Текст книги "Воин султана"
Автор книги: Бейтс Болдуин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
– Мы можем гордиться своей честностью! Наши дела улажены. У меня нет больше причин отнимать у вас время.
Дю Кассе едва успел выйти, а Ранальд Мак-Грегор уже поднимался по лестнице. Все складывалось как нельзя лучше. Лишь через три года Дик достигнет совершеннолетия и сможет сам решать свою судьбу. Поэтому надо уметь улаживать любые неприятности – мало ли что может случиться за три года!
Возле комнаты Дика он остановился и распахнул дверь. Посреди комнаты стоял большой раскрытый сундук. Перед ним на коленях стоял Гарри, укладывая последнюю стопку одежды, туалетные принадлежности и разные мелочи. Дик лежал распростертый поперек кровати. Алек, явно исполненный сочувствия, склонился над юношей, неловко пристраивая ему на лоб полотенце, смоченное холодной водой.
Ранальд Мак-Грегор возмущенно фыркнул и, бросившись к кровати, сорвал мокрое полотенце со лба сына.
– Оставь его, дурень! – прорычал он и резко повернулся к другому слуге, возившемуся у сундука. – До сих пор не готово?
– Готово, сэр!
Гарри, наконец, разместил последние вещи, захлопнул крышку и поднялся, отряхивая пыль с колен.
– Отлично!
Ранальд довольно улыбнулся.
– Теперь несите сундук вниз и запрягайте лошадь в телегу.
Через несколько минут Дика вынесли из дома. Свежий ночной воздух несколько оживил его, но не до такой степени, чтобы полностью привести беднягу в чувство. Это, наверное, было к лучшему, поскольку его достаточно бесцеремонно бросили на дно грязной телеги. От удара он снова погрузился в беспамятство и не заметил мерзостности своего экипажа. Позже, когда Дик уже лежал на дне лодки, свежий соленый ветер с залива немного взбодрил его. Он застонал, зашевелился, завертел головой, но отец опять закатил ему оплеуху, снова лишившую его сознания.
Когда лодка подплыла к «Единорогу», с борта спустили один канат для сундука, а другой для самого Дика. Его подняли на борт, словно мешок с углем. Ранальд Мак-Грегор вошел по трапу на палубу. Брат ожидал его, стоя под зажженным фонарем; два крепких матроса уже склонились над бесчувственным телом, чтобы поднять его и отнести мимо кают-компании вниз, в крошечную каюту, приготовленную для него возле сравнительно просторных помещений капитана. Колин Мак-Грегор мрачно смотрел на удаляющиеся спины матросов, пока черная пасть люка не поглотила их, а затем резко повернулся к брату.
– Вижу, ты упрям! – проворчал он. – Я же сказал тебе, что я думаю об этом поганом дельце!
– Закрой пасть и слушай меня!
Ранальд вытащил из кармана запечатанный конверт.
– Это мои инструкции для Омутти, в Ливорно. Ты вручишь ему их вместе с парнем. Здесь он найдет самые подробные указания. Но я хотел бы объяснить ему, в чем дело, чтобы он все понял и ничего не упустил. Запомни, парень должен учиться у него три полных года. Платить ему в это время не надо, только давать не больше шиллинга в неделю на карманные расходы. И никоим образом не разрешать ему шляться по улицам после наступления темноты!
Колин Мак-Грегор в изумлении смотрел на него.
– Так нельзя Ранальд! Это же настоящая тюрьма. Поверь мне, надо быть великодушнее. Ты толкаешь его…
– Я же сказал тебе; не лезь не в свое дело! Я хочу, чтобы он изучил дело со всех сторон, только и всего!
– В самом деле?
Колин Мак-Грегор недобро усмехнулся.
– Значит, для того, чтобы он согласился, понадобилось так отделать его?
– Мне некогда с тобой препираться.
Ранальд повернулся к выходу.
– Ты получил мои указания. Можешь выполнять.
Дик приходил в себя медленно, с трудом, часто снова срываясь в кипящий водоворот головокружения, за красную пелену боли, и, наконец, открыв глаза, обнаружил, что лежит под грубым одеялом на узкой жесткой кровати в тесном, тускло освещенном помещении. Его постарались устроить как можно удобнее, хотя он этого и не заметил. Грязную после поездки в телеге одежду сняли и убрали, его переодели в чистую рубашку, лицо и руки вымыли, к болезненной шишке на затылке приложили холодную примочку.
И все же Дику казалось, что голова вот-вот разлетится на части, если их быстро не связать вместе. По-видимому, сделать это было невозможно, и, поскольку малейшее движение вызывало прилив мучительной боли, Дик снова опустил веки и нашел облегчение в наступившей тьме, В следующий раз он открывал глаза уже более осторожно, постепенно, и, привыкнув к свету, огляделся, пытаясь понять, где находится и как сюда попал.
С того момента, как охотники выскочили из-за изгороди и железные руки грумов схватили его, он ничего не помнил. В памяти смутно всплыла ссора – и Эжени. Эжени! Что с ней, где она? Дик резко сел, ударился головой о толстую балку, подпиравшую палубу над ним, и снова рухнул на подушки. Он бесконечно долго, как ему показалось, боролся с подступающими волнами тошноты и головной боли, и, наконец, медленно, тяжело, преодолевая головокружение, попытался собраться с мыслями.
Сколько продолжалось такое состояние, Дик не знал, но заметил, что солнечный свет, проникавший в помещение, угас, и только отражения огней от воды танцевали на потолке. Стараясь не двигаться, он напряженно думал, пытаясь собрать воедино разрозненные мысли.
Понемногу он сумел сосредоточиться и вспомнил, что изгородь, охотники, девушка, ссора – все это было на открытом воздухе, под голубым небом; вокруг зеленели поля и ярко светило солнце.
Больше Дик ничего не смог припомнить. А теперь он находился на койке, в каюте, на борту корабля. Это он понял, так как нередко навещал дядю на борту «Единорога». Койки, тонкие деревянные переборки, балки над головой, об одну из которых он недавно стукнулся, были ему знакомы. Он увидел иллюминатор, ряд крючков для одежды, над головой раскачивалась медная масляная лампа.
Но гораздо важнее, как он понял в тот миг, были скрип мачт, свист ветра в такелаже, медленный долгий подъем, а затем головокружительный нырок самой каюты. На каком бы корабле он ни находился, ясно было одно – он в открытом море!
Дик осознал это внезапно, и в то же самое мгновение из-за переборки, отделявшей его каюту от той, где собрались на ужин офицеры судна, донесся взрыв смеха.
Это заставило юношу действовать. Он с трудом поднялся на ноги, постоял немного, приходя в себя, и когда корабль накренился, бросился к двери каюты и распахнул ее.
Колин Мак-Грегор и его офицеры сидели за столом в центре кают-компании, когда появился Дик, белый как мел, шатающийся, босиком, в развевающейся ночной рубахе. Увидев племянника, Колин вскочил и бросился к нему с дальнего конца стола.
– Дик! Ты все-таки пришел в себя! Я не терял надежды, хотя пошел уже четвертый день!
– Что? – едва слышно проговорил Дик, но внезапно умолк и вытаращил глаза. – Дядя Колин! Значит, это «Единорог»? Но что ты сказал – четвертый?..
– Вот именно! – ответил капитан Мак-Грегор. – Прошло четыре дня! Мы отплыли целых четыре дня назад.
– Отплыли? – Голос Дика был слаб и дрожал. Значит, они сговорились разлучить их насильно! – Ты говоришь, четыре дня? Что… Почему… Куда меня увозят?
– Ну-ну, парень! – успокаивающе сказал Колин Мак-Грегор. – Я сам не вижу в этом смысла, но мне приказали, так что…
– К чертям приказания! – вспыхнул Дик. – Если ты не видишь в этом смысла, тогда зачем, зачем это делать? Поворачивай назад, дядя Кол! Я тебе все объясню.
– Ты не понимаешь, что я не могу! – вздохнул капитан.
Дик, измученный болью, соображал еще не очень хорошо, но отчаяние и страх, охватившие его, были так велики, что успокоить его оказалось не так-то просто. Его разлучили с Эжени! Сейчас он не способен был думать ни о чем другом и не мог допустить такой несправедливости.
Он бросился к дверям, ведущим на палубу.
– Если ты не повернешь, клянусь Богом, я отправлюсь назад вплавь! – заорал он, словно безумный.
Дядя схватил его за рубаху.
– Ну, Дик, мальчик, не надо! Ты не сможешь…
Дик в ярости повернулся и замахнулся на маленького коренастого мужчину. Инстинктивно Колин Мак-Грегор отшатнулся и поднял кулаки, защищаясь. В этот момент «Единорог» накренился и Дик покатился вперед, ударившись челюстью о крепкие кулаки дяди.
Удар не был силен, но для чуть живого Дика и этого вполне хватило. Голова его запрокинулась, он отрывисто вздохнул и повалился без чувств.
Колин Мак-Грегор в оцепенении уставился на него, затем медленно, словно в задумчивости, повернулся к офицерам, сидевшим за длинным столом.
– Вы видели? – спросил он слабым голосом. – Вы все видели, мистер Оуэнс? Мистер Гилбой? Что же это – я ведь едва дотронулся до него.
Он снова взглянул на бесчувственного племянника.
– Прости, парень, но ты не оставил мне выбора. Не знаю, что я тебе сделал, но надеюсь, это не причинит тебе серьезного вреда. Оуэн, Гилбой! Идите сюда! Помогите мне отнести его назад в постель. И поосторожнее!
Глава третья
КОЛИН МАК-ГРЕГОР
В конце концов для Дика, наверное, было и лучше, что первое его пробуждение закончилось таким образом. Теперь он приходил в чувство медленнее, но гораздо основательнее. К счастью, парусник «Единорог» тоже был не из быстрых: с упорной монотонностью, не спеша, он прокладывал свой путь на восток через волны Атлантики.
Дик приходил в себя медленно по нескольким причинам, и удар, полученный от дяди, не играл особой роли. Настоящих причин было три, больше душевного, чем физического свойства. Он жестоко страдал от морской болезни, и это крайне подавляло его. Однако остальные причины, гораздо более серьезные, по-настоящему мешали выздоровлению. Самым худшим было чувство, что сердце его разбито, а отчаяние лишало его воли и чуть ли не заставляло мечтать о смерти. Ему, побежденному и побитому, больному и несчастному, казалось, что весь мир ополчился против него и Эжени, и он слаб и бессилен против него. Каждое мгновение, каждый час, каждый день уносили их все дальше и дальше друг от друга, и он не был настолько слеп, чтобы надеяться, будто страстное желание и сила обстоятельств когда-либо снова сведут их вместе; это невозможно, раз уж высшие силы выступили против них.
К тому же Дик внезапно начал испытывать сильнейшую ненависть к дяде. Хотя в душе все еще царило смятение, это чувство возобладало над остальными. Он понимал, конечно, что действительным виновником его бедствий был отец. Но Ранальд Мак-Грегор теперь далеко, до него не добраться. Колин, напротив, был рядом. К тому же, отказавшись вернуться назад, капитан прямо признал, по крайней мере, так считал Дик, что находится на стороне тех, кто ополчился против него и Эжени.
Однако по отношению к Колину Мак-Грегору это было совершенно несправедливо. Суровый шотландец гордился своим бесшабашным юным племянником и любил его. Колин и Ранальд отличались друг от друга так же, как две разные породы собак. Ранальд походил на задиру-бульмастифа: больше шума и лая, чем настоящей воинственности. Колин был сродни шотландскому терьеру: он умел добиваться своего молча, упорно и отважно.
Он познакомился с матерью Дика, когда та уже была женой Ранальда, и никогда не позволял себе ни намека, ни взгляда, по которым она смогла бы догадаться, что он любит ее всей душой. Может быть, поэтому ему так часто виделись в мальчике ее черты. Так или иначе, но Колин был гораздо больше расположен к Дику, чем тот думал.
Почти всю жизнь он был моряком, – ему самому не раз случалось получать по голове в стычках с буйными матросами и видеть, как тяжелые удары обрушиваются на головы других, – и, в общем-то, представлял себе, в чем причина болезни Дика. Конечно, Колин не назвал бы его состояние сотрясением мозга – оно не имело никакого специального названия. Но симптомы были знакомы, явные следы удара были налицо, а поскольку капитану зачастую приходится быть еще и судовым врачом, неудивительно, что у него имелись и свои способы лечения этой болезни – простые, но эффективные. Те, кого ему случалось пользовать, обычно выздоравливали. Первым делом применялся компресс из горячих чайных листьев, только что вынутых из кипятка – средство простое и доступное, потому что его всегда было в достатке. Во-вторых, пациенту предписывалось как можно больше спать и отдыхать. В третьих, его сажали на диету: жидкая каша, бульоны, пудинги. В четвертых, щедро применялись бодрящие средства: виски, бренди, если их не оказывалось, то ром. И, наконец, ежедневно делалось небольшое кровопускание.
Как только Дику полегчало после морской болезни, последний момент лечения представлял некоторую трудность. Колин не мог делать кровопускание сам, потому что один его вид вызывал у племянника вспышку дикой ярости. Чтобы разрешить эту проблему, Колин, искренне беспокоясь за парня, поручил стюарду Лерону Солу постоянно заботиться о Дике.
Лерон Сол был мулатом, и, как часто случается с мулатами, человеком замкнутым и огорченным жизнью. Понятно было, почему он стал таким. Лерон родился от черной матери и голландского плантатора на острове Сен-Круа и, конечно, всегда был рабом. В те времена в колониях очень редко встречались свободные цветные. Но Лерон Сол рано понял, что ему придется нести еще и другой крест: бремя, чаще падающее на плечи жителей Индии и Южной Америки, чем Севера, но, тем не менее, достаточно тяжкое. Он был не белый, но и не черный. Белые сторонились его как цветного. Черные не доверяли ему, потому что в нем текла кровь белых. И, поскольку Лерон был горд, чувствителен и достаточно умен, чтобы понимать свое положение, друзей у него было мало и среди белых, и среди черных.
Когда Селест Кэри гостила на островах, ему удалось попасть в число ее слуг, что стало бы для него спасением, не выйди она замуж за Ранальда Мак-Грегора. Между двумя мужчинами мгновенно вспыхнула ненависть, дошедшая до того, что Ранальд совсем уж было собрался отправить Сола на полевые работы.
Однако случилось так, что в это время пришел «Единорог», лишившийся стюарда и эконома. Колин знал, что Селест Кэри Мак-Грегор беспокоится о судьбе смуглокожего человека, хотя сам считал его странным. Ясно было, что тяжкая работа на жарких плантациях быстро доконает мулата. Только самые здоровенные и тупые могли выдержать такое сочетание убогих условий жизни и тяжелейшего труда с рассвета и до заката. Знал Колин и то, что Сол превосходно справляется с обязанностями эконома и мажордома. Мулат был прекрасным поваром и великолепно умел организовать ведение хозяйства в доме. Расходные книги он вел много лучше, чем смог бы сам Колин, и тому в итоге пришло в голову, что этот человек цвета кофе с молоком крайне необходим ему на борту «Единорога» для выполнения многих важных обязанностей. Он приставал к старшему брату до тех пор, пока Ранальд, лишившись терпения, не отдал ему невольника, пожелав, чтобы приобретение было удачным. Это случилось пятнадцать лет назад, и Лерон Сол до сих пор служил на корабле.
Теперь Сол был не просто давнишним служащим на борту брига, а важной деталью, неотъемлемой его частью. И тому были свои причины. Помощники капитана приходили и уходили, команда тоже менялась, и их отношение к Солу бывало различным: от снисходительности до откровенного презрения. Но за все годы никто не принял его как равного себе.
С капитаном отношения сложились совсем иначе. Впервые шагнув на палубу, Лерон Сол официально стал мистером Солом, а в беседах наедине – Лероном. Возможно, Колин Мак-Грегор и считал, что между ними есть какая-то разница, но даже намеком не показывал этого. И неудивительно, что Лерон Сол был готов чуть ли не целовать палубу, по которой ходил капитан!
Он принял на себя новые обязанности с нехорошими предчувствиями, зная, кто такой Дик, и не ожидая от отпрыска Ранальда ничего хорошего. К тому же сильнейшая враждебность мальчишки к капитану не могла не вызвать ответной неприязни Сола к Дику. Но распоряжения Колина Мак-Грегора были вполне ясны, и Сол не мог позволить себе пренебречь ими. Он даже не имел права допустить оплошности и выпустить слишком много крови из руки пациента. Но все же, когда однажды ему случилось прибирать капитанскую каюту в присутствии хозяина, он выразил свое неодобрение.
– Ну, Лерон, – жизнерадостно, сказал Колин, – как там наш больной?
Сол печально покачал головой.
– Плохо.
– Неужели?
На мгновение Колин Мак-Грегор испугался, что племяннику стало хуже.
– Что стряслось?
– Все время твердит одно и то же: убьет вас, как только ему представится возможность.
Капитан Мак-Грегор явно испытал облегчение.
– В самом деле? Значит, дела не так уж плохи. Но он, наверное, еще не в себе?
– Вот именно! Скажу вам, капитан, зря вы так беспокоитесь о нем. Он желает вам только зла.
Шотландец бросил на стюарда короткий проницательный взгляд.
– Ты думаешь? Послушай, Лерон! Я не знаю, в чем причина его неприятностей, хотя подозреваю, что здесь приложил руку мой братец. Естественно, парень считает, что я с ним заодно, и нам не стоит винить его за это!
Мулату пришлось признать правоту хозяина.
– Значит, он еще бредит? – спросил капитан.
Сол невесело кивнул.
– Тогда вот что. В своей болтовне он может хоть как-то намекнуть на причину того, что с ним случилось. Слушай внимательно все, что он говорит, и, может быть, нам удастся найти способ убедить его, что мы ему не враги.
Смуглый человек в знак согласия наклонил голову и направился к двери.
– Думаю, не нужно напоминать тебе, Лерон, – сказал капитан вслед, – каково чувствовать, будто все окружающие ополчились против тебя!
Глаза Сола блеснули, но он вышел за порог, ничего не ответив. Однако с этого момента он еще более старательно ухаживал за своим пациентом и внимательно прислушивался к его бормотанию.
По большей части, в нем не было никакого смысла. Но иногда попадались слова или фразы, в которых улавливалось некоторое содержание. Часто повторялось женское имя – французское имя – Эжени. Нередко звучали проклятия и слова протеста в адрес Ранальда и Колина Мак-Грегоров. Однажды юноша упомянул виконта де Керуака и делал такие движения, будто хватался за шпагу.
Обо всем этом Сол подробно доложил капитану, и Колин Мак-Грегор вспомнил француза и его милую темноглазую и черноволосую дочку. Из разрозненных кусочков постепенно складывалась картина случившегося, хотя полной ясности пока не было. Но и того, что он узнал, вполне хватило для того, чтобы понять, в чем дело. И Колин еще больше укорял в душе Мак-Грегора-старшего.
Наконец настал день, когда Дик открыл глаза и посмотрел на Сола ясно, разумно и злобно. Мулат принес ему миску каши, и Дик нахмурился.
– Что это? – спросил он слабым голосом.
Сол показал ему кашу.
– Ваш дядя говорит… – начал он.
Юноша оттолкнул миску, и Сол едва успел подхватить ее.
– Мой дядя! Колин Мак-Грегор! – прошипел Дик. – Проклятье на его голову и на весь клан! Будь проклят тот день, когда я получил это имя…
Глаза Лерона Сола вспыхнули.
– Проклинайте их всех, если вам угодно, мистер Ричард! Но не касайтесь доброго человека и вашего честного друга. Вот уже целую неделю я выхаживаю вас по приказу вашего дяди, хотя, признаюсь, будь моя воля, вы бы уже давно умерли!
– Как? Что? – Дик рассмеялся словно безумный. – Думаешь, я поверю, что ты…
Сол с достоинством выпрямился.
– Дело не во мне. Я говорю чистую правду.
Он повернулся и взялся за ручку двери. И тут Дик неожиданно ощутил мучительный голод и поспешно протянул руку.
– Лерон! – закричал он. Этот смуглокожий человек был знаком ему с детства, хотя до сего дня они едва ли обменялись хотя бы дюжиной слов. – Лерон, погоди!
Уже поставив одну ногу на порог, Лерон Сол остановился и оглянулся. Черные глаза смотрели сердито и удивленно, а на лице было написано изумление. Кроме Колина Мак-Грегора почти никто не обращался к нему по имени.
– Пожалуйста, – выдохнул Дик, – дай мне поесть!
Он с трудом приподнялся, опираясь на локоть, а Сол поспешно встал на колени возле его койки, дал ему в руки миску, подоткнул под спину подушки, расстелил на коленях салфетку. Дик жадно проглотил первую ложку безвкусной пищи и грустно покачал головой.
– Лерон, – в его тоне не было ни высокомерия, ни презрительности. – Я не понимаю, Лерон! Ты уверен? Ты сказал…
Сол кивнул, с удивлением обнаружив, что больше не чувствует ни малейшей враждебности к перепуганному и озадаченному мальчишке.
– Да, мистер Дик! – Автоматически он назвал его старым домашним именем. – Даю слово! Ваш дядя очень вас любит – он не раз говорил мне об этом.
Лицо Дика дрогнуло, словно от внезапного приступа боли.
– Я ничего не понимаю, Лерон! Как давно мы в море?
– Больше недели.
– Неделя! – взвыл Дик, – Куда же он меня везет? Почему не повернул обратно?
– Не могу сказать, мистер Дик. – Сол покачал головой. – Но думаю, что он вынужден подчиняться приказу.
– Моего отца, будь он проклят! – вскричал Дик.
– Верно!
Сол кивнул, потупив глаза.
– Но я клянусь, что бы ни случилось, капитан Колин да доброй воле ни в чем таком не участвовал. Сердце его изболелось за вас.
Дик мрачно покачал головой.
– Хотелось бы верить, – произнес он, и Сол заметил, что голос его окреп.
С этого дня Дик выздоравливал гораздо быстрее, но прошло еще целых две недели, прежде чем он смог выйти на палубу. За это время очень изменилось и его отношение к Лерону Солу. Когда тот понял, насколько искренне уважение молодого человека, он, так давно жаждавший дружественного общения, теплого слова, был даже удивлен своим чувствам. Еще задолго до того как Дик встал на нога, ни к одному человеку, кроме самого капитана Колина, Сол не чувствовал столь горячей привязанности. Он был искренне предан им обоим, потому что и Дик, и Колин обращались с ним по-дружески и как с равным.
Но именно потому, что он так полюбил их обоих, ситуация усложнилась. Выздоравливающий Дик рвался действовать и был непростым пациентом. Юноша не понимал, почему его держат в тесной каюте. К исходу второй недели плавания ему стало казаться, что он уже так же силен, как и прежде, и удивлялся, почему дядя не приходит поговорить с ним. В конце концов, Дик понемногу рассказал Лерону Солу все, что сумел вспомнить, и Колин Мак-Грегор, сопоставив это с инструкциями, полученными от Ранальда, смог, наконец, понять, что же произошло. Разобравшись во всем, он осознал, каким огромным потрясением для Дика может оказаться разговор на эту тему, кроме того, следовало постараться объяснить племяннику, почему он, Колин Мак-Грегор, не отказался выполнить прихоть брата. Зная Ранальда, он ни минуты не сомневался в том, что его отказ ничего не изменит, но надо было подумать, как убедить в этом и Дика.
Однако неопределенность ситуации плохо влияла на Дика. Каждый раз, закрывая глаза, он видел перед собой смеющееся личико Эжени, выкрикивал во сне ее имя и протягивал руки к туманному образу, являющемуся в снах. Постепенно теряя терпение, он возвращался к своему первоначальному убеждению: дядя с ним неискренен и намеренно держит его на расстоянии. Напрасно Сол пытался убедить его, что он ошибается – чем дольше Дик лежал на койке, тем больше крепло в нем убеждение в дядюшкином коварстве, и к концу третьей недели плавания настал день, когда он уже не в силах был выносить это.
Когда Дик решил действовать, Лерон Сол находился на камбузе. Солнце светило ярко, море было спокойное, гладкое – почти как стекло, и старый бриг плавно двигался своим курсом. Перекидывая ноги через край койки, Дик счел, что все складывается очень удачно – особенно если он действительно так слаб, как утверждал Лерон Сол.
На пробу он сделал несколько шагов по каюте и вынужден был признать, что колени подгибаются. Но это пройдет. Голова ясная, вот что главное. Дик порылся в вещах, нашел подходящее платье, башмаки с пряжками, оделся и шагнул за дверь.
В большой каюте никого не было. Через открытый люк, ведущий на корму, падали лучи солнца. Дик был уверен, что застанет Колина Мак-Грегора на палубе. Это потребовало большего напряжения сил, чем он ожидал, но все же юноше удалось медленно, с трудом вскарабкаться по трапу. Неожиданно он оказался под ослепительно ярким солнцем.
Увидев племянника, капитан Мак-Грегор от неожиданности подскочил.
– Дик, дорогой! – воскликнул он. – Зачем ты пришел сюда? Тебе еще рано подниматься с постели!
Дик оперся на край люка.
– Но я здесь – и ты прекрасно знаешь, зачем.
Колин Мак-Грегор не сразу нашел, что ответить. Присмотревшись к племяннику повнимательнее, он заметил враждебный блеск в его глазах и переглянулся со вторым помощником.
– Мистер Гилбой, замените меня! – приказал он и положил руку на плечо племянника. – Ну-ну…
Дик стряхнул руку и воинственно повернулся к нему.
– Нечего нукать! Я требую объяснений!
– Ладно, будет тебе, парень, – успокаивал его дядя. – Здесь не лучшее место для объяснений. Но раз уж ты так настаиваешь, я не стану с тобой спорить. Только пойдем-ка вниз – там мы сможем поговорить наедине. То, что я хочу тебе сказать, не предназначено для чужих ушей.
Хозяйская каюта занимала всю ширину кормы. Там размещались просторная койка, комод, буфетный шкаф с бутылками на полке, стол, возле которого к полу были прикреплены два удобных кресла. Широкие окна давали достаточно света и воздуха, на полу лежал потертый, но все еще красивый ковер. Дик нашел комнату весьма уютной и удобной и внезапно понял, почему дяде нравится вести такую жизнь. Колин Мак-Грегор кивком указал на одно из кресел.
– Садись!
Дик не стал дожидаться повторного приглашения, поскольку сомневался, что сможет долго продержаться на ногах. Да, он и не подозревал, насколько ослабел! Мягкое кресло показалось верхом блаженства, и юноша с облегчением откинулся на спинку, пока дядя сходил к буфету и принес стаканы и бутылку доброго шотландского виски.
– Стало быть… – начал Колин Мак-Грегор, когда они выпили.
Дик перебил его:
– Я требую…
Красное лицо Колина Мак-Грегора покраснело еще сильнее.
– Требуешь, значит? – заговорил он сердито, но тут же умолк, покачав головой. – Да, пожалуй, ты имеешь право требовать. Но лучше не сотрясай воздух и позволь говорить мне. Тогда мы не будем отвлекаться и тратить время на бесполезные препирательства. Когда я все скажу, можешь задавать любые вопросы, и, клянусь, я постараюсь ответить на них честно.
Дик кивнул, ожидая начала.
– Ну, вот что! – продолжил дядя. – Прежде всего, я должен сказать тебе, что, когда твой отец привез тебя, бесчувственного, на борт, я не имел ни малейшего понятия о том, что случилось.
Услышав, как он попал сюда, Дик открыл было рот, но Колин Мак-Грегор предостерегающе поднял палец.
– Погоди! Конечно, я знал о вашей ссоре и решил, что все дело в ней. Мы с твоим отцом тоже не особенно любим друг друга, но ты здесь ни при чем. Однако этот корабль по большей части принадлежит ему, и я командую им с его согласия. Ранальд привез тебя и оставил мне вполне четкие указания. Мало того, он так же недвусмысленно объяснил, что будет, если я наберусь смелости отказать ему!
Колин помолчал. Дик едва сдерживался, чтобы не обрушить на него слова укоризны.
– Кстати, – заметил капитан Мак-Грегор, – ты все рассказал Лерону Солу. А это, как я понимаю, кое-что да значит!
– И все-таки, ты не повернешь назад? – Теряя остатки самообладания, Дик уже почти кричал.
Но дядя не придал особого значения его словам.
– Чего ради? Послушай меня. Французские корабли ушли, с тем же самым приливом, что и мы. Я не понял, почему они так спешили – но теперь мне все ясно. Но если бы я и знал тогда, что толку? Разве нашему корыту угнаться за двумя легкими, быстрыми фрегатами?
Лицо Дика застыло. Значит, она потеряна!
– По крайней мере, ты мог бы вернуться и призвать его к ответу!
Дядя нахмурился.
– И сыграть ему на руку? В твоей стране, парень, у тебя нет возможности противостоять отцу и его подручным. Ты только снова получишь порцию того же лекарства! И тогда у меня не останется никакой возможности помочь тебе.
– Помочь? – Дик смотрел на него с надеждой.
– Да помолчи же! – Колин Мак-Грегор ткнул его пальцем в грудь. – Послушай! Вот какие указания я получил от твоего отца насчет того, чтобы отвезти тебя в Ливорно.
Он рассказал Дику обо всем, что велел ему сделать Ранальд Мак-Грегор, и юноша закрыл лицо руками.
– Не может быть! Боже, это невозможно!
– Перестань, Дик!
Глаза дяди были полны сочувствия.
– Все не так страшно!
– Есть выход? – Дик смотрел на него с надеждой. – Ты не повезешь меня в Ливорно?
– У меня есть кое-какая мысль. Но все же я довезу тебя до места и отдам в ученики к Омутти.
Дик упал духом.
– Но…
– Ты подумай, парень, только подумай! – перебил его Колин Мак-Грегор. – Девушка француженка, она направилась в Новый Орлеан. Ты сообрази, как трудно будет добраться до Нового Орлеана, если мы вернемся в Вирджинию. К тому времени вполне может оказаться, что она уже уехала домой, во Францию!
Дик неохотно кивнул. Это было совершенно справедливо.
– Но из Ливорно, Генуи, Марселя ходят корабли в Луизиану, и, если тебе не удастся попасть туда самому, вполне можно отправить письмо, – продолжил капитан.
Во взгляде Дика появился блеск надежды.
– И, кроме того, Франция, можно сказать, прямо за углом. Рано или поздно, парень, она вернется домой, и мы должны только молиться, чтобы это случилось поскорее. В одном можешь быть уверен – тебе раньше удастся увидеть свою красавицу во Франции, чем в Вирджинии!
– Но… – Дик, наконец, смог выдавить из себя слово протеста. – Как же все это устроить, если я буду учеником мистера Омутти?
Такие мелочи, похоже, меньше всего озадачивали Колина Мак-Грегора.
– Пустяки! На сей счет не волнуйся. Я знаком с Омутти, а Ранальд – нет. Я уверен, что насчет этого грязного дела наши мнения совпадут.
– А если нет?
– Я обдумал и такую возможность, парень. Конечно, это дело не столь верное, как денежки в кармане. Но Омутти – человек практичный, он связан с моряками во всех частях света. И связи с домом Мак-Грегоров для него одни из самых важных.
– Вот поэтому-то, мне кажется, он и согласится выполнить просьбу отца.
– Да ты соображаешь, парень? Так думает Ранальд. Но поставь себя на место Омутти. Через три года ты вернешься домой, займешься делом, и увидит ли он наш корабль и наши товары, если плохо обойдется с тобой?
– Да ни один враг не возненавидит его больше, чем я, – заявил Дик. – Но я все же не понимаю…
– Не понимаешь? – Колин поднял брови. – Тогда позволь задать тебе один вопрос: кто возглавит семейное дело, когда Ранальд Мак-Грегор удалится на покой?
Дик захлопал глазами, постепенно соображая, в чем суть.
– Вот именно! Ты, парень! А я уже тебе сказал, что Омутти – человек практичный. Он знает, где искать масло для своего хлеба! Я договорюсь с ним, и ты будешь сам себе хозяином, пойдешь, куда захочешь, и получишь денег, сколько надо – при условии, конечно, что на ближайшие три года твоя главная квартира будет у Омутти в Ливорно!
