Текст книги "Тени под сердцем неба (СИ)"
Автор книги: Бэймин Хайтан
Жанр:
Уся
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
Глава 18. Сердцем и мыслями
Идиома 心心念念 (xīn xīn niàn niàn) – дословно переводится как «сердцем и мыслями» – может использоваться в контексте одержимости, навязчивого желания, цепляния за иллюзии.
Из темноты тянуло холодом и сыростью.
Байсюэ двигалась сразу за Цзяньюем, склонив голову и касаясь стены кончиками пальцев.
– Осторожно, – прошептала она. – Здесь всё пропитано тёмной энергией. И она… голодная.
Юншэн шёл замыкающим. Он чувствовал это тоже – Пустота паутиной пронизывала весь храм, но здесь, в подземелье, она ощущалась сильнее.
– Иллюзии могут быть сильнее, чем снаружи, – продолжила Байсюэ. – Они питаются страхом и желанием. Здесь вы можете увидеть то, чего никогда не происходило. Или… то, что вы не должны были видеть. Главное – не теряйте самих себя. Не верьте глазам, не верьте голосам.
Цзяньюй бросил через плечо короткий взгляд:
– Пока Яохань не найдена – остальное не важно. Уж её-то я узна́ю сквозь любые иллюзии.
Лестница закончилась каменным коридором. Ци здесь текла иначе – вязко, медленно, даже воздух, казалось, загустел. Но коридор оказался довольно коротким – он вывел их в просторный зал, погружённый в полумрак. Высокие колонны терялись в темноте под потолком, уходя ввысь, будто каменный лес.
Цзяньюй шагнул вперёд, едва касаясь ладонью рукояти меча. Ему вдруг показалось, что он чувствует отголосок ци Яохань. Где-то впереди, в глубине зала. Он сделал ещё несколько шагов между колоннами и оглянулся, чтобы сообщить Байсюэ, что он заметил – но за спиной было пусто.
Ни Байсюэ, ни Юншэна.
Цзяньюй замер.
– Эй… – негромко позвал он, оборачиваясь. – Байсюэ? Юншэн?
Ответа не было.
Цзяньюй вернулся на несколько шагов назад. Наверное, слишком быстро шёл, и остальные отстали. Нужно просто вернуться к выходу.
Там, где он ожидал увидеть проход в коридор, а заодно Юншэна и Байсюэ, ничего не было. Свернул куда-то не туда?
Заклинатель никогда не жаловался на своё чувство направления. Но сейчас, в полумраке, колонны выглядели абсолютно одинаковыми и бесконечными.
Он снова позвал, теперь громче:
– ЮНШЭН! БАЙСЮЭ!
Ничего. Только отдалённое эхо. Оно не возвращало его слова, а искажало их – будто его голосу вторил кто-то ещё.
Он вспомнил предупреждения Байсюэ. Иллюзии. Это просто иллюзии. На самом деле друзья где-то рядом. Всё, что нужно сделать – вырваться, пройти дальше. И тогда они снова встретятся.
Цзяньюй шёл вперёд, лавируя между колоннами. Полу-свет и полу-тени плясали, как если бы он находился под водой. Ему так не хватало светящейся сферы Яохань. Как заклинательница огня, она могла осветить любое пространство.
Вдруг – тень, силуэт, что-то красное мелькнуло…
– Яохань?
Цзяньюй рванулся вперёд, напролом, больше не обращая внимания ни на колонны, ни на эхо.
***
Цзяньюй шагал по тропе, не чувствуя тревоги, будто весь тяжёлый груз последних часов спал с его плеч. Над головой склонились цветущие ветви – багряные, розовые, золотые. Лепестки падали мягким дождём, путались в волосах, ложились на плечи. Воздух был тёплым и пах цветочным мёдом.
Рядом шла Яохань. Смеялась. Настоящая, живая, счастливая. Её тёмные волосы были собраны в изящную причёску: несколько прядей были аккуратно закручены и переплетены розовыми лентами, а остальные свободно ниспадали на плечи и спину, блестя в солнечном свете. На ней было воздушное розовое платье из тонкой ткани, которая колыхалась при каждом её шаге. Она выглядела так, будто сама была частью этой весны.
Цзяньюй смотрел на неё – и не мог отвести взгляда. Он не видел её в таком платье с самого детства, и Яохань так одевалась на праздники: воздушные рукава, расшитый подол, ленты в волосах. Потом они начали обучение в Школе Пяти Циклов.
А теперь… будто время обернулось вспять, и он снова видел ту девочку, которой когда-то давал обещание идти рядом.
Она что-то рассказывала о странных зверьках в саду, о ссоре двух стариков в деревне. Он слушал, не перебивая, только улыбался.
– Я всегда знала, – сказала она вдруг, остановившись, – что могу на тебя положиться.
Она взяла его за руку.
– Ты всегда будешь рядом?
– Всегда, – прошептал он.
– Тогда мне нечего бояться, – сказала она и поднялась на носочки, чтобы поцеловать его.
Это было просто. Необъяснимо легко. Мир вдруг стал тише, светлее, легче.
Было только это прикосновение, и её дыхание, и ладонь, скользнувшая по его щеке. И он не знал, как так получилось, что сердцу его вдруг стало тесно в груди.
Её губы были тёплыми и мягкими. Неуверенное прикосновение, словно вопрос. Цзяньюй затаил дыхание, опасаясь пошевелиться, чтобы не спугнуть это хрупкое чудо.
Это происходит на самом деле, – подумал он. Не мечта, не иллюзия…
И он ответил ей – несмело, осторожно. Он боялся быть грубым, не хотел испортить этот момент. Он хотел остаться в нём навсегда.В его поцелуе было всё: и детская клятва защищать, и взрослая нежность, и невыносимое облегчение. Они вместе.
Когда она отстранилась, её глаза были закрыты, а на губах оставалась едва заметная улыбка...
…А потом всё оборвалось.
Цветы исчезли. Ветви почернели. Воздух стал тяжёлым и запахло железом и кровью.
Цзяньюй моргнул – и увидел Яохань лежащей на земле… Спутанные волосы, порванное платье… Он бросился к ней, но тело было холодным. Сердце не билось.
– НЕТ! – крик вырвался, хриплый, отчаянный. – Я же только что был с ней! Я был рядом!
– Но ты не успел, – раздался голос.
Он обернулся – и увидел Байсюэ. Она стояла чуть поодаль.
– Мы доверили её тебе, – произнесла богиня. Голос её не осуждал – но именно это делало всё только больнее.
– Нет, – прошептал он. – Нет, это не так. Я… я был рядом… Я…
Слова утонули в густых, вязких тенях. Земля под ногами зашаталась. Лес растворился. Всё вокруг сгорело дотла, оставив только пустоту – и голос, уже другой. Незнакомый.
– Ты никого не можешь спасти. Ты всегда запаздываешь. Ты всегда второй. Ты просто… лишний.
Мир задрожал. Всё рушилось.
Цзяньюй остался один. На коленях, сжимая в руках окровавленную ленту Яохань.
***
Юншэн шёл последним. Он чувствовал, как нити Пустоты вибрируют, прикасаясь к его сознанию. Байсюэ и Цзяньюй шли впереди, но вдруг – шаг, поворот, и они исчезли. Без следа. Он выдохнул и напряг внутренний взор, пытаясь нащупать их ауру…
… Юншэн стоял на берегу озера. Воздух был наполнен запахом воды, чуть влажной травы и чего-то цветочного. Над головой плыли ленивые облака, отражаясь в водной глади. На другом берегу тянулись зелёные холмы, издалека казавшиеся мягкими как одеяла.
Байсюэ сидела на широком плоском камне у самого берега. Она опустила ноги в воду, и прозрачные волны обнимали её щиколотки, тонкие круги расходились от ее ступней по воде. Она слегка наклонилась вперёд, подперев щёку рукой, будто задумалась. Свет, отражённый от воды мягко ложился на её лицо, оттеняя прозрачную кожу, чуть тронутую румянцем.
Она подняла на Юншэна взгляд. В медово-золотистых глазах было только тепло. Только он.
Юншэн подошёл и сел рядом. Байсюэ мягко коснулась его плеча, прижалась к нему, осторожно переплела их пальцы. Её голос, её тепло, её прикосновения – всё было слишком реальным, чтобы быть иллюзией.
– Ты слишком серьёзен, – сказала она и улыбнулась. – Здесь уже всё закончилось, помнишь?
Юншэн моргнул. Это… невозможно.
– Мы… выиграли?
– Мы свободны. Мир в порядке. Нет больше нужды бороться, притворяться, ждать, терять. Только мы. Здесь и сейчас.
Юншэн смотрел на неё, как на луч солнца после бесконечной ночи. Это была мечта, и он так хотел в неё верить. Хотел остаться здесь. Навсегда. Если это сон, пусть он не кончается!
Он потянулся, чтобы коснуться её лица…
…и не смог вспомнить, как оно выглядит.
Её черты начали размываться, превращаясь в бесформенное белое пятно.
– Байсюэ?
Никакого ответа. Что-то, отдалённо напоминающее губы, двигалось, но никакого звука не было.
Озеро треснуло разбитым зеркалом. Пейзаж начал рушиться, рассыпаться на осколки. Каждый фрагмент сиял по-своему, и в каждом из них Юншэн видел своё отражение. В разных жизнях. Но всюду – один.
В одном он стоял в лунном свете на вершине горы, с окровавленным мечом в руке.
В другом – смотрел в пустые небеса с берега высохшего озера.
В третьем – небожитель, застывший во времени, наблюдающий за угасанием мира.
Осколок сменял осколок, но Байсюэ не появлялась ни в одном из них.
И тогда он услышал голос. Похожий на свой, но другой, будто одновременно говорили двое.
– Ты помнишь её? Или ты сам всё придумал?
Юншэн зажал уши, как будто это могло помочь. Но голос проникал в его разум.
– Она была настоящей, – прошептал он.
– Тогда расскажи. Какими были её глаза?
Он попытался. Сосредоточился, представил – но ничего не всплыло. Ни цвет. Ни форма.
– Видишь? Может быть, её никогда не было. Ты ведь бог, который ничего не забывает. Ты просто придумал её, потому что не хотел оставаться один.
Юншэн закричал. Осколки прошлых жизней продолжали падать вокруг него.
***
Байсюэ шла по залу, стараясь не терять из виду Цзяньюя, но плотная тьма медленно выползала из-за колонн, окружая её. Она обернулась к Юншэну – но сзади никого не было…
Из-за ближайшей колонны забрезжил свет. Байсюэ шагнула туда…
… прямо на мягкий склон холма, усыпанный цветами. Тёплый ветер нёс аромат трав и дыма от жаровни.Перед ней раскинулся двор – уютный, ухоженный, словно сошедший с картин. Дом был деревянный, с покатой крышей. Над крыльцом болтались бумажные фонарики – кривоватые, будто их делал человек, для которого смысл важнее формы. Байсюэ узнала почерк. Свой собственный.
В траве перед домом сидела небольшая собака с густой шерстью и задорной плоской мордочкой. Её хвост – пушистый, как кисточка для каллиграфии, – был грациозно завёрнут кольцом на спину. Она с хозяйским видом оглядывала двор, хотя едва доставала до колена. На шее у неё была завязана красная лента. Собачка посмотрела на Байсюэ с царственным вниманием и… зевнула, затем изящно улеглась, положив мордочку на лапы.
– Вот ты где, – раздался голос.
Юншэн вышел из-за угла дома с корзиной, полной свежих персиков. На нём был простой тёмно-синий халат, а волосы небрежно перехвачены тонкой лентой, не для красоты, а только чтобы не мешались.
Он посмотрел на Байсюэ и улыбнулся, слегка склонив голову:
– Я проснулся рано и решил собрать персики. Никогда не думал, что мне пригодятся знания о садоводстве!
Они вошли в дом, сели за стол.
Юншэн наливал чай, а Байсюэ смотрела, как солнечный свет ложится на его пальцы. Потом – как он со смехом рассказывает про утренний сбор персиков. Как поправляет ей прядь волос. Как касается её руки.
Пушистая малышка тоже проследовала за ними в дом. Она уткнулась носом в колени Байсюэ, ожидая, чтобы её погладили.
– Она привыкла к тебе. Хотя сначала ревновала.
Юншэн подался вперёд, запустил пальцы в густую шерсть на загривке, и собачка довольно заурчала. Кажется, Юншэна она любила больше.
– Помнишь, как Цзяньюй и Яохань нашли её на рынке? Яохань, конечно, забрала её с собой, а потом решила оставить у нас. Они опять отправились исследовать какие-то руины… Не сидится им на месте!
Байсюэ слушала, не перебивая, и в уголках её губ расплылась мягкая улыбка. Взгляд стал рассеянным, задумчивым, будто она действительно вспоминала что-то давно прошедшее. Она перевела глаза на Юншэна, который продолжал гладить собаку, и, не сдержавшись, накрыла его ладонь своей.
– Я знаю, что это иллюзия. Но всё равно хочу остаться. Хоть немного. Хоть ещё мгновение…
Она изо всех сил хотела поверить.
Собачка довольно посапывала, радуясь вниманию обоих хозяев, её пушистый хвостик подрагивал в такт поглаживаниям.
– Байсюэ, о чём ты? Нам больше не нужно сражаться. Всё закончилось хорошо, – сказал Юншэн.
– Это неправда, – прошептала она. – Ты не мой Юншэн. И это не наш дом. Это клетка, сотканная из желаний!
Пейзаж дрогнул. Тени начали стекать по стенам. Дверь хлопнула от ветра, которого не было. Собачка у её ног подняла голову – и растеклась как дым.
Всё исчезло.
Теперь Байсюэ стояла посреди огромного зала. Стены были покрыты трещинами. Каменные колонны возвышались, смыкаясь где-то наверху в полумраке, словно рёбра гигантского монстра.
На мокром полу появилось зеркало воды. Байсюэ опустила взгляд – и увидела… Яохань.
Бледную, израненную, с потухшим взглядом.
– Почему ты сделала это со мной?.. – шевелились её губы.
Байсюэ вгляделась в отражение. Вот он, её страх. Она хотела защитить мир. Хотела использовать свою силу так, чтобы никто не погиб зря. И когда приняла решение найти смертную душу, способную выдержать искру божественной силы – она не колебалась. Это была необходимость. Ведь боги должны были защищать мир смертных. И всё, что она делала, было ради этого.
Но она совершенно не осознавала, что судьба случайно выбранного смертного переплетётся с их борьбой. Что простое вмешательство сделает Яохань мишенью. Что лишит её выбора.
Что изменит её жизнь – навсегда.
– Я… – Байсюэ сжала кулаки, – я думала, что делаю то, что должна. Что это будет временно…
Её голос дрогнул. Но она смотрела в воду, не отводя глаз.
Но отражение не исчезало. Рядом появился Цзяньюй, смотрящий с укором.
– Я не всё предугадала. Но я не дам этому страху стать моей сутью.
Она опустилась на колени и дотронулась до поверхности воды.
– Ты не должна стать оружием, как это сделали со мной. Ты – моя ответственность. Я уже не смогу изменить то, что сделала, но я не стану жертвовать тобой. И никем.
Водное зеркало дрогнуло и растеклось, отражения исчезли. Воздух стал легче. Колонны начали таять в белом свете.
Байсюэ закрыла глаза на мгновение. А когда открыла – снова стояла в зале, где царила тишина. Иллюзия рассеялась.
– Подождите меня, – прошептала она. – Я иду.
Глава 19. Однажды обретя крылья
Идиома 破繭成蝶 (pò jiǎn chéng dié) дословно переводится как «Разорвать кокон и стать бабочкой».
Буквально, речь идет о разрыве шёлкового кокона шелкопрядом. Если гусеница не разорвёт кокон сама – она задохнётся или останется уродливой. Помощь извне губительна. Это метафора трансформации, преодоления трудностей и выхода на новый уровень – личностный, духовный, эмоциональный.
Юншэн стоял посреди разлетающихся осколков прошлых жизней: его поражения, его одиночество – всё закручивалось в вихре памяти и страха.
В его голове снова звучал странный голос:
– Если ты не помнишь – значит, её не было. Ты прожил столько жизней, что заблудился в собственной лжи.
Юншэн стиснул зубы. Закрыл глаза. Закрыл уши. Хотел исчезнуть.
Но…
Ощущение.
Мягкое, едва уловимое прикосновение к сердцу. И словно в нём отозвалась тонкая струна, до этого прижатая под слоями вины, бессилия и тысячелетнего одиночества.
Ощущение, что он не один.
«Я с тобой.»
Он не знал, была ли это настоящая Байсюэ. Или его собственное желание.Но он поверил.
– Я помню, – прошептал он. – Пусть даже весь мир забудет. Я – нет.
Юншэн был небесным хранителем памяти – не по титулу, а по сути. В его крови текло прошлое, в его дыхании – эхо жизней, которые канули в небытие. Он помнил всё, всех и всегда. Он существовал, чтобы помнить и напоминать.
Даже если лицо Байсюэ расплывалось перед глазами из-за воздействия тёмной энергии, чувство оставалось неизменным.
Иллюзия дрогнула.Пустота завыла, как зверь, лишённый добычи. Воздух сперва сгустился и вдруг стал лёгким и чистым, как после дождя.
Юншэн стоял на гладком каменном полу. Он коснулся груди – там, где сердце сохранило чувство, позволившее ему вспомнить, зачем он был здесь.
– Спасибо, – сказал он, ни к кому конкретному не обращаясь.
Юншэн огляделся. Он был всё в том же зале с колоннами, где они потеряли друг друга из виду. Значит, Цзяньюй и Байсюэ тоже попали в иллюзии?
Рядом послышались шаги. Лёгкие, осторожные, но знакомые до боли. Между тенями колонн возникла фигура – Байсюэ.
Он молча подошёл и обнял её. Она лишь на миг позволила себе расслабиться и прильнуть к нему, но быстро отстранилась. Её взгляд нервно скользнул по залу:
– Где Цзяньюй?
– Наверняка тоже попал в ловушку иллюзий, – Юншэн вскинул голову.
– Надо найти его, пока не поздно. Если он не сможет выбраться из иллюзии, то его душа растворится в Пустоте.
– Мало одну Яохань искать, так теперь ещё и дружка её… – Юншэн вздохнул, отводя взгляд.
– Зачем ты так? Он просто не понимает, с чем имеет дело. И мы в этом тоже виноваты. Наверное, стоило всё рассказать им с самого начала. И он хочет защитить Яохань. Так же как и ты – меня, – Байсюэ подошла ближе и взяла Юншэна за руку.
– Можно подумать, я бываю таким же безрассудным…
– Иногда даже хуже, – Байсюэ улыбнулась и сжала его ладонь в своей.
Дальше они двинулись вдвоём. Где-то среди высоких колонн пульсировала ещё одна душа.
Время от времени Юншэн опускался на колени и прижимал ладонь к полу, как уже делал наверху, когда они искали Яохань. От его ладони во все стороны разбегалась паутинка тонких золотых нитей энергии, покрывая пол светящимися прожилками. Но тьма давила. Паутинка увязала в тенях как в смоле и не могла распространяться дальше. На лбу Юншэна выступил пот.
– Попробуй искать не сквозь тьму, а место концентрации тьмы, – Байсюэ осторожно положила руку ему на плечо.
Он кивнул и усилил поток энергии. Золотые нити стали толще, превратились в щупальца света. И вдруг – сопротивление! Как будто что-то сжало их в кулак... а затем снова отпустило.
– Есть! – рывком поднялся Юншэн.
В пятидесяти шагах, меж двух колонн, низко над полом висела сфера из сплетённой ночи. Она слегка пульсировала, как размеренно бьющееся чёрное сердце.
– Он там! Но мы не можем просто вытащить его силой, – сказала Байсюэ, подойдя ближе.
– У нас мало времени. Пробуждение Юэзциня скоро состоится.
Юншэн вскинул руку. В следующее мгновение воздух перед ним отозвался знакомой вибрацией и сложился в копьё.
– Мы оба выбрались, – напомнила Байсюэ мягко. – Мы сами нашли выход. И он сможет. Это – его бой.
Юншэн глубоко вздохнул, опустил копьё. Оно погасло, рассыпаясь в пылинки света, и исчезло. Он наклонился ближе к пульсирующей сфере, присел на корточки, словно пытаясь услышать, что происходит внутри.
– Цзяньюй, – тихо сказал он. – Я не знаю, слышишь ли ты… Но ты не один. Мы ждём тебя. Яохань ждёт тебя. Возвращайся.
Сфера дрогнула, будто внутри неё пошевелилось что-то живое.
***
…Пепел медленно оседал. Руки дрожали. Лента кровавой струйкой выскользнула из ослабевших пальцев.
Цзяньюй поднял глаза. Вокруг него сгущались тени, они то и дело меняли форму, иногда складываясь в лицо Яохань, которое потом расплывалось в жуткой гримасе.
Снова раздался тот мерзкий голос:
– Ты всегда на втором месте. Без тебя ничего бы не изменилось.
Он не ответил. Только закрыл глаза. Сердце стучало глухо, будто отбивало финальный удар.
– Ты нужен, только пока никого лучше нет.
Когда-то эти слова он уже слышал. Перед глазами вспыхнула сцена из детства.
...Лето. Тень от навеса почти не спасала от палящего солнца. Цзяньюй сидел возле дома, с тонкой кисточкой в руках. Он увлечённо выводил на бумаге журавля – видел его утром у пруда и не мог забыть. Журавль был таким красивым и изящным! Это ощущение мальчик и пытался передать на бумаге.
Яохань сидела рядом, раскачивала ногой и что-то напевала, глядя на облака, изредка опуская глаза на рисунок. Даже если журавль был больше похож на толстую курицу. Она всегда радовалась, когда Цзяньюй что-то рисовал.
А неподалёку – трое его старших братьев. Гоняли по двору мяч, затем решили посоревноваться, кто дальше его забросит. Кто-то из них предложил позвать Цзяньюя, но старший, Чжэнъюань, сказал вполголоса, не заботясь, услышит ли младший:
– Да ему с девчонками сидеть интереснее. Он даже на два цуня* мяч не забросит! Никакого толку. Только рисует своих птичек.
Кисть в руке Цзяньюя вздрогнула. На крыле журавля расплылось чёрное пятно. Он опустил взгляд – и молча продолжил, будто не услышал. Хотел бы не слышать. У журавля есть чёрные перья, можно сделать крыло побольше…
Яохань приподнялась, уже раскрывая рот, чтобы что-то сказать. Она тоже услышала. И её это возмутило, совсем не по-детски.
– Не надо, – тихо сказал Цзяньюй, не поднимая глаз.
Чжэнъюань скривился и фыркнул:
– Да ладно тебе, Яохань. Тебе с ним сейчас интересно, потому что вы маленькие. Но подрастёшь – и сама поймёшь. Найдёшь себе кого-то получше!
Он подбросил мяч и поймал, ухмыльнувшись.
– Давай лучше к нам! В мяч поиграем.
Яохань вскочила на ноги. В её глазах полыхнуло.
– Я с тобой вообще не разговариваю, – бросила она резко. – И играть с вами не хочу!
Мальчики рассмеялись и вернулись к своей игре, махнув рукой.
Яохань подошла ближе к Цзяньюю и села рядом, как бы нарочно, поближе.
– Какой красивый журавлик. Подаришь мне потом рисунок?
Цзяньюй молчал. Только губы чуть дрогнули, будто он хотел что-то сказать – но не решился. Он улыбнулся, даже не подозревая, что этот миг станет укрытием на годы, кивнул и продолжил рисовать…
…Тёмный туман змеился, медленно обвивал ноги, полз выше, к сердцу, к горлу, обвивал его. Дышать становилось труднее.
Цзяньюй поднял голову. Пусть тьма нависала над ним, пусть голос издевался – но в груди было другое.
– Я боюсь, – прошептал он, глухо. – Я боюсь не быть нужным. Я боюсь не быть сильным.
Тьма, сжимавшая его, на миг замерла, словно почувствовала внутренний сдвиг, когда страх перестал быть единственным хозяином.
– Я боюсь, – продолжил он, глаза широко открылись, полные боли и решимости. – Я ошибаюсь. Я ревную. Но я не наблюдаю со стороны. Я – Лю Цзяньюй. Я пришёл сюда, чтобы спасти Чжао Яохань. Я сам выбрал этот путь. Не потому, что я боялся не быть нужным. А потому что я так решил.
Словно удар молнии, его слова прошли через всё тело. Он вспомнил, как сказал тогда Юншэну, что он найдёт Яохань сквозь любые иллюзии.
Его сила не в том, чтобы быть лучше других, а в том, чтобы не сдаваться. Он был готов защищать её, даже если весь мир говорил ему обратное.
И этот мир, иллюзорный и лживый, начал рушиться, осыпаясь обугленными листьями. Там, где была кровь – зацвели цветы.
– Я люблю её, – прошептал он, голос дрожал, но в нём была сила, которой не было раньше.
Свет заполнил всё. Он закрыл глаза – и шагнул сквозь него.
Он стоял на холодном каменном полу, в полутёмном зале, где всё началось.
Рядом оказалась Байсюэ. Она стояла у колонны и смотрела на него с пониманием, будто видела, через что он только что прошёл.
– Ты справился, Цзяньюй, – сказала она мягко. – Я в этом не сомневалась.
Цзяньюй поблагодарил её и огляделся.
– А где Юншэн? Вы тоже попали в иллюзии?
– Да. Но смогли выбраться. Юншэн ищет выход. Нам надо скорее найти Яохань. Скоро это место превратится в поле боя.
– Опять ваши секретики… – радость от победы над своим страхом сразу померкла. Цзяньюй вспомнил, почему злился на Байсюэ и Юншэна. Но сейчас главное было – найти Яохань, у них у всех была одна цель.
_____________________________________
*Цунь – мера длины. 1 цунь ≈ 2.4–3.2 см








