355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Бернар Клавель » Сердца живых » Текст книги (страница 21)
Сердца живых
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 01:36

Текст книги "Сердца живых"


Автор книги: Бернар Клавель



сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

65

На следующее утро в половине восьмого Жюльен уже ждал в Епископском парке. Было свежо. Слабый северный ветер пробегал между порыжевшей от опавших листьев землей и серым небом. Жюльен чувствовал себя спокойным и сильным, полным решимости убедить Сильвию бороться за их счастье. Правда, уже несколько дней она была совсем иной, чем прежде, но произошло это, конечно, потому, что ей слишком долго пришлось в одиночку противостоять родителям. Да, все дело в этом. Скоро она придет. И он поговорит с ней. Нет, он не скажет: «Хочешь, я повидаю твоих родителей?», а решительно заявит: «Иду к твоим родителям», Ему, Жюльену, уже пришлось в жизни немало сражаться, и он не отступит перед папашей Гарюэлем, этим «свежеиспеченным» буржуа. Выйти победителем ему поможет их ребенок.

Он взвалит на себя нелегкое бремя. И, не сгибаясь, понесет его, ибо впереди ждет счастье – Сильвия и ребенок от нее.

Жюльен ждал до восьми часов, но девушка не появилась. На работу Сильвия всегда ездила через мост Бье. Неужели на этот раз она выбрала другой путь?

В четверть девятого Жюльен все еще оставался в парке; он не сводил глаз с моста, когда появился Ритер. Парижанин заметил товарища, и лицо его потемнело.

– Что ты тут делаешь?

– Я непременно должен повидать ее сегодня утром, – ответил Жюльен.

Ритер поднес руку ко лбу.

– Черт побери! Да ты и вправду рехнулся! – крикнул он. – Вконец рехнулся! С какого часа ты здесь торчишь?

– С половины восьмого.

– А ведь мерзавец Водас в семь часов отправился в город.

Ритер медленно произнес эти слова и умолк. Его короткая фраза подействовала на Жюльена, как ушат холодной воды. Он словно проснулся и с деланным смехом сказал:

– Ну, видно, мы случайно разминулись.

Этьен был вне себя.

– Я способен понять любое безрассудство, но всему есть предел, – с трудом выговорил он. – Ты, ты просто удержу не знаешь. Так легкомысленно рисковать собственной шкурой! Ты заслуживаешь… ты заслуживаешь…

Голос его пресекся. Кулаки сжались, на худом лице появились одновременно возмущение и почти материнская тревога. Жюльен уже хотел что-то сказать в свое извинение, но потом молча последовал за Ритером, который шел в нескольких шагах впереди, готовый знаком предупредить друга о малейшей опасности.

Все утро они развешивали картины. Жюльен заставлял себя отвечать на вопросы Ритера и старался побороть беспокойство.

В полдень он снова направился в Епископский парк. Тщетно Ритер умолял его, тщетно ругал последними словами; в конце концов ему пришлось уступить, и он снова пошел впереди Жюльена, чтобы «разведать дорогу». Уходя, парижанин сказал:

– Не торчи по крайней мере возле самой улицы, укрывайся за деревьями. Сегодня днем я дежурю и не смогу спуститься в город; пообещай, что не будешь валять дурака.

Жюльен вяло обещал. Он ценил дружбу Ритера, но его мысли были теперь заняты Сильвией. А она все не шла.

Томительно тянулся час обеденного перерыва. Бесконечный час, когда жизнь на улицах города замирает, когда все будто погружается в дремоту. Не могла же Сильвия дважды изменить свой обычный путь. Что с ней? Ей нездоровится или она серьезно заболела? Появится ли она в два часа?

Жюльен забыл об угрожавшей ему опасности, забыл обещание, которое дал Ритеру. Он не уходил из парка, не сводил глаз с моста Бье и с улицы Вильнев. Он так пристально всматривался в даль, что почувствовал резь в глазах. Но не отходил от каменной балюстрады. Он был довольно далеко от улицы, но больше уже не скрывался под сенью деревьев. Отводил взгляд от моста лишь для того, чтобы взглянуть на часы. И видел только эти часы да поворот улицы; каждый велосипедист, появлявшийся оттуда, заставлял юношу вздрагивать. Мозг его будто оцепенел. Сто раз он в это же время дня поджидал здесь Сильвию, но еще никогда так пристально не глядел на мост. Перед его глазами неотступно стояла фигурка Сильвии – такая, какой он увидел ее в первый день, когда она появилась из-за угла вон того дома. И он упорно смотрел и смотрел, готовый броситься навстречу девушке, которую призывал всеми силами души.

В два часа Сильвии все еще не было, и Жюльена охватила лихорадочная тревога. Его ногти судорожно царапали гладкий камень балюстрады, возвышавшейся над рекой Агу. Хотя погода стояла прохладная, он покрылся испариной, Тщетно он старался понять, что ему надлежит делать, – утреннее спокойствие покинуло его. Теперь уже все ясно: Сильвия не придет. Она, конечно, дома, она больна или отдала себя в руки какой-нибудь бабки. И она умрет, умрет по его вине. Умрет, а вместе с ней умрет и ребенок, которого он так желал. Ребенок, который должен был прочно скрепить их узы, а вместо этого стал причиной ее гибели.

В тот день ему уже много раз приходила в голову мысль пойти к Сильвии. Но его как будто удерживал ее голос: «Никогда этого не делай, умоляю тебя».

Он пошел бы к ней, но не мог на это решиться, не предупредив ее. Он все время вспоминал, как посмотрела на него Сильвия в тот вечер, когда дала ему пощечину. Время от времени Жюльену приходила в голову мысль о капрале, который мог задержать его. Но он гнал от себя эту мысль.

Сильвия! На свете существовала одна только Сильвия, и больше ничего. И все же, заслышав позади себя шаги, Жюльен оборачивался. То были просто гуляющие. Там, за парком, находился театр «Одеон», тот самый театр, где он впервые встретил Сильвию.


 
О струнный звон,
Осенний стон,
Томный, скучный…
 

– Сильвия! Сильвия! Если б ты только могла знать!.. – вырвалось у Жюльена.

Думает ли она о нем? Предполагает ли, что он сейчас тут? Способна ли она угадать, что творится в его душе? Приходит ли ей в голову, чем он рискует ради нее? Как он страдает? Неужели она и сейчас столь же холодна и столь же далека от него, как все последние дни?

Если б он мог хотя бы сообщить Сильвии, что ждет ее здесь…

Жюльен ухватился за эту мысль. Снова посмотрел на часы. Была половина третьего. Она уже не придет. Она… Он вздрогнул. По мосту Бье шли два человека. Два человека в темно-синей форме, на рукавах у них виднелись белые повязки с черными буквами. Тиссеран и Водас. Мерзкий Водас! Тиссеран смотрел в сторону парка. Ритер, без сомнения, предупредил его. Господи, он настоящий друг, этот Ритер! Забулдыга Ритер!

Жюльен повернулся на каблуках и побежал к центру города.


66

Жюльен заперся в лавке. Страх не оставлял его. Он никак не мог отделаться от этого страха, который окончательно лишил его спокойствия. Он как безумный метался по комнате, увешанной полотнами, которых даже не замечал. Встречи с Водасом Жюльен, в сущности, не боялся. Если бы он столкнулся с капралом, то, не раздумывая, снова избил бы его. И успел бы скрыться. Он принял бы вызов судьбы. Горе, терзавшее его, не подорвал» в нем ни решимости, ни сил. Но ведь бежать значило бросить Сильвию. Где она? Что делает? Что они с пей сделали? Может, заперли на ключ? А вдруг она ждет его? Надеется на его помощь? «Никогда не приходи ко мне, умоляю тебя. Не приходи, что бы ни случилось». Должен ли он все еще считаться с этим запретом?

Но если нельзя пойти к ней, надо попытаться хоть что-нибудь сделать. Оставаться в бездействии – значит предать Сильвию. Кроме того, если он ничего не предпримет, то сойдет с ума. Она и так, верно, думает, что он ее разлюбил.

В три часа дня Жюльен вышел из магазина и помчался на почту. Руки у него дрожали, на лбу выступил пот. До пяти часов он не рискует встретить Водаса в городе. После его приезда сержант Верпийа был вынужден строго придерживаться распорядка. И если Водас появился в сопровождении Тиссерана, значит, их привела в Кастр не прогулка, а какое-нибудь поручение. Жюльен набросал телеграмму Сильвии: «Страшно беспокоюсь, жду в Епископском парке до семнадцати часов». Расплатившись, он бросился в парк.

И вот Жюльен опять стоит возле балюстрады, но теперь он ждет не Сильвию, он ждет, когда с противоположной стороны появится разносчик телеграмм. Ждать пришлось недолго. Вскоре на велосипеде с гоночным рулем показалась фигура рассыльного в синей форменной куртке с черной сумкой на боку. Пять минут спустя он уже проехал обратно. Жюльен хотел было остановить его и спросить, вручил ли он телеграмму девушке или кому-нибудь другому. Но он поборол это желание и снова стал пристально смотреть на мост Бье. Он больше не чувствовал головной боли. Теперь он даже не замечал уличного шума. Он весь был во власти страха. Сильвия столько раз заклинала его никогда не писать ей домой. А ну как ее отец вскроет телеграмму и набросится на дочь? Пожалуй, именно сейчас он, Жюльен, должен быть рядом с нею, должен прийти ей на помощь!

Прошел час, который показался ему бесконечным, и вот вдали появилась фигура женщины; это была не Сильвия, но Жюльен сразу понял, кто она. Мать Сильвии шла по мосту. Шла ровной походкой и как будто даже не глядела в сторону парка. Жюльен, не спуская с нее глаз, отступил на несколько шагов. Следует ли ему оставаться на месте, пойти ей навстречу, кинуться прочь? Горячие капли пота стекали ему на глаза, мешая отчетливо видеть. Госпожа Гарюэль поравнялась с аллеей, где стоял юноша. Она еще прошла немного по тротуару, поднялась на три ступеньки, которые вели в парк, на мгновение исчезла за киоском, потом вновь появилась и направилась прямо к Жюльену. Он не двигался. И различал только один звук – биение своего сердца.

Когда госпожа Гарюэль остановилась прямо перед ним, Жюльен не в силах был выговорить ни слова. Он понимал, что смешон. Спокойным, почти мягким голосом, с чуть деланной улыбкой госпожа Гарюэль сказала:

– Мы можем присесть на скамью и несколько минут побеседовать.

Она походила на Сильвию, даже голоса у них были похожи. Ему вдруг захотелось обнять ее и назвать «мамой».

Сидела она очень прямо, слегка опираясь спиной на обшарпанную деревянную спинку скамьи. Когда он тоже опустился на эту скамейку, она проговорила:

– Вы очень неосмотрительны и очень неосторожны, мой милый. Хорошо, что вашу телеграмму получила я. Будь на моем месте муж, не знаю, что бы он сделал…

– Но госпожа Гарюэль… Сильвия… – Жюльен заикался.

– Сильвия больна. Больна по вашей милости.

Жюльен попытался что-то сказать, но она повелительным жестом остановила его. Взгляд ее стал суровым, а голос резким.

– Я пришла сюда не для того, чтобы вас выслушивать, а для того, чтобы самой говорить, – произнесла она. – Прошу вас оставить Сильвию в покое. Я проявила слабость. Я дала ей слишком много свободы и, можете поверить, горько о том сожалею. Однако теперь со всем этим покончено, понимаете?

– Но позвольте, госпожа Гарюэль…

– Не ищите извинений. Я и сама их не ищу.

– Я не ищу извинений, – поспешно сказал Жюльен. – Я хочу жениться на Сильвии. Теперь это необходимо, мы не можем больше ждать.

Она язвительно усмехнулась. Смерила Жюльена с ног до головы и, приняв высокомерный вид, бросила:

– Что я слышу? Не слишком ли вы о себе возомнили? Немедленно же выбросьте это из головы! Когда я говорю, что Сильвия больна, я именно это имею в виду, и ничего больше. – Она отчеканила последние слова. – Сильвия больна, слышите!.. У нее нервное расстройство, и вы тому виной…

– Но госпожа Гарюэль… значит, она вам не сказала…

– Замолчите! Моя дочь в последние дни тревожилась. У нее были основания опасаться… Словом, она страшилась более серьезной вещи. Она ошиблась. Только и всего. Такие случаи бывают довольно часто, можете мне поверить.

Жюльен выпрямился во весь рост. Из недр его души рвались слова, которые он не мог сдержать. Он прервал госпожу Гарюэль и крикнул:

– Но ведь никто не имеет права!.. Никто не имеет права так поступать! Это касается только Сильвии и меня, мы…

– Да замолчите вы наконец? Вижу, мой милый, вы совершенно не владеете собой. Я запрещаю вам сомневаться в правдивости моих слов, слышите? Что касается права, как вы изволили выразиться, то, насколько мне известно, вы сейчас в таком положении, что не можете проявлять чрезмерную настойчивость!

Она приблизила к Жюльену свое искаженное гневом лицо, и последняя ее фраза прозвучала как пощечина. Он заметил, что губы у нее дрожат. И опустил голову. Госпожа Гарюэль раскрыла сумочку и не спеша достала оттуда конверт. Руки у нее тоже дрожали. Каким-то свистящим голосом она с явным трудом выговорила:

– Если вы не верите мне, то, может быть, поверите Сильвии.

Жюльен взял письмо. Он узнал почерк Сильвии, она написала на конверте: «Для Жюльена». Он хотел было распечатать конверт, но госпожа Гарюэль остановила его:

– Прочтете потом, я не могу больше задерживаться.

Теперь ее голос звучал уже по-другому, более спокойно. Однако в нем еще слышалась легкая дрожь, которую она старалась унять. Жюльену показалось даже, что она сдерживает слезы.

– Прежде чем проститься с вами, – сказала мать Сильвии, – я хочу вас заверить, что не имею никакого касательства к этому письму. Я его даже не читала. – Она вздохнула. – Ведь вы, должно быть, знаете, что Сильвия несвободна. Что она обручена с молодым человеком, который сейчас находится там, где… где ему угрожает опасность… Там, где он старается противостоять немцам. Бывают обстоятельства, когда человек не может… Когда человек должен вести себя с достоинством…

Жюльен чувствовал, что она не находит нужных слов, но хочет объяснить ему что-то очень сложное или такое, во что сама не особенно верит. На мгновение у него появилась надежда, что он наконец-то сможет поговорить с нею по душам. Но когда он попробовал что-то сказать, госпожа Гарюэль вдруг встала и быстро произнесла:

– Если вы испытываете хоть немного… дружеских чувств к Сильвии, не напоминайте ей больше о себе никогда. Она просила меня передать вам это. Кроме того, боюсь, что мой муж проявит меньше терпимости, чем я. А человеку в вашем положении не следует привлекать к себе внимание… Вы ведь понимаете, что я хочу сказать…

Она колебалась. Жюльен чувствовал, что эта женщина заставляет себя говорить подобным образом. Когда он в свою очередь поднялся со скамьи, она посмотрела на него сурово и вместе с тем грустно, а потом медленно прибавила:

– Сильвия и в самом деле просила вас не предпринимать попыток увидеть ее. Поверьте моему слову. Слову матери, которая искренне хочет счастья своей дочери… Дочери, которая и без того уже много страдала…


67

Как только госпожа Гарюэль ушла, Жюльен прочел письмо Сильвии. И вдруг ощутил страшную душевную пустоту, полный упадок сил.

Когда Ритер разыскал его, он встал и, не промолвив ни слова, последовал за товарищем. В лавке Этьен принялся кричать, что все это плохо кончится, что Жюльен, видно, и вправду ищет смерти.

Жюльен в ответ только улыбался. Разве смерть не была единственным лекарством от терзавшего его сердце недуга?

Едва Ритер вышел из магазина, как Жюльен направился к улице Вильнев. Он шел по дороге, которая вела также и к посту наблюдения, так что ему угрожала опасность встретить Водаса. Он думал об этом. Ритер сказал, что он, Жюльен, ищет смерти. Но чьей? Своей собственной или же смерти подлеца капрала? А может, их столкновение окончится гибелью обоих?

Дойдя до конца улицы, Жюльен остановился возле стены полуразрушенного дома, где некогда помещалось акцизное управление. Теперь он не сводил глаз с изгороди из бересклета, скрывавшей дом Сильвии. Он ничего не ждал. Он знал, что в такой час из этого дома никто не выйдет. Он просто смотрел, как бы стараясь вобрать в себя и запомнить место, где жила Сильвия. Что она сейчас делает? Было ли ей больно? Ведь тут убили его ребенка! Ребенка, которого он так ждал! Действительно ли убивают младенца, когда из чрева женщины насильственно извлекают плод любви? И не бывает ли так, что одновременно убивают и мать? Должно быть, при этом в ней непременно что-то убивают…

Пошел мелкий дождь, и вскоре одежда Жюльена вымокла насквозь. В темноте слабо поблескивали листья бересклета. Вместо того чтобы вернуться в лавку, Жюльен пошел по дороге в Фурш и вскоре очутился среди полей, гораздо выше поста наблюдения. Теперь, когда сумерки уже сгустились, он готов был встретиться с Водасом. Но дорога была безлюдна. В темноте не видно было даже травы. Она только чуть хлюпала под ногами, как намокшая губка. Жюльен часто бывал здесь с Сильвией. И теперь он шагал, вперив взгляд в землю, будто надеялся обнаружить то место, где они лежали рядом.

Возвратясь в лавку, он долго перелистывал небольшой блокнот, подаренный ему Сильвией. На глаза ему попался стебелек ежевики с высохшими и сплющенными листочками.

Все последующие дни были отмечены для Жюльена ужасающей пустотой. Ритер тщетно пытался образумить товарища. Жюльен улыбался, покачивал головой и уходил. Напрасными были все попытки пристыдить его, задеть самолюбие, в нем словно умер даже инстинкт самосохранения, заставляющий человека избегать опасности. Он переходил из одного парка в другой, всюду ища воспоминаний о Сильвии.

Время от времени, словно смутный проблеск света, перед его мысленным взором возникала печальная улыбка матери. Он силился удержать в памяти ее образ, но это ему плохо удавалось.

Точно вспышки молний, в голове у него мелькали и другие горестные воспоминания: крик Одетты, ее полный ужаса взгляд, ее лицо, искаженное ненавистью, вдруг постаревшее и как бы отмеченное печатью смерти мужа, погибшего на чужбине. Теперь перед Жюльеном неотступно стояла такая Одетта, Одетта, яростно оттолкнувшая его, страдающая, испытавшая нестерпимую муку при одном его появлении.

Будет ли у нее ребенок от него? Сильвия согласилась умертвить ребенка, уничтожить, истребить плод их любви, ну а Одетта, даст ли она жизнь зародышу? Нет, вряд ли это возможно. Ведь, помимо всего прочего, Одетта ненавидит его. Между ними встал покойник, погибший вдали человек, которого Жюльен даже не знал. Одетта любила мужа. И теперь, даже мертвый, он все время являлся им. Безликий поначалу, он представлялся теперь Жюльену многоликим.

Смерть. Смерть везде. Смерть повсюду!

На берегах реки Лу в мирное лето. И на берегах реки Лу в другое лето, когда казалось, что мир вновь обретен. Смерть подстерегала в кустах, где юноши и девушки любили друг друга в ту пору, когда еще не была проведена демаркационная линия. Смерть подстерегала в лесу. В огромном лесу, покрывавшем Черную гору, в лесу, который тянулся к воде и сбегал к берегам озера Лампи.

А само озеро Лампи? Служило ли оно приютом любви или смерти? Впрочем, разве это не одно и то же, коль скоро плод той безумной ночи, которую они провели возле озера Лампи, теперь умерщвлен? Мертв, как мертв Каранто. Неужели это крохотное существо уже присоединилось к Каранто, и к Андре Вуазену, и к дяде Пьеру? Уже присоединилось и к мужу Одетты, погибшему под бомбами, и к матери Каранто, старушке, которая умерла в одиночестве?

Отныне все эти мертвецы уже не были мирными спутниками Жюльена. Они были чересчур верны ему. И чересчур деспотичны. Мертвые, они цеплялись за Жюльена, как это делал Каранто, когда был еще жив, как делал Каранто за несколько минут до того, как ушел из жизни. Ушел… Так всегда говорила мать Жюльена, если речь заходила о смерти. Слово «умер», видно, было ей неприятно, причиняло боль. Вот почему она говорила «ушел», и можно было подумать, будто речь идет о какой-то приятной прогулке.

И все же прощальный взгляд Каранто заключал в себе многое! Такой взгляд не скоро забудешь… Как это мучительно: находиться тут же, рядом, и не иметь возможности хоть чем-нибудь помочь. Стоять столбом на берегу и смотреть, как у твоего товарища уходит почва из-под ног, как он погружается в пучину и бросает на тебя потерянный взгляд, ибо чувствует, что берег, за который он хватается слабеющими пальцами, ускользает. В последний миг для Каранто жизнь воплотилась в облике девушки, в ее имени.

Все ли возможное – и даже невозможное – сделал он, Жюльен, чтобы помочь Каранто? Все ли возможное – и даже невозможное – сделал он, чтобы помешать Сильвии совершить то, что она совершила?..

Отныне он ни на минуту не оставался один: все эти мертвецы были тут, рядом, даже последний. Самый маленький. Крошечный. Никому еще неведомый. И его присутствие было, пожалуй, даже более ощутимо, чем присутствие Каранто.

В понедельник утром Жюльен опять сидел на скамье в Епископском парке. В восемь часов Сильвия не появилась. Не появилась она и в полдень, но пришел Ритер и заставил товарища пойти поесть.

В половине второго Жюльен вернулся. На этот раз им владело предчувствие, что Сильвия проедет мимо. Он даже не вошел в парк, а остановился на краю тротуара, там же, где стоял в тот день, когда впервые ожидал ее.

Было прохладно и ясно. Северный ветер поднимал над аллеями парка охапки мертвых листьев, они неслись над улицей, цеплялись за столбики балюстрады и повисали там, вздрагивая на ветру, падали наземь и вихрем кружились в водосточной канаве вдоль тротуара.

Может ли человек вновь пережить то, что уже однажды пережил? Может ли он снова вернуть час, который канул в вечность два года тому назад?

Велосипедисты все чаще появлялись на улице Вильнев, проезжали по мосту и уносились по направлению к центру города.

Около двух часов Жюльен испытал такую сильную и длительную боль, что у него перехватило дыхание. На мосту показалась Сильвия. Она очень прямо сидела в седле и неторопливо крутила педали. Ветер раздувал ее юбку, и она придерживала ее рукой. Распущенные волосы взлетали кверху, открывая шею, затем снова падали на плечи.

Поравнявшись с Жюльеном, она слегка повернула голову и пристально посмотрела на него, не переменив, однако, позы.

Он нерешительно поднял руку.

– Сильвия!

Жюльену показалось, что он выкрикнул это имя, но на самом деле он чуть слышно произнес его. Око так и не вырвалось на волю из стесненной груди.

Он успел заметить, что Сильвия бледна. И вот она уже пронеслась мимо.

Как и в день их первой встречи, взгляд девушки сказал ему все.

Жюльен проводил глазами белое, быстро расплывшееся пятно ее шерстяного жакета, оно внезапно исчезло за углом здания, где помещался театр.

И только тогда Жюльен понял, что он уже ничего больше не ждет. Он пришел сюда, желая убедиться, что Сильвия жива. Но отныне все кончено. Смерть сделала свое дело, и это было, пожалуй, еще ужаснее, чем если бы она унесла саму Сильвию.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю