Но не я. – Я встряхиваю краску еще несколько раз и заменяю «RD» двумя большими жирными буквами «S».

– Bitchass Park Mall, – с гордостью читает Уэс вслух. – Мне даже не приходило в голову добавить двойное «S» в конце. Изысканно.

Я поворачиваюсь и делаю небольшой реверанс, но, когда открываю глаза, вижу не только Уэса; я вижу кучу искореженного металла позади него.

Бульдозер папаши Квинта и Ламара превратился в обгоревший кусок металла. Асфальт вокруг него обгорел и почернел. Тягач с прицепом, лежащий на боку выглядит так, как будто Тирекс откусил от него кусок, а вокруг, прижатые к обочинам, стоят не подлежащие ремонту и брошенные машины. Их убрал с центра дороги Квинт, пытаясь расчистить нам путь через завал. Я представляю своего друга лежащим на дороге с осколком стекла, торчащим из шеи. Представляю Ламара, оглушенного и шокированного, и кровь, текущую по глазу из поврежденной брови. Я вспоминаю звук взрыва и то, как покореженный металл и битое стекло сыпались на нас дождем.

И потом я вспоминаю аромат, который ощущала внутри маминого шлема.

Кофе с фундуком.

Её аромат.

Всё расплывается у меня перед глазами, когда воспоминания выстраиваются на границе моего разума, готовые маршировать одно за другим, чтобы уничтожить меня. Первое бросается вперед, и это что-то безумное.

Рождественское утро.

В последнее Рождество перед 23 апреля я спустилась вниз и обнаружила папу спящим рядом с лужей собственной рвоты на полу перед рождественской елкой. Мы с мамой оставили его там, пока открывали подарки. В то утро она сварила свой особо крепкий кофе. Сделала и мне немного. Я не знаю, что еще она добавила, но от этого мне стало тепло и хорошо. Мы легли рядышком под пледом на диване и смотрели «Рождественские каникулы» снова и снова, пока папа не пришел в себя. После этого было уже не так весело.

– Эй, – говорит Уэс, закрывая мое лицо ладонями, как шорами. – Оставайся со мной.

Я моргаю и вырываюсь из своих мыслей; перед глазами вижу его красивое лицо.

– Ты сделала это, – улыбается он и от гордости, которую я вижу в его глазах, у меня появляются слезы. – Ты снаружи, портишь имущество, как маленький преступник.

Уэс указывает большим пальцем в направлении знака. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на указатель, и два теплых ручейка сбегают по моим щекам. Не от страха.

А потому что я так невероятно счастлива быть здесь.

– Я люблю тебя, – шепчу я, переводя взгляд обратно на мужчину, которого, как я вчера еще думала, никогда больше не увижу. – Я так люблю тебя…

Прежде чем успеваю закончить свое признание, Уэс заставляет меня замолчать своим ртом. Обхватив мое лицо руками и закрыв мои уши, крепко целует, отгораживая меня от мира. Он прогоняет воспоминания прочь своим языком, губами, бедрами и запахом. И я снова оказываюсь в своем любимом месте.

Там, где мы с Уэсом наедине.

Автомобильный гудок вторгается в сознание, заставляя меня напрячься в объятиях Уэса. Я не поворачиваюсь, боясь того, что могу увидеть, но Уэс смотрит, и то, что он видит, вызывает у него улыбку, которую я чувствую на своих губах. Он отпускает меня, чтобы махнуть чему-то за моей спиной, и я поддаюсь своему любопытству и оглядываюсь.

– Маленький белый почтовый грузовичок медленно подъезжает к нам, и Эдди, который работает у нас почтальоном с тех пор, как я была еще ребенком, слегка машет нам рукой, прежде чем сделать разворот и направиться обратно по шоссе в сторону Франклин-Спрингс.

– Почта работает? – спрашиваю я в шоке.

– Вроде того, – Уэс посмеивается, поднимая свою майку, чтобы снова прикрыть мне глаза. – Давай. Пошли обратно. Я очень голодный.

– Но Кью не кормит нас сегодня, – напоминаю я ему, когда он завязывает белую хлопковую ткань узлом у меня на затылке, радуясь тому, что мой похититель не собирается заставлять меня идти весь обратный путь без повязки.

– Я же сказал тебе, у меня много еды. – Уэс внезапно прижимается поцелуем к моим губам, и я ахаю, когда его рука проскальзывает у меня между ног. – И голоден я по иному.

На обратном пути я чувствую себя намного лучше. Смелее. Храбрее. Я переплетаю свои пальцы с пальцами Уэса и размахиваю нашими руками назад и вперед, пока мы спускаемся по съезду. Яркое майское солнце согревает макушку, и внезапно у меня возникает желание, чтобы оно коснулось моих щек и плеч. Я жажду этого, как кислорода.

Когда мы оказываемся у подножия рампы, я останавливаю Уэса рядом с сетчатым забором, окружающим торговый центр, и стаскиваю толстовку через голову. Его импровизированная повязка на глазах снимается в процессе, и я замираю оттого, что внезапно ощущаю восхитительное тепло на своей коже, а также из-за того, что в моей голове происходит мысленная война.

– Рейн?

Я думаю, что могу это сделать. Думаю, что могу открыть глаза и со мной всё будет в порядке. Когда Уэс рядом, а солнышко ласкает лицо, у меня такое чувство, что я могла бы взять и взлететь, если бы захотела.

Прислушиваюсь, нет ли звуков, которые… не знаю… могут вызвать реакцию, но всё, что слышу, – это слабый рокот двигателя вдали.

Нет, нескольких двигателей.

– Черт, – выплевывает Уэс, крепче сжимая мою руку.

– Уэс?

– «Бонис».

Мои глаза резко открываются и устремляются на дыру в заборе, а затем обратно – на металлический съезд, по которому мы спустились.

– Мы должны бежать отсюда, – резко говорит Уэс.

– Слишком далеко!

– Сейчас же, Рейн!

– Нет! Просто… просто … просто надень это! – Я беру баллончик с краской из его руки и отдаю ему свою большую толстовку с названием моей школы.

Уэс бросает взгляд в сторону, откуда раздается гул, но не спорит. Он натягивает толстовку через голову за то время, которое нужно, чтобы сделать еще один успокаивающий вдох. Она идеально подходит ему, облегая его широкую грудь и плечи, и я принимаюсь за работу, рисуя неоново-оранжевые ребра спереди и сзади. Уэс набрасывает капюшон на голову и низко натягивает его, чтобы прикрыть глаза.

Перебросив пустой баллончик через колючую проволоку, я встаю спиной к ограде и выставляю Уэса перед собой так, чтобы меня не было видно.

– Поцелуй меня! – умоляю я, когда пять блестящих мотоциклов появляются на холме в конце улицы. – Так, будто я этого не хочу!

Уэс, не колеблясь, хватает меня за горло, а его бедро оказывается у меня между ног. Он поворачивается спиной к надвигающейся угрозе, засовывая свой язык мне в рот, и как бы мне ни хотелось прислониться к забору и впустить его, я должна создавать видимость борьбы.

Я не утруждаю себя криком. Они не услышат меня из-за рева двигателей. Делаю вид, что ударяю его в грудь и пытаюсь оттолкнуться ногой от ограды, в то время, как он удерживает меня на месте.

Уэс разрывает спереди мой топ наполовину и хватает меня за грудь, когда первый мотоцикл проезжает мимо.

И, вопреки здравому смыслу, я смотрю на «Бонис».

Шайка сумасшедших, кажется, движется с замедленной скоростью, наблюдая за шоу. Их некогда хромированные чопперы и блестящие черные мотоциклы покрыты неоново-оранжевыми черепами, костями и окровавленными, горящими частями тел, как и их куртки и толстовки. На каждом следующем уроде шлем или маска еще более устрашающая, чем на предыдущем. Черепа с ирокезами в брызгах люминесцентной крови оглядывают нас, проезжая мимо. Они держат наготове мачете, бейсбольные биты, усеянными гвоздями и обрезы.

Они глумятся надо мной, когда я кричу – на этот раз по-настоящему. Отталкиваю Уэса, вырываюсь и бросаюсь бежать.

Удовлетворенные нашим выступлением, «Бонис» движутся дальше по шоссе, а Уэс гонится за мной, хватает меня за запястье, разворачивает и прижимает к себе.

Он целует меня так же яростно, как в тот день, когда я вытащила его из горящего дома Реншоу.

Может, я и знаю все улыбки Картера, но быстро изучаю все поцелуи Уэса.

Это его поцелуй после опыта близкого к смерти.

Ненавижу такой поцелуй.

Ненавижу «Бонис».

Ненавижу этот новый мир.

Но больше всего ненавижу то, как приятно солнце согревает кожу прямо сейчас, потому что, когда мы вернемся внутрь, я почти уверена, мне не доведется ощутить это вновь.

***

Six Flags* – в переводе означает «Шесть Флагов». Это американская корпорация парков развлечений.

ГЛАВА

XXIII

5 мая. Уэс

– Пристав, выведите обвиняемых (the accused)!

Губернатор Гондон с каждым новым включением всё больше походит на ведущего телеигры. Он взмахивает своей свиной рулькой, называемой рукой, и указывает на пятерых осужденных, которых выводят из здания Капитолия – все связаны, с кляпами во рту и запакованы в одинаковые комбинезоны из мешковины; он напоминает Ванну Уайт, открывающую главный приз дня на «Колесе фортуны».