Текст книги "Братья наши меньшие [Мы вовсе не такие]"

Автор книги: Бернхард Гржимек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 35 страниц)

Наш маленький шимпанзе оказался очень славным малым, веселым и озорным. С нами очень быстро подружился и нисколько не горевал о прежней жизни. Часто он забирался на какое-нибудь дерево и не желал оттуда слезать. Никакие уговоры не помогали. Лишь проголодавшись и увидев у нас в руках что-нибудь вкусненькое, сорванец наконец спускался вниз. Но никогда он не ожесточался. Его темные глаза на светлокожей мордашке смотрели на нас доверчиво и без малейшей фальши. Мы дали ему благозвучное имя Бамбу, которое на языке племени яунде означает шимпанзе. Через день после того, как мы приобрели Бамбу, нам обещали раздобыть еще второго детеныша шимпанзе. От одной старой женщины я узнал, что в деревне, расположенной в пяти километрах от того места, где мы разбили лагерь, живет хорошенький маленький шимпанзе. Уже спустя несколько минут наша машина остановилась возле указанной хижины; действительно, перед дверью сидела пузатенькая обезьянка весом примерно семь килограммов, на сей раз женского пола. Первоначальное смущение и недоверие по отношению к чужим дядям улетучилось удивительно быстро. Обезьянка позволила себя тщательно осмотреть и даже добровольно открыла рот, чтобы показать зубы. Сидящие в хижине на корточках пять женщин с нескрываемым любопытством и удивлением следили за всеми нашими манипуляциями. Наконец появился седовласый старик с белыми усами на черном лице и принялся с нами торговаться. Договорились мы на сей раз довольно быстро. Получив свой «даш» и явно считая нас форменными идиотами, женщины хихикали и улюлюкали нам вслед.

Второго детеныша мы назвали Ова. Эта была нежная и привязчивая маленькая девочка-шимпанзе, которая лучше всего чувствовала себя у нас на руках. Она охотно сидела у кого-нибудь на закорках, уцепившись ручонками за рубашку. Все, что бы я ни делал, привлекало самый живой интерес обезьянки. Когда я менял кассеты в своей камере, она с таким вниманием и упорством следила за каждым моим движением, что начинало казаться, будто она что-то в этом понимает. А когда я садился обсудить планы наших дальнейших действий с инспектором Мезге, она тут же к нам подсаживалась, как бы желая принять участие в беседе, и переводила взгляд с одного говорящего на другого… – так закончил свой рассказ директор Берлинского зоопарка.

Потерпев фиаско с Бамбу, я решил подружиться сначала с Овой. Служитель зоопарка предупреждал, что и она не прочь куснуть, если что не по ней. Я поднимаю кверху дверцу между двумя отсеками клетки, пропускаю Ову в пустой отсек и снова опускаю дверцу. Вот так. Теперь обезьяны надежно отделены друг от друга. Затем я, вооружившись плеткой, захожу в клетку к Ове. Она явно побаивается плетки, ведет себя очень послушно и безоговорочно выполняет все мои команды. Тогда я присаживаюсь рядом с ней, и она принимается гладить меня ладонью по лбу и по волосам. Жгучий интерес вызывает у нее пластырь, которым я заклеил рану на брови – подарочек от ее муженька Бамбу. Она старается его аккуратно отлепить, но я ей не даю этого сделать. Тогда ее внимание переключается на мой нос. Она зажимает его между двумя большими пальцами рук и старается «выдавить», как это делают с чем-то вроде фурункула. Поскольку у шимпанзе совсем плоские, маленькие носы, Ова, по-видимому, принимает мой достаточно крупный розовый нос за какой-то болезненный нарост, требующий медицинского вмешательства. В доказательство моего предположения она берет мою руку и тянет ее к своему плоскому носику. По моей просьбе она с готовностью протягивает мне одну за другой свои руки и ноги и позволяет их внимательно осмотреть. А когда она осторожно приподнимает пальцами мои веки и разглядывает глазное яблоко, я считаю себя вправе проделать то же самое с ней. У вошедшей следом за мной в клетку жены ее особенно заинтересовала юбка. Она даже пробует под нее залезть.

Ова явно намеревается выйти из клетки, но я этого еще побаиваюсь и кричу: «Ко мне!», не зная, что такая команда означает для нее совсем другое. Не успеваю я очухаться, как увесистое животное уже уселось ко мне на закорки и крепко ухватилось за шею, чтобы не упасть. Вот так номер! Должен признаться, что с непривычки ощущать страшную челюсть так близко от своей шеи все же неприятно! К счастью, по команде «уходи» она тотчас же послушно слезает.

Ова отъявленная плутишка и хитра как бес. Когда моя жена делает уборку в помещении, где стоят клетки, и при этом невольно подходит слишком близко, Ова быстрым движением хватает ее за юбку и притягивает к решетке. Тут уж никакая ругань и никакие команды не помогают; хитрая бестия широко разевает рот и смеется от души! А потом она внезапно отпускает юбку, так что пленница с размаху отлетает к противоположной стене и садится на пол. Радости нет конца! Карликовой таксе, кобельку Питту, она протягивает сквозь решетку указательный палец, а когда тот с любопытством начинает его обнюхивать, дает ему основательный тычок в нос, так что собачка аж взвизгивает. А Бамбу, чтобы напугать таксу, иногда рывком бросается к решетке и начинает барабанить костяшками пальцев по доскам пола.

Чтобы немножко развлечь Ову, я протягиваю ей сквозь прутья клетки палку. Она с готовностью за нее хватается и, уперевшись ногой в решетку, тянет к себе. Так мы некоторое время играем в «перетягивание каната». Потом я внезапно отпускаю, и Ова, совершив кульбит через голову, отлетает к задней стенке клетки. Но шутки она понимает, не обижается и снова протягивает мне конец палки. На сей раз палка легла на железную перекладину решетки, и обезьяна, усевшись на свой конец, предлагает мне покачать ее на качелях. Качается она с большим восторгом. Потом вдруг вскакивает, вырывает палку у меня из рук и тычет ею в собак, подбежавших посмотреть на наши развлечения.

На дверях цокольного помещения прибита вешалка, на которой на достаточном расстоянии от клетки висят разные вещи: рабочий халат, плетки, цепочки, ошейники. Когда моя жена в одно прекрасное утро входит в комнату, дверь оказывается пустой – на ней ничего уже не висит, а все имущество обнаруживается в клетке у Бамбу с Овой. А клетка, между прочим, заперта! Как же эта банда изловчилась снять все вещи и втащить их к себе, спрашивается? Потом мы поняли как. Оказывается, они сняли у себя перекладину для сиденья и, просунув сквозь решетку, сбросили с ее помощью все висевшие на вешалке вещи на пол. Затем, используя ту же перекладину, «выудили» их, подтаскивая постепенно к клетке. Ничего не скажешь – дело не из легких, и наверняка это выдумка шустрой Овы. Никакие приказания и просьбы жены не помогают: Ова ни за что не желает вернуть мой халат. Только несколько гвоздей она вытаскивает из его кармана и великодушно протягивает «просителю». Она уж было собралась разорвать его пополам, так, как сделала это недавно с половиком, который ей удалось затащить в клетку. Но тут, к счастью, подоспевший Бамбу отнимает у нее халат, обследует сначала все карманы, отстегивает пряжку на хлястике, а потом заворачивается в него и укладывается в нем спать.

Если я приношу корм и неосторожно подсовываю под дверцу одновременно два лотка, Ова старается поскорей схватить один их них первой. Она не желает уступать его своему супругу. А тот в таких случаях сразу начинает «психовать» (по выражению его служителя). Он принимается танцевать свой воинственный танец, стуча руками и ногами об пол, да так, что все кругом сотрясается, лупит по Ове кулаками, старается укусить. Ова при этом изо всех сил пронзительно кричит, однако не сопротивляется, принимая «мужнины побои» как должное. Потом она подходит к решетке совсем сникшая и показывает мне следы побоев.

Бамбу бушует по нескольку раз в день, как и положено самоутверждающемуся здоровому взрослому самцу. Но мои волчьи клетки не приспособлены для такого бурного раскачивания, и крепления в стене уже начинают подозрительно расшатываться от безумных прыжков тяжеловесного силача. Чтобы усмирить его и прекратить один из его ужасных ритмичных воинственных танцев, я решил пригрозить ему железным прутом. Но стоило мне только появиться возле решетки со своей железякой, как у меня ее молниеносно выхватили. Обезьяна схватила ее в свои громадные лапищи и в диком бешенстве сгибает в дугу – я вижу, как набухают бицепсы под кожей, покрытой черной шерстью. И ей это действительно удается, словно цирковому силачу! Но на этом гнев Бамбу иссяк; он подходит к решетке и протягивает мне губы для поцелуя. Только что готов был разорвать меня на части и – смотрите-ка – сменил гнев на милость! Я пользуюсь случаем и быстренько обследую руками его челюсть. И он совершенно миролюбиво позволяет мне засовывать пальцы ему в рот. Ничего не скажешь, хороший он парень, этот Бамбу!

У Овы, когда она внезапно с силой швыряет свою алюминиевую миску о стенку или размахивает палкой во все стороны, – это обычно лишь озорство. Женщинам она палку ни за что не соглашается отдать, привыкла к властным мужским голосам, подающим команды, так что меня слушается с полуслова. Однако штопор, который она взяла у меня из рук, слишком пленяет ее воображение – эдакая чудесная вещица! И она ни за что не желает с ним расстаться. Я грожу, ругаюсь – никакого впечатления. Потом я вижу, как она незаметно бросает его сквозь щелку в задвижной дверце в соседнее помещение. Когда я разражаюсь громкими проклятиями, она скоренько приподнимает дверцу, просовывает под нее свою длинную руку, выуживает назад штопор и подает его мне. Ова такая девочка, которую следует воспитывать в строгости.

Теперь о Муши, осиротевшем бедняжке орангутане. Она все еще не хочет покидать при нас своего убежища. Но ведь надо же и у нее прибраться. Я переношу ее ящик в пустующий отсек двойной клетки с шимпанзе. Жду, когда маленький орангутан наполовину высунется из своего ящика, вытаскиваю его и захлопываю крышку ящика. Так. Теперь оба отсека заселены. А это вносит новые трудности. До сих пор мы на время уборки перегоняли Ову и Бамбу в соседний отсек, а опустевший выметали и мыли. Теперь для этого приходится сначала выпускать Муши из ее отсека в комнату. Муши, как все орангутаны, привыкла больше лазать по деревьям, чем пребывать на земле, в то время как шимпанзе и гориллы больше передвигаются пешком. Вот она и здесь, будучи выдворена из клетки, цепляется за нее с наружной стороны и, словно по шведской стенке, ползает по ней взад и вперед. Но это в свою очередь раздражает соседей-шимпанзе, и они стараются стукнуть ей кулаком по пальцам рук или ног.

Те, у кого имеются маленькие дети, которые ведут себя медлительно за едой, выматывая все нервы окружающим, нашли бы у этой зверюшки много общего с ними. Ова и Бамбу берут бутерброд нормальным образом, в руку, и откусывают от него по кусочку, как это и полагается приличным особам, живущим уже более восьми лет в Европе, да еще в Берлине. Муши же съедает сначала все то, что лежит сверху, а потом уже медленно и задумчиво заправляет в рот остальное. Суп или кашу она вообще самостоятельно есть не желает: кормите ее с ложечки, видите ли! Так она привыкла. Первые несколько глотков проходят гладко. Но затем рот за щеками наполняется все больше и больше. Начнешь ее понукать, она открывает рот и показывает, какой запас провианта у нее там уже накопился. Ей-богу, прямо хоть начинай уговаривать: «Ну еще ложечку за папу, а еще одну – за маму»… Но несмотря на то, что Муши «погорелец» и что она была общественной собственностью и радостью всех берлинцев, тем не менее я занятой человек и у меня нет времени для ухода за «обезьяньими младенцами». Когда Муши пьет из чашки, она любит набрать полный рот, выплюнуть все назад в чашку, а потом снова выпить. Пока в ее клетке идет уборка, она, ползая по комнате, крадет все, что только можно украсть, чтобы потом запрятать у себя в сене. Как-то она нечаянно разбила оконное стекло, очень обрадовалась осколкам и, набрав их полную горсть, начала прыгать с ними по комнате. Взять себя на руки малышка не дает. Словно клещами, она хватается всеми четырьмя «руками» за решетку своей клетки, и даже крепкому мужчине не под силу ее оторвать. Угрожая кому-нибудь, Муши смешно надувает щеки и издает своеобразное хрюканье; от страха же она пищит.

Через весь отсек клетки, в котором поселили Муши, я протянул канат, и она, довольная, непрерывно на нем зависает, достает своей длинной рукой с пола пучки соломы и бросает их сквозь прутья клетки Ове. А та по одной соломинке возвращает ей их обратно. Есть у Муши еще одна особенность: она плюется. Причем довольно метко. Как-то раз она плюнула даже в меня. Но служители зоопарка очень просили не отучать ее от этой дурной привычки, потому что «посетителям это ужасно нравится».

Так что и радость и горе мне с этими постояльцами. Однако пока я еще не решаюсь выпускать Бамбу и Ову из клетки, а им ужасно хочется, они дают мне понять это ежедневно, да мне и самому их жалко – сидят там, как узники, взаперти. Я обдумываю, как с ними поступить, а они в это время обдумывают, как им вырваться из заточения, и, как вы дальше увидите, небезуспешно. Их хитроумие доставит нам еще немало хлопот и волнений.

КАК ВЕРНУТЬ БЕГЛЕЦОВ В КЛЕТКУ?

Из-за находчивой Овы, которая непрестанно все кругом исследует, развинчивает и расшатывает, я для перестраховки пристегиваю короткую цепочку с карабином к задвижной дверце, разделяющей отсек Муши от шимпанзиного, и обматываю ее конец вокруг прутьев клетки. Пока я манипулирую цепочкой, ко мне внезапно подскакивает Ова и вырывает конец цепочки у меня из рук. Она проделывает это дважды, так как в голове у нее постоянно одни только шалости. На третий раз я заранее хватаю цепочку крепко обеими руками, и, когда Ова, несмотря на мой запрет, снова за нее берется, я резким рывком выдергиваю ее у нее из рук. Дважды мне приходится повторить этот педагогический прием, после которого Ова сидит и озабоченно разглядывает свои ссадины на пальцах. Больше она никогда уже не пытается дернуть за цепочку, когда я ею манипулирую. Но именно только я. С моей женой она позволяет себе и дальше подобные выходки.

Разумеется, карабин не мог не привлечь самое пристальное внимание любопытной обезьяны, не разжечь ее исследовательскую страсть. И разумеется также, что в один прекрасный день она защемила в нем себе палец. Все старания высвободиться из проклятых тисков терпели неудачу. Завидя мою жену, Ова тут же указала ей на свой несчастный палец и терпеливо перенесла его довольно болезненное высвобождение из карабина. Когда черный палец наконец освободился, обезьяна серьезно со всех сторон осмотрела его и больше не дотрагивалась до карабина… но только в течение нескольких дней.

А вот следующий эпизод. Моя жена одна дома – убирает в клетке у Муши. Внезапно она замечает, что Ова уже не у себя в клетке, а разгуливает по комнате! (Оказывается, она забыла запереть висячий замок и он просто болтался на открытой дужке!) Надо поскорей выскочить из комнаты, пока Бамбу, этот бузотер, который уже дважды на нас нападал, не сообразил тоже выбраться наружу. Но поздно: вот он уже вышел из клетки и занялся шкафчиком с инструментами – сбрасывает их с полок на пол. Поскольку он так углубился в свое занятие, моей жене удается за его спиной благополучно проскочить к выходу и задвинуть тяжелый засов на дверях. Она хотела захватить с собой и Муши, но эта упрямая глупышка, конечно, как всегда, железной хваткой уцепилась за свою клетку.

Удрать на улицу беглецы не могут, потому что окно прочно зарешечено железными прутьями, погнуть которые не под силу даже льву. Но и в самом подвальном помещении они могут натворить Бог знает что! В «глазок» видно, как Ова развинчивает задвижку печной дверцы (а печка топится!) и осторожно вытаскивает еще тлеющие головешки, беря их за черный обугленный конец, и раскладывает на цементном полу. Вместо них она засовывает в печку кнут. Затем ее внимание привлекает настенная лампа. Заботливо, со знанием дела, обезьяна свинчивает с нее матовый стеклянный плафон, а затем вывертывает и электрическую лампочку. То же самое проделывается и с софитами, установленными здесь для фотографирования. Их тоже укладывают на пол. Затем Ова отправляется помогать Бамбу выгребать шкафчик с инструментами. Каждый пакет с гвоздями тщательно надрывается, и содержимое рассыпается по всему полу. Бамбу решает ускорить процесс выгрузки: хватает шкаф обеими руками, наклоняет его вперед, и весь скарб оттуда с грохотом высыпается на пол.

Муши, как всегда, захлопнула дверь своей клетки и с интересом следит за событиями. Эти двое сейчас слишком заняты и, к счастью, совершенно забыли про детеныша орангутана, но дверь в его клетку ведь не заперта, и они безо всякого могут туда проникнуть!

Но тут Ова обнаружила выключатель. Какое-то время она забавляется тем, что включает и выключает верхний свет, но вскоре ей это надоедает, она вырывает выключатель из стены, получает удар током и после этого больше электропроводкой не интересуется.

Тем временем я уже вернулся с работы и увидел в «глазок» весь этот разгром. А между прочим, уже вечер, темнеет, но в подвальном помещении свет зажигается только изнутри. В темноте же я ничего не смогу предпринять. Однако нельзя же оставить Муши на всю ночь наедине с этими двумя разбойниками! А кроме того, и печку необходимо растопить заново. Значит, действовать надо быстро, но как?

Пока мы совещаемся, раздается звонок у входной двери. Открываем и видим знакомую супружескую пару с букетом в руках. Этого еще не хватало! Мы и забыли в такой суматохе, что пригласили их в гости! Не успевают они опомниться, как мы заталкиваем их вниз по подвальной лестнице – они должны будут покараулить за дверью, пока мы будем разбираться со своими беглецами. Я приношу недавно приобретенный пугач, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что у него такой тугой курок, что спустить его можно, только нажимая изо всех сил обеими руками! Черт бы его побрал! В сердцах отбрасываю его в сторону. Совещаемся снова. В «глазок» видно, как Бамбу сооружает себе из моего плаща спальное ложе под окном и собирается там улечься. Я открываю дверь и зычным голосом приказываю ему отправляться «на место». Никакого впечатления. Тогда я начинаю забрасывать его коробками из-под яиц, но это приводит лишь к тому, что шерсть на нем встает дыбом и он принимается плясать свой воинственный танец. Он поднимает тяжеленный транспортный ящик, в котором перевозили Муши, и с грохотом швыряет его об дверь, за которой я, разумеется, уже благоразумно скрылся. Потом он разбегается и изо всей силы наваливается на дверь, и так несколько раз подряд. Чтобы было легче открывать и закрывать дверь, я запер ее только на один засов (вообще-то их здесь три), и при каждом ударе тяжелого тела об нее она сверху опасно прогибается наружу. Жена моя, которая прильнула к «глазку» и наблюдает за действиями обезьяны, получает ощутительный удар по носу и вскрикивает от боли – ведь известно, какое болезненное место переносица. Наш гость отпускает по этому поводу ехидное замечание вроде того, что «не было у бабы хлопот, купила порося…». Ну что же поделать – любовь к животным не каждому понятна.

Еще раз посовещались. Так дело явно не пойдет. Надо менять тактику. Нужно хотя бы Муши обезопасить от этого буяна. Ведь она последний орангутан в Берлинском зоопарке. А оранг еще и раньше стоил очень дорого! Теперь же ему вообще цены нет.

Итак, пока Бамбу снова орудует у окна, я быстро врываюсь и в два прыжка подскакиваю к двери, ведущей в отсек Муши. Хлоп – и я уже внутри и запираю за собой клетку. Теперь каждый раз, когда Бамбу проносится мимо меня, чтобы с размаху кинуться на входную дверь, я отвешиваю ему чувствительный удар палкой по спине. Ему это явно не нравится, и на третий раз он уже прекращает свои атаки и садится на мой плащ, расстеленный возле окна. Не спуская с него глаз, я затаскиваю в клетку транспортный ящик, чтобы запереть в него Муши. Я глажу, умоляю ее – все напрасно. Не хочет. Тогда я отвешиваю ей пару пощечин (она мне их никогда окончательно не простила!), но результат все тот же.

Мне не остается ничего другого, как постараться перебазировать Муши во второй отсек, более отдаленный от входной двери в комнату. Я знаю, что ее не устраивает мое общество и она охотно от меня избавится, поэтому осторожно выпускаю ее из клетки, и она действительно, как я и предполагал, цепляясь за наружную сторону решетки, перебирается в другой, дальний отсек клетки. По дороге, правда, ее замечает Бамбу и игриво хватает за ножку. Однако, когда она издает свой громкий писк и замахивается на него ручонкой, он великодушно ее отпускает. Бум! – и дверь соседнего отсека с треском захлопывается за маленьким орангутаном. Теперь все в порядке – можно приступать к дальнейшим военным действиям.

После переговоров «с дверной охраной» я в подходящий момент выскакиваю из клетки и скрываюсь за дверью. Теперь задача состоит в том, чтобы загнать Бамбу в передний, ближний к двери отсек клетки. Наш гость стоит наготове, держа в руках поливальный шланг. К дверям уже подтащили насос и ведро с теплой водой. Приоткрыв щелку в двери, целимся в Бамбу. Резкая струя воды поначалу производит на него сильное впечатление. Но у шимпанзе ведь нет врожденной водобоязни, и, опомнившись от первого испуга, Бамбу снова переходит в атаку: бросается на дверь с новой силой, а мы ее не успели еще даже запереть! Приходится втроем навалиться на нее снаружи, а гость наш, полюбопытствовавший, что делается внутри, и заглянувший в этот момент в «глазок», украшен теперь здоровенной ссадиной на носу и на время выбывает из игры.

Я меняю тактику. Пока Бамбу передыхает, сидя на корточках в дальнем углу комнаты, я быстренько заношу в клетку плошку со сладкой кашей. Проголодавшийся Бамбу тут же заходит в клетку, но не принимается есть, а берет плошку осторожно двумя руками и выносит ее наружу, ставит на подоконник и принимается преспокойно ужинать. А мне приходится ждать, пока он доест.

Тем временем наш раненый гость смазал пугач и он все-таки заработал. Ну что ж, попробуем так. Я начинаю забрасывать в клетку кусочки нарезанного яблока. Они столь малы, что выносить каждый из них наружу обезьяне на захочется. Бамбу и не выносит их, но, подбирая кусочки одной рукой, другой держится за дверь. Вот теперь надо действовать, если вообще хочешь надеяться на какой-нибудь результат. Я захожу в комнату и наступаю на Бамбу, держа наготове палку. Его лицо искажается, превращаясь в злобную маску, он начинает раскачивать дверь своей клетки взад и вперед. Тогда я поднимаю пугач и стреляю ему прямо в лицо. Он пугается, отскакивает назад, но все еще не сдается, а собирается на меня напасть. Еще один выстрел – и он наконец отпускает дверь, а я тут же ее запираю и навешиваю сверху висячий замок. Уф-ф!

Только теперь я вспоминаю об Ове, а она уже бежит ко мне, приветливо смеясь всем лицом, и обнимает меня. Наконец мы можем праздновать победу, а нашим гостям уже пора идти домой. Они впервые у нас в доме, но успели ознакомиться только с передней и лестницей в подвал. Мокрые и запачканные с головы до ног, а муж еще вдобавок с разбитым носом, они отправляются восвояси. Вот так им повезло.

Мы же с женой падаем без чувств в кресла и еще долго не можем прийти в себя. Мы ужасно боялись за маленькую Муши! Ведь взрослый самец-шимпанзе – очень опасное животное. Так, в Мюнхенском зоопарке жил один шимпанзе по кличке Юлиус, очень злобный и вспыльчивый. Когда он однажды удрал из клетки, только ручному слону удалось его загнать обратно. Одна из жен Юлиуса родила детеныша, и ее оставили вместе с ним в одном помещении. Юлиус проявлял себя долгое время как заботливый и нежный папаша. Черное «лесное страшилище» ласково брало малютку в свои огромные лапищи и даже помогало ему при его первых шагах по земле. Но однажды, когда он играл с малышом, мамаша потребовала его отдать. А он не пожелал. Маленькая семейная неурядица перешла в потасовку, и на Юлиуса накатил приступ необузданной злобы, характерной для половозрелых самцов. Он швырнул своего детеныша изо всех сил об стенку, и тот через два дня скончался из-за перелома основания черепа.

К чему самцам-шимпанзе эти приступы бешенства? А ведь в них есть определенный смысл: они должны способствовать тому, чтобы держать свое окружение в страхе. И они действительно этому способствуют! На воле, в местах их естественного обитания, самки с детенышами в таких случаях спасаются, залезая высоко в кроны деревьев, на более тонкие ветви, туда, где тяжеловесные самцы их не в состоянии преследовать. Наша Ова обычно залезает в такие моменты вверх по решетке и, скорчившись, висит там в каком-нибудь углу, вопя от страха душераздирающим голосом. Чаще всего Бамбу тогда беснуется внизу, не обращая на нее никакого внимания.

Когда у Овы насморк, она сморкается, зажимая пальцем попеременно то левую, то правую ноздрю. Когда я протягиваю ей свой носовой платок, она использует его именно так, как полагается. Потом прикладывает его мне к носу, чтобы я тоже высморкался.

Я бросаю кусок хлеба сквозь решетку, и Ова тотчас же прикрывает его ладонью. Но Бамбу уже увидел это и преспокойно вытаскивает хлеб из-под руки своей супруги. А та верещит что есть мочи, но сделать ничего не может. Если Бамбу намеревается что-то взять, Ова никогда не решается выхватить это у него из-под носа. Когда я подаю ей еду недостаточно, по ее мнению, быстро, она начинает издавать громкие вопли, следующие быстро один за другим и заканчивающиеся протяжным, на высокой ноте визгом. Такой же спектакль устраивается, если я дам что-нибудь одному Бамбу, а ей нет.

Но вот настает день, когда я решаюсь выпустить Ову из клетки и взять ее наверх, в жилые комнаты. Увидев, что я подхожу к ней с ошейником и цепочкой в руках, Ова бежит мне навстречу, вся сияя, и подставляет голову, чтобы мне было удобней застегнуть на ней ошейник. По дороге наверх она быстренько заскакивает в ванную комнату, кидает в воду сорванное с крючка полотенце и мимоходом крадет яблоко. Перед зеркалом в передней она испуганно отшатывается, но только на один миг, затем, не удостаивая его больше вниманием, тянет меня через открытую дверь в столовую. На всякий случай я убираю подальше фигурку «Присевшая» скульптора Кольбе, но забываю спрятать кое-что не менее существенное для нас – пакетик с выданным по карточкам маслом (недельный паек). Он не ускользнул от пытливых глаз Овы, и вот она уже запихивает его в рот.

Теперь надо ей показать, что меня она должна слушаться по крайней мере так же, как своего Бамбу! Я ударяю ее собачьей плеткой, она издает злобный визг, поворачивается и хочет на меня напасть! Я стегаю еще раз, и с нее довольно, она решает со мной не ссориться. Плача, возвращает мне надкусанный пакет масла, даже вытаскивает изо рта откусанный кусок и возвращает его мне! Должен сказать, что после этого инцидента мне никогда больше не приходилось наказывать Ову. Она слушалась меня с первого слова, даже с первого взгляда.

В комнате, лежа на ковре, мы с ней возимся, как два щенка. Я хватаю ее за ноги и кружу вокруг себя. Потом мы с женой хватаем ее за руки и за ноги и раскачиваем вверх и вниз так, как это проделывают и с маленькими детьми. Ова смеется, ликует, она счастлива безмерно. Разыгравшись, она прыгает мне на колени вниз головой и ногами попадает в лицо. Смущенно берет мою руку, а затем и подбородок в свой широкий рот, чуть придавливая великолепными, ослепительно белыми зубами.

Ова боится щекотки. Я чувствую, как ее сотрясает беззвучный хохот, когда я щекочу ей шейку под подбородком. Но справиться с ней совсем не просто – у нее ведь четыре «руки», которыми она отталкивает мои две. Когда я, уже совсем обессиленный, лежу на полу, она – бултых! – сваливается на меня с ближайшего стула и отпускает мне напоследок пару шлепков.

Но наконец и у нее иссякли силы. Ова присаживается возле меня на ковре, бережно убирает своей жесткой рукой мои волосы с разгоряченного лба и все снова и снова гладит по голове. При этом она причмокивает губами (точно так же, как это делают маленькие дети, когда исполняют что-то особенно старательно). Потом она расстегивает одну за другой все пуговицы на моем пиджаке и на рубашке, закатывает кверху рукава и брючины, исследует содержимое всех карманов.

Очень довольный, я отвожу ее наконец назад к Бамбу. Ова наверняка легко впишется в наш дом. А вот Бамбу? Как нам быть с Бамбу, ее вспыльчивым супругом?

ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ ОБЕЗЬЯНЫ ВСЕГДА «ОБЕЗЬЯННИЧАЮТ»?

К сожалению, «побеги» Овы и Бамбу на этом не закончились. Дело в том, что, как я уже упоминал, крепкие железные клетки, годами верой и правдой служившие моим подопытным волкам, не рассчитаны на силу, а главное, на изобретательность таких животных, как человекообразные обезьяны, в особенности на такого шалопая, как Ова, которая непрерывно только и занята тем, чтобы разыскивать слабые места в этой железной конструкции. В один прекрасный день дужка висячего замка оказывается согнутой: Ова раздобыла себе на пару часов, которые оставалась без присмотра, крепкую палку и, разумеется, тут же использовала ее в качестве рычага. В другой раз обе обезьяны вместе так долго и дружно трясли решетку, что крепления, соединяющие две решетчатые стенки клетки, постепенно расшатались и соскользнули вниз. В образовавшуюся щель и протиснулась наша предприимчивая парочка. Уже спустя час в цокольном помещении все выглядело так, словно кто-то бросил туда бомбу. Даже зацементированные в стене болты эти архаровцы умудрились вырвать! После этого мне пришлось специальными болтами укреплять всю стену.

Потом в отсеке у Муши, маленького орангутана, с одного бока отстал лист жести, которым были скреплены доски пола. Запустив туда Ову с Бамбу на время уборки их отсека, я еще подумал о том, что надо бы побыстрей прибить отставший конец листа к полу. Но Бамбу меня опередил, стремительно он подходит прямо к чуть загнутому листу, отрывает его еще дальше, приподнимает под ним одну-две доски, пропускает Ову проползти первой и вслед за ней выбирается наружу.

Питт и Мики, две карликовые таксы, в это время как раз находятся в комнате. С возмущенным лаем они сразу же скрываются под клетками. А шимпанзе, вооружившись железным прутом и шваброй, тычут ими туда, стараясь попасть в собачек. Под конец уже все, что не прибито и не спрятано, летит со свистом под клетки: половик, цепи, совок для угля, опилки, жестяные плошки, все, все. Обе партии явно в восторге от сражения, дым стоит коромыслом. Обезьяны хотя и заползают наполовину под клетки, но дальше пролезть не решаются, потому что Питт, несмотря на свой маленький рост, может обозлиться не хуже Бамбу и недавно прокусил ему руку до крови. А кроме того, самец-шимпанзе только тогда герой, когда на него накатывает приступ бешенства. Поэтому эти двое и не решаются протиснуться дальше в тесное «подземелье» к неистовствующим там собачкам.