Текст книги "Впечатляюще неистовый (ЛП)"

Автор книги: Беттина Белитц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Мне не нужно было отвечать. Конечно же я не смогла бы сделать так. Это были мои родители! Моя громкоголосая, неуклюжая мама со своей сумасшедший манией к розовому и мой смертельно-серьёзный папа, выступающий за экологию, и оба изрядно действовали мене на нервы. Но я никогда не захотела бы потерять их. И всё же я считала, что родителей Леандера и моих нельзя было сравнивать.

– Вы труппа, а не семья. У вас речь идёт только о долге, послушании и выполнении работы. Ты ведь сам видишь, что твои родители забыли про тебя, с того времени, как ты перестал вписываться в труппу, – аргументировала я. – Ты им до лампочки!

– Но именно это и было моим миром! Я не знаю ничего другого! – воскликнул Леандер. – После такого мероприятия как сегодня, я снова начинаю понимать, для чего был создан. Было важно, что я существовал. Как человек я совершенно не важен, никто меня не видит, разве ты этого не понимаешь?

– Разве я никто? – Я посмотрела на него с упрёком.

– Пффф, – сказал Леандер. – Конечно же ты кто-то. Но это довольно дерьмово, что видишь меня только ты. Ты ведь даже не хочешь по-настоящему смотреть на меня.

– Хочу. Только не на голого. – Теперь на губах Леандера всё-таки мелькнула нежная улыбка, но пропала так же быстро, как и появилась. Всё же на одну долю секунды образовалась ямочка на его щеке, отбрасывая голубоватые тени.

– Я не на одной из сторон, Люси. Я ни охранник и ни человек. Если я когда-нибудь умру, то Sky Potrol забудет обо мне, а на стороне людей у меня даже не будет могилы или поминок, потому что никто меня не видит.

– Не волнуйся, я выкопаю для тебя яму, привалю её большим камнем и поставлю искусственную свечу, – ответила я жестче, чем намеревалась. Пусть Леандер только не говорить сейчас о смерти.

– Ты действительно считаешь, что твоя труппа забыла про тебя? – попыталась я отвлечь от гнетущей мысли о его похоронах.

– Либо они про меня забыли, либо они обсуждают меры наказания. Это занимает у охранников много времени. Они не могут встречаться часто, не пренебрегая при этом клиентами. А такие вещи решаются совместно. Я думаю, ещё это дело труппы. Может быть, они хотят послать меня в Гваделупу …

– Где это?

– Карибские острова, шери. Вы проходили это в прошлом полугодии по географии. У нашей труппы там тюремный лагерь, в трущобах Бас-Тер. Преступность там настолько высока, что ночью даже полиция боится выходить на улицу. Постоянно в кого-то стреляют. Кроме того, может обрушиться вулкан и тогда случиться разрушительное цунами. Риск очень велик, быть утащенным на другую сторону … ну ты знаешь …

Да, я знала. На другую сторону реки. Я сама уже один раз чувствовала запах реки, когда в папином рабочем подвале вспыхнул пожар и Леандер и его кузен Витус спасли меня в последнюю секунду. Леандер рисковал при этом своей жизнью. Для меня. Потому что с неопытными охранниками быстро могло случиться так, что они не могли найти дорогу назад, когда провожали своего клиента на другую сторону. Тогда и они тоже умирали.

Леандер снова посмотрел вверх на звёзды.

– Что же … я не знаю, что они делают. Может, вообще ничего. Просто я много размышляю здесь о прежнем времени, когда я был у Джонни Деппа в Париже, знаешь? Тогда ещё всё было возможно. Тогда Sky Patrol доставлял мне удовольствие. Но потом …

– Потом появилась я, так? – спросила я беззвучно и испугалась, как грустно и сердито прозвучал мой голос.

– Точно. – Леандер скривил свой рот в широкую усмешку. – Потом появилась ты. И всё испортила.

Теперь он рассмеялся, и как всегда его смех был таким заразительным, что мой страх и гнев улетучились.

– Я с удовольствием сделала это. Только для тебя.

Лендер снова рассмеялся, и в этот раз я рассмеялась вместе с ним, хотя печаль в его глазах осталась, и я могла чувствовать её на собственном теле. Я всё ещё сердилась, что он скучал по своему времени в Sky Patrol, потому что совершенно все охранники были мне не симпатичны, а их организация и образ жизни тем более, но с другой стороны он защитил маму от пищевого отравления. Это он мог сделать только потому, что почувствовал запах плохих мидий, благодаря своим навыкам охранника. Мама бы никогда не учуяла их. Она слишком сильно хотела попробовать этот суп.

За морепродукты она, наверное, затопчет даже папу.

Леандер коснулся обратной стороной руки моей голой подошвы.

– Ты замёрзла, Люси. И тебе нужен сон. Иди назад в повозку, прежде чем твои родители ещё хватятся тебя.

– А где будешь спать ты?

– На лошади. На козлах. Под повозкой. Я что-нибудь выберу. У вас ведь больше нет места, не так ли?

Этот вопрос был утверждением, но в его голосе прозвучало что-то, что меня озадачило. Я соскользнула с лошади и отвернулась от Леандера, чтобы он не увидел, что я покраснела. Я не часто краснела сама по себе, но в этот раз это случилось. Потому что я подумала о той ночи в замке, когда он лежал рядом со мной на ярусной кровати. Это была бессонная ночь, потому что я боялась нечаянно слишком приблизиться к нему. Его глаза были настолько близко от моих, что я могла видеть в них саму себя. А он? Он думал о поцелуе с Софи.

– Нет, у нас для тебя нету места. Спокойной ночи!

Глава 8. Пожалуйста, пристегнитесь!

– Хериберт! Она снова стоит! – проник мамин голос через мои на всю включенные наушники и разрушил притягательность песни, в которую я как раз хотела погрузиться. Запретный поцелуй от Schandmaul – единственная песня, которую Леандер не стёр из моего MP3-плеера и не заменил на какое-то французское дерьмо. И надо же было ему оставить именно эту. Я продолжала любить Schandmaul и эту песню тем более. Она была одной из этих запоминающихся мелодий, которые заставляли меня внутренне танцевать. Но я и проклинала её, потому что при этом всегда попеременно должна была думать то о Сердане, то о Леандере. Прежде всего, о Леандере и той ночи, когда мы лежали внизу во рве, и я не знала, жив ли он, а потом ... потом ...

Даже если я буду сильно стараться: Я никогда не забуду, что случилось потом.

Не забуду наш поцелуй. А так же всё то, что он сказал до него и после него. Но Леандер, он мог всё это просто так стереть из своего мозга. Он ведь был только Sky Patrol. Для Sky Patrol поцелуи были мелочью.

– Я украл у тебя поцелуй ...

Что же, если я заставляла себя, не думать о Леандере, то думала о поцелуе Сердана, что было не лучше, потому что почти в тот же момент я думала о том, к чему привёл этот поцелуй, и уже снова находилась в мыслях о Лендере и его пьянке, и моём забеге на руинах и закрытых глазах Леандера, и его губах и ... Это был замкнутый круг.

– Хериберт, пожалуйста! Она стоит! Помоги же!

Вздохнув я нажала на стоп. Теперь я тоже почувствовала это. Мы больше не ехали. Шанталь снова устроили себе паузу. Для нас было загадкой, почему она это делала. Не то, что бы она уходила в сторону к лугам и полям, которые тянулись на протяжении километров вдоль дорог, чтобы пожрать.

Нет. Шанталь просто останавливалась и неподвижно стояла. Все попытки заставить её идти дальше, не удавались. Даже мамин голос, как в спортзале не волновал её. Наверное, она была глухой.

Инструктор ещё утром вбивал нам в голову, как мы должны вести себя в таком случае: хлестнуть кнутом, крикнуть «але!» и защёлкать языком. У нас уже болел язык от постоянного щёлканья, а при нашей последней вынужденной остановке, посередине деревенской улицы, выбежала местная жительница из дома и начала жаловаться, что крики мамы разбудили её маленькую дочь из послеобеденного сна.

Единственное, что всё-таки иногда вдохновляло Шанталь, был тост. Если вообще больше ничего не приносило результатов, папа брал кусок тоста в руку и танцевал пред Шанталь туда сюда, крича и заманивая её. Но теперь видимо даже метод с тостом не работал, потому что повозка не сдвинулась ни на один сантиметр с места.

И я тоже на протяжении нескольких минут не двинулась с места, потому что жара стала невыносимой. Но я находила это более приятным, лежать здесь внутри и дремать, чем сидеть на козлах снаружи рядом с мамой и позволить ей вытягивать из меня информацию о паркуре и ребятах. Поэтому я спряталась на своей койке.

Мама всё равно была на меня сердита, потому что поняла не правильно мой внезапный смех посреди нашего доверительного разговора. Она как раз читала мне лекцию о предотвращении беременности под палящим полуденным солнцем, когда я увидела, как Леанедер, ради забавы, повторяет за папой. Папа ведь предпочитал идти рядом с повозкой.

Он хотел использовать этот отпуск, чтобы сделать что-то для своего здоровья, если уж ему нельзя было работать. Так что он маршировал в своём пиджаке для путешествий и, состряпав выражение лица, рядом с Шанталь, руки сложены за спиной, как будто шёл на похороны. Леанер точно скопировал его осанку и лицо, и это выглядело слишком комично, как папа и мой Sky Patrol топали рядом друг с другом.

Но мама сразу же интерпретировала мой смех, как отсутствие интереса к её изложениям и кроме того как чистую провокацию и неуважение по отношению к своим родителям. Но теперь её крики и её «але, але!» звучали так отчаянно, что я с элегантным поворотом выпала с койки и выползла к ней наружу.

– Хериберт, сделай хоть что-то! – орала она.

– Я пытаюсь, Роза, пытаюсь. – Папа помахал пачкой тоста перед ноздрями Шанталь, но Шанталь решила, вздремнуть. Да она спала. Я поняла это по её загнутому заднему копыту. Так же она стояла сегодня ночью на пастбище.

Этот сон станет самое позднее тогда проблемой, когда сзади приблизиться трактор или грузовая машина. Потому что Шанталь гарантированно не проснётся так же и от гудящих двигателей.

– Сделай хоть ты что-нибудь, – призвала я Леандера, который развлекаясь, наблюдал за сценой с обочины дороги.

– Я и так всё время что-то делаю! – защищалась мама гневно.

– Ладно, ладно, – сказала я быстро. – Извини, не знала. Я как раз спала. – Я успокаивающе похлопала её по колену. Леанедер разбежался и одним прыжком запрыгнул на спину Шанталь.

– Солидно, – вырвалось у меня одобрительно, потому что уже только эта последовательность движений была как будто создана для паркура. Если бы его мог кто-то видеть!

– Я знаю, Люси. Я толстая, – возмутилась мама. – Не каждый может быть таким худым и изящным, как ты. Значит, ты должна жить с тем, что у твоей матери толстые колени.

– Да я вовсе не это имела в виду, мама! Я имела в виду, Шанталь. Честно. Правда!

Леандер тихо свистнул сквозь зубы. Шанталь поставила заднее копыто на землю и навострила уши. Она навострила уши! Значит, она слышала Леанедра? Очарованно я наблюдала за тем, как Леандер нежно нажал пятками в могучие бока Шанталь, и она охотно вышла из своего ступора. Сделав рывок, она потянула цыганскую повозку, чтобы потом своим тяжеловесным, неторопливым шагом зашагать вдоль улицы. Папа при помощи неспортивного манёвра спасся в стороне, чтобы не быть ей растоптанным. Её тяжёлые копыта раздавили тост в крошки.

– Видишь, всё-таки работает, Роза! – Папин напряжённый тон показал мне, что настроение в доме Моргенрот всё ещё не стало лучше. При том, что моё настроение постепенно поднялось. Вообще-то здесь было не так уж и плохо. Не было никакой другой, дурацкой семьи, которая должна была сопровождать нас, и мы могли делать всё что вздумается. Нам только нужно было вечером доехать до следующей фермы.

Сегодня утром, когда было ещё прохладнее, я лежала наверху на крыше повозки и смотрела в небо, в то время как ветки деревьев царапали рядом со мной по окну.

Мне это понравилось, даже если не хватало города, Могвая и ребят. Но ощущение угрозы со вчерашней ночи пропало. Так же и Ленадер вёл себя привычно, невнимательно и небрежно, что подсказало мне, что Чёрная бригада была далеко.

Нашим единственным недостатком была Шанталь. Мы ещё сегодня утром попытались урвать более живую, милую лошадь слабаков, но она чувствовала себя подобно Хемпелям. У неё были колики, и ей нужно было сделать вынужденную паузу. Слишком много неспелых яблок.

Но теперь, с Леандером на её широкой спине, Шанталь шла более равномерно и быстро, чем когда-либо. Леандер весело напевал. Что он там вообще пел? Это была ни одна из его французских песен. Нет, этот припев я знала, и к тому же наизусть.

– Я украл у тебя поцелуй ... Ты должна прийти и забрать его назад ... – Я забрала у мамы кнут и шлёпнула им Леандера по затылку. Он даже не повернулся ко мне, хотя его бандана съехала в сторону.

– Люси, ради Бога, нет! Она ведь идёт! Не то её ещё понесёт! – завопила мама. Суетливо она попыталась вырвать у меня кнут из рук. Я отдала его ей неохотно. Я это ненавидела, когда Леандер напевал мою песню. Или мне это нравилось? Нет, ненавидела. Кто забывал поцелуи так быстро, у того не было прав, слушать эту песню и тем более петь её.

– Мама убрала кнут в пространство для ног, чтобы тот был под рукой, и подвинулась немного ко мне.

– Не хочешь подержать вожжи вместе со мной, крошка? – Ой-ой. Уже сегодня утром это была прелюдия к её ужасному доверительному разговору – с небольшой разницей, что мы теперь ехали на козлах. Рядом с двумя мужскими слушателями. И у меня не было шанса сбежать. Я закатила глаза, но послушно взяла правую часть вожжи в руки.

– Я знаю всё о предотвращении беременности, мама, – опередила я её. – Кстати, знала об этом уже и раньше. Мы ведь проходили это в школе.

– Тогда я не понимаю, почему ты думала ...

– Мама, сколько ещё раз говорить тебе: Я ни одной секунды не думала, что беременная! Я так же ничего не сделала! Совсем ничего!

– Но этот Сердан ..., – возразила мама с сомнением.

– Сердан мой приятель, больше ничего! Пойми это, наконец!

Леандер перестал насвистывать и начал бормотать что-то на французском. Это звучало не очень дружелюбно.

– А Сеппо? – удостоверилась мама.

– Сеппо тоже! Я только занимаюсь паркуром с ребятами. И я думала, что ты имела в виду паркур. Это было недоразумение! – Я говорю, как об стену горох? Мама поджала свои накрашенные красным фламинго губы.

– Если уж мы обратились к другой теме, – ответила она страдальчески. – Этот ужасный вид спорта. Объясни мне, Люси. Что в этом такого сногсшибательного, постоянно подвергать себя смертельной опасности? Разве это весело, почти убивать себя?

– Мы занимаемся этим не для того, чтобы убить себя, – сказала я примерно в сотый раз. – Это классно, разучивать забеги и выполнять их, это такое чувство, будто летаешь, так энергично и гибко, и ... – Я искала слова. Чёрт, как мне только описать, чтобы она наконец поняла? – Я ведь показывала тебе фильмы на YouTube. Разве ты не находишь, что это выглядит клёво?

Мама какое-то время молчала и с помощью Cosmopolitan задувала себе горячий воздух.

– Тебе ведь нравится Дэниел Крейг, не так ли? – прервала я молчание. Нравится, было преуменьшением. Мама его боготворила. Она на месте променяла бы его на папу. Его фильмы про Джеймс Бонда она просмотрела бесчисленное количество раз, особенно эту одну сцену под душем. Где он берёт пальцы своей тёлки в рот, чтобы утешить её. Я находила эту сцену неловкой. Но мама каждый раз таяла, а потом ей срочно были нужны бумажные салфетки.

– Хм, – сказала мама, вытянув губы в трубочку. Её глаза светились.

– Хорошо. Тогда вспомни вступление Казино Рояль. Эти трюки на строительных лесах. Это паркур, то, что он там делает! Паркур! Ты находишь это клёвым не так ли? Ты находишь это клёвым, мама, признайся! – Хотя Дэниель Крейг в этой сцене и не покрыл себя славой. Настоящим героем был Себастьян Фукан, которого Сеппо, Сердан, Билли и я глубоко почитали. Но этого мама точно даже не заметила.

– Боже мой, Люси, конечно, это клёво, если так делает Дэниель Крейг, но это ведь просто фильм! А не реальность! Если моя маленькая дочь бегает по крышам и срывается, тогда ... – Её голос оборвался жестяным скрипом. Сдавшись, я стала искать бумажные салфетки. Она никогда этого не поймёт. А если ещё и ревела, то с ней всё равно не возможно было разумно разговаривать.

Я, не смотря на палящий зной, уединилась с бутылкой воды, на крыше повозки, закрыла лицо козырьком моей бейсбольной кепки и оставалась лежать там, пока мы в сумерках наконец не добрались до нашей намеченной фермы. Знойный ветер дул сквозь деревья, а над зелёным холмом перед нами собрались грозовые тучи.

Мы были настолько уставшими, что, только молча, распрягли лошадь, отвели её на пастбище и в ногу прошаркали к фермерам, которые уже ждали нас с ужином: ароматным пирогом фламбе с беконом и луком и большим кувшином сидра.

Леандер просмотрел все блюда скептическим взглядом, сморщил нос, а потом кивнул мне.

– Всё съедобно. Пожалуйста, принеси что-нибудь мне, я умираю с голоду, – попросил он, когда прошёл мимо меня на улицу. Нечистая совесть ужалила меня как укол в живот. Да, для Леандера стало тяжело питаться. Он не позавтракал и не пообедал, так как за и под нашим маленьким столиком для кемпинга не было для него места, а по воздуху летающие багеты точно вызвали бы у мамы и папы подозрение.

Пожилая фермерская супружеская пара была, не смотря на наше опоздание, очень дружелюбна, а моего французского хватило даже для того, чтобы поговорить с ними, но они были явно уставшими и только быстро показали нам после ужина свою гостевую ванную, прежде чем удалиться в свои кровати.

Наконец-то проточная вода! Я позволила маме и папе быть первыми, потому что Леандер бродил как вторая тень у меня за спиной, как только было произнесено слово «douche».

– Забудь об этом, – сказала я решительно, когда за закрытой дверью начала журчать вода, и мы могли свободно говорить.

– Люси, пожалуйста, я воняю!

– Меня это не волнует. Там внутри нет ни занавески, ни душевой кабины. В этом доме наверное примерно три тысячи лет никто не делал ремонт.

– Ну и что? – Леандер пожал плечами. – Мне не нужна занавеска!

– Зато мне нужна! – крикнула я громко и в тот же момент прикусила себе губу. Но мама и папа, казалось, ничего не услышали. Буря, которая разразилась снаружи, послужила достаточным отвлечением. Теперь молния заставила засветиться лицо Леандера голубым, а в следующее мгновение загремел гром.

– Люси, пожалуйста ...

– Иди на улицу под дождь. Он тоже помоет тебя. Я хочу быть в ванной одна.

– Дождь холодный! – запротестовал Леандер плаксивым голосом. – Там так же сыпется и град.

– Он не убьёт тебя. Sky Patrol должен ведь быть в состоянии вынести безобидную летнюю грозу. – Это подействовало. Леандер, надувшись, ушёл, а когда и я тоже смыла с себя дорожную пыль, мама, папа и я побежали через проливной дождь к повозке и сразу же заползли в наши кровати. У меня было такое чувство, что я не могу даже больше пошевелить моим большим пальцем ноги. Ещё никогда в жизни я не была такой уставшей.

Меня так же не беспокоило то, что повозка стояла заметно вкривь и что я должна была опасаться того, что при малейшем движении выпаду из койки. В конце концов, я ведь не хотела двигаться. Я хотела просто спокойно лежать и спать.

Уже спустя несколько минут мама и папа начали храпеть дуэтом и у меня глаза тоже начали закрываться, когда голубая тень и сильный аромат Armani прогнали мою усталость. Леандер. Как будто у себя дома, он залез в повозку и стоял, дрожа и трясясь рядом с крошечной кухней, голый за исключением трусов, вытирал кухонным полотенцем грудь. Из его мокрых волос падали капли воды на доски пола и выделялись там тёмными пятнами.

Всё это я могла видеть тогда, когда молния на долю секунды освещала салон повозки. В те короткие мгновения я видел так же его татуировку. При каждом движение рук, казалось, огромные крылья ангела слегка махали вверх и вниз. Буквы над крыльями были хорошо различимы в свете молний. Mea maxima culpa. Моя самая большая вина. Признание Леандера того, что он сделал что-то неправильно. Это могло бы быть девизом его жизни. Он всегда делал что-то неправильно.

Я находила так же довольно неправильно то, что он снова полуголый разгуливал предо мной словно призрак, но была слишком уставшей, чтобы что-то предпринимать. Кроме того, это разбудило бы маму и папу. Поэтому я только сердито на него взглянула, когда он невесомым прыжком катапультировался ко мне на кровать – что же по крайней мере в ребристой майке и джинсах. Он всё ещё дрожал. Я слышала, как стучали друг о друга его зубы.

– Холодно, – выдохнул он и потянул за моё одеяло. Я поддала ему хорошего пинка, чтобы дать понять, что он должен немедленно исчезнуть. Но он не отпускал угол одеяла и уже засунул свои ноги под него – ноги, которые для меня вовсе не казались холодными. Но очень мокрыми. А мои возможности защищаться были из-за слишком низкого потолка повозки крайне ограничены. Я даже не могла сесть. Поэтому ничего не помогало – мне снова нужно было пнуть его. Но Леандер ожидал это и схватил меня за лодыжку, чтобы удерживать, пока сам продолжал тащить одеяло.

Ожесточённо мы боролись друг с другом, и я уже отвоевала хороший кусок одеяла, когда повозка правой стороной внезапно опустилась ещё на несколько сантиметров вниз в вязкую почву луга. Описав большую дугу, я упала с койки. К счастью одеяло всё ещё было у меня в руках. Оно смягчило моё падение, но всё равно было больно.

– Люси ..., – промямлила мама оцепенело рядом со мной. – Опять ...?

– Ничего не случилось, мама, – ответила я, стиснув зубы, так как упала на копчик, и мне хотелось ругаться и кричать на всё горло. – Спи дальше, – добавила я, в то время как Леандер, который нырнул за мной, ощупывал обеими руками мои ноги и руки.

– Перестань! – прошептала я. – Я в порядке.

Но Леандер обхватил меня за бёдра, поднял и забросил назад на койку. Потом он вскарабкался за мной и лёг рядом, так что я, как и тогда в замке, была втиснута между ним и стеной. Проблема была только в том, что эта кровать, была слишком узкой, чтобы лежать в ней, не касаясь друг друга. Наши плечи даже не помещались рядом. Единственная возможность, чтобы лежать здесь вдвоём, была бы, если бы он – нет стоп, Люси, призвала я сама себя. Это не какая не возможность.

– Проваливай! – сказала я одними губами.

Леандер покачал головой, и его мокрые пряди волос коснулись моего лица.

– Нет, Люси, ни в коем случае. Ты не позволила меня искупаться под душем, а теперь я не оставлю тебя спать одну в этой кривой повозке на верхней койке. У тебя есть выбор. Либо ты заползаешь к маме и папе под одеяло, либо я буду присматривать за тобой.

Отлично. С мамой и папой в кровати? Исключено. Я покачала головой.

– Ничего из этого. Ты исчезнешь, – прошептала я так тихо, как могла.

– О, шери, будь хоть раз благоразумной. Ты только что чуть не сломала себе копчик. При втором падении он точно повредится, и ты не сможешь заниматься паркуром недели и месяцы. Может быть даже никогда больше.

Я догадывалась, что он крайне преувеличивал, и что речь здесь шла вовсе не о том, чтобы защищать меня, а о том, чтобы заполучить тёплое, сухое место для сна. Даже его шея была покрыта мелкими, голубоватыми мурашками.

– Всё ведь довольно просто: Когда едешь на американских горках, то пристёгиваешься. Alors (франц. итак) – эта повозка тоже своего рода американские горки. А я твой ремень безопасности. D’accord (франц. ладно)?

Я не ответила, а только сердито смотрела на него, когда он просунул свою тёплую руку мне под шею и притянул мою голову себе на плечо. Я напряглась и сильно ущипнула его в бок, чтобы показать, что считала всё это совершенно не хорошей идеей. Но я была настолько уставшей, а плечо Леандера таким удобным, что я невольно расслабилась.

Это только ремень безопасности, говорила я себе настойчиво и пыталась игнорировать вибрирующее покалывание в животе, которое становилось сильнее, когда я вдыхала, и чувствовала запах чисто вымытой кожи Леандера. Но дышать же мне ведь как-то было нужно.

Его сердце билось медленно и сильно. Он казался мне таким настоящим. Таким реальным! Как это только было возможно, что его кроме меня никто не видел и не замечал?

Я долго не могла заснуть.

Глава 9

.

Своего рада осмоса

Через день на утро я не сразу открыла глаза, когда проснулась. Я чувствовала себя так комфортно и легко и удовлетворённо, что хотела полежать ещё немного спокойно, хотя моя шея болела, а левая нога занемела. Значит, ночью Леандер оставался рядом со мной.

Мне не нужно было смотреть, чтобы быть уверенной в том, что он был там. Armani плюс мята, это был Леандер, а так же волосы, которые щекотали мою щёку, могли принадлежать только ему. Кто же ещё мог обнимать меня ночью, чтобы я не упала с кровати?

В первую ночь, когда он забрался ко мне на койку, чтобы поиграть в ремень безопасности, наше уединение продлилось недолго. Когда я как раз задремала, он нечаянно пукнул, и это так сильно привело его в смущение, что он в панике сбежал. Леандер смотрел на пуканье, как на своего рода поражение по отношению к своему телу.

Он недавно с уверенностью поклялся себе и мене никогда не пукать в моём присутствии. Как только он без предупреждения покидал комнату, якобы погулять с собакой или походить по коридору туда-сюда, я знала, что он как раз терпел поражение.

Конечно же были более романтичные вещи, чем лежать в цыганской повозке с пердящим охранником. Но уж таким драматичным я это не считала, чтобы сразу убегать. Меня всё равно не волновала романтика, как меня уже часто обвинял в этом Леандер. Но теперь это был он, кто «не справился».

Я сделала вид, будто ничего не заметила, а вместо этого притворилась спящей и слушала, как Леандер с обычной суетливостью, из узды и верёвок Шанталь соорудил своего рода сетку на случай падения. Никогда в жизни эта конструкция не сможет удержать меня от падения, но как я уже говорила, Леандер был никудышным ангелом-хранителем, и прежде чем перенести в моём присутствии новые поражения по отношению к своему телу, он лучше оставил меня одну.

Потом я увидела его через открытое окно на улице, рядом с пастбищем, бродящим туда-сюда, голубоватое мерцание в темноте ночи. Но он был не единственный, кто в эти часы должен был признать своё поражение. Мама и папа тоже мирно пукали, чередуясь в получасовом ритме. Пироги фламбе были покрыты толстым слоем лука, это не могло остаться без последствия. Разве только вам, как и мне, не нравился лук, и вы соскоблили его.

Леандер же, свою половину пирога фламбе, которую я после ужина принесла ему на пастбище, проглотил так жадно, что меня не удивляли его колики.

В какой-то момент мне надоело наблюдать за голубым мерцанием, я отвернулась снова к стене и наконец глубоко и крепко уснула.

На следующий день, мы выехали уже рано утром, чтобы не заставлять ждать нас фермерскую семью на третьей остановке. Потому что нам нужно было ожидать того, что Шанталь вставит внеплановые паузы.

Кроме того, её владельцы взяли с нас обязательство, делать по меньшей мере двухчасовой обеденный перерыв, на котором Шанталь получала зерно, морковь и воду. Но это не принесло никакой пользы. Мама не смогла правильно прочитать карту, и когда наступили сумерки, мы находились ещё в нескольких километрах от фермы, на чьём участке должны были расположить наш лагерь.

Папа, без лишних слов, припарковал Шанталь вместе с повозкой на небольшой поляне, на окраине пшеничного поля, которое было окружено деревьями и лесом, и, позвонив организаторам, сказал, что мы переночуем здесь. Все мы больше не могли слышать слова «але!», наши языки больше не хотели щёлкать и Леандеру тоже, почти больше не удавалось, привести Шанталь в движение. Кроме того, без уличного освещения, мы не сможем найти дорогу. Здесь не было городов, в которых и после наступления темноты, можно было встретить людей и спросить дорогу. Не было даже супермаркетов. В большинстве деревень не было вообще ничего.

Но фермерская супружеская пара с прошлого вечера, щедро снабдила нас пропитанием: сыром и багетами, красным вином для моих родителей и сидром для меня. Кроме того была ещё половина яблочного пирога, помидоры, салями и три сухих шоколадных крауссана, которые мы хотели оставить на завтрак. Когда мы начали есть, стало уже так темно, что я разрешила Леандеру, сдержанно помахав, подойти к нашему маленькому столу и сесть рядом возле моих ног. У нас с собой не было свеч, а батареи нашего фонаря папа хотел поберечь.

Так что мы ели в темноте. Так я могла иногда передавать Леандеру кусочки, потому что он снова весь день почти ничего не ел.

Много мы не говорили. Как уже прошлым вечером, мы были слишком усталыми для разумного разговора, но я была благодарна за это, потому что так мама не могла впутать меня в новую доверительную беседу. И таким образом не начиналось никакой ссоры. Жуя, мы слушали, как в полях тысячами стрекочут сверчки и восхищались светлячкам, как они роем вылетали из кустов, а иногда даже смело садились на наш стол, где мы моргая и зевая, разглядывали их светящийся зад.

Животные, которые светятся, подумала я сонно и посмотрела в сторону Леандера, который лежал, вытянувшись на траве и широко раскрытыми глазами смотрел в небо. Даже в темноте я могла видеть, как светиться его один зелёный, а другой снежно-голубой глаза. Так же и его кожа переливалась, светлее и интенсивнее, чем все предыдущие недели. Было ли это так из-за звёздного света и поднимающейся луны? Это выглядело странно, как будто Леандер упал из космоса на землю, чужое, неизвестное существо, на которое скоро наброситься каждый учёный, чтобы исследовать его и экспериментировать с ним. Голубое существо, на голубой планете ... но нет ... никто не мог с ним экспериментировать ... его ведь никто не видел ...

Моя голова упала на шаткий столик для кемпинга и мама решила, что мне пора в постель. И побыстрее. Когда я, пошатываясь, встала, чтобы пойти в повозку и лечь спать, Леандер тихо последовал за мной. В этот раз я не протестовала. Повозка действительно снова стояла криво, а мой копчик всё ещё болел. Леандер вероятно всё равно исчезнет через полчаса. Или самое позднее тогда, когда захочет предпринять свой ночной свободный полёт.

Но теперь, на третий день нашего путешествия, я проснулась, а он лежал рядом со мной, его колено покоилось на моём, а его равномерное дыхание подсказало мне, что он ещё спал. Он действительно остался здесь, рядом со мной.

Я открыла глаза. Да, это был Леандер, и почему-то, увидев его, я обрадовалась. Его рука покоилась расслабленно возле лица. Казалось ему сниться сон, потому что его пальцы дёргались, словно он хотел что-то схватить. Перед сном он снял свой платок с рисунком и обмотал им свою руку. Он выделялся, как светлая полоса на его лбе. Я подавила смешок. Его кожа стала коричневее, чем и так уже была. Леандер всегда выглядел так, будто провёл три недели, занимаясь серфингом, в отпуске на Гавайях. На моих же плечах напротив, со вчерашнего дня красовался противный солнечный ожог, потому что я заснула на крыше повозки.