Текст книги "Воин султана"
Автор книги: Бейтс Болдуин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Бейтс Болдуин
Воин султана
Часть первая
ТРУП ЛЬВА
«…и Вот рой пчел в трупе львином и мед».
Книга судей, 14, 8
Глава первая
ЛИС И СОБАКИ
Лис устал. Он едва переставлял ноги, пышный хвост волочился по земле. Выйдя из зарослей, он устремился вверх по полю на краю плантации Кэри. Далеко позади слышались лай собак, звуки рога, крики охотников. Ранальд Мак-Грегор, его гости и с полдюжины прихлебателей, какие всегда окружают значительного человека, ехали верхом вслед за собаками.
Но пока лису удалось далеко опередить погоню. Охотники заплутали в болоте, через которое он бежал, и в маленьком хитром мозгу зверя впервые появился проблеск надежды. Пологий склон перед ним вел к краю желтых утесов, глядящихся в ослепительную синеву Чесапикской бухты. Слева за грядой округлых холмов скрывалась Черная река, слишком широкая, чтобы плыть через нее. Можно было выбрать еще один путь – направо, к югу.
Этот путь вел на плантацию Бак-Хилл – там были дома, поля и дороги. Оттуда, где стоял лис, местность, постепенно повышаясь, шла через полосу густых зарослей к гребню холма. Изгородь, увитая виноградом, жимолостью и вьющимися розами, отмечала границу возделанной земли, а вдоль нее шел ряд высоких пышных деревьев, неожиданно обрывавшийся на тенистой поляне почти у самого края прибрежных утесов. Пологий склон, покрытый аккуратно огороженными зеленеющими полями, приводил в тенистый, увитый лозами лесок в лощине между плантациями Бак-Хилл и Кэри. Фасад большого кирпичного дома обращался к Линхейвен Саунд и Хэмптонской дороге, ведущей в маленький порт Норфол.
На этом пути была опасность встретить людей, но, с другой стороны, вряд ли кто-то ожидает, что он отправится именно сюда. Лай собак раздавался уже ближе, и лис понял, что нельзя терять время. Передохнув, он быстро побежал вверх по холму, через заросли кустарника, к бахроме леса на гребне и зеленеющим полям.
Сгорая от нетерпения, Дик Мак-Грегор ждал в заросшей лесом низинке, где маленький полуостров сужался и тропа Милл-Гат пересекалась с дорогой, ведущей к причалам. Юноша не слышал звуков охоты, которая сейчас находилась далеко к северу, с другой стороны Бак-Хилл, но, если бы даже и слышал, они не дошли бы до его сознания, так он был взволнован.
Для своих лет – а ему не исполнилось еще и двадцати – Дик был высок, строен и силен, как взрослый мужчина. У него были широкая грудь, тонкая талия, узкие бедра. В нем отсутствовала мальчишеская хрупкость: юноша был крепок, словно тот молодой дубок, к стволу которого он прислонялся.
Темные, с отблеском меди волосы, связанные на затылке ремешком из лосиной кожи, не знали пудры. Линия губ над крепким подбородком казалась одновременно твердой и чувственной – это были губы мужчины, умеющего найти в жизни вкус, но не склонного к излишествам. Темно-голубые глаза со стальным отливом смотрели мечтательно и задумчиво. Но Дик явно не был ребенком. По его повадкам становилось ясно, что он привык иметь дело с мужчинами и женщинами старше себя. По-видимому, умел он обходиться и с животными – лошадь ласково терлась мордой о его плечо.
Погруженность в раздумья не помешала ему, однако, уловить легкое движение на тропинке. Он выпрямился, бросил повод и поспешил навстречу приближающейся девушке. Лицо юноши осветилось, словно солнечный луч, пробившись через листву, коснулся его.
– Эжени! – закричал он. – Я боялся, что ты не придешь!
Ее глаза были темны, словно омуты в полночь, но в них таился свет, озаривший его. Темно-каштановые волосы блестели. Девушка была высокой, юное тело – стройным, гибким и сильным. Она запыхалась от спешки, щеки разрумянились, алые губки приоткрылись в радостной улыбке, показывая мелкие белые зубки.
– Как ты мог подумать, Ричард, что я не приду? – произнесла она с мягким упреком. В речи явно слышался французский акцент. – Папа поехал на охоту с твоим отцом. Я сказала ему, что мне нужно в последний раз сходить на берег и купить английские перчатки.
– В последний раз?
Улыбку словно стерли с его лица.
Девушка кивнула, и радость в ее взгляде тоже угасла.
– Да. Наш корабль готов, и…
– Но я думал, что у нас еще две недели! Эжени пожала плечами – совершенно галльское движение.
– Так и предполагалось. Но все дела удалось закончить гораздо скорее, и нужно отправляться, больше здесь делать нечего. Корабль отремонтирован. Папа теряет терпение. И матросы начинают скучать и беспокоиться.
– Ах, черт бы их всех побрал! – закричал он, но это был лишь вопль души разочарованного мальчишки.
– Не надо, Ричард!
Положив руки ему на плечи, она смотрела на него снизу вверх.
– Зачем ты так? Им ведь очень досталось. И если бы наш король Людовик не дал отцу разрешения плыть в Акадию и набрать людей, которые отправятся с ним в Луизиану – разве мы с тобой стояли бы теперь здесь? разве мы встретились бы когда-нибудь?
Дик хотел было прервать девушку, но ее слова превратили его хмурую гримасу в улыбку, исполненную любви.
– Наверное, меня тянет к тебе потому, что моя мать наполовину англичанка.
Она смотрела на него с робким восхищением.
– А моя – наполовину француженка, разве ты забыла, Эжени! Может быть, именно потому ты всегда можешь заставить меня слушаться, может быть, это и привлекло нас друг к другу?
– Может быть!
Она потупила глаза, чуть зарумянившись.
– Но мне хотелось бы думать, что причина в другом.
На мгновение Ричард казался озадаченным, потом пальцем приподнял ее подбородок – теперь она глядела ему прямо в глаза.
– Тогда не стоит терять времени.
Он взял повод своей гнедой лошади и повернулся.
– Пойдем, Эжени!
Ее глаза блеснули.
– Только недолго, Ричард! К приходу папы я должна быть на борту.
– Мы быстро, – пообещал он, смеясь. – Да пусть я попаду прямиком к дьяволу, если причиню тебе хоть какие-нибудь неприятности, Эжени! Мне нужно кое о чем спросить тебя. И если наши отцы поехали кататься верхом, почему бы и нам не сделать то же самое?
Лошадь мотнула головой и потерлась о его плечо.
– Видишь? – вскричал он. – Леди Энн одобряет. Пусть она и посторожит нас. Ты будешь хорошим сторожем – да, Леди?
Темноглазую девушку не нужно было долго уговаривать.
– Хорошо, Ричард, – тихонько сказала она, шагнула к нему и мягко оперлась о протянутую руку.
Лис осторожно пробирался через заросли. Он старался двигаться бесшумно – малейший шорох мог выдать его преследователям.
Далеко позади, на краю болота, собаки снова учуяли след, взлаяли и побежали, опустив носы к земле, и лишь изредка потявкивая. Здесь, на верху холма, следы выветривались очень быстро.
Еще дальше, на краю трясины, Ранальд Мак-Грегор, возглавлявший охоту, остановил коня, поджидая своего гостя. Виконт де Керуак был очень хорошим покупателем, он приобретал у него корабельное снаряжение и провизию, ремонтировал свои корабли на его верфи в Норфолке; подружиться с таким человеком – очень полезно для дела. Табак, снаряжение для судов, много разных других, даже нелегальных, товаров, можно отвозить на кораблях и продавать на Мартинике, в Гваделупе, Сан-Доминго, во французских портах на Средиземном море и даже в Луизиане. Поэтому-то толстяк Мак-Грегор и хотел произвести впечатление на гостя.
– Отличная охота, правда, мсье? – спросил он, лучезарно улыбаясь.
Виконт, худой, смуглый, сурового вида, подъехал к Мак-Грегору на гнедом гунтере, с улыбкой глядя, как тот вытирает со лба пот – жара стояла невыносимая.
– Мы вроде бы потеряли его?
Этот толстый торговец – хитрец и богач, но на лице у него все написано!
– Да нет же! – возразил упрямый шотландец. – Надо чуть-чуть подождать. Как только собаки снова возьмут след, мы сразу услышим их.
Некоторое время они сидели на своих фыркающих конях молча, пока не подоспели остальные охотники; Клайбурн из-под Дэра, Табб с верховьев, Лилилторн и Ли с Хэмптонской дороги и все остальные. Мак-Грегор пустил по кругу большую серебряную фляжку, не забыв и сам сделать добрый глоток.
– Очень жаль, мсье, что вы считаете необходимым покинуть нас. Скоро здесь будет весенний перелет уток.
– Я бы и рад задержаться, мсье, – виконт развел руками, – но в кармане у меня бумага с поручением короля. И больше того – мне кажется, что пора гасить некий пожар. Я не хотел бы, чтобы сердце моей дочери было разбито.
– Ох, уж этот Дик!
Ранальд Мак-Грегор нахмурился. Столько хлопот с парнем… Но тише, послушайте!
Издалека, с края болота, донесся лай.
– Они нашли след, – закричал Мак-Грегор. – Вперед, мсье! Поспешим на голоса!
Девушка сидела за спиной, и Дик направил лошадь из лощины по тропе вверх, по опушке леса, к краю утесов, а потом свернул через зеленеющие поля к лесу на гребне холма плантации Бак-Хилл.
Белые звездочки кизила и яркие бутоны какого-то другого кустарника покачивались над маленькой поляной. Среди луговой травы и свежего мха поднимались узорные листья папоротника, кивали головками желтые фиалки, жимолость обвивала ограду, весенний воздух был наполнен дурманящим ароматом миртов.
Дик остановил лошадь, спрыгнул на землю и повернулся, протягивая к девушке руки.
– Ричард! Ты думаешь… А если папа найдет нас?
Юноша нахмурился.
– Ничего с тобой не случится, Эжени. Мне просто нужно кое-что сказать тебе.
Он взял ее за плечи и повернул так, чтобы через поля и утесы ей были видны бухта, Родстед, весь нижний конец полуострова и даже часть усадебного дома.
– Смотри! В один прекрасный день все это станет моим. Я оправдаю прозвище, которое мне дали! Меня называют Дьяволом! Я предлагаю все это тебе!
Девушка резко повернулась и ударила его в грудь кулачком.
– Ричард! Прекрати свои дурацкие разговоры о дьяволах!
– Хорошо.
Он смотрел на нее сверху вниз с улыбкой, притянув так близко к себе, что их тела словно целовались.
– Но неужели я не ввожу тебя в искушение?
– Еще бы! – честно ответила она. – Конечно, вводишь, но совсем не этим… Ты – главное мое искушение.
– Эжени!
У него не было слов.
– Я…
– Нет, Ричард! На такое я не пойду – сначала ты должен поговорить с моим отцом!
– Сегодня же, Эжени! И тогда – когда уйдет корабль – ты будешь со мной, станешь моей женой?
Она скользнула ладонями вверх по рукам и плечам юноши.
– Ричард! Мой Ричард, я хочу быть с тобой всегда. При чем здесь корабли? Пусть они приходят и уходят. Я не стыжусь, Ричард, сказать, что я так тебя люблю, так хочу быть твоей…
– Эжени! Сегодня же – клянусь – я поговорю с твоим отцом!
– Я боюсь. – Она придвинулась ближе. – Папа не любит англичан, хотя с некоторых пор и делает вид…
– Тогда я последую за тобой куда угодно. Я готов на край света идти ради тебя!
Неожиданно он признался, как взволнованный мальчишка, столкнувшийся с непреодолимым препятствием:
– Но меня беспокоит мой отец! Он терпеть меня не может! Он никогда не понимал веселого легкого нрава моей матери, так же, как…
– Тише! Тише, Ричард! Пойми, твоя мать ушла туда, где уже ничто не может огорчить ее, а он остался здесь, один, и ходит по тем же дорожкам, где ходила и она. Наверное, когда отец видит тебя, его одолевают воспоминания. Потому он и кажется сердитым. Но он просто не может не любить тебя; мой Ричард, в этом я убеждена!
– К сожалению, я не настолько уверен в этом!
Дик улыбнулся, глядя на нее.
– Но, что бы он ни сказал, я люблю тебя, Эжени! Клянусь, ему не встать на моем пути! Если ты хочешь быть со мной…
– Ричард! Mon grand coeur! [1]1
Сердце мое! (фр.)
[Закрыть]
Они и не заметили, как бросились в объятия друг друга. Эжени подняла к нему лицо, ее руки скользнули по его плечам и обхватили шею; он обвил руками ее талию, прижав к себе, и их исполненные нетерпения губы встретились. Они долго стояли, замерев, и тела их были так напряжены и охвачены желанием, что даже через корсет и ткань платья Дик чувствовал трепет ее горячей груди.
Под изгородью, позади них, был чуть покатый берег, покрытый мягкой зеленью. Они не помнили, как оказались там. В памяти остались лишь жаркие, нежные, торопливые, безумно сладкие поцелуи, прерывающееся дыхание, горящие губы, дерзкие и ласковые руки на бархатистой щеке, на напрягшейся груди, на шелковой коже бедра.
Конечно, влюбленные не заметили запыхавшегося лиса, который выскочил из зарослей, бросил на них озадаченный взгляд и ринулся вдоль изгороди, а потом через зеленое поле табака. Не видели они и молчаливых, напряженно нюхающих воздух собак, которые промчались мимо, а кровь, гудящая в головах, заглушила приближающийся стук копыт. И только когда первый всадник, обливаясь потом, вылетел на поляну и шоколадная кобыла затанцевала в изумлении в дюжине шагов от них, двое вернулись к действительности.
Дик инстинктивно бросился вперед, телом заслоняя девушку от неожиданной опасности. В то же самое мгновение еще с полдесятка всадников продрались сквозь заросли, но, конечно, ближе всех оказался сам Ранальд Мак-Грегор.
Бросая изумленные взгляды на перепуганную парочку, всадники в красных сюртуках скромно удалились с пылающими от смущения ушами, вслед за собаками. Но четверо задержались.
Ранальд Мак-Грегор, застигнувший их раньше всех, первым остановил коня и соскочил с седла. За ним последовал виконт де Керуак. На его бледном, сосредоточенном лице застыли изумление и гнев. Двое других были два здоровенных грума Мак-Грегора – Алек и Гарри, повсюду следовавшие за своим господином и готовые действовать по его первому слову.
Дик встал на ноги и помог подняться Эжени. Девушка поспешно оправляла платье, приглаживала волосы, но стояла рядом с ним гордо, даже с вызовом. Когда Мак-Грегор-старший налетел на них подобно буре, заикаясь и спотыкаясь от бушующей ярости, Дик шагнул вперед, чтобы защитить ее. Лицо отца покрылось красными пятнами, жилы на шее натянулись, словно веревки.
– Ну, – заорал он хрипло, будучи совершенно вне себя от унижения и возмущения, – вы довольны спектаклем?
– Мсье! – попыталась вмешаться Эжени.
Ранальд резко обернулся и яростно уставился на нее.
– Ты еще будешь спорить со мной, ты, французская…
Всем им бесконечно повезло, что в это время виконт с шумом спрыгнул с коня. Его примеру тут же последовали оба грума, и стук копыт и топот людей заглушили последние слова Мак-Грегора. Виконт, к счастью, не прислушался и не попросил повторить, а, напротив, бросился прямиком к Дику.
– Ah, ga! Des bleues! [2]2
Ах, так! Проклятье! (фр.)
[Закрыть]Так, значит, англичане доказывают свою дружбу?
– Мсье виконт! – вскричал Дик.
Ради Эжени он старался держать себя в руках и попытался объяснить то, что им казалось необъяснимым.
– Пардон, мсье. Почему вы так плохо думаете о своей дочери? Ничего не произошло. Просто мы…
Но его отец все испортил. Грубым, хриплым голосом, фыркая от возмущения и не дослушав сына, он рявкнул:
– Просто вы были уже недалеко от завершения, да?
Все благие намерения Дика испарились, сожженные яростной вспышкой гнева. Он резко обернулся к отцу.
– Черт бы тебя побрал, глупое животное! Ты хочешь очернить имя достойной девушки? Клянусь Господом, я бы расквасил…
Но свист клинка, вырванного виконтом из ножен, приглушил его возмущенные вопли.
– Eh, alora! – взревел француз. – Ce vin pique le gosier! И мало того, ты еще угрожаешь родному отцу! Sacre salaud! [3]3
Однако! Винцо-то дерет глотку! Ну и негодяй! (фр.)
[Закрыть]Пора срезать эту перезрелую гроздь!
Он поднял шпагу. Дик выхватил из ножек свою. Но Эжени бросилась между ними и схватила отца за руку.
– Нет, нет, папа! Ты ничего не знаешь!
Охваченный яростью виконт не слушал ее и отчаянно дергался, пытаясь вырваться.
– Вот как? Ты, стало быть, прячешься за женщину? Вот каковы вы, англичане…
Ранальд Мак-Грегор тоже потянулся за шпагой, и это движение вывело Дика из терпения. Он обнажил клинок, парировал неловкий выпад виконта, которому мешала вцепившаяся в него дочь, и свирепо повернулся к отцу.
– Ладно же, – закричал он, – если уж приходится драться…
Эжени еще крепче вцепилась в руку виконта.
– Папа, не надо!
Ранальд Мак-Грегор торопливо попятился и завопил:
– Скорее, Алек!
В ярости Дик позабыл про грумов. Они набросились на него из-за изгороди; один крепкой рукой схватил за горло, другой за руки, так что шпагой орудовать было невозможно.
Несомненно, их вмешательство спасло жизнь Дика. Он слыл хорошим фехтовальщиком, но против такого опытного дуэлянта, как виконт, не устоял бы. Однако Керуак был джентльменом. На миг острие его шпага почти коснулось горла юноши, но от тут же бросил ее и с отвращением отступил назад.
– Sacre nom! [4]4
Проклятье! (фр.)
[Закрыть]Я не могу заколоть его как барана. Если надо, нанимайте своих убийц. А я бы встретился с ним завтра поутру, когда в его руке будет шпага!
– Ради Бога, папа! Ты только выслушай!..
Эжени снова схватила его за руку.
Отец грубо оттолкнул ее.
– Тебе недостаточно этого скандала? Подумать только, я возлагал на свою дочь такие надежды, так доверял ей!
Дик яростно вырывался. Ему хотелось кричать, втолковать этим дуракам, что она, по крайней мере, невинна. Пусть думают о нем, что хотят. Но грум крепко придавил ему горло, и язык не слушался его.
Отец шагнул вперед.
– Я очень сожалею, мсье. Если бы я имел хоть малейшее подозрение… Но мне ничего подобного и в голову не приходило, думаю, и вам тоже. Приношу вам самые искренние извинения и обещаю, что задам парню такую трепку, что он долго не забудет! Предоставьте это дело мне, мсье, и проблем с ним больше не будет. Можете на меня положиться!
Мгновение виконт колебался, потом поднял шпагу и со свирепым видом засунул ее назад в ножны. Не сказав ни слова ни Дику, ни своему бывшему другу, он резко повернулся и приказал дочери сесть на коня впереди него. Эжени медлила, с мольбой глядя в туманящиеся слезами глаза Дика, но ему удалось чуть заметно кивнуть ей, а губы беззвучно произнесли: «Иди». Впрочем, сейчас ей больше ничего не оставалось.
В отчаянии, смешанном с гневом, она еще раз обратилась к отцу:
– Папа, пожалуйста… Я все объясню…
– Sacre!
Он наподдал дочери крепкого шлепка и направил коня в сторону.
– Мы скандалим, словно торговки рыбой на углу. Хватит! Поехали!
Ясно было, что спорить дальше невозможно. Эжени послала Дику едва заметную ободряющую улыбку, это был почти жест отчаяния. Отец снова прикрикнул на нее, приказывая поторопиться.
Дик почти не заметил ее ухода. Железные пальцы пробирались по его руке, чтобы отнять обнаженный клинок, и он с удвоенной силой замахал им направо и налево. Другая железная рука сдавливала горло, глаза заволакивал красный туман, и сквозь нарастающий гул в ушах он услышал далекий голос отца: «Надо бы его утихомирить».
Дик так никогда и не узнал, чем же его утихомирили. Возможно, это был огромный сук, подобранный под деревьями, или камень из-под ограды. Но в любом случае, второго приказания не понадобилось – он немедленно получил крепкий удар по черепу, гораздо крепче, чем надо. Ему показалось, что голова раскололась, как тыква, и голубое небо, зеленые поля, синий блеск залива слились в одну стремительно вращающуюся массу и взорвались ослепительным огнем.
Глава вторая
«ЕДИНОРОГ»
В течение следующих нескольких часов произошло множество событий, которые повернулись бы совсем иначе, знай о них Дик Мак-Грегор. Но, к несчастью, все это время он или был вовсе без сознания, или сквозь пелену боли едва различал смутное движение вокруг себя. Хотя об этом никто не узнал, жестокий удар вызвал довольно серьезное сотрясение мозга. Дик не протянул ноги лишь благодаря завидному здоровью и выносливости.
Он был холоден и вял, словно линхейвенская устрица. Его привезли в усадьбу, положили на лужайке перед домом, и Ранальд Мак-Грегор распорядился опрокинуть на сына несколько ведер холодной воды. Однако это не привело парня в чувство, упрямый шотландец прибегнул к бренди, чуть ли не утопив Дика в нем. Но это тоже не помогло. Ранальд нахмурился.
– Отнесите паршивца в его комнату, – распорядился он. – Пусть проспится. Вы двое, станьте у дверей на страже, и как только он проснется, тащите его ко мне!
Когда слуги удалились, унося безвольно обвисшее тело, Ранальд Мак-Грегор отправился в свой кабинет, уселся в кресло и погрузился в размышления. Наконец он резко встал, словно придя к какому-то решению, хлопнул в ладоши и приказал негру, явившемуся на зов, подавать к причалу лодку. Двадцатью минутами позже, за два часа до захода солнца, он уже покачивался, мрачный, словно грозовая туча, на корме быстроходной восьмивесельной шлюпки, служившей одним из основных средств передвижения.
Кроме двух французских кораблей, стоявших на якоре в Хэмптон-Бар, на рейде было еще с полдюжины судов. Королевский линейный корабль и стройный фрегат стояли у острова Крейни; три толстобрюхих купеческих корабля – возле Мидл-Граунд, а ниже, почти напротив плантации Бак-Хилл, не больше чем в полумиле от берега – широкий, низкий, с круто обрезанной кормой – бриг «Единорог», принадлежавший Ранальду Мак-Грегору и его младшему брату Колину, командовавшему им. На самом деле большая часть, как обычно, принадлежала Ранальду, но Колин был вполне удовлетворен. Он торговал табаком и корабельным снаряжением от Норфолка до Средиземноморья – в Генуе, Ливорно, Марселе, Барселоне и Аликанте – и получал достаточную прибыль, что обеспечивало ему безбедное, если не роскошное, существование до конца его дней.
«Единорог» две недели назад пришел из Филадельфии и загружался новым товаром со складов на плантации. Весь груз был уже на борту; оставалось только дождаться из Вильямсбурга двух лодок с провиантом, поднять якорь и отправиться в плавание.
Когда лодка подошла к судну, на мостике появился капитан Мак-Грегор и поприветствовал брата.
– Добрый вечер, Ранальд! Рад видеть тебя на борту.
– Ты готов к отплытию? – мрачно спросил Ранальд.
– Что? Ах, да! Как только придут лодки с продовольствием.
– Черт с ним! – перебил его старший брат. – Достанешь продовольствие в Лиссабоне, Кадисе или Гибралтаре. Я спрашиваю, готов ли ты отплыть сейчас – если понадобится, сегодня ночью?
Колин удивленно посмотрел на него.
– Готов, если надо. Но почему? В чем дело?
Ранальд мотнул головой в сторону каюты.
– Пойдем, я все тебе объясню.
Когда они снова вышли на палубу, младший брат, чьи волосы тоже уже тронула седина, смотрел хмуро.
– Не нравится мне это, Ранальд.
– Тебя не спрашивают, нравится тебе это или нет! Сделаешь так, как я говорю – и не задавай лишних вопросов.
– Конечно, конечно, все будет сделано. Но в душе я не одобряю тебя.
– Твоя душа меня не интересует, – фыркнул старший брат, коротко и холодно кивнул младшему и быстро спустился по лесенке в ожидавшую его лодку.
Уже давно стемнело, когда Дик, наконец, застонал, зашевелился и его стошнило. Но юноша ничего не осознавал. Конечно, он мог идти неверной походкой, едва ворочать языком, глаза его были открыты, но он по-прежнему не воспринимал происходящего, как и тогда, когда лежал без чувств. Однако Гарри с Алеком помнили о полученных приказаниях.
Ранальд Мак-Грегор сидел за столом. Перед ним лежала раскрытая конторская книга и стояла бутылка портвейна. Видя, что хозяин занят, грумы тихонько поставили Дика перед ним, а сами отошли в сторонку. Мак-Грегор-старший продолжал подсчеты, пока не дошел до конца колонки цифр. Только тогда он откинулся на стуле, сердито глядя на сына.
– Ну! – буркнул он. – Ты пришел просить прощения?
Дик тупо смотрел на отца, покачиваясь на подгибающихся ногах. Терпения Ранальда хватило на то, чтобы половина песка в часах, стоявших на столе, успела просыпаться вниз. И тогда он взорвался, грохнув кулаком по столешнице из полированного дуба так, что подскочили свечи в подсвечниках.
– Если не за прощением, так какого черта тебя сюда принесло? – взревел он.
Грумы вздрогнули, удивленные гневом хозяина. Но в глазах Дика не появилось ни малейшего проблеска сознания, затуманенный взгляд застыл на багровом от ярости лице отца. Когда Ранальду Мак-Грегору стало ясно, что ответа не дождаться, он побагровел еще сильнее и повернулся на стуле так, что Дик, оказавшись сбоку, не смог бы прочесть выражения его лица. Некоторое время он наблюдал, как сын покачивается, стараясь не упасть и явно не понимая, где находится.
– Еще до твоего рождения, – заговорил он сердито, – я предвидел много хлопот. Твоя мать – во всем виновата ее французская кровь, без сомнения – немало досадила мне, пока была жива, и ей-богу, ты пошел по ее стопам. Ей было наплевать на благополучие Кэри так же, как лесной птичке!
Он свирепо взглянул на сына, но тот молчал.
– А когда она умерла, – продолжил Мак-Грегор-старший, – ее место занял ты. Мать воспитывала и учила тебя, и я признаю, что ты образован лучше многих других. Но я могу и выгнать тебя – тогда мое состояние будет в целости и сохранности, пока я не умру и не 1 успокоюсь в могиле!
Он снова умолк, но юноша ничего не сказал. Мак-Грегор продолжал с глубочайшим сожалением:
– Она возненавидела меня сразу же после твоего рождения, и ты, должно быть, впитал эту ненависть с ее молоком, потому что после смерти матери стал так же равнодушен ко мне, как и она, и с того дня я не мог справиться с, тобой. «Дикий Дик» – так тебя прозвали! «Дикий Дик» – с длинным хвостом и раздвоенными копытами, как у дьявола! «Дикий Дик» – и все девчонки от самого Новерн Нек готовы упасть в твои объятия!
Он глубоко, горестно вздохнул, но сын по-прежнему молчал. Замутненные глаза Дика, казалось, не видели его.
– Ты пьян, что ли? – взорвался отец. – Ну и ладно! Ты все равно услышишь меня! Я готов проклясть и тебя, и твою мать! Она была необузданной, это верно, но достаточно хитрой, и сумела сделать так, что я не могу унаследовать имущество Кэри – если только ты не умрешь раньше меня! Я вправе пользоваться им при жизни. И только после моей смерти ты получишь все. Это понятно?
Он снова умолк, и опять ответом было лишь болезненное молчание.
– Думаю, понятно, раз ты молчишь! Ну да ладно! Разве кто скажет, что я плохо обошелся с тобой? Я присоединил к твоему наследству Бак-Хилл и расширил торговое и корабельное дело, принадлежавшее мне до женитьбы. У нас есть свои агенты и капитаны. Мы отправляем нашу продукцию на наших кораблях по всему миру – и привозим товары, которые можем продавать по собственным ценам.
И снова мертвая тишина. Да и как могло быть иначе? До Дика доносился только звук отцовского голоса, смысл слов оставался вне его понимания.
– Так ты слышишь меня или нет? Ранальд хлопнул ладонями по столу, не догадываясь, в чем дело.
– Не желаешь отвечать? Все равно придется! Ладно, послушай. У меня не было и мысли разделаться с тобой, хотя ей-богу, для этого довольно причин! Я работаю как вол, приумножаю твое наследство, а какова благодарность? Таскаешься по углам и канавам с кем придется!
Это было несправедливо.
Дик Мак-Грегор относился к окрестным девушкам вполне по-джентльменски, хотя его и называли диким. Но отец, распаленный гневом, сыпал все новыми обвинениями:
– Конечно, чего еще от тебя ожидать. Но ладно, ты ограничился бы местными девчонками! Нет! Угораздило же тебя испортить мои прекрасные деловые отношения, оказавшись под забором с французской потаскушкой! Скажу тебе прямо! Эта распущенная девка, эта Эжени де Керуак, с которой ты…
Единственное слово – Эжени – прорвавшись сквозь красную пелену, едва отец вымолвил его, вернуло Дика к жизни. В мгновение ока он перескочил через стол, оказавшись прямо перед сидящим на стуле человеком, и нанес удар прежде, чем Ранальд Мак-Грегор успел вскочить на ноги. Конечно, юноша не понимал, что бьет собственного отца. Он знал только, что эти жирные красные губы оплевали дорогое ему имя.
Один из ударов угодил в лицо, из рассеченной губы показалась кровь, другим ударом Дик подбил отцу левый глаз. Наконец пальцы Ранальда нащупали трость, прислоненную к столу, и крепко сжали ее.
Он размахнулся и нанес удар. Голова Дика запрокинулась. В то же мгновение Ранальд Мак-Грегор начал звать на помощь.
– Гарри! Алек!
Два грума влетели в комнату, схватили молодого человека и оттащили от хозяина. Ранальд свирепо посмотрел на них.
– Ну вот! – зарычал он. – Дело дошло до того, что он отлупил родного отца! – Он снова обрушился на сына. – Или я тебе не родня? Все еще хуже, чем я думал. Похоже, тебе не повредит хорошая взбучка!
– Простите, сэр! – осмелился вмешаться Гарри. – Парень ничего не слышит. Вы все говорите напрасно. Ей-богу, сэр, он не может услышать ни одного вашего слова!
– Это еще почему?
– Вы славно угостили его, сэр!
Грум знал, что лесть добавит масла на его кусок хлеба.
– Он холодный, как вчерашняя баранина!
– А он не умер? – испугался Ранальд.
– Нет-нет, сэр! По крайней мере, еще дышит – как загнанная лошадь, но дышит.
Ранальд Мак-Грегор опустился на стул и помимо воли уставился на бесчувственное тело сына. Очевидно, Дик снова потерял сознание, и Ранальд, несколько удивившись собственной силе, с уважением ощупал свои мускулы.
– Заберите паршивца и унесите из комнаты, – буркнул он. – Уложите его, и пока он спит, соберите все вещи, которые понадобятся ему для путешествия – долгого путешествия!
Не прошло и десяти минут после их ухода, как в дверь осторожно постучали.
– Кто там? – заворчал Ранальд.
Дверь раскрылась, словно приведенная в движение скрытыми пружинами, чернокожий мальчик-слуга робко отступил в сторонку, и высокий худой человек в белом костюме, расшитом золотом, торжественно вступил в комнату.
Капитан Арман дю Кассе, командир фрегата «Виктуар», обладал ястребиным носом, небрежно пристроенным на узком лице над тонкими губами, искривленными жестокой ухмылкой. Маленькие черные глазки горели вызывающим огнем. Ранальд вскочил так поспешно, что чуть не опрокинул чернильницу, стоявшую на столе.
– Капитан дю Кассе? – воскликнул он хрипло.
Француз коротко поклонился.
– Мсье, зачем так волноваться? У меня к вам дело. Виконт просит передать вам, что хотел бы встретиться с вами – или с вашим сыном, если угодно – в любом месте, какое вы назовете, в удобный вам утренний час.
– О, Господи! Боже мой!..
Ранальд Мак-Грегор побелел как мел. Подобно всем купцам, он вовсе не был дуэлянтом.
Дю Кассе нисколько не удивился, словно именно такой реакции и ожидал.
– Однако если это покажется вам слишком огорчительным, я уполномочен оплатить все наши счета, и мы немедленно, как только наступит прилив, поднимем паруса.
Он говорил с нескрываемым презрением, но Ранальд испытал такое огромное облегчение, что ему это было уже безразлично.
– Спасибо, капитан. Деньги у вас с собой?
– Конечно, – капитан брезгливо посмотрел на него, вытащил солидный кожаный кошель, в котором позвякивали луидоры, и небрежно бросил его на стол.
– Минутку, капитан!
Услышав звон монет, Мак-Грегор просветлел. Без лишних слов, пока француз стоял с равнодушным видом, он сел за стол, разложил перед собой счета, быстро подсчитал сумму, с удовлетворением забрал причитающееся и вернул кошель владельцу.
