Текст книги "Воин султана"
Автор книги: Бейтс Болдуин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Глава четвертая
ХАСАН ЭС-САИД
Начались холодные зимние дожди. Маленький отряд всадников, скользя и оступаясь, спускался с холмов со стороны эль-Хаджеба и Среднего Атласа. Копыта лошадей шлепали, разбрызгивая грязь, и все звуки почти утонули в шуме дождя.
Однако когда показались иссеченные дождем стены и блестящие мокрые изразцы крыш и куполов Мекнеса, по отряду пронесся шум волнения. Люди подтянулись и выпрямились в седлах, по рядам полетели грубые солдатские шутки.
Даже Хасан эс-Саид, командующий маленьким сборным отрядом, ощутил некоторое волнение в крови, хотя был невесел и задумчив. Сквозь пелену дождя он вглядывался в смутные очертания приближающегося города, и ему с трудом верилось в то, что прошло уже больше двух лет с тех пор, как он видел его в последний раз. В действительности исполнилось почти ровно четыре года с того дня, как его привезли пленником в эти суровые и дикие края. Надо признать, он прошел долгий путь, но вовсе не был уверен, что шел в нужном направлении. Во всяком случае, к дому он не приблизился ни на шаг.
Как только Дик принес клятву и поцеловал Коран, он был отдан под опеку Якуба эль-Аббаса, и в его доме, под его руководством прослужил шесть месяцев. В медресе Бу Инания, одном из многих мусульманских училищ города, он основательно изучил арабский, хлуэ – язык берберов, – закон Корана и все применения ислама.
В то же время в доме Клюни он освоил все тонкости запутанного мавританского этикета и нравов. Он перенял их забавную манеру есть, сидя со скрещенными ногами на полу между круглыми низкими столами, набирая пищу с блюда пальцами правой руки – только правой; это было важно. Перед началом трапезы, после каждой перемены блюд и в конце, руки, борода и рот торжественно мылись. Каждому угощению, каждой беседе, каждому деловому разговору или сделке предшествовала церемония чаепития. Чай заваривали тут же, чтобы он был вкуснее, и его больше нюхали, чем пили, сопровождая ритуал должным количеством громких одобрительных причмокиваний и облизываний губ.
Дик узнал, что одним из самых серьезных грехов, который может совершить человек против ислама, считается курение. Употребление вина и крепких напитков, тоже запрещенное Кораном, порицалось, но на возлияние нередко смотрели сквозь пальцы – в зависимости от строгости и набожности начальства. Абдаллах, к примеру, был фанатиком трезвости, тогда как его отец, сам султан Мулаи Смин, был убежден, что европейцы-вероотступники, находящиеся у него на службе, не могут выполнять свои обязанности должным образом, если не давать им возможности прикладываться к бутылке. С другой стороны, на отношения с женщинами смотрели более чем просто, и если у мужчины не было гарема жен или кадема наложниц, на него косились, удивляясь, почему же он при каждом удобном случае не гуляет, как кот.
Может быть, именно потому Клюни так надоедал Дику с этим делом. Дик, конечно, ни словом не намекал на истинную причину своего поведения, но, хотя порой не отказывался распить со своим опекуном бутылочку коньяка, категорически не желал иметь дела с женщинами. Он не хотел жениться, не желал заводить наложниц. Клюни пошел даже на то, что предложил Дику на выбор двух своих любимых рабынь – томную темноволосую Заиду или зеленоглазую озорную Хабибу. Девицы не знали о предложении Клюни, но каждая из них при случае не раз давала ясно понять, что была бы в восторге от такой сделки, так что, не будь воспоминания о прошлом так свежи, Дик, возможно, позволил бы уговорить себя, поскольку обе были весьма хороши собой, соблазнительны и в совершенстве владели искусством обольщения и ублажения мужчины. Но Дик лишь поглаживал девиц по груди, похлопывал по задикам, оставляя их отчасти обиженными, отчасти снедаемыми неутоленным желанием.
Однако им повезло – период обучения продолжался только шесть месяцев. Затем Дик был отправлен в полк и по его собственной просьбе поселен вместе с другими в казармах, за пределами Дар эль-Хамра, чтобы иметь возможность получше освоиться с жизнью военного. Еще три месяца он обучался началам военного искусства мавров и научился применять ятаган, канджари кумийю – длинную изогнутую саблю, – короткий меч и кривой нож с широким обоюдоострым лезвием. В то же время он продемонстрировал умение обращаться с длинным мушкетом, потому что стрельба была ему не в новинку.
Дик доказал также, что не случайно сумел усмирить белого жеребца, чьи копыта угрожали Абдаллаху. Казалось, между ним и всеми лошадьми существует некое взаимопонимание. Его искусство было настолько очевидным, что он не провел в полку и месяца, как его назначили главным объездчиком ремонтерской группы. Поскольку Дик был единственным, кто мог сесть верхом на этого зверя, ему был подарен белый конь, благодаря которому он и оказался здесь. Дик находчиво назвал его Шайтаном, Дьяволом, и их стали считать неразделимым целым.
Через три месяца его служба рядовым неожиданно прервалась. Дика внезапно повысили – произвели в чин мукаддена, приблизительно соответствовавший сержантскому, и отправили участвовать в боевых действиях. Причина была достаточно проста. К югу от Мекнеса, в области Хенифра, у подножия Верхнего Атласа, подняло мятеж могущественное братство Бени Зайан, и Абдаллах был послан с войском в сорок тысяч человек подавить беспорядки.
Дик всегда был в полной боевой готовности и в течение всей кампании служил отлично. За время службы он успел странным образом полюбить эту засушливую бесплодную землю, дикую и каменистую, величественную и суровую. Хотя и находился от своей зеленой родины, которую надеялся увидеть, несмотря ни на что, дальше, чем когда-либо.
Кампания длилась уже почти год, прежде чем ему представился случай доказать свою храбрость. Войска собрались возле Мрирта, против Ум эр-Рбийа, удерживая проходы на север. Один фланг армии выдвинулся к западу, отрезая дорогу на Бу Азза, другой занимал предгорья на востоке, блокируя проходы, по которым мятежники могли получать подкрепление из глубины страны. Оставался открытым только один спуск по ущельям и долине реки Уэд, ниже города, у касбы Тадла. Если перерезать и этот путь, дикие горцы окажутся запертыми в своей крепости, и Абдаллаху останется только сидеть и дожидаться, пока они не перемрут с голоду или не выйдут сдаваться с поднятыми руками.
Это была задача для крупных формирований – полка или бригады, если такое вообще возможно. Но, растянув армию на восток и запад, Абдаллах чувствовал, что не может выделить так много сил. Он был неважным главнокомандующим и решил, что один зарка – один эскадрон – если он сумеет захватить и удержать узкий проход Аит Исхак, находившийся на полпути к деревне с тем же названием и мрачной крепостью Хенифра, с бурыми стенами, вполне достаточен. Для этой цели быт выбран тот самый эскадрон, в котором служил Дик.
Маленький отряд, прежде чем повернуть к западу и перейти хребет, двигался почти до Айн Леу.
Они вышли к Ум эр-Рбия между Аит Исхаком и селением, спустившись наискось по скалистому склону к тому месту, где речная долина расширялась, вмещая серые оливковые рощи, а поток прорывался между узкими скальными стенами. Дику показалось, что все вокруг как-то уж слишком спокойно, словно сама природа наблюдает и выжидает, что же случится. Но Ахмад бен-Берри, командир эскадрона, не разделял его опасений. Для него многозначительная тишина означала только то, что их стремительный марш успешен и им удастся застать Бени Зайан врасплох. Но он забыл, что в лагере Абдаллаха все знали, куда они направились. Забыл он также и то, что застать врасплох Бени Хайан едва ли кому удавалось. Но Хасану эс-Саиду, простому мукаддену, не пристало обсуждать действия командиров. Ахмад бен-Берри галопом повел эскадрон в ущелье, и Бени Зайан захлопнули свою ловушку.
В верхнем конце прохода за каждым камнем и каждым кустом уже прятался дикий горец. В подкреплении противника был отряд всадников, вдвое превышавший численность эскадрона. И, как только последний из эскадрона галопом въехал в ущелье, воины Бени Зайан, словно пробка, закрыли и нижний его конец. И тут же крутые склоны ущелья будто ожили: откуда ни возьмись, появились толпы горцев в коричневых джеллаба, сбрасывающих на маленький отряд огромные камни.
В этом первом устрашающем нападении отряд, атакованный вопящей ордой и сзади, и спереди, и с боков, потерял добрую треть всадников, а уцелевшие сгрудились, на миг охваченные разрушительной паникой. Ахмад бен-Берри пал при первой же атаке, второй мукадден, Брахим эль-Арби, тоже. Все бремя командования легло на плечи Дика.
Замешкайся он, их всех прикончили бы в этом мешке; вряд ли кому-либо удалось бы уцелеть, разве чудом. Передние ряды стали отступать, и в то же мгновение на них обрушился удар сзади. Дик находился в хвосте маленькой колонны. Уголком глаза он заметил горцев наверху и понял всю отчаянность положения эскадрона.
К счастью, Дик умел думать и действовать одновременно. Он сообразил: люди Бени Зайан ожидают, что противник в панике ринется назад, и потому сосредоточили главные силы позади них. С другой стороны, даже коза не смогла бы преодолеть крутые стены прохода. Не оставалось сомнений, что единственный путь – путь вперед. Дик выхватил ятаган, вонзил шпоры в бока могучего белого коня и, завопив во всю мощь легких, ринулся прямо навстречу толпе горцев, спешивших убивать.
У него было два преимущества. Во-первых, оказавшись почти в хвосте разгромленного отряда, он должен был проехать через все войско, чтобы оказаться впереди. Поэтому растерявшиеся было люди не могли не заметить его, и, поскольку нуждались хотя бы в ком-нибудь, кто повел их вперед, быстро собрались и последовали за ним. Другим преимуществом был элемент неожиданности. Люди Бени Зайан не ожидали такой быстрой и яростной контратаки, и под натиском сверкающих клинков настала их очередь разбегаться и карабкаться на кручи, чтобы спасти свою жизнь – конечно, это продолжалось недолго, но Дику и его отряду хватило даже момента замешательства, чтобы вырваться из ловушки и дать бой на открытом месте.
Он повел своих людей назад к Уэд Гру. На их пути, в Хенифре, находился главный лагерь. Здесь они смогли остановиться и подсчитать потери, убедившись, что в живых осталось меньше половины отряда, выехавшего накануне. Но именно Дик спас их, и поэтому ему было оказано всяческое доверие: он получил звание каида эль-харка, заняв место погибшего Ахмеда бен-Берри.
Об остальной кампании можно рассказать немногое. Когда в очередной раз понадобилось перекрыть брешь на юге, Абдаллах нашел достаточные силы, после чего ему оставалось только сидеть и ждать. Тем не менее, ждать пришлось целых десять месяцев, пока изможденные, отощавшие от голода, оборванные, как пугала, главари мятежа не выехали сдаваться. Их отправили в Мекнес, к султану, чтобы понести за бунт заслуженное наказание, но по приказу Абдаллаха триста мятежников были обезглавлены. Их оскаленные головы расставили на кольях через равные промежутки на стенах павшей крепости, чтобы все помнили, какие ужасные плоды приносит государственная измена.
И победоносное войско отправилось домой. Но в Азру Абдаллах снова сделал остановку – вожди Бени Мгилд, могущественного союза племен, занимавшего земли к северу и к востоку от Бени Зайан, принесли ему дары и уверения в своей полнейшей преданности. Однако Дик, сидящий на белом коне во главе отряда и наблюдающий за церемонией, нашел, что идут вожди и посольства мрачно и неохотно и клянутся в верности весьма неискренне. Ему также показалось, что они чересчур напряжены и чего-то опасаются, словно внезапный приход Абдаллаха в их земли спутал все планы и помешал каким-то темным намерениям.
Абдаллах, на первый взгляд, не замечал, что кого-то не хватает. Но вожди и посольства от Аит Юсси и Улад Варрайн, чьи земли лежали далеко к востоку, в верхней долине Мулуйа, не появились. Еще не улеглась пыль от традиционной игры Лааб эль-Баруд, и вожди едва успели вернуться в свои шатры, как Дика вызвали к Абдаллаху и приказали собрать смешанный отрад, состоящий из воинов его полка и еще трех конных эскадронов, и немедленно отправиться в Мулуйа, чтобы привезти и полагающиеся дары, и вождей обоих кланов. Для этого ему временно присвоили ранг каид эль-ма – примерно майорский. На следующее утро Абдаллах свернул лагерь и отправился с остальным войском в сторону Мекнеса.
Дик со своим небольшим отрядом двинулся в направлении горных проходов. Но все это ему очень не нравилось. Им овладело нехорошее предчувствие, что в Азру не все благополучно, и вовсе не хотелось иметь в своем тылу враждебно настроенные племена, особенно такие воинственные и могущественные, как Бени Мглид. Чтобы скрыть свои истинные намерения, он шел весь день в заданном направлении, а когда наступила темнота, резко повернул и возвратился к Азру, где с налету захватил касбу прежде, чем стража заметила его появление.
Это был рискованный поступок, и если бы Дик промахнулся в своих планах, он сам лишился бы головы в молниеносной атаке. Но он попал в цель. Помимо всего прочего, ему повезло захватить вождей Бени Мглид в тот самый момент, когда они собрались, чтобы обсудить планы нового мятежа.
Не будь Дик самим собой, он, наверное, казнил бы нескольких из них в назидание прочим. Но никогда – ни тогда, ни позднее – он не поддавался варварским обычаям этой страны, и сейчас ограничился тем, что арестовал главарей будущего мятежа и отправил их к Абдаллаху под усиленной охраной, с сообщением об их замыслах и требованием прислать достаточные силы, чтобы обезопасить Азру в тылу отряда Дика.
Возможно, благодаря опередившим его известиям о том, как Дик расправился с Бени Мглид, не возникло никаких трудностей с тем, чтобы собрать дань и получить заложников от Аит Юсси и Улад Варрайн. Но это было дело долгое и утомительное, и прошло целых три месяца, прежде чем Дик собрал должное количество овец, составлявших дань, какую только и мог принести такой бедный народ, взял заложников и отправил их вперед себя через ущелья к Азру. Там он передал овец представителю Абдаллаха, который отправил их отъедаться на горные пастбища, а заложники были снова посланы вперед под надежной, хорошо вооруженной охраной. Сам Дик с остатками своего измученного отряда двигался следом более медленным темпом.
Они очень устали! Это не вызывало сомнений. Сам Дик, хотя ему, как командиру, многое давалось проще, чем рядовым, страдал от всепобеждающей сонливости и мечтал лишь о том, чтобы погрузиться в горячую ванну, а потом целую неделю спать на широком диване, среди мягких шкур и теплых одеял, окруженным ласковыми заботами Заиды или Хабибы – лучше, пожалуй, Хабибы. В ней было больше огня. Она сделает ситуацию поострее. С другой стороны, Заида спокойнее, с ней можно лучше отдохнуть, получить истинное удовлетворение, в ней есть еще никем не измеренные запасы страсти.
Внезапно он очнулся, ядовито усмехнувшись. Какого черта, о чем он думает? Ведь у него есть Эжени! Дик все еще мечтал о ней, о ее жадных губах, теплых руках, юном теле, таком сильном и нетерпеливом в его объятиях.
Беда была в том, что время и расстояние затуманили очертания снов и, хотя он и не сознавал этого, притупили его решимость. Бессознательно Дик пришел к выводу, что побег осуществить гораздо сложнее, чем он предполагал вначале. И, хотя Эжени и вправду все еще снилась ему, он должен был честно признать, что это происходит все реже и реже. Время стирало память о ней, однако девушка все еще крепко удерживала сердце Дика, хотя любовь к ней не могла подавить естественных физических желаний его тела. Теперь он видел ее в снах как призрачное эфирное создание – нечеткое, воздушное, но прекрасное. Когда Эжени наклонялась, чтобы коснуться его губ, Дика по-прежнему охватывала дрожь, хотя он уже не мог уловить живой блеск ее глаз или почувствовать сладкое тепло дыхания. Он видел сны, да! настойчивые сны, где туманный образ любимой являлся ему, приходил в его раскрытые объятия! Но они целовались и обнимались до тех пор, пока неутоленное желание не переполняло его и не будило окончательно. А когда губы Эжени становились нетерпеливыми и почти реальными, когда ее юное тело напрягалось так, что он чувствовал его пульс, ему казалось во сне, что женщина, которая так страстно прижимается к нему, изменилась, и она больше не Эжени, но кто-то другой, – никак не мог узнать, кто, потому что просыпался каждый раз, когда разгадка казалась такой близкой.
Он не был глупцом, и, если не мог дать имя женщине из снов, то прекрасно понимал, какая потребность является их причиной. Сидя в седле, юноша размышлял и спорил по этому поводу сам с собой, совершенно не осознавая, насколько по-мавритански теперь рассуждает.
Жениться Дик не хотел, даже теперь не мог пойти на это. Но в настойчивых советах Клюни была истина: мужчина не создан для одиночества. Ничто не мешает, говорил себе Дик, принять предложение Клюни и взять одну из его красавиц – Заиду или Хабибу – в рабыни и наложницы. В конце концов, нет ничего обязывающего в том, чтобы иметь кадем, это не помешает настоящей женитьбе! Дик пришел к этому решению внезапно, словно опасаясь, что может передумать. Если Клюни Гленгарри снова повторит свое предложение, он, скорее всего, его примет.
Через большую арку в форме подковы они въехали на широкий, украшенный флагами парадный двор Дар эль-Хамра. Дик оглядел ряды своих людей и скомандовал «вольно».
Воины рассыпались с радостными криками и смехом, как школьники, которых отпустили наконец на долгожданные каникулы. Широко улыбаясь, они радостно прощались с Диком, махая ему руками и оружием – в войске его любили. Он ненадолго задержался, отвечая на их улыбки и прощальные слова, потом, махнув рукой на прощанье, развернул коня и галопом поскакал назад в ворота, кругом к Баб Тизми и до дома Клюни. Высокий шотландец приветствовал его радостным ревом.
– Дик! Дик, приятель! Наконец-то ты вернулся! Видеть тебя – истинное утешение для моих глаз! Вот это повод для праздника! Фатах! Мелауд! Беллал! Вы, черные дьяволы! Тащите уголь! Разводите огонь под ванной! Парню, вернувшемуся с войны, первым делом нужно помыться. Ямина! Заида! Хабиба! Готовьте хаммам!
– Да ладно тебе, Клюни! – улыбаясь возражал Дик. – Можно подумать, блудный сын вернулся.
– А разве не похоже? Разве не ты отсутствовал так долго? Я вполне мог погибнуть от пьянства. К тому же тут неприятности, которые могут касаться и тебя.
– Неприятности? – встревожился Дик.
– Да-да, неприятности! – мрачно подтвердил Клюни. – Ну ладно, парень! Не будем пока об этом. Первым делом надо тебя устроить. Ты разместишься там же, где и прежде.
Это было гораздо приятнее, чем он ожидал, – вернуться к цивилизации, даже такой примитивной, как в Мекнесе. Дик и не подозревал, что истинное блаженство – снять пропыленную одежду, снова оказаться в тепле, под защитой четырех стен и крыши. А с каким наслаждением он после стольких недель и месяцев напряжения расслабился, погрузившись в теплую ванну! И конечно, чуть позже по его жилам растекся бодрящий глоток коньяка.
Но все это произошло не сразу. Был еще разговор с Клюни и нарастающий поток его собственных мыслей. Слушая легкий шелест женских шлепанцев по каменному полу, Дик, лежа в теплой воде, решил, что не следует напоминать эль-Аббасу о предложении, сделанном так давно. Пусть это необходимо, но подождет до другого раза. Сейчас нужно поговорить о другом.
– Ты говорил о неприятностях? – начал он.
Клюни, заваривающий чай, поднял голову.
– Да, у нас неприятности, – вздохнул он, – И такие, что твои стычки с Бени Зайан покажутся пустяками. Готов спорить, дело дойдет до заварухи, и ты увидишь в этой стране мятеж, от которого борода встанет дыбом.
– Мятеж? Опять? Только не это, Клюни! Каким дьяволом одержима эта страна? Четыре года назад все было так тихо и мирно, что лучшего и желать не надо. Ни один человек не осмеливался выступить против Исмаила, а теперь…
– Нет-нет! На сей счет не заблуждайся! Старик по-прежнему сильнее всех. Здесь такие вещи всегда происходят полосами. Когда ты попал сюда, у нас был мир, потому что недовольные зализывали раны, полученные при очередном восстании. Теперь прошло достаточно времени, и они обо всем позабыли. В полдюжине районов мятежники подняли головы и снова выступают. Ах, вот и Хабиба с маслом для растирания!
Дик поднял голову, встретил взгляд зеленых глаз, соблазнительную улыбку, и почувствовал, что весь дрожит. Не будь Клюни Гленгарри так увлечен разговором, он бы непременно заметил это, но сейчас даже, не обратил внимания на то, с какой поспешностью Дик выбрался из бассейна.
– Нам нужно отправляться к Абдаллаху сразу же после обеда, – бормотал Клюни, словно размышляя вслух. – Ты должен доложить о прибытии, и к тому же я вспомнил, что он еще не утвердил тебя каид эль-ма!
– Ну, если ты настаиваешь, – нетерпеливо отвечал Дик, пока Ямина вытирала и растирала его полотенцем. – Отправимся сразу же, как только поедим. Но стоит ли? Так приятно вернуться домой, и я хочу хотя бы вечер потратить на удовольствия. Один вечер роли не играет.
Клюни Гленгарри был настолько озабочен, что не уловил намека. Он не обращал ни малейшего внимания на трех женщин, находившихся в комнате, и не замечал, какое действие оказывает их присутствие на Дика.
– Нет, тут ты ошибаешься. Но у тебя, наверное, есть свои интересы…
Клюни умолк, вопросительно глядя на юношу. Тот повернулся, отбросил хаик, служивший ему полотенцем, и растянулся на кушетке лицом вниз.
– Говори! – потребовал он. – Почему это так важно?
Ямина, шаркая шлепанцами, вышла из комнаты, чтобы проследить, как готовится ужин.
– Смута на этот раз возникла здесь и на побережье, – сказал Клюни. – И это еще не все. Больше десятка разных племен считают, что платят слишком большую дань. Эти дьяволы действуют повсюду: в Эль Гарбе, от Эль Ксара до леса Шул и даже дальше. От Бени Хасан и Аит Земмур всегда были неприятности. Но сейчас появились и другие: Улад Хамму, Мшарра и Аит Амар – народы, которые прежде никогда не бунтовали.
Дик почувствовал, как на спину льется и растекается теплое масло. Умелые и ласковые руки принялись разминать и гладить, посылая такой заряд нежности, что у него перехватывало дыхание и все тело переполнялось желанием. Он ничего не мог с собой поделать. Страсть захватывала его, все внутри сжалось, в горле пересохло, кровь так громко стучала в ушах, что почти заглушала слова Клюни, и голос его казался отдаленным и неразборчивым. Хабиба умело и бережно массировала его плечи и шею, Заида разминала ноги. Из всех речей Клюни до сознания Дика вдруг дошло одно слово: «Зайдан».
Словно ведро холодной воды выплеснули на его пылающую голову. Дик так резко приподнялся, что зеленоглазая красотка, знавшая, что вгоняет его в дрожь своими прикосновениями, и довольная этим, отшатнулась от неожиданности.
– Что? Что такое? Зайдан?
– Я же только что сказал.
Клюни смотрел на него озадаченно.
– За всем этим стоит твой приятель Зайдан!
Дик стремительно поднялся, повернулся к удивленным рабыням и махнул в сторону двери.
– Эдду! – рявкнул он. – Ступайте!
Девицы ушли, поскольку оспаривать приказания не полагалось, но явно были глубоко озадачены. Клюни удивился не меньше, хотя и по другой причине.
– Что это ты?
– Они отвлекают меня! И, кроме того, если твои слова верны, нам нельзя терять время. Если Зайдана нужно схватить, я хотел бы, чтобы это удовольствие досталось мне!
– Так я и знал! – ухмыльнулся Клюни.
Они нашли Абдаллаха в том же приемном зале, куда Дика привели два года назад. Однако с тех пор многое здесь изменилось: толпы не было, стояла тишина. Только небольшая группка людей с серьезными лицами, говоривших почти шепотом, собралась у низкого стола. Во главе его сидел сам принц, и сосредоточенность, с какой они совещались, подтвердила всю серьезность ситуации, о которой говорил Клюни. Сначала Дик даже подумал, что на балконе для женщин за резной решеткой никого нет. Но когда он в сопровождении визиря подошел ближе, воздух вокруг него оказался словно пронизан шепотом, похожим на щебетание птиц. Абдаллах нетерпеливо взмахнул рукой, и на балконе все стихло.
Абдаллах приветствовал эль-Аббаса с радостью, словно это был именно тот человек, который ему был сейчас нужен.
– Якуб эль-Аббас! Как раз подходящий момент, чтобы воспользоваться твоей мудростью. Кто это с тобой?
Клюни низко поклонился.
– Твой капитан; йа сиди, Хасан эс-Саид. Сегодня он вернулся от Аит Юсси и Улад Варрайн и пришел с докладом.
– Я выслушаю его доклад утром, – проворчал Абдаллах, но тут же спохватился и взглянул на Дика с интересом. – Хасан эс-Саид?
– Тот самый, мой господин. И не преступлю ли я границы моей скромности, если напомню, что вы назначили его каидом эль-ма, но пока не подтвердили это назначение?
– А я разве не подтвердил? Так ты даешь ему рекомендацию?
– Да, йа сиди.
Абдаллах улыбнулся.
– Пусть так и будет! И может быть…
Среди приближенных поднялся одобрительный шепот, раздались приглушенные возгласы:
– Хасан! Хасан эс-Саид. Каид эль-ма!
Абдаллах сердито взглянул кругом, нахмурясь, покосился через плечо, и снова все стихло. На балконе воцарилось молчание, как будто чей-то рот зажали ладонью. Принц повернулся и посмотрел на Дика.
– Хасан, Хасан эс-Саид? Ну, конечно! Теперь я тебя вспомнил! Посмотрим, чего ты стоишь. Надо тебя испытать.
Он вернулся к столу, кивнув Клюни и Дику.
– Садитесь!
На столе лежала куча песка, Абдаллах наклонился, разровнял ее и сделал быстрые пометки пальцем.
– Это военная задача, – сказал он, и взгляды окружающих свидетельствовали о том, что слова принца адресованы Дику, хотя сам Абдаллах, погруженный в свои наметки, не поднимал глаз. – Вот берег. Вот Эль Ксар. Вот Сале и Рабат. Вот Мекнес, а здесь, посередине, лес Мамора. Здесь земли Бени Хасан, а тут Аит Земмур. У нас возникли серьезные проблемы – ты, наверное, знаешь об этом?
– Конечно, йа сиди.
Дик наклонил голову.
– Якуб эль-Аббас только что рассказал мне.
Абдаллах кивнул.
– Я так и думал. Итак, что же ты сделал бы при таком раскладе? Есть у тебя ответ?
– Есть, йа сиди.
– И какой же?
– Мне сказали, йа сиди, что смута идет из Сале…
– Совершенно верно, от моего единокровного брата Зайдана, чтобы Аллах спалил его душу! – вздохнул Абдаллах.
– Хорошо бы! – глаза Дика сверкнули. – Но давайте на минуту предположим, что мятеж действительно начался. Потребуется сильное войско или нет, чтобы его подавить?
– Это же очевидно!
Абдаллах выглядел разочарованным, как будто ожидал большего.
– Правильно, ваше высочество! Но допустим, что главари схвачены, как вожди Бени Мглид?
Абдаллах выпятил нижнюю губу, задумчиво уставился на нее и кивнул.
– Но как это сделать?
– Мы не выиграем ни одного сражения, йа сиди, – продолжал Дик, наклонившись вперед, – если позволим врагу самому выбирать поле битвы. Мне сказали, что даже сейчас Зайдан встречается со своими сподвижниками в Сале. Если мы двинемся быстро и они не успеют получить предупреждение о нашем приближении, то сможем нарушить их планы…
– Ты имеешь в виду – осадить Сале? – недоверчиво спросил Абдаллах. Очевидно, он не умел думать о чем-то меньшем, чем действия целой армии. – У нас в тылу будет чуть ли не вся страна!
– Нет, ваше высочество! – Дик покачал головой. – Армии таких размеров никак не добраться туда незамеченной. Но маленький отряд может. Дайте мне пятьсот человек по моему выбору, и мы выступим завтра же вечером. Через три дня следуйте за мной с любыми силами, какие сможете собрать, и вы найдете меня хозяином касбы, мятежных вождей – моими пленниками, а все их намерения – разбитыми!
Некоторое время Абдаллах скептически смотрел на него, а потом повернулся к Клюни. Тот кивнул.
– Аллах улыбается смелым, йа сиди! – сказал он.
– Да будет так! – согласился Абдаллах.
Когда они ехали назад вокруг стен, Клюни Гленгарри решился высказать, что у него на уме.
– Ты просто дьявол, как ни смотри, – ворчал он. – То ты вообще не хочешь выходить из дому, а тут хватаешься за первую же возможность, да еще предлагаешь безумный план! Не поймешь тебя!
Но Дик, погруженный в собственные размышления, отвечал невпопад.
– Что это за шепот там, на балконе? – спросил он. – Я вижу, ты ухмыляешься. В чем дело?
Лицо Клюни было бесстрастно, словно вырезанное из дерева.
– Вот и ты заговорил об этом. Я тоже заметил. Скажи, жил ли на свете хотя бы один человек, носивший штаны, который мог бы объяснить, отчего смеется женщина и что она задумает в следующий миг?
