Текст книги "Меч эльфов"

Автор книги: Бернхард Хеннен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

Разорванные узы

– Мы не можем просто так сидеть здесь и ничего не делать!

– Что-то не припомню, чтобы я позволяла тебе говорить за меня, – сварливо ответила волшебница.

Эльфийский князь знал, что она терпеть его не может, понял это еще тогда, когда они встретились впервые. Неважно, насколько она могущественна и сколько ей лет, для него Юливее была всего лишь незрелой капризной девчонкой. Но как раз поэтому с ней стоило быть поприветливее.

– Полагаю, ты меня неправильно поняла…

– Что тут можно неправильно понять, Тирану? Ты позволяешь себе принимать решения вместо меня. И могу тебя заверить, что не потерплю этого. – Она отложила в сторону нож, которым строгала тоненькую ветку ивы. – Я просижу здесь еще целый день, если будет нужно.

– Он не вернется, Юливее.

– Откуда ты знаешь?

– Он никогда еще не отсутствовал так долго. И ты же знаешь: чем дольше он летает с канюком-курганником, тем сложнее ему отделиться от него. Если спросишь мое мнение, он просто бежал, устал от сражений. Он сдался.

– Нет!

Она была готова потерять терпение. Еще мгновение назад Тирану собирался провоцировать ее и дальше. Но потом вспомнил, как она уничтожила галеасу.

– Давай возьмем его с собой, – предложил он.

– Зимнеглаз не сможет найти его, если мы унесем тело. Фенрил должен оставаться здесь, на поляне.

– А наши войска? А пленники? Как мне кормить их, если мы останемся здесь? Так не пойдет, Юливее.

– Ах, так ты решил не насаживать рыцарей на дубы?

– Ты подслушивала?

Волшебница ничего не ответила. Вместо этого она снова принялась строгать ивовый прут.

– Остаток дня я проведу, устраивая тайную могилу для короля Гуннара. Завтра утром мы уйдем от озера, Юливее. С вами или без.

– Как ты думаешь, что скажет князь Олловейн, если ты бросишь Фенрила в беде? Насколько мне известно, они дружат со времен битвы за Филанган.

– Он поймет, – ледяным тоном ответил Тирану, хотя совершенно не был в этом уверен. – Он – полководец Альвенмарка и поймет, почему я так поступил. А вот чего он не поймет, так это твоего поведения. Ты же волшебница. Отыщи Фенрила! Должна же существовать связь между ним и птицей. Ты можешь пойти по следу и сказать мне, где он находится?

Юливее порезалась и выронила нож. Сунула палец в рот и слизала с него кровь.

«Да откуда же у этой взбалмошной девчонки такие силы? – гневно думал Тирану. – Вот если бы я обладал такой силой, война приняла бы совсем другой оборот!»

– Ну, в чем же дело? Почему ты не ищешь Фенрила?

– Я не могу, – непривычно тихо сказала она.

– Почему?

– Потому что связь между ним и Зимнеглазом разорвана. Я не могу его найти.

Тирану не поверил своим ушам.

– Это значит, что он мертв!

– Нет! – Юливее вскочила на ноги. С пальца текла кровь. Голос звучал глухо. – Никогда не говори так больше! Слышишь? Никогда!

И она угрожающе протянула вперед руку.

Тирану отпрянул на шаг. Он был не очень одаренным волшебником, но почувствовал ее силу. Одно неверное слово…

– Прошу тебя, Юливее, объясни мне, что случилось с Фенрилом. Я тебя не понимаю.

Она поглядела на князя. Тот как будто просто мирно спал – уставший странник, прикорнувший на укромной полянке.

– Он не мертв, – глухим голосом сказала эльфийка. – Ты же видишь, что он дышит.

– Но если его ничто не связывает с птицей… Тогда должен быть мертв Зимнеглаз. А если умирает птица, то с ней умрет и Фенрил. Пусть даже его тело дышит… – Князь подыскивал слова, которые не должны были обидеть ее. – Это тело теперь всего лишь пустой сосуд. Ты охраняешь мертвого…

– Нет!

– В таком случае объясни, пожалуйста…

– Он – один из величайших героев Альвенмарка. Герои так не умирают. Не таким образом… Он не может просто так уйти. Так тихо. Как будто во сне… – Она больше не сдерживала слез. – Этого не может быть! – Девушка упрямо сжала кулаки. – Уходи! Твое присутствие мешает ему! Я знаю, он скоро вернется. И советую тебе выполнять его приказы! Чем заботиться о нем, позаботься лучше о пленных рыцарях. С ним все в порядке.

Два божественных дара

Над водой плясали сотни мотыльков. Они, должно быть, сидели на сухом островке посреди источника. Люк завороженно глядел на них, подобных ливню красок. Широкой струи воды, извергавшейся в пещеру из каменной пасти, так напугавшей его, они избегали. Казалось, их притягивал свет в глубине маленького озерца.

Мальчик поднял флягу и склонился у края дорожки, чтобы лучше видеть воду. На дне среди гальки лежал камень, от которого исходил мягкий свет, преломляемый подвижной поверхностью воды и расходившийся светлыми пятнами по потолку пещеры.

Танец мотыльков постепенно стих, они снова опустились на стены пещеры.

Люк осторожно вошел в ледяную воду и задержал дыхание. Ноги совершенно одеревенели. Он сжал зубы, а затем полностью погрузился в воду и нырнул за камнем.

Холод был просто убийственным и пронизывал до костей. Движения мальчика замедлились. Светящийся камень находился на расстоянии всего лишь ладони. Люку потребовалась вся сила воли, чтобы, работая руками и ногами, сделать последний рывок. Затем его пальцы обхватили камень – свет погас, и на него обрушилась темнота.

Судорога острым ножом вонзилась в икру ноги. Люк оттолкнулся от дна озерца. Разжал ладонь, в которой был камень: между пальцами потек бледный свет.

Отфыркиваясь, мальчик выплыл на поверхность озера и, постанывая от боли, выбрался на берег. Воздух был полон пляшущих мотыльков. Почти ничего не было видно.

Люк нащупал флягу. Наполнил ее, а затем побежал, преследуемый мотыльками. Точнее сказать, похромал, потому что режущая боль судороги все еще не отпускала его. Повязка на руке размоталась, и длинные льняные бинты свисали до земли.

У него стучали зубы. Холод никак не отпускал его. Ослепленный мотыльками, мальчик бежал к выходу из тоннеля.

Чьи-то лапки ощупывали его губы. Трепещущие крылья источали аромат цветочных лугов. Люк опасался сбивать насекомых. Ему казалось, что случится что-то страшное, если он убьет хоть одного мотылька, пусть даже по неосторожности.

Он отчетливо почувствовал невидимый барьер как раз перед выходом из тоннеля. Затем пестрые крылатые охотники за цветочной пыльцой наконец отпустили его и разлетелись по укромному саду. Солнце было подобно бальзаму. Медленно, как сосульки на зимнем солнце, оттаивало его тело.

В наполненных водой сапогах при каждом шаге хлюпала вода. Внезапно Люка охватила гордость: он ушел из Ланцака и выжил в первом приключении. Он взглянул на камень – теплый, цвета меда, совершенно гладкий.

– Люк!

Женщина-рыцарь сидела в стенной нише, отбросив одеяло, и грелась на солнце. Мальчик смущенно отвел глаза, не смея глядеть на нее.

– Что это за очередное чудо, король сада?

Люк не понял, о чем она говорит, и подошел к ней. Не смотреть на ее голые ноги не получалось, и он смущенно глядел на поверхность воды.

– Я принес тебе попить…

Она мягко коснулась его волос, и внезапно воздух снова наполнился мотыльками.

– Живая корона, – возбужденно сказала она. – Ты что же, святой? Что ты со мной сделал? Я должна была умереть. Я знаю… Видела, как умирали многие. Что ты за ребенок? – Она говорила с почтительным благоговением. – Ты посмотри на мою рану! Как это возможно? А теперь вот еще мотыльки.

Черные пятна исчезли с ее кожи. Там, где он разрезал бубон, теперь был тонкий шрам затянувшейся раны.

Люк почувствовал невероятное облегчение. Она останется с ним. Тень смерти ушла от нее. Они победили чуму. И он с благодарностью поглядел на статую белой женщины.

– Ты был очень одинок вчера ночью, – торжественно сказала Мишель. – Тьюред подарил тебе исцеляющие руки и в своей бесконечной милости решил сделать тебя своим инструментом. Моим спасителем. Моя жизнь была кончена. Мы называем чуму черной смертью, потому что никто из тех, у кого на теле выступают черные пятна, не выживает. Ты совершил чудо. Как святой.

Какой-то миг Люк хотел сказать ей, что принес пистолеты в жертву белой женщине и что он кто угодно, только не святой. Он – достойный проклятия язычник! Но больше всего на свете он хотел понравиться ей. Пистолеты были надежно спрятаны в нише за пьедесталом статуи. Мишель не найдет их, пока он не расскажет ей о тайнике. Если он сообщит ей, кому молился прошлой ночью, она оттолкнет его. Она ведь рыцарь, и ее жизнь посвящена борьбе с язычниками.

– Ты молчишь из скромности, – с улыбкой сказала она. – Я горжусь тобой.

Этого он вынести не мог. Он хотел понравиться ей, но замарал бы ее честь, если бы не сказал ей правду.

– Госпожа, не называй меня святым. Вчера я молился Тьюреду, да… А еще я молился белой женщине. И подарил ей свои пистолеты, чтобы она излечила тебя.

Охотнее всего он провалился бы сквозь землю, но в то же время был счастлив, что сказал это. Мальчик сжался в ожидании того, что теперь должно последовать. Она прогонит его. Или еще хуже…

Наступило молчание. С его волос на мощеную дорожку упала большая капля. Солнце пекло шею. Наконец он не выдержал и поднял взгляд. Она по-прежнему улыбалась.

– Прошлой ночью ты был, должно быть, очень одинок, – мягко произнесла она. – И в сильном отчаянии. А еще ты невероятно смелый. Я знаю немногих людей, кто способен противостоять искушению солгать. Может быть, ты и не святой… Но ты храбр и достоин уважения. Тьюред простит твои слабости. Он уже сделал это, потому что иначе меня бы здесь не было. Ты должен знать, что у языческих богов нет власти. Наши священники доказывали это на протяжении многих веков. Бог прощает тебя. Он увенчал тебя мотыльками и на твоем примере доказал свою чудодейственную силу.

Люк смущенно откашлялся, а затем рассказал ей о потайном источнике и о светящемся камне, который там нашел.

Мишель взяла камень и оглядела его со всех сторон.

– Свет во тьме, – сказала она наконец. – В этом тоже чувствуется божий промысел. Тьюред даровал тебе этот камень, чтобы ты вспомнил о нем, когда тьма и сомнение овладеют твоим сердцем. Во всем случившемся сегодня видится чудесное милосердие единого Бога. Ты избранный, Люк, только немногим людям Бог так отчетливо выказывает свою милость. И мне никогда не доводилось слышать, чтобы кто-то был увенчан короной из мотыльков.

Мишель схватила его за плечи.

– Посмотри на мою рану! Она затянулась, хотя ты ее не зашивал. И она так хорошо зажила, как будто прошла уже целая неделя с тех пор, как ты вскрыл чумной бубон.

Теперь Люк не испытывал такого стыда, как тогда, когда осматривал ее рану. Если она столь непринужденно показывает себя, значит, не так уж и предосудительно смотреть на голую женщину. Может быть, она как женщина-рыцарь настолько далека от греха, что нагота для нее ничего не значит.

Люк поднял взгляд. Кровь опять прилила к голове. Он-то не далек от греха!

– Давай помолимся вместе, друг мой, – воодушевленно предложила Мишель, выбралась из ниши и встала рядом с ним на колени.

Люк тоже опустился на землю. Он удивлялся тому, что она все случившееся посчитала его заслугой. За то же самое Оноре осудил бы его как еретика. Но почему он должен сомневаться в словах Мишель? Ей ведь лучше знать, как Бог открывается людям. Может быть, он сомневается в себе, потому что он все-таки немножко язычник, верящий в силу белой женщины и слишком трусливый, чтобы довериться одному Богу. Это должно измениться! Он хочет стать таким, как Мишель! Больше никогда не станет он сомневаться в Тьюреде! Она права! Случилось два чуда.

Неловкий парикмахер

Проснувшись, Гисхильда обнаружила, что лежит в убогой комнате с побеленными стенами. Единственным украшением каморки служила картина, наполнившая ее ужасом: красное дерево с развесистой кроной без единого листка, нарисованное на стене напротив ее кровати.

Вспомнить, как сюда попала, она не могла. Она ведь должна быть в лесу…

Гисхильда хотела встать, чтобы подойти к открытому окну, но ее остановила колющая боль в груди. Девочка опустилась на подушку. Сердце ее сжал стремительно нараставший страх. Дыхание стало тяжелым, боль усилилась.

Гисхильда подумала о Сильвине. Эльфийка учила ее прислушиваться к языку своего тела. Боль исходила из центра груди – была повреждена кость, соединявшая ребра. Нужно дышать поверхностно! Чем глубже будет дыхание, тем сильнее будет боль. С этим-то она справится…

Девочка сжала зубы. Легче было разумно думать, чем разумно действовать. Она открыла глаза и взглянула на дерево на стене – оно пугало ее.

Гисхильда догадывалась, где находится. Хотя она и не помнила, как попала сюда, но, должно быть, это один из кирпичных замков Нового рыцарства.

Она осторожно потрогала грудь и через одеяло нащупала повязку. Она ранена! Но где? Была битва? Что с отцом? И со всеми остальными? Почему она ничего не помнит? Что произошло?

От боли на глаза навернулись слезы. Гисхильда всхлипнула и положила обе руки на грудь. Так больно! Нельзя дышать глубоко, нельзя плакать… По щекам бежали горячие слезы. Она отчаянно пыталась не всхлипывать.

Когда-то Сильвина говорила ей, что может стать легче, если думать о другом. Если собрать всю свою силу, боль окажется за завесой. Нужно забыть о ней.

Гисхильде очень хотелось быть эльфийкой! Как это можно забыть о боли, когда каждый вздох – мучение?

За окном послышался грохот окованных железом колес. По булыжной мостовой ехала повозка. В небесах кричали чайки. Монотонный пронзительный голос то и дело кричал: «Нief!» Свертывали паруса. Должно быть, она в гавани. Но ведь она была в лесных дебрях! Она хорошо помнила деревню у поляны, стальную стену из всадников. Отец вел переговоры с рыцарями. Но что случилось потом? Воспоминания будто стерли.

Девочка огляделась вокруг. Может быть, найдется что-то, что поможет ей вспомнить. Однако вокруг лишь голые стены; из мебели – стул и простой сундук для одежды, вот и все. Не было даже свечи.

Друг против друга находились две двери, окованные черными железными полосками. Окно не зарешечено. Вероятно, оно находится настолько высоко, что о побеге нечего и мечтать.

«Я не могу даже подняться», – отчаянно подумала Гисхильда. Тыльной стороной ладони она вытерла слезы и постаралась успокоиться. Получилось! Дыхание ее снова стало равномерным. Плакать нельзя, что бы там ни было!

Она прислушалась к шуму под окном. Возница ругался на кобылу. А это что? Неужели скрип весел?

Раздались шаги. Большая из двух дверей открылась. Вошла женщина с коротко стриженными светлыми волосами. Гисхильда вспомнила, что когда-то уже видела ее. В лесу… Лилианна! На ней теперь нет доспехов, только сапоги и брюки для верховой езды, а еще белая рубашка и элегантный камзол со шлицами. Над сердцем поверх кожи был вышит маленький герб с кровавым дубом, стоявшим на задних лапах львом и над всем этим пара скрещенных черных мечей.

Женщина-рыцарь улыбнулась ей. За ней шел старик в синей рясе и еще один человек в простой одежде.

Старика Гисхильда тоже узнала. Это был князь священников, правивший в Друсне. У него еще такой странный титул. Управитель или как-то так… Когда-то она знала это хорошо. Почему же она теперь многого не помнит?

– Тебе лучше, девочка? – приветливо улыбнулся ей священник.

Был ли он так же приветлив на поляне? Она кивнула, но ничего не сказала.

– У нашей варварки вши, – брезгливо сообщила женщина-рыцарь.

– Это неправда! – возмущенно ответила Гисхильда. – У меня никогда не было вшей. У младшего брата были один раз…

– Не возражай, когда твоя ложь столь очевидна! – грубо оборвала ее комтурша. – Карлос, срежь ей волосы. И позаботься о том, чтобы ее постель перестелили заново.

Чужой мужчина подошел, поднял ее с кровати и осторожно посадил на стул.

– У меня нет вшей! – закричала Гисхильда, и боль снова нанесла удар.

– Не сопротивляйся, девочка, – приветливо произнес священник. – Ты ранена. Тебе нельзя волноваться. Пожалуйста, подумай о себе.

– У меня нет вшей, – повторила она тише и всхлипнула. Почему старик не хочет ей помочь? – Пожалуйста, дядя. Ну посмотрите сами. Я клянусь именем Мэве. Я…

– Не называй здесь имен идолов, дитя! – встряла в разговор женщина-рыцарь.

Боль совершенно доконала Гисхильду. Красное дерево на стене, казалось, пустилось в пляс. Кто-то обхватил ее за плечи и прислонил к спинке стула.

– Не будет ли достаточно просто вымыть ей волосы? – спросил священник.

– Всегда лучше рубить сорную траву на корню, – ответила женщина.

Что-то коснулось ее головы. Все еще оглушенная, Гисхильда увидела, как на пол упали длинные пряди.

– Нет! – выгнулась она.

Парикмахер выругался. Внезапно ее лицо стало мокрым. Карлос достал из кармана платок и прижал к ее голове.

– Она не хотела сидеть тихо, – раболепно пробормотал он. – Если бы она не брыкалась!

– Действительно ли стрижка столь необходима? – Старый священник встал рядом с ней на колени и взял ее руку в свои.

– Это всего лишь порез! – спокойно заявила Лилианна. – С головы кровь всегда течет так, словно свинью зарезали.

Шарль презрительно поглядел на женщину-рыцаря. «А он приветливый, – подумала Гисхильда. – Может быть, ему можно доверять?»

Он мягко погладил ее по руке.

– Мне очень жаль, принцесса. Пожалуйста, веди себя тихо. Это всего лишь волосы. Они скоро снова отрастут.

Нож опять коснулся кожи ее головы. Гисхильда смотрела, как падают длинные золотистые пряди, и молча плакала. Кровь мешалась со слезами и капала на белую ночную сорочку. Как она сюда попала? Что теперь с ней будет?

Парикмахеру потребовалось совсем мало времени, чтобы сделать ее лысой. Лилианна вытерла платком кровь с ее головы.

Карлос протянул ей маленькое зеркальце.

– Теперь вши оставят вас в покое, принцесса.

Сквозь пелену слез Гисхильда посмотрела на свое отражение. Кожа головы была бледной, словно брюхо рыбы, и ее рассекал длинный кровоточащий шрам.

«Не хочу этого видеть! В зеркале совсем не я! Это чужая!»

Парикмахер постелил новую простыню, затем поднял девочку со стула и осторожно уложил в постель. Так когда-то относил ее в кровать отец… Где же он теперь? Почему не спас ее? Она сжала губы и не смогла сдержать всхлипываний. Шарль склонился над ней.

– Будь мужественной, моя малышка.

Он поцеловал ее в лоб. От него пахло луком.

– Держись, я скоро увезу тебя отсюда, – еле слышно прошептал он ей на ухо. – И тогда все станет лучше, принцесса. Я верну тебя твоему отцу.

Стриженная наголо девочка

Она должна бежать! Вот уже четыре дня лежит она в постели и смотрит на небо через окно. Ей принесли колокольчик, чтобы звонила, если чего-то захочет. Она чувствовала себя беспомощной, словно новорожденный ребенок. Но просто так она не сдастся! Сильвина научила ее бороться. И забывать об этом нельзя.

Возле кровати поставили зеркало. В нем отражалась чужая голова с зарубцевавшимся шрамом. Привычный мир исчез, и девочка, которой она была когда-то, тоже исчезла. Из зеркала на нее смотрел лысый человечек с черными кругами под глазами. Это не она! Ту Гисхильду, которой она была когда-то, у нее украли. Она не знала, что хотят сделать из нее эти поклонники Тьюреда, но не собиралась подчиняться им.

Священник был с ней приветлив. Заходил к ней пару раз и обещал освободить из-под власти рыцарей. Уже совсем скоро… Но даже он не рассказал ей, что произошло. Почему? Что они от нее скрывают? Что с ее родителями? Почему никто не приходит ее спасать? Нет такого места, в которое не могла бы добраться Сильвина. Почему эльфийка не забирает ее отсюда?

Гнев придавал Гисхильде силы. Боль в груди допекала уже не так сильно, как в тот день, когда она проснулась. Девочка поднялась. Каждое движение причиняло ей боль. Нужно вытерпеть это.

Она медленно свесила ноги с кровати. В белой комнате было тепло. Каждый раз, когда посетитель уходил, снаружи дверь запирали на засов.

Лилианна была здесь дважды, подходила к кровати и смотрела на нее. Ни слова не произнесла женщина-рыцарь. А Гисхильда слишком горда, чтобы первой заговорить с комтуршей, которая была воплощением всего того, что ненавидела девочка. В ней воплотилась вся жестокость Церкви Тьюреда. Никогда она не станет подчиняться этой мужеподобной женщине. Лучше уж уйти с эрцрегентом…

Гисхильда осторожно поставила ноги на пол. Каменные плиты приятно холодили ступни. На дворе стоял жаркий летний день. Свинцовый горизонт предвещал скорую грозу.

Она осторожно поднялась, боясь, что ноги могут подвести ее. Закружилась голова: от длительного лежания в постели она совсем ослабела. Раскинув руки в стороны, Гисхильда удержала равновесие и пошла к окну. Ей очень хотелось увидеть что-нибудь, кроме белых стен, Древа крови и маленького кусочка неба.

Ее затошнило. Устремив взгляд на каменный подоконник, она пошла быстрее. Всего пять шагов, но они совершенно вымотали ее!

С облегчением девочка облокотилась на широкий подоконник. Под ней была пропасть глубиной в двадцать шагов. Она находилась в башне над широким рвом, бывшим частью внутренних укреплений крепости. Повсюду виднелись рабочие – рыли ямы и возводили стены. Она не знала, в каком городе находится, но рыцарский орден не жалел усилий, чтобы окопаться здесь навеки. Вероятно, строят одну из этих странных новых крепостей, вроде той, которую начал возводить Брандакс в Фирнстайне. Кобольд с воодушевлением рассказывал ей об этом. Тогда она его толком не слушала. Он ей не нравился! Лицо его было отвратительным. Гнилые зубы напоминали крысиный оскал. А еще у него было ужасное чувство юмора, и ему нравилось, что его вид внушает ей ужас.

Сейчас она бы все отдала, только бы он был здесь!

Взгляд Гисхильды скользил по простиравшимся далеко крепостным сооружениям: насыпи в форме звезд с кирпичными стенами с обратной стороны; бастионы для пушек; маленькие форты; широкий, наполненный водой внешний ров. Защитные сооружения напоминали самый настоящий лабиринт. Совсем рядом с ее башней сотня рабочих занималась тем, что скрывала кирпичный каземат под земляной насыпью.

Гисхильда вспомнила, как Брандакс рассказывал ей, что земляные валы просто проглатывают пушечные ядра, в то время как стены из камня или кирпича разбиваются под ударами. Поэтому кирпичные стены засыпали землей.

Ей подумалось, что нужно было лучше слушать Брандакса. Тогда она могла бы разглядеть особенности защитных сооружений и доложить отцу на военном совете, когда снова окажется на свободе.

Взгляд ее упал на портовые сооружения. Только что причалила флотилия: у пирса стояли пять галер и две галеасы. Спускали паруса. Гербом им служило черное Древо праха. Палубы и весла кораблей тоже были черными. Выглядели они жутковато. Кровь и прах… Два крупных рыцарских ордена Церкви Тьюреда.

Сильвина и ее старый учитель Рагнар рассказывали ей об этих орденах. Хотя они служили одному Богу, рыцари Древа праха и Новое рыцарство были соперниками. Орден Древа праха существовал уже несколько столетий. Он был богат и обладал властью. У них были тысячи рыцарей. В отличие от него Новое рыцарство возникло не так давно. Эти рыцари считались более фанатичными. И, по мнению Сильвины, были сильнее в тактике, более ловко руководили войсками Церкви. После успехов, достигнутых на полях сражений Друсны, этот орден принял командование над всеми войсками в провинции. Ранее такая честь оказывалась только комтуру Древа праха. Гисхильда удивилась, увидев в гавани корабли обоих орденов. Обычно над городом развевалось знамя либо Древа крови, либо Древа праха. Оба ордена никогда не собирались вместе.

Воины в старомодных белых военных мундирах быстро перемещались по пристани и занимали места вдоль пирса. Среди крошечных белых фигурок Гисхильда обнаружила одного-единственного человека в синем. Не регент ли это? Он недолго поговорил с несколькими людьми и потом во главе группы вновь прибывших направился к воротам гавани. Итак, Шарль сдержит слово: заберет ее отсюда.

У двери раздался шорох, и Гисхильда вздрогнула. Кто-то отодвигал засов.

Вошла молодая женщина в потертом поношенном платье. За ее поясом торчал маленький нож для разделки рыбы. Пепельно-серые волосы лежали грязными прядями. От женщины несло рыбой! Она с вызовом поглядела на Гисхильду. Гордые зеленые глаза показались принцессе знакомыми. Незнакомка ухмыльнулась. Зубы у нее были безупречными.

– Что делают платья, правда? Нельзя исключать, что теперь и у меня есть вши. Ты меня по-прежнему не узнаешь?

Мгновение Гисхильда надеялась, что это Сильвина. Но мауравани была выше и стройнее. Эти глаза… Лилианна!

Комтурша подозвала кого-то, стоявшего за дверью.

К ней подошла девочка в белой сорочке в цветочек и с босыми ногами, стриженная наголо. Сквозь щетину виднелась зарубцевавшаяся рана – порез, проходивший точно так же, как и тот, что был на голове Гисхильды.

Гисхильде показалось, что она смотрит в зеркало. И только если приглядеться повнимательнее, можно было заметить кое-какие несоответствия. У девочки более грубые руки; очевидно, ей приходилось выполнять много тяжелой работы. Еще она худее. Но глаза такие же голубые, как и у принцессы. Отец всегда говорил, что у Гисхильды неповторимые, прекрасные глаза. При дворе таких глаз не было больше ни у кого.

– Можешь лечь в постель, Дуня, – сказала комтурша.

– Зачем здесь эта девочка? – поинтересовалась Гисхильда.

– Ты не догадываешься? – усмехнулась Лилианна.

Она подошла с ней к окну и поглядела на гавань. Шарль вместе с одетыми в белое рыцарями входил в ворота крепости.

– Он тебе что-то обещал, да?

Гисхильда не ответила.

– И ты ему поверила? Я думала, ты умнее, принцесса. Я знаю, ты меня презираешь. Но в одном можешь быть уверена: я тебе никогда не стану лгать. Может быть, начну распространять ложь о тебе, если будет необходимо. Но тебе я лгать не буду. Все, достаточно слов. Ты можешь ходить? Идем!

Лилианна протянула ей руку. Гисхильда ей не поверила. Эта женщина – сущая змея. Шарль направлялся сюда. У него ей будет лучше! Он о ней заботился. И никогда не велел состричь ей волосы. Стоило только посмотреть в злые, холодные глаза Лилианны, чтобы понять: хорошего от нее не жди.

– Идем!

Голос женщины-рыцаря стал более требовательным. Девочка, которую она привела, забралась в постель. Смотреть на нее было жутко. У Гисхильды возникло чувство, что она видит лежащей в постели себя.

Если ей удастся еще хоть немного задержать Лилианну… Она сделала робкий шаг к комтурше, хотя на самом деле не была настолько слаба, как хотела показаться.

– Мне понести тебя?

Лилианна открыла вторую дверь. За ней находилась винтовая лестница.

Гисхильда расставила руки.

– Да.

Женщина-рыцарь шагнула к ней. Она ни о чем не догадывалась. Она ведь не могла знать, каково это – быть воспитанницей мауравани. Когда Лилианна обняла ее, Гисхильда схватила кинжал, висевший у комтурши на поясе, и хотела уколоть Лилианну в бок. Комтурша еще пожалеет обо всем, что с ней сделала!

Женщина-рыцарь моментально оттолкнула ее. Гисхильда по-прежнему держала в руке кинжал. А Лилианна смеялась. Казалось, ей совсем не страшно. Это рассердило девочку. Нельзя позволять толкнуть себя на какую-нибудь глупость. Сильвина всегда говорила ей, что воительницы, которые поддаются гневу, уже одной ногой стоят в могиле.

– Ты подлая маленькая гадюка! Похоже, в твой разум проник яд Других. Ты что, действительно думаешь, что сможешь справиться со мной?

Лилианна раскинула руки и вызывающе расхохоталась.

– Давай же, ударь!

Нельзя совершать необдуманные поступки, напомнила себе Гисхильда.

Девочка, сидевшая в постели, смотрела на нее широко открытыми от ужаса глазами. Она была так напугана, что едва решалась вздохнуть.

– Оружие представляет опасность только в руках того, кто решил его использовать. Ты уже убивала людей, Гисхильда? Сможешь? Уверяю тебя, это непросто.

«Убивать никого не нужно, – думала Гисхильда. – Это можно предоставить Шарлю. Если он увидит, что задумала комтурша, то наверняка велит заковать ее в цепи. Еще совсем чуть-чуть…»

Нападение Лилианны было таким быстрым и неожиданным, что Гисхильда не успела увернуться. Комтурша выбила кинжал у нее из руки, получив шрам на тыльной стороне ладони. В тот же миг она ударила Гисхильду в грудь, прямо в рану. Боль как громом поразила принцессу. Стало нечем дышать.

Лилианна подняла кинжал. Гисхильда видела, как двигаются губы женщины, но ничего не слышала. У нее прервалось дыхание.

Комтурша схватила ее и вынесла из комнаты. Когда дверь захлопнулась за спиной Лилианны, мир погрузился во тьму.