Текст книги "Пленница былой любви"

Автор книги: Бетти Махмуди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

В персидском языке нет категории рода. Иранцы всегда путают местоимения «он» и «она». Учительница опустила глаза, глядя на свои колени. Почти неуловимым движением она вынула руку из-под свободного платья и придвинулась ко мне. Убедившись еще раз, что на нас никто не смотрит, она быстро коснулась моей руки, оставляя в ладони обрывок бумаги. На нем был нацарапан номер телефона.

– Ты звонить, – прошептала она.

Спеша с Махтаб домой, я все же рискнула забежать на минутку в магазин Хамида. В трубке послышался женский голос. Женщина назвала себя Алави и приветствовала меня на английском языке. Она пояснила, что работает у мужа учительницы и тот рассказал ей и ее матери о моем положении.

– Он спросил меня, могу ли я чем-нибудь помочь, потому что знаю английский язык, я училась в Англии. Я обещала.

Это было еще одним доказательством того, что иранцев нельзя огулом относить к категории фанатичных врагов Америки. Алави была абсолютно искренней и, разговаривая со мной, возможно, рисковала жизнью и уж определенно свободой.

– Как мы могли бы встретиться? – спросила она.

– Я должна подождать, пока представится случай.

– Как только вы сможете встретиться со мной, я сделаю себе перерыв на ленч и приеду в указанное вами место.

– Хорошо.

Бюро, в котором она работала, было далеко от дома Маммаля, далеко от школы Махтаб и даже от мечети, где проходили лекции по Корану. Трудно было организовать встречу так, чтобы у нас обеих в один день было достаточно времени и свободы для более близкого знакомства. Меня интересовало, какими мотивами руководствуется Алави, но я не сомневалась в ее надежности. Ее слова звучали искренне и сразу вызвали доверие.

Дни тянулись мучительно долго, проходили недели, а я все искала безопасный способ организовать встречу. Со времени начала работы Муди я почувствовала усиление контроля за собой. Насерин стала еще более подозрительной.

Но рано или поздно у меня неминуемо должна была появиться возможность для встречи с Алави. В четырнадцатимиллионном городе Муди не мог уследить за мной.

В один из дней я застала Насерин нетерпеливо ожидающей моего прихода. Ей позвонили, что состоится какое-то чрезвычайное собрание в университете, и она должна оставить Амира со мной. Она быстро собралась и ушла. Муди был на работе, Реза и Эссей навещали родственников.

Я позвонила Алави.

– Я могу с вами встретиться сегодня, сейчас?

– Уже еду.

– Как я узнаю вас? – спросила я.

– На мне будет черный плащ, черные брюки и платок. Я в трауре. У меня недавно умерла мама.

– Примите мои искренние соболезнования.

– Спасибо. Все в порядке, – ответила она.

Я оставила записку Муди. Рано утром у него была операция, но он не знал, когда освободится. Он мог не вернуться до одиннадцати часов вечера, но мог появиться в любую минуту.

«Дети просто невыносимы, – написала я, – иду с ними в парк».

Махтаб и Амир всегда радовались, когда случалось выйти в парк. Я могла полностью доверять Махтаб, а Амир был еще слишком маленький, так что у меня не было опасений со стороны детей. Меня лишь беспокоила реакция Муди на то, что я вышла из дома без сопровождения и без его разрешения. Я очень надеялась, что мы успеем вернуться домой до его возвращения.

Дети были заняты собой, когда ко мне приблизилась женщина в черном. Трудно определить на вид возраст незнакомой женщины в иранском платье, но я предположила, что ей может быть лет пятьдесят, возможно, чуть меньше. Она села возле меня на скамейку.

– Я оставила мужу записку, – быстро сказала я, – он может здесь появиться.

– Хорошо, – ответила она. – Если это случится, сделаю вид, что я здесь с детьми.

Затем она обменялась несколькими словами по-персидски с сидящей на скамейке напротив женщиной.

– Она согласилась в случае необходимости подтвердить, что сюда я пришла с ней и ее детьми, – пояснила мне Алави.

Я начала понимать, что иранцам нравятся заговоры и интриги. Они, видимо, привыкли жить в конспирации еще при шахе и уж точно при аятолле. Просьба Алави нисколько не удивила и не обеспокоила нашу соседку, а скорее внесла остроту в ее скучную жизнь.

– Так что же случилось? – спросила Алави. – Почему вы в Иране?

Я рассказала ей свою историю настолько кратко, как только смогла.

– Мне близка ваша ситуация. В Англии меня считали иностранкой, хотя я хотела остаться там. Я нуждалась в помощи других людей. Мне не помогли, и я вынуждена была вернуться в Иран. Это было очень печально для меня и для мамы. Мы дали себе слово, что будем помогать иностранцам в нашей стране. Я знаю, что сумею это сделать по отношению к вам.

Она замолчала на минуту, собираясь с мыслями.

– Моя мама умерла две недели назад, – сказала она, – вы уже знаете об этом. Перед смертью она взяла с меня клятву, что я помогу вам, если только смогу. Я обязана сдержать свое обещание, и я сделаю это.

Краем платка она вытерла выступившие слезы.

– Каким образом? – спросила я. – Что вы можете для меня сделать?

– Мой брат живет…

– Мамочка, мамочка! – прервала Махтаб, подбегая ко мне. – Папа здесь!

Он стоял за оградой и внимательно смотрел на меня. Резким движением руки он подозвал меня к себе.

– Только спокойно, – шепнула я Алави и Махтаб. – Ведите себя как обычно. Махтаб, возвращайся на качели.

Я встала со скамейки и подошла к Муди.

– Что ты здесь делаешь? – буркнул он.

– Такой замечательный день, – сказала я, – уже чувствуется весна. Мне хотелось вывести детей в парк.

– Что это за женщина сидит около тебя?

– Я не знаю, кто она. Ее дети тоже здесь играют.

– Ты разговаривала с ней. Она говорит по-английски?

Зная, что Муди был слишком далеко и не слышал нас, я солгала:

– Нет. Я учусь говорить по-персидски.

Муди настороженно огляделся вокруг, но увидел лишь детей, шумно резвящихся под неусыпным оком матерей. Алави и соседка встали со скамейки и подошли к качелям, чтобы все видели, что они занимаются своими детьми. Не происходило ничего подозрительного. Муди убедился, что я была там, где должна была быть. Не проронив ни слова, он повернулся и отправился домой.

Я медленно пошла в сторону площадки, задержавшись, чтобы покачать Махтаб и Амира на качелях. Мне мучительно хотелось повернуть голову и посмотреть, наблюдает ли за мной Муди, но я продолжала играть свою роль. Спустя несколько минут я вернулась на скамейку, как будто ничего не произошло. Алави, выждав какое-то время, присоединилась ко мне.

– Он уже ушел, – сказала я.

Я посмотрела на женщину напротив и кивнула ей головой в знак благодарности. Она сделала такое же движение, не зная сути этой интриги, но охотно в ней участвуя.

– Так что же ваш брат? – спросила я, чтобы не терять времени.

– Он живет в Захедане. На границе с Пакистаном. Я поговорю с ним и спрошу, сможет ли он организовать побег.

– А у него есть такая возможность?

Алави перешла на шепот:

– Он занимается этим все время: переправляет людей за границу.

Я воспрянула духом. В сущности эта встреча была менее случайной, чем это могло показаться. И учительница из школы, и ее муж должны были знать, что госпожа Алави является кем-то более значительным, чем просто говорящая по-английски особа.

Можно было с уверенностью сказать, что они знали о ее брате. Я не была единственным человеком, который оказался в иранской западне. Эта страна с традициями авторитарных режимов давно уже имела (и это вполне логично) развитую сложную профессиональную сеть, занимающуюся переправкой людей за границу. И вот наконец я нашла контакт с одним из таких профессионалов.

– Сколько это будет стоить? – спросила я.

– Не беспокойтесь о деньгах. Я заплачу сама. Я поклялась маме. Если вы когда-нибудь захотите вернуть мне деньги, тогда и вернете. Если же нет, то это не имеет значения.

– Когда мы можем ехать? – спросила я возбужденно. – Как нам добраться до Захедана?

– Скоро. Я должна получить для вас документы, чтобы вы с дочерью смогли вылететь в Захедан.

Она объяснила мне все детали плана, особо подчеркивая одну: когда все будет готово, нам придется каким-то образом на несколько часов вырваться из-под стражи Муди и сделать это так, чтобы он не заметил наше отсутствие; затем, добравшись до аэропорта, сесть в самолет рейсом до Захедана и связаться с братом госпожи Алави; со всем этим нужно справиться до того момента, пока Муди сообщит в полицию.

Лучше всего подошел бы, конечно, четверг. Муди будет на работе. У нас с Махтаб установленное расписание: утром школа, в полдень лекции по Корану.

Это был, несомненно, более осмысленный план, чем предложенный Триш и Сьюзан. Хелен и господин Винкоп в посольстве подчеркивали, что самый большом риск – это необходимость скрываться от Муди, а может быть, и от полиции в самом Тегеране. Алави тоже подтвердила бессмысленность этого. Агенты в аэропорту были бы тотчас же предупреждены, что следует обращать внимание на путешествующую американку с ребенком. Мы же должны пройти таможенный контроль в аэропортах Тегерана и Захедана и добраться к людям, организующим побег через границу, до того, как власти будут предупреждены о нашем исчезновении.

– Как скоро? – спросила я взволнованно.

– Через две недели. Я поговорю с братом. Позвоните мне, пожалуйста, в ближайшее воскресенье. Возможно, нам удастся встретиться еще раз и обсудить все детали.

Мне очень трудно было спрятать свое возбуждение не только от Муди, Маммаля, Насерин и других врагов, но даже от собственной дочери. Правда, Махтаб, если нужно было, становилась первоклассной актрисой, но у меня не хватало смелости поделиться с ней радостной тайной. Я скажу ей, когда настанет время побега, но не раньше.

Когда мы вернулись из парка, Муди был занят. Он оставил меня наедине с моими мыслями; они бурлили в моей голове сильнее фасоли, которую я готовила на ужин.

Размышляя, я вдруг почувствовала себя как-то неуютно. Я вспомнила страшные вещи, которые Хелен и господин Винкоп рассказывали о контрабандистах.

«Но ведь они говорили о границе с Турцией, – успокаивала я себя, – а эти собираются переправить нас в Пакистан».

И все-таки они контрабандисты. А вдруг надругаются, заберут деньги, убьют или выдадут в руки пасдаров?

А возможно, все эти ужасы – элемент пропаганды властей, чтобы запугать людей? Неужели правда была такой жестокой?

Госпожа Алави легко добилась моего доверия. Однако я не знала ни ее брата, ни других людей. Мне очень хотелось обсудить с Хелен этот новый план.

На следующий день по дороге в школу мы с Махтаб зашли в магазин Хамида, и я позвонила Хелен.

– Приезжайте, пожалуйста, – сказала Хелен. – Хорошо было бы встретиться еще сегодня. Для вас есть письма и готовы паспорта. Приезжайте сегодня.

– Попытаюсь.

Но как? Муди не был занят в клинике, и я не знала, появится ли он в школе и в какое время.

Я воспользовалась телефоном Хамида еще раз. Позвонив Элен на работу, я сказала ей, что пришло время осуществить наш план: я должна попасть в швейцарское посольство.

Спустя какое-то время Элен позвонила Муди и спросила, можно ли нам пойти с ней во второй половине дня по магазинам. Она заберет нас из школы, мы пообедаем у нее и поедем покупать одежду к весне.

Муди согласился.

После этого Элен набрала канцелярию школы. К телефону подошла ханум Шахин. Директриса говорила по-персидски, но несколько раз повторила имя Бетти, и я догадалась, с кем она разговаривает.

Мы хотели проверить, позволит ли ханум Шахин мне подойти к телефону. Этого не произошло. Элен вынуждена была попросить Муди позвонить с работы в школу и дать разрешение на телефонную беседу.

В конце концов мы связались.

– Все в порядке, – сообщила Элен, хотя ее голос явно дрожал, – я заберу вас из школы.

– Хорошо. Но что-нибудь случилось?

– Нет, – резко ответила она.

Минут через пятнадцать она позвонила снова.

– Я перезвонила Муди и сказала ему, что у меня не получается. Я не могу сегодня после обеда, – заявила она.

– Что случилось?

– Я передумала. И должна поговорить с тобой. Я проклинала Элен. Мне отчаянно хотелось добраться до посольства, но у меня не хватало смелости ехать туда, не заручившись чьей-нибудь поддержкой.

На следующий день оказии тоже не представилось, потому что Муди снова не пошел на работу и был в ужасном настроении. Он конвоировал нас до школы и, прежде чем уйти, рычал, выдавая распоряжения. Он запретил нам одним возвращаться домой и сказал, что приедет за нами в полдень. Но полдень уже миновал, а его так и не было. Мы послушно ждали. Проходили минуты, мы нервно посматривали друг на друга. Возможно, он проверяет нас? Что же нам делать?

Прошел целый час, а Муди все не было.

– Поедем лучше домой, – сказала я Махтаб. Дома мы застали Муди лежащим на полу в холле. Он плакал.

– Что случилось? – спросила я с тревогой.

– Нелюфар упала с балкона. Собирайся, едем в больницу.

Нелюфар, дочь Настаран и Мортеза, было год и семь месяцев. Очаровательное существо, щебетунья, она так любила играть с Махтаб и со мной.

Первой моей реакцией было безграничное беспокойство о ее здоровье, но уже через минуту в моей голове как бы раздался предупредительный звонок. Неужели это западня? Или Муди что-то задумал, чтобы вывезти нас отсюда?

Мне не оставалось ничего иного, как пойти вместе с ним. Страх обострял мою бдительность. Я волновалась. Не наговорила ли Элен чего-нибудь Муди? Неужели он решил спрятать нас в каком-нибудь другом помещении?

Дважды нам пришлось пересаживаться из одного такси в другое. Я молилась, чтобы Махтаб ничем не обнаружила, что ей знакомы эти улицы. Мы ехали дорогой, которая вела в Отделение США при посольстве Швейцарии.

Оказалось, что клиника, в которую мы наконец прибыли, находилась напротив посольства.

Муди быстро провел нас в приемный покой и спросил номер палаты, в которой лежала Нелюфар. Даже несмотря на мои ограниченные знания персидского, я могла догадаться, что возникли какие-то проблемы, и Муди, используя свой авторитет врача, пытался пробиться через бюрократические препоны. Какое-то время он яростно спорил с дежурной, а потом объяснил нам:

– Вам с Махтаб нельзя войти в палату. У вас нет чадры.

Я догадалась, какие трудности возникли у него в связи с этим обстоятельством. Чтобы зайти к Нелюфар, ему пришлось бы оставить нас одних без стражи в приемном покое, притом рядом с посольством. Я поняла, что это не ловушка и с Нелюфар действительно что-то случилось. Я тотчас же забыла о своих неприятностях. Мне было искренне жаль малышку и ее родителей.

– Оставайтесь здесь! – приказал он и поспешил узнать что-нибудь о состоянии Нелюфар.

Быть так близко от посольства и не иметь возможности что-нибудь сделать… Это ужасно. Но ради нескольких минут разговора с Хелен не стоило вызывать ярость Муди.

Он очень скоро вернулся.

– Никого здесь нет, – сказал он. – Мортез забрал ее в другую клинику, а Настаран вернулась домой. Пойдем туда.

Мы шли мимо посольства, и я заставляла себя не смотреть в сторону здания. Я боялась, чтобы Муди не заметил, что мы прочли вывеску.

Дом Мортеза и Настаран находился в одном квартале с посольством. Там уже собрались несколько женщин, чтобы выразить сочувствие. Среди них была племянница Муди Ферест, которая занялась приготовлением чая. Настаран, взволнованная, ходила по комнате, время от времени посматривая с балкона, не возвращается ли Мортез с новостями о дочери.

Она упала с этого же балкона, с третьего этажа вниз на тротуар, перегнувшись через тонкий металлический барьер высотой не более восемнадцати дюймов. Такие балконы и такие трагедии не были в Тегеране редкостью.

Два часа прошли в нервозно-успокоительных разговорах. Махтаб с серьезным личиком держалась возле меня. Мы думали о хорошенькой малышке и шепотом молились, чтобы Бог не обошел своим вниманием крошку Нелюфар.

Я пыталась успокоить Настаран. Она знала, что мои чувства были искренними. Из моего сердца исходило материнское сочувствие.

Я и Настаран были на балконе, когда наконец увидели Мортеза. Рядом шли братья. Они несли коробки с гигиеническими платками, которые очень трудно было купить.

Из уст Настаран вырвался страшный душераздирающий крик боли. Она догадалась, что это значило. Платки нужны были, чтобы утирать слезы.

Она подбежала к дверям и встретилась с мужчинами у крыльца.

– Морде![9]9
  Умерла!


[Закрыть] – сказал Мортез сквозь слезы. Настаран осела на пол.

Почти тотчас же в доме собрались погруженные в траур родственники. Женщины били себя в грудь и кричали, как того требовал ритуал.

Муди, Махтаб и я плакали вместе с ними.

Я искренне сочувствовала Настаран и Мортезу, но на исходе ночи слез и отчаяния задала себе вопрос: а как эта трагедия отразится на моих планах? Был вторник, а в воскресенье я должна была встретиться в парке с Алави. Мне нужно было как-то добраться до телефона, чтобы позвонить Алави, а может быть, и Хелен в посольство. К тому же мне очень хотелось узнать, что произошло с Элен.

На следующее утро, одетые в траур, мы были готовы сопровождать похоронную процессию на кладбище. Тельце Нелюфар на ночь положили в холодильник, а днем родители в соответствии с традицией должны были совершить ритуальное омовение ее тела, в то время как родственники читали специальные молитвы. Затем Нелюфар, одетую в белый саван, должны были увезти на кладбище.

Когда мы готовились в нашей спальне дома Маммаля к печальному дню, который нас ожидал, я предложила:

– Почему бы мне не остаться дома и присмотреть за детьми, когда все пойдут на кладбище?

– Нет, – решил Муди, – ты должна идти с нами.

– Я не хочу, чтобы Махтаб видела все это. И от меня действительно будет больше пользы, если я останусь и присмотрю за детьми.

– Не может быть и речи!

Но когда мы приехали в дом Настаран и Мортеза и я в присутствии всех высказала свое предложение, его посчитали разумным. Муди быстро уступил.

Я не собиралась выходить из дома, но, как только я осталась одна с ничего не подозревающими детьми, я побежала к телефону и позвонила Хелен.

– Приходите, – сказала она, – нам нужно поговорить.

– Я не могу. Нахожусь на противоположной стороне улицы, но не могу прийти.

Однако я подумала, что, возможно, мне удастся выйти с детьми в парк позднее, когда взрослые уже вернутся. На всякий случай мы договорились с Хелен, что встретимся в три часа дня в парке, возле посольства.

Мне не удалось связаться с Алави, но я дозвонилась в бюро к Элен. Это был ужасный разговор.

– Я решила все рассказать Муди, – заявила Элен. – Я скажу ему, что ты собираешься бежать.

– Не делай этого! – умоляла я. – Я призналась тебе, потому что ты – американка. Я рассказала тебе, потому что ты обещала сохранить тайну. Ты поклялась, что никому не расскажешь.

– Я рассказала обо всем Хормозу, – голос Элен начал дрожать. – Он очень недоволен мной. Он приказал мне не приближаться к посольству и сказал, что я должна сообщить Муди, потому что это мой мусульманский долг. Если я этого не сделаю, а с тобой и Махтаб что-нибудь случится, это будет мой грех, точно я убила вас. Я обязана ему рассказать.

Меня охватила паника. Муди меня убьет! Он точно запрет меня и заберет Махтаб. Раз и навсегда я потеряю желанную свободу, хоть маленькую, но которой я с таким трудом добилась. Он уже никогда мне больше не поверит.

– Прошу тебя, – задыхалась я от волнения и слез, – не говори ему.

Я кричала по телефону на Элен, плакала, просила, взывала к памяти нашего далекого детства в родных краях, но она была неумолима. Она еще раз повторила, что должна исполнить обязанность мусульманки, что она любит меня и заботится о моем и Махтаб благе и поэтому должна рассказать обо всем Муди.

– Позволь мне самой рассказать ему, – предложила, отчаявшись, я. – У меня это лучше получится.

– Хорошо, – согласилась Элен. – Я дам тебе немного времени, и ты расскажешь ему. В противном случае это сделаю я.

Я положила телефонную трубку, чувствуя, как на моей шее затягивается исламская петля. Что делать? Сколько времени я могу ждать? Как долго я смогу придумывать отговорки, которые удержат Элен? Должна ли я рассказать Муди? Как он отреагирует? Он изобьет меня, в этом нет никакого сомнения, но как далеко распространится его ярость? А что дальше?

Если бы я держала язык за зубами и не выдала свою тайну Элен! Но разве я могла предположить, что такой удар обрушится на меня вовсе не со стороны иранцев, а его нанесет американка из моего родного города?!

Чувствуя, что отчаяние и гнев переполняют меня и что я не могу с этим справиться, я оглянулась вокруг и увидела знакомый домашний беспорядок. Не зная, с чего начать, я принялась за кухню. Пол в иранской кухне с наклоном, поэтому его легко помыть, вылив пару ведер воды, которая стекала в канализацию. Я сделала это, выливая ведро за ведром. Я также вымыла и под металлическими шкафами, куда большинство иранок никогда не заглядывают. Преодолевая отвращение, я вычистила кухню до блеска, не обращая при этом внимания на доносившийся из холла шум, где бесновались около пятнадцати детей.

Проверив запасы продуктов, я решила приготовить ужин. Еда – основной интерес в жизни этих людей, и я знала, что вернувшись, они оценят ожидающий их ужин. Мне просто необходимо было что-то делать. В холодильнике вместо употребляемой здесь, как правило, баранины я нашла говядину. Я собралась приготовить таскабаб – персидское блюдо, которое Муди очень любил. Порезав и поджарив большое количество лука, я уложила его в кастрюлю вместе с тонкими пластинами мяса и приправами. Наверх положила картофель, помидоры и морковь. Все это готовилось на слабом огне, распространяя аппетитный запах пикантного говяжьего гуляша.

Сердце мое разрывалось от страха, но привычные действия позволили сохранить спокойствие. Из-за трагической смерти Нелюфар у меня было в запасе несколько дней. В период траура Муди не свяжется с Элен и Хормозом. Я подумала, что лучше всего для меня будет поддерживать существующее положение так долго, как только возможно, и надеяться, что Алави совершит какое-нибудь чудо прежде, чем возымеет действие предательство Элен.

«Нужно чем-то заниматься», – приказывала я себе.

Когда все вернулись с кладбища, я решила приготовить еще одно свое блюдо: горох по-ливански.

– Ты не умеешь это делать. Мы готовим не так, – заявила Ферест, видя, что я добавляю лук.

– Позволь мне сделать это по-своему, – ответила я.

– Все равно это никто не будет есть.

Ферест оказалась не права. Родственникам понравились мои блюда; они хвалили меня. Мне было, конечно, приятно, а Муди просто светился от гордости, но ведь у меня были свои тайные мотивы. Мне было известно, что всю следующую неделю взрослые будут заняты траурным ритуалом, и мне хотелось укрепить свою позицию, оставаясь дома, присматривая за детьми, убирая и готовя обед. После ужина мне единогласно были вручены эти функции.

Около трех часов дня я предложила отвести детей в парк, и все от этой мысли были в восторге. Издали я увидела Хелен и едва заметным поклоном поприветствовала ее. Какое-то время она наблюдала за нами, но не решилась подойти.

Неделя тянулась нестерпимо долго. Я никак не могла позвонить, потому что кто-нибудь из взрослых всегда находил повод, чтобы остаться со мной и детьми дома. Я успокоилась, когда Муди сообщил наконец, что в пятницу заканчивается траур и в субботу (за день перед условленной встречей с Алави) Махтаб вернется в школу.

Муди был раздражен. Отчаяние после смерти Нелюфар немного угасло, и мой муж все больше занимался собственными делами. В его блуждающем взгляде я снова заметила тень нарастающего бешенства. Такое бывало и прежде, но довольно редко. Я теряла самообладание, мной овладевала паника.

Может быть, Элен уже все ему рассказала?.. Впрочем, у него достаточно и собственных поводов, чтобы прийти в ярость.

В субботу, когда мы собирались в школу, он был особенно раздражен. Не отпускал нас ни на минуту и проводил до самой школы. В каком-то агрессивном настроении вел нас по улице, а потом грубо втолкнул в такси. Испуганные, мы с Махтаб обменялись взглядами, зная, что это не предвещает ничего хорошего.

В школе Муди сказал мне в присутствии Махтаб:

– Оставь ее здесь. Она должна научиться оставаться одна. Отведи ее в класс, оставь и возвращайся со мной домой.

Махтаб вскрикнула и уцепилась за полу моего пальто. Ей было всего пять лет, и она не могла понять, что от этого будет только хуже.

– Махтаб, ты должна быть самостоятельной, – быстро сказала я, пытаясь сохранить спокойствие и чувствуя, что мой голос дрожит. – Пойдем со мной в класс. Все будет хорошо. В полдень я приду за тобой.

И я повела ее по коридору. Но чем ближе мы подходили к классу и чем дальше удалялись от угроз отца, тем становилось все хуже: Махтаб начала хлюпать носом, а потом и плакать. Когда мы были уже возле класса, она рыдала так же, как в первые два дня.

– Махтаб, – умоляла я, – успокойся. Папа действительно сегодня очень злой.

Разрывающие сердце крики Махтаб заглушили мои слова. Одной рукой она судорожно держалась за меня, а второй отталкивала учительницу.

– Махтаб! – крикнула я. – Прошу тебя…

Вдруг весь класс завизжал от изумления и беспокойства. Все как один схватились за платки, убеждаясь, что их головы закрыты в соответствии с требованиями. В их святилище проник мужчина!

Муди стоял над нами. Его лицо исказила злоба. Он занес кулак.

Муди схватил Махтаб за руку и ударил ее. Потом повернул девочку лицом к себе и стал грубо бить ее по лицу.

– Не смей этого делать! – закричала я. Махтаб вскрикнула от боли и неожиданности, но ей удалось вырваться. Она подбежала ко мне и еще крепче уцепилась за полу моего пальто. Я пыталась заслонить ее своим телом, но Муди был сильнее нас. Очередные удары достигали маленькой подвижной цели, ее спины и плеч. С каждым ударом Махтаб кричала еще громче.

Я схватила Махтаб за плечо, пытаясь оттянуть ее, но одним движением левой руки Муди толкнул ее так, что она ударилась о стену. Ханум Шахин с учительницами поспешили на защиту ребенка.

Ярость Муди тотчас же обрушилась на меня. Его правый кулак достиг моей головы. Я зашаталась и отпрянула назад.

– Я убью тебя! – рычал он по-английски, с ненавистью глядя на меня. Потом, вызывающе посмотрев в сторону учительниц, схватил меня за локоть и обратился к ханум Шахин.

– Я убью ее, – медленно повторял он с бешенством в голосе.

Он потащил меня за плечо. Я не оказывала сопротивления: я была оглушена ударом по голове и у меня не было сил вырваться из его клещей. Где-то в глубине моего испуганного сознания теплилось удовлетворение, что он обратил свой гнев против меня. Я покорно пойду с ним, только бы он очутился подальше от Махтаб.

Неожиданно Махтаб вырвалась из рук удерживающих ее учительниц и прибежала мне на помощь, таща меня за пальто.

– Не бойся, Махтаб, – всхлипывала я. – Я вернусь… Оставь нас.

Ханум Шахин подошла и обняла Махтаб за плечи. Остальные учительницы встали по сторонам, чтобы мы с Муди могли выйти. Все эти женщины были совершенно бессильны перед одним агрессивным мужчиной. Крики Махтаб стали еще громче и отчаяннее, когда Муди выволок меня из класса через коридор на улицу. Я была ошеломлена болью и страхом перед тем, что будет со мной сейчас. Действительно ли убьет он меня? Если я уйду из жизни, то что он сделает с Махтаб? Увижу ли я еще когда-нибудь свою девочку?

На улице он остановил такси и рявкнул водителю:

– Прямо!

Муди открыл заднюю дверь и грубо втолкнул меня внутрь. Там уже сидели четверо или пятеро человек. Муди плюхнулся на переднее сиденье.

Когда такси тронулось, Муди, не обращая внимания на присутствие других пассажиров, повернулся ко мне и стал кричать:

– Ты подлая! Но с меня уже хватит, я сыт тобой по горло! Я убью тебя! Сегодня же убью!

Он не переставая изрыгал проклятия. Но в такси я почувствовала себя относительно безопасно, и меня охватил гнев, такой сильный, что перед ним отступили страх и слезы.

– Да? – спросила я с сарказмом. – Тогда скажи, как ты собираешься это сделать.

– Возьму большой нож и порежу тебя на куски. Пошлю твоим родителям нос и ухо. Они никогда больше не увидят тебя! Вместе с твоим гробом я вышлю пепел сожженного американского флага.

Я оцепенела от ужаса. Зачем я его спровоцировала? Он действительно обезумел, и неизвестно, что он может сделать. Угрозы звучали вполне реально. Я не сомневалась, что он способен совершить то страшное, что так детально описал.

Он что-то продолжал бессвязно говорить, кричал, визжал, заикался. У меня уже не хватало смелости вступать с ним в пререкания. Я могла лишь лелеять слабую надежду, что он все-таки разрядит свой гнев словами, а не действиями.

Такси двигалось в сторону клиники, где работал Муди. Он успокоился.

Когда машина остановилась в образовавшейся пробке, Муди повернулся ко мне и скомандовал:

– Выходи!

– Я не выйду.

– Я сказал выходи! – заорал он, затем повернулся и открыл дверь. Второй рукой он вытолкнул меня. Я осталась на улице. К моему удивлению, Муди сидел в машине. Пока я сообразила, что происходит, дверь захлопнулась, и машина уехала, увозя Муди.

Окруженная толпой спешащих людей, занятых своими делами, я почувствовала себя покинутой и одинокой, как никогда ранее. Прежде всего я подумала о Махтаб. Может быть, Муди отправился в школу, чтобы забрать Махтаб, избить и спрятать от меня? Нет, он поехал в клинику.

Я знала, что в полдень он вернется за Махтаб, но сейчас у меня есть несколько часов.

Найти телефон! Позвонить Хелен! Позвонить в полицию! Позвонить кому-нибудь, кто мог бы положить конец этому кошмару!

Я нигде не могла найти телефон и какое-то время тащилась как обезумевшая по улице. И вдруг я сообразила, где нахожусь, – совсем близко от дома Элен. Я помчалась бегом, проклиная длинное пальто, которое сковывало мои движения. Я молила Бога, чтобы Элен и Хормоз были дома. Если мне не удастся связаться с посольством, я должна буду довериться Элен и Хормозу. Должна же кому-то я довериться!

Уже возле дома Элен я вспомнила о ближайшем магазинчике с телефоном. Может быть, мне удастся позвонить оттуда? Миновав дом Элен, я старалась прийти в себя, чтобы не вызвать подозрений. Я заставила себя войти в магазин спокойно и сказала хозяину, что я подруга Элен и что мне бы хотелось позвонить. Он разрешил.

Уже через минуту я разговаривала с Хелен, и все мое самообладание рухнуло.

– Помогите мне, вы должны мне помочь, – говорила я, всхлипывая.

– Успокойтесь, пожалуйста. Что случилось? Я рассказала о происшедшем.

– Он вас не убьет, – заверила Хелен. – Он уже и раньше грозился.

– Нет. Он собирается сделать это сегодня. Вы должны прийти ко мне. Прошу вас…

– Вы можете прийти в посольство?

Я задумалась. Я бы не успела добраться до посольства и вернуться оттуда в школу за Махтаб к двенадцати часам, а мне нужно было там быть, несмотря на огромный риск. Мне необходимо было спасти ребенка.