Текст книги "Меч эльфов"

Автор книги: Бернхард Хеннен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 34 страниц)

Лосиные головы и полный мешок пушечных ядер

Шарль обернулся и поглядел на крепость у гавани. Теперь они были примерно в двух милях от Паульсбурга. Он не станет возвращаться. Теперь точно нет. Лилианну там он все равно не найдет – наверняка убралась уже несколько часов назад. Утром она сдала свой пост комтурши Доминику де Блие, знаменосцу ордена, одному из пяти рыцарей, которые были с ними на борту «Святого Раффаэля». Порядочный человек, уже сказавший Шарлю, чтобы он ни в коем случае не путал возможные промахи бывшей комтурши с промахами ордена.

Эрцрегент кисло улыбнулся. Крысы! Брат Доминик никогда не наносил удара в спину Лилианне. Все, что он говорил, останется между ними. Шарль готов был отдать за это руку на отсечение.

Лилианна сложила с себя полномочия, чтобы не вредить ордену. Она знала, что зашла гораздо дальше, чем полагалось ей по должности.

Эрцрегент взволнованно стучал пальцами по поручням. Он должен был догадаться! Ведь видел же, как она избегала битв, которые не могла выиграть, и что для нее не существует слишком больших жертв, когда речь идет о высшем благополучии Нового рыцарства. Шарлю частенько доводилось наблюдать, как братьев и сестер лишали полномочий из-за ошибок. Но чтобы кто-то так просто складывал с себя полномочия комтурши провинции ордена… Таким образом, Лилианна могла сама решить, кто станет ее преемником, и дать ордену возможность сделать ее козлом отпущения и как бы отстраниться от своих поступков.

Шарль не сомневался в том, что Лилианну с маленькой принцессой где-нибудь спрячут – они обе еще понадобятся Новому рыцарству.

Сжав руку в кулак, эрцрегент ударил по поручням. Он тоже умеет плести интриги! Сейчас самое время предпринять кое-что против Нового рыцарства. Они обрели чересчур большую власть и обнаглели. «Держи себя в руках, – напомнил он себе. – Ты ведь на борту галеасы не один».

Глава его личной гвардии по-прежнему стоял у лестницы с девчонкой. Он тоже поверил… Было бы глупо и недостойно привлекать к ответу капитана Родерика, хотя он, без сомнения, ожидал этого.

Шарль поглядел на девочку. Под его взглядом она задрожала. Это ему понравилось. С волосами она, вероятно, была очень красива. Цвет кожи, рост и фигура малышки были точно такими же. Эрцрегент не сдержал ухмылки. Лилианна все сделала тщательно, как всегда.

– Итак, тебя зовут Дуня, милая моя?

Та кивнула.

– И тебе не сказали, почему тебе побрили голову и заставили занять место другой девочки?

– Нет, господин. Сказали, что это шутка.

Она немного шепелявила. Губа ее лопнула и опухла.

– Я работаю в кухне здания ордена. Они дали моей маме – она тоже работает в кухне, чтоб вы знали, господин… они дали моей маме золотую крону, чтобы мне… – Она запнулась и всхлипнула. – Мама решила, что золотая крона за рассадник вшей – лучшая сделка всей ее жизни. А мне обещали серебряный, если я хорошо справлюсь с заданием.

Шарль кивнул. Девочка перестала дрожать. Он повел себя как добрый дедушка. Какая польза от того, что от страха у нее зуб на зуб не попадает?

– И в чем же состояло твое задание?

– Я должна была лечь в красивую постель с белой простыней и вести себя как принцесса. Так сказала госпожа.

– Итак, тебя подстрекала сама комтурша.

– Да, господин. Она пришла в кухню. Все мы знаем ее. Она часто приходит, чтобы проверить, что да как. Она хорошая.

Шарль вздохнул – это было последнее, что он сейчас хотел услышать. Поглядел на Родерика, который постригся так коротко, что волосы торчали на голове и были похожи на солдат в строю. Из-за узких губ и слегка выпуклых бровей его лицо казалось жестоким. Без сомнения, он был хорошим воином, но ему недоставало изящества Лилианны. Никогда Родерику не подняться выше капитана.

– Что сделала малышка, когда ты пришел в комнату?

– Завизжала и натянула на себя одеяло.

– Я сказала ему, что я не та, – выдавила девочка. – Правда, господин! Тогда он ударил меня.

– Я полагал…

Шарль взглядом заставил рыцаря замолчать. Он понимал, что думал тогда Родерик. Может быть, он и сам не устоял бы перед искушением заставить ее замолчать при помощи одной-двух оплеух.

– Что бы ты с ней сделал, Родерик?

– Она – служанка предательницы Лилианны. Не думаю, чтобы она не знала, какова цель этого маскарада. Она лживая маленькая дрянь…

– Родерик! Меня не интересует, что ты думаешь. Я спросил тебя, что ты сделал бы с Дуней, если бы был на моем месте.

Уголки рта рыцаря дрогнули. «Немного несдержан, добряк», – подумал Шарль.

– Она должна исчезнуть, брат. Навсегда. Я зашил бы ее в мешок из парусины, предварительно вложив в него пару пушечных ядер, чтобы она не всплыла со дна озера до тех пор, пока не сдохнет.

Дуня задрожала всем телом и поглядела на него широко раскрытыми от ужаса глазами.

– Не очень-то изысканно, Родерик! Ты все-таки рыцарь. Разве ты не должен защищать бедняков и слабых?

– Я рыцарь ордена Древа праха. В первую очередь я служу церкви. И для церкви будет лучше, если эта маленькая сучка исчезнет навеки. Только так можно быть уверенным, что никто никогда не узнает о позорном предательстве комтурши Лилианны. Если станет известно, что она натворила, это очень повредит твоему авторитету в Друсне, брат эрцрегент. Может быть, над тобой даже станут смеяться.

– Мы точно так же можем спрятать ее где-нибудь на краю земли. Там она будет похоронена заживо.

– Прошу тебя, господин! Не слушайте его, пожалуйста! Я ничего не знаю о планах комтурши. Я никогда не хотела, чтобы над вами смеялись.

Девочка бросилась на колени, пытаясь поцеловать подол его одежды. Шарль не сопротивлялся, разглядывая ее мальчишеские бедра. Стройная девочка нравилась ему.

– Отведи ее в мою каюту, Родерик. Милосердие – первая из добродетелей владыки. Мне не нужна ее смерть.

– Спасибо, господин. Я…

– Достаточно, девочка. Тебе нечего бояться. Я сделал только то, что велят приличия. Не благодари меня. Этим ты меня только смущаешь.

Шарль повернулся к ним спиной. Чтобы собраться с мыслями, ему нужен был покой. К счастью, капитан и его офицеры тонко чувствовали его потребности. На палубе остался только штурман. Смолк даже плеск весел. Большинство гребцов лежали, вытянувшись, на своих скамьях и спали. Во главе небольшой флотилии галеаса плыла с попутным ветром в Вилусс. По правому борту они обогнали клипер, ловивший угрей. Маленькое судно было всего в двадцати шагах. Светловолосая женщина в грязном платье помахала ему и почтительно поклонилась. Второй рыбак даже смиренно преклонил колени, затем принялся возиться с парусом, натянутым над сваленными в кучу корзинами.

Шарль жестом благословил обоих. Ему нравилось, когда народ его узнавал и чествовал. Большинство жителей завоеванных провинций на удивление быстро подчинялись единственной вере.

Взгляд эрцрегента упал на груду окровавленных голов лосей на носу катера. Шарль поморщился. Судя по ветру, вонь никак не могла достичь галеасы, и все же ему казалось, что пахнет падалью. Он повернулся к штурману.

– Держись подальше от клипера.

Тот кивнул и налег на длинный румпель. Корпус военного корабля слегка накренился на левый борт.

Рыбачка на суденышке еще раз помахала ему и принялась за свою грязную работу. Когда-то Шарль услышал, как здесь ловят угрей, и с тех пор потерял интерес к змееподобным рыбам. Раньше он ел угрей, чтобы не потерять силу, когда посвящал молодую послушницу в деликатные тайны Церкви.

Рыбаки собирали головы лосей у мясников крупных городов. Их морды идеально подходили для того, чтобы обвязывать вокруг них укрепленные проволокой веревки. Потом головы опускали на дно озера и примерно через час поднимали обратно. Кости черепа становились тюрьмой для угрей, вроде мережи. Когда головы поднимали на борт, угри лезли изо всех щелей. Рыбак рассказывал Шарлю, что, если повезет, голову лося можно использовать трижды, прежде чем не останется ничего, что могло бы привлечь угря.

Иногда Шарль скучал по угрям в горчичном соусе. Он уже в таком возрасте, когда помощь в… определенных делах бывает необходима. Может быть, нужно разочек прокатиться на этой лодке, чтобы преодолеть свое отвращение?

Эрцрегент перешел на другую сторону юта и уставился на вспенившуюся воду. В Паульсбурге должны думать, что он действительно увез пленную принцессу. Родерик был прав – возврата нет. Если узнают, как провела его Лилианна, он станет посмешищем. Как бы хорошо ни проходила миссионерская деятельность в захваченных провинциях, такого прокола высший представитель Церкви в Друсне не может себе позволить. Иначе это может подвигнуть какого-нибудь шутника из черни сочинить песенку. Эрцрегент вынужден принять участие в этом фарсе. Еще неприятнее было сознавать, что его мечты подняться до князя Церкви Анисканса разбиты в прах. От них он не сможет скрыть происшедшее. Они должны знать это, чтобы призвать Лилианну к ответу. Или…

Шарль тихо рассмеялся. Был еще один, совершенно иной путь. Кто знает о его позоре? На этот раз он одурачит комтуршу. Если все правильно рассчитать, с этой крестьянской девочкой Дуней еще можно кое-что сделать. А мечты об Анискансе рано хоронить!

С юта он ушел в приподнятом настроении и протиснулся в двери крошечной каюты, которую предоставил ему капитан галеасы. Дуня с испуганной улыбкой ждала его. Лилианна сделала хороший выбор. Девочка действительно похожа на принцессу. А все остальное можно уладить.

Детская мечта

Мишель сидела в стенной нише и чистила ствол одного из тех ценных пистолетов, которые Люк оставил за статуей белой женщины, насвистывая при этом мелодию развеселой застольной песенки. Для Люка осталось тайной, каким образом она нашла оружие. Хотя он и рассказывал ей, что принес пистолеты в жертву, но о том, где именно спрятал их, умолчал.

Мальчик обеспокоенно глядел на белую женщину: мраморное лицо не выдавало своих мыслей по поводу этой кражи.

– Я подумала, что грешно просто так бросать это чудесное оружие, – весело сообщила Мишель и махнула дулом на пьедестал статуи. – Каменная чурка не будет по нему скучать, я уверена.

Люк судорожно сглотнул. Нехорошо бросать вызов белой женщине. Кажется, Мишель свободно читает его мысли. Она положила оружие и вылезла из каменной ниши.

Прошло семь дней с тех пор, как он разрезал чумной бубон, и женщина-рыцарь совершенно выздоровела.

– Идем, прогуляемся немного. Думаю, тебе не идет на пользу постоянное сидение в этом саду. – Она по-приятельски положила руку ему на плечо и притянула его к себе. – Знаешь, ты – единственное чудо здесь. То, что ты меня вылечил… – она неловко махнула рукой, – …это чудо. – И снова указала на статую. – А вот она – всего лишь камень. Тебе не нужно его бояться. Признаю, это очень красивый камень, потому что художник придал ему форму соблазнительной женщины. Но все равно это камень, каких полно. – Она сделала широкий жест рукой и указала на стены, окружавшие потайной розарий. – Ты и остальных камней боишься?

Люк покачал головой. Вообще-то он вовсе не был убежден в том, что говорила Мишель.

– Если языческие боги действительно существуют, почему они просто наблюдают за тем, как церковь одно за другим подчиняет себе языческие королевства? Либо у них нет сил защитить тех, кто в них верит, либо им это неинтересно. Или же их просто не существует. Как видишь, причин бояться их нет.

Люк кивнул. Это уже разумно.

– С Тьюредом все иначе. Я чувствую его каждое мгновение своей жизни. А иногда, как в ту ночь, когда ты меня спас, он особенно близок. – Она ударила себя в грудь. – Тогда он во мне. И дает мне силу и покой, как и всем истинно верующим. И он… – Мишель замолчала и покачала головой. – Да я же проповедую, – словно извиняясь, она пожала плечами. – Прости, Люк. Это мне никогда особенно не удавалось. Рассказывая о Боге, я только запугиваю людей.

Мальчик покосился на нее. Он никогда не слышал, чтобы священнослужители так говорили.

– Знаешь, Бог во мне. Но мне просто не удается облечь свои чувства и уверенность в понятную всем форму.

Они оставили сад позади и добрались до широкой площади с колодцем. Мишель села на каменный парапет и подняла взгляд к небу. Стоял чудесный летний день. Высоко в небе ползли крошечные перистые облачка. Женщина вытянулась и легла на парапет, подложив руки под голову.

– Когда я была еще маленькой, мы с сестрой часто так лежали. Смотрели на облака и рассказывали друг другу о своих мечтах и надеждах. Ложись за мной, голова к голове, и поговорим.

От мысли, что придется лежать рядом с женщиной, Люку стало нехорошо.

– Не бойся, что ж в этом такого? Ты должен чувствовать себя свободнее, если хочешь когда-нибудь стать выдающимся человеком.

Мальчик неловко забрался на парапет. Не хватало, чтобы она считала его трусом или дурачком. Но чувствовать себя свободнее он не стал.

Камень был теплым и приятным. Он улегся и мягко толкнулся об ее голову. Мишель подвинулась. Лицо ее было совсем близко. Так близко, что разглядеть его целиком было невозможно. Вокруг глаз у нее были крохотные морщинки – раньше он их не замечал. Его лица коснулось ее дыхание: пахло ванилью. Иногда она принимала несколько капель из темного флакончика. Вероятно, лекарство какое-нибудь.

– Я очень мало тебя знаю, спаситель мой. Ты не хочешь рассказать мне что-нибудь о себе?

Люк откашлялся. Во рту пересохло.

– Да нечего особо рассказывать, – с трудом выдавил он, одновременно думая о том, что ему нравятся ее глаза – самые красивые глаза, которые он когда-либо видел. Точнее, он никогда еще не видел глаза женщины настолько близко. Только мамины.

– М-да, не очень-то ты разговорчив. У тебя есть братья и сестры?

Люк покачал головой.

– А у меня есть сестра, она старше меня почти на год. Мы всегда были вместе. Во всем она была лучше меня. В детстве она порядком меня мучила. А теперь я по ней скучаю. Лилианна пошла далеко. Она всегда хотела стать известной. И у нее это получилось. Она – комтурша провинции Друсна. А я… Я – рыцарь, который только что окончил год смирения, поскольку допустила ошибку в битве.

Люку показалось, что она не очень-то похожа на раскаявшуюся грешницу. По крайней мере, в ее голосе не было сожаления, когда она рассказывала о своем наказании. Что же она сделала? Неважно, что бы там ни было, он понял, что даже теперь, после года смирения, она не жалела об этом.

– Лилианна в детстве всегда была заводилой, просто одержимой. – Мишель рассмеялась. – А знаешь, чем она была одержима? Муравьями!

Мальчик поглядел на Мишель, широко раскрыв глаза. Он при всем своем желании не мог себе представить, что комтурша могла делать с муравьями.

– В саду моего отца жили два муравьиных народа: рыжие и черные. Рыжие муравьи были крупнее – настоящие воины, с толстыми телами и мощными клещами. Но их было гораздо меньше. Все наше детство оба муравьиных народа вели между собой войны. Частенько мы часами наблюдали за ними. Рыжие были намного храбрее. Но чаще всего они проигрывали. Лилианна была убеждена в том, что можно многому научиться у муравьев – тому, как они воюют, как маршируют, как сражаются, почему иногда побеждают рыжие, хотя черные обрушиваются на них с огромным численным превосходством. Она сделала из этого целую науку. Однажды она отлупила меня, потому что я вмешалась в одну из битв и раздавила пару сотен черных муравьев. Тогда сестра злилась на меня целый день.

Некоторое время Мишель молчала, глядя на плывущие по небу облака.

Люк спросил себя, действительно ли можно чему-то научиться у муравьев, и такая мысль показалась ему странной. Но, должно быть, он ошибается, ведь сестра Мишель дослужилась до комтурши.

– Думаю, ее одержимость муравьями даже послужила причиной того, что Лилианна избрала орденскую школу. Ты ведь знаешь, у Нового рыцарства на гербе изображено Древо крови. Орден тогда был менее значительным, чем рыцари Древа праха. Она пошла в орденскую школу на год раньше, чем я. Первые пару недель я просто радовалась, что осталась одна, но затем начала очень сильно скучать по ней.

Люк подумал о том, как сильно он тоскует сейчас по отцу. К горлу подступил комок. Только бы не разрыдаться! Он будет сожалеть об этом до конца своих дней.

– А что случилось с муравьями?

Голос его прозвучал сдавленно. Заметила ли она это?

Мишель вздохнула.

– Рыжие проиграли – их полностью уничтожили.

Они снова некоторое время смотрели на плывущие по небу облака. У мальчика было такое чувство, что Мишель ждет, когда он что-нибудь расскажет. Но он не знал, о чем говорить. Его жизнь была самой обычной, ничем не примечательной.

– У тебя была какая-нибудь мечта, когда ты был еще совсем маленьким? Что-нибудь недостижимое, сумасшедшее, о чем ты думал в такие дни, как этот?

Люк покачал головой.

– Нет.

– Да ладно тебе. У всех есть мечты, – с укором сказала Мишель. И снова рассмеялась. – Я понимаю, тебе, наверное, стыдно об этом говорить. У меня тоже очень смешная мечта была. Если бы ты о ней услышал, ты совершенно перестал бы стыдиться рассказывать мне о своих фантазиях. Ты знаешь святую Урсулину?

Люк на некоторое время задумался. Этих святых чертовски много!

– Это та, которая с медведем, да?

– Да, женщина-рыцарь с медведем. – Глаза Мишель расширились. Казалось, она смотрит сквозь Люка. – Она сражалась в первой войне против Друсны, за которой произошла битва Черных кораблей. Говорят, за свою жизнь она убила семерых троллей.

По ее голосу Люк почувствовал, что она испытывает одновременно восхищение и ужас.

– Я видела троллей, – тихо произнесла Мишель. – В Валлонкуре и лесах Друсны. Они ужасны! Ударом кулака могут размозжить череп лошади. Мне всегда хотелось быть как Урсулина. Смелой, сильной… И на медведе тоже хотелось покататься. – Она рассмеялась, внезапно села и задрала рубашку. – Посмотри на мою спину, Люк.

Мальчик с ужасом смотрел на широкий выпуклый шрам.

– Я танцевала с медведем, – продолжала женщина. – К сожалению, он не хотел, чтобы я каталась на его спине. Я вырастила его, а он встал на задние лапы, обхватил меня передними и едва не убил. Должно быть, я сделала что-то не так. – Мишель опустила рубашку. – Думаю, несмотря ни на что, я попробую еще раз… – Она поглядела на Люка. – Не смотри ты так. Я не сошла с ума! Может, немного упряма. Знаешь, жизнь без мечты жалка. Да и почти неважно, что думают о твоей мечте другие. А теперь твоя очередь. Рассказывай.

– Я хотел быть как отец… – нерешительно начал он. – Всадником рядом с графом Ланнесом. Известным героем. Но теперь все они мертвы…

– Но всадником ты, несмотря на это, все-таки сможешь стать. – Женщина запнулась. – Ты хотел, чтобы отец видел, каким ты станешь, чтобы он гордился тобой?

Люк не был уверен в этом. Он еще об этом не думал. Но похоже… Больше всего ему нравилось делать отца счастливым. Слышать, как он гордо говорит: «Это мой сын».

– Мечты существуют не для других, – осторожно сказала Мишель.

Люк чувствовал, что женщина изо всех сил старается не ранить его чувства неосторожным высказыванием.

– Мечта принадлежит одному тебе, – продолжала Мишель. – Мой отец вовсе не был в восторге, услышав про историю с медведем. Для него я всегда была на втором месте. Лилианна была его любимицей… Но вернемся к тебе. Может быть, есть что-то еще? Что-нибудь совершенно безумное? То, о чем ты едва решаешься говорить?

– Я всегда хотел стать рыцарем и спасти принцессу. От тролля или злого эльфийского князя, который похитил ее, – вдруг вырвалось у него. – Мне хотелось иметь блестящие доспехи и горячую лошадь. И большой меч!

Он запнулся, снова смутившись, так как знал, что эта мечта невыполнима.

– Звучит неплохо. – Мишель заговорщицки улыбнулась. – Не хочу тебя обманывать… Принцесс в наше время осталось немного. И, к счастью, троллей и эльфов можно встретить только в Друсне и во Фьордландии. – Она задумчиво почесала подбородок. – Ты тверд в своей вере?

Люк покачал головой.

– Священник был мной не особенно доволен.

– М-да, а тут еще эта белая женщина. – Мишель по-прежнему сидела на краю колодца, глядя на свои босые ноги. – Но, вполне возможно, у тебя был не тот учитель, Люк. Вера может расти. – Она откинула со лба волосы. – Мне кажется, из тебя можно было бы сделать рыцаря. Даже бойца Нового рыцарства. Ты мужествен и умен… Конечно, тебе придется учиться фехтованию и другим вещам. Возраст у тебя еще подходящий. Если я тебя подготовлю, то, может быть… – Она указала на улицу. – Там, сзади, есть дом из красного кирпича. Рядом я видела куст орешника. Иди и срежь нам две палки длиной примерно с мою руку. Сегодня же мы начнем готовить тебя. В конце концов, у нас в запасе всего один год.

Люк сел.

– Ты будешь учить меня и сделаешь рыцарем?

Мишель пожала плечами.

– Я попытаюсь. Что из этого получится, зависит только от тебя.

Он вскочил и с бьющимся сердцем помчался по улице. Он слышал, что она – мастерица фехтования. Мастерица фехтования Нового рыцарства! Лучшего учителя ему никогда не найти! И она хочет давать ему уроки… Наверняка обладает достаточной властью, чтобы превратить его мечты в реальность.

Найдя куст, он срезал две ветки и помчался назад. Не хотелось терять ни единого мгновения. Мишель стояла в паре шагов от колодца. Там, где просела мостовая, ветер нанес песку.

– Возьми палку и напиши на песке свое имя.

Люка словно ударили. Это что еще такое?

– Я думал, будет урок фехтования…

– Что-то я не припомню, чтобы говорила о фехтовании, – строго ответила женщина-рыцарь. – Если хочешь, чтобы тебя приняли в школу в Валлонкуре, ты должен уметь читать и писать.

– Но зачем это нужно рыцарю? От чтения глаза болят!

– Похоже, ты лучше меня знаешь, что нужно рыцарю…

Люк упрямо глядел на нее.

– Да зачем вообще нужно уметь писать?

– Как думаешь, сколько сапог сносит за год подразделение из тысячи пикинеров? Сколько свинины они съедят за неделю? Сколько оружейной смазки им нужно, чтобы не заржавело оружие? Сколько ведер зерна, чтобы не потерять силы?

– Я не хочу быть торгашом, – пробурчал мальчик. – Я хочу вести людей в бой.

Мишель рассмеялась.

– Храбрость значит очень мало, когда у твоих людей урчит в желудке. Если ты не сумеешь правильно организовать снабжение, твое войско потеряет силу и станет легкой добычей для язычников. Принадлежать к Новому рыцарству означает больше, чем быть просто хорошим фехтовальщиком. Ты должен стать примером в любой области. Ты поведешь людей… И в таком случае должен отвечать за то, чтобы они не голодали. За год ты будешь участвовать в двух-трех битвах. Но войну за обеспечение своих людей придется вести каждый день.

Люк с сомнением поглядел на нее. Она что, пытается его запугать? Он совсем не так представлял себе рыцарство.

– Если ты действительно хочешь, чтобы тебя приняли в школу ордена, то будешь учиться до тех пор, пока не станет казаться, что голова вот-вот лопнет. Тебя научат ампутировать ногу и бороться с лихорадкой. Ты будешь корчиться на скамье гребца на галере, а ночи проводить за изучением искусства навигации. Ты узнаешь, как смешивают порох и как выравнивают орудия. Ты сможешь водить корабли в открытом море. Тебя научат даже готовить. А если какому-нибудь учителю покажется, что ты обладаешь особым даром, спрос с тебя будет еще выше, от тебя будут добиваться наилучших результатов. Если ты поступишь в школу ордена, то тебя ожидают семь лет недосыпа. Будешь вставать до зари и ложиться спать намного позже солнца. У тебя будут болеть мускулы, о существовании которых ты сейчас даже не подозреваешь. А если ты не справишься, тебя прогонят с позором. Под знаменами Древа крови выступают только лучшие из лучших.

Люк с сомнением глядел на нее.

– И ты думаешь, я сумею?

Женщина склонила голову набок и примирительно улыбнулась.

– Я знаю одну сумасшедшую девчонку, которая мечтает о том, чтобы покататься на спине медведя, и которая стала рыцарем. Почему же ты не сможешь?

Быстрым движением она нарисовала на песке крючок.

– Это «л». Первая буква твоего имени. Нарисуй ее на песке!

Затем Мишель нарисовала на песке две остальные буквы его имени. Да, он знал, что у него короткое имя. Но то, что оно состояло всего из трех букв, его разочаровало. И он подумал, что, может быть, стоит изменить свое имя, если он все-таки станет рыцарем.

Мальчик так сильно напрягался с этим письмом, что очень скоро заболело запястье, руку свела судорога.

К сумеркам он научился писать имя умершего графа. И его подозрения подтвердились. Имена известных людей состоят из большего количества букв! Научился он писать имя и своего отца, и матери.

Мишель насмехалась над ним, говоря, что его буквы похожи на следы, оставленные на песке стаей ворон. И все же Люк гордился своим умением писать. Он сумеет стать рыцарем!

Когда они вернулись к своему лагерю в розарии, он устало развел костер и бросил кусок жира на железную сковородку из походного набора Мишель.

Тихий шипящий звук заставил его поднять глаза. Мишель стояла перед нишей и внимательно оглядывалась по сторонам. В руке у нее была обнаженная рапира.

– Здесь кто-то был, – тихо сказала она. – Пистолеты исчезли.

Люк судорожно сглотнул. Белая женщина! Он посмотрел на нее. Ее лицо, испещренное длинными сумеречными тенями, выглядело более жестким. Ему показалось, что улыбка ее стала иной – знающей, насмешливой.

Люк так и думал: плохая это идея – красть пожертвования. Белая женщина – больше, чем просто камень. В Ланцаке все это знали. Даже священник. А теперь вот она разгневалась, потому что Мишель обокрала ее!