Текст книги "Меч эльфов"

Автор книги: Бернхард Хеннен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)

Знамя Древа праха

Эмерелль вздрогнула и проснулась. Все тело ее покрывал холодный пот. Попыталась удержать в памяти последнее, что видела во сне. Но воспоминание померкло… Она была одна в своих покоях, высоко в башне. Обычно она не потела. Даже душными ночами Вахан Калида, когда на Празднике огней ей передавали корону. Даже на ложе любви.

Она поднялась и натянула шелковую накидку. Вспоминались обрывки сна. Она была у оракула Тельмарина. Самого оракула не видела, был только голос, проявлявший видения в ее голове. И одно из этих видений Эмерелль вдруг вспомнила особенно отчетливо. Как молния высвечивает ночной пейзаж, так и эта картинка вспыхнула в ее памяти. Она видела свой замок, замок Эльфийского света… разрушенным. Башни рассыпались. Пятна копоти покрывали известку над пустыми окнами. А над руинами развевалось знамя Древа праха.

Этого не может быть! Такое будущее было почти невозможно! Ей были хорошо известны возможные варианты будущего Альвенмарка. Уже несколько столетий борется она, пытаясь отвратить беду.

Обеспокоенная, она все же решила спуститься в тронный зал, где стоял ее собственный оракул – серебряная чаша. Ее проклятие…

Королеве пришлось взять себя в руки, чтобы не бежать по лестнице с неподобающей поспешностью. В замке царило спокойствие. Всего дважды ей навстречу попались слуги-кобольды, а те знали ее слишком хорошо, чтобы понимать, что королеве лучше не предлагать свои услуги, когда она торопится в тронный зал среди ночи в одной накидке.

Большая круглая комната была пуста. Вместо потолка над сердцем Альвенмарка раскинулось звездное небо. Стены были скрыты за завесами воды, ее тихое журчание успокаивало.

Трон стоял на небольшом возвышении, а рядом с ним, на колоннах высотой примерно до бедра, покоилась серебряная чаша. Эмерелль еще раз глубоко вздохнула и подошла к зеркальной глади. Едва она успела сосредоточиться, как на нее накатила волна видений. Она взяла одну из нитей будущего и увидела разрушенный замок.

Такой конец всегда был возможен. Как часто она ломала голову над тем, как отвратить эту судьбу! Напрасно! Церковь Тьюреда уже несколько веков находилась под властью Девантара, заклятого врага Альвенмарка. Он внушил им желание разрушить Альвенмарк. И опасность, что священники доведут начатое дело до конца, существовала уже давно.

Эмерелль предприняла еще одну попытку. Выбрала другую дорогу в будущее. Закрылась от боли, когда серебряная чаша показала скорую смерть Олловейна. Краткое ужасное видение. И снова это будущее закончилось разрушением Альвенмарка. Королевский замок располагался в самом сердце страны. Если он будет разрушен, то мир их падет. Эмерелль понимала это.

В отчаянии она принялась искать другое будущее. Снова и снова. И каждый раз в конце концов над руинами ее замка развевалось знамя Древа праха.

Что-то случилось этой ночью, настолько банальное на первый взгляд, чего она никогда не замечала во время своих путешествий по тропам будущего. Но это изменило историю Альвенмарка. Она должна остановить это… Предотвратить разрушение! Но с чего начать поиски?

Стая

Гисхильде было больно смотреть на лежащего на скамье Люка. Чертов придурок! И чего ему не лежалось в постели! Тогда сейчас все было бы хорошо! Друстан не поймал бы ее. Никогда!

Но она понимала, что обманывает сама себя. Друстан застал ее врасплох тем, что вернулся с другой стороны. Она ни за что не успела бы добежать до барака. А после своих ночных вылазок магистр первым делом шел в спальню. Он заметил бы, что ее нет. Если бы не Люк, на скамье сейчас лежала бы она.

Запястья и лодыжки Люка были привязаны кожаными ремнями. Он лежал на животе и не мог пошевелиться. Ноги были согнуты, ступни глядели в потолок. Люк знал, что его ждет, и все же пытался улыбнуться.

– Люк де Ланцак, ты будешь наказан, потому что вчера ночью вопреки приказу ордена вышел из барака. За это ты получишь десять ударов. А поскольку ты не хочешь мне сказать, с кем ты там встречался, то получишь еще десять ударов.

Друстан поднял голову и по очереди оглядел послушников. Гисхильде показалось, что на ней его взгляд задержался чуть дольше. Но потом она заметила, что то же самое было и с Бернадеттой, и с Анной-Марией.

– Я знаю, почему послушники тайком выбираются из барака по ночам, – сказал Друстан. – Не думайте, что я не был в вашем возрасте. И поверьте, в конце концов все выплывет. Любая тайна! Иногда на это требуется девять месяцев… Но это откроется! Так что не разыгрывай из себя героя, Люк.

– Я вышел, потому что хотел посмотреть на Полярную звезду, магистр.

Голос Люка слегка дрожал. Гисхильда сжала кулаки. Она выйдет вперед и прекратит это. А потом заметила, как Люк посмотрел на нее всего одно мгновение. Его глаза умоляли не делать этого. Он хочет получить за все один, дурак несчастный. Почему? Это же несправедливо!

– Можно я скажу, магистр?

Жоакино вышел из ряда послушников. Друстан удивленно наморщил лоб.

– Да?

– Сегодня днем у нас бугурт. Нам нужен Люк. Если ему разбить стопы, он не сможет играть.

Рыцарь покачал головой.

– До сих пор вы проигрывали все бугурты. Безразлично, будете вы играть с ним или без него.

– Но сегодня мы играем против Секир, – настаивал Жоакино. – У них почти столько же поражений, как и у нас. Люк хороший боец. От него будет зависеть победа или поражение.

– Об этом он должен был думать вчера, когда выходил из барака. А вы – кучка себялюбцев. Поэтому и выиграть не сможете. Никогда! Если бы Люк был Львом, он вчера не вышел бы из спальни. Он бы знал, что сегодня будет нужен вам. Но, наверное, он подумал, что его никогда не поймают. Высокомерие – вот что вам мешает. Довольно долго я пытался стать вам другом. Но вы не цените этого. Отныне я буду жестким. И, если понадобится, вобью в вас чувство ответственности и честь!

– Магистр, это со мной встречался Люк вчера.

Гисхильда смотрела на высокого мальчика, ничего не понимая. Зачем Жоакино это сделал? Нет, она не может просто стоять и смотреть, как еще один невиновный будет выпорот из-за нее.

– Мне очень жаль, магистр, но брат Жоакино лжет. Это со мной встречался Люк вчера.

Друстан переводил взгляд с нее на Жоакино и обратно.

– Что это значит? Вы что же, думаете, я избавлю от наказания одного из вас, потому что теперь вас одиннадцать, а на бугурте должно быть двенадцать?

– Я был на улице один, магистр, – сказал Люк. – Они оба лгут, чтобы избавить меня от наказания.

Друстан ткнул Жоакино палкой в грудь.

– Этот лжет, потому что надеется, что с твоей помощью сможет выиграть бугурт. – Он повернулся к Гисхильде. – А она… Она, возможно, говорит правду. Или нет? – Друстан встал на колени рядом с Люком. – Это она? Ты с ней был на улице? Держались за ручки и смотрели на звезды? Отвечай! Тогда получишь на десять ударов меньше и будешь наказан только за то, что выходил из барака.

Люк молчал.

Гисхильда ничего не понимала. Она ведь уже призналась. Почему же он просто не скажет, как все было? Чтобы не осрамиться перед другими? Если Люк признается, все подумают, что Друстан прав. Чертов мечтатель! Хочет получить порку вместо нее.

– Вы ошибаетесь, магистр. Это со мной Люк был вчера на холме. – Обычно молчаливая Анна-Мария вышла из ряда послушников. – Он показывал мне Полярную звезду.

– Чушь! Люк с девчонками не водится! – Маленький кудрявый Раффаэль сделал шаг вперед. – Мы совещались по поводу того, как можно победить в сегодняшнем бугурте.

– Я тоже был с ними! – сказал Джиакомо и вышел вперед, похоже, ему больше ничего не приходило в голову, чем можно было бы прикрыть эту ложь.

А потом все остальные послушники один за другим вышли вперед, утверждая, что покидали ночью барак.

Гисхильда не верила своим глазам. Она всегда думала, что Люка не очень любят, потому что он выскочка. А теперь вот это. Или они поступили так потому, что ненавидят этого ужасного Друстана?

– Вы что же, думаете, что произвели на меня впечатление?

Магистр ударил палкой по скамье, на которой лежал Люк.

Он лупил по ней до тех пор, пока палка не треснула.

– Я потрясен! Вам впервые удалось сделать что-то вместе. Все вступились за одного. И что вы сделали? Солгали! Так-то вы представляете себе рыцарей? Черт вас дери…

Он скривился. У Гисхильды возникло чувство, что он не знает, что делать. Не может же он наказать их всех. Это бросит тень и на него тоже. Получится, что он не контролирует свое звено.

Палка со свистом опустилась на стопы Люка. Мальчик выгнулся и застонал от боли.

– Думаете, у меня рука отнимется, если придется нанести более сотни ударов? – Палка снова обрушилась вниз. – Думаете, этот калека не сможет вас всех наказать? Вы сговорились? Я научу вас смирению! Считаете себя рыцарями? Кучка лжецов – вот вы кто!

Друстан мутным взглядом уставился на покрасневшие подошвы Люка. Что, растерялся? Гисхильда понимала его меньше, чем когда-либо. Почему он подумал, что они сделали это, чтобы посмеяться над ним? Как такое могло прийти ему в голову? Он точно ненормальный. Вновь со свистом опустилась палка. И принцессе стало дурно от того, сколько ярости вкладывал Друстан в удары.

Знак

– Ты не мог этого сделать.

На щеке Друстана дрогнул мускул.

– Мог.

Леон огляделся по сторонам, проверяя, не слушает ли кто их разговор, и потянул однорукого рыцаря на самый верхний ряд трибун вокруг лощины с грязью. Звено Секир стояло в ожидании у знамени, готовое к «танцу на цепях». Из Львов не показался еще ни один. По рядам собравшихся зрителей пробежала волна беспокойства. Некоторые стали звать Львов. Послышалась дразнилка о мокрых котятах.

– Ты наказал их всех?

Это не укладывалось в голове у примарха. Такого еще никогда не происходило.

– А какой у меня был выбор? Все они утверждали, что выходили из барака. Ты же знаешь правила.

– Черт возьми, Друстан. Правила – это всего лишь путеводная нить. Ты их магистр. У тебя всегда есть выбор. Ты не можешь позволить им повлиять на принятие тобой решений.

Впервые Леон пожалел, что дал однорукому рыцарю должность учителя. Остальные братья предупреждали его. Даже Лилианна относилась к этой идее скептически. И это притом, что они с Друстаном были в одном звене.

– Они хотели заставить меня не наказывать никого, думали, что я не сделаю этого, если они все станут утверждать, что выходили на улицу. И еще они думали…

Он замолчал и сжал губы. Леон заметил, как задрожала уцелевшая рука Друстана.

– Все они получили по десять ударов. А Люк – двадцать. Он до последнего отказывался сказать мне правду. Впервые они сделали что-то вместе… Я имею в виду не совместную работу, еду или молитву. Они вступились друг за друга, как должны поступать послушники одного звена. И они восстали против меня.

– Это зависит только от точки зрения, Друстан. Можно сказать, что они все вступились за Люка.

– Не нужно заговаривать мне зубы, примарх. Я знаю то, что знаю. Но случилось еще кое-что. С Люком… Этот мальчик пугает меня. Когда я бил его по пяткам… Я воспользовался расщепленной палкой. – Он потупил взгляд. – И бил его там, где кожа тоньше всего, изо всех сил. Так прорывался мой гнев. Я не горжусь тем, что сделал. Но мальчик… Я видел, как лопалась кожа. А затем рана снова закрывалась. Это случилось трижды… А потом его стопы начали кровоточить, как это должно было быть с самого начала. Мои ру… Моя рука может исцелять. Твои руки тоже, брат примарх. Мы знаем, какими силами обладаем. Мы можем спасти жизнь, когда отступятся все остальные целители. Я могу изгонять жар, если буду держать больного за руку и молиться. Но это… Он абсолютно ничего не делал. Он даже не мог коснуться стоп рукой. А раны закрылись. Словно по волшебству. Что с мальчиком? Он будет святым или его стоит бояться?

«Если бы я знал», – подумал Леон. Раны, которые закрываются сами по себе! Какая сила! Люк может стать божественным ответом на все вопросы. Такому, как он, это будет под силу. Он сумеет воплотить в жизнь план, придуманный братом Аленом, обеспечить крупную победу ордену, и тогда все, кто говорил о ереси, чтобы отвлечь внимание от своих собственных пороков, умолкнут навеки.

– Мы должны наблюдать за ним, брат Друстан. И не делать преждевременных выводов о нем и его свойствах, чтобы наше мнение не стало предвзятым. Я возлагаю большие надежды на Люка де Ланцака. Если он верный человек, то вскоре станет членом нашего братства.

– Когда ты проверишь его?

– Когда придет время, – уклончиво ответил Леон.

Он и сам этого не знал. Он должен быть целителем, ведь он излечил Мишель. А теперь еще это… Его дар превосходил все виденное ими до сих пор. Или же это было что-то совершенно иное? А если в нем кроется не сила Тьюреда, а мерзостная магия Других? Испытание покажет это… вне всякого сомнения.

Леон поглядел на мальчика, ковылявшего к свае со знаменем. Он ему нравился. Но если он подкидыш, его придется убить.

Сокрытое в иле

Гисхильда услышала дразнилку и рассердилась. Еще вчера ей было бы все равно – она так сопротивлялась. Но теперь она одна из них. Ужасное наказание Друстана объединило их. Она стала Львицей.

Как и остальные, она тяжело опиралась на обитый тканью посох, медленно ковыляя по склону холма. Всем им пришлось выбрать для бугурта это оружие, потому что его можно использовать в качестве костыля, иначе никто из них не одолел бы пути до заиленной лощины.

Анна-Мария тихонько плакала. По лицу Джиакомо текли самые настоящие слезы.

– Надеюсь, твоя ночная вылазка стоила того, чтобы мы все захромали, – пробурчал Раффаэль.

Люк притих. Ему досталось больше всех. Он был единственным, кто получил двадцать ударов. Но по нему этого почти нельзя было заметить. Гисхильда глядела на перевязанные ноги мальчика. Сквозь белую ткань проступали пятна крови.

– Полярная звезда вчера ночью была очень красива, – коротко ответил Люк, бросая на нее взгляд, слишком мимолетный, чтобы заметили остальные.

Он что, под Полярной звездой имел в виду ее? Нет, не может быть! Мальчишки ничего не понимают в языке поэтов, если, конечно, речь не идет о дразнилке или разнузданной застольной песне.

Они добрались до вершины холма. Когда они спустились в заиленную лощину, все певцы смолкли один за другим. Пришло очень много послушников. Игра между двумя худшими командами обещала быть очень интересной. Среди зрителей были и старшие послушники, некоторые магистры и рыцари. Все смотрели на них – на четырнадцать хромающих детей. А потом зашептались.

Гисхильда увидела, что многие рыцари побежали к Леону. Из толпы вынырнула Мишель.

– Что, Другие вас задери, тут происходит?

– Спроси Друстана! – ответил Жоакино за всех.

Мастерица фехтования взглянула на Люка, но тот только покачал головой.

– Капитан говорит за всех!

Мишель не желала сдаваться.

– Анна-Мария, скажи мне, что произошло!

Девочка покачала головой. Ее всхлипы стали немного громче, но ни один другой звук не срывался с ее губ.

Леон раскинул руки. Он стоял на самом верху трибун. Рядом с ним был Друстан. Примарх производил впечатление: весь в белом, борода всклокочена, веко, благодаря которому он кажется бесстрашным, – идеальный образ доброго священника.

– Братья и сестры! – Голос рыцаря проник даже на самые дальние трибуны. В мгновение ока стало тихо. – До меня дошли слухи, что сорок седьмые Львы прошлой ночью нарушили одно из наших правил. Все они признали, что выходили ночью из барака, и получили за это причитающееся им наказание. И все же они хотят играть. Вот это я называю настоящим рыцарством! Я хочу забыть о вашем проступке. Вы наказаны, инцидент исчерпан. О чем я хочу помнить – это о четырнадцати послушниках, которые были готовы выполнить свои обязательства. Послушниках, которые вышли на битву на цепях, даже будучи ранеными. Удачи вам, Львы!

Гисхильда попыталась немного выпрямиться. Слова примарха подействовали, словно бальзам. Они придали Львам гордости. Кто-то похлопал ее по плечу. Послушник, у которого уже начала пробиваться борода, ухмылялся ей.

– Покажите им, Львы!

Гисхильда судорожно сглотнула. Она была одной из них. Впервые она не стала противиться этому ощущению. Она стала Львицей! Вдруг… За одну ночь. Это сделал Люк. И Жоакино… И все остальные…

Когда они поднялись к столбу с их знаменем, Джиакомо упал. Первая потеря, а ведь игра еще и не начиналась.

Гисхильда держала посох прямо перед собой – пользовалась им для поддержания равновесия, чему научилась на прошлых играх.

– Нужно занять девятку, – крикнул Жоакино. – Там на каждого придется всего по одному противнику. Тройку мы не удержим. Люк, Бернадетта и Гисхильда, вы остаетесь на тройке и проходите вперед, как только кто-нибудь упадет. Удачи, Львы!

Гисхильда смотрела, как ребята, покачиваясь, побежали по цепям. Каждый шаг отдавался болью в израненных ступнях. Принцесса попыталась сосредоточиться на чем-нибудь другом. На глаза ей попалось лицо Люка с печальными глазами. Интересно, почему он грустит? Уже больше полугода они в одном звене, а она почти ничего о нем не знает. Он рассказывал о себе меньше, чем остальные послушники.

Раффаэль выругался, словно кобольд, и кувыркнулся вниз головой в ил. В тот же миг зазвучали фанфары. Неравная битва против Секир началась. Анна-Мария похромала по доскам к столбу с флагом. Она останется там. Теперь резерва у них нет.

Секиры уверенно приближались по паутине из цепей. Все игроки пошли в атаку. На их лицах сверкали улыбки уверенных в победе ребят. Проиграть этот бугурт хромым Львам просто невозможно.

Люк пошел вперед, чтобы закрыть дырку, образовавшуюся после падения Раффаэля.

– Львы! – раздался с трибун подбадривающий крик Мишель. Она подпрыгивала, словно послушница, выбрасывая вверх руку, и кричала: – Ль-вы! Ль-вы!

Ее сестра, покрытая шрамами – полководец из Друсны, – присоединилась к ее крикам. Им вторили остальные рыцари.

Ряды сражающихся столкнулись. И в первый же миг три Льва упали в ил. Безнадежно! Слишком трудно удержать равновесие. Бернадетта бросилась вперед. Гисхильда тоже попыталась задержать одного из прорвавшихся Секир, крупного парня, использовавшего в качестве оружия мешок с песком.

На глаза навернулись слезы, когда она побежала по ржавым цепям. Утром прошел небольшой дождь. Цепи покрылись тонким сверкающим налетом ржавчины. Влажные повязки на ногах скользили. Умение держаться на цепях было здесь ни при чем. Могло помочь только везение!

Гисхильда не сумела нанести сильный удар, потому что тогда потеряла бы равновесие. Удар просто скользнул по Секире.

– Знавал я младенцев, которые бьют сильнее!

У парня ломался голос. Писклявый голос до смешного не сочетался с массивным телом. Он сделал вид, что хочет стукнуть ее кулаком в живот, а затем ударил мешком в лицо.

– Я заставлю тебя есть ил! – пропищал он.

Из носа Гисхильды потекла теплая кровь. Кончик ее посоха треснул Секиру по подбородку. Мальчик попятился. Она хотела вонзить ему посох в пах, но он принял удар на колено. Воспринимать окружающее Гисхильда была уже не в состоянии. Она знала, что Львы проиграют. Теперь ей хотелось только одного: забрать именно этого гада с собой в ил.

Она раскрутила посох и хотела садануть ему по уху, но противник выставил блок и пнул ее левой пяткой по ребрам. Девочка захрипела, попятилась и получила еще один удар в живот.

Перед глазами заплясали искры. Ноги словно горели. Мешок с песком налетел сбоку и ударил ее по голове. Она замахала руками. Посох выскользнул из рук.

– Лети вниз!

Долговязый размахнулся для последнего, уничтожающего удара. Гисхильда оттолкнулась от цепи, подпрыгнула вверх и саданула его в грудь. И чуть не заплакала от боли: в ноги ей будто вонзили с десяток кинжалов.

Ее противник закачался, отступил на шаг. Нога соскользнула с гладкой, скользкой цепи.

Гисхильда упала, ударилась спиной о цепь, упала набок. Пальцы вцепились в ржавое железо, и девочка застонала от боли. Глаза застилали слезы, но все же она увидела, как упал противник. А потом ее обхватил мягкий черный ил. Объятия земли оказались родными. Боль в ногах отступила.

– Корова безмозглая! – выругался игрок Секир и встал. – Ты дерешься как… как девчонка!

– А у тебя голос, как у девчонки!

– Мы еще встретимся на цепях. И тогда… тогда я с тобой разделаюсь.

Тихонько ругаясь, он побрел прочь. Гисхильде не хотелось вылезать из ила. Немного воняло серой, но в целом было довольно приятно. Еще бы немного побыть здесь, прежде чем присоединиться к остальным упавшим и идти мыться к озеру. Она лежала на спине, раскинув руки.

На трибунах перестали подбадривать Львов. Краем глаза Гисхильда увидела, как их знамя приземлилось в грязь. Ей было все равно. Она победила: утащила одного с собой. Этого было достаточно.

Рот ей закрыла липкая ладонь. Рука обхватила за горло. Она напряглась, собираясь отбиваться. Но напавший был намного сильнее. Ее затянуло в ил. Всего на мгновение. Потом она, отфыркиваясь, снова оказалась на поверхности.

– Тихо, – прошептал знакомый голос. – Не дергайся. Стань с илом одним целым, чтобы нас не заметили. Делай, как делала только что.

Этот голос с чужим акцентом она узнала бы из тысячи, с удовольствием бы вскочила и бросилась эльфийке на шею. Наконец-то она пришла. Сильвина! Принцесса всегда знала, что учительница придет и заберет ее.

Сердце Гисхильды билось так сильно, что ей пришлось глубоко вздохнуть, чтобы не разорвало грудь.

– Наконец-то! Наконец-то ты пришла.

– Путь был долгим, – бесцветным голосом произнесла эльфийка. – Держись от этого ила подальше. Не торчи здесь долго без необходимости. Нехорошее это место. Здесь скрывается что-то древнее… Голодное. Я чувствую его. – Она закрыла глаза. Ее измазанного илом лица почти не было видно. – Слушай меня внимательно, – проникновенно сказала она. – Я буду говорить тебе, что делать. И ты должна слушаться меня, даже если то, что я скажу, тебе не понравится.