Текст книги "Впечатляюще неистовый (ЛП)"

Автор книги: Беттина Белитц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Знаешь что, Сердан? Да пошёл ты … О, посмотри, это мы! Сделай громче!

Фургон тронулся, но мы не обращали на это внимание. Также мы забыли и о нашей ссоре. Наши фотографии показывали по телевизору, мой снимок со школьный билета и портрет Сердана, на котором он серьёзно и по-взрослому смотрел в камеру. Его иностранное происхождение было сразу заметно. Особенно в контрасте с моей белой кожей и рыжими волосами.

Зачарованно я следила за словами француженки, ведущей новости. Теперь высветилась карта Франции и Вогезы были отмечены флажком. Оттуда начала тянуться красная линия на юго-запад страны, где был поставлен ещё один флажок, прямо возле берега Атлантического океана. Возле берега Атлантического океана?

Лихорадочно я переводила, что говорила ведущая.

– Оба исчезнувших немецких подростка, которые в Эльзасе, с большой оглаской, разыскиваются полицейскими, в порядке, и не стали, как между тем предполагалось, жертвами жестокого преступления. Несколько минут назад парень связался по телефону со своими родителям в Германии и сознался им в том, что находится с девочкой на пути к побережью Атлантического океана, чтобы встретиться там с другими подростками в приморском курорте Кап Ферре. Каждый год сотни немецкой молодёжи едут на Кап Феррае, чтобы отпраздновать буйные вечеринки и …

Я вырвала у Сердана из рук пульт и выключила телевизор.

– Кап Ферре? Ты сказал им, что мы в Кап Ферре?

Сердан пожал плечами.

– Хм, – сказал он немногословно – Направил на неверный след.

Я хотела уже из чистой благодарности обнять его за гениальную идею, когда поняла, что собственно здесь происходило, и опустила руки.

– Быстро же ты изменил своё мнение, – подразнила я его. И как быстро! Только что он хотел всё рассказать и поспешить домой, а теперь заманил наших родителей и полицию в противоположное направление, рядом с Атлантическим океаном, в то время как мы были на пути к Средиземному морю. За всем этим могла стоять только Суни с её миндалевидными глазами. Сердан покраснел под своей тёмной кожей и упрямо смотрел дальше на телевизор, как будто там шёл увлекательный боевик, из которого ему нельзя было пропустит ни секунды.

– Что за ерунда, Люси. Я только хотел … Ах, теперь это всё равно.

– Нет, не всё равно, – возразила я бурнее, чем намеревалась. Теперь и мне кровь прилива в голову. – Было бы хорошо, если бы ты сделал это для меня и наконец поверил мне!

– Нет, всё равно, потому что это так и так не сработает. Твоя ложь откроется, и тогда будем думать, что делать дальше. Кому-то помочь, кто находится в беде… Что за чушь. Так что лучше отдохни немного, прежде чем заработать свой следующий солнечный удар.

– Да, я так и сделаю, потому что твоё вонючее настроение никто не сможет вынести долго!

Даже у Леандера не было такого плохого настроения, подумала я сердито, что правда не могла сказать вслух.

Я повернулась к Сердану спиной, бросилась на кровать между всеми этими подушками и устало закрыла глаза, чтобы собрать новую энергию. Но мои мысли кружились как карусель. Как мне только объяснить Сердану, что я не врала, и моя история была правдивой, не рассказывая при этом о Леандере? И изменит ли это что-нибудь в том, что он ввёл наших родителей в заблуждение только из-за Суни? Хватало ли для него длинных волос и красивых глаз, чтобы изменить своё мнение так неожиданно? Поверил бы он мне больше, если бы у меня тоже были длинные волосы?

– Мне очень жаль, Катц, – прорвался голос Сердана через беспорядок моих крутящихся мыслей. Я затаила дыхание. Я что уже видела сны или он действительно это сказал? – Но это действительно не имеет значения, какая была причина, потому что ты меня всё равно не хочешь.

Я прижала разгорячённое лицо к одной из подушек, не в состояние думать дальше или даже ответить. Потому что с грохочущем стуком моего сердца поняла, что была совсем не уверенна в том, что хотела Сердана – или всё же не хотела.

Глава 17.

Чёрная Сара

– Эй, Люси, просыпайся. Время пришло. – Я немного удивилась, что голос Леандера стал таким глубоким и медвежьим, но в этот момент это была моя наименьшая проблема. Да, мне хотелось последовать его приглашению и залезть на спину Шанталь, к нему и Джонни Деппу, но у меня не было сил, чтобы разогнаться и запрыгнуть на её спину.

Я была голодна и хотела пить, но прежде всего на мне была одета юбка, в которой я почти не могла двигаться, не говоря уже о том, чтобы запрыгнуть в ней на лошадь, на которой уже сидело двое мужчин – разве они этого не видели? И всё же я была так рада быть рядом с ними, потому что теперь всё …

– Люси. Я знаю, что ты устала, но Шима хочет испытать тебя. – Шима? О Шиме не говорили ни Леандер, ни Джонни Депп. Шима была не из этого сна.

– Ах чёрт, – застонала я угрюмо и потёрла закрытые глаза. Я не знала, как мне вообще удастся, открыть их и прежде всего держать долго открытыми. Я была больна от усталости, и хотела вернуться в этот идиотский сон. Я хотела к Леандеру. Но именно поэтому я должна попрощаться со сном. Потому что Шима была ключом к Ле-План-де-ла-Туру.

– Пошли, Люси. Шима не любит ждать. – Теперь это был голос Суни. Наполовину слепая от усталости я встала и прошла, качаясь, по фургону, не смотря при этом на Сердана, потому что он почти наверняка тоже не смотрел на меня, а разглядывал скорее голые плечи Суни.

Я, спотыкалась и моргая, спустилась по ступенькам на пыльный асфальт площадки для отдыха и остановилась, ослеплённая солнцем. Постепенно с меня было достаточно постоянной жары. Но Суни взяла меня за руку и неумолимо потянула дальше, мимо жилых автомобилей, припаркованных грузовиков, и болтающих людей, пока внезапно ни остановилась в тени высохшего дерева и ни посмотрела мне внимательно в лицо. Рядом с нами шумело движение автобана и пахло канализацией и мокрой бумагой.

Но что больше всего на меня давило, так это невидимые взгляды, которые постоянно осматривали мою фигуру, с того времени, как я покинула жилой фургон Суни. Они наблюдали за мной. Не только Шима будет проверять меня. Они все делали это, уже сейчас.

– Сохраняй самообладание, где бы ни была, и кто бы перед тобой не стоял, – всегда вдалбливала в меня мама. Решительно я выпрямила спину, расправила плечи и подняла подбородок. Пусть не думают, что могут напугать меня.

– Мне нужно ещё кое-что спросить у тебя Люси, – начала Суни приглушённым голосом. – Это для нас важно и, может быть, Шима тебя тоже об этом спросит. Твои родители не ухаживают за больными или старыми людьми? Они по профессии случайно не медсестра или медбрат? Может быть твоя мать акушерка? Или врач?

Я сухо рассмеялась. Мама и врач – это было бы угрозой для больных.

– Нет. Почему? Моя мама тренер по гимнастике, она была раньше атлеткой.

Суни явно вздохнула с облегчением. На её лице промелькнула озорная улыбка.

– А твой отец?

– Гробовщик, – ответила я просто. Но этого одного слова хватило для того, чтобы её загорелые щёки внезапно побледнели. На один момент она стала серой.

Эта реакция была мне знакома.

– Это не так скверно, – успокоила я её. – Я даже уже иногда присутствовала там, когда он приводил в порядок мёртвых. Ты знала, что они иногда пердят, хотя …

– Нет, Люси, не говори больше ничего! – Суни предупреждающе положила мне свою руку на плечо. – Это mahrime!

– Mahrime? – спросила я непонимающе. – Никогда не слышала.

– Не чисто. Mahrime означает не чисто. Профессия твоего отца не чистая. Не такая плохая, как акушерка или врач или медсестра, но она не чистая.

– Ну. Папа после этого всегда моет себе руки, с дезинфицирующим средством, – возразила я, но Суни сильно затрясла головой.

– Это не имеет значения, – прошипела она, звук, как шуршание бумаги на ветру. – Нам запрещено иметь контакт с людьми, практикующие нечистые профессии. Кто подружиться с ними или даже женится на ком-то из Mahrimen, того изгоняют, навсегда!

– Я не понимаю этого. Если вы больны, разве вы не идёте к врачу? Кроме того вы также хороните своих людей. И встречаетесь на семейных праздниках на кладбище! Я знаю могилы синти и рома, папа считает их классными, он восхищается ими. Он много мне о них рассказывал.

– Конечно, мы хороним наших, – нетерпеливо согласилась со мной Суни. – И мы ходим также к врачу. Нам только нельзя дружить с такими людьми или жить у них или принимать их в нашу семью.

– Почему это? – Я скрестила руки на груди. По какой-то причине я чувствовала себя оскорблённой.

Знал ли папа, что его профессия считалась у синти не чистой? Папа был один из самых чистоплотных людей, которых я только знала. Если на его галстуке или рубашке было хоть одно крошечное пятно, он тут же их менял. И я ещё никогда не видела, чтобы у него под ногтями была грязь. У Билли, Сеппо и Сердана чёрные полумесяцы были повседневно, у них я другого и не знала. Но они не считались нечистыми, только потому, что их родители имели другие профессии?

Это было несправедливо.

– Мы сами не знаем точно, – созналась Суни неохотно. – Просто это так и мы придерживаемся этого. В одной школе, в которую я ходила в Эльзасе, один учитель хотел знать, почему это так, – продолжила она, когда заметила мой укоризненный взгляд. Она убрала прядь волос с лица.

– Это был мой учитель истории. Тогда он сам размышлял об этом и предположил, что такое предписание должно было раньше защищать нас от болезней. Так как если бы у нас, в кочующей семье, разразилась чума или холера, она бы полностью уничтожила нас. Мы живём очень близко друг с другом и делимся всем между собой, понимаешь? Если мы умрём, ничего от нас больше не останется, совсем ничего. У нас нет постоянной родины, переезжаем туда-сюда. Мы сами себе родина. Мы люди. Кстати, мануш означает люди.

– Чумы больше не существует, – ответила я сухо, хотя постепенно начала понимать её.

– Ну и что? – Мой допрос явно напрягал Суни. Она знала, что за нами наблюдают, а Шима ждала нас. Но это мне сейчас не волновало. – Вы ведь тоже засовываете опре́сноки в рот и говорите, что это тело Христа, – аргументировала Суни. – Это тоже самое ...

– Я этого не делаю, – вставила я. – Я не крещёная.

– Oh mon dieu, ещё и это. – Суни закатила глаза. – Люси, я смотрю на всё это не так строго и мой отец к счастью тоже, но Шима обращает на такое внимание. Если ты хочешь, чтобы она разрешила вам поехать вместе с нами, тогда не рассказывай ничего этого. Но тебе всё-таки нужно говорить правду, если она тебя что-то спросит. Потому что у Шимы есть способность заглядывать в сердца людей и в будущее. Давай, наконец пойдём к ней, нам нужно будет скоро снова отправляться в путь. – Не дожидаясь ответа, Суни как и раньше схватила меня за запястье и проводила до убогого, надутого, жилого фургона с затянутыми в цветочек шторами за его двумя крошечными окнами.

Как это было? воспроизвела я, в то время как биение моего сердца ускорилось. Я должна умолчать о профессии моего отца и в тоже время сказать правду? Соврать было бы безделицей, но ...

Нет, не было бы, исправила я себя удручённо, когда увидела Шиму, а она набросилась на меня с сердитым, нескончаемым потоком слов, из которого я не поняла не одного слога. Суни не прикладывала никаких усилий, чтобы перевести. Она оставалась, как и я, стоять с опущенной головой и ждала, пока нагоняй не пройдёт. Но у Шимы была выносливость и поэтому после нескольких минут я всё-таки подняла свои веки, чтобы разглядеть её, потому что мой первый мимолётный взгляд разбудил во мне любопытство.

В целом Шима не выглядела так, как я представляла себе старую, предсказывающую будущее цыганку. Никакого платка, никаких длинных одеяний, никаких звенящих золотых цепочек. На ней были одеты мешковатые, выцветшие джинсы, криво застёгнутая клетчатая рубашка и изношенные тапочки.

Волос у неё почти больше не осталось. На столе также не было никаких стеклянных шаров и карт Таро, а только кофейная чашка с разноцветными мишками под золотой каёмкой и переполненная пепельница. В то время как Шима ругалась, она не переставая курила.

При ругани голубоватый дым разделялся на несчётное количество маленьких клочьев, которые поднимались к потолку и опускались как ядовитый туман между всеми этими безвкусными куклами, куча которых восседала на полочках. Это выглядело почти так, будто куклы курили сами.

Но ни куклы, ни дым не могли отвлечь меня от лица Шимы. Это был самый впечатляющий нанесённый градом ущерб, который я когда-либо видела. Нанесённый градом ущерб – так называли Сеппо, Сердан и Билли старых людей с множеством складок и морщин.

Ладно, я тоже так делала. Это не особо мило, но если кто-то в парки Мира жаловался на нашу паркур-тренировку, то это были без исключения старые люди. Более молодые прохожие только глупо смотрели, но старые чувствовали себя сразу же задетыми и побеспокоенными. Я думаю, это был Билли, кто в первый раз пробормотал «внимание нанесённый градом ущерб», когда снова одна бабулька с поднятой тростью засеменила к нам. С того времени этот термин укоренился у нас.

Ругающихся бабулек с поднятыми тростями я не боялась. Они самое большее действовали на нервы. Ругающуюся Шиму напротив можно было даже очень испугаться. Потому что у неё не было этих мутных, далёких глаз, которые я уже часто видела у других старых людей.

Её глаза искрились и сверкали, как фейерверк, и снова, и снова погружались так глубоко в мои, что у меня появилось искушение уклониться от них. Но я этого не сделала, потому что они в тоже время были такими красивыми, что я изумляясь оставалась с ними. Они напоминали мне глаза ворон, которые осенью и зимой сновали по свежезакопанным могилам на кладбище и громко при этом ругались. Также как и Шима.

Но теперь она замолчала, потому что закашляла, а Суни использовала возможность, чтобы коротко и ясно обобщить взбучку.

– Ты и твой друг доставили нам неприятности. Если мы сейчас выбросим вас на улицу, то будем плохими, потому что такого не делают. Не высаживают детей на придорожной сервисной станции. Если мы возьмём вас с собой и вас найдут у нас, то мы опять же плохие. А мы уже и так, наверное, подозреваемся в том, что выкрали вас, потому что ваши вещи и мобильные были найдены вблизи от нашего лагеря.

– О, – сказала я и попыталась, извиняясь, улыбнуться Шиме, но её вороний взгляд тут же заморозил мою улыбку. – Sorry, – всё же добавила я. Она понимала «sorry»?

– Pardon. – Было ли это лучше? Суровым жестом она пригласила меня сесть к ней за маленький столик. Я с благодарностью повиновалась, потому что во время её выговора у меня начали подгибаться колени.

Шима взяла мои руки в свои и провела окрашенными никотином, изогнутыми пальцами-когтями по моим суставам. Странным образом это вовсе не было неприятно. Её прикосновения были нежными, кожа приятно тёплой и сухой.

– Она хочет знать, почему ты хочешь поехать на юг. Что там за друг, которому ты хочешь помочь, – сказала Суни, без того, чтобы Шима открыла рот. Наверное, Суни уже ранее сообщила ей о нашем затруднительном положении.

Что теперь? – подумала я в отчаяние. Шима сразу же разоблачит любую ложь. Было бесполезно выдумывать историю. И почему-то я также наконец хотела произнести правду. Да, я так сильно этого хотела. Я должна была сделать это.

– Он не обыкновенный друг, – сформулировала я осторожно. И это предложение действительно можно было так оставить, поняла я трезво. Так как оно не было ложью, совсем нет. – Он скорее ... своего рода ... – Я подбирала слова. – Garde du corps, – закончила я вздыхая. Я инстинктивно выбрала французский вариант слова «телохранитель», которое некоторое время назад выдал мне Леандер. В моих ушах оно звучало подходяще.

Шима прислушалась, склонилась вперёд и снова провела рукой по моим пальцам. Её лицо было так близко от моего, что я могла видеть короткие седые волосы, которые росли на её сморщенном подбородке. Суни перевела то, что я сказала, но Шима показала ей резким движением головы, что этого не требовалось. Она поняла меня.

– Garde du corps? – переспросила она. Я кивнула, но сначала мне нужно было энергично сглотнуть, чтобы я могла говорить дальше.

– Он всегда был рядом со мной, чтобы защищать – да, с самого моего рождения, но прошлой осенью со мной случился тяжёлый несчастный случай. Я упала со строительных лесов и чуть не сломала позвоночник.

Это Суни пришлось переводить, и по её тону я заметила, что ей было любопытно, и в тоже время она была очарована.

– Если бы этого охранника не было рядом, я бы скорее всего умерла, – призналась я, во что всегда отказывалась верить. Но в этот момент я знала больше, чем когда-либо, что это была правда. – И потом ... потом что-то случилось, и я стала его видеть. Я могла его видеть. Моего garde du corps.

Внезапно мне захотелось плакать. Мой голос сорвался, и мне пришлось сглотнуть. Шима и Суни обменялись взглядом, который я не могла истолковать, потом старая женщина направила своё внимание снова на меня. Она смотрела на меня, не мигая. Как под гипнозом я продолжила.

– Этот garde du corps находится в большой беде. Я должна ... я должна ему кое-что сказать, чтобы он и дальше мог присматривать за мной. Что-то очень важное. Не то его – заберут. Злые ангелы. Они хотят наказать его, потому что я могу его видеть.

Да. Это была правда. Херувимы были злыми ангелами, даже если Леандер, как и все охранники ненавидел слово «ангел».

– Я обязана это сделать, – пронёсся мой голос сквозь дымное молчание – гораздо яснее и чище, чем я собственно когда-то его слышала. Снова Шима и Суни обменялись взглядами. Потом Шима ободряюще кивнула Суни.

– Ты знаешь, куда именно мы едим и почему? – спросила меня Суни. Её голос дрожал. Я покачала головой.

– Нет. Только то, что вы едите на юг. – Суни опустилась рядом с Шимой на жирную скамейку. Шима снова кивнула, откинулась назад и зажгла себе сигарету.

– Мы едим в Сент-Мари-де-ла-Мер, – сообщила Суни благоговейно. К кому относилось это почтение? Ко мне что ли? – Там мы платим дань уважения Чёрной Саре.

– Чёрной Саре? – это прозвучало довольно зловеще. Вообще я чувствовала себя прямо сейчас очень жутко, но я всё же не хотела сбегать. Я хотела остаться здесь.

– Чёрная Сара – это наша покровительница. Её статуя стоит в пещере. Мы поклоняемся ей, чтобы она защищала нас от бедствий, болезней и смерти. Собственно синти и рома каждый год в мае совершают туда паломничество, и несут её в торжественной процессии в море, чтобы отблагодарить, но ... – Суни остановилась. Её глаза потемнели. – Моя мама умерла весной, и поэтому нам пришлось отложить поездку. Поэтому мы едим теперь к Чёрной Саре. А ты ... – Я совершаю паломничество к моему сине-зелёному Леандеру, закончила я её мысли. Это было не совсем тоже самое, так как в противоположность к Чёрной Саре мой защитник был живым и стал бы бороться до последнего против того, чтобы провести своё существование в пещере, но у меня по спине пробежала дрожь. Это было странное совпадение. Бабушка Анни увидела бы в этом знак. По-видимому, Шима чувствовала тоже самое. Она задала короткий вопрос, а Суни перевела его подчёркнуто объективно.

– Как твой отец зарабатывает на жизнь? – Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт ... Я прикусила себе язык. Может быть, мне не нужно так много ругаться про себя. Я остановила свои проклятия и попыталась сказать то, что придумала в спешке по дороге к фургону Шимы.

– Он помогает людям, у которых случилось что-то ужасное. – О, это звучало классно, и прежде всего это была правда. Мне не нужно было обязательно упоминать, что папина помощь приходила слишком поздно. Но действительно ли она приходила поздно? Может быть это было важно для душ умерших, когда папа был с ними, в то время как они выскальзывали и Хозяин времени забирал их. Может быть папа был также важен, как и Sky Patrol.

– Значит он муж церкви? – захотела узнать Шима. Я обеспокоенно кивнула. Это тоже не было ложью. Папе нужно было много и часто находиться в церквях и часовнях. Это было частью его работы. Без церквей и их ритуалов никаких похорон.

– Кто такой парень, который тебя сопровождает? – захотела теперь узнать Шима. Повезло тебе, Люси, подумала я. Никаких больше вопросов о моём отце и его нечистом занятии. Была ли у синти также проблема и с турками?

– Очень хороший друг, почти как брат, – выбрала я по возможности самое правдивое описание для Сердана. – Он ничего не знает о моём защитнике, но он знает, что нужен мне в моём путешествие. Он присматривает за мной, когда нет моего garde du corps. – Да именно так и было. Я чувствовала это глубоко в животе. – Его отец, кстати, профессор в институте, – добавила я на всякий случай, даже если отец Сердана по правде был только преподавателем.

Шима держала в своей левой руке мои пальцы, в то время как своей правой поднесла ко рту сигарету и прямо после этого несколько раз перекрестилась. Также она что-то бормотала, что звучало так чуждо и загадочно, что мои волосы на затылке встали дыбом. Потом, будто тема для неё была закрыта, она отпустила меня, мощно ударила по столу и объявила Суни несколько строгих команд. Нерешительно я поднялась.

– Пошли, – сказала Суни. – Мы закончили.

– Спасибо, – пробормотала я. – Merci beaucoup. – Я благодарила, потому что в первый раз мне было позволено сказать о Леандере правду и меня не осмеяли. Но Шима была занята своими сигаретами. Она больше не подняла на меня взгляда.

– И что теперь? – спросила я Суни затаив дыхание, когда мы покинули душный фургон. – Что она сказала?

Суни ухмыльнулась. Она выглядела облегчённой.

– Она тебе верит. Она сказала, что у тебя особый дар ... потому что ты ... ты можешь видеть своего ангела-хранителя? Ты его видела, не так ли? – Глаза Суни загорелись, но мне стало внезапно бесконечно грустно. Увижу ли я его когда-нибудь снова?

– Да, я его видела. Даже несколько раз. – Я прокашлялась, чтобы очистить горло от никотина. – Значит, я могу остаться? И Сердан тоже? – отвлекла я её.

– Да, до завтрашнего утра. Потом Шима не хочет никогда больше с вами встречаться. Сегодня вечером мы будем праздновать небольшую вечеринку на пляже, с музыкой и танцами. Вы будите нашими гостями. – Суни слегка поклонилась.

– Когда рассветёт, вы должны будите исчезнуть. И если вас впоследствии кто-то спросит, где вы торчали, вы нас никогда не видели.

– Конечно, мы вас не видели! – уверила я её, и в связи с Серданом мне далось это заверение очень легко, потому что оно означало, что он никогда не видел Суни. Это мне подходило. – Скажи, вашу Шиму другие тоже слушают её?

Я спрашивала это не без причины. Тёмные взгляды некоторых пожилых мужчин, которые стояли перед одним из жилых фургонов и курили, сопровождали нас при каждом нашем шаге.

Суни захихикала.

– Конечно, они это делают. Я же тебе сказала, что Шима старейшина. Каждый прислушивается к тому, что она решит и скажет.

Я попыталась представить себе, как бы это было, если бы мы, в нашей семье, слушали то, что говорила и решала бабушка Анни весь день-деньской. Моя жизнь была бы определённо свободной от стресса, но также более хаотичной, чем итак уже. Потому что у бабушки Анни была немножко сумасшедшая. Поэтому я и любила её так сильно.

– Сколько Шиме лет?

– О, мы точно этого не знаем. Она сама этого не знает. Наверное, около ста.

Улыбка Суни исчезла, когда она посмотрела на меня.

– Она пережила Освенцим. Шима знает людей. Если она говорит, что ты честна, каждый из нас доверяет этому. Если она говорит, что у тебя хорошее сердце, тогда тем более.

Я посмотрела смущённо на мои босые, пыльные ноги. Хорошо, что Шима не знала, сколько я уже врала и выдумывала в своей жизни. Или она это знала, и ей было всё равно, потому что в решающий момент я сказала правду?

– А что она ещё сказала? – продолжила я с любопытством расспрашивать. Может быть, она проронила что-нибудь интересное о Сердане.

– Что я должна дать вам что-нибудь поесть и попить. И что тебе нужно поспать. Но отдельно от парня.

И так как слово Шимы было законом, нам ничего другого не оставалось, как послушаться её. Сердана отвели в фургон двоюродного брата Суни. А мне, после чашки кофе и горячего супа из болгарского перца, было разрешено уютно устроиться на кровати с тысячью подушечек и наконец основательно выспаться. В это время за окном проносились мимо солончаки Камарга, море всё приближалось, а с ним и Чёрная Сара.

Глава 18.

Эффект Рождества

Ритмичный стук барабана и резкое ржание разбудили меня, и в первый момент я не могла вспомнить, где вообще находилась – так глубоко и крепко спала.

– Ну, наконец, – примешался хриплый голос Суни ко всем непривычным, чуждым звукам. – Я уже думала, ты хочешь проспать до завтрашнего утра. – Ага. Суни. Мануш. Сопровождение на юг. Наша поездка к Джонни Деппу. Я была у синти и надеялась, что Сердан тоже ещё был здесь, потому что его я не видела уже несколько часов.

Почему ржала лошадь, я не совсем могла понять, но барабаны должно быть были прелюдией к празднику, который семья Суни хотела устроить сегодня вечером для жителей Сент-Мари-де-ла-Мер. Но там был ещё один звук, который всё больше и больше сбивал меня с толку, потому что я ещё никогда в жизни не слышала его – постоянный шум, который приближался, а потом снова отдалялся. Приближался и отдалялся. Он магически притягивал меня, тревожил и в то же время успокаивал. Что же это было?

Я открыла глаза, но фургон предстал передо мной таким же, как сегодня утром – не считая светлой ряби на потолке, которая напоминала мне игру света на Рейне. Она отражалась, в особенно хорошие светлые дни, иногда на фасадах домов.

Суни переоделась. На ней было одето декольтированное красно-чёрное платье с оборками, узкие сандалии с ремешком, на каблуке и целая связка цепочек на шее и запястьях.

Кроме того она накрасилась. Её губы светились тёмно-красным цветом, как вишня. Что же, теперь Сердану будет что посмотреть сегодня вечером.

– Могу я так выйти наружу? – спросила я, зевая, и показала на мою мятую юбку и серую майку, которая тоже уже пережила свои лучшие времена. Я выглядела как синти, у которой, одеваясь, на полпути пропало желание продолжать. Кроме того я тосковала по брюкам.

– Нет, – решила Суни. Она надела на меня бархатисто мерцающий болеро жилет, завязала его под моей грудью и набросила три длинные золотые цепочки на голову. Затем она протянула мне пару винно-красных сандалий с каблуком, которые были похожи на её, и наверно такие же неудобные, так что я не смогу пройти и шагу. Пыхтя, я протиснула в них свои пальцы.

– Лучше, но ещё не хорошо, – проворчала Суни, взяла свою косметичку и начала обрабатывать моё лицо губкой для макияжа.

– Что ты там делаешь? – спросила я и попыталась заглянуть в зеркало.

– Не двигайся! Я пытаюсь твой красный цвет превратить в бежевый. Не то ты сильно выделяешься между нами. Кто-то, кто видел ваши фотографии по телевизору, может это заметить.

– О нас что, всё ещё сообщают?

– Уже не так часто, – ответила Суни равнодушно и провела с критическим взглядом по мне. – Твои родители поехали сейчас в Кап Ферре и хотят обыскать кемпинги.

Суни прикусила себе нижнюю губу, чтобы не рассмеяться.

– Этим они будут пожалуй заняты какое-то время. Но вы позвоните им ещё раз, не так ли?

– Конечно, – сказала я самоуверенно, хотя не могла себе представить, что смогу когда-либо снова нормально разговаривать с мамой и папой, как только те заметят, что мы ввели их в заблуждение. – Завтра. – Завтра, после того, как спасу Леандера от Гваделупе.

У меня закружилась голова, когда я подумала о моей затее. Теперь я была так близко от цели, и всё же не имела представления, как осуществить мой план. Потому что Сердан был прав – вероятно, мы не сможем просто так заглянуть в гостиную к Джонни Деппу. И даже если это получиться: гарантии, что Леандер был там, не было.

– Не смотри так мрачно, Люси. Сейчас мы повеселимся. Пришли наши испанские друзья, чтобы музицировать вместе с нами. Это снова принесёт нам немного денег. – Суни в последний раз умело смазала мой нос и прислушалась. Снаружи я услышала мягкие звуки гитары, которые присоединились к барабанам, и они манили меня, хотя странный шум вокруг нас не потерял своего магнитного притяжения. Мне нужно выйти отсюда, немедленно.

– Мне нужно как-то специально себя вести? – спросила я Суни, которая встала и проверяла свою внешность в зеркале. Ладонями она провела по своим шелковистым волосам.

– Просто сделай вид, будто ты одна из нас. По крайней мере, ты выглядишь теперь как одна из нас.

– А Сердан?

Суни весело рассмеялась и с размаха перекинула волосы через плечи.

– Он и так выглядит как один из нас. И также мало говорит, как наши ребята, когда рядом находится девушка.

– Да, я знаю. Я знаю его уже долго, – ответила я колко и в тот же момент разозлилась на себя за это. Мне нравилась Суни. Она не должна подумать, что я истеричка. Хватало уже того, что так думал Сердан. И то, что он думал, что я влюблена в звезду и только не хотела признаваться в этом. Смогу ли я когда-нибудь отговорить его от этой идеи?

Когда я наконец вышла, следуя за Суни, на стоянку лагеря и огляделась, то вскрикнула от удивления. Мой рот остался открытым, и я была не в состояние двинуться с места. Зрелище, которое предстало передо мной, потрясло меня. Такого я ещё никогда раньше не видела.

– Мне нужно к музыкантам, Люси. Увидимся позже! – крикнула Суни и помахала мне, но я не ответила на её приветствие. Я не могла поднять руку. Теперь я знала, откуда происходил шум. Мы были возле моря. Прямо возле моря!

Вечернее солнце заставляло гребни волн святиться красным светом, в то время как они медленно приближались к берегу и превращались в золотую пену. Чайки метались, громко крича, над прибоем и время от времени вытягивали рыбу, чтобы улететь вместе с ней.

Но самым увлекательным был шум моря. Он давал мне такое чувство, будто я смогу со всем справиться, не имело значение какое трудное заданием лежало передо мной. Например, что смогу выследить моего ангела-хранителя и спасти его. В конце концов мне приходится это делать не в первый раз. Один раз я уже справилась и здесь на юге, у меня всё получится.

– Красиво, правда? – Я рванула голову в сторону, и цепочки у меня на шее зазвенели. Сердан прислонился к фургону напротив. Я совсем его не заметила.

– Что за дерьмо ... – Смех уже вырвался из меня, прежде чем я смогла закрыть рот рукой. Сердан отнёсся к этому спокойно.

– Лучше, чем спортивные штаны, – проворчал он.

– Да, конечно, – согласилась я с ним, но снова рассмеялась – не из-за фиолетово-чёрной в полоску, блестящей рубашки, которую они на него напялили, и также не из-за с трудом разделённых пробором на макушке волос, и не из-за облегающих брюк и узких кожаных ботинок, а потому что в этом наряде нас действительно никто не сможет связать с фотографиями, показанными по телевизору. Мы были свободны!